КВ - 1. Три недели в настоящем

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ

    Время словно песок, возникающий ниоткуда и утекающий в никуда. Секунды – песчинки прошлого остаются только в памяти, но со временем и оттуда вымываются потоком времени.
    А мы оглядываемся на день минувший, с сожалением понимая, что ничего изменить там не в силах, руки коротки! Поэтому начинаем перепридумывать прошлое, стараясь сделать его красивее, приятней для себя. И скрываем или сваливаем на других свои ошибки, и приписываем себе всё, до чего в состоянии дотянуться.
    Завтрашний день видится ближе вчерашнего потому, что там есть возможность всё изменить, сделать по-другому. Лучше или хуже, поймём позже, когда будет результат.
    Но это ошибка! Вчера и завтра, в какой бы удалённости ни находились, располагаются ближе, чем кажется, и путешествия во времени существуют!
    «Arianespace SA ensemble avec Laboratoire de physique de l';nergie temporelle. Evry. R;publique fran;aise. 21/09/2066.
    L'exp;rience 1512 a montr; l'admissibilit; d'un d;calage du moment de la r;ception du signal avant le moment de la formation de pr;s d'une milliseconde.
    Ainsi, la possibilit; de l'existence d';v;nements pr;c;dant la fin du processus avec une fiabilit; sup;rieure ; 99,9% a ;t; prouv;e. Le doctorant sous contrat, le professeur Pierre Victor Jamin, commentant le r;sultat de l'exp;rience, a d;clar; que cet ;v;nement ouvre la voie au voyage dans le temps dans les prochaines d;cennies …»
    «Арианспейс SA совместно с Лабораторией физики энергии времени. г. Эври. Французская Республика. 21.09.2066.
    Эксперимент 1512 показал допустимость сдвига момента приёма сигнала раньше момента формирования почти на миллисекунду.
    Таким образом, доказана возможность существования событий, предшествующих окончанию процесса с достоверностью, превышающей 99,9 %. Контрактный докторант профессор Пьер Виктор Жамен, комментируя результат опыта, сказал, что это событие открывает дорогу к путешествиям во времени уже в ближайшие десятилетия…»

Глава 1. «Котлы»

    В тот раз батя, с серьёзным лицом чтобы не обижать дарившего, сказал мне на ухо:
    – Когда я ещё учился в школе, такое у нас называли «котлами»!
    Я прыснул: «котлы»! Что-то связанное с генерацией пара в энергоустановках или утилизацией тепла. В худшем случае с приготовлением пищи. Большое и страшно неудобное!
    Наручные часы, которые на шестнадцатилетие подарил дядя Витя, были точно из разряда котлов, лишь при избытке воображении, кто-то мог сравнить их с Умными часами.
    Прибор был большим и неудобным для пользования. Тяжёлый воронёный корпус размера немногим меньше хоккейной шайбы. На циферблате едва различимы мелкие цифры текущего времени, а по периметру торчат какие-то декоративные кнопки. Я сразу отказался от мысли рискнуть надеть это недоразумение на руку.
    Поблагодарил дядю Витю и сунул в карман. Потом он позвал, хотел что-то сказать, но передумал и махнул рукой.
    Уже вечером я рассмотрел подарок внимательнее и разглядел один плюс. Их широкий браслет с чёрными змейками гляделся стильно. Браслет тёмно-коричневый сверху с нижней стороны сиял золотом. Но это было единственным, что мне понравилось.
    И я сунул подарок в коробку для ненужных вещей и про часы забыл.
    И началась обычная жизнь. Закончил школу и институт, переехал в свою квартиру на Правобережной. И коробка с часами напомнила о себе только когда надо было найти ключик от смартфона в том ворохе железа.
    Выбрасывать часы не собирался, что-то подсказывало выяснить причину этого нелепого подарка. А дядя Витя, единственный брат моего отца, умер два года назад. У него был запущенный рак и помочь уже ничто не могло. У него остались только малявка дочь, моя двоюродная сестра Лика, и её мать, вдова Виктора Александровича.
    А мы с отцом эти два года вдвоём честно ухаживали за могилкой на разросшемся и загустевшем городском кладбище. В прошлом году справили ему там серый гранитный памятник. И туда никто больше из его оставшихся родственников не приходил. Даже чтобы положить цветы. Хотя, дочка, как мне казалось, его очень любила.
    И часы эти у меня с отцом остались единственной вещью в память о нём. Дядька был хорошим человеком, всегда интересовался как живу и выслушивал меня внимательно. И теперь я с большим сожалением вспоминал, что тогда, шесть лет назад, он хотел мне что-то сказать, но почему-то не сказал.
    В новогодние праздники были свободными несколько дней, я извлёк часы из коробки, смахнул пыль, потёр пальцами позолоту браслета. Удивило, что время часы до сих пор исправно показывали.
    Шесть лет – для батареек срок немалый! И я, чтобы посмотреть, сколько часы смогут протянуть, положил их на видное место на своём столе.
    Но время шло, а часики по-прежнему точно отсчитывали ход времён. Точно причём уже буквально. Оказалось, синхронизированное со всемирным, время на моём ноутбуке было практически таким же. Менее одной секунды разница! Это меня уже не удивило, потрясло! При всех корректировках всемирного времени, произошедших за годы, они настойчиво продолжали показывать верное время!
    Досуга, который я мог бы потратить на часы, у меня не было. Работа, снова работа и ещё подработка… Даже в положенные выходные находилось что-то, что отнимало весь досуг. Экономически это как-то компенсировалось, но я устал чувствовать себя безвинно ущемлённым. И старался избегать переработок, как это делали многие.
    А часы на видном месте стола теперь уже притягивали и продолжали удивлять! На верхней строке кроме часов, минут и секунд, были месяц и год. Словно на знаменитых швейцарских Патэ Филипп! Это было круто, круче всего остального!
    Чёрное пространство циферблата под верхней строкой часов, которое только казалось пустым, при более тщательном осмотре, выявило четыре строки, разделённые серым тонким пунктиром. Что там могло быть? Может века? Или терции и другие мелкие моменты времени.
    Это была просто какая-то Машина Времени! Мощный прибор, определяющий текущий момент времени.
    Но в начале весны, когда ещё во дворах не начали оттаивать автоподснежники, а на газонах уже начал темнеть снег, у меня выпал короткий двухнедельный отпуск. В отпуск выгнали внезапно, я не был к этому готов, и справедливо решил, что пришло время навести у себя порядок. В частности, разобраться с этими моими чудаковатыми часами. Я думал, что потрачу на это время с утра до обеда и начал сразу после восхода солнца.
    Корпус и браслет, когда я взял часы в руку, были тёплыми. Если бы в комнате не было так прохладно, это было бы незаметно, но когда всё остальное было не таким тёплым, разница была заметной.
    Я часы положил на стол. Пришла пора попытаться что-нибудь сломать. Декоративных кнопок была уйма и все они без исключения легко нажимались, но ничего от нажатий не менялось. И это лишний раз подтверждало их несерьёзную декоративность.
    Странно, что и самая большая кнопка установленная особенно дико, заподлицо на нижней, золотой, стороне корпуса. И закрашена она была, вероятно, каким-то ярким красным лаком. Это не могло быть декорацией, иначе её установили бы на виду.
    И возле неё никаких надписей не имелось, как возле остальных. Я пробовал надавливать, но также безрезультатно.
    Придирчиво осмотрел корпус, может, были какие-нибудь тайные выдвижные панельки, как в смартфоне… Никаких прорезей и швов на корпусе не нашёл. Весь корпус оказался литым. И я подумал про батарейку. Где она была и как её можно было достать? Безуспешно пробовал отковырять красную кнопку…
    Если внутри не батарейка, а аккумулятор, то не было разъёмов, для подключения, и беспроводной зарядки раньше не было.
    Поначалу часы мне казались изготовленными каким-то гаражным умельцем. Но теперь, когда я немножко разобрался, всё виделось по-другому. Штучка была весьма и весьма крутой, только неизвестного производителя. Никаких логотипов на корпусе не было.
    Часы были очень тяжёлыми. Полкило, не меньше! Я подумал, как же такое носить и попытался пристроить на левую руку, где обычно и носились часы. Великолепный глидерный браслет из восемнадцати змейковидных звеньев с промежутками, был великоват и болтался на руке. И замка для застёгивания и регулировки не было.
    Я взялся за браслет и немного подвигал по руке. И случайно зацепил пальцем какую-то выступающую сбоку детальку. Она, щёлкнув, утонула в браслете, часы устрашающе вздрогнули и загудели. Что эти полуживые часы такое могут, я не ждал и струхнул, пытаясь выдернуть из браслета кисть. Но это было уже невозможно.
    За секунду браслет стянулся и, смыкаясь звеньями, плотно прижался к руке. Гудение тут же прекратилось и руку стало невозможно вынуть. Дьявольщина какая-то! Я попытался отыскать ту детальку в браслете, включившую стягивание, и не нашёл. Ничего похожего на браслете теперь не было…
    А на циферблате снизу засветилось что-то зелёное. Стал вспыхивать мелкий зелёный светодиод в форме валентинки. Моргал светодиод с переменной частотой. Я не сразу сообразил, что он вспыхивает вровень с моим пульсом, который поднялся из-за этого случая с браслетом.
    Я, когда успокоился, посчитал, что это какая-то маленькая победа. Успех небольшой, но стоило продолжать. Возможно безжизненные кнопки воскреснут.
    Одна из кнопок, со стороны кисти, при нажатии оживила ноль на строчке ниже верхней, показывавшей время. Свет цифры был белым и ярким. Я ткнул пальцем кнопку рядом. И белый ноль засветился на третьей строке. Повторные нажатия ни к чему не привели и я понял, что этими кнопками открыл для записи два непонятных разряда. Ещё бы узнать, как вписывать в эти разряды числа.
    Это была уже интересная игра! Стоило попробовать с другими кнопками. С той стороны были ещё четыре, разбитые на две пары. Я стал их испытывать по очереди. Они, как и ожидалось, стали менять в разрядах числа: одна пара прибавляла сотни и единицы, другая вычитала. И стали появляться отрицательные числа.
    Чтобы обвыкнуться с этим, немного поиграл с кнопками: прибавлял и убавлял. Потом, наигравшись, не стал обнулять. Ведь, даже если это какой-то заумный калькулятор, был смысл в числах, отличных от нуля!
    С противоположной стороны корпуса, были ещё три кнопки. Одна крупная, выступающая и две мельче, утопленные в углубления. Нажатия на них ни к чему не привели. Я немножко поколебался и решил испытать нажатия вместе.
    Вообще так развлекаться мне понравилось. Загадки неизвестного мастера, создавшего этот артефакт, я разгадывал одну за другой! Жалко будет, когда всё закончится.
    Сперва надавил обе, расположенные в углублениях и тут же отдёрнул руку в ужасе!
    Нет, в часах ничего ужасного не произошло, но какой-то неестественный звук, возник в прихожей, угрожающе медленно проревел по коридору, лязгнул у двери и в комнате затих возле окна!
    Когда всё затихло, я смахнул со лба холодный пот. Это было непонятно что!
    И пусть никто не говорит, что мне показалось с испугу! Всё было как раз наоборот. Сначала из прихожей долетел рёв, и потом я испугался. Было чувство, будто какое-то чудище заорало нечеловеческим голосом и сунулось ко мне…
    Я огляделся, но звук ничего после себя не оставил. Всё было как прежде. Точка в пространстве, где звук исчез, была между мной и стенкой. Но, кроме неподвижного воздуха в этой точке ничего не было!
    Правда, у верхних соседей начал лаять Цезарь, обычно смирный пудель. Но теперь он залился, как в истерике. Конечно, мог он облаивать кого-то на улице.
    Я неуверенно встал, отодвинул табурет и шевельнулся к окну. Но выглянуть не успел. Новый звук, на этот раз что-то вроде вздоха, донёсся из коридора. У меня даже волосы на макушке зашевелились, и мурашки побежали по спине.
    Снова тявкнул Цезарь. На улице сосед с восьмого этажа парковал за домом свою машину. Наш подъезд первый, а парковаться во дворе уже негде, вот и ставит за домом.
    А я пошёл проверить, что же шумело здесь. Обход квартиры ничего не дал. Всё вроде осталось как было. Дверь закрыта, в санузле, в коридоре и на кухне никто не прятался. Что это за нематериальный рёв пронёсся по воздуху? Какое стелс-чудище могло так шуметь?
    Я вернулся к себе и тщательно осмотрел стены и потолок. Всё было как обычно.
    Потом проверил свой, стоящий на зарядке в прихожей, телефон.
    Ну, нет! Я по звукам отличу свой смарт от сотен других!
    Когда ставил телефон на место, рука зацепила лежащую рядом ручку и та улетела на пол. Ручка лежала почему-то не на месте, я привык держать её с другой стороны тумбочки. К тому же, перед тем как пасть, она лежала на пачке розовых стикеров, которая тоже была не там где надо.
    На верхнем листке была надпись. Это был крайний непорядок! Обычно, записав что-то, я верхний лист отрывал… Поэтому, чтобы восстановить порядок, я оторвал верхний листок. Там была надпись: «Осторожно. Часы». Фраза была не законченной, последняя «ы» имела коротенький задний крючок, за которым тянулась длинная полоса.
    И почерк был моим. Так обычно я пишу, ускоряясь к концу строки. И буква «т» очень похожа на мою, она напоминает печатную с маленьким крючком под идущей на взлёт верхней полоской.
    Но я не помнил, чтобы писал про часы, скомкал листок, и бумажный шарик сунул в карман: разберусь после… В комнате снова вернулся к окну. Нахальный голубь слетел на ветку осины перед окном и уставился на меня то одним, то другим глазом. Я махнул рукой. Голубь взмахнул крыльями, но не улетел, наглый попрошайка!
    При новом взмахе почувствовал тяжёлые часы. На верхней строчке было «10.56. 10.03.2018». Это был мой первый легально свободный день в этом году.
    Удивление вызвало то, что увидел ниже! На второй и третьей строчках светилось «-1512» и «14». Оба числа были чётными и делились на семь. Это меня ещё в школе научили быстро определять. Исключительное сочетание, но вышло-то оно случайно, пока баловался.
    Посчитал такое удачным! В сочетании была красота правильных чисел. Правда, красивую картинку немного портил минус… Но менять теперь я ничего не стал. Тем более, что смысла в такой замене не видел. Пусть остаётся, как вышло!
    И решил продолжить эксперименты с кнопками, прерванные звуковыми иллюзиями. Теперь, когда всё успокоилось, я снова надавил на обе притопленные кнопки. И ничего не поменялось, чёрный циферблат остался в прежнем состоянии. Тогда, ни на что уже не надеясь, прижал выступающую и надавил на находящуюся рядом утопленную.
    Рядом с зелёным «сердечком» засветилось ещё что-то. Сигнал сверкнул и стал помаргивать с определённой частотой. Это было уже кое-что! Не отпуская выступающую, я надавил на следующую кнопку в углублении. Тот сигнал успокоился и остался гореть ровным голубым светом. Ярким, как режущее пламя ацетиленовой горелки.
    До сих пор всё говорило о том, что я действую правильно и приближаюсь к какому-то ожидаемому результату.
    Сложная игрушка получилась! Но меня порадовало с какой скоростью я добился прогресса, из никчемных, пролежавших много лет без дела «котлов» выходила какая-то хитрая бестия…
    Зачем нужны были эти премудрости, было непонятно… Да и кнопок, чтобы играть в разгадку не оставалось… Последняя большая и красная кнопка под корпусом ещё была не опробована. Я сунул туда палец, но тут же себя остановил.
    Эксперимент ради эксперимента мог привести к чему угодно! В том числе и к серьёзным последствиям. Что произойдёт, если нажать? Есть небольшая вероятность, что эти хитрости приведут к глупому розыгрышу. Выскочит откуда-нибудь зонтик для коктейля, часы закукарекают петухом или что-нибудь покруче. Да, по всей вероятности будет смешно.
    Но нельзя отмахиваться и от менее забавных последствий…
    В чёрных часах с ослепительно белыми знаками теперь был какой-то пиратский шарм! И небывалые возможности: браслет сам подгонялся по руке, на часах фиксировался пульс, и они много лет показывали точное время.
    Крутейший хронометр, я даже не слышал о подобном!
    И теперь такая штукенция оказалась в моей собственности! Хотя, я и не понимал, зачем и для чего. И какого эффекта добьюсь, нажав последнюю кнопку…
    Чтобы всё окончательно для себя урегулировать, решил не оттягивать больше момент истины. Сунул под корпус указательный палец и подушечкой нажал до лёгкого щелчка. Некоторое время думал, что снова ничего не выйдет. На циферблате ничего не изменилось.
    Но тут же своим запястьем ощутил изменения: металл часов стал быстро нагреваться. И вместе с теплом, будто слабый электроток пробежал по коже, до кончиков пальцев на ногах. И даже волосы на голове шевельнулись, как от порыва ветра. И тут же на циферблате всё засветилось, даже на нижней четвёртой строке, куда я ничего не заносил.
    А лицо и руки окатило ледяным ветерком. Потом встряхнуло так, что чуть не разорвало на две половинки. Меня толкнуло неизвестно откуда и я отлетел к стене. Но среагировал, успев сгруппироваться, удержал равновесие и распрямился. Всё вокруг вспыхнуло! Свет в комнате стал небесно-голубым и нестерпимо ярким.
    Весь этот перечень событий я составил уже после, основываясь только на своих внутренних ощущениях. Но что из всего этого было раньше или позже потом было не понять. Вероятно, всё случилось одномоментно. Нагрелось, вспыхнуло, подуло и толкнуло…
    И я, намереваясь снова сесть, шагнул к табуретке, и вдруг увидел там сидящего парня, очень похожего на меня! В той же футболке с надорванным рукавом, с такой же, с утра не видившей расчёски, шевелюрой…
    Тот, что сидел, как и я перед этим, сосредоточенно держал палец под теми самыми часами на руке. Двойник или…
    Подумалось вдруг, что так и описывают сведущие люди смерть! Я как бы выпорхнул из своего тела, и увидал себя со стороны. Сейчас должен открыться портал и меня всосёт и унесёт…
    Это была смерть и мне этого не хотелось!.. За что?.. Так нечестно!..
    От чудовищной несправедливости я просто не мог вздохнуть.
    Но портал не возник. А двойник, сидящий на табурете, будто очнувшись, стал вытягивать палец из-под часов. Интересно, он остался живым и двигался! Я посмотрел на собственные руки в голубом сиянии и перевёл взгляд на руки двойника. Они были точно такими же, исключая сияние, которым было всё освещено. И всё же, нас в комнате теперь было двое!
    Он, моя копия, почему-то не видел меня. Продолжал наблюдать за часами на руке, а меня игнорировал… Я хотел окликнуть, или подойти, но не смог. Воздух в комнате стал вязко-густым. И мои движения тормозились в этом ненормальном ледяном воздухе. Я не мог ни двигаться, ни говорить, ни дышать. Этот вязкий ледяной воздух не проникал в лёгкие. И я стал мучать себя безуспешными попытками вдоха. Будто некий затвор не пропускал воздух.
    А тот, второй, в это время, начал набирать скорость. И оказалось, что он всё делает наоборот. У меня в глазах мутнело, когда он вскочил, прыгнул к окну и быстро спиной вперёд и не оглядываясь, вылетел в коридор. И я, щурясь от света, ринулся за ним. Потому как решил: «Надо выйти из квартиры, там снаружи нормальный воздух».
    Мысль о нормальном воздухе взбодрила и придала сил. И я, не обращая внимания на тугой студёный воздух навстречу, кинулся пролагать путь к двери. Когда выходил из комнаты, на миг показалось, будто прошёл прямо сквозь дверь. Наконец, заледеневший, с почти закрытыми глазами, добрался до входной двери и упёрся руками, нащупывая ручку.
    И тут что-то снова произошло. Был толчок и повеяло теплом. Вроде всё вернулось в норму. Свет затмился, и воздух стал тёплым, с запахами, звуками и кислородом… И я, оттолкнувшись руками от двери, полной грудью вдохнул этот сладкий, полный жизни воздух. И от блаженства закрыл глаза.
    Что это было? Внезапное помрачение рассудка или какой-то эффект от часов?
    Яркий свет, густой и студёный, не попадающий в лёгкие воздух и клон, вылетающий спиной вперёд за дверь не могли просто привидеться. Всё было настоящим, реальным. И, кстати, где двойник? Его, вероятно, стоило найти.
    Я осмотрелся.
    В прихожей, кроме меня никого. В воздухе в солнечном луче, протянувшимся из кухни, лениво плыли пылинки… Снова захлёбываясь тявкал соседский Цезарь. Совсем с ума сошёл и никак не мог успокоиться.
    На тумбочке у входа был порядок, стикеры и ручка лежали в своём углу. Вспомнилась записка на листочке, где упоминалось что-то о часах…
    И тут меня окатило открытием! Ведь этот кто-то хотел предупредить, чтобы я ни в коем случае не нажимал ту красную кнопку! Кто же он, тот добрый человек? Ведь незаконченное «Осторожно. Часы…» – было именно про то, что случилось! Но почерк был точно моим. Может, это мой двойник меня предупреждал?
    Я сдвинул телефон и взял ручку. Неожиданно пришли в голову разные мысли: ручка, которую я взял с привычного места, сейчас должна лежать на полу, а та записка, написанная неизвестным, вот здесь, в кармане…
    Я ухмыльнулся такому открытию и на чистом листке стал размашисто писать:
    «Осторожно. Часы».
    Внезапно раздались звуки из комнаты, вроде, кто-то двинул табурет и послышались шаги… Так вот же он, второй! Никуда не исчез и почему-то снова оказался в комнате. Я отпустил ручку, и собрался уже шагнуть туда, но не успел…
    Снова множество событий произошло одновременно: подул ледяной ветер, меня садануло в бок и свет померк. Окружающее стало таким тёмным, будто солнце снаружи укрыло плотной грозовой тучей. Ощущение, провала куда-то под чёрный лёд, где дышать невозможно…
    Мне не привыкать, я дружил с водой с детства, сразу инстинктивно задержал дыхание.
    В этом сумеречном мире стали мелькать какие-то тени. Всё было быстрым и разглядеть в полутьме было трудно. Ощущение от их присутствия было пугающим.
    Кто они, что делают в моей квартире вместе с моим, больным на голову, двойником?..
    А когда снова вспыхнул свет, я упал. Почему? Было реальное ощущение, будто еду в автобусе, водитель тормозит и я, не успев ни за что ухватиться, валюсь на пол.
    Когда я вставал, мир уже стал нормальным. Прорубь кончилась, стало тепло и я мог дышать и свет снова стал ярким.
    Огляделся… Опять никого! Мелькающие тени бесследно растаяли. Заглянул в кухню, в санузел, в комнату: никого. Чертовщина! Куда все эти подевались?
    Не мог же я их себе вообразить! Я слышал шаги, и своего двойника разглядел подробно.
    И, в то же время, этого не могло быть! Потому что я – это я, а не мы. И видел я кого-то другого!
    Я сел за стол и снова попытался снять часы. Всё страшное уже произошло и на них ничего, кроме зелёного сердечка, не светилось.
    Нагрев металла кончился. Какой-то рычажок на браслете наконец сдвинулся, щёлкнул, часы загудели, и моя рука стала свободной. Чёртово устройство!
    Хоть и было жарко после купания в ледяной «проруби», я чувствовал ещё какой-то озноб. То, что случилось, трудно назвать весёлым. Почему-то вспомнился путь Геракла в царство мёртвых Аида. С этой сказкой познакомила меня мама и там всё настолько же было ужасно! Мертвенно-тусклый свет, холод и тени неживых…
    Я разжал пальцы и страшные чёрные часы тихонько притаились на столе. Хотя повода бояться их уже не было, но снова прикасаться к ним я не хотел. Что же такое, этот чёрный артефакт? Может какое-нибудь «психотронное» оружие?..
    Да, слово оружие было самым подходящим. Мирным, безобидным назвать артефакт трудно.
    И если это оружие, то был очень странное, воюющее со своим владельцем. Может, какая-то шпионская ловушка? Вроде подарка со скверной преднамеренностью. Ведь «котлы» в реальности и были подарком.
    От такой мысли я почувствовал унижение. Но остановить поток сарказма было трудно.
    И к тому же, если это ловушка, то и результат кем-то предполагается простой, и действия к нему приводящие, тоже должны быть случайными или примитивно простыми. А чтобы только запустить весь этот кавардак, необходимо было проделать ряд непредсказуемо сложных операций в определённом порядке, шаг за шагом…
    Может, сделал что-то неверно и это привело к неверному результату? А к чему тогда должны привести «правильные» действия?..
    И я стал разбираться. То есть, начал расследование!
    Итак, с чего началось?.. И как я всё выполнял по шагам?.. И почему я делал так, а не иначе?
    И тут же сам себе ответил: потому как последовательность операций была предусмотрена конструкцией.
    Красная кнопка спрятана под корпус, её нажатие предусматривалось после остальных, по другому она не работала. А раньше я закрепил часы на руке: щёлкнул рычажком на браслете, браслет притянулся и появилась зелёная точка… Фиксация на руке и была первой правильной операцией, на которую ответил софт.
    И я продолжил. Если ответа на действие не было, менял тактику и приводил ситуацию к надёжному следующему шагу. И это привело к красной кнопке и всей последующей жути…
    Хоть, вероятно, и не стоит относиться к своим действиям настолько серьёзно, ведь причиной могло стать какое-то побочное действие. Выстрел был и куда-то ушёл, а отдача сыграла со мной злую шутку…
    В конце концов, часы были бесхозными давно, и, могло случиться, от бездействия вышли из строя. С автомобилями такое было обычным делом…

    Близился полдень. Часы, будто совсем не причём, невинно лежали на столе, а я решил, что для снятия нервного напряжения необходимо сходить в магазин за чем-нибудь вкусным.
    Просто хотелось есть. Пришло время обеда и завтрак был безнадёжно пропущен.
    Последний раз я обедал дома сто лет назад! Закусочные, кафешки и чебуречные стали чертой повседневной жизни. И готовить для себя отучили.
    Другое дело Димка Калашников, мой друг. Он только для собственного удовольствия тратил часы, чтобы приготовить нечто экзотическое. Но и простое у него недурно выходило. Любитель кулинарии! Профессионалы ему бы обзавидовались!
    Занятно, что именно в этот момент я вспомнил про Димку-Профессора. Кто и когда его так назвал, никто не помнил. Но это прозвище ему идёт!
    У него есть «профессорское» брюшко, обширные залысины, доходящие почти до темени и он, как Гарри Поттер, носит винтажные круглые очки.
    Отпетый домосед и хлебосольный хозяин. К нему можно было прийти далеко за полночь и чувствовать себя, как дома.
    Почти как кулинария, его интересовали вопросы науки. Ещё Димка был благодарным читателем. На его компьютере чудовищных размеров электронная библиотека. Он начал собирать книжки давно, когда больших проблем по скачиванию ещё не было.
    Вот в музыке он не разбирается. Впрочем, в наше время, когда все поголовно считают себя профессиональными музыковедами, это тоже преимущество.
    Кто ещё, кроме Калашникова, сможет помочь разрешить эту проблему со страшными часами. Связался с Димкой, моя новенькая корейская трубка тотчас отозвалась:
    – Завтра-завтра, не сегодня… – и голос у Димки такой злой.
    – Чего завтра? – не понял я.
    – А, это ты, Валера!.. А меня… в общем, с раннего утра начали поздравлять будто именинника… Кретины! Вот я и сорвался. Я устал уже всем объяснять, а они звонят и звонят… Шутки такие!.. У тебя-то как?..
    Я сам совершенно забыл, что завтра, одиннадцатого марта, у моего друга приключится день рождения. И обрадовался, что позвонил именно сегодня.
    Как дела? И мне захотелось Димку поразить:
    – А я тут бомбу откопал…
    – Бомбу? – ожидаемо взбодрился Димка. – Ну-ка колись!
    И я «раскололся». Объяснил, что у меня есть такая штука в виде часов… Димка оживился больше:
    – Так они у тебя? Давай с часами ко мне! Я сейчас борщ готовлю… Пообедаем и разберёмся. Ты, Валерка, через магазин пойдёшь, купи каперсов маринованных баночку, и сметану… И хлеба белого…
    Такое он просил у всех приходящих, сам таскаться за покупками не любил.
    Когда я собирался, на тумбочке, на верхнем стикере не оказалось записки, которую я не успел оторвать, и ручка снова лежала на полу.

Глава 2. Профессор

    Калашников парень не худенький, килограммов за сто двадцать. И обхват талии смело приближается к полутора метрам, при таком же росте в метр пятьдесят. Как шарик. И это не удивительно. Страстный любитель вкусно поесть и неисправимый лежебока! Ходить на работу и там тратить драгоценное время, ему было противопоказано с института. Работу по окончании он нашёл надомную, которая ему особых дивидендов не приносила, но позволяла иметь больше свободного времени. А избыточная и неизрасходованная энергия проявлялась постоянно в желании всё расследовать, давать ценные советы и помогать всем, кто бы в этом ни нуждался.
    С Димкой я познакомился когда мы заканчивали Политех. Меня к нему привёл бывший одноклассник. В иные дни к Профессору было трудно протолкнутся. Про дни рождения я вообще не говорю! Он был центром своей собственной вселенной, где всё крутилось вокруг него.
    Едва я вошёл, Димка спросил:
    – Ну, где там твой артефакт? – здороваться и прощаться в его доме было не принято. Поэтому никто не заморачивался из-за приветствий и все приходили и уходили, когда кому было надо. Практически, по-английски, или, как считают сами англичане, по-французски.
    Мы с Профессором устроились на кухне, которая у него была главной комнатой. Я достал пакет с часами. Опасался случайно включить.
    – Ух, ты! – с уважением произнёс Дима, подкатившись сбоку и цепляя на нос очки.
    Потом взял в руку и стал крутить.
    – Не кустарщина, однако!.. И годы отмечает? Вот это да! Браслет золотой… А что такое «реж» и «зап»?..
    Я с надписями на корпусе не разбирался, поэтому пожал плечами.
    – А инструкция есть?
    – Ты что, дурак? – вырвалось у меня.
    Какая инструкция? У вещи даже упаковки не было. Так и перекочевала из рук в руки. Димка огорчился, отмахнувшись от меня, сказал:
    – Ладно! Разберёмся!
    И мы сели разбираться.
    – Говоришь, психотронное оружие?.. – усмехнулся он моей гипотезе. – Это выдумали игроманы, и такого в природе не существует!
    Я спорить не стал. Димке виднее. Но когда в рассказе дошёл до своих действий с кнопками, Профессор потребовал:
    – Поподробнее, поподробней!
    Пришлось максимально подробно изложить всё, что запомнил, кратко описал некоторые детали моих приключений. И эти детали ещё больше подогрели его интерес. Впрочем, в подробности я не вдавался.
    – Ты видел своего двойника? – и Димка, как мне показалось, скептически хмыкнул.
    Я кивнул. Верно, померещилось или как, но я двойника видел и мог бы описать это видение. Даже вспомнил увиденную в ярком свете царапину от бритвы под ухом, которую и в зеркале-то не видно, я знал о ней лишь по ощущениям. Но я не спятил, и понимал, что это глюк, с реальностью связанный лишь условно. У меня, вроде как, сновидение наяву случилось.
    – Чьё, интересно, производство? Даже названия никакого нет. – Димка разглядывал часы, пытаясь найти на разных частях логотипы. Потом оставил это. – Хорошо! Теперь возьми у меня на столе бумажку, ручку и пиши…
    Утомительная для кого-то изыскательская работа Димку странным образом вдохновляла. Я принёс листок, ручку и уселся за стол. А Профессор начал:
    – Вот… кнопки… первая… плюс, икс сто… Это название. Так и пиши!..
    И мы переписали все надписи на корпусе. Включая и рычажок браслета, запускающий стягивание, он был обозначен куцым зигзагом молнии. Группы кнопок справа были объединены надписью «ВЫБОР», а кнопки слева – «ЗАЩИТА». В выгравированных на корпусе буквах краски не было, поэтому разглядеть надпись на кириллице было трудно. Пришлось включать тактильные датчики и определять всё подушками пальцев. Последним пунктом я записал: «11. без обозначения красная…».
    И, по совету Димки, я тут же вписал, что, на мой взгляд, эти кнопки делают. Включают-переключают, прибавляют-вычитают… Только у последней одиннадцатой, по понятным причинам, писать ничего не стал: не знал я, что делала эта чёртова красная кнопка.
    Когда закончили, Димка надолго замолчал, тупо глядя куда-то мимо меня. Какое-то время спустя я стал пытаться звуками снова пробудить интерес к работе. Но никакого отклика не получил и оставил беднягу в покое, пусть думает.
    Хотя, о чём думать, было непонятно. Ведь нужно было только выяснить как функционирует эта опасная штука и для чего на крайний случай может пригодиться… Мы переписали кнопки, и Димка впал в прострацию. Время от времени, у него такое случается.
    За неимением лучшего я откинулся на спинку уголкового дивана и стал ждать.
    Через какое-то время Дима очнулся и посмотрел на меня. Лицо у него стало каким-то одухотворённым, будто придумал нечто гениальное.
    – Ты помнишь, сколько времени длилось… Ну, когда это началось и потом закончилось… Всё, что случилось…
    – Дим! – прервал его я. – Давай чем-нибудь серьёзным займёмся. А моё состояние пусть потом психиатры оценивают. Люди в белых халатиках…
    – Ты ошибаешься! – вздохнув, возразил Димка. – Это очень-очень важно!.. Так сколько времени тогда прошло?
    Дима в своей уверенности был непереносим. Я вздохнул и попытался вспомнить.
    За это время меня ударило, скинув с табуретки, потом я следил за двойником и вслед за ним проламывался через вязкий замёрзший и словно инеем искрящийся воздух. Затем, когда упёрся в дверь, всё прошло. Я отдышался, осмотрелся, начиркал на бумажке, и услышал звуки в пустой комнате. И тут снова завертелось… Для меня это время было безумной вечностью.
    Но я назвал более реальные цифры:
    – Несколько минут, наверное…
    Димка хмыкнул:
    – Минут, не секунд?.. Только точно!
    Я пожал плечами:
    – Ну, да… Х-хотя… не знаю… Может, и одну минуту… или даже около того.
    Димка удовлетворённо пошевелился, меняя позу.
    – А могло быть, например, четырнадцать секунд?
    – Сколько? – возмущённо крикнул я.
    – Четырнадцать! – он при этом почти торжествовал. Как будто четырнадцать секунд имели какое-то особое значение. Как очередное доказательство теоремы Ферма.
    Огорчать друга не хотелось. И я бы ещё мог согласиться на сорок, дайвер с трёхлетним стажем, и за небольшую часть того времени, что длилась эта ерунда, начал реально задыхаться… Да скажи я о таком, в меня пальцами тыкать начнут: чудо-дайвер!
    – При всём желании, Дима, нет! Между этими событиями была куча времени! Точно больше четырнадцати…
    Он сник. Мы помолчали пару минут. И я, только чтобы утешить друга, сказал:
    – А вот времени в промежутке, когда мир был адекватен, – я подумал, что это время того островка между ярким голубым сиянием и багровым сумраком, во время которого я мог дышать, было близко к Димкиному. – действительно было секунд десять-пятнадцать…
    Димка посмотрел на меня внимательно, молча открыл рот и в глазах снова проснулся восторг:
    – Ха! Точно! – выдохнул он. И, словно восклицательный знак, поднял указательный палец. – Ведь все до сих пор считали, что это происходит мгновенно… Чик! – и там…
    – Какое такое это? – сощурился я.
    – Ты не понял?.. – Димка почти веселился над моей тупостью.
    Я попытался сосредоточиться на его словах… Что, интересно, я думал, что происходит мгновенно?.. Ничего в голову не приходило. И я честно помотал головой. Не знаю!
    – ПРОЦЕСС… ПЕРЕМЕЩЕНИЯ… ВО ВРЕМЕНИ!
    Димка изрёк это так торжественно, будто объявлял о выходе на подиум Элтона Джона, или о визите приглашённого Нобелевского лауреата по физике… «Во времени», придумал тоже! Начитался фантастики и городит теперь. Я был расстроен, отвёл глаза от лучащейся счастливой физиономии Димки.
    – Да ты что?! – затряс он меня за плечо, я отмахнулся. – Ну, посуди сам!.. Надо просто сопоставить факты!.. Подумай, Валерка, как ты можешь увидеть себя со стороны, а?..
    Он требовал ответа, я криво усмехнулся: всё, что касается зрения, почти всегда зависит от состояния головы. Неужто ему непонятно?!
    – В зеркале! – ответил я. – Я мог и привидение с крылышками увидеть. Ты в крылатые привидения веришь?
    Профессор в привидения, конечно же, не верил и продолжил с прежним энтузиазмом:
    – Твой двойник сперва двигался медленно…
    – Он вообще не двигался сперва… – язвительно перебил я.
    Но Димка на это не обратил внимания.
    – Изменения в направлении вектора времени – это ёмкий переход. Необходимо не только остановить течение времени, но и пустить обратно. Сначала твой двойник остановился, а потом стал двигаться наоборот… Вы двигались во времени в разные стороны, поэтому ты и видел как твой клон шёл спиной вперёд…
    – Да ты фанатик!.. И где же та «машина времени», чтобы менять твоё направление вектора?.. – я говорил, как можно язвительнее, и считал, что мой железный аргумент вернёт Диму обратно в земную реальность.
    Сказать сказал, но тут же сам споткнулся. Я недавно этот прибор тоже называл машиной времени. Имея в виду машинку, регистрирующую время, которая несоответствий в физике не несёт. Но это были только слова. Мне надо придумать весомый довод, но без «машины времени».
    – Ну?.. Ты сам понял! – обрадовался моей заминке Профессор. – Это и есть машина времени!
    И он сунул мне в ладонь тяжёлые часы. А я не мог подобрать чем сразить Димку наповал. Всё казалось либо банальным и шаблонным, либо откровенно глупым. Философские доводы о невозможности движения вспять, он бы отмёл, сославшись на столпов своей любимой физики: раз не запрещено, значит так может быть!
    Наконец, догадался обратиться к житейской мудрости. Точнее, к прочитанному когда-то у фантастов Громовой и Нудельмана: на такую машину должна работать электростанция!
    – Ты Дима, хоть представляешь, сколько энергии надо для такого простого перемещения во времени целой Вселенной? Я стою на месте, а огромная Вселенная рысью бежит вспять… – и я искренне засмеялся.
    – Всю Вселенную не трожь! Это ты, вирус теплокровный, скакал взад-вперёд… Вселенная при этом даже не шелохнулась!
    Это снова были слова без фактов, Дима меня не убедил!
    Неужели же Вселенная, как считает он, одновременно существует во всём множестве своих времён? Если бы так было, всё бы давно запуталось! Мир движется только в одном направлении, а какие-то часы с лёгкостью могут двигать человека по всем временам туда-сюда… Я был законченным реалистом, но всё же оказался бессилен возразить, кончились аргументы. Все, кроме одного, последнего, ненаучного.
    – Значит, машина времени, говоришь? – я покрутил у него перед носом часами. – Будь любезен, покажи, как работает.
    И я сунул часы ему в руку. Если сможет, пусть покажет. Дима сперва смутился. Явно смутился, заморгал и уставился на лежащее на ладони тяжёлое устройство. Я думал это ему вернёт здравый смысл. Но он быстро оправился и уже через секунду бодро заявил:
    – Отличная идея!
    И стал пытаться пристроить часы себе на руку, но это оказалось невозможным в принципе. Только четыре его пухлых пальца сумели кое-как протиснуться в браслет. Чтобы надеть часы на руку, надо было проделать это со всей пятернёй. А не очень широкий и не склонный к растягиванию браслет для этого не годился. Стремясь доказать убедительно, я пытался всё-таки помочь, но, к сожалению, не был Золушкой, и не мог сделать большое маленьким, а маленькое большим.
    Наконец, попыхтев, мы оба сдались, и Дима, с трудом стащив браслет со своих, стиснутых в странную фигуру пальцев, протянул часы мне, сказав:
    – Давай! – он явно имел в виду: «покажи сам!».
    Видно, с ума сошёл. Это почему я должен доказывать его правоту?
    К тому же воспоминания утреннего сумасшествия с призраками были слишком свежими.
    Я покачал головой и поёжился, передёрнув плечами. Ни под каким предлогом я этого снова делать не стану! Пусть кто угодно пробует…
    – Ну, что ты, ё-моё, как ребёнок!.. – видя мои мучения, стал давить Профессор.
    Во время рассказа для Димы я пропустил такие подробности, от воспоминаний о которых у меня до сих пор стыла кровь. О шуршащем воздухе, мелькающих во мраке тенях… Вызывало мурашки даже воспоминание о лае Цезаря с шестого.
    – Утихни! Я не хочу!.. – меня снова до лопаток пробрала дрожь. – Чем бы это ни было, я больше такое переживать не хочу. И можешь считать меня трусом, но я не буду!
    Я думал, уж после такого Дима точно начнёт унизительно хихикать… Но он вполне серьёзно сказал:
    – Ты знаешь, я тоже… я совсем не уверен, что смог бы… А что, это правда страшно?
   Я не поверил ушам, ведь человек только что сам вызвался на такой рискованный шаг.
    – Но ты же сказал, что это отличная идея…
    – Видишь ли… – мой друг хитро поморщился. – я понял сразу, что браслет не моего размера.
    И Дима смущённо заулыбался.
    Так вот оно что! Профессор действовал словно козёл-провокатор на бойне. Привёл ситуацию к тому, что единственным возможным добровольцем оказался я. Хитрец! Воистину, ему в этом случае ничего не грозило.
    Зато я стал привыкать к мысли, что всё равно придётся участвовать в «научном эксперименте». И не хотел, чтобы Профессор считал меня таким уж отъявленным трусом. Были просто ни к чему не обязывающие слова. Но попробовать оттянуть неприятный момент стоило!
    – Ты меня хотел борщом угостить. Может, сперва перекусим?.. – с надеждой спросил я.
    – Хорошо, перекусим. – легко согласился Димка. – Только, ты сам потом не сможешь, с полным-то рюкзаком. Так что лучше налегке!
    Рюкзак, по понятиям Профессора, это мой скромный пресс. Я вздохнул, Димка был, как всегда, прав! Меня, после повторения такого, скорей всего стошнит. Я вздохнул и протянул руку к часам.
    Но Профессор руку перехватил:
    – Постой! Давай-ка сначала мы всё обмозгуем. В прошлый раз ты стартовал сидя?
    – Стартовал?.. – удивился я. – Имеешь в виду, когда нажал красную кнопку? Ну, да!.. Меня ещё к стенке выбросило…
    – Поэтому, лучше стоять и быть готовым к сильному толчку. Что было потом?
    – Потом? Потом был холод, и я стал задыхаться…
    – Вот! – сказал Дима. – Поэтому оденешься тепло и поглубже вдохнёшь перед нажатием красной кнопки… Дай сюда свой Самсунг. Он видео-то пишет? Поставим на запись, и будем всё фиксировать, чтобы ты не говорил потом, что показалось… Так, теперь числовые значения! Ты говоришь, что на второй строке было число с минусом…
    – Да, минус тысяча… пятьсот… двенадцать… – с трудом припомнил я.
    – И ты скакнул в прошлое. Значит, теперь сделаем плюс!
    – Плюс тысяча пятьсот двенадцать?
    – Если это в секундах, то получается… получается… двадцать пять минут с чем-то… Нет, это слишком много. Давай убавим, хотя бы до двадцати. И, наконец, время там…
    – Где?..
    – Ты помнишь, что было раньше, ещё до старта? – внезапно сменил тему Профессор.
    – Конечно! Я же говорил, фигня всякая происходила, был какой-то страшный гул, и собака у соседей гавкала… – охотно ответил я.
    – Про собак не знаю … А гул был оттого, что ты сам появился у себя на пороге. Ты прыгнул на двадцать минут в прошлое, потому что было число с минусом. А теперь мы попробуем в другом направлении. В будущее…
    Димка сказал это как-то обыденно. У него получалось как про поход в магазин за картошкой. Сбегать в будущее! У меня где-то в районе сердца что-то ёкнуло. Видимо, и Профессор за мной почувствовал что-то похожее, так как замолчал, и посмотрел на меня.
    – Знаю, о чём думаешь! – заявил он. – Не бойся, это будущее не за горизонтом. Оно случится через двадцать секунд… для меня, по крайней мере.
    – Всё равно! – сказал я. – Да, хоть через секунду! Зачем пугаешь?
    Это звучало жутковато: приходящее через миг будущее! Димка пожал плечами:
    – Сам себя не испугай… В общем, там, куда попадёшь, – Профессор решил не дразнить. – ты пробудешь… секунд десять…
    Это Димка спросил. Я хотел авторитетно кивнуть, но решил, что лучше принять собственное решение, отличное от профессорского. И, для порядка, обосновать.
    – Знаешь, мне бы тогда очухаться. Давай минуту…
    – Ладно. – кивнул Профессор. – Тогда поставим шестьдесят… Кажется, всё. Пошли готовиться!
    И у нас затеялся какой-то безумный маскарад. Через пять минут на мне была безразмерная куртка и лыжная вязаная шапка из Димкиного гардероба. Я выглядел в этом наряде огородным пугалом. Шапка норовила слезть на глаза, а в куртку с лёгкостью вошёл бы ещё один Валера и мы бы держались каждый у своего рукава…
    Мою тёплую уличную одежду он отверг из каких-то «принципиальных» соображений, сути которых мне не объяснил. Но мне удалось отвертеться от его перчаток. Работать с часами в них было невозможно.
    И мне предстояло вместо обеда испытывать фантазии этого чудака.
   Поправил на столе листок с подсказками, подтянул повыше рукав куртки, сунул руку в браслет и щёлкнул рычажком у основания. Часы загудели и браслет знакомо, как утром, притянулся к руке.
    Профессор, видевший такое впервые, даже взвыл от восторга.
    На циферблате замигал зелёный огонёк. Значит, всё верно, и батарейка ещё до конца не села. Димка, стоя с другой стороны стола, стал настраивать мой смартфон. Он большим пальцем показал, что всё в порядке и я стал набирать числа: «первая» кнопка, «20» плюсов, потом «вторая» кнопка – «60». Поединично набирать было долго, но в промежутке между единицами и сотнями ничего не было, и я взмок.
    На второй и третьей строчках, как мы и планировали, засветилось: «20» и «60». Из наезженной колеи я выбиваться не стал и тремя кнопками слева я запустил голубой огонёк на нижней строке. И наконец, глубоко вдохнув, просунул палец под корпус и нащупал там красную кнопку. Будущее, так будущее! Нажал, ожидая каких-то новых фокусов.
    У Димки глаза округлились, но ничего не произошло. Только на нижней строке, где мигал пульс и светился голубой светлячок, последним сигналил красный светодиод. Я долго приглядывался, пытаясь определить, что он означает, но понять не смог. Серая надпись там была, но настолько мелкая, что крошечные серенькие буковки на чёрном поле сливались в тонкую прерывистую полоску…
    Наконец, догадался развернуть циферблат к камере смартфона, чтобы увидел Димка. Но и после этого яснее не стало.
    – Что там светится? – после долгого раздумья, поинтересовался Профессор.
    Я выдохнул… Похоже, всё нормально и бояться нечего.
    – Я думал, ты поймёшь. – посетовал я.
    – Я-то откуда?.. Это ты раньше путешествовал…
    – Ну, и что ты теперь будешь делать?
    Я торжествовал! Димка покачал головой, но сдаваться не стал.
    – Ты что-то неправильно набрал. Красное – символ ошибки… Давай, посмотрим… – он взял меня за руку с часами и развернул циферблат к себе. – Может… Хотя, нет! В остальном-то всё работает. А ты ничего лишнего не нажимал?..
    Я недовольно фыркнул.
    – Ладно-ладно… Я просто прикидываю… Так, двадцать секунд туда… Верно?.. И шестьдесят там… Всё, вроде бы правильно. Слушай, а может есть какой-то запрет находиться там дольше, дистанции заброса?.. Ну-ка попробуем… Где тут у нас минус?..
    И Димка своими толстыми пальцами стал неуклюже тыкать в кнопки. Я терпел это ровно пару секунд. Потом отнял у него свою руку и сам стал менять значения на третьей строке. После того, как там осталось «19», я сунул палец под корпус… Димка, с интересом наблюдавший за этим, очнулся и торопливо нацелил на меня глазок, как видно, желал фиксировать момент моего триумфального убытия. И я снова вдохнул и нажал, не очень-то надеясь на успех.
    Красный светодиод, даже не моргнув, продолжал спокойно светиться… Может сперва надо было перезагрузить или отключить? Но кнопки на часах кончились… И я снова развернул циферблат к Профессору.
    – Тю на тебя! – сказал он, словно одессит. – Опять ошибка!
    А я уже изнывал от жары в этой куртке и дурацкой шапке.
    – Может быть… – снова начал Дима, и замолк.
    – А-то как же-ж. – с умным видом подтвердил я, потешаясь над Профессором. – Но может и не быть вообще!
    И мы приуныли. Никаких новых идей не возникало. Вот если бы в часах был кондиционер, я мог бы потерпеть без еды и без воды, но без прохлады я уже варился в собственном соку.
    Через какое-то время, прогоняя глупые мысли, я мотнул головой:
    – Давай что ли дальше менять цифры. – не терпелось избавиться от экспериментов и глупого наряда.
    И мы продолжили. Димка подсказал, что может быть есть какое-то нижнее ограничение по дальности заброса. И я увеличил «дальность» до тридцати… Потом до сорока… Потом до шестидесяти… Ста…
    По спине пробежали капельки пота, а красный светодиод продолжал бастовать. Тогда я набрал сразу 1600! По крайней мере, в прошлый раз сработало при 1512.
    Надавил на красную кнопку и всё осталось, как было. И я решил, что часы, скорей всего, сломались. Вышли из строя, сдохли, окочурились или же разрядились. Возможно даже, часы были одноразовыми.
    И это было чудесно! Действующих часов я подсознательно боялся.
    Металлический сегмент у основания браслета сработал отлично. Все показания погасли и часы легко сползли с мокрой от пота руки. Они были холодными.
    Димка снова ушёл в себя.
    – Ты, Дима ошибаешься. – наконец возразил я. – И у нас с машиной времени… – я в воздухе двумя руками изобразил кавычки. – ничего не выйдет!
    – Но ведь двойника ты видел! – возразил Димка. – И звуки… шаги в другой комнате.
    – Да, брось! У нас акустика в домах такая, что когда соседи дверью хлопнут, сам бежишь в прихожку…
    Хотя я считал, что никакой ошибки не было, звуки были именно в моей комнате. Шорох, шаги, сдвигавшаяся табуретка и двойник. Но я всё равно возражал.
    Дима хмыкнул и почесал макушку. Я скинул с себя знойную одежду и с наслаждением плюхнулся на прохладный кухонный диван. Какое блаженство!
    – Ладно! – наконец согласился он. – Давай обедать! Репа клинит…
    Я одобрительно кивнул.
    Он отложил смарт, взял пульт от телевизора, и прежде чем навалиться на обед, создал соответствующую обстановку, включив один из своих любимых каналов.
    Потом поднялся и, под громкие звуки, стал доставать тарелки и разливать борщ. Я сгрёб со стула Димкину одежду и с облегчением отнёс к нему в комнату, в шкаф. Когда я вымыл в ванной руки и вернулся на кухню, стол уже был сервирован в «профессорском» стиле. На главном месте, как всегда, лежал пульт от телика и пакет с чёрствым хлебом. А также новое добавление кухонного натюрморта: мой смартфон и часы…
    А, чёрт, я всё-таки забыл купить хлеб.
    Борщ был, как всегда, словно из лучших ресторанов Ландона. И, когда я с удовольствием прикончил, пришло время трезво взглянуть на некоторые вещи.
    Эти странные часы мирно лежали на столе, и мы с Димкой не продвинулись в разрешении их загадки ни на шаг. Даже, вроде, как-то отдалились, в какие-то ненаучные дебри. Я, несмотря на покорное поведение, до сих пор не верил в эту хренотень.
    Можно было подумать, что я, как горный козёл, скакал туда-сюда во времени. С этим Димка увязывал лишь то, что я видел двойника, гулявшего спиной вперёд.
    И ещё эта таинственно пропавшая дурацкая записка… О записке Димка не знал и я некоторое время размышлял, стоит ли говорить ему о такой мелочи, которая к тому же неизвестно куда исчезла.
    Я действительно сам писал вторую записку, но это сделал после того, как прочёл, смял и засунул в карман первую. И опять я не мог вспомнить, зачем стал писать… А рука моя потянулась к карману, где я прятал записку. Там что-то было и я не стал доставать при Профессоре.
    Нужно ли Димке говорить про записку? Вчера бы я даже не задумался об этом, но теперь это могло опровергнуть моё неверие.
    Димка после еды, как обычно, расслабился и пребывал в состоянии сытой эйфории. А передо мной на столе по-прежнему лежали и уже притягивали к себе часы в воронёном корпусе. И я начал понимать, какую нелепицу собираюсь учинить. Как и всё гениальное, та нелепая мысль пришла, как всегда, в обход здравого смысла, и оформилась, близкая к совершенству, за секунды.
    Пусть не верю в машину времени, и мне кажется, что часы сломались и перестали функционировать, новая попытка всё разрешит. Надо повторить пройденное в прошлый раз, и если не выйдет, то и доказывать ничего не надо. А если выйдет… Реальное решение может быть только одним: или да, или нет! Только, чтобы не опозориться при свидетеле, я решил сделать всё это прямо сейчас и в одиночку, пока Димке занят своим.
    Часы на стене кухни показывали 13:22.
    Я, для вида, потянулся, встал, и двинулся в туалет, по дороге незаметным движением прихватив смартфон с часами. Димка этого не заметил, он не отрывался от телика. Там шла какая-то его любимая передача.
    Почему в туалет? Особенной причины навестить именно это место у меня не было. Просто эта точка уже долгое время оставалась без наших визитов. И если Димка прав, я не должен столкнуться ни с кем в том времени.
    Но меня убедил не Профессор, всё, что сегодня со мной происходило, и встреча с двойниками, и записка в кармане, и повторяющийся как на записи лай собаки и звуки, всё согласовывалось с этим в большей степени, чем старался убедить меня Профессор.
    Чтобы не столкнуться ни с кем, я должен, после срабатывания, оказаться в местах, где тогда никого не было… И у меня будут только несколько секунд, чтобы незаметно, за спиной у Валерки, то есть двойника, проскользнуть в коридор… Хорошо, что я помнил достаточно точно, что и за чем у нас происходило. И сейчас, все события и временные отрезки, удачно легли в виртуальную табличку. Свободного времени почти не оставалось. Надо было успевать.
    У Димки туалет был отделён от ванной и имел собственную дверь, запирающуюся изнутри шпингалетом. Там я заперся, опустил крышку унитаза и уселся.
    На кухне что-то весело кричали в телевизоре, что бы здесь ни происходило, Димка ничего не услышит. Собак нет, лаять никто не станет. Я продел руку в браслет и затянул его на запястье. Замигал зелёненький без красного. Норма!
    Положил на колени смарт, уже настроенный на запись. Лёгкую жуть, по-прежнему связанную с часами, я хотел заглушить смартфоном в руке, и никаких особенных надежд от видео не питал.
    Чтобы не отклоняться от расчётного, набрал на второй строчке «400», естественно, со знаком минус, а на третьей – «300» со знаком плюс.
    Как считал Димка, цифры должны быть секундами. Первое число, если это время дальности перехода, должно привести меня к моменту, как я вернулся из Димкиной комнаты, но после того, как я с курткой прошёл мимо санузла.
    Выставил значения и защиту двумя нажатиями привёл в состояние голубого свечения. Сам удивился, как сделал всё быстро, до момента «старта» теперь оставалась четверть минуты. Достал из кармана записку и развернул. Всё верно: «Осторожно. Часы»! Взял правой Самсунг, указательным пальцем разрешил запись, и нацелил объектив на чёрную «шайбу» на руке.
    Подумал, что в прошлый раз все строки светились, но осознанно вспомнить, что там было, в связи с другими обстоятельствами, не мог. Может быть теперь я сумею разглядеть что было.
    Думать о тёплой одежде и дыхании в голову не пришло. Когда всё случится так же быстро, ни замёрзнуть, ни задохнуться не успею!
    Свет в туалете я не включал. Серенькое изображение смарта оставляло желать лучшего, подсветка была отключена.
    И я привстал, готовясь, по рецепту Профессора, к толчку в первый момент. Оставшиеся секунды отсчитывал, как перед стартом ракеты: восемь, семь, шесть, пять, четыре… Сунул свободный указательный палец под корпус, уже ощущая лаковую поверхность кнопки. Два… один и старт! Надавил до щелчка и, когда красный сигнал не появился, чуть качнулся к стене.
    Всё вспыхнуло! Какой-то непонятный звук заполнил тишину. По телу пробежала дрожь, больнее всего хлестнувшая по ногам. От меня, как святой дух, отделился мой бесплотный двойник. Он, постояв в напряжённой позе, стал садится…
    Я очнулся и направил камеру на его лицо… Потом перевёл на своё… Надеясь, что забавно получится…
    А двойник, став стремительным, замелькавшими пальцами фокусничал на левой руке, потом вскочил и спиной вперёд вылетел из туалета. Дверь резко и бесшумно открылась и захлопнулась. Яркий свет из-за двери меня сделал почти незрячим. И, когда он иссяк, некоторое время я чувствовал себя медленно прозревавшим. Оказалось мудрым решение, спрятавшись в туалете, не включать свет!
    Что-то беззвучно вибрировало вокруг, перекашивалось и посверкивало. Левую руку снова грело браслетом.
    И вдруг всё стихло. Выход!
    Меня качнуло от стены и в почти полной тишине раздался громовой звук телевизора. Свет притух и первое время я ничего не различал. Но из благоразумия вёл себя тихо.
    Позвякивала посуда на кухне, Димка накрывает стол. Ещё через десяток секунд снаружи послышались шаги второго, моего нового двойника.
    Тот недалеко от двери остановился, постоял секунду и шагнул к ванной. Этот он отнёс Димкину одежду и пошёл мыть руки.
    Профессор был прав, я в прошлом! Мне, конечно, хотелось взглянуть на двойника, но я опасался испортить и, не дыша стоял под дверью, взявшись за ручку. А двойник шагнул к раковине и включил воду. Дверь он оставил открытой и из-за неё Димка из кухни ничего не увидит. Момент истины настал.
    Дверь после выхода первого клона оказалась открытой, я вышел и тихо проскользнул через коридор за угол. Теперь оставалось около пяти минут до возвращения.
    Меня никто не увидит, и предстояло выбрать, чем удивить профессора. Только не шуметь, и не показываться на глаза своему двойнику. Потому что иначе…
    Что будет «иначе», я придумать не смог, но понимал, что такой запрет существовать должен. До отправления я никакого двойника не видел, и стал стараться избегать такой встречи.
    Сейчас Димка с моей копией будет обедать. И остальная часть квартиры, кроме мест контролируемых этими двумя, будет свободной. До того, как наступит тёмная стадия, надо успеть сделать всё. И я рассчитывал, что теней здесь при возвращении не увижу. Ведь дома я мог видеть только себя, гулявшего по коридору.
    В общем, время пока есть и нужно постараться придумать что-то важное. Главное, сделать всё правильно и тихо!
    Большая комната в Димкиной квартире, которую трудно было считать гостиной. У Профессора она носила статус склада: два шкафа с раритетными бумажными книжками, оставшиеся от предков, шкаф с одеждой, большое настенное зеркало в деревянной резной раме, приваленное к стене, коробки, ящики с каким-то хламом и маленький стеклянный журнальный столик в окружении аж трёх диванов посреди комнаты. Весь пол чем-то завален и здесь бесшумно искать не выйдет, я двинулся дальше.
    Димкина комната. Территория знакомая во всех подробностях. Как у меня, и кабинет, и спальня хозяина одновременно. Что же здесь можно предпринять? Что не смог или не успел бы сделать мой двойник за время, что относил куртку.
    Минуту я просто ходил и изучал обстановку.
    Гениальная мысль, пришедшая там на кухне, ничего конкретного не предлагала. Я-то думал, что всё будет просто, но простым ничего не было, и может быть именно потому что я до сих пор держал смартфон в руке и продолжал стараться фиксировать на него всё, что вижу. Чтобы освободить руку, да и голову тоже, положил Самсунг на стул. И стал бесшумно ходить по комнате, шаря глазами по всему. Но бесцельно, ничего нового не увидел.
    И гениальные мысли больше не появлялись. А время на третьей строчке циферблата шаг за шагом убывало. Мне уже необходимо торопиться!
    Что бы такого предпринять? Может намалевать на потолке маркером неприличное слово? Или взять отвёртку и раскрутить стул? Но это было грубо! Так с друзьями не поступают. И никто не оценит моего творчества.
    А время шло, беззвучно и безостановочно. Я брал со стола и полок разные предметы и, повертев в руках, возвращал. В голове было пусто…
    На исходе пятой минуты я понял, что не успею придумать ничего, и мне остаётся лишь надеяться на свой смартфон. Я решил попытаться снять самого себя ещё раз сидящим рядом с Профессором на кухне, как бы втихушку.
    Схватил Самсунг и поспешил из комнаты… Момент финала я увидел, когда выходил за дверь. Обрушилась тишина, снова был какой-то рывок, потускневший свет и две проскользнувшие мимо тени. Я этого не ждал, поэтому струхнул. Или просто закружилась голова. И ничего не успел. Четыре минуты – слишком ничтожное время для такого!
    Когда всё прошло и я не упал, то поглубже вдохнул и прошёл в кухню будто на чужих ногах. Голова действительно немного кружилась, но дыхание осталось ровным и спокойным. Привык, что ли к такому? Вероятно, сыграл свою роль и смартфон… Он как бы меня успокаивал и вёл.
    Усаживаясь за стол на своё место, я снова взглянул на часы: 13:28, я, как и ожидалось, вернулся через пять минут. Вроде никаких прыжков в прошлое не было.
    Дима всё смотрел телевизор, будто не замечая, что я вернулся. Но через какое-то время, не отрываясь от «ящика», всё-таки спросил:
    – Чего так долго? Верёвку что ли проглотил? И, вроде бы не смывал!..
    Да, подловил он меня. Но мне теперь особенно каяться было не в чем. Часы я под столом, нащупав рычажок, тихонько снял и сунул в карман. А перед Профессором положил смарт.
    Димка взял его со стола и удивлённо посмотрел на меня. Мол, что это я ему подсовываю. Пришлось, вместо объяснения, запустить видеофайл и сесть рядом для устных объяснений. Я не знал, что увижу.
    Сперва в полной темноте камера пыталась подстроиться, чтобы различить хоть что-нибудь и через весь экран мелькнула яркая зелёная молния… Моё операторское умение оставляло желать лучшего!
    Но изображение светящихся строк с цифрами стало различимым, хотя и нечётким. Контрастные переходы размывались и прочесть, что они такое, было невозможно. Потом всё засияло и стали чётко видны детали интерьера, не загороженные размытыми часами. Изображение качнулось и стала видна поверхность пластиковой двери с ручкой и задвинутым шпингалетом. Изображение съехало дальше и появилось лицо с опущенными глазами и часть руки у плеча… Потом появилось другое лицо с хитринкой в глазах и тут же стало дёргаться и трепетать. И всё пропало, дисплей стал чёрным.
    Через чёрное снова пронеслась зелёная точка и подёргавшись, замерла в углу и расплылась.
    Чёрт возьми! Это всё словно дежавю. Дальше были размытые цифры, яркая вспышка, дверная ручка и шпингалет… И снова поочерёдно возникали два одинаковых лица… Изображение прошло второй круг и вернулось к изначальному моменту темноты.
    Я, ткнув в значок возврата на сенсорном экране, остановил этот хоровод, чтобы не пришлось смотреть этот коротенький отрезок третий раз. Видимо прежде, считая, что продолжаю снимать, ходил по квартире на вытянутой руке с бесполезным уже смартфоном.
    Лица, с различным выражением, всё-таки не могли появиться сами собой, это успела зафиксировать камера. Моя мнимая ненормальность была не причём! От осознания всего произошедшего, меня просто обдало жаром. Уф-ф!
    Но Профессор ждал объяснений. Как бы напоминая, что я ошибался. Он был прав: я ошибочно считал, что ошибается он. И пришло время признания его правоты. А признаваться в собственных ошибках всегда нелегко: будто сам себя наказываешь!
    Но делать нечего, я вздохнул и начал признавать:
    – Понимаешь, Димыч, я решил, раз в плюс часы не хотят идти…
    – Оба-на!.. – внезапно перебил Профессор. – Ты гений!
    Я этого не ожидал, поэтому потрясённо уставился на Профессора. Что это он, издеваться решил?
    – Действительно, почему бы не повторить пройденное! С минусом-то всё уже у тебя было… И работало… Так ты думаешь, получится?
    Я перестал что-либо понимать. О чём он? Только что сам всё видел… Видно всё-таки Профессор, хоть и сообразительный, включается туго. И я опять запустил остановленный видеофайл. Снова была тьма, зелёный росчерк по темноте, едва различимые контуры светящегося циферблата, вспышка, дверной шпингалет и лица близняшек…
    – Понял, понял! – отмахнулся быстро понявший свою ошибку Димка.
    – И? – мне не терпелось знать его мнение о своей работе.
    – Так у тебя всё получилось, и ты сам остановил запись? Или э-э…
    – Или! – вздохнув, ответил я. – Само выключилась, сбой какой-то. Я до самого конца был уверен, что продолжаю снимать.
    – А селфи…
    – Второе лицо точно моё, а первое… э-э… ну, тоже моё, только несколькими секундами раньше. – для меня такая связь между мной и двойником, стала почти открытием. Потому что я стал оценивать собственные ипостаси в движении во времени. Я собой гордился!
    – То есть ты хотел сказать «позже». – почему-то исправил меня Димка.
    – Как так, позже? – удивился я, снова убеждённый, что друг ошибается.
    – Потому что ты ведь сам отправился в прошлое, назад!.. Да?.. И оставил своего двойника в настоящем. Значит позже стал он, а ты был раньше! – Димка снова лучезарно светился. – Классные вышли кадры! Как бы при движении во времени назад. Ты представь!.. Необыкновенно! Просто исключительно! Это двойное селфи шедевр…
    Странно, мне захотелось противиться именно в тот момент, когда он признал мою ошибку шедевром.
    Потому, как у меня давно зрела мысль, что Димка снова начнёт устанавливать свои правила. Всё должно быть под его чутким руководством! А я снова буду младшим исполнителем, «мальчиком на побегушках», или чучелом в безразмерной куртке и шапке, сползающей на нос. Мне сейчас надо было хорошенько подумать и разобраться в своих делах, а Профессор со своими идеями только мешал… Ссора была излишней, но ради пользы дела приходилось идти на конфликт и врать, по ходу кардинально меняя акценты дознания:
    – Может я и оговорился, но ничего уникального не было. Всё это можно сделать с любым видеофайлом. Компьютерная графика плюс обратная запись… И, естественно, убедительно подстроенная ситуация… Я бы на твоём месте в эту липу сразу не поверил!
    Я замолчал, а Димка стал смотреть на меня как-то удивлённо-недоверчиво. Хороший он человек, но легковерный. Убедить своим враньём мне ничего не стоило! После моих слов Димка сощурившись спросил:
    – Так ты что, морочил мне голову?..
    – А ты как считаешь? – в ответ спросил я.
    Продолжать врать было гадко. Но Профессору так не хотелось, он продолжал верить в первоначальное. Я в этой ситуации был подлецом, а он слишком доверчивым. Димка хотел найти аргументы, опровергающие моё утверждение. Я видел, как его глаза безуспешно рыскали по столу, будто где-то здесь этот аргумент и потерялся.
    Мне, конечно же, не хотелось так разочаровывать друга. Но прежде чем выносить сор из избы, следовало разобраться во всём самостоятельно.
    – Хорошо, Профессор!..
    Я должен был спешить, не давая Димке возможности зацепиться за какой-то оставленный без внимания нюанс, потому как врать долго я бы не смог. – Спасибо за обед, конечно… Но у меня дела…
    Я торопливо сунул смартфон в карман, уже оттопыренный часами, и устремился в прихожку. Димка там появился, когда я застёгивал куртку.
    – Ты это, Валера… В общем-то не прав…
    Что он ещё хотел сказать, мне было неважно. Я поймал его повисшую в воздухе руку, крепко стиснул, встряхнул пару раз и скороговоркой пробубнил:
    – Отличный-был-борщ-пока-созвонимся… – забыв, что в этом доме прощаться не принято.
    И, не давая возможности вставить слово, выскочил за дверь.

    Как бы это дико ни звучало, произошло нечто со здравым смыслом не вяжущееся! Но, факт остаётся фактом: «котлы», которые считались хламом, были способны переносить в прошлое!
    Мир безвозвратно изменился, таким, как раньше он быть не мог. Мне ни в одном прекрасном сновидении присниться не могло, что я буду путешествовать во времени!
    Первый раз меня к этому подвела случайность, но второй раз я поступил сознательно! И у меня появилась куча вопросов, от безобидных тактических, которые могли решаться по ходу, до вполне стратегических, философских!
    Знал ли Виктор Александрович, когда дарил, об этих возможностях? Ведь он хотел что-то сказать, но ничего не сказал. Как он мог промолчать о самом главном в подарке? И где же Виктор Александрович смог раздобыть такое чудо. Узнать у него невозможно, дядька умер. Оставалась возможность доискаться через третьих лиц: через его семью, моего отца и ещё, пожалуй, бабушку Лиду.
    Мой дядя – старший брат отца. Они оба родились в один год – 1963. Дядя Витя в начале января, а батя в конце декабря. Оба – Козероги. Но учились, несмотря на разницу возраста, в одном классе. Отец не захотел ждать целый год и бабушка Лида с дедушкой Сашей что-то там намудрили и оба сына в 1970-м вместе пошли в первый класс. Со своими именами, но разными фамилиями. С тех пор мы, как бабушка Лида, Евграфовы. А дядя Витя, как дед Саша, Егоров. И батя у меня с тех пор на год старше. Он, по паспорту, родился в декабре 1962 года. Мне отец об этом сам рассказал.
    Он про часы точно ничего не знает, иначе сказал бы давно. В семье дяди Вити, скорее всего, то же самое. Но надежда остаётся всегда. Буду стараться узнать все факты об этом событии вселенского масштаба – появлении реальной машины времени!
    Впрочем, событие могло быть и не столь уж вселенским. Вероятней всего, в мире это не единственный экземпляр. Этих машин могли быть десятки, сотни и тысячи… В наше время никто бы не взялся изготавливать такой прибор в единственном экземпляре. Просто события такого рода тщательно скрываются! И до огласки ни один так и не дошёл.
    Пока отец не пришёл с работы, звонить ему не было смысла. И я решил попытать счастья с опросом в семье Егоровых-младших. Благо, на смартфоне у меня был не только телефон Марии Семёновны, вдовы Виктора Александровича, но и моей двоюродной сестрёнки Лики.
    На мой звонок Мария Семёновна откликнулась с непростительно большой задержкой.
    – Да…
    – Мария Семёновна, это…
    – Да, поняла я уже… Вовка… нет, Валерий… Сын Евгения Александровича… – как обычно, она говорила холодно, но с искрой озлобления. Чужой человек.
    – Я хотел спросить… – я волновался. Слишком многое зависело от её ответа. – Мне семь лет назад дядя Витя подарил часы…
    – Помню… Я их тогда хотела выбросить… Мне эта дребедень, с которой он всё время возился, надоела! А тут как раз у тебя день рождения… И я решила, что у тебя эта штука пусть и лежит…
    Мне, известие что дядя Витя возился с «этой дребеденью» показалось знаковым. Выходило, для него «эта дребедень» что-то значила, и он не мог не понимать чем владел. И вдвойне непонятно, почему подарил и не сказал ничего.
    – Мария Семёновна, а какие-нибудь бумаги от часов сохранились?.. Может быть дядя Витя что-нибудь писал…
    – Ой, отстань. – почти крикнула Мария Семёновна. – Ничего лично для тебя он не писал. Всё!..
    И связь оборвалась.
    Тётка хамила и не желала общаться. Но и то, что сказала, для меня было существенным.
    Дядя Витя дорожил часами. По крайней мере, не смог их так просто выбросить. Значит, он знал что дарил. И должен был знать откуда у него эта вещь. Такое просто так на улице не валяется. И стала важной следующая часть этой истории: необходимо разыскать источник! Кто-нибудь должен знать, откуда у Виктора Александровича появилась эта вещь…
    Чтобы выяснить до конца, пришлось лезть в Интернет: вдруг откроется, что какие-то следы всё-таки остаются.
    На самом деле про машину времени оказалось много чего, только всё безадресное и не конкретное. Кроме, разумеется, группы Макаревича с таким названием.
    А связанное с наручными часами я нашёл только в одном месте на странице Google play на белорусском сайте. Там было показано нечто совсем не похожее на «котлы». Часы были из белого металла с таким же браслетом и тремя цифровыми строчками циферблата. (У меня таких было пять!) Верхняя строка – «время назначения», средняя – день недели, число, месяц и год, нижняя – текущее время. Это напоминало декорацию из «Назад в будущее». А в пояснении саркастически было указано: «Если вы считаете, что можете на самом деле путешествовать во времени с этим приложением, пожалуйста, обратитесь к врачу.» Вероятно, имелся в виду психиатр!
    Других намёков на ручную машину времени я не нашёл. Либо спецслужбы в этом направлении работали безупречно, либо всё-таки мои часы были действительно артефактом.
    Виктор Александрович по-видимому владел этими часами не так уж долго. Так что и его следа в паутине не нашлось.
    А вечером, около шести, когда я уже собирался позвонить отцу, случилось невероятное событие. Ко мне домой пришёл Димка Калашников, собственной Профессорской персоной!
    За всё время, что мы знакомы, это второй случай. Первый раз мы вместе возвращались из института, и я пригласил его к себе. Так как это больше не повторялось, визит стал для меня гром среди ясного неба. Что заставило Профессора покинуть своё хорошо насиженное домашнее гнездо и добираться пешком за целый квартал ко мне?
    – Извини, Валера. – как всегда, не здороваясь, простуженным шёпотом прохрипел Димка. – Но ты у меня заблокировал туалет…
    Я, ожидавший каких-то иных объяснений, остолбенел. Он шутит? Как это я заблокировал туалет?.. Да, я там был, но сам вышел оттуда и больше не заходил. Может быть, что-то другое случилось? Блокировка – понятие растяжимое.
    – Я полчаса старался открыть дверь! Как тебе удалось запереть её изнутри?
    Я сам был в шоке! Шпингалет тугой, самостоятельно ни за что не закроется!
    – Так ты навестить мой туалет пришёл? – я попытался шутить.
    – Нет, я открыл, конечно, только дверь теперь не запирается, ремонтировать нужно. – отвечать на шутки Профессор не собирался.
    – И как, ты думаешь, я это сделал? – хотя кое-какие ответы у меня стали наклёвываться.
    Дима в моих глазах, видимо, заметил это. И сказал:
    – Да! Опять твоя, блин… компьютерная графика… Видимо, случилось что-то непредвиденное, раз ты запер дверь изнутри, а потом, вероятно, как Кристобаль Хунта, просочился через канализацию. Или сиганул в прошлое, когда дверь была ещё открыта?
    До меня моментально дошла собственная ошибка. Я звонко хлопнул себя по лбу.
    – А назад я вернулся уже снаружи!..
    – Вот видишь! – подытожил Димка. – Мне сразу твоё враньё неубедительным показалось.
    Как я мог так ошибаться? У меня в голове была идея оставить какой-то след. Я напрасно искал, но оставил почти так, как хотел, только случайно. А неудача с видео спровоцировала ненаучный подход: я солгал, чтобы самому разбираться в этом тёмном деле.
    – Ну-ка, покажи ещё раз видеозапись…
    Я сунул ему Самсунг, Димка немного потыкал пальцем, и наконец показал мне:
    – Вот! Это я снимал там на кухне!.. А это позже снимал ты. Так что это не заготовленный файл, а последняя съёмка. И два Валерки не какой-то там трюк…
    – Хорошо! – махнул я рукой. – Я обманул, прости. Но ты, надеюсь, не за этим явился?
    – Нет… Конечно, нет! Надо обсудить, что нам теперь делать… Машина, как всякий прибор должна работать. У неё всего одна, обнаруженная функция – скачки в прошлое с возвратом. Что ещё она может делать? Как далеко забрасывает?..
    – …И к тому же, стоит ли так рисковать? – и мне стоило задаться этими вопросами. – И какая у них, ёлки зелёные, батарейка? Часам больше семи лет, а до сих пор идут и во времени гоняют!
    Мы оба замолчали, каждый взвешивал сказанное.
    Действительно, перемещения во времени даже в самом экономичном варианте, должны потреблять уйму энергии. А у нас всё на какой-то батарейке, или аккумуляторе. И я внезапно продолжил:
    – Причём, заметь, гнезда для зарядки в корпусе нет. – мысли в голове стали проясняться. – Что же у нас так долго может хранить заряд? Может быть это…
    – Какой-то ядерный реактор! – неожиданно закончил Профессор мою, невысказанную вслух, мысль.
    Мы думали синхронно. Я тоже заподозрил в «котлах» какой-то необычайно мощный и долгоиграющий источник. Но тогда получалось, что на руке у меня был какой-то радиационно-опасный прибор… Отнюдь не самое безвредное соседство! Стал понятен и сильный нагрев корпуса.
    Я взглянул на свою левую. Рука была обычного цвета, никаких пятен и язв. Но по внешнему виду определить получал ли я дозу было невозможно.
    И дядя Витя умер от рака, и, вероятно, это же угрожало теперь мне. Если, конечно, буду заниматься скачками с этим прибором на руке. Впрочем, наличие реактора требовалось доказать. Не пугаться же одних догадок.
    И мы с Димкой решили, составить список дел на предстоящую неделю. На чистом листке, извлечённом из принтера, мы записали:
    Пункт 1. Найти дозиметр для подтверждения радиоактивности;
    Пункт 2. Расшифровать надписи на приборе, чтобы определить когда и кто произвёл;
    Пункт 3. Выяснить историю прибора, опросив вероятных свидетелей;
    Пункт 4. Создать базу для безопасных экспериментов со временем.
    Вот так! Но всё это было, как говорится, «фуфлом», никому не нужной отмазкой! По первому пункту, никаких дозиметров, даже у МЧС, никогда не было, просто в городе нет предприятий, где бы использовались радиоактивные вещества.
    О внешней стороне истории прибора судить было трудно, в этом направлении похоже не работали даже теоретики. Исключая в недавнем прошлом, хитрого Хокинга.
    «База, для безопасных экспериментов со временем» – выдумка Профессора, решившего таким способом поднять хотя бы для себя рейтинг наших изысканий.
    А с расшифровкой надписей было дельно! Димка мечтал узнать, где и когда была произведена эта игрушка. Мне же было интересно, как производители называли известные мне функции машины времени.
    Надписи дисплея невозможно было прочесть даже с лупой, но Димка снова героически отправился домой, чтобы принести микроскоп. У него, оказывается, такой был!
    Я, не теряя времени, в комнате расчистил стол, закрепил на полке над столом светильник на прищепке. И, за неимением лучшего, сходил в магазин и принялся готовить какой-никакой ужин. Теперь, по острой необходимости, сам.
    Димка-Профессор вернулся только в восемь вечера, когда за окном была ночь. Сказал, что никаких научных изысканий по машине времени сейчас не ведётся. Интернет молчал.
    Когда я его микроскоп увидел, то сказал: «Вау!». В школе в своё время микроскоп на рисунке видел, поэтому имел представление о внешнем виде прибора, но такого радикального изменения даже не мог себе представить. Я в этом вопросе технически отстал навечно.
    У Димкиного микроскопа не было окуляра, через который можно было бы разглядывать объект. И без компьютера оно, это чудо техники, вообще не работало. Благо, Димка знал, как пользоваться и у него было соответствующее программное обеспечение.
    Правда, прочтение надписей на циферблате и в этом случае далось не легко. Нам необходим был станок для фиксации и перемещений. Мы мучились с каждым знаком и каждой буквой.
    Микронные перемещения поля и многократная подстройка фокуса. Я, смещая, нежно постукивал в нужном направлении по лежащим на столе часам монеткой, а Димка ловил фокус.
    Кириллицей здесь, в отличие от корпуса, и не пахло. Всё было на латинице. Язык латиницы был из европейских: итальянский, испанский или французский. Но не английский и не немецкий. Потому что мы знали оба эти языка: я когда-то учил английский, а Дима – немецкий. Он также гарантировал от северных и восточно-европейских языков. Я ему верил.
    Нам удивительным было, что надписи на корпусе и циферблате разнились. Мы решили, что корпус был изготовлен позже с учётом русскоязычных потребителей. Но это не мешало.
    Когда переписали текст, Димка на ноутбуке нашёл подходящего онлайн переводчика. И с помощью его быстро удалось определить, что надписи сделаны на чистейшем французском. Перевод оказался примерно таким, как я и надеялся: «Настоящее время», «Дистанция перехода», «Время присутствия», «Время назначения», «Пульс», «Защита снята», «Подтверждение» и «Авария».
    А вот надпись по периметру, на которую уповал Димка, состояла в основном из аббревиатур: «CEA et IPT ; Evry Prototype M;RlT 303». Онлайн переводчик сумел это конвертировать как: «CEA и IPT Эври прототип M;RlT 303». Не чересчур информативно, и Димка сел в очередную лужу. Правда, оптимизм у него бил через край, и он обнаружил в сравнении положительное зерно:
    – Прототип МаРИТ – это, по моему мнению, должен быть «прототип машины времени»! – и тут же запросил французский перевод этих слов. И мы получили: «machine de temps». Что не желало согласовываться с тем, что было у нас. Пришлось перерыть горы различных вариантов переводов этих слов, пока я случайно не наткнулся на «machine ; remonter le temps», что визуально дало похожий результат – m;rlt. Но перевод теперь звучал более определённо: «машина возвращения во времени», что характеризовало этот экземпляр.
    – Триста три – вероятно номер прототипа, а Эври это, возможно, какой-то населённый пункт во Франции. Вряд ли имя прибора или название фирмы изготовителя!
    – Почему Франция? – риторически спросил я, не ожидая ответа.
    – А ты хотел Китай? – съязвил Димка.
    Франция или Китай было всё равно. Только надо было знать, почему эта машина была создана так далеко, а не где-нибудь в Подмосковье, на Урале, или на худой конец в Туле.

    Назавтра было воскресенье, одиннадцатое и с самого утра – день рождения Профессора.
    Я утром позвонил ему, поздравил, сказал, что в подарок обязательно привезу ему что-нибудь интересное из недавнего прошлого, но сегодня пусть меня не ждёт, работы много. А Димка пожалел, что ожидался визит родни, и он поэтому не сможет провести этот день рядом с часами.
    С отцом я созвонился сразу после Димки:
    – Ты про те наручные часы, которые тебе подарил Витя? – папа вздохнул. – В общем, это давняя история. Откуда они у него, он не говорил. О них даже родители ничего не знали.
    Некоторое время в трубке была тишина.
    – Знаешь, мы даже и не родственники… Теперь-то об этом говорить можно, хуже никому не будет. Твоя бабушка его встретила на улице и привела домой. Увидела худого, плачущего мальчугана и привела. Умыла, накормила, а он оказался таким домашним, совсем не беспризорником. Знал, как зовут, домашний адрес, свой телефон… Моя мама про адрес и телефон решила, что сочиняет. Город Санкт-Петербург уже давно был Ленинградом, а у нас в квартире телефон появился только лет через пять. Как у дошкольника мог быть собственный с длиннющим номером? Ясно, что сочинил! Правда, Ленинград переименовали и у детей появилась сотовая связь. Но это просто совпадение…
    Батя снова замолчал и я посчитал некорректным говорить про машину времени!
    – А возраст… – продолжил отец. – Витя сказал, что родился тринадцатого января, про год он не знал, но был примерно моего возраста, может чуть старше… Нам с твоим дедом он тоже понравился. И решили оставить пацана у нас… Вот так, когда мне было шесть лет, я и получил уже готовеньким своего старшего брата. Он первый год или больше грустный был, совсем не смеялся. Мама считала, по родным тоскует. Отец, дед Саша, искал его родных через разные источники. Но никаких зацепок не было. А Витька стал понемногу отходить, улыбаться начал, оттаивал. А часы он скорее всего с собой принёс, и никому не показывал. Только через полгода я случайно увидел… Мы тогда играли во дворе, и Витька ушёл и спрятался за гаражами. Я потихоньку туда пробрался… В общем, увидел эти часы у него на руке. Да я и не знал, что это часы. Ведь тогда часы были только со стрелками, а тут циферки…
    Потом он спросил:
    – Ты в них что-нибудь интересное нашёл? Я очень удивился тогда…
    Мне пришлось врать, чтобы не поднимать шум раньше времени:
    – Да, нет! Часы, как часы… – чтобы моё враньё выглядело поправдивее, добавил каплю истины. – Только идут, получается, без завода уже почти полстолетия…
    – Да, это удивительно. – сказал, вздохнув, батя.
    Вероятно, он ждал чего-то другого, и теперь наш разговор зашёл в тупик.
    Я не знал, следует ли говорить правду. Ведь и дядя про это ему, своему названному брату, ничего не говорил. Чего-то опасался, или знал точно?.. На данный момент, к сожалению, это оставалось тайной.
    Источники информации становились всё скуднее и недоступнее. Теперь я оперировал в сужающейся полосе и новых источников не ожидалось. Остались бабушка Лида, которая была скорее всего вообще не-в-курсе, и Лика, дочь дяди, которая ещё ребёнок. У меня опустились руки!
    Вечером, когда я устал от Интернета, пришёл Профессор. Он, несмотря на оживлённое настроение, оказался трезв, но, как обычно, полон оптимизма, и с энтузиазмом выслушал и прокомментировал мой рассказ о неудачах, как всегда, сделав собственные выводы:
    – Везение само в руки не идёт. Тем более, что пока не поговоришь со всеми, выводы делать рано. Кто там у тебя в списке следующий?.. Что-нибудь можно будет накопать. Курочка клюёт по зёрнышку!
    И я решил, что Димка в общем был прав, рано опускать руки. И тут же позвонил бабушке Лиде. Она откликнулась, когда я почти забыл, что держу возле уха смартфон:
    – Алё! Это кто?..
    Слух у бабушки Лиды оставлял желать лучшего. Только через минуту, она поняла кто с ней говорит. В таких условиях выпытывать что-либо по телефону было глупо. Лишь визит мог дать более-менее серьёзный результат. Я справился о здоровье, мы поговорили совсем немного о погоде. Пришлось обещать, что завтра загляну к ней.
    Третий блин, после беседы с отцом и тёткой, был тоже почти комом. Оставалась одна Лика, последняя наша надежда!
    Но и тут ждало разочарование. Абонент вне зоны доступа
    Димка поморщился. Но упрямо заявил, что я должен звонить, пока не добьюсь положительного результата.
    – Ну, и что толку? – возразил я. – Как только она снова будет в сети, придёт сообщение. Не вижу смысла всё это время долбить пальцами по смарту! Может она только завтра будет. Может, телефон разрядился или пошла туда, где связь плохая.
    – Тогда давай разбираться, что тебе сказал отец. – не дал мне впасть в уныние Димка.
   Я, сколько смог полно, изложил монолог отца. Вспомнив даже то, что казалось неважным. Но Димка подхватил:
    – Ленинград переименовали в… не помню каком году. Это ещё до нас было. – пробормотал он. – А сотовая связь появилась в начале двухтысячных. Выходит тот мальчик, твой дядька вместе с часами мог в конце шестидесятых появиться из нашего времени! Только при таких условиях всё будет складываться в какую-то непротиворечивую конструкцию…
    Непротиворечивой конструкцией он меня добил! И логика Димки казалась безупречной.
    Часы, которые стали моими, могли быть сделаны в наше время, когда появились сотовые телефоны и город на Неве перестал быть Ленинградом. До меня только сейчас это дошло.
    Профессор предположил, что Виктор Александрович давно пришёл в наш город из какого-то будущего. В принципе, часы действовали именно так: закидывали в прошлое. Правда, потом возвращали назад…
    Непонятно, как такая тонкая вещь попала в руки ребёнка. И почему никто не помешал ему прыгать во времени.
    Я улыбнулся. Вот бы в своё время мне такое! Ведь это приключение о котором мечтают все пацаны! Я бы отдал всё, чтобы иметь возможность испытать такое. Одиссея какая-то!
    Впрочем, не всё было так гламурно. Мальчик, по-видимому, вернуться назад в своё время не смог и вынужден был бездомным слоняться по улицам города, размазывая слёзы по щекам. Ведь в будущее часы не отсылали. Даже по спине протянуло холодком. В реальности приключение стало сюжетом фильма ужасов. Когда впереди только тьма, и невозможно спастись… Стало жаль юного путешественника.
    – Хотя эта машина времени, я думаю, ещё не скоро будет создана. – Дима продолжал гнуть своё. История потерянного мальчика его вряд ли волновала. – Так что, скорей всего, и твоего дядьки даже в проекте не существует. Всё это должно будет когда-то случиться…
    – Всё это уже случилось. – тихо ответил я.
    Димка будто споткнулся от моего замечания.
    – Ну, да, конечно… И изменить ничего уже нельзя…
    Профессор последнее у меня почти спросил. Можно ли изменить то, что уже произошло когда-то в будущем? Или оно дано судьбой именно в таком виде и никаких изменений уже не потерпит?.. Вот такой серьёзный вопрос!
    Нежданно-нелогичная мысль, как всегда, сформировалась в момент. Я даже не успел понять, откуда что пришло:
    – Слушай, Димыч! У нас наверняка есть ещё свидетель, самый, пожалуй, главный… Можно спросить у дяди Вити.
    Профессор оторопел. Он смотрел на меня как на безнадёжно больного. О чём можно говорить с покойником на кладбище?
    – Ведь у меня теперь есть рабочая машина времени!
    В этот момент, когда в глазах Димки начало проясняться, раздался звонок в дверь. Всегда это происходит некстати! Мы смотрели друг на друга остолбенело. Я думал, стоит ли открывать. У нас тут такая захватывающая тема созрела!
    – Это к тебе кто-то идёт. – видя, что я продолжаю сидеть, сказал Профессор.
    Пришлось встать и двинуться в прихожку.
    Когда дверь открылась, на меня смотрела обаятельная девушка. У неё всё было, как надо: глаза, губы, волосы! Серая весенняя курточка с капюшоном, светлая вязанная шапка, бело-красный шарф вокруг шеи и стройные ноги в не выходящих из моды, потёртых джинсах.
    Я растерялся, пытаясь вспомнить, живёт ли такая у нас в подъезде. Нет, я её никогда не видел. Если бы видел, то запомнил бы наверняка!
    И незнакомка молчала. Наше молчание затягивалось. Я не знал, что сказать, поэтому просто кашлянул. Девушка моргнула и неожиданно дрогнувшим голосом сказала:
    – Здравствуй!
    О! Мы что, знакомы? Я молчал и с глупым видом продолжал смотреть ей в лицо. В лице том теперь было что-то от обиды и досады. И, торопливо заправляя волосы под шапочку, она произнесла:
    – Это я, Анжелика!

Глава 3. Лика

    Те два года, что я не видел дочь «своего» дядьки, сделали с ней невероятное! Из тощего угловатого утёнка вышла сказочная принцесса. Голос, глаза, тонкие пальчики, волосы и фигура. Это всё сияло!
    Неудивительно, что я не смог её узнать. Она стала волшебным видением.
    Но, вероятно, ничто в природе не бывает без отдачи. Баланс добра и зла должен сохраняться и первое, что, переступив порог, сказала Лика:
    – Ну, чего уставился!
    Сразу видно, достойный продолжатель дела мамочки! Правда, Анжелика тут же сама смутилась. Но это просто от молодости! Потом она закалится, окрепнет… Я вздохнул.
    Димка, как только увидел, что ко мне пришла красивая девушка, стал быстро собираться:
    – Ладно… Мы завтра поговорим – и заторопился к своей безразмерной куртке у порога. Я хотел его остановить, но Димка и слушать не хотел. Когда он уже застёгивал ботинок, Лика снова подала голос:
    – Подождите, у меня только два слова…
    – И оба ты, подруга, уже сказала… – тихо проворчал я, надеясь что сказанное прекрасное существо не расслышит.
    Но Лика услышала, поэтому разозлилась ещё больше:
    – Я… вообще… и не собиралась… – в глазах сверкали молнии. – Это папка просил в этот день принести.
    И она со злостью сунула мне в руку сложенный листок пожелтевшей бумаги. Я взял. И стал растеряно вертеть в руках. Сразу кольнуло: что-то здесь было явно не так!..
    Её «папки», то есть, дяди Вити уже два года как нет, и эта бумажка лежала где-то и дожидалась именно этого дня… И именно этого момента, когда я занялся часами, намереваясь махнуть в прошлое, чтобы побеседовать с Виктором Александровичем. И тут является с письмом Лика… Два года назад об этом никто не мог даже догадаться!.. Совпадение?
    Лика нетерпеливо попыталась оттолкнуть со своего пути тяжёлого Диму, чтобы пробиться к выходу. Но это ей было не под силу. Димка сам себя сдвигал с трудом. Так они и застряли.
    А мне предстояло теперь, как сумею, разрядить начавшую взрываться обстановку. Потому что возникла необходимость разобраться с запиской и смыслом этого совпадения.
    – Стоп-стоп! Лика, оставь в покое дядьку Диму! Ты его уронишь и он разобьётся…
    Странно, моя неуклюжая шутка, возымела действие. Девчонка, перестав толкать Профессора, повернулась ко мне и расцвела улыбкой. Теперь я видел, что это выросшая девочка и есть моя… какая-то там сестра. Я помнил это лицо в окружении пелёнок, и тоже улыбнулся.
    Димка, которому не дали одеться, стоял со вторым ботинком в руке и непонятливо глядел то на меня, то на мою гостью. Я продолжил:
    – Давайте так, вы оба проходите на кухню. Мы будем пить чай… Анжелика, я должен прочитать записку… – в голове снова пронеслась неожиданная мысль. – Мама-то знает, где ты?
    Лика покачала головой.
    – Она тебя не потеряет? – я стал опасаться конфликтов с роднёй.
    Лика снова отрицательно качнула головой.
    – Она что, отпустила тебя куда-то, а ты поехала ко мне?
    Лика кивнула. Час от часу не легче! Я тяжело вздохнул.
    – Хорошо! Я прочитаю, ты попьёшь чай. Димыч, поухаживай! Потом я отвезу тебя домой. Идёт? Я думаю, много времени это не займёт… Э-э… Да! – я вдруг вспомнил, что не познакомил своих гостей. – Это Лика, моя сестрёнка, дочь Виктора Александровича.
    У профессора округлились глаза. Он одними губами спросил: «Та самая?». Мы только пять минут назад пытались с ней созвониться.
    – А это мой друг – Дмитрий Калашников, Профессор. – я постарался, чтобы «Профессор» прозвучало как бы в кавычках.
    Лика учтиво сказала:
    – Здрасьте!
    А Дима решил не уточнять, какой он профессор, только вежливо склонил голову. Я в первый раз увидел, как он отвечает на приветствие.
    Угроза конфликта была снята и мы приступили к мирному сотрудничеству. Лика передала свою курточку Профессору, тот повесил и все, следом за мной двинулись на кухню и занялись своими делами. Я сел и приступил к чтению.
    Сверху на сложенном листке было написано:
    «Вручить в воскресенье 11 марта 2018 года в 20.30. ул. Правобережная, дом 65, кв. 18. Евграфову Валерию»
    Почерк дяди Вити был мне знаком. Он один из всей семьи присылал на день рождения и праздники всяческие открытки. Я ещё удивлялся, что кто-то таким творчеством увлекается.
    Я глянул на настенные часы. Всё точно, тридцать три минуты девятого. Большой плюс: принцесса точна!
    «Дорогой Валера! Это письмо должно было бы тебя удивить. Но ты уже готов к этому. Верно?
    Те часы, мне очень не хочется называть их глупым словом «машина», работают совсем не как часы. Точнее, как удивительные часы. Надо лишь их правильно выставить. Не знаю, как это сделал ты, ведь мне в своё время показывали, как это делается. Когда я вручал их тебе, мне казалось, что ничего не выйдет. Но, как стало понятно, я ошибался. У меня ушли годы, чтобы изучить их возможности. Поэтому попробую изложить для тебя всё, что знаю, доступно.
    Во-первых, в рабочее состояние часы приводятся, если надавить выступающий рычажок у основания браслета. Если руки там нет, затянувшись до предела, стягивание прекращается и браслет возвращается в исходное состояние. Если рука там, часы притягиваются и начинают работать. Запомни, работают они только на левой руке, на правой, многое будет недоступно. Как и зачем это сделано, не знаю. Возможно, дискриминация левшей, но так устроено!
    Когда часы на руке, можно программировать. Для этого включается режим дистанции (кнопка реж справа, она утоплена в лунку). В строке «distance temporelle» (текст очень мелкий) начинает светиться ноль. Туда необходимо вписать численное значение в секундах. За вписывание отвечают четыре клавиши выше и ниже "реж". Те, что выше, увеличивают, а ниже – уменьшают числовые значения. Если надавить обе верхние или обе нижние, процесс ускоряется. Набранное число отвечает за дистанцию заброса в секундах. За кнопкой "реж" есть также притопленная кнопка "в.н", которая инициирует строчку «temps de localisation» и выбирает время до возвращения. Число выбирается как и в предыдущем случае, ограничения этих значений следующие: невозможность положительных и нулевых в строчке «distance temporelle» и отрицательных и нулевых в строчке «temps de localisation». После запуска изменить принятые значения невозможно. Поэтому нужно точно оценивать свои возможности ещё до запуска».
    Я подумал, что мне очень повезло в тот первый раз. Играя с числами, я случайно выбрал именно отрицательные значения для дистанции и положительные, для времени возвращения. Но это была действительно госпожа Случайность в чистом виде. Ведь всё могло случиться так, как на кухне у Профессора, что привело бы к ступору в запуске и невозможности путешествий во времени.
    «Есть ещё одна возможность выбора, когда выставляешь дату и время, где, точнее, когда желаешь оказаться. Но это, если ты точно знаешь, когда. Нужно надавить одновременно кнопки реж и в.н. Держать нажатыми не менее пяти секунд. Тогда строчка «temps de rendez-vous» засветится и покажет текущее время. И мигающую точку курсора под ней. Курсор и надо перемещать влево или вправо. Руководят этим кнопки, которые меняли секунды. А по порядку перелистывают числа кнопки, которые меняли сотни.
    Когда наберёшь, обязательно проверь, всё ли точно соответствует. Выбранная дата должна предшествовать настоящей дате. Ошибки здесь недопустимы. («Я несколько раз…» – эта незаконченная фраза была перечёркнута).
    В дальнейшем важен запуск. От несанкционированного спасает многоступенчатая защита. Кнопки зап, 1 и 2, и сканер отпечатка пальца на кнопке под корпусом. Я запустил сканирование твоего указательного пальца, когда вложил часы тебе в руку в твой день рождения. Помнишь?»
    Я от волнения даже перестал дышать. Как всё непросто. Я-то тогда подумал, что дядька боится, как бы я тяжёлые часы не выронил. А он, оказывается, таким образом сканирование указательного пальца запускал. Менял владельца, передавал право пользования.
    На кухне стояла тишина. Я огляделся, боясь, что все, пока я читаю, куда-то исчезли. Но тревога была ложной, Лика сидела на стуле напротив и неотрывно глядела, как я читаю. А Димка что-то колдовал с заварным чайником в виде стакана с поршнем. Мне его Димка же и подарил в прошлом году. И я успокоено продолжил. Текста осталось совсем немного:
    «Я знаю, ты уже пользовался часами и знаешь, как они работают. Но всё равно предупреждаю: НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, НЕ СНИМАЙ ЧАСЫ С РУКИ ДО ПОЛНОЙ ОТРАБОТКИ ПРОГРАММЫ! То есть, до возвращения.
    Остальное обговорим, жду тебя 24 сентября 2011 года.
    Искренне твой Виктор Александрович.»
    «Жду тебя 24 сентября 2011 года». Если не знать из-за чего сыр-бор, можно решить, что письмо опоздало к адресату больше чем на шесть с половиной лет… Но мне самому идея встретиться с дядей Витей пришла буквально за минуту до прихода Лики. Значит, наша встреча уже состоялась? И я всё… буквально всё, изложил уже ему? У меня начал назревать каверзный вопрос для Анжелики…
    Я поднял глаза от бумаги. На кухне была тишина, но теперь на меня уставился ещё и Профессор, за третьей стороной стола он выглядывал из-за чайника.
    – Ну что, может всё-таки попьём чай? – мне надо было как-то отвлечь всеобщее внимание от своей персоны.
    – Погоди, не заварился ещё. – буркнул Димка.
    Я повернулся к Лике. Тот к ней вопрос, ещё не до конца оформился, но и других вопросов было много. Поэтому я предпочёл, как мне показалось, начать с безобидного:
    – Так… папа Витя сказал дать мне это именно сегодня?
    – Да. – каким-то сдавленным голосом ответила она.
    Взглянув ей в лицо, пришлось констатировать, что темы папы Вити лучше было не касаться. Больная для девчонки тема. Лика повернула голову, как бы желая посмотреть в тёмное окно. И по щеке из заблестевших глаз скатилась слеза. Галантный Димка тут же схватил со стола салфетку и вложил ей в руку.
    – Хорошо, не будем об этом. – сказал я. – Давай Профессор уже свой чай!
    И Дима со вздохом вынужден был начать разливать этот напиток богов по чашкам, пробормотав ворчливо: «Не заварился же ещё, торопится он…».
    К чаю ничего у меня не было поэтому я достаточно бесцеремонно покромсал тупым ножом хлеб и этим же ножом открыл банку шпрот, нашедшуюся в холодильнике. Стол для бомжей или диких туристов! Для оправдания я сказал:
    – Ты, Лика, наверное, ещё не ужинала?
    Странно. Она улыбнулась мне сквозь слёзы и, молча, взяла предложенный «десерт». Никогда их не поймёшь, этих девчонок!
    Димка из гордости от моего убогого яства отказался. Пришлось мне самому составить компанию «сестрёнке». Так мы и сидели, ели и молчали.
    Лика продолжала промокать глаза салфеткой, но когда чаепитие завершилось, она снова была спокойна, как каменный обелиск. У меня осталась только проблема, как после проводить её домой, пока ходит городской транспорт. Дорога дальняя, на другой конец города, пока мать не начала разыскивать свою дочь.
    Я обдумывал, как выяснить у девушки интересующее меня. Наконец, что-то в голове щёлкнуло, прокрутились какие-то шестерёнки, и я спросил:
    – Лика! Мы ведь встречались в одиннадцатом году двадцать четвёртого сентября?
    Я специально не стал упоминать дядьку, чтобы не ввести её в новый ступор со слезами.
    – Ну-у да! – помедлив, ясно произнесла она.
    Я сам хорошо помнил этот день в своей жизни, от звонка до звонка. Мне было лет шестнадцать, я был где-то в возрасте Лики. С утра – школа, потом поход с одноклассниками по нашему районному «Бродвею» – улице Герцена по пути к заболевшему Тольке Третьяку. Туда пришли вчетвером: я, Гарик, Дэдэ и Борька. Только банда, правда, без девчонок, остальные отсеялись по дороге.
    А вечером был семейный отдых, я, папа, мама, телевизор, и далее сон… Было ещё много мелких нюансов, но ни один из них не был связан с семьёй младших Егоровых, и с Ликой, в частности. Меня в тот день там быть просто не могло.
    Значит у них был не я, а другой, пришедший из будущего. Было совершенно диким осознавать такое: ты ещё ничего не решил, но всё сделал раньше.
    Димка, ничего не понимающим взглядом следил за мной. Ну что я мог сейчас ему объяснить? У меня на это не было времени.
    – Хорошо! Сейчас делаем так… – и я объяснил, что пойду провожать Лику, а Димка должен ждать меня здесь. Нам надо многое обсудить. А чтобы он не заскучал, я сунул ему развёрнутую записку дяди Вити. И с Ликой мы выскользнули в прихожку.
    На улице был неприятный ветерок и Лика ёжилась от холода в своей лёгкой курточке. Мне пришлось на автобусной уже остановке встать сзади, обнять и прижать её к себе за плечи. Лика не вырывалась, наверное поняла, что желаю добра.
    После пяти минут ожидания на пустой автобусной остановке, я понял, что благоразумней будет вызвать такси. Пока я набирал и договаривался, защищаясь от ветра, Лика продолжала прижиматься ко мне с подветренной стороны.
    Потом мы ехали на великолепной и тёплой Тойоте по опустевшим улицам. Всю дорогу Лика уже не смолкала. Она была ещё таким ребёнком! Рассказывала о дяде Вите и каждый раз называла его «папка». Сказала, что после школы собирается поступать в институт. Только не решила в какой. Но так ей велел «папка». И только, когда подъезжали, неожиданно спросила:
    – А ты папку ещё увидишь?
    У меня просто всё оборвалось внутри. Я про машину времени с ней не говорил. Но она знает. Из записки что ли?
    – Откуда ты знаешь про машину?.. – мне не хотелось так необдуманно заканчивать фразу и смущать молчащего водителя.
    Но Лику это нисколько не смутило.
    – Времени?.. – договорила она, и менять смысл было поздно. – Я про это знаю всё!
    К счастью наша Тойота уже подъезжала к дому, где жила Лика. Я проводил её до самой двери квартиры. И Лика шёпотом сказала мне на ухо:
    – Маме, если что, ничего не говори. Я была у подруги.

    Когда я вернулся, Димка обрадовался:
    – Я-то думал до утра тебя теперь не будет…
    – Что скажешь? – кивнув на записку, я не дал ему развивать скользкую тему.
    – Что скажу? Ничего не скажу! Этого изменить нельзя. Когда подготовимся, махнёшь в две тысячи одиннадцатый. Там у тебя не только назначена, но и уже состоялась встреча… И помешать этому ничто не сможет!

    А на следующий день мы, конечно, начали всё с утра. Я подозреваю, Димка просто спал и видел, как я исчезаю, ныряя в прошлое. Такого наблюдать ещё никому не доводилось!
    Поэтому он пришёл пораньше, но, обуздав своё желание видеть всё немедля, снова взялся за бумагу и ручку и стал составлять список дел первой необходимости.
    – Есть что-нибудь, что важно знать для этих путешествий?
    – Знаешь, а часы при работе разогреваются… – начал я.
    – Мы с тобой это уже обсуждали. – перебил Димка. – Радиоизотопный источник…
    – Обсуждать-то обсуждали, но руку можно и обжечь. Я ходил на минуты, а тут годы…
    – Ох, верно! Браслет снимать нельзя. – наконец снизошёл до моих бед Дима. – Надо что-то придумать. То ли мазь от ожога, то ли теплоизоляцию для руки. А для начала, надо просто узнать температуру корпуса. У меня есть контактный термометр. – и он записал что-то себе на листке.
    – А ещё как дышать? Воздух становится густым…
    – Да? – удивился Димка и написал что-то опять. – Я не знал… Тебе нужен кислородный аппарат, или сжатый воздух в баллоне…
    Я, помня о куртке с шапкой, представил себя в акваланге, гидрокостюме и ластах. С чудовищными часами на руке. И не удержался от нервного смешка. Хрононавт!
    – Чего смеёшься? Я не хочу встречать обратно твой труп!
    Как всегда со мной он был сама любезность, но я привык к его выходкам. К тому же было хорошо, что обо мне хоть кто-то и хоть как-то заботится.
    Ещё был вопрос про свет, который возникал при движении в прошлое и обратно. Димка сказал, что вот это может быть каким-то психическим явлением, связанным с моими переживаниями. И мы сцепились, никто не желал со своих позиций уходить. В конце концов ему пришлось сказать:
    – Ладно, сейчас посмотрим. Дай-ка смарт!..
    Хотя, когда начался процесс, там явно был яркий свет, но я вынужден был Профессора огорчить: ту историческую запись в сортире я, чтобы не портила настроение своей памятью, стёр ещё вчера.
    – Хорошо! В следующий раз будем снимать всё подряд. Надо готовиться. И испытать на всё более продолжительной дистанции. Просто так, без подготовки нельзя, очень опасно!
    Его «очень опасно» меня окончательно добило. Я хохотал до икоты! Совершенно без подготовки я нырял во времени уже целых два раза! И теперь человек, который сам не может этого сделать, пытался внушить, что это опасно!
    Правда, это у меня точно нервное! Надо сосредоточиться! И я не забыл, что обещал навестить бабушку Лиду.

    Моя бабушка, Лидия Андреевна, раньше работала врачом в городской поликлинике. И пока был жив дед Саша, она продолжала трудиться. Лет до шестидесяти пяти, наверное. Когда стала пенсионеркой, безвыходно сидит дома. Надежды, что она помнит что-то из своей прежней жизни, у меня не было. Вопрос о происхождении «котлов» почти разрешился, но раз обещал, надо выполнять!
    Бабушка расплакалась, когда я сказал, что хочу побеседовать о дяде Вите. Она сказала, что Витя был её любимым сыном. Видимо, она искренне считала Виктора Александровича сыном, забыв, что когда-то нашла его на улице. Я напоминать о таких мелочах посчитал грубым и жестоким. Мы и без этого мило беседовали.
    А в конце баба Лида пожаловалась:
    – Я всё тут одна да одна. Хорошо, хоть ты зашёл!..
    Мои мама и папа по нескольку раз в день навещали её. Но я, тем не менее, прошёлся по холодильнику. Там всего было вдоволь. Грех жаловаться. Я ещё вымыл грязную тарелку, оставленную в раковине кухни и, когда уходил, захватил выкинуть полупустой пакет с мусором. Не зря же я здесь был…

    Мы с Димкой, когда всё было готово, провели успешный испытательный нырок в чуть более дальнее прошлое. У меня дома и на моих условиях.
    Вечером Профессор притащил контактный термометр, фотик «Никон» с треногой, чтобы фиксировать видео, и люксметр, для измерения освещённости.
    Контактный термометр я положил в карман брюк, а его датчик на длинном проводе приклеил к запястью под браслет. Люксметр включил и прилепил на руку, чтобы данные попали в поле камеры смартфона, а датчик вывел на грудь, поближе к глазам.
    Мой Самсунг я прилепил там же на груди. Его, как и люксметр, сразу пришлось включить на запись. И две или три минуты он писал всё, что происходило до того, как всё стало происходить…
    Я нацепил на нос тёмные очки и запустил часы… Димка был готов, поставил свой «Никон» на запись. Мне показалось, что я услышал лай пуделя сверху. И тут прямо посреди комнаты возник мой двойник! Был какой-то треск, на меня подуло сквознячком. И я краем глаза уловил неожиданно возникшее человеческое тело…
    Совсем не ожидал, что со стороны выгляжу вот так: весь обвешанный проводами и датчиками, по всему мне торчат разнообразные приборы. Прямо супер испытатель!
    Но, вообще-то, он выглядел неплохо. Конечно, не Леонардо ди Каприо, но вполне сойдёт. Я разглядывал себя со стороны с интересом. По крайней мере, из всех моих ипостасей, эта выглядела самой крутой. Очки, правда, совершенно непроницаемые, и глаз за ними у этого парня не видать. Он, моя тень из будущего, улыбнулся и помахал рукой. Я повернулся к нему и поднял руку в ответ.
    Димка от того, что мы ещё и общаться можем, потерял не только дар речи. Что-то за спиной у меня грохнуло, и в следующий момент Профессор оказался сидящим на полу. Но он с глупым выражением лица продолжал пялиться на двойника. Нам не хватило сейчас ещё одной точки наблюдения, которая бы охватывала всё и сразу! Это была бы потеха!
    Мой двойник, неожиданно хлопнул меня по плечу. Когда я повернулся, он показал часы, по-видимому время кончалось. Затем нагнулся и пальцами постучал по полу под своими ногами. И когда разогнулся почти сразу с треском исчез.
    Димка всё сидел на полу. Но его камера продолжала целиться в меня. Значит, как говорят космонавты, поехали!
    Я поднял тяжёлую левую и правой стал привычно забивать цифры дальности и срока возвращения. Меня, конечно, влекло опробовать второй вариант, но на таких дистанциях было удобней пользоваться секундами.
    Ничего менять не стал, всё должно оставаться в рамках произошедшего. Димка стал что-то мычать и тыкать руками в пол. Но он просто не успевал за моей мыслью. А я сунул палец под корпус часов и до лёгкого щелчка надавил сканер отпечатка. И через секунду сделал широкий шаг на то место, где только что был двойник. Между нажатием и срабатыванием до сих пор была только пара секунд.
    Слабый удар по ногам, ослепительное зарево, мой новый двойник, делающий шаг от меня назад…
    Мои глаза, несмотря на тёмные очки, стали болеть и я их поспешно закрыл. И теперь ориентировался только на слух. Какой-то тихий гром, быстро изменившийся до писка. Когда писк стал неразличим я понял, что скоро наступит «время назначения», и стал приоткрывать щёлочки глаз. Это совпало с резким потемнением, меня качнуло и я вдохнул.
    Димка уже, точнее, ещё стоял перед своей треногой, а мой второй двойник, то есть я сам, поворачивал ко мне голову. Выражение лица… В общем-то тогда я всё-таки испугался. И теперь я сам, чтобы успокоить его, улыбнулся, поднял свободную руку и приветственно помахал. Двойник мне вежливо ответил.
    А Димка, для которого всё это оказалось неожиданным и ненормальным, вдруг не удержался на ногах и полетел на пол… Мне было его жалко. Он падал при мне уже второй раз. Но изменить это было невозможно!
    Пока двойник удивлённо поворачивался к Профессору, я достал из кармана термометр. Температура возле руки была меньше пятидесяти. Точнее сорок шесть и шесть Цельсия. Что показывал люксметр можно будет определить только на записи. На часах все строчки светились, кроме верхней, где светодиодов не было.
    На третьей строке время убывало уже катастрофически. И я ткнул двойника в плечо. Надо было ему показать место, откуда стартовать. Тот, улыбаясь, повернулся ко мне, и я показал часы. Времени уже не было, нагнулся и хлопнул по полу у ног.
    Он парнишка не глупый, поймёт! И только тут я сообразил, что мы с ним даже не обменялись и парой слов. Впрочем, говорить было поздно, свет померк, меня качнуло. Возвращаюсь!
    Дима был в комнате один. Он теперь стоял на ногах, и на меня просто как-то бесчувственно глянул. Злится что ли, что из-за меня упал?
    Но Димка не злился:
    – Надо же как опозорился!.. Я надеюсь, у тебя в записи этого нет?..
    Похоже, Профессора одолевало смущение, он сам не ждал, что так нелепо среагирует на ожидаемое появление второго и наш обмен приветствиями. Я вспомнил собственный взгляд. Мы в тот момент были в одинаковом шоковом состоянии.
    – Профессор, ты бы видел моё лицо, когда этот тип появился!..
    И мы вместе хохотали, просматривая снятое смартфоном. Дима сам не мог удержаться, как это потешно получилось. Первый-то раз, когда Димка шлёпнулся, моя камера только зацепила его макушку, зато второй раз это было что-то! Димка в панике подогнул ноги и, не устояв, приземлился на пятую точку! Но и я был хорош! Глаза вытаращил, будто огнедышащее привидение встретил. Правда я быстро очнулся и не упал. Вероятно потому, что видел себя со стороны уже не первый раз.
    «Никон» всё зафиксировал в более мягком варианте. От падающего профессора остались только сотрясение и удивлённые взгляды «близнецов».
    – Кстати, завтра приедет мой знакомый из Беларуси. – отсмеявшись, сказал уже спокойно Димка. – Он привезёт дозиметр. И, думаю, мы будем правы, тут стоит ядерный источник.
    Я поморщился. Все разговоры про ядерный источник на руке, раздражали. Прибор продолжал пугать. И пусть он хоть дважды ядерный и трижды опасный, мне об этом лучше не напоминать. Тем более, когда планирую использовать часы не в последний раз.
    Когда отсмотрели весь видеоматериал, и обсудили результаты, Димка сказал, что публиковать что-либо об этом приборе и явлении перехода, будет окончательной тупостью. Это всё равно, что выскочить на скоростное шоссе и попытаться магическими жестами остановить тяжело гружёный контейнеровоз.
    За часики начнётся война. И, вероятно, не только в переносном смысле. Меняя прошлое, можно воздействовать на настоящее и будущее. Хотя то, что произошло сегодня, как будто делает нереальным что-либо типа «убить своего дедушку». Прошлое связано с настоящим взаимозависимо, как две гирьки уравновешенных весов: меняется прошлое и тотчас трансформируется всё, что случилось после. Сделал я трагическую ошибку и часы в коробке никому не достались…
    Вообще, в это лезть не хотелось. Теория мироздания и философия, не мой конёк!

Глава 4. Прикидываюсь больным

    Ночью на тринадцатое мне приснился, леденящий кровь, сон. Во сне я сам, вот странно, без часов, голубого сияния и прочей ерунды, ныряю в прошлое, и там вижу мальчика. Комната. Детские игрушки и мальчуган с торчащими в разные стороны ушами. Я достаю из-за пазухи пистолет (ведь это же сон!) и стреляю в сердце… В сердце, не в сердце, но я выстрелил, в ребёнка!
    И в момент, когда под пальцем шевельнулся спусковой крючок, увидел, что тот мальчик – я сам в детстве, стою с новой игрушкой пожарной машины, о которой мечтал… Выстрел! Ощущения пули в сердце были так реальны! И умирать было больно и страшно! Проснулся в холодном поту.
    На груди, в районе сердца действительно было горячо! Раньше таких кошмаров не видел. Смертельный озноб и ужас убийства ребёнка, горячая пуля, пронзившая сердце…
    Было три часа ночи, я сидел на кухне и пил горячий чай чашку за чашкой и никак не мог согреться… Откуда взялся такой сон? Нелепый и бессмысленный! Это не предупреждение и не подсказка. Глупость какая-то на постном масле… Нырнуть в прошлое и убить себя ребёнком, идиотизм натуральный!
    Ранее с Профессором мы планировали совершить сегодня бросок на несколько часов. Планировал конечно Димка. И в пять утра я позвонил, чтобы соврать что болею, а после лёг и уснул. Кошмаров больше не было, спал спокойно, и в час дня был уже, как огурчик, бодрым и жизнерадостным!
    Потом случилось одно событие, о котором расскажу чуть позже.
    В три позвонил Димка и спросил, не надо ли чего. Я ответил, что ничего не надо, и я беру сегодня отгул. Но это я только для Димки сказал, чтобы не рвался сейчас. Нам сегодня уже была назначена встреча.
    Димка понял, ответил: «Угу», по крайней мере, сейчас было свободное время, и для общения в том числе.
    И вот же какая странность, секунду спустя действительно позвонила Ленка. Я даже не успел телефон на место положить.
    Ленка Рязанова как бы считалась моей подругой в прошлом году. Мы с ней действительно тогда были близки. По крайней мере, почти месяц жили здесь, в моей квартире. Будто бы семья. Я думал у меня с ней всё будет нормально. Но в какой-то неопределённый момент, всё кончилось. И я, дурак, ещё два месяца безуспешно уговаривал её вернуться…
    И вот с тех пор прошёл почти год. Былое забылось и стало плохим воспоминанием. Я думал, что вытравил из памяти её имя и образ. И стёр её номер в контактах смартфона. Но это была только надводная верхушка айсберга. Ленка мне по-прежнему снилась той милой девчонкой, какую увидел на встрече одноклассников в позапрошлом году. Мне, балбесу, тогда хотелось защитить её просто ото всего. Такой она казалась слабой.
    И ведь был тогда хороший выбор! Почему Ленка? Уже не знаю.
    Я был предупреждён, но ждал, что она сама скажет, зачем я понадобился.
    – Валюр! – да, когда-то я млел от такого обращения. – Привет, милый! Ты на меня всё ещё дуешься?
    – Привет, Ленка! – я не хотел выглядеть хамом, но всё же решил не сокращать дистанцию. – Какими судьбами в наших краях?
    Сказал это безразличным тоном, как чужому. И вроде получилось.
    – Ой-ой! – она это умела, унизительно насмехаться, практически ничего не говоря. Убивая объект насмерть одними интонациями. – Глупенький! Судьба меня просто влечёт в твои края! Как ты думаешь, может нам сегодня встретиться? А-то я уже стала забывать, как пахнут твои волосы…
    Фу ты! Как она быстро умела привлечь оппонента на свою сторону. Щелчок пальцами, и ты уже наш! Это умение родилось ранее её самой. Мне лично всё в Ленке нравилось, кроме вот этого… Лёгкости, с которой она тебе позволяла приблизиться и потом с безразличием отталкивала. Непостоянная, человек без якоря.
    Я, после всего, что с ней было связано, стал считать себя законченным консерватором и неисправимым одиночкой. В здравом смысле этого слова. И теперь хотел бы видеть рядом с собой тоже нечто нормальное и предсказуемое. Консервативное.
    – Что-нибудь у тебя случилось? Что-то ты устаревший мотив завела! Тебе так не кажется?..
    В трубке повисла тишина. Да, первый щелчок пальцами оказался холостым. Не попала.
    – Может всё-таки встретимся?.. – теперь голос почти нормальный, без того театрально-счастливого повизгивания.
    Значит можем беседовать нормально. У меня не было такой возможности почти год.
    – Нет, Лена! У нас с тобой ничего не сложилось и вряд ли сложится. Мы разные…
    – Ну, Валюр! – это ещё одна попытка. – Чего ты? Зачем всё усложнять? Ведь нам было так хорошо!
    Да, было. Я сам так думал раньше, но с Ленкой соглашаться был не готов.
    – О хорошем у нас с тобой разные понятия…
    И мы долго ещё молчали. Я хотел уже дать отбой, когда Лена сказала:
    – В общем-то я и не надеялась, что простишь… – немного помолчала. – Как ты?
    Это ещё одно вовлечение в разговор. Надо ли мне ловиться на эту её удочку? Лену совершенно не волнуют мои дела. Она так и сказала при последнем разговоре прошлым летом: «Да пошёл ты со своими проблемами!..». Я, вероятно, злопамятный.
    – Ещё что-нибудь хочешь спросить? Спрашивай.
    Я понимал, что излишне жесток, но не жалел.
    Больше у Лены вопросов не было. Соединение разорвалось.
    Вероятно, она поняла, что кашу здесь со мной больше не сваришь. Хотя, это, без сомнения, не её стиль. Раньше она, как дятел, долбила бы эту точку, пока не добилась своего. Днём и ночью. Что-то в ней сломалось. Впрочем, это могла быть всего-навсего обыкновенная, предвещающая длительную и, вероятно, победоносную осаду, испытание боем. Передовой отряд гусар выскочил из засады и… получил по ноздрям!
    Часов в семь вечера наконец-то пришёл Профессор. Я его заждался.
    – Ну что, кончил болеть? – это у него вместо «здравствуй». – Ты думаешь, я с пустыми руками?.. И не надейся! Вот!
    И Димка протянул пакет, в котором лежало нечто.
    – Немецкий радиометр… – определил я, даже не открывая пакет.
    – Ты откуда знаешь? – удивился Димка, пытаясь снаружи на пакете разглядеть внешние признаки именно немецкого радиометра.
    Но я объяснять не стал. В пакете была коробка, а в ней прибор, напоминающий прежние пухлые сотовые телефоны. Правда, не было кнопочного поля, вместо кнопок был небольшой джойстик. Этот прибор я уже видел, но как работает не знал.
    – Радиометр. Счётчик Гейгера. Смарт! – с придыханием начал объяснять Димка. – Последняя разработка. Сплошные удобства для пользователя. Подсчёт фоновых значений, вычисление суммарной дозы, составление графиков…
    – А где у него датчик на проводе? – я решил подколоть Димку. Ведь до сих пор все измерительные приборы у нас были с вынесенными датчиками.
    – Чудак! У него датчики такие большие и хрупкие, что их лучше размещать в корпусе.
    – А давай попробуем включить! – мне хотелось знать насколько нам безопасно теперь жить рядом с моим наручным ядерным монстром. Я предыдущую ночь, на всякий случай, оставил часы на кухне на подоконнике подальше от себя. По крайней мере, пока сплю, они не влияют.
    Димка поколдовал и на приборе засветился дисплей.
    – Ну вот. Начнём. – Профессор своим корпусом загораживал от меня экран. И я пытался перелезть через его руку, чтобы разглядеть. – Не торопись. Он только за сорок секунд может вычислить.
    – Вычислить? Он что, не измеряет разве?
    – Какой ты тёмный! Мне даже неудобно!.. Радиометры измеряют в микрозивертах в час… Понимаешь?.. В час!.. А показывают уже через сорок секунд!
    – А-а. Так бы и сказал.
    – Я так и сказал. – раздражённо пробурчал Профессор.
    Правда, спидометры на автомобилях измеряли скорость в километрах тоже в час, а показания начинались с первой секунды как тронешься. Но я Димку упрекать не стал, пусть считает, что прав. Через сорок секунд появилось первое показание – шесть сотых микрозиверта.
    – Это много? – поинтересовался я.
    – Видишь надпись: «Радиация в норме»! Нормой считается всё, что не превышает двадцать девять сотых микрозиверта…
    – То есть это не смертельно?
    – Тащи свои часы, сейчас узнаем!
    Когда часы оказались у радиометра, я затаил дыхание. Вот сейчас… Но показания, хоть и изменились, всё же остались в пределах нормы. Двенадцать сотых микрозиверта. Я облегчённо вздохнул. Всё в норме!
    – Теперь нужно испытать на рабочем… – сказал Димка.
    Я, не протягивая к лежащим на столе часам руку, жалобным голосом съязвил:
    – Ты куда-то торопишься? Тяжело больного человека облучать, засылая в смутное прошлое… Совесть мучать не будет?
    Я насмехался, но Профессор принял это как серьёзное обвинение:
    – Ты понимаешь, Валера, – стал оправдываться он. – Вовка дал мне радиометр только на пару часов. Я не стал его самого сюда тащить из соображений… сам знаешь. И он ждёт у меня дома. Другого такого случая возможно не будет полгода…
    – Хорошо, давай уже! – разбираться действительно не было времени.
    – Погоди… – Профессор попытался меня остановить. – Может мы…
    – Расслабься и наслаждайся этого ещё никто в мире не видел! – сказал я и легонько толкнул Димку на стул.
    Тот по инерции сел, но всё пытался что-то сказать.
    То, что надо было для вояжа я приготовил в своей сумке. И теперь принялся сноровисто цеплять на себя: смартфон, контактный термометр, Очки…
    Наконец, скотчем приклеив радиометр к руке, я повернулся к Профессору.
    – Ну, как?
    – Давай подумаем, куда тебя заслать. – его это всё ещё волновало.
    – Во-первых не куда, а когда!.. А где твой японский фотик? – это я, чтобы переменить тему.
    – Ох, ты! – огорчился Профессор и стал хлопать себя по карманам, будто там, в складках, мог затеряться его Никон с огромным объективом.
    А я пока водрузил себе на руку машинку времени, выставил на ней, пользуясь новой технологией время, дату оставил прежней и изменил только часы. Потом привёл защиту в состояние ровного голубого свечения.
    – Постой, ты куда?.. – Димка, раскрыв рот, смотрел на меня.
    – Вперёд, в прошлое! – перефразируя известное название фильма, весело сказал я. – Ты чего такой озабоченный? Я же сказал: расслабься и наслаждайся! Увидимся через три минуты.
    И я, нацепив на нос очки, нащупал под корпусом красную кнопку, нажал и вдохнул поглубже…
    Вся эта технология стала за последние дни почти привычной. Я, конечно, переступил в сторону, но встряски и удара не избежал.
    Ослепительный голубой свет. Очки не могли защитить глаза, зато в них я выглядел круто! Холодный воздух. Если не шевелиться, этого можно было и не замечать.
    И, наконец, время в пути. В прошлые разы на это по ощущениям тратилось меньше десяти секунд.
    Это время я ни разу не измерял. В этот раз я на часах засёк момент отправления, и момент, когда вышел из полёта в прошлое, это заняло только одиннадцать секунд. Я мог бы ещё не дышать секунд сорок. Легко и без подготовки!
    Пять часов пролетели незаметно! Что в это время происходило вокруг, я почти не видел. Наблюдал за тусклым временем на верхней строчке.
    Зато когда всё кончилось, передо мной, словно я отражался в зеркале, стоял двойник, счастливо улыбающийся, только без часов, очков и остальной дребедени. Я, по привычке, как другому человеку, протянул руку, и он крепко сжал её пальцами. Потом, постояв так со схваченными руками, мы внезапно обнялись, ткнувшись друг другу в плечо. Мы с ним были ближе близнецов, нас разделяло только пять часов времени.
    – Что новенького? – спросил от плеча двойник. Голос у него был похожий, но совсем не мой. Высокий и не такой музыкальный.
    Что новенького? Я задумался. Что случилось за это время? Пришёл Дима…
    Я отвлёкся от двойника и ткнул палец в радиометр на руке.
    – Что это? – мой дубль ещё не догадывался.
    – Это радиометр. Немецкий. Его только что принёс Профессор…
    – Ух, ты! Такой маленький. А как работает?
    Неужели, это я пять часов назад был такой любопытный?
    – Это пусть Димка объясняет. Он придёт через пять часов. А у меня только три минуты… Да, кстати, тебе скоро позвонит Ленка…
    – Это которая?
    – Да та самая! Только не прикидывайся, что забыл!..
    – Ну и как она? – сказал, театрально вздохнув, мой близняшка.
    Валерка мне… мне старался внушить, что ему она безразлична! Вероятно забыл, что я точно такой же он.
    – Брось играться! Нам, дурила, она до сих пор нравится!.. – я сам вздохнул. – А она всё такая же… Хочет, как в первый раз, легко прийти. И будет уговаривать тебя встретиться.
    – И что я должен буду сказать?
    – Ты сам решай, подсказывать не стану… Впрочем, тебе интересно будет оценить её артистические данные.
    Мы помолчали. И оба вспомнили Ленку. Какая она была ещё до того. Милая. По утрам счастливо улыбающаяся. Не умеющая совершенно готовить и убираться в квартире. И ушедшая потом к какому-то белому и пушистому Славику…
    – Ты… это… – первым очнулся от воспоминаний двойник. – Время-то ещё есть?
    Я поглядел на машинку. Осталось тридцать четыре секунды. Почти вечность!
    – Немножко есть. – успокоил я и вспомнил что сейчас буду просить у себя.
    – Ты… сними очки. – сказал он. Я снял. – И повернись!
    Я прокрутился на месте. Потом подсказал:
    – Теперь – ты!
    И Валерка-второй, будто на подиуме, широко улыбаясь, сделал несколько шагов к окну, там повернулся и вернулся обратно.
    – Слушай! А мы с тобой так похожи!.. И роста, вроде, одинакового! Ты не находишь? – выдал он.
    – Ты не поверишь, у нас и имена одинаковые! – сказал я сквозь смех.
    – И остальное… – давясь, прохрипел он.
    Меня вновь закружило это веселье. Хитрые смешинки бегали по его глазам. И мы, от души хлопая друг друга по плечам, хохотали долго, до самого отбытия. Я даже вдохнуть не успел. Свет померк, меня качнуло и Валеркина тень передо мной, набирая ход, кинулась прямо сквозь меня. Но я ничего не почувствовал. И вспомнил, что такое уже было, когда в первый раз я прошёл сквозь дверь в своей комнате. Во время перехода мир физический становился каким-то нематериальным.
    Большой красный и тусклый фонарь за окном всё ускоряясь и склоняясь ниже поплыл к противоположному углу оконного проёма. Какое-то облако быстро сгустилось в комнате прямо передо мной. Когда я разглядел в облаке знакомые черты, снова стало светло. Передо мной стоял Димка.
    – Ну как? – одновременно спросили мы друг друга.
    И тоже рассмеялись, но быстро перестали. Я всё ещё продолжал переживать радостную встречу с собой.
    – Как радиометр? – всё улыбаясь, вернул меня на землю Димка.
    И я только сейчас обратил внимание, что радиометр на руке издавал какие-то звуки. Тихие, потому что кричалка радиометра, вероятно, была с обратной стороны и оказалась заглушеной рукой. А крупные цифры, которые раньше были зелёными, стали красными: «3,2». Я развернул радиометр к Димке.
    – Ого! – сказал он. – Больше трёх микрозивертов в час!
    – А допускается три десятые. – напомнил я.
    – Фоновые три десятых уже не допускаются! Но не бойся, фоновое значение у нас в норме, меньше двух десятых…
    – Как это, не бойся! У нас в десять раз превышена предельная доза! – и я постучал ногтем по стеклу радиометра.
    – Это не фоновое значение. Это значение в те считанные доли секунды, когда тот реактор набирал мощность для прыжка! И очень, кстати, скромно. Рентгеновский аппарат, например, выдаёт что-то около миллизиверта, в сотни раз больше, но тоже недолго. А смертельной считается разовая доза в несколько зивертов. Так что безопасность у нас обеспечена! Излучение в миллион раз не дотягивает до смертельного.
    Гм! Миллион до смертельного. Меня это почти успокоило. Я осторожно снял часы и стал отлеплять от руки Вовкин радиометр. Снова со скотчем выдрал из руки пару волосков. Поморщился: больно!
    – Слушай, Димыч! А дядя Витя умер всё-таки от рака…
    – А он с детства игрался с часами – отмахнулся Профессор. – И скончался после сорока пяти лет таких забав. Ты вполне можешь озаботиться, выкинуть машину времени в мусорный бак и доживёшь до пенсии здоровеньким.
    Это Профессор вовремя ввернул про ненужную машину времени. Таким ценным обладанием станет разбрасываться только недоумок! Какой смысл ждать спокойной старости, если отнять у себя такую фантастическую игрушку, со столь невероятным потенциалом!
    И мне пришла любопытная мысль:
    – А, интересно, в каком году можно стало использовать изотопные источники в бытовых целях?
    И мы посмотрели друг на друга удивлённо. Навряд ли это могло случиться в ближайшие столетия, потому что радиоактивные источники в наше время ещё слишком опасны. Жизнь рядом с такой штукой, если не невозможна, то по крайней мере, рискованна. И в будущем не ожидались такие уж кардинальные изменения в политике безопасности.
    Так что маленький Витя сумел получить доступ отнюдь не к бытовому прибору. Возможно, это был какой-то плохо охранявшийся экспериментальный образец.
    Было около восьми, когда Димка, наконец решил вернуть Вовке его радиометр. А я оставил свою личную машину перемещений в прошлое на столе на видном месте. Теперь её можно было не бояться. Почти безопасная! Главное, не потерять от неё ключ!

Глава 5. Осечка в прошлом

    Ночью сегодня мне снилось что-то приятное. Даже волоски на коже топорщились от удовольствия. Но что именно я видел, после пробуждения вспомнить не мог. Что-то необычное и очень милое одновременно.
    Когда умывался, подумал, что всё складывается удачно. Отпуск не пересёк ещё середины, впереди была уйма свободного времени. И новые приключения сулила машинка на столе. Двойная вчерашняя встреча с собой была самым запоминающимся и приятным событием. Будто вернулся в детство, встретив там старого друга.
    И когда в хорошем настроении готовил завтрак, раздался звонок в передней. Я, думая в такой ранний час о каких-то соседях, сразу открыл дверь. Там стояла Лика. Очень странное явление.
    – Заходи! – спокойно разрешил, и пошёл снова на кухню, следить за яичницей.
    Лика тихонько в кухню зашла только через минуту. Мне необходимо было заполнить тишину, и я спросил:
    – Ты чего не в школе?
    Лика молчала. Это не страшно! Найду какую-нибудь тему и, как миленькая, заговорит.
    – Есть хочешь? – я подумал, что вполне мог бы поделиться своей яичницей с гостьей.
    – Я завтракала. Спасибо. – вежливо ответила она.
    – Чай? – но Лика покачала головой.
    Я пожал плечами. Нет, так нет! Мой завтрак не занял много времени и мы наконец могли позволить себе разговор. Лика начала первой:
    – Ты же ещё увидишь папку?
    Это было почти утверждение. В прошлый раз на этот вопрос я ответил уклончиво.
    – Конечно! – подтвердил я.
    – Скоро?
    – Да.
    На самом деле правильный ответ должен был быть чуть менее утвердительным. Ведь это могло случиться и завтра, и послезавтра, вплоть до ближайших выходных, как желал бы Профессор. Впрочем, и эти сроки тоже подходили под понятие: «скоро»!
    Но могло произойти и сегодня. Я с Профессором эту идею ещё не обсуждал. В конце концов, мы молча решили, что демократичным будет все вопросы решать коллегиально. И он сейчас считал, что мы должны просчитывать возможности и постепенно увеличивать дистанцию до тех пор, пока не сможем уверенно рассчитывать на безопасность при таком длинном прыжке.
    Я думаю, он меня жалел. Я сам готов был отправиться прямо сейчас. Мне в этом вопросе не хватало только союзника, чтобы выйти из равенства. Большинство – сила! А решимости у меня было, выше головы!
    Но про это Лике знать было необязательно.
    – А ты мог бы у него… нет!.. ему передать, что…
    Ну, началось!
    – Лика! Я что, телефонный аппарат? Ты сама напиши, а я, как смогу, передам. Бумагу дать?
    Девчонка смотрела на меня остолбенело. У меня сложилось впечатление, что идея письма ей и нравится, но и совершенно неприемлема одновременно. Я, приняв решение помочь, вздохнул и пошёл за бумагой. Принёс, положил лист перед Анжеликой и сел напротив. Но она долго не решалась начать, сидела над листом в напряжённой позе и молчала. Потом всё-таки достала из сумки ручку и посмотрела на меня.
    – Только пообещай, читать это ты не будешь! – она запрещающе положила ладонь на бумагу.
    Ну, вот, начались капризы!
    – Я не стал бы читать, даже если бы ты разрешила.
    В этом я был честен. Никогда не заглядывал в чужие записки. Считал это подлым и недостойным, как воровство.
    – Хорошо. – ответила Лика, убрала с листка руку и стала писать.
    Вероятно, она мне верила и удовлетворилась ответом.
    – Может мне выйти, подождать в другом месте? – предложил я, вставая. Я хотел прибраться у себя в комнате, пока Лика занята.
    – Нет-нет! – встрепенулась она. – Ну, пожалуйста посиди! А-то я совсем заревусь.
    Пришлось сесть на место, раз она такая рёва-корова. Изредка поглядывая в мою сторону, Лика писала около получаса. Один раз она начала всё вычёркивать, и потом смяла почти полностью исписанный листок и с извиняющимся видом посмотрела на меня. Я понял и принёс ещё три листка. Больше в моём принтере не осталось.
    И всё началось снова. Лика теперь на меня не смотрела и лихорадочно заполняла строчку за строчкой. Иногда от усердия высовывая язык. Пока она глядела только на бумагу, я, пользуясь удачной ситуацией, достал Самсунг и стал снимать.
    Лика была неотразима!
    Подумал, можно показать это Виктору Александровичу, какой красавицей стала. Мне бы это было интересно. Когда Лика поставила в конце точку, я выключил и незаметно убрал смарт обратно.
    И надо же, меня, в такую серьёзную минуту, потянуло шутить:
    – Дописала? Теперь будем считать это документом. – абсолютно серьёзно сказал я. – Поставь дату и распишись. И не забудь свернуть. И сверху подпиши: кому и когда.
    Я вспомнил адрес, написанный Виктором Александровичем на письме сверху.
    Вероятно, мой деловой вид подвёл Лику. Она не поняла, что это шутка, и точно собралась портить свой шедевр дурацкими закорючками.
    – Я пошутил! – торопливо сказал я, видя, что она занесла над бумагой ручку.
    Не понимая, она стала рассматривать моё лицо.
    – Прости, я правда пошутил!
    – И подписываться не надо?
    – Подписаться можешь, но папка, я думаю, и так поймёт, что это от тебя… Только сверни, у меня без тренировки с закрытыми глазами не выйдет.
    Когда письмо было перечитано и свёрнуто, я спросил:
    – Что ты там в школе пропустила?
    – А! – беззаботно махнула рукой Лика. – Я с утра пошла в медпункт и сказала, что плохо себя чувствую. Наверное, простудилась. Врачиха сказала: «Тогда иди домой. Я сама сообщу кому надо». Она нормальная тётка. Так что я свободна!
    Я ничего ответить не успел, потому что пришёл Профессор. Лика первая выпорхнула из кухни открывать дверь и, открыв, тотчас сморозила:
    – Здравствуйте, профессор!
    После этого Димка был в шоке и целую минуту не мог ничего сказать. Пришлось мне приходить ему на помощь:
    – Лика, он Профессор только для своих друзей. Это не учёная степень, а прозвище, ник такой, кличка. И к тому же здороваться с ним не принято. Как и прощаться. Это как бы традиция.
    – Это правда? – спросила Лика Димку. Видно, в последнее время у неё закрались сомнения в моей честности.
    И Димка кивнул. Я вздохнул облегчённо, моё честное имя было спасено.
    В комнате у меня со вчерашнего трудного дня был лёгкий кавардак, поэтому я предложил, и все с этим согласились, что лучше будет заниматься делами на кухне.
    Димка, конечно удивился в изменениях личного состава нашего неофициального клуба, но до определённого времени не возражал. А я сказал Лике:
    – Только учти, твоё время здесь – пока в школе идут занятия. Потом, не обижайся, я тебя прогоню. Домой-то сама доберёшься?
    Лика безразлично кивнула, её, похоже, это не очень волновало.
    Когда мы сели втроём за стол, Димка решился поставить вопрос о конфиденциальности. Я видел, как он его гложет, и дал высказаться.
    – Я, конечно, понимаю, что вы родственники, но всё-таки… Можем ли мы говорить сейчас обо всём? – этот вопрос был, без сомнения, ко мне. – Честно, я не хочу, чтобы появилась утечка информации. Так рисковать…
    Я перебил:
    – Остынь! Ты о какой утечке?.. Меня имеешь в виду? – Димка молчал и взгляд его показывал, что я очень близок к истине. – Ага! Это я привлекаю новых и непроверенных людей?
    Тут уж он кивнул, безусловно, не понимая, куда я клоню.
    – Угу! – сказал я. – А ещё я собираюсь разболтать обо всём какому-то Виктору Александровичу…
    – Но это-то другое дело! – вспыхнул Димка. – С Виктора Александровича всё и началось. Он…
    – Хорошо! – констатировал я. – А-то я уже начал считать себя изменником…
    Мой спокойный тон и сквозившая в словах ирония Димку смутили. Он потерял приоритет, поэтому ничего вставлять не решился. Лика, я видел, хотела что-то сказать. Но я решил её пока игнорировать. Дело касалось таких священных понятий, как дружба и доверие.
    – Ты, Дима Калашников, самый новый, и менее всего проверенный член клуба. Меня в этот клуб включили, когда мне исполнилось шестнадцать. То есть, более шести лет назад. – Димкино лицо, пока я говорил, вытягивалось. – Я не говорю, что я святее Папы Римского. Вот я, например, тебя в тайну машины времени посвятил… Но всё-таки самым старым и самым проверенным членом клуба является Анжелика. Она в этом клубе была, практически, с рождения… И ни разу не подвела.
    Я этими словами поднял престиж «сестрёнки» на небывалую высоту. И после таких слов ждал аплодисментов или хоть возгласов одобрения, но на кухне стояла гробовая тишина. Я обвёл глазами контингент. Лика почему-то не радовалась и смущённо молчала, а Профессор теперь что-то хотел сказать, но не решался, и задумчиво ковырял пальцем скатерть.
    Я ещё предоставлю ему возможность высказаться. Как-нибудь потом, после того, как решение будет принято.
    – Ты Дима, куда хотел меня отправить сегодня? – прервал я молчание.
    Димка, очнувшись, вздрогнул и сказал:
    – Я думал, для начала, на несколько суток, дня там два-три, потом, уже завтра, на несколько месяцев. И только потом…
    Стоп! Я жестом остановил его.
    – Друзья мои! – я обвёл обоих взглядом. – Рад возможности сообщить, что благородная дата: «И ТОЛЬКО ПОТОМ», пришлась как раз на сегодняшнее число! Я думаю, пора!
    Что тут началось! Лика всё поняла, захлопала в ладоши и засмеялась. А Димка, не верил своим ушам и стал уговаривать меня не делать глупостей.
    Я сидел с непроницаемым видом. Всё получилось, как я хотел! Мне удалось обеспечить себе весомого союзника, и Димка остался в меньшинстве.
    Я даже не планировал, что так выйдет. Утром проснулся с мыслью: «Вот он этот день!». И буквально всё мне в этом способствовало, и для отступления у меня не было ни малейшего повода. Димка со своей теорией безопасных экспериментов, мог зарыть в песок любое славное дело. А теперь у меня ещё и сторонник сыскался. И Профессору пришлось сдаться!

    Солнце в окне неспешно пробиралось между голых веток тополя, и жалкие редкие облачка на небе тоже не могли существенно пригасить свет на кухне. До полудня оставалось совсем немного. Сборы длились больше часа и начало операции по переброске всё откладывалось и откладывалось.
    Сперва мы с Профессором спорили о необходимости крепления датчиков. Впрочем, радиометра и люксметра уже не было. Нужды лепить термометр я тоже не видел, температура корпуса часов с увеличением дальности почти не росла.
    Хотя Димка пытался меня убедить, что в случае превышения температуры с увеличением длительности, я мог бы пострадать. И он ещё раз пожалел, что я отказываюсь от режима постепенного увеличения дальности.
    Вопрос о дыхательном оборудовании, типа акваланга, я с негодованием отверг. Справлюсь своими силами. Даром что ли увлекался несколько лет фри дайвингом в нашем городском клубе. Не искать же ещё и акваланг для переброски. Что я с ним там буду делать?
    Был вопрос, о времени, когда можно застать Виктора Александровича дома. Но решился сам собой, когда Лика сказала, что в этот день вроде бы «папка» на работу не ходил. «Вроде бы» – понятие неопределённое и всё могло быть! И мы мудро выбрали вариант второй половины дня. Время после обеда.
    Потом речь зашла о погоде в конце сентября одиннадцатого. Я об этом даже не подумал, идея пришла Профессору. Он сказал, что весна и осень, без сомнения, близкие периоды, но всякие локальные изменения в погоде случались всегда, и если я в неподходящем наряде появлюсь на тех улицах, меня могут неверно понять.
    Какая была в тот день погода никто, естественно, не помнил. Попытка выяснить погоду, наткнулась на практический вакуум информации. Долгосрочные российские прогнозы давали более-менее стабильные данные на начало месяца в регионе, а конец не упоминался нигде.
    Попытка выяснить это в местной службе гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды, была провальной изначально. Мы ткнулись в непробиваемую стенку бюрократического «как бы чего не вышло».
    Наконец, Профессор вспомнил, что был такой парень, который раньше каждый день вёл для себя погодный дневник. Кое-как разузнал телефон и позвонил.
    На наше счастье, про тот день данные были. Оказалось, погода двадцать четвёртого сентября одиннадцатого года была великолепной. Парень, обладающий недюжинной памятью, вспомнил, что ходил в этот день в лес за грибами. Температура днём была почти летней: от двенадцати до шестнадцати градусов тепла. Ветер северо-западный умеренный. Солнечно. Бабье лето!
    Я думал, что для визита вполне обойдусь нынешней своей тёплой курткой, в крайнем случае, осенним дождевиком на свитере. Но при такой практически летней погоде глупо было одеваться настолько вызывающе тепло. Пришлось ограничиться тонкой водолазкой под почти летней спортивной курточкой, если вдруг поднимется тот самый умеренный ветер.
    Попутно решили и вопрос о документах. Я рассуждал, что всё может случиться, возможно в процессе понадобятся какие-то документы для подтверждения личности и деньги. Ведь как там может случиться, никто не ведает. От документов меня отговорил Димка:
    – Твой паспорт когда выдан? Случаем, не в двенадцатом? Кому ты такой там покажешь? Сочтут фальшивым и хорошо, если не конфискуют.
    Паспорт я отложил, и банковскую карточку тоже. Она тогда ещё не существовала. И водительские права пришлось оставить. Они были мне выданы в июле пятнадцатого. Больше документов не было.
    Я не помнил какие маршруты общественного транспорта в то время были на этом пути. Но мы с Димкой единогласно решили, что билеты были дешевле. И он серьёзно предложил не ехать туда в этом времени, как я предполагал, а сигануть прямо отсюда, чтобы на поездке туда и оттуда, можно было сэкономить. Я сказал, что это всё равно, что колоть орехи микроскопом. Пытаться сэкономить на визитах в прошлое. Бред какой-то!
    Решали, сколько времени займёт посещение… Мы думали, что на весь этот визит мне понадобится часов пять-шесть. Так-то и трёх бы вполне хватило, но дорога… то да сё. Лучше иметь запас, мало ли что могло поджидать. Знал бы я, как мы с Димкой были правы в этом вопросе, выбирая шестичасовой интервал!
    Собираться мы закончили только в полдень.
    Лике теперь нужно торопиться домой, занятия в школе закончились, и мама могла позвонить в любой момент. Поэтому мы покинули мой дом все вместе. Димка, сказав: «Вернёшься – позвони», и от подъезда свернул в сторону своего дома. Лика пошла со мной на конечную остановку. Нам ехать было в одну сторону почти до самого конца. Правда, достигли бы мы конечного пункта в разное время.
    На улице я один оказался одет не по сезону. Редкие прохожие в тёплой одежде, попадавшиеся нам на пути, посматривали на меня кто с иронией, а кто с плохо скрытым неодобрением. На бомжа я был не похож, иначе бы меня вообще не замечали.
    И с первых же метров пути понял, что весь путь до дома Лики мне не пройти. Пересадка, ожидание на остановке, когда холодный ветер гуляет под курткой…
    И когда вышли на остановку, я сказал:
    – Нет, Димка был прав, лучше отсюда стартую, замёрз совсем. Одна сможешь доехать?
    Лика молча взглянула на меня и опять ничего не сказала. Молчать, когда спрашивают, стало её второй натурой!
    Время на часах я настроил ещё дома. И время назначения, и время пребывания. Двадцать одна тысяча шестьсот секунд – ровно шесть часов. Оставалось только запустить всё это и нырнуть в благодатную тёплую осень две тысячи одиннадцатого.
    На остановке мы были одни. И стояли под слабым прикрытием железного тента и узорно разрезанных стенок остановки. Никто не заметил бы моего внезапного исчезновения. Я замёрзшими пальцами почти на ощупь стал снимать защиту. И, когда добрался до красной кнопки, Лика, будто очнувшись, сказала:
    – Подожди!
    Она потянулась к моему воротнику. Я подумал, что хочет что-то поправить, поэтому не сопротивлялся, но вдруг она крепко уцепилась и потянула на себя. Я вообще перестал понимать, чего ей надо.
    Её лицо в какой-то момент оказалось рядом, я вдохнул её запах и я почувствовал губы. Она меня поцеловала. Очень не по-детски. Весьма мило! У меня от внезапной нежности просто всё поплыло перед глазами. Поцелуй был долгим и, как ни странно, приятным. Словно вишенка во рту. Совершенно неосознанно, в этот момент у меня сжались пальцы и указательный, по-прежнему находящийся под часами, предательски вдавил последнюю кнопку.
    Я это понял только две секунды спустя, когда мгновенно застывшие глаза Лики озарились ослепительным светом, а меня очень жёстко отбросило от неё. Я едва сумел сохранить равновесие и вынужден был прищуриться, чтобы не ослепнуть. Лики видно не стало, её загораживал тип в яркой, почти спортивной и не по сезону холодной куртке с надписью на спине «Россия».
    Думать о том, что произошло, не было возможности. Мне уже немного не хватало воздуха. Поэтому, чтобы не тратить силы понапрасну, я максимально расслабился и закрыл глаза. Теперь изменить ничего нельзя, и будь что будет! И если в сентябре одиннадцатого на этой остановке кто-то найдёт моё бездыханное тело, пусть потом Лике будет стыдно…
    Снаружи, за плотно закрытыми веками мерцало ослепительное белое пламя. Вокруг стояло глубокое безмолвие.
    Я надеялся, что около семи лет пробега будут длиться возможно полминуты. Это мне было ещё доступно. И в какой-то момент я начал считать… Спазмов лёгких удавалось пока избежать, но с каждой секундой я ощущал всё большую потребность во вдохе. Где же он, конец этого пути?
    При пятидесяти стала кружиться голова и я, плохо понимая где что, с трудом расставил пошире ноги чтобы случайно не свалиться. Неконтролируемое желание вдохнуть стало постоянным беспокоящим фактором. Но если бы я ему не сопротивлялся, стало бы намного хуже…
    Время уходило, а конца всё не было… Когда я досчитал до семидесяти пяти, то натурально поплыл и сдерживал спазмы просто каким-то чудом… Ощущение верха и низа стали размытыми.
    Но вскоре появились и признаки завершения. Будто автобус на полном ходу начал резко тормозить, яркий свет за его окошками померк и появились тонкие звуки… И в какой-то момент всё кончилось. Вдох!!! Наконец-то!
    Ноги дрогнули, но я устоял. Ах, как сладко было вдохнуть полной грудью! Мучительное блаженство! Каким живительным стал воздух! И я хлебал его широко открытым ртом, и всё не мог надышаться… Чистый, вкусный и свежий воздух!
    Голова ещё кружилась вместе с обрывками мыслей. Я контролировал только силу давления на подошвы. Пока она была равновелика и справа и слева, я устойчиво стоял и низ был прямо подо мной!
    Устояв и отдышавшись, я открыл глаза и ничего не увидел. Это шок! Неужто от недостатка кислорода отказало зрение? Мне только этого не хватало! Вокруг была беспросветно глубокая чёрная бездна. Тьма абсолютная и непробиваемая. Стараясь определить, что находится рядом, я, вытянув руки, неуверенно сделал шаг вперёд и чуть не перелетел через препятствие… Нагнулся. На ощупь препятствие оказалось бетонной урной. Откуда она? Не было никакой урны! Куда меня занесло? По ничтожному опыту прежних коротеньких путешествий, я знал, что должен появиться на том же самом месте, только раньше.
    Здешняя беспросветность была совсем другой. Под подошвами бугрились какие-то камни на неровном склоне И у колен криво стоящая бетонная урна…
    Раньше, где мы с Ликой стояли, было ровное место, укрытое сверху расписным железным перекрытием. Теперь же посреди остановки выросла урна. И если бы вначале меня не отбросило назад… Я старался не думать, что могло тогда случиться. Если бы выжил, остался инвалидом!
    Поднял голову и, неожиданно для себя, почти в зените, увидел звезду. Она неярко сияла надо мной. Значит, если это то же место, то перекрытия нет? Что же изменилось в мире?
    В пустой чёрной вышине одинокая звезда сияла призрачно. Я стоял и смотрел долго, пока полностью не восстановил дыхание. И тогда по сторонам от той звёздочки стали проявляться, как на древней химической фотобумаге, другие точки света, чуть более тусклые. Кроме них, меня и урны весь остальной мир где-то пропал, растворился во мраке.
    Звёзд становилось больше… Потом стали видны дома… Не сами дома на улице, а линейно ровные чёрные поля, скрывающие окраины богатого звёздами безоблачного неба.
    На чёрных полях домов лишь едва угадывались пятна бледных окон. И вдали светился тусклый маячок охраны магазина на первом этаже жилого дома. Тут я стал узнавать свой район. В промежутке между домами угадывалась наша улица, по которой должен был ходить автобус. Зрение восстановилось быстро. И скоро на асфальте дороги можно было разглядеть отражения тусклых звёзд в лужах воды.
    Почему темно? Не верилось, что я попал куда хотел. Быть может меня занесло в другое время? Переход длился слишком долго.
    Я отогнул рукав и посмотрел на часы. В темноте белые цифры были ослепительно яркими. На четвёртой строке сияло: два часа, две минуты с секундами, двадцать четвёртого сентября две тысячи одиннадцатого года.
    Этого просто не могло быть! Я, не веря своим глазам, проверил ещё. Действительно, два часа, две минуты ночи… Как могло такое случиться? Хотел появиться в два часа дня, но вместо четырнадцати, набрал два.
    Дубина! Это Профессор меня отвлекал со своими уговорами. Но это была катастрофа! Я попал сюда на двенадцать часов раньше намеченного, в глухую ночь…
    Чёрт, чёрт, чёрт! Надо было весь набор проверить и перепроверить! И теперь предстояло пожинать плоды. Вариантов вернуться раньше срока не было, мне здесь находиться ещё шесть часов. И всё в этом две тысячи одиннадцатом году закончится как раз в восемь утра. И ничего изменить до окончания программы нельзя! Я приговорён к шестичасовому заключению в прошлом. Шесть часов это бесконечно долго!
    Виктор Александрович сейчас спит. Не мог же он ждать меня ночью!
    Вернуться домой, чтобы отдохнуть нельзя. В одиннадцатом году эта квартира была чужой, а я жил у родителей, в двух кварталах отсюда. Но и туда пойти не могу. Как объяснить, кто я такой? И опять же, ночь! Плохой шуткой будет поднимать родных посреди ночи…
    Где тут можно согреться и подождать утра? Ночные кафе или что-нибудь в этом роде. Вероятно, такого здесь тогда не было. И с Димкой Калашниковым мы учились в разных школах.
    Я попытался представить себе, каким был Профессор шесть с половиной лет назад. И понял, что я этого представить не могу. Димка, по-моему, таким родился. Пухлый парень в круглых очках с залысинами.
    Для анализа что и как могло быть раньше нет времени… Хотя не так! Условия визита изменились – я загнал себя в цейтнот наоборот. У меня теперь было ничем не ограниченные шесть часов, которыми я воспользоваться как рассчитывал не мог. И мне некуда идти.
    И автобусы ночью не ходят, и денег у меня только мелочь, на такси не хватит… Ха! Какой необычайно удачный вышел ход. Я точно сэкономлю на автобусе!
    Когда вышел из сверкающего межвременья, первое время казалось, здесь тепло. Но я ошибался. Уже через минуту почувствовал лютый холод. Лужи на асфальте по краям были в ледяной корке, налетал и задувал под куртку морозный ветер, и тонкая водолазка не могла сдержать тепла. Я замерзал и в попытке согреться, обхватив себя за плечи, двинулся пешком по улице в направлении центра.
    Часа за два, если, конечно не околею, смогу добраться до конечной точки путешествия – квартиры Лики… в смысле, дяди Вити, конечно. В других местах меня никто не ждал.
    Но что мне ночью там делать? Будить хозяев? Только не это! Кроме меня виновных не было. Сам бодягу завёл, сам и расхлебаю!
    И я почувствовал такое странное одиночество: чужое время, чужой город, полный спящих чужих людей… Хотя город этот раньше я всегда считал своим… Единственный, на чью помощь могу рассчитывать – я сам. Я, живущий здесь, был также чужим. Ему шестнадцать, он спит как все и видит сны.
    Под ногами шуршали листья. Здесь осень, но не тёплая! Пронизывающий ледяной ветер гнал в спину.
    Минут через пятнадцать меня обогнала, немного обрызгав грязью, проезжавшая машина. Это был первый движущийся объект, который я встретил. Там, где машина прошла, было и суше и чище, и я свернул на середину дороги. Путь стал прямее и двигаться я стал теперь практически бесшумно, шорох листьев остался в стороне.
    Пришлось выбрать более высокую скорость, приплясыванием и похлопыванием по плечам, согреться было невозможно, уже начал дрожать подбородок.
    Вот и площадь… Не помню какое было у неё название. Это всё ещё наша окраина. За поворотом налево прямая и тоже в лужах дорога, которая ведёт через мост за реку. Там у меня ещё восемь километров пути по этому знакомому, но неизвестному чужому городу.
    На площади встретился второй, после предыдущего водилы, бодрствующий. Этот мой земляк из две тысячи одиннадцатого, в расстёгнутом плаще, сидел на мокром бордюре, и искал что-то в куче мусора перед собой.
    Потом мимо промчались с явно недозволенной скоростью сразу два такси с жёлтыми шашечками на крышах. Я благоразумно дорогу уступил, и снова всё стихло.
    В таких сумрачных условиях гулять по городу ещё не приходилось, но я привыкаю быстро. Видеть всё я стал почти как днём.
    Уже у центра, вопреки ночному времени, всё в большем числе окон, был свет. При этом путь мой, даже несмотря на холод и мрачные мысли, казался веселее.
    Перед мостом на последнем перекрёстке меня обогнала полицейская машина. Нива. Белая с тёмной полосой. Я даже разглядел её бледный бортовой номер – 044. Она остановилась у обочины, и я бодро, не сворачивая с проезжей части, её обогнал. Потом только сообразил, что меня могли оштрафовать, ведь я не автомобиль. Но других участников движения не было и обошлось.
    На мосту ветер стал пронизывающим. И я побежал. Сначала вприпрыжку, потом, набирая ход, перешёл на спортивный аллюр, и через минуту, уже на середине моста, мне стало даже тепло. Холод отступил. И изо рта, в свете звёзд, повалил пар, уносимый довольно свежим речным ветром…
    Ослепительный свет фар заплясал на асфальте моста, когда впереди осталась примерно треть до другого берега. Чтобы не обрызгали, я прижался к обочине. Меня обогнала давешняя полицейская «Нива», с номером 044. Она остановилась метрах в пяти, и из неё вышел сержант.
    – Минутку! – строго сказал он.
    Я послушно остановился, не доходя.
    – Куда спешим?
    – К родственникам иду. На Партизанскую, сто восемь. – честно ответил я.
    Сержант оглядел меня с чёрной вязаной шапки до ботинок. Скривил недовольное лицо, и снова заговорил:
    – К родственникам, говоришь?.. Документы!
    Ну вот и приплыли! С документами у меня проблема. Я документы взять не мог. И в карманах было пусто, за исключением ключей, смарта, аккуратно сложенного письма Лики в нагрудном кармане и кое-какой мелочи. Но я всё-таки с озабоченным видом похлопал себя по карманам, пожал плечами и театрально развёл руки.
    – Та-ак! – почти обрадованно пропел сержант. – Проедем с нами!
    – Куда? – обеспокоился я.
    – В отделение. Куда же ещё! Ну-ка расставь ноги, и руки подними.
    Он, развернув меня к себе спиной, бесцеремонно ощупал сверху до низу. Самсунг в кармане его не заинтересовал. Глянул на часы, выглянувшие из рукава куртки.
    – Что это у тебя?
    – Часы. – как можно более хладнокровно ответил я.
    Сержант хмыкнул, но больше спрашивать не стал. И, довольно невежливо, больно надавив на затылок, «помог» сесть в машину сзади. Тип, сидевший спереди, сказал водителю: «Поехали», и мы двинулись. Причём автомобиль резко развернулся и покатил в обратную сторону, теперь, в нарушение правил, по встречной полосе.
    Вот так мне с первой же попытки не удалось преодолеть речку. Какие-то двести метров оставалось!
    Мы ехали по городу какими-то незнакомыми путями. И всё дальше уезжали от моста. Но делать было нечего, сам виноват! Правда были и плюсы: меня, во-первых, бесплатно везли и во-вторых здесь в кабине было тепло. Впервые с того времени как я возник на автобусной остановке, испытывал благодать.
    У отделения мне выходить уже не помогали, сержант поторопил:
    – Давай, не тормози!
    В тесном, ярко освещённом помещении, меня за плечо подвели к какому-то лысому и без кителя мужичку, который сидел за столом и писал что-то в большом журнале.
    – Вот! Без документов! – объявил сержант, и подтолкнул к столу.
    Мужичок отвлёкся от журнала, взглянул и буркнул:
    – Садись!
    В помещении вдоль стены в беспорядке стояли стулья, и я уселся на ближайший. Сержант растворился где-то в проходе у меня за спиной и кроме меня и мужичка здесь больше никого не было. Лысый был занят делом, я сидел и скучал. И это было лучшее, что случилось со мной этой ночью. Тепло и светло.
    Когда через минуту в помещении показался тот, кто в машине сидел спереди, я заметил у него с края серого погона две небольшие звёздочки. Значит, летёха. Я тоже был летёхой. В нашем выпуске у меня одного было такое же высокое звание. Было у нас ещё человек пять выпускников в звании младшего лейтенанта, остальные остались прослушавшими курс военной кафедры. Такие были строгости! Впрочем, у меня и погонов-то никогда не было, не то, что у этого!
    – Здравствуй, товарищ капитан! – по-свойски обратился он к лысому.
    Тот, не отвлекаясь, кивнул. Потом поднял голову и спросил у лейтенанта:
    – Что с этим? – и кивнул на меня.
    – А, на мосту задержали. Бежал. Говорит, к родственникам… Документов никаких. Так, что пусть посидит до утра в обезьяннике… Можешь не оформлять.
    – Ну, нет! – возразил лысый. – Оформить, раз уж попал сюда, придётся…
    Лейтенант вздохнул и прошёл дальше по проходу. Там были ещё двери и он скрылся за одной из них.
    Моё положение осложнялось.
    Во-первых, на мне останется теперь трудно смываемая метка о задержании. Или как там у них это будет зваться. И теперь даже не знаю, будет ли у меня сегодня время навестить Виктора Александровича, ведь всю ночь мне придётся провести в каком-то «обезьяннике», и тогда утром, в какой-то интересный момент, я отсюда просто исчезну, уйдя в своё время, что наверняка усугубит факт задержания. Впрочем, и появлюсь я в этом же обезьяннике, а там об освобождении придётся мечтать… И когда-нибудь потом придётся героически повторять визит в этот день, только с вынужденными предосторожностями.
    Но винить некого: виноват сам. Случись всё днём, прошло бы легко.
    – Ну, что, молодой человек, давай побеседуем! – через какое-то время лысый обратил на меня внимание. – Фамилия, имя, отчество, адрес, место работы… или учёбы…
    И я, не задумываясь, стал излагать свои персональные данные: Валерий Евгеньевич Евграфов, родился 20 августа 1995, холост, работаю… Тут я непроизвольно запнулся. Потому что живущий здесь Валерий Евгеньевич Евграфов, тоже родившийся в один день со мной, только заканчивал школу №123. И, значит, нигде не работал. Да и возраст одинокого бегуна по тёмным улицам тоже вызывал сомнения… Я запутался. И, на всякий случай сказал:
    – Не работаю. – что, впрочем, было правдой. У меня отпуск, а здешний я – школьник.
    Про учёбу лысый не стал спрашивать. Не глядя на меня, он задал следующий вопрос:
    – Где, бедолага, живёшь?
    Вопрос тоже был небезобидный. Потому что я в это время спал в доме родителей на улице Пионерской… Но всё же я сказал:
    – Пионерская 10, квартира 33.
    По крайней мере, я в это время там прописан.
    – И куда сегодня следовали? Почему были в такой час на мосту? – неожиданно стал обращаться ко мне во множественном числе лысый.
    – Я… – но мой визави уже не слушал.
    – Ладно! – освободил меня от ответа капитан. – Сейчас оставишь всё, что с собой есть здесь. – он выдвинул из полки на стене ящичек, и поставил на стол. – Деньги, ключи… Это для твоей безопасности. Потому что соседи по камере могут обчистить. А здесь полиция – не пропадёт!
    И, видя, что я замешкался, поторопил:
    – Давай-давай, у меня дел и без тебя хватает!
    Я тяжко вздохнул, потому что с оставленными в коробке вещами мне приходилось распрощаться навсегда. И стал доставать из брюк мелочь,ключи от квартиры в две тысячи восемнадцатом, а из кармана на груди смартфон. Такие, как этот смартфон, тогда вряд ли выпускали. Тонкий, крутой! И я его больше не увижу. Положил со вздохом в коробку и опустил руки. Жалко квартирную дверь, вторые ключи оставались внутри! И я снова вздохнул. Капитан почему-то тоже вздохнул и крикнул куда-то мимо меня:
    – Сидяк!
    Тотчас где-то за моей спиной скрипнула дверь и голос отозвался:
    – Да, товарищ капитан!
    – Иди сюда! – строго сказал лысый. – Обыщи.
    Я, уже знакомый с этой процедурой, расставил ноги и поднял руки.
    – Курточку сними! – почти ласково сказал подошедший Сидяк, совсем молодой парень в новенькой, с иголочки, полицейской форме.
    Я снял куртку. Он обыскал её и обратил внимание на «котлы».
    – Часы – сюда! – похлопал по столу с коробкой.
    Вот и приплыли!
    Мне НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ НЕЛЬЗЯ СНИМАТЬ С РУКИ ЧАСЫ ДО ПОЛНОЙ ОТРАБОТКИ ПРОГРАММЫ!.. Это закон! Иначе я просто зависну здесь на долгие-долгие годы. Ведь в будущее эти часы уже не смогут вернуть! Стоит снять, как действие программы, которая ещё только должна вернуть в четырнадцатое марта восемнадцатого года, закончиться! Я глубоко вздохнул, сосчитал до пяти и выдохнул. Надо срочно придумывать, чем избежать настолько катастрофического исхода…
    – А это не часы! И снимать их нельзя!.. – я вошёл в противоречие с самим собой, раньше это называлось часами!
    Сидяк посмотрел на своего начальника, но тот с плохо скрываемым любопытством смотрел, как подчинённый выйдет из трудного положения. И, естественно, предоставил всё на откуп ему.
    Если Сидяк попытается сдёрнуть часы, мне придётся его дезактивировать. Никого не допущу к часам! Там, в восемнадцатом году у меня жизнь, работа. Терять семь лет было худшим из зол, крушением всего. Ведь, если я останусь здесь, у меня не будет ни квартиры, ни работы, ни документов. И жить придётся неизвестно где и как семь лет!
    Пока мой дубль не доживёт до 15 марта 2018 года, и не рванёт в этот дурной сентябрь… Только так я смогу вернуть свою жизнь.
    А пока я был бы в абсолютно чужом городе, среди знакомых, но не признающих меня людей! И должен стараться не портить жизнь единственному старому знакомому, здешнему Валерке, дублю-раз. Да и через семь лет этот город не перестанет быть чужим. Я постарею и, возможно, потеряю всё.
    Такой вариант мне был неприемлем совершенно!
    – Давай, снимай! Быстро! – уже с угрозой прошипел Сидяк.
    Я подтянул левую руку к груди. Решив защищать свою жизнь столько, сколько хватит сил, до последнего!.. И увидел на тяжёлых чёрных часах беспрерывно мигающий зелёный глазок…
    Это было спасение! Вернее, только отправная точка к спасению! Остальное стало складываться на лету. Я начал импровизировать:
    – На, сними! – и я вытянул левую руку к рядовому так, чтобы это предложение не казалось привлекательным.
    А он, увидев пугающий чёрный корпус у носа, шарахнулся. Я его понимал. Часы имели весьма и весьма грозный вид. Чтобы повергнуть моего визави окончательно, я сказал:
    – Если хочешь, сделай ты, я не самоубийца!
    Прикасаться к часам после такого заявления Сидяк вообще не стал. Избегая тревожить эту руку, обыскивал по всем местам, ничего не нашёл, и капитан жестом отпустил его. Потом лысый пригласил подойти ближе и, кивнув на руку, спросил:
    – Что это у тебя?
    – Кардиостимулятор. – не моргнув, выдал я пришедшее в голову минуту назад.
    – Сердечный, что ли? – посмотрел на меня капитан.
    – Вроде… – ответил я, решив не вдаваться в подробности, в каких сам мало разбирался.
    – А это пульс что ли? – капитан дотянулся и ткнул ногтем в циферблат, где мигало зелёное сердечко.
    – Это… ритм… с генератора… Иначе сердце остановится.
    – А-а. – протянул лысый.
    И снова спросил:
    – А это?..
    И он ткнул в цифровую строку, на которой, убегая, сияли секунды до возвращения. Мне моментально пришлось придумать объяснение:
    – Это сколько осталось… Мне до утра нужно зарядить прибор… – этот ответ мне показался самым удачным.
    – А-а. – понятливо протянул капитан.
    Потом, вздохнул, почесал гладкую голову и сказал:
    – Ладно, дуй отседова! – и подвинул ко мне коробку с моим карманным скарбом.
    Два раза просить было не нужно, я быстро надел куртку и забрал из коробки свои вещи. Только теперь я позволил себе вздохнуть облегчённо. Повезло, спасся!
    И не всё ещё было потеряно! Потому как остальные проблемы на этом фоне выглядели пустяковыми.
    Я не стал просить остаться в тёплом отделении на пару часов, чтобы не провоцировать новые радикальные изменения. Вдруг капитан увидит несоответствие, сопоставив мой год рождения и видимый возраст, или каким-то образом выяснится, что таких наручных кардиостимуляторов не существует. И я торопливо выбежал наружу и быстро пошёл в прежнем направлении, к мосту.
    Был утомительный поход по ночному городу. Полиция больше не встречалась, и я сам старался её избегать. Ещё на этом берегу, за одним из жильцов, я проник в подъезд жилого дома и сумел там отдохнуть и согреться. Правда, только чуть более получаса. Потом пришлось покинуть тёплый подъезд, когда помогал бригаде неотложки вынести пациента с седьмого этажа.
    И снова шёл по городу вконец уставший и замёрзший.
    Ух! Бабье лето, тёплые осенние дни… Правда сильный холодный ветер к шести стих.
    Когда я наконец подошёл к дому на Партизанской, на часах было полседьмого. Слишком рано. У меня было время, которое по-прежнему использовать негде. Но улицы понемногу стали заполняться людьми и машинами. Город потихоньку просыпался, оживал. У подъезда дома 108 я остановился и посмотрел на окна третьего этажа. Тёмные, значит, хозяева спят. Действительно, нельзя ожидать, чтобы Виктор Александрович ночь напролёт не спал, ожидая моего визита.
    Из подъезда на улицу вышел немолодой мужчина, одетый очень по-домашнему, но в накинутом на плечи военном полушубке. Достал сигареты, закурил. Стоять и глазеть на окна теперь было глупо, а больше никак в подъезд с домофоном не попадёшь, и я, подойдя к мужчине попросил:
    – Меня не впустите?
    Тот глянул и сказал:
    – Да почему же нет. – и открыл передо мной дверь.
    В подъезде было тепло. Застывшие руки стали отходить. Я поднялся на третий этаж и остановился перед дверью дяди Вити. Три моих дня назад, я был у этой самой двери. И дверь казалась той же самой.
    Но жать на звонок было рано. Я постоял и поднялся ещё на пол-этажа. Встал у окна и прижался к едва тёплому радиатору отопления.
    Так! Около полутора часов до возвращения, Мария Семёновна уйдёт на работу к восьми, Виктор Александрович отправит Анжелику в школу и тоже будет собираться. Он работает с девяти, значит, для разговора будет у нас только несколько минут. Возможно, беседовать придётся по пути.
    Мужчина, запустивший меня в подъезд, через минуту стал подниматься по лестнице. При нём был запах выкуренного табака.
    – Что, спят ещё? – спросил он, поднявшись ко мне.
    Видно, помнил меня по прежним визитам. Не меня, конечно, а здешнего Валерку.
    – Да, наверное, спят. Будить не хочу.
    – Тогда проходи, у меня посидишь! Что ж здесь-то мёрзнуть?
    Я подумал, что он прав. Время, когда мне можно будет позвонить в дверь мне известно. И нужды нет стоять, прижимаясь к едва тёплой батарее.
    И мы с ним поднялись на четвёртый. Ведь когда-нибудь должно везти!

Глава 6. Первый путешественник

    Я сидел в квартире на четвёртом у гостеприимных стариков. Грелся чаем с сушками. Слушал последние городские новости, как их понимала хозяйка Анастасия Кузьминична. Разговор же с хозяином у нас шёл по обычному сценарию: аварии, машины и ремонт машин, погода, немного политики и армия.
    Константин Павлович в конце прошлого тысячелетия, служил в ракетных войсках, и, когда учинили развал Советского Союза, внезапно оказался безработным, когда до пенсии оставались месяцы. Тогда помогли старые товарищи. Он больше года проработал на заводе, ещё выпускавшем, считавшуюся ненужной, военную продукцию. В стране наступало время кастрюль и сковородок.
    Также друзья помогли и с квартирой, которой у его семьи не было. А детей судьба разбросала по разным республикам, неожиданно для всех захотевшими независимости.
    Меня ни о чём не спрашивали. А я сам не был склонен сочинять для них какие-то сказки. Просто сидел и слушал их житейские рассказы, не забывая потихоньку следить за временем.
    Вот уже Мария Семёновна, тётка, ушла на работу. Вот и Лика должна собираться в школу. И я осторожно простился, поблагодарил за хлеб-соль и воробушком слетел на третий этаж.
    На звонок дверь открыл Виктор Александрович. Живой. Я думал, что это будет просто, разговаривать с бывшим покойником. На самом деле, при виде его такого живого и такого знакомого, у меня случился какой-то спазм. В горле пересохло, и я не смог вымолвить ни слова. Как глазастый истукан стоял и хлопал глазами.
    Дядя тоже молча смотрел на меня. И, видимо, не узнавал. Рассматривал лицо и щурился. Я, как видно, изменился. Из подростка внезапно стал взрослым мужчиной. Почти семь лет – чудовищный срок!
    Это наше стояние продолжалось бы и дольше, но я постепенно пришёл в себя и решил, что должен проявить инициативу. Произнести по-прежнему ничего не мог, поэтому подтянул чуть выше левый рукав куртки.
    Часы со светящимися цифрами дядю поразили, и секунд десять он стоял и, не отрываясь, смотрел на них. Потом, будто очнувшись, снова взглянул на меня и неуверенно спросил:
    – Валера?
    Я кивнул.
    – Э-э… – протянул дядька.
    – Я из две тысячи восемнадцатого. – говорить было трудно, в горло, как будто порошок едкий насыпали, даже глаза заслезились.
    – Проходи-проходи! – засуетился дядька. – Значит, разобрался. Молодец!
    Я смутился. Не так я представлял нашу встречу. Выходило, приглашение было выписано задним числом, меня здесь никто не ждал. Я явился ни с того, ни с сего.
    Когда снял у порога куртку и прошёл в знакомую гостиную, туда же из детской выбежала девочка в какой-то белой с коричневыми медвежатами детской пижамке. Лика. Ей было даже меньше, чем я думал. И она замерла, увидев большого дядьку. Я, видно, показался ей незнакомым, и она молча исчезла. Всё было странно я считал, что в субботу Лика должна быть в школе. Правда, сама Лика помнила, что мы встречались.
    – Болеет Анжелка. – сказал Виктор Александрович, заходя за мной в комнату. – Всю неделю в школу не ходила. А вчера врач сказал, что здорова. Мы с женой решили, пусть сегодня дома посидит. Погода-то вон какая! И я сегодня отпросился…
    Потом дядька снова глянул на выглядывающие из-под рукава часы и спросил:
    – Сколько у тебя ещё?..
    – Двадцать семь минут. – даже не взглянув на часы, ответил я. Оставшееся время учитывалось внутренним контролем.
    – Что же так мало? Поговорить даже не хватит… Я бы многое хотел узнать… – огорчённо сказал он. Но я, не дав продолжить, перебил:
    – Я уже здесь пять с половиной часов. Ошибся, не успел проверить. Извините, Виктор Александрович, я бы хотел узнать об этом приборе всё… Кроме вас никто ничего не знает. А времени теперь не осталось.
    – Хорошо! Пойдём на кухню, там поговорим.
    На кухне Виктор Александрович включил чайник, поставил что-то на плиту разогревать. Потом сел за стол и посмотрел на меня:
    – Что тебя интересует?
    – Всё! – тут же повторил я. – Откуда… Как к вам попала эта машина?.. Я узнавал, такого ещё нигде нет! Даже нет каких-то разработок в этом направлении. Такое впечатление, что часы появились из ниоткуда на пустом месте… И… из какого вы года?..
    Этот вопрос неожиданно с языка сорвался. Я даже сам не ожидал.
    – Только не называй это машиной. – дядя Витя поморщился. – Мне такое название не нравится. Это никакая не машина… И ты задаёшь вопросы, на которые я сам хотел бы получить ответ! Но, всё равно, слушай. Я расскажу тебе свою историю, большую её часть… По крайней мере, всё, что успею.
    Я, мой мальчик, стал вспоминать свою детскую жизнь только когда закончил школу. Составлял как мозаику из отдельных кусочков. Что-то я помнил хорошо, что-то мне рассказали другие. И я не помню в каком году родился. Помню лишь, что тем летом я с моими родителями приехали отдохнуть в эти места. Помню город, в котором мы стали жить на окраине… Из моего окна всегда был виден лес.
    В тот последний день мой настоящий отец показал эти часики. Что он тогда говорил, я забыл, но мне непременно хотелось видеть, как они работают. Я был смышлёным мальчиком и, к большому своему сожалению, хорошо запомнил все действия.
    Сначала он нажал на одну клавишу, к той красной кнопке приложил на несколько секунд палец. И несколько раз на мониторе моргнула жёлтая точка. И больше не загоралась. Тогда отец надел прибор на руку и стал набирать разные числа. Я и это всё запомнил. Потом он стал нажимать другие кнопки.
    И, когда в конце нажал на красную, помахал мне рукой и пропал. Растаял в воздухе. Я был так поражён, что долго стоял неподвижно и смотрел на то место, где он исчез… Но он появился очень быстро и не там, куда я смотрел. И почему-то сразу упал, весь насквозь мокрый и грязный. Потом встал, сказал про плохую погоду, снял мокрые часы, положил на стол и пошёл в душ.
    И мне тоже захотелось попробовать так красиво исчезнуть. Я взял часы, проделал все те же операции, какие помнил, моей тонкой руки хватило, чтобы прибор заработал и нажал пальчиком снизу красную кнопку. Думал, всё будет интересно… Всё, что произошло после, мне до сих пор снится в кошмарах!
    Я вижу сны, где падаю и вспыхивает синий свет, мне перехватывает горло, и я пытаюсь со страха кричать, но не могу… Заходи, дочь! – внезапно повернулся к двери дядя Витя. – Это твой брат Валера. Он сюда пришёл из… будущего и скоро опять уйдёт. Видишь, на нём часы, которые мы подарили.
    Я оглянулся и снова увидел маленькую Лику. Она смотрела на меня без страха, даже с каким-то любопытством. Она мне улыбнулась и я улыбнулся в ответ. Девочка подошла и села за стол рядом, продолжая сверлить на моём лице дырки своими глубокими чёрными глазищами.
    Я с интересом смотрел на неё. Да, это была та же самая малявка, но я видел какой она станет и понял, что красота была с ней всегда. Брови и глаза были Лики и улыбка была отражением улыбки той взрослой девочки. Только рост, детская фигурка и тонкая шея были от того утёнка.
    – А когда всё кончилось, – продолжил для меня её отец, – и я оказался под сильным дождём в лесу, то первое, что сделал, отключил кнопку на браслете, как это сделал отец. Часы скатились с руки и упали в лужу. Я был просто испуган. Поэтому, вёл себя, как сейчас говорят, неадекватно. Испугался всего, что произошло. И того, как всё случилось неправильно. Думал, вот сниму и всё станет как прежде, нормальным.
    Я ведь не понимал, что происходит… Хотел позвонить, чтобы меня забрали, но телефон остался дома… Потом я, не дождавшись возвращения, снова подобрал часы, и проделал те же операции, и всё повторилось… Два раза, три, пять, десять, сто… Я не помню уже сколько раз я это делал, надеясь каждый раз, что появлюсь снова у себя в комнате.
    Каждый нырок был болезненным и мучительным. И очень хотелось, чтобы всё поскорей кончилось. Я устал, проголодался… И всё больше приходил в отчаяние, потому что конца этому не было.
    Всё вокруг менялось и менялось, но я продолжал оставаться в лесу. Было темно и светло, холодно и жарко, а я был в мокрой домашней одежде. Потом, в какой-то раз я увидел перед собой на снегу большую серую собаку, испугался, не успел снять прибор с руки и меня вернуло опять в тёплый весенний лес. Тогда я не стал больше запускать прибор, снял часы и сунул в карман. Решил пешком идти искать дом…
    Я представлял себе мальчугана, выброшенного лютым техническим прогрессом в какое-то дремучее прошлое. В дикий лес с волками, без надежды вернуться. Жалость к нему затопляла сердце. А его дочка сидела спокойно. Она-то уже, наверное, не раз слышала эту историю.
    – Вот! А потом я вышел на какую-то дорогу, где машин почти не было. И меня там никто не замечал, меня не искали, и я пошёл по этой дороге… Шёл долго. Наконец дошёл до какого-то одинокого придорожного строения, в котором не было ни дверей, ни окон. Просто проёмы. Но были стены и была крыша. Забрался туда, расчистил на полу небольшое место от мусора, лёг на деревянный пол, и сразу уснул… Был вечер, а когда проснулся, была ночь. И мне стало страшно…
    Дядя Витя посмотрел на меня и звонко хлопнул себя по лбу.
    – У тебя же времени нет выслушивать всю мою биографию. Я что-то забылся… В общем, потом в городе через несколько дней ваша бабушка нашла меня и взяла к себе. Я сразу стал называть её мамой, а деда вашего, Александра Александровича – папой. А Женю, твоего отца всегда и искренне считал родным братом.
    Когда Виктор Александрович замолчал, я вставил:
    – А вы потом пытались, наверное, снова вернуться?
    – Ну, да. Конечно. Когда я учился в первом классе, я снова попытался вернуться. Стал набирать другие числа. Случайным образом выбранные. Не всё срабатывало… Но, когда процесс шёл, я, уже наученный горьким опытом, послушно дожидался окончания. Тогда я понял, что меня забросило в какое-то далёкое-предалёкое прошлое. И вернуться невозможно.
    – То есть вы ещё пытались вернуться в будущее?.. Почему это нельзя? Ведь, возвращают же они из прошлого в настоящее. Значит – могут.
    – Ну, у меня тут целая теория есть. Боюсь, у тебя не хватит времени всё выслушать. Но, я думаю, разработчики априори заложили в программу такой запрет. И с энергетической точки зрения, прыгать в прошлое выгоднее. Хотя, на каких принципах работают часы, даже приблизительно сказать не могу. Основываюсь только на температурных замерах и логике. Таскать технологии из будущего в прошлое, с точки зрения моральной и энергетической нежелательно!
    – Но ведь вы часть технологии из будущего принесли, когда появились здесь!
    – Да… Хотя и невольно. Но моя вина в этом несомненно есть! И я виноват ещё в том, что не уничтожил этот прибор. Это надо было сделать сразу, когда понял, откуда сюда свалился, и возвратиться уже не сумею… Но было жалко. Это ведь единственное, что связывало меня с тем временем, куда я не могу больше вернуться. Понимаешь? Когда я понял, что обязан сделать, мне так захотелось обратно… В тот мир… К папе и маме… И пусть меня ругают…
    Но я тогда уже был большим и плакать разучился. А мудрости у меня хватило только на то, чтобы никому долго не показывать часы. Вот твой отец их видел, он с ещё одним мальчиком застали меня, когда я хотел спрятаться в прошлом… Игра такая была – прятки. Я хотел всех обмануть известным только мне способом… В общем, мне это сделать не дали. Твой папка и тот мальчик… И я надолго спрятал часы и на руку перестал их надевать. Хотя, знаешь, как мне этого хотелось!.. Но это было слишком опасно.
    Мне эти слова напомнили Димку-Профессора: «слишком опасно».
    – О какой опасности вы говорите? Ведь работа устройства достаточно надёжна. У меня ни одного сбоя до сих пор не было. Надёжная… э-э… надёжное устройство. Как часы…
    – Да, конечно. – отозвался дядька. – Но я имею в виду опасность не для путешественника. Это иное, всегда есть вероятность попадания нового в плохие руки, тому, кто захотел бы произвести изменения в прошлом, чтобы получить выгоды потом, это и есть опасность. Всех последствий такого изменения в прошлом предугадать невозможно. Это как жизнь! Думаешь про одно, а получаешь другое. И завтра кто-то сделает такую машину без предусмотренных в этой, ограничений. И будут хищения из будущего и нарушения порядка следования событий. То есть, возможно полное распадение причинно-следственных связей этого мира. Не хотелось бы видеть мир, на грани этого. Сами путешествия и являются локальными нарушениями, как бы мы это не называли. Я немножко разуверился в людях. Нужно быть, по крайней мере, богом, чтобы в этом мире с помощью такого устройства всё не испортить. Ты, Валера, меня понимаешь?
    Я смотрел на свою маленькую подружку: Лика скучала. Философия отца была ей недоступна. А мне со всеми этими вопросами уже приходилось сталкивался в предыдущих прыжках, и внутренне я давно свыкся с этими понятиями. И не был согласен с утверждением о таких опасностях. Хотя и готов был согласиться, что такое вполне могло бы случиться лет через тысячу. Ведь, по моему мнению, будущее не позволит изменить прошлое, так как все изменения уже произошли, и мир не изменился!
    – Да. – сказал я примирительно. – Понимаю.
    – Я вижу, что ты всё-таки не согласен. – понимающе взглянул на меня он. – Наверное, ты считаешь, что всё предусмотрено матушкой-природой и изменить ничего не удастся. Нет, это не так, поверь! Если бы изменения были невозможны, всё в истории было бы по-другому. Да и жизнь вряд ли зародилась бы сама собой, что бы ни говорила об этом наука и религия. Нужно тщательно просчитывать все условия прыжков. Чтобы не создавать парадоксов.
    Это было что-то новое, какие-такие парадоксы.
    – А как узнать, что создал парадокс?
    – Как?.. Течение событий изменится, и ты один это поймёшь, ни у кого другого не будет такой возможности. Остальные ничего не заметят. Если так случится, вся история будет основана на изменённом прошлом.
    Ответ был достаточным, но расплывчатым. Или, возможно, я чего-то не понял. Но спрашивать и уточнять не стал. Я поглядел на часы. Время почти истекло. Осталось двести тридцать секунд, то есть, меньше четырёх минут. Почти столько, сколько оставалось мне, чтобы удивить Димку в его квартире. Настала пора уходить.
    Я посмотрел на хозяина и встал. Дядя Витя молча наблюдал за мной. Он-то понимал, что время визита кончается. Маленькая Лика тоже смотрела, но как-то безучастно, совсем не как та Лика, с которой я прощался на остановке. Стало грустно. Мне той Лики теперь не хватало.
    И Виктор Александрович сказал:
    – В общем-то встреча у нас не удалась. Что-то не до конца сказано, что-то не так сделано… И я полагаю, раз ты пришёл, то в твоём времени меня нет.
    Он сказал это спокойно, будто констатировал всем известный факт.
    Тут до меня дошло, что я до сих пор не выполнил обещания… Я кинулся в прихожую, нашёл у порога свою жалкую курточку рядом с великолепной курткой хозяина. Схватил эту пародию на тёплую одежду и вернулся. Времени на часах оставалось совсем мало, и я уже не успею получить ответ. Но письмо, которое я сберегал долгих шесть часов этого утомительного путешествия, должно быть доставлено адресату.
    – Вот! Я совсем забыл… был трудный день.
    Точнее была тяжёлая ночь. Я достал из кармана куртки сложенный листок и протянул дядьке. И вслед за листком вытянулся Самсунг.
    Мысль, что мой телефон останется в прошлом, и, значит, Сим-карта в нём появится раньше, чем её поставят в мой смарт, немного смутила. Но ненадолго. Тонкий ключ у меня теперь был на связке. Извлечение симки было секундным делом. И я протянул Самсунг Виктору Александровичу:
    – Тут я автора письма снимал. Вы потом посмотрите… А мне, наверное, пора. Боюсь, напугаю жильцов если вечером ни с того, ни с сего, появлюсь у вас в квартире.
    Мне самому это только что в голову пришло. Там, куда меня выбросит, будет седьмой час вечера. И Мария Семёновна наверняка уже пришла с работы и принялась готовить ужин. Мне бы очень не хотелось получить неизвестно за что сковородкой по лбу от перепуганной хозяйки.
    Хозяин же, который сейчас стоял передо мной был немножко растерян. В одной руке он сжимал письмо, а в другой смартфон. Но я подумал, что без телефона дома как-нибудь проживу, в крайнем случае, куплю новый.
    Когда я выходил на лестничную площадку, дядя Витя, переложив свою ношу в одну руку, другой крепко стиснул мой локоть и хлопнул по спине. Как бы говоря, что всё в порядке. Девчонка выглядывала из-за его спины и, наверное, с любопытством ждала моего исчезновения. Вероятно, с этим она была знакома. Ни страха, ни удивления, просто детский интерес был написан на её лице.
    Я ей снова улыбнулся, вышел на лестницу, накинул на плечи куртку и оглянулся. Они стояли возле открытой двери и смотрели на меня снизу-вверх. Дядя Витя как-то смущённо улыбался, а Лика смотрела на меня широко распахнутыми глазами.
    Не забывая про дыхание, я глянул на часы. Оставалось ещё больше десяти секунд. Слишком мало для прощания, но слишком много для ухода по-английски. Я, как бы извиняясь, развёл руками. Что тут поделаешь?
    А они стояли и смотрели. И я тут понял, что вероятно в последний раз вижу Виктора Александровича живым. Он улыбался так грустно и мне захотелось сделать несколько шагов и распрощаться с ним как-то иначе: тепло и по-родственному. Но времени совсем не оставалось. Я только сделал шаг, и понял, что пора делать последний вдох.
    В это время снизу раздался звук открываемой двери, но мир тут же взвизгнул, дёрнулся, и на него обрушился сумрак. Я закрыл глаза и стал считать. После тридцати снова открыл глаза и увидел тусклое мерцание. Как в стробоскопе лестничная площадка то появлялась, то пропадала во тьме. На ней никого не было, все двери были закрыты. И светлые периоды мерцаний повторялись, вероятно, как времена года. После очередного повторения я снова закрыл глаза.
    Время убегало, но следить за часами я не стал. Сдерживаемое дыхание пыталось вырваться на свободу и меня качнуло. Видно всё-таки голова закружилась… и тут я услышал тихий голос:
    – Ты уже здесь!
    Я открыл глаза. Передо мной, на площадке у своей приоткрытой двери, стояла взрослая Лика. Милая и до невозможности красивая. Она была всё в тех же джинсах и кофточке. А в руках держала какой-то свёрток.
    Как странно. Я улыбнулся Лике и спустился вниз.
    – Я тебя только минуту назад видел. И ты почти не изменилась. Только… – я притормозил, меня снова понесло шутить.
    – Вот твой телефон! – Лика с серьёзным лицом протянула мне Самсунг.
    Я взял. Да, две минуты в чужих руках такого сделать не могли. Потёртый корпус и даже лёгкие царапинки на стекле…
    – А это, чтобы ты не замёрз. – в руках у Лики оказалась шикарная куртка её отца, которую я видел висящей у порога.
    – Анжела! С кем ты там говоришь? – из-за двери раздался голос Марии Семёновны.
    – Ну, иди-иди! – стала прогонять меня Лика. – Это мама. Ругаться будет…
    И я, чтобы не провоцировать хозяйку, вынужден был живо ретироваться.
    Куртка была действительно тёплой и выглядела, несмотря на почтенный возраст, элегантно. Две молодые женщины в автобусе с интересом посматривали в мою сторону, пока не вышли недалеко от центра… Я достал телефон и зарядил симкой, потом включил. И когда он оказался рабочим, набрал Димкин номер.
    – Ну и как? – спросил знакомый голос.
    Мне обсуждать итоги визита было рано. Они ещё где-то переваривались. Я просто выполнял просьбу, позвонил, когда вернулся.
    – Всё в порядке. – заверил я его. – Завтра поговорим.
    И дал отбой, аккумулятор оказался почти разряженным.
    Дома, то ли из-за проведённой в чужом времени полной хлопот ночи, то ли от угнетающей усталости, не переодеваясь, растянулся на кровати и провалился в глухой сон, когда на часах не было восьми вечера.

Глава 7. Визит по-английски, без приглашения

    Сон был глубоким и без сновидений. По крайней мере, когда проснулся, уже не помнил ничего.
    За окном была ночь. Чёрное и ясное мартовское небо. И звёзды. Словно в сентябре одиннадцатого… На моих чёрных часах – три ноль-шесть. Ложась спать вчера, я даже не снял их с руки, поэтому на циферблате до сих пор мерцал зелёный огонёк.
    Проснулся оттого, что услышал, как что-то скребётся. Кто-то тихо ковырялся в моём замке. Что за новости! Может кто-то спутал квартиры, и теперь хотел непременно попасть именно в эту дверь. Я выбрался из-под куртки, встал и на ощупь вышел в коридор. У нас на лестничной площадке, если кто-то шевелится, включается свет. И этот свет должен быть виден через глазок. Но глазок был чёрным и что-то в моём замке поворачивалось, скрипело. Потом раздался типичный щелчок… И наступила тишина.
    Что за финт? Меня хотят обчистить? Хорошо, что я проснулся!
    Прежде, чем дверь начала отворяться, я отступил на кухню и оттуда стал наблюдать за внезапным визитёром.
    Яркий фонарик прорезал темноту коридора. Я, чтобы раньше времени перед противником себя не обнаружить, передвинулся за угол и ориентировался уже по звукам. Вот зашёл человек. Луч света лизнул ту часть, где только что был я… За первым прошёл второй, тот громко сопел… За ними третий. Шли молча. Слышалось лишь сопение и лёгкие шаги… Что же мне теперь делать? Звонить в полицию? Но телефон лежит, как обычно, на тумбочке у порога. Он был совсем разряженный, и я его поставил на зарядку. Одному сражаться против трёх? Это только в голливудских боевиках пролезало. У этих фонарик и, очень вероятно, какое-нибудь оружие. Тихо или громко, но зарежут.
    Я был против такого бесславного выхода и посмотрел на кухонный стол. Там, в ящике, лежит нож, только тупой. В нём, кроме названия, ничего оружейного.
    Быть может прыгнуть в окно? Нет, явное безумие, невозможно выжить, спрыгнув с пятого этажа. Снега под окнами даже на газоне почти не осталось и это посчитают самоубийством.
    Спрятаться? Ну, где мне можно спрятаться? Разве только…
    Охватившая меня паника внезапно утихла, я знал где спрячусь, возможно мне подсказал это вчера дядя Витя. Мне теперь нужно было только немного ВРЕМЕНИ.
    Визитёры тихо, без щелчка, прикрыли дверь и стали двигаться теперь в квартире. Один заглянул в санузел, я услышал, как скрипнула дверь. Другой, судя по звукам двинулся в мою комнату, а третий… Что делает третий, я не знал. Его слышно не было, возможно он дежурил у порога. Это плохо… Выход перекрыт!
    Тот первый, после санузла решил проверить кухню. Пока остальные далеко, с одним я ещё успею справиться. Он был без фонарика, и я развернулся навстречу, готовясь нанести удар, он такого не ожидает.
    Но может быть драться с ним и не придётся. Я уже заканчивал снимать защиту, когда мне в глаза ударил яркий свет! Вот чёрт! У этого второго тоже был фонарик.
    – Ох, ты! – что-то такое крикнули мы вместе. Гость увидеть меня здесь бодрствующего не ожидал.
    Я отступил назад, а квартира сразу ожила. Топот. Через две секунды уже все трое оказались передо мной. Я встал почти к самой стене и меня слепили сразу три фонарика, поэтому снятую защиту я не мог проверить. И снизу выдвинулся и смотрел на меня короткий тёмный ствол! Вот ведь невезуха!
    – А ну, давай-ка это сюда! – протянул руку один, расталкивая своих подельников.
    Ждать больше нельзя, будь, что будет! Я до щелчка надавил последнюю кнопку и упёрся в стену. Лиц своих противников не видел, всё терялось за светом бившем в лицо. И, протянутая рука, вдруг потонула в ослепительном голубом сиянии…
    Всё замерло. И мой двойник, сдвинувшийся вперёд, также замер. Глядя из-за его плеча, я отчётливо видел теперь лица всех троих…

    Переход был совсем коротким. Когда я пришёл в себя, то пожалел, что не забросил себя дальше и на более долгий срок… Пятьсот секунд в прошлое и сто до возвращения, на большее времени не хватило. Я скрылся, но мне нужна была эта пауза, чтобы успеть справиться с негодяями, либо попытаться покинуть квартиру пока не встретился с пулей.
    Сейчас в кухне было темно и пусто. В квартире тишина. Можно считать, предгрозовая. Визитёры остались в будущем, они сейчас только должны сюда подойти. Или стояли, ждали у двери. А у меня всего полторы минуты на то, чтобы к их приходу подготовиться. Баррикадировать вход бессмысленно. Этих моя слабая дверь не удержит. Мне нужна помощь!
    Взять телефон и сразу позвонить в полицию! А также разбудить себя. Это нужно успеть за полторы минуты!
    После шести часов зарядки телефон должен быть достаточно заряженным. Я подбежал к тумбочке, торопливо выдернул из смарта зарядный разъём и тут же набрал «102». Служба полиции откликнулась быстро:
    – Вы позвонили в полицию. – констатировал бодрый женский голос с хорошей дикцией. – Но все операторы заняты. Подождите немного.
    Вот тебе и экстренная служба! У меня времени на ожидание не осталось! Хотя, стоп! У меня есть ещё пятьсот с гаком секунд, без малого девять минут до момента своего скачка в прошлое! И я решительно расстёгиваю браслет, заведомо оставляя себя в собственном прошлом. Цифры гаснут.
    Такой ход мне тоже подсказал вчера дядька, сам я вряд ли бы догадался. Снимаю часы и лёгкая дрожь прокатывается по спине.
    Теперь, главное ничего не испортить. Запрограммированные процессы возвращения отменены. Теперь я один решаю, чему суждено случиться!
    И, до момента исчезновения клона, нас тут будет двое. Один, которого они загонят в угол на кухне и я, которого они видеть не должны. И был ещё козырь, моя тёмная лошадка Димка Калашников. Ему дозвониться время у меня было.
    Димка откликнулся почти сразу, хотя голос у него был сонным:
    – Да, Валерка! Я не сплю…
    – Дима, сосредоточься! Ко мне кто-то сейчас вломится. Их трое и у них оружие. Ты слышишь! Я не могу дозвониться в полицию и с троими не справлюсь… Сделай что-нибудь! Попробуй до полиции хотя бы дозвониться! Адрес мой помнишь?.. Им нужно… ну, то устройство… Назовём его МВ… Только быстрее! Скоро они уже будут здесь!..
    Я говорил шёпотом. Где там эти? Может стоят, прислушиваются за дверью? Димка ответил «угу» и я отключил связь. Профессор ничего не спросил. Ни откуда я об этих планах знаю, ни как я их сосчитал и вычислил наличие оружия… Может, ничего не понял или не поверил? Но времени на проверку и исправление уже не было, необходимо было будить спящего двойника!
    Но тут я подумал: А как же мы разминёмся с ним? Ведь кто-то должен будет отправиться на пятьсот секунд назад. В противном случае я не должен появиться, либо два дубля окажутся здесь под ударом противника. Мы взаимосвязаны. Не прыгнет в прошлое он, его, скорей всего, убьют, да и мне похоже, также не выжить. И решил, что для спасения мне лучше спрятаться, как бы это унизительно ни смотрелось.
    Спрятаться так, чтобы меня не обнаружил никто. Лезть в тесный, скрипучий шкаф нельзя. Интересно, помещусь ли я у себя под кроватью?
    В спальне всё было по-прежнему. Я-второй на кровати тихо спал, укрытый тёплой курткой. Спал глубоко, мирно и спокойно. И ни о чём ещё не ведал. Я прошёл в комнату, встал на колени и глянул под кровать. Ничего, должен поместиться. Не пятизвёздочный отель, но сойдёт!
    Стараясь не толкнуть свисающую с кровати руку с часами, медленно-медленно просочился в эту пыльную нору. Полдела сделано! Осталось убедиться, что всё идёт правильно. Ведь он, двойник, должен спастись, забросив себя на сто секунд в прошлое. Необходимо сколь возможно не вмешиваться в происходящее!
    Теперь пришло время подумать о себе. Те трое, увидев меня исчезающего на кухне, наверняка попытаются искать дальше. И очень вероятно, что заглянут и сюда, под кровать. Что делать?..
    В полной тишине из прихожей раздался скрежет вставляемой в замок отмычки. Мой двойник, лежащий на кровати, даже не шевельнулся. Эдак он ничего не успеет. Отмычка повертелась немного и её вынули.
    Я плечом толкнул спинку кровати. Дубль что-то промычал, и тут отмычка снова заскреблась в замке. И двойник на кровати дёрнулся и замер. Видно прислушивается. Свисаювшая рука с часами исчезла. Это он смотрит который час.
    Двойник встал и двинулся к прихожей. Он не знает с кем должен столкнуться…
    Но полдела сделано! У двойника всё будет нормально.
    Правда полной уверенности не было. Это я себя разбудил и теперь всё может случится не так. Впрочем, неизвестно, отчего проснулся я сам. И двойник слышал не меня, а отмычку в замке.
    Телефон со мной, в полицию звонит Димка, двойник проснулся и парадокса мы с ним избежали. Вроде всё! Нет, не всё! Мне, когда двойник исчезнет, надо будет спасаться самому.
    Где ключи? Потом пользоваться отмычкой для входа будет не лучшим из выходов. Такое уже было с туалетом у Димки.
    Когда вчера вернулся, запер дверь и сунул ключи… в карман куртки. Значит, они должны лежать здесь, на кровати. Надо найти, но вставать пока нельзя, сейчас сюда заглянет этот сопящий печенег! И я окажусь в худшей ситуации, чем, когда был на кухне и подведу своего двойника. Отступать из квартиры некуда…
    Под кроватью тесно. Кое-как я повернулся на бок, достал из-под себя левую руку и поднёс к глазам часы. Куда, и как надолго себя отправить?
    Куда? Конечно, во вчера! Вчера днём квартира пустовала с часу до семи. Мне там хватит и пяти минут. Но на времени лучше не экономить!
    В квартире началось какое-то молчаливое движение. Топали ноги, скрипел пол…
    Набираю на третьей строке «600». Десяти минут мне хватит. Давлю вместе «реж» и «в.н.» и старательно выбираю точку в центре безлюдного отрезка: «16.00.00 14.03.2018». Вчерашний день для моего подпольного визита идеален!
    Снаружи некто приоткрыл чуть заскрипевшую дверь. Я замер, прикрыть рукой светящийся циферблат не успел, мысль, что свет на полу меня выдаст, пришла слишком поздно. Но визитёр включил фонарик и стал водить лучом по обстановке. Входить не торопился, комнату решил осмотреть. Только слышно сопение, я сам замер и задержал дыхание. И вздрогнул, когда раздался громкий, как выстрел, крик: «Ох, ты!».
    Наблюдающий, громко топая, бросился к кухне.
    Пока меня никто не видел, вылез из-под кровати и стал торопливо шарить по карманам куртки, отыскивая ключи.
    Пока занимался ключами, на кухне кто-то из них чертыхнулся, и тишину разрушил хлопок выстрела и звон чего-то разбитого… И голос закричал: «Держи!.. Где он?..». И другой: «Невидимка, что ли?».
    «Никого из кухни не выпускать!» – снова крикнул первый. Там, закрываясь, хлопнула кухонная дверь и за ней началась возня.
    Посуду побьют, обезьяны безрукие!
    Я нашёл свои ключи, они были во внутреннем кармане куртки и сунул в карман брюк. И стал на часах снимать защиту. Поспешно. Не хватало мне пулю получить от этих недоумков!
    Совсем забыл, что нужно сходить с места, где стоишь. Меня здорово ударило и бросило к стене через кровать, мир вспыхнул голубым сияньем.
    Я закрыл спокойно глаза, расслабился и перекрыл дыхание. Ушёл. Застывший возле меня воздух продолжал удерживать от падения, но всё-таки я медленно падал на шевелящуюся подо мной, словно живую, кровать. Очень медленно, обжигаемый снизу сияющей ледяной периной. Только бы не удариться о край…

    Когда открыл глаза, был яркий солнечный свет…
    Я ничком лежал на заправленной постели, болела голова и тяжеленые часы выламывали руку, свисавшую с кровати. Как это я лёг в часах? Надо снять.
    С трудом поднялся. Сон, вроде, какой-то был. Про ночь, звёзды в окошке. И троих гостей, вооружённых стволом…
    В комнате светло. Сейчас день! Почему сплю днём?.. И тут же вспыхнуло: «Да нет, это не сон!». Моя правая рука всё ещё пыталась нащупать замок открывания браслета. И я с ужасом отдёрнул её. Там меня убивают!.. А я тут… Сознание что ли терял?
    Я глянул на часы на руке. Осталось сто двадцать секунд, две минуты до обратного прыжка! Из десяти минут большую часть я потратил на глупое беспамятство? Надо бежать!
    И, с трудом удерживая равновесие, бросился к выходу. Там, перед дверью вспомнил о куртке. Вернулся в комнату и удивился: на кровати никакой куртки нет. Я брежу? Впрочем, сейчас необходимо успеть убежать подальше, у порога увидел свою тёплую куртку.
    Одевая на ходу, распахнул дверь. Пустая площадка. Солнца здесь уже нет. Светлые сумерки. Гудит, поднимается снизу лифт. Ждать новых сюрпризов от лифта не буду, бегу по ступенькам. Четвёртый этаж. Лифт остановился как раз на пятом. Третий… На втором этаже глянул на часы: остались секунды! Делаю глубокий вдох, шаг… И всё скрывается во мраке…
    На выходе снова качнуло. Но я упёрся рукой в стенку и устоял. А здесь снова ночь, на лестнице никого и темно, кто-то на первом выключил свет.
    Спускаюсь, нащупывая ногой ступени. Теперь надо выйти и отойти от дома, чем дальше – тем лучше! Может даже побегу к Профессору. Ведь этим наверняка нужна была машина времени. «А ну, давай-ка это сюда!» Вряд ли они ко мне пришли просто за часами, они искали именно Котлы.
    Ч-чёрт! Как прав был Виктор Александрович. Уже есть кто-то, кто хочет изменить что-то в прошлом… Но откуда они, эти самые, обо мне узнали? Столько времени было тихо и вот на тебе!
    Я открыл дверь из тамбура, и не успел сообразить, куда идти, как в глаза ударил свет фар. Легковой Пежо стоял фарами ко входу и ослепительно сиял дальним светом. Я, чтобы не ослепнуть, прикрыл глаза рукой. Раздался звук открываемой двери. И незнакомый голос:
    – Эй! Ну-ка стой!
    Это мне не понравилось. И я свернул направо и кинулся к углу дома. Наш подъезд первый, далеко бежать не надо. Всего десять метров. Но тот, из машины, оказался прытким. И, когда я сворачивал за угол, он уже почти дышал мне в спину. А тут за углом оказалась непредвиденная куча снега, я споткнулся, потерял равновесие, стал искать точку опоры перед собой. Преследователю повезло больше. Он, видя мои неприятности, обогнул скользкую кучу, и уже почти хватал меня. Мне надо было снова ещё в подъезде приготовить новый заброс. Теперь даже думать об этом некогда.
    Я, пытаясь не упасть, перебирал ногами с максимальной скоростью и видел только асфальт. Поэтому резкий толчок свалил на землю. «Теперь не уйти! Загнали!» – с сожалением подумал я, всё равно пытаясь встать. Сопротивляться из последних сил, чтобы не утратить своё имущество!
    Какая-то молчаливая возня рядом не утешала. Вот сейчас нападут, схватят!
    Но когда я встал и оглянулся всё было не так плохо. Мой преследователь и тот парень, в которого я вписался, стояли в напряжённой позе. Рука у первого оказалась заломленной за спину, и он извивался, пытаясь высвободиться. А второй его держал, упорно стараясь поставить на колени.
    Он, увидев, что я встал, спокойно спросил:
    – Валера из восемнадцатой?
    Я кивнул, чего же остаётся.
    – Это я, это я… из восемнадцатой. – пискнул его противник.
    – Ты молчи уже! – и парень снова повернулся ко мне. – Меня Калашников попросил помочь. Я тут рядом живу. Он говорит, что до полиции не успел дозвониться. Но сюда ещё несколько ребят прибегут. Ты как?
    У меня было сбито дыхание, и я отвечать не стал. Подошёл ближе. Тот, кто гнался за мной был моего роста. Стоял по-прежнему на ногах, но уже не сопротивлялся. Встреться я с ним в обычной обстановке, убегать пришлось бы ему!
    – Что вам от меня надо? Только, не врать, рёбра переломаю! – предупредил придушенным голосом, но сказал это твёрдо.
    Лишённый свободы парень, поняв, что ситуация поменялась не в его пользу, заныл, изображая шестёрку:
    – Чо? Я ничо! Меня попросили – я поехал…
    – Я тебе про рёбра не забыл сказать? – напомнил я.
    Он знал меня в лицо, поэтому и погнался.
    – А чо… – снова начал этот бедолага.
    Тут было всё! Плата за все унижения последнего часа, за то, что я вынужден был прятаться, потом оставить квартиру и бежать, и ещё за то, что тип погнался за мной. Я без замаха засадил под рёбра и он, всхлипнув, замолк и повис на вывернутых за спину руках.
    – Валера! – следом, протянув руку, представился я своему спасителю, довольно крупному парню, чуть старше меня.
    – Олег! – он, чтобы протянуть руку, отпустил пленника и тот мешком свалился к нашим ногам.
    Мы пожали друг другу руки, и снова взялись за этого «агрессора».
    – Там, за углом ещё стоит их машина с водителем. – сказал я, когда мы подняли «мешок». – И трое других орудуют у меня в квартире. И у них пистолет…
    «И, может, не один». – подумал я про себя, вспомнив, как ошибся с фонариками.
    – Тогда держи этого, а я захвачу транспорт… – сказал Олег.
    Он повернулся и отправился за угол. И через секунду как он исчез, из-за другого угла, выбежали ещё двое запыхавшихся парней. Одного я сразу узнал – Петька Фокин. Мы вместе учились в политехе и несколько раз встречались после института у Димки.
    А второго я не знал, да и он, наверное, тоже. Потому что, подбежав первым, он замахнулся на меня.
    – Это Валера Евграфов, смотри! – успел схватить его за руку Петька.
    Слова: «гляди» и «смотри» были его постоянной присказкой. Потом Фокин повернулся ко мне:
    – Я вижу мы успели!.. Здорово, братан!
    В нашей группе, когда мы учились в Политехе, все парни обращались друг к другу только так – братан! Это началось с первого занятия на военной кафедре. Все мы тогда были и остались до сих пор братанами.
    Объяснять, что и как, я не стал, сказал только:
    – Этого как-нибудь скрутите. – и побежал помогать Олегу.
    Но не успел. Уже от угла дома я видел, как Олег профессионально укладывал водителя в почти сухой асфальт.
    – Ребята, вы чего? – искренне недоумевал тот, уже утыкаясь носом в грязь.
    Я объяснил новым прибывшим, что оказался атакован тремя вооружёнными налётчиками, а эти, которых лишили свободы мы, когда я ускользнул от тех, тоже пытались задержать. Но мне требовалось освободить квартиру на пятом этаже. Если повезёт, и Димка вызовет полицию, это сделают и без нашей помощи. А если нет?
    Даже четверым отчаянным выходить на вооружённых троих было полным безумием.
    – Надо, чтобы эти не предупредили тех! – толково придумал Петька.
    И мы стали обыскивать карманы связанных ремнями пленников, ища телефоны. Мы их, ничуть не колеблясь, изъяли и Олег сунул их к себе в карман. Мои окна выходили с другой стороны дома, и те, кто сейчас там, не догадаются о нашем присутствии.
    И мы сели в машину. Сергей устроился за рулём, а я, пока позволяло время, позвонил Профессору. Надо было узнать, ждать помощь или придётся обходиться своими силами.
    Димка ответил запыхавшимся, как от бега, голосом:
    – Да, Валера! Я тебе послал помощников. Они хорошие ребята…
    – Ты в полицию дозвонился?
    – Да, всё нормально. Сказали время ожидания пять минут. Должны приехать… У тебя-то как?
    Первым подъехал малочисленный полицейский экипаж. Я с изумлением узнал ту самую машину, что отвозила меня в участок ночью две тысячи одиннадцатого. Серебристо-белая полицейская Нива с номером 044 на борту. Она что, в нашем городе единственная?
    Нива встала, перекрыв сзади выезд нашей машины. Красные и синие огоньки осветили округу. Экипаж оказался незнакомым: молодые лейтенант и сержант. К ним присоединился ещё и водитель. Все были вооружены. Нас это успокоило и мы вылезли.
    Лейтенант спросил:
    – Кто вызывал наряд?
    – Это я! – сказал я. – Ко мне в квартиру вломились трое. У них оружие.
    – А тут ещё двоих в машине мы сами задержали. – сказал Олег, указав на пленников.
    Лейтенант с сержантом, прихватив наручники, пошли к ним. С нами остался только водитель. И он, ничего не спрашивая, принялся присматриваться ко мне. Не знаю, чего он хотел увидеть, и раз меня не трогали, я не лез с разъяснениями.
    Потом лейтенант вернулся и спросил:
    – Оружие было?
    – Нет! – сказали мы в один голос.
    – Так, может, они не причём? Просто оказались не там и не в то время?
    – Да, нет же! – возразил Олег. – Один, вон, за Валерой погнался, когда тот выходил из подъезда…
    Лейтенант обвёл нас глазами:
    – А кто Валера?
    Мне пришлось снова подать голос:
    – Это опять я…

    Битва за квартиру продолжалась час. На помощь наряду вскоре прибыл один автомобиль с начальством, другой с телеоператорами и «Газель» группы быстрого реагирования. Человека четыре с автоматическими стволами.
    Мне стало страшно. Что они после атаки в моей квартире оставят? Я уже представлял второй Сталинград: выбитую дверь, разбитые окна, мебель, изрешечённую пулями и стены в крови.
    Но минут через сорок всё разрешилось достаточно тихо. Налётчики согласились сдаться.
    Мы продолжали стоять у подъезда, пока нас не попросили отойти. Но и тогда мы просто сменили позицию, отошли дальше. Потом нами заинтересовались телевизионщики. Я не хотел светиться, поэтому предупредил ребят, что мы, мол, не при чём. Сергей ответил на вопрос парня с микрофоном, «Что здесь происходило?»:
    – Не знаю. Мы вот покурить вышли!..
    И нас оставили в покое. Правда, тут же ко мне подошёл водитель служебной Нивы, Семёныч, как его называли.
    – А я ведь тебя помню! Это не ты однажды ночью через мост бежал?.. Когда же это было?.. Вот, и часы у тебя вроде такие же!
    И он показал на мой рукав, из-под которого выглядывали «котлы». Да, они стали звездой первой величины! Светились аж с осени две тысячи одиннадцатого года.
    – Я твою, Семёныч, машину узнал. И память у тебя добрая. Уже лет шесть с гаком прошло.
    Для меня самого это случилось только вчера днём. Водитель посмотрел на меня удивлённо. Как видно, не поверил, что прошло уже столько времени.

    А в квартире у меня дверь оставалась нетронуто целой. Вероятно, договорились достаточно по-хорошему.
    Меня лейтенант наряда пригласил подняться к себе в квартиру, для опознания. В моей комнате был наведён особый порядок. Кровать, чтобы не мешала, поставили на бок к стене, стол и табурет сдвинули к окну. За спинами троих погрустневших печенегов, стоявших на коленях, были двое в чёрной форме, а их офицер спросил:
    – Узнаёте кого-нибудь из этих?
    Я тут же подошёл и показал на бородатого:
    – Этот пытался меня поймать. А этот, – я ткнул пальцем в его невысокого соседа с тонкой золотой цепочкой на шее. – в меня стрелял.
    Я увидел, как удивлённо те переглянулись. Они-то думали, что я за их фонариками, снизу направленными в лицо, их не увижу.
    – Ты не мог этого видеть! Врёшь! – хрипло каркнул бородатый.
    Но я уже повернулся к третьему:
    Я вспомнил его фразу: «А ну, давай-ка это сюда!», и протянутую руку. Именно он хорошо знал причину, по которой состоялся визит.
    Печенегов подняли и увели, а офицер показал на мой стол, на котором теперь, вместо моих вещей, в беспорядке сброшенных на пол, теперь лежали вещи, изъятые у злоумышленников.
    – Что-нибудь здесь ваше?
    И я стал рассматривать выложенные трофеи. Три фонарика, две пачки сигарет, одна зажигалка газовая, я давно уже не курю… Записные книжки, штук шесть, наверное. У меня такого вообще никогда не было. Какой-то полуоткрытый мешочек с чем-то металлическим внутри. Возможно, отмычки. Ещё сотовые телефоны, деньги и перстень из золота. А наличных в таком изобилии я даже не припомню… Ещё были смятые бумажки с записями от руки, и один сломанный карандаш.
    Я покачал головой, моего здесь не было.

Глава 8. Бессонная ночь

    Когда я снова вышел из подъезда, внизу работа кипела. Ребята в чёрном камуфляже упаковывали печенегов в подъехавшую арестантскую машину. А начальник, который на пятый не поднимался, беседовал с журналистами. Журналисты с двух точек прилежно снимали и подсовывали микрофоны.
    Полицейский патруль с запрягавшим Семёнычем за спиной операторов садился в «Ниву». А недалеко стояла команда моих спасителей.
    И я подумал, что обстановка за последние несколько часов кардинально изменилась. Какие-то бородатые пришли, чтобы изъять у меня, самую интересную вещь. Не знаю, что привело их ко мне, но противодействовать этому было необходимо. Организованность акции наводила на изобилие пугающих мыслей.
    С одной стороны, такая акция подразумевала определённую подготовительную работу. Которая должна была занимать какое-то время. Несколько дней, что я пользовался Котлами – слишком уж маленький срок. Тем более, никакой публикации мы с Димкой не допустили…
    Виктор Александрович последние два года тоже не мог этого делать… Да он вообще не стал бы так поступать! Маленьким мальчуганом он долгие годы скрывал даже от родных, свою тайну. Думать что это он открыл шкатулку Пандоры было глупо. К тому же информация эта была заточена конкретно на меня. Это очень уж странно!
    Парни у «Нивы» стояли и смотрели на меня.
    – Послушайте! Вы все, конечно хотите спать… – все, моментально оживившись, отрицательно замотали головой. Это было хорошо. – Я предлагаю нам вместе нагрянуть к Калашникову. Нам там будет что обсудить… Да, Олег, ты телефоны-то отдал?
    – Я, наверное, ещё не проснулся! – честно сказал он и повернулся к полицейскому наряду.
    Но те его тут же отфутболили к группе захвата… Водитель «Нивы» махнул мне в окошко рукой, и полиция отъехала.
    Когда Олег вернулся, шепнул:
    – У них начальство тебя ищет. Я сказал, не знаю…
    – Давайте мотать, что ли отсюда… – заволновался я.
    И мы вчетвером, набирая ход, тронулись за угол дома. Дорога к Профессору, после всего происшедшего, показалась короткой. И все начали делиться своим пониманием событий.
       – Полиция, гляди, сработала отлично. Быстро приехали… – сказал Петька Фокин, когда мы уже прошли треть пути до дома Профессора и поравнялись с железными гаражами.
    – Если бы и вызов можно было сделать так легко, цены бы им не было! – возразил я.
    – Да. – согласился Сергей. – Всё портят нюансы…
    А Олег сказал:
    – Я слышал, что грабители теперь помечают свою жертву. Ставят на замок какую-нибудь закладку, сторожа…
    – Верно. – подхватил Сергей. – У нас лет десять назад, прежде, чем поставили домофон, по подъезду ходили и метили. Потом обчистили моего соседа…
    – Так как же они так сглупили? – продолжил своё Олег. – Ты же дома был?
    Я кивнул. Меня самого сейчас волновало, что всё произошло именно так. Эти приходили за мной. Точнее, конечно, не за мной. Пришлось пояснить:
    – Нет, Олег! Всё правильно было. Просто приходили за вещью, которую я с собой ношу.
    Все трое удивлённо повернулись.
    – Смотри! Ты что-то не договариваешь, братан! – упрекнул Петька.
    Понятно, раз сказал: «А», они ждут продолжения. Дилемма Гамлета: «Быть, или не быть?» И как быть, если «быть»?
    Я оглядел спасителей. По звонку Профессора бросились среди ночи, конкретно ничего не зная. Таким безусловно можно доверять. Свои ребята.
    – Я вам всем обязан! Вероятность, что останусь в живых была минимальной. И вероятно в следующий раз мне может снова понадобиться помощь любого, кто согласится. Как видите, дело принимает опасный оборот: меня, как зверя, хотят убить. Но это… дело тайное.
    Все молчали.
    – Я хочу, чтобы каждый подумал и решил, стоит ли в таких условиях связывать себя обязательствами. Поэтому обсуждать сейчас мы ничего не будем. И перед тем, как я познакомлю вас со своим положением, соблюдём кое-какие формальности… Не обижайтесь, так надо! Так, что, если не хотите, можно об этом сказать, и мы попрощаемся.
    Метров сто все шли молча, никто не проронил ни слова, и никто не свернул. Я это понял, как ответ и кивнул.
    Потом Петька, не удержавшись, всё-таки спросил:
    – У тебя что-то такое ценное что ли, за которое убить могут?
    Я не стал отвечать. Мы уже входили во двор, где жил Профессор. И снова я притормозил:
    – Стойте!
    Все остановились. Я достал из кармана свой потрёпанный за предыдущие сутки Самсунг, и выключил.
    – Рекомендую всем отключить телефоны. На время.
    Они ни о чём не спросили, только друг Фокина пожал плечами. Но, всё равно, каждый достал свой смарт и выключил.
    – Если есть желающие за мной следить, то всё, что рядом, всегда будет в опасности. Я не пугаю. Просто констатирую факт. Я сам живу как на вулкане.
    «Вулкан» для меня начался сегодня в три ноль шесть ночи. Но за это время я сумел выполнить фактически два полноценных скачка во времени. То есть, действительно для меня это было давно.
    – Ты смотри, знаешь поди кто убил Кеннеди? – снова подал голос Петька, не желавший успокаиваться.
    Мне было не смешно, а Сергей прыснул. Хорошо, что у кого-то есть ещё чувство юмора.
    Димка не спал. Он, конечно же, ждал меня. Но крайне изумился остальным визитёрам.
    – Надо кое-что обсудить. – сказал я как бы себе в оправдание, когда Дима закрывал дверь.
    Мы задействовали на кухне все стулья, какие только были у Профессора. Два стула и табуретку. Олег и Дима сели вместе на просторном диване, которого им хватило только-только. А я, Петя и Сергей сели менее помпезно вокруг стола.
    Когда устроились, я сказал:
    – Итак, ко мне сегодня в квартиру влезли… – я помялся, не зная, как назвать нападавших. – …трое. И они были вооружены. И чётко знали за чем пришли… – все, и Димка в том числе, насторожились. – То есть большой секрет перестал быть большим. Я не знаю, как и кто об этом узнал. Такое впечатление, против меня теперь ополчились какие-то силы. Собственно, поэтому я считаю, надо организовать сопротивление. Мы же с тобой, Дима, знаем, что на кону! Так что не удивляйся, сейчас я устрою приём в наш «клуб» новых членов.
    Дима, похоже, был в шоке и не знал ещё, как ответить. Я посмотрел на остальных.
    – Для сведения. Клуб наш совсем маленький, кроме нас с Профессором, там только ещё один человек. И теперь, если вы согласны, с этой минуты всё, что я скажу и покажу, для всех остальных, без исключений – тайна! Ваши родственники, знакомые и всяческое начальство – это тоже не исключение. Я вам, конечно, доверяю всем, но нам предварительно надо соблюсти кое-какие формальности…
    Я взял с подоконника листок бумаги, на котором сам когда-то строчил: «1. +х100…». Перевернул, и на обратной стороне записал:
    «Группа «клуб»:
    Майоров Олег, 1993 г. р.
    Фокин Пётр, 1995 г. р.
    Сергиенко Сергей, 1996 г. р.
    Обязуемся сохранять в тайне всё, что узнаем с настоящего момента. 05 ч. 45 м. 15 марта 2018 г.»
    Название «клуб» было единственным, что пришло в тот момент в голову. Называть всё равно как-то надо. Недовольный Димка качал головой, он был противником настолько широкой огласки.
    Пустили бумагу по кругу и на ней расписались против своих фамилий все.
    Подумал, где же хранить важный документ. Собственно говоря, ничего такого в нём не было кроме имён и даты. И я, аккуратно свернув, передал Димке.
    – Теперь о самой сути! Сегодня в три часа ко мне залезли и искали вот это!
    Я подтянул рукав на левой руке, чтобы стали видны «котлы».
    «Ух, ты!» – сказал Петька, Сергей, ухмыльнувшись, промолчал. А самый трезвомыслящий Олег, рассмотрев прибор, спросил:
    – А что это такое?
    – Это… – мы с Димкой переглянулись. В его глазах всё ещё плавал упрёк. – …машина времени. Самая настоящая. И вполне работоспособная.
    На кухне повисла тишина. Я прямо чувствовал, как в них со скрипом входит это нереальное понятие: «машина времени» и решил не торопить события. Пусть входит свободно!
    Наконец, Олег спросил:
    – Ну и что туда может поместиться?
    Это шокировало. Видимо, он посчитал, что это что-то для тараканов или сверчков. И в этом чувствовалось недоверие. Он действительно был из всех самым трезвомыслящим.
    Но мне и остальных только словами не убедить. И я, поняв, что даже видео может не убедить, и фактической демонстрации действия не избежать, начал процедуру подготовки. Все следили за моими руками, не дыша.
    Но сразу лезть пальцем под корпус я не стал. Внезапно понял, кто и как мог нас выдать. Поэтому решил, что поступил вдвойне правильно, заставив всех отключить телефоны. Друг Фокина, которого звали Сергей, нетерпеливо пошевелился, но я его проигнорировал.
    – Дима! – обратился к Профессору. – Твой телефон выключен?
    – Нет. Мне часа через три должны… – начал он.
    – Так выключи сейчас!
    Это было жестоко, но необходимо. Когда Димка вернулся из своей комнаты с отключенным телефоном, я объяснил:
    – Мы с тобой двенадцатого марта помнишь, что делали?.. – он, конечно же это помнил, как я с двух точек снимал его позорное падение на свой Самсунг. – Что из этого и куда разослал андроид от Самсунга никому не известно. Может быть слежка и не настолько тотальная, но об этом все говорят. Поэтому лучше всё-таки подстраховаться.
    – Но ты, я надеюсь, никуда ничего сам не посылал? – спросил Профессор.
    – Я сегодня же всё это сотру! – пообещал я. – Хранить это можно только на твоём фотике, если только не подключать его к сети… Итак, продолжим! Дима сядь, а-то выйдет как в прошлый раз… Все готовы?
    Три пары глаз, пока Димка усаживался, от меня и не отрывались. Я сунул указательный палец под корпус и надавил до щелчка…
    Когда через пять секунд я вернулся, они все, кроме демонстративно скучающего Профессора, стояли. У Сергея даже челюсть отвалилась. Похоже, им я теперь казался каким-то неземным существом. Но это быстро прошло.
    – Глянь, братан, ты где был? – поражённый Петька первым обрёл дар речи.
    Сергей с Олегом молчали. Видимо, не всё вошло в них как надо.
    – Расслабьтесь! – сказал я. – Ничего удивительного не случилось. Я просто навестил Димку десять минут назад. Правда, его здесь в кухне не было.
    – Перед тем, как вы пришли, я услышал какой-то шум… – начал Димка. Но его перебили.
    – А ты, Валера, то, что вы там снимали раньше, нам покажешь? – Олег был верен себе: сперва дело!
    Профессор был против такой демонстрации, но я на свой страх показал тот момент с его феноменальным падением… Мальчики были, конечно подготовлены, но всё-таки настолько шокированы происходящим на смартфоне, что засыпали нас вопросами про всё, что касалось и не касалось сюжета.
    Я сам был шокирован. Эта запись на смартфоне хранилась без малого семь лет! Ясно, что её за это время могли и скачать и, до мелочей, разобрать. Надо будет спросить Лику…
    Потом Калашников показывал свои съёмки. И началось обсуждение.
    Вместе решили, что необходимо каждому думать о безопасности и секретности. Нельзя на выходе ни устно, ни письменно открывать информацию о существовании машины времени. Профессор предложил «играть словами». Например, при посторонних вместо «машина времени», говорить как о человеке и называть «Марией Владимировной», словно известного дипломата. Или, для краткости, просто Машей.
    – Так и на слух приятней. – кивнул Профессор.
    Более-менее доходчиво для новых членов клуба мы изложили суть своих последних приключений и историю попадания Маши в наше время. Но вопросов стало только больше. Фокин Петька с Сергеем непременно хотели испытать себя в роли путешественников во времени. Олег на подобное смотрел холодно. Но мне для всех пришлось сказать:
    – Я рад вашему энтузиазму, но это невозможно!
    – Невозможно? – с язвительным выражением поинтересовался Петя. – Смотри не скажи, что нам нельзя!
    – Нет, братан, сказать вам можно, сделать нельзя. Защита согласна работать только со своим хозяином. Мой палец был сканирован прежним владельцем, когда он мне часы дарил. Как перепрограммировать сканер не знает теперь никто.
    Петька развёл руками. А Олег спросил:
    – Заряжать часто надо?
    – Часы заряжены давным-давно в будущем. Вот доработают до конца и всё! Перезагрузки не предусмотрено!
    Обменялись телефонами. Чтобы не привлекать к владельцу котлов излишнее внимание, решили, что звонить мне будет только Профессор, как мой секретарь. Меня в общении не ограничили ничем. При необходимости звоню любому.
    В конце концов усталость брала своё. Мы от Профессора разошлись около семи утра.

Глава 9. Кто пишет мемуары

    На следующее утро, в пятницу, пришлось идти в управление полиции. Точнее, пришлось ехать. За мной на личном Мазерати приехал младший лейтенант, и мы отправились в главное управление внутренних дел.
    Там, на втором этаже мы с моим провожатым, двигаясь по коридору, прошли мимо двери «Отдел по раскрытию преступлений против собственности», потом мимо «Отдела по раскрытию резонансных преступлений». Видимо всё это было не то. Наконец остановились у двери «Отдел по борьбе с организованной преступностью общеуголовной направленности».
    Меня там приняли тут же. Неотразимый высокий старлей, за одним из столов, сказал, что пока «моё дело» передано ему. Он спросил, желаю ли я написать заявление на задержанных. И я под диктовку тут же написал. На это ушло меньше семи минут. Потом я попросил, чтобы меня информировали обо всех изменениях моего дела. Мне никто ничего не обещал, старлей посмотрел на наглеца удивлённо, и с этим я покинул их главное управление.
    Дом мой, после ночного налёта, нуждался в реставрации. Утром, перед самым приходом сотрудника, я начал чистку. Собрал разбросанные по квартире вещи и сложил на полу в комнате. Мне уже к этому не привыкать. После ухода в прошлом году Ленки Рязановой было примерно то же.
    Потом вспомнил про смартфон. Заряд был пустым. Аккумулятор, после семи лет в прошлом, был никакой. А, подключив зарядник, я, чтобы не выдавать своих маленьких тайн, снёс из памяти почти всё, кроме каталога абонентов и почты. Хотя делать это было поздно, но слабый аккумулятор чистка позволила поддержать.
    Работа по дому отняла львиную долю дневного времени. Я освободился только к пяти тридцати, когда ко мне должен был нагрянуть личный состав «клуба», кроме Лики, разумеется. Про третьего человека в старом «клубе» никто не спрашивал, и она оставалась нашей с Профессором «тёмной картой». Мне не хотелось так без нужды подставлять свою «сестрёнку».
    В этот раз коллективно мы продолжили обсуждать действия в защите. Профессор излазил Интернет, искал всё, что могло быть связано с ночным происшествием. И, надо же, нашёл! Правда, не совсем то, что искал. Два городских блогера со вчерашнего дня всерьёз обсуждали вопрос о нахождении у кого-то в нашем городе «карманной машины времени». И ссылались при этом на какое-то видео. Это было что-то новое. И по теме очень близко. Знать бы откуда ветер дует. Профессор, чтобы не выдавать своей заинтересованности, запрашивать ничего не стал. Решил, что рано или поздно само прояснится.
    Никем не обсуждался приезд «спецназа» на Правобережную. Впрочем, в нашем районе это отнюдь не редкость.
    Олег пришёл позже остальных, зато обрадовал что нашёл новый роскошный источник информации, у него в органах гражданским, где-то в Ка-центре, работает друг, и все свежие новости, не касающиеся его работы, он может передавать нам. Олег нацелил его на попытку ограбления на Правобережной этой ночью. Теперь мы, хотя бы будем знать, что и как.
    А Петька Фокин неожиданно предложил мне не носить часы всё время на руке, а где-нибудь прятать. Я подумал, что в этом какой-то здравый смысл присутствует, но с самим принципом не согласился. Кивнул, и не стал громко возражать. Часы меня могли выдернуть из любой ловушки, если у меня, конечно, было на это время. По крайней мере, на кухне вчера ночью они мне жизнь спасли. И я себя в дальнейшем такой возможности лишать не намеревался.
    Эйфория от обладания машиной времени давно и безвозвратно прошла, и за последнее время это обладание принесло только неприятности. Меньшей из которых была большая шишка на левой стороне головы над ухом. Тогда во время прыжка, думая, что мягко приземлюсь на кровать, я при выходе из транзитного времени, приложился головой о стену. Надо запомнить, что вход и выход, нужно делать в устойчивом положении с твёрдой опорой под ногами. Никаких, в это время, движущихся средств, и никаких неустойчивых положений. И главное, в этот самый момент, не падать! И, чтобы не сшибло, делать обязательно шаг в сторону.
    Хоть раньше из-за этого смеялся над Димкой, теперь сам стал параноиком.

    Я уснул около часу ночи и проспал больше десяти часов. Когда проснулся, мне почему-то казалось, что история с часами дяди Вити случилась когда-то давным-давно. Чёрт-те в какие времена. Но утро быстро расставило всё по своим местам, это был всего лишь седьмой день, середина моего коротенького отпуска. И чего только не случилось со мной за эти считанные дни! Правда, я нигде не сумел проявить ожидавшегося от себя геройства. События с часами тащили меня за собой.
    Дима ответил на звонок сразу, будто ждал.
    – Никаких проблем, Валера. Я думаю полиция ещё долго будет разбираться с твоими вчерашними гостями. Приятель Олега сказал, что дело передали в какой-то другой отдел.
    И больше никаких новостей не было.
    Два утренних звонка на смартфон были пропущены. Один звонок был рано от Лики. Я посчитал, что с ответом, раз я пропустил, можно и подождать. С Ликой ничего случиться не могло, она сейчас в школе. Второй звонок был от неизвестного абонента. Я решил, что тут может быть всё. И перезвонил.
    – Валерий Евгеньевич? – тотчас откликнулся абонент.
    – Верно!
    – Майор Вяземский. Я следователь, назначен по делу о попытке ограбления у вас пятнадцатого марта. Я бы хотел побеседовать с вами прямо сейчас.
    – Но сегодня суббота! И я уже был вчера в главном управлении внутренних дел и написал заявление… Мне непонятна постановка вопроса о беседе. Сколько можно из-за этого дёргать человека. Из отдела в отдел будут передавать моё дело, а я каждый раз ходи и объясняй всё новому сотруднику…
    Я чуть вспылил и такое ни к чему хорошему привести не могло. Надо стараться тормозить!
    – Нет-нет! Вы наверно не всё понимаете. Дело совсем не в том, что мне нужна какая-то галочка на бумаге. Вопрос совсем другого порядка. Мне нужна наша личная встреча, чтобы обсудить вопросы вашей безопасности. – майор сделал на слове «вашей» ударение и многозначительно замолчал.
    Надо же! Моей безопасностью интересуется полиция! Я что, глава администрации?
    – Я снова не пойму, причём моя безопасность? – снова не сдержался я. – Какие-то жулики ходят по квартирам с пистолетом…
    – Валерий Евгеньевич! А вы не задумывались, почему они пришли именно к вам.
    Мне наш разговор сразу и вообще перестал нравиться!
    Неужели за последние сутки случилось что-то, перечеркнувшее дело о попытке ограбления организованными преступниками общеуголовной направленности. Это могло говорить лишь о том, что наши усилия по ограничению утечек информации становятся бесполезными. Майор ждал и надо было как-то оттягивать время для возможности посовещаться с клубом.
    – Знаете, я сегодня не могу приехать. У меня срочные дела. – врать было нехорошо, но деваться было некуда.
    – Валерий Евгеньевич, никуда не ходите, просто будьте дома. Машина сейчас за вами заедет.
    И трубка дала отбой.
    Смешно! Он что, серьёзно думает, что я сяду и буду ждать, когда за мной приедут? Наивняк! Мне-то это не нужно было даром!
    Надо было, вероятно, вместо Вяземского, звонить Лике. Она, может быть, беспокоится о куртке. Куртку я нашёл аж на шкафу. Кто-то из налётчиков зачем-то бросил её туда.
   Кольнула странная мысль: когда позавчера я искал свои ключи, во внутреннем кармане куртки оказались бумаги. Теперь же бумаг во внутреннем кармане не было.
    Может быть эти листки от Виктора Александровича Лика спрятала в карман, а сказать об этом не успела. А эти придурки нашли и прибрали. Впрочем, у придурков из карманов вытряхнули всё ребята в чёрном. И потом это лежало передо мной на столе. Какая-то мятая пачка сложенных вчетверо листков там была. Раньше я их не видел, а к почерку не приглядывался. Вот и сказал, что не моё.
    Теперь они будут то ли вещественными доказательствами, то ли их вернут потом преступникам. Оба варианта были плохими: мне этих бумаг больше не видать! И третьего варианта не ожидалось. Что такого мог написать Виктор Александрович, что заинтересовало преступников? И может ли это быть опасным для нас, для меня?..
    Наверное, стоит сказать этому майору Вяземскому, что бумаги мои. Я их в той обстановке не признал… Значит, встретиться я тоже хочу. Как всё у нас вовремя!
    Я уже подготовил свою МВ и намеревался выйти в прихожую, чтобы собраться, когда ко мне в дверь позвонили. За дверью стояли два высоких парня в гражданской одежде. Я ожидал увидеть полицию, поэтому сразу же попросил документы. И первый из них тут же показал своё удостоверение. На фотографии был примерно такой же парень, только моложе и в очках. Вроде, всё нормально, и печать, и подпись. Но я поразился, прочитав сверху, отпечатанное крупными буквами: «ФЕДЕРАЛЬНАЯ СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ». Причём здесь это? Или они уже мелкими жуликами стали заниматься? Служба серьёзная, и я опять не захотел встречаться с майором. Но было поздно. Пришлось собраться, выйти и запереть дверь.
    Здание ФСБ было построено четырнадцатью годами ранее на месте некогда великолепного зелёного сквера недалеко от нового моста. В скверике раньше гуляли горожане с детьми, а позже сквер был загажен расплодившимися любителями горячительного…
    Теперь здесь стояло скромно выглядевшее четырёхэтажное здание. Не высокое, но зато с лифтом. На входе меня попросили оставить у охраны смартфон, что я сделал с большой неохотой. После чего меня попытались провести через рамку металлоискателя. Котлы, естественно, загудели и меня попросили их снять. Я отказался. Мои спутники о чём-то поговорили с охранником чуть в стороне, и вход был разрешён. Мне показалось это подозрительным. Никто даже не глянул, из-за чего гудело. Впрочем, это было хорошо.
    Майор Вяземский был невысоким рыжеватым с проседью мужчиной. Сперва к нему в кабинет на третьем этаже прошёл тот, что показывал мне удостоверение, потом запустили и меня. Мы, не сходясь близко с майором, устно поприветствовали друг друга и сели за маленький журнальный столик в центре кабинета.
    – Валерий Евгеньевич, я вижу вы удивлены, что ваше дело попало к нам? – майор внимательно смотрел на меня.
    – Есть немного. – согласился я.
    – Буду с вами, насколько это возможно, откровенен. Ещё в прошлом году была организована эта группа. Как их там?.. – майор повернулся к вставшему у окна высокому.
    – Чемезов, Черкашин, Бурунов… – как из пулемёта выдал тот.
    – Вот, назовём их для краткости, группа Чемезова. Все бывшие спецназовцы. Владеют и рукопашной борьбой, и оружием… Опасные люди. Очень. Как вам удалось от них уйти я не понимаю.
    Это был вопрос. Я возразил:
    – Не так уж хорошо они владеют. Двоих мы скрутили безо всякой подготовки…
    – Моисеев и Мералиев. – тотчас пояснил для майора высокий. – Они в машине ждали.
    – Да и бородатый с печаткой на пальце испугался, когда меня увидел…
    – Черкашин, скорее всего… – не очень твёрдо подсказал высокий.
    Но майор жестом остановил его.
    – И всё-таки, как вам удалось от них уйти?
    Он был настойчив, этот майор Вяземский.
    – Не знаю. Повезло, наверное.
    – А вот сами чемезовцы сказали, что не так всё просто было! И везение тут не при чём. – сказал Вяземский. – Вот показания самого Чемезова…
    Он протянул руку в сторону и высокий вложил в неё несколько скреплённых листков. И майор, найдя нужное место, стал читать:
    – В комнате был высокий парень. Я осветил его своим фонариком и увидел, что на руке у него тот самый предмет, о котором меня предупреждали. Я сказал, дайте это мне, но парень что-то сделал и сразу исчез. Мы обыскали комнату и всю квартиру… Ну что вы теперь на это скажете?
    Вести себя мягко и деликатно в складывающейся обстановке было бессмысленно.
    – Враньё! – нагло возразил я. – Кто в такое поверит, я никуда не исчезал!
    Меня даже в жар бросило от собственной наглости, но поступить по-другому я уже не мог. Приходилось принимать отчаянные решения. И меня неудержимо понесло бурное течение!
    Майор, огорчённый моей несговорчивостью, был вынужден задать опасный вопрос:
    – Тогда, про какой предмет на руке говорил Чемезов?
    Я оказался в ловушке. Всё было намного хуже, чем я предполагал. Они и про Машку знали! Моё счастье, если не всё! И у меня теперь совсем не было выхода. К тому же, я до сих пор ничего не узнал про бумаги.
    Снова передо мной замаячил таинственный «обезьянник», меня опять принуждали выворачиваться наизнанку. Несомненно, у меня ещё была возможность уйти, если не сухим, то хотя бы всё-таки более-менее невредимым. И для этого пришла пора напрячь извилины.
    – Он, наверное, говорил вот про этот предмет. – я поднял руку и стряхнул с часов рукав.
    Оба сотрудника уставились на мою руку. Вяземский оценивающе, а высокий, вероятно, разглядывал на всякий случай. Впрочем, кроме мерцавшего «пульса» и забитых ещё дома белых циферок смотреть там было не на что. Даже, если они запомнят, это им ничем не поможет.
    – Что это? – спросил Вяземский.
    – Часы. – спокойно ответил я.
    Они молча переглянулись. А я снова спрятал часы под рукав. Слишком много сведений будут излишними.
    – Валерий Евгеньевич, может всё-таки познакомите нас со своими… часами? – майор почти ласково посмотрел на меня.
    Вот мы и подошли к самому интересному. Может быть наконец-то он заговорил честно?
    – Это вас интересовало с самого начала?
    – Правильнее было бы сказать, да! Это нас интересовало больше всего. Почему именно, я объяснять не намерен. По крайней мере, на этой точке нашего общения. Поэтому предлагаю сотрудничество. Вы будете проинформированы о том, почему мы заинтересовались вашими часами. А вы должны будете рассказать, что известно вам. Я думаю, это будет честным и справедливым!
    В конце прозвучавшее «честно», вызвало у меня обратное ощущение. От меня, скорее всего, потребуют всё. А взамен предложат ничтожное кое-что из «сусеков», думая при этом, что поступили честно.
    Поэтому я решительно покачал головой. Мне необходима была большая определённость.
    – Я согласен сотрудничать. Но только на своих условиях. Ваша информация меня совершенно не интересует. А вот мне интересно получить то, что было найдено у задержанных, этой вашей группы Чемезова. Там украденные у меня бумаги. – краем глаза увидел, как снова переглянулись мои собеседники. – Мне накануне передали их родственники, а сотрудники полиции вынесли потом из моего дома. Мне кажется, вам надо это вернуть.
    Я очень старался выглядеть требовательным, хотя, на самом деле, чувствовал себя здесь, как приговорённый перед казнью.
    Вяземский совершенно спокойно кивнул высокому и тот подал ему в жёсткой синей обложке нечто вроде скоросшивателя. Майор развернул обложку передо мной, и я увидел знакомые, чуть смятые листки со сгибами, на листках угадывался почерк Виктора Александровича.
    – Вы про это? – спросил майор и захлопнул «бювар» прямо перед моим носом.
    Вероятно, чтобы я ничего не успел прочитать. Я сказал:
    – Да!
    Из всего текста я успел разглядеть только несколько бессмысленных слов на верхнем листке: «завал», «руки», «множественные» и «выходит».
    – Сожалею, но даже дать вам почитать это до окончания следственных мероприятий, я не могу! Таковы правила!
    – Но это же мне написано! – я не мог сдержаться и крикнул. – Почему я должен позволять читать вам свои письма?!
    – Сожалею… – повторил Вяземский и положил папку на столик между нами.
    Значит, действительно это письмо написано дядей Витей. Он что-то хотел до меня донести. И между мной и письмом теперь встала махина федеральной службы.
    Надо рисковать! У меня другого выхода больше не осталось!.. О том, как это будет фактически тяжело и физически опасно, думать даже не хотелось. Надеялся только, что фортуна мне, как всем отчаянным, будет благоволить.
    Я приложил правую руку к животу и сморщился. Собеседника нужно подготовить.
    – Извините! – я прохрипел это почти натурально.
    Потом слегка согнулся, демонстрируя боль в животе. Всё, подготовка завершена.
    – Вам плохо? – без эмоций спросил майор.
    Мне нужно было, чтобы он спросил. Спросил, значит я делаю всё правильно!
    – Да! – тут же сдавленным голосом отозвался я. – Мне… в туалет надо!
    Другого места, где смогу это сделать не на виду у всех, я не знал.
    Майор вздохнул и сказал высокому:
    – Проводи товарища!
    В коридоре по-прежнему стоял второй высокий. Это чтобы я не убежал? Он делал что-то со своим смартфоном, но, когда мы вышли, спрятал его за спину.
    Туалет оказался в самом конце коридора. Провожающий остался стоять в коридоре, сказав: «Только недолго!». А я прошёл внутрь.
    Проходя мимо окна в туалете, выглянул наружу. Меня аж передёрнуло! В окне были видны верхушки деревьев, посаженных вокруг здания. Мы были на третьем этаже, почти на десятиметровой высоте! Дело становилось всё страшнее. Но я доблестно отмахнулся. Думать о плохом было поздно: как выйдет, так и выйдет!
    В кабинке я встал спиной к двери и достал из-под рукава запястье с часами. На них светилось: «-600» и «200». Это я заготовил ещё дома, чтобы избежать в полиции какой-либо непредвиденной ситуации.
    Теперь приходилось оперировать иными параметрами. Я задал год, число и время. И срок нахождения увеличил с 200 до 2000 секунд. Должно выйти больше получаса. Думаю, этого будет достаточно, чтобы успеть. И снял защиту. Осталось только тронуть сканер отпечатка. Но делать это было рано, мне нужен был тот бювар, который остался у Вяземского в кабинете.
    Выйдя из кабинки, мельком глянул в зеркало. Тот Валерка за стеклом выглядел взъерошенным и немного напуганным. Не останавливаясь, я попробовал улыбнуться ему. У парня в отражении это вышло кисло. Я поправил левый рукав, спрятав часы, и вышел.
    В кабинете майора всё было почти так же. Только нужная мне папка со столика перекочевала на стол с компьютером, стоящий в углу, и оказалась теперь за спиной майора. Почему простое в теории, становится невыполнимо сложным в действительности?
    – Легче? – участливо поинтересовался майор.
    – Немного. – мне не хотелось, чтобы он заподозрил что-то.
    Я снова сел на прежнее место за столиком.
    – Тогда продолжим. У нас остался невыясненным вопрос о сотрудничестве. Вы, Валерий Евгеньевич, должны понимать, что у вас просто нет другого пути. Согласны вы с этим, или нет, но придётся помогать нам. Так что давайте сделаем всё мирно. Это больше в ваших интересах, чем в моих! А мне, если вы не хотите на время с ним расстаться, нужно, чтобы вы рассказали об этом устройстве всё. Понимаете?
    Я вздохнул. Почти то же самое, только иными словами, сказал когда-то в две тысячи одиннадцатом Виктору Александровичу я сам. И я сказал:
    – Как мне говорил когда-то первый владелец часов, я тоже хотел бы это знать. У меня сведений об этом ещё меньше, чем вы думаете…
    – Так может поможем друг другу. Мы сможем привлечь для изучения этого устройства талантливых специалистов. И, на определённых условиях, конечно, я готов делиться информацией об этом с вами… Вы можете смело на это рассчитывать.
    Я снова посмотрел на синюю папку, лежащую за спиной майора. Если бы можно было подтянуть её к себе хоть взглядом, я сделал бы это не задумываясь…
    – Вы упомянули о помощи. Я вам помогу, если хотите, но мне нужна ваша помощь именно сейчас. – я, вздохнув, стал продолжать прежнюю наглую линию. – Я вам сказал, что это письмо мне. Дайте, я прочитаю, и потом всё, что захотите…
    Видя, что он сомневается, я решил давить дальше:
    – Это письмо от моего родного дяди. Он умер. И это последнее, что он оставил для меня. Неужели в ваших правилах нет ничего человеческого?..
    В кабинете повисла тишина. Я очень надеялся, что это проймёт, поэтому молчал. Высокий склонился к майору и стал что-то шептать в ухо. Я расслышал только одно: «Не верил…» или «Не верит». Они шептались секунд двадцать, потом майор повернулся ко мне.
    – Хорошо! Я нарушу правила и дам вам прочитать письмо вашего дяди. Взамен я жду что вы дадите мне возможность познакомиться с вашими часами.
    Я кивнул. Согласие было достигнуто и высокий взял синюю папку со стола и подошёл ко мне. Папку он прижимал к себе и выжидающе смотрел. Получить всё как хотел, не удалось. Мне папка нужна была именно в руках, я тонул во вранье:
    – Я не уверен, что здесь у вас все листы. Потому что мне говорили, там были фотографии. – я врал нагло, с серьёзным лицом.
    Высокий заглянул внутрь папки и пожал плечами:
    – Нет здесь фотографий! Только рукописный текст.
    Готовясь к рывку, я сидел не шевелясь. Мне нужно было только взять папку в руки.
    – Можно, я сам посмотрю? – как можно более безобидно попросил я.
    Майор кивнул высокому и тот протянул мне бювар. Я как мог спокойно взял и тут же сунул подмышку. Потом вскинул левую руку и потянулся к ней правой.
    – Эй-эй! – вскрикнул высокий, хватая меня за локоть.
    Я жалобными глазами посмотрел на него и овечьим голосом проблеял:
    – Часы снять…
    – А… – сказал высокий, отпустил руку и отступил.
    Это была ошибка! И я тотчас же ей воспользовался. Всё произошло за секунды. Сунул палец под циферблат и до щелчка надавил последнюю кнопку. Чтобы успеть сгруппироваться, привстал. Увидел удивлённые, пока без тревоги, лица этих двоих и ещё до вспышки закрыл глаза и сделал шаг в сторону.
    Пока весь наш разговор тянулся, я незаметно вентилировал лёгкие неглубокими, но частыми движениями брюшной диафрагмы и глубокими вдохами, когда позволяла ситуация. Для собеседников это оставалось незаметным. Теперь же, когда грянул яркий свет, я чувствовал от избытка кислорода в крови лёгкое головокружение. Меня покачивало и куда-то несло… Свет мерцал и я привычного холода не почувствовал.
    К концу второй минуты, наконец захотелось сделать вдох. Но было слишком рано. Я приоткрыл глаза. Пустой кабинет неустойчиво покачивался. Шторы и жалюзи часто-часто открывали внешний свет и снова закрывали его. Всё время мерцал яркий светильник на потолке. Потом он исчез… Исчезли шторы, окно стало сквозным проёмом… И бесконечно яркий свет хлынул внутрь.
    Стены таяли, будто были из снега, подо мной внизу образовалась мерцающая яма и я медленно и неуклонно я туда падал. Надо было готовиться к приземлению. Я не представлял, как можно было целым упасть с такой высоты. Ногами эту скорость погасить невозможно! Но ничего менять уже не мог.
    Когда яркий свет наконец погас, вернулись тепло и городские звуки, остатки опоры подо мной исчезли. Я, потеряв устойчивость, вскрикнул, судорожно взмахнул руками и полетел вниз. Летел почти целую секунду, потом что-то больно ударило по ноге и меня завалило в сторону. Треск веток и разорванной ткани и хлёсткий удар, рассыпавшийся по всему телу…
    Всё прекратилось, я был в сознании. Тёплый ветерок ворошил листья на тонких ветках у лица. Я шевельнулся и стал скатываться с куста.
    Да, упал на куст, теперь болела нога и почти выдернутая из сустава рука. Я дышал. Пахло свежей зеленью и ещё чем-то до отвращения, до боли знакомым. Это тот же сквер, который помнил с детства! И гнилостный запах исходил от лежащего тут же у кустов бомжа. Живого, я надеялся. Фу-у! Надо быстро уходить.
    Было темно. На часах ярко светились цифры: десять часов вечера семнадцатого июля две тысячи третьего года. Я сумел и остался жив! Проскочило более четырнадцати лет. Время выбрал такое, чтобы было тепло, так как я уже мёрз в прошлом, и темно, чтобы никто не испугался от падающего с небес тела.
    Поприседал, пощупал руки. Шлёпнулся с десятиметровой высоты и ничего не сломал, даже не терял сознания! Спотыкаясь о бутылки и пакеты под ногами, выбрался на твёрдый асфальт. И тут меня, словно громом поразило!
    У меня в руках ничего не было. Я потерял ту папку, ради которой сюда и попал. Мудро поступил, ничего не скажешь! Выкинул себя в непроглядную ночь. Оставалось здесь быть только полчаса. За это время нужно найти папку и отбежать, чтобы не оказаться случайно замурованным в фундаменте.
    С папкой всё же повезло. После десяти минут поисков недалеко от бомжа, в переулок рядом со сквером, выехал автомобиль и в его фарах на ветке дерева я увидел синий проблеск. Несколько встряхиваний липы и бювар со стуком падает на асфальт. Он целый, внутри шуршат три дядькиных бумажки. Всё вышло!
    Теперь нужно было исчезнуть отсюда, город в этом времени, по крайней мере, эта окраинная его часть, совершенно чужой. В какую сторону бежать, не знаю. Где запад, где восток… Что здесь появится через пятнадцать лет?
    Когда был совсем маленьким, в этот сквер меня пару раз выводила мама. Я с удовольствием искал здесь друзей, таких же мелкотравчатых, и играл с ними во все обычные детские игры. В этом две тысячи третьем году мне было уже восемь, я учился в школе и сюда больше не приходил. И никаких ориентиров в памяти не осталось.
    Где-то недалеко должна быть река. И я побрёл, не особо разбирая дороги. И вышел всё-таки на берег почти перед самым возвращением. Мне казалось, берег – это что-то безопасное. Домов на реке строить не будут…
    Здесь на берегу всё было также непривычно. Заросший ивами и камышом, необустроенный, дикий берег. Костёр какой-то невдалеке. К кусту у воды привязана лодка. А метрах в трёхстах ниже по течению уже заканчивали строительство нового городского моста. Полотно ещё не укладывали. Сейчас это сфотать, цены бы снимку не было! Но мой смарт остался на входе в ФСБ. Дьявол!
    Я подошёл к воде. Оставалась последняя минута вояжа в прошлое, когда неожиданно на берегу появились шумные люди. Как мне фартит с этими сотрудниками МВД, опять они! И фонарики в глаза тоже надоели! Где теперь моя спокойная жизнь? Продолжалась невезуха.
    – Стоять! – подбегая, приказал сотрудник запыхавшимся голосом.
    Остальные его собратья в форме бросились в сторону костра, а этот больно ткнул меня в живот палкой. А я как раз начал интенсивную вентиляцию лёгких. Стою, никого не трогаю и глубоко дышу. Палка немного сбила дыхание, но я всё равно глубоко вдохнул и полностью выдохнул.
    – Лежать! – противореча себе, снова крикнул тип.
    А мне было не до его игрушек. Оставалось только пятнадцать секунд и я намеревался дышать всё это время полной грудью.
    – Ты оглох что ли? Я говорю, лежать!
    И он снова ткнул палкой… Вдох… Выдох… Десять секунд. Вдох… Выдох… Шесть…
    Он всё кричал и бил. Наконец попытался, схватив за ворот повалить на землю. Повис и чем-то ткнул под коленку. Уже падая с прижатой к груди бесценной синей папкой, я правой рукой попытался ухватиться за руку бойца. В пальцы что-то попало, и я упёрся.
    И тот же момент почувствовал рывок и всё окончательно стемнело. Дыхание перекрыл, и медленно стал скользить к земле.
    Достаточно ли я встал близко к воде. Здесь будут расширять дорогу. Снесут дома, сделают насыпь, застелят дорожным полотном. Если ошибся, буду замурован в земле. Интересно, что бывает, когда возвращаешься в то место, где что-то построено. Человека, воздух и воду можно оттолкнуть, а твёрдую стену?
    Считать секунды не стал. Безразлично сколько продлится возвращение. Изменить это невозможно!
    Большая звёздочка, размером с луну и цветом, как спелый апельсин, быстро бегала по серо-жёлтому небосклону через зенит от горизонта у меня за плечом.
    Пытаясь выправить своё не очень вертикальное положение, я смотрел на песок, где должна была возникать моя быстро скользящая тень. Но тени не было. Я был словно дух, будто привидение. И как вампир в зеркалах бы тоже не отражался!
    Нервно вздрагивавшая речная вода, то накатывала на ноги, то отступала в русло, временами покрываясь тёмно-красным льдом. Да и снег был не белым, а только светло-коричневым. Когда снег исчезал, налетали короткие багровые туманы, уносимые жуткими ветрами.
    Кто-то поставил чёрные Жигули возле меня на берегу. И я наблюдал, как исчезают стёкла, как сходит с порогов краска и на глазах ржавеют молдинги. Перед тем, как исчезнуть окончательно, от автомобиля остаётся только чёрный ржавый скелет. Съели.
    А потом сам берег резко поднялся и невежливо спихнул меня в воду.
    Когда всё кончилось и появился яркий дневной свет, по ногам ударила ледяная волна, принесшая небольшую льдинку. Надо срочно выбираться!
    Насыпь была невысокой с пологим бетонным склоном, и мне удалось даже, не помогая руками, выбраться к дороге.
    На часах ничего, кроме зелёного сердечка, больше не светилось, значит вернулось моё время. Я сел на бордюр и стал снимать полные холодной воды ботинки. В руке что-то мешало. Я разжал пальцы и на асфальт вывалилась небольшая металлическая штучка. Поднял. Это был небольшой круглый значок «МИЛИЦИЯ ППС» с золотистым пернатым гербом на красном поле. На защёлке остались нитки.
    Не сразу сообразил, откуда у меня такое в руке. Но вспомнив того, кто меня хотел повалить, сообразил, что ухватился вместо руки за значок на кителе.
    Я очистил застёжку и значок сунул в карман.
    Ни людей на дороге, ни машин не было. Я успел вылить воду из ботинок и немного отжать намокший низ брюк. Свой путь по городу я выбирал, избегая полицейских и видеокамер на дорогах. Хорошо, что я их все знаю. Каждая ставилась с помпой.
    Шёл быстро, стараясь согреться. После летней прогулки я успел замёрзнуть, да и на улице было прохладно. Повезло что у торгового центра на площади Маяковского, меня догнал мой автобус. Димка, как всегда, был дома.
    – Ты как раз к обеду.
    – А также, к ужину и завтраку… Я боюсь возвращаться к себе…
    – Что-нибудь случилось?
    И я рассказал о своих злоключениях последних часов.
    – То есть, ты пообещал сотрудничать?..
    – Я обещал дать посмотреть часы и больше ничего. От сотрудничества я отказался. Уж лучше я часы кувалдой разобью…
    – Ну, и… – Димке хотелось знать всё, что случилось.
    – Пришлось сбежать!.. Мне выхода не оставили! Это, говорят, не твой документ…
    – Какой документ?
    Да, я же забыл сказать Профессору про письмо, я его прочитал, когда ехал в автобусе.
    – Лика, когда я от дяди Вити вернулся, сунула в карман письмо. И, когда из квартиры сбегал, оно осталось там. И полиция потом отнесла его к вещ докам. И в ФСБ отказались даже дать прочитать!.. Я только взял папку в руки, и сразу сбежал…
    – Валера, мне кажется ты заврался! – Димка сощурился. – Может, я, конечно, чего-нибудь не понимаю, но сбежать из той конторы… И ты ещё про сбегание вчера говорил. Трое вооружённых тебя просто так отпустили?.. Или ты придумал какой-то трюк?
    – Какие трюки? – мне кажется, Димка совсем потерял сообразительность. – Я просто сбежал, ну, через прошлое…
    – Как можно сбежать через прошлое? Тебя же обратно вернёт…
    – Да, конечно, вернёт в то же место. Если я в прошлом буду на этом месте стоять и ждать…
    – Я не об этом. – возразил Димка. – Это же хорошо охраняемая государственная служба…
    – Ну, да! А ты помнишь, когда это их здание было построено?
    – Нет.
    – После две тысячи третьего…
    – Да ты что! – Димку, видно, мой ответ прошиб. – И ты что же, раньше строительства махнул?..
    – Ну, да, махнул. Чего ты удивляешься?.. Всего в две тысячи третий год, летом. Да, кстати, Дима… – я неожиданно вспомнил, что обещал Профессору подарок из прошлого.
    – За мной был подарок. С днём рождения, дорогой! Можешь повесить в свою коллекцию…
    И я достал из кармана тот значок и протянул Димке. Он взял и принялся рассматривать.
    – ППС? Милиция?! Ни фига! Ты где такой отрыл? У нас милиции уже лет пять нет!
    – Отрывные места знать надо! – важно ответил я.
    Пусть Димка не догадывается даже, что сорвал я его с груди милиционера, находящегося при исполнении.
    Димка приколол ценный значок в коллекцию, мы поставили альбом на кухонный стол и обедали, любуясь на раритет. От меня мои нахлынувшие невзгоды временно отступили. Только жалко было свой старый, затёртый смартфон, со всеми абонентами и услугами. Впрочем, по моей вине, он прожил уже во много раз больше гарантийного и теперь, в прошлом году купленный, остро нуждался в замене.
    Поэтому после обеда я спросил:
    – У тебя, Дима, случайно старого телефона нет? Мой остался там.
    Это нас вернуло к началу.
    – Так ты, выходит, на пятнадцать лет скакнул? – вспомнил Димка.
    – Нет! Только на четырнадцать лет и, без двенадцати часов, восемь месяцев. – быстро сосчитал я.
    У Димки брови взмыли на лоб.
    – Это же в два с лишним раза дальше, чем две тысячи одиннадцатый! Ну и как? – он употребил «дальше» вместо «дольше».
    – Как видишь! – и я показал на коллекционный значок, сияющий в открытом альбоме.
    – Ну, ты даёшь!.. Тебе надо уже мемуары начать писать!
    – В ФСБ уже пишут. – вздохнул я.
    – Ты что, скрываться теперь будешь? – заволновался Профессор. – Это опасно!
    Я, как ни странно, тоже так считал. Жизнь в бегах меня никогда не прельщала. Поэтому мы вместе решили созвать внеочередной форум. Клуб будет сообща решать что делать мне. И как дальше защищать ещё не доросшее человечество от гонки временных вооружений.

Глава 10. В бегах

    Странно. Вся операция прошла легко, как и предсказал Олег. Вчера мы совещались до полвосьмого вечера, каких только предложений не было выдвинуто! Братан Фокин, например, предложил мне поселиться в заброшенной деревеньке пока всё не утихнет. Сергей серьёзно посоветовал жениться и взять фамилию жены. А, любитель фантастики Профессор, предлагал покумекать насчёт отправиться пожить несколько лет в недалёкое прошлое. Что было, в общем-то, совершенно бессмысленным… Потом Олег, который молчал, пока мы это шумно обсуждали, сказал:
    – Перестаньте мутить воду! Им нужны часы, а не Валера! А их спрятать легко. Так что, друг, отправляйся в свою квартиру и живи там сколько тебе надо! А часы оставь нам. И лучше будет, чтобы ты не знал где. Если будут спрашивать, говори: потерял! Вместе с бумажками. А завтра свой телефон заберёшь. Они же не воры – обязаны вернуть.
    Так что я нормально выспался у себя дома, потом скудно позавтракал и пошёл за смартом. Сразу Самсунг не отдали. Опять был визит через рамку металлоискателя на третий этаж, в кабинет Вяземского. Рамку в этот раз я честно прошёл и с Вяземским беседовал тет-а-тет. Разговор прошёл довольно откровенно. Про потерю я врать не стал. Сказал, что часы, как и бумаги Виктора Александровича, моя собственность. И все претензии считаю незаконными.
    Иннокентий Семёнович, имея в виду часы, возразил, что на изделия такого порядка частная собственность ещё не придумана. И показал мне запись с веб-камеры, установленной в кабинете, где был зафиксирован момент вчерашнего исчезновения. Я с интересом и даже удовольствием посмотрел, как среагировали на это мои собеседники…
    Это было похлеще Димкиного падения! У Вяземского были круглые глаза, а помощник, упав на четвереньки, искал меня под прозрачным столиком…
    – Чем вы, Валерий Евгеньевич, объясните то, что здесь произошло? – в конце спросил меня майор.
    Я пожал плечами. Объяснений можно было придумать миллион. Но все они вряд ли устраивали бы майора. Ему требовалось физическое объяснение дематериализации. Но наш неписанный клубный закон запрещал мне даже упоминание перемещений во времени. А письмо Виктора Александровича, которое наверняка было ими прочитано, содержало только тонкие намёки на их основную функцию. Слова «время» и «машина» в тексте вообще ни разу не упоминались. Поэтому я молчал.
    И Вяземский начал уговоры за патриотизм. Мол, вражеские лазутчики не дремлют. И может случиться, что прибор, с помощью которого я исчезаю, окажется не в то время и не в тех руках. О чём говорит уже сам факт позавчерашней попытки нападения.
    – Иннокентий Семёнович! Я пока не готов к беседе об этом. Ваш служебный телефон у меня есть. Когда будет необходимость, я позвоню.
    Странное дело, Вяземский после этого молча пометил мой временный пропуск, и я ушёл, конечно, не забыв забрать смартфон… Тот опять совсем разрядился, и я, придя домой, снова включил его к заряднику.
    По договорённости, если всё у меня в порядке, я посылаю Профессору сообщение «ОК». Если сообщения не будет, он на мои звонки не отвечает. Не знаю даже, зачем он такие сложности шпионские выдумал.
    Телефоном без заряда я пользоваться не рискнул, но есть хотелось. На завтрак у меня был только последний кусок чёрствого хлеба, майонез и вода. Потому что даже чайник мне разбили. Ещё в морозилке у меня лежали пельмени. Но я собирал их с пола, и вряд ли они после этого остались настолько же съедобными.
    Снова надел дядину куртку, у моей при падении с третьего этажа рукав почти оторвался, взял ключи и пошёл к Профессору. На нашей площадке в телефонном щитке возился кто-то в чистой синей рабочей куртке. Нашего мастера по телефонам я знаю. Он никогда не мог выглядеть так роскошно. Грязные и рваные рабочие штаны, и куртка, с карманами полными инструментов… Ну, что ж, весьма своевременный ход. Я знал, что Иннокентий Семёнович не оставит меня без присмотра. Надо будет предупредить ребят, чтобы ко мне пока не совались.
    Когда спустился до первого, у двери лифта нос к носу столкнулся с Ликой… Для неё наша встреча тоже была неожиданной. Я считал невежливым разговаривать в подъезде, в двух шагах от дома. У меня там был уже не лёгкий беспорядок, и угощать гостью было совершенно нечем. Но когда я предложил пойти к Профессору, она безапелляционно отказалась. Так что обед у меня неопределённо откладывался.
    Пришлось возвращаться домой. Впрочем, я мудро оставил Лику у себя в квартире, а сам, прихватив карту, пошёл по магазинам. Когда через двадцать минут вернулся, Лика успела умело прибраться. Она спросила:
    – Это вы тут с Профессором такой беспорядок устроили?
    Я не стал намекать на неприятные моменты последних дней, пошутил:
    – Праздник демократии отмечали. – припоминая нашу школу в дни после выборов. Когда ученикам самим приходилось восстанавливать чистоту в школьных коридорах.
    Обед мы уже готовили вместе. Лика сварила лапшу, а я своим тупым ножом нарубил салат. И только, когда всё было готово, до меня дошло, что Лика, вместо дома, оказалась на обеде у меня. Опять проблемы с родственниками!
    Что заставило её прийти в воскресенье сюда? Что она хочет? И что я значу для неё самой? Только ли связь с отцом. До конца обеда я боялся ответить себе на эти вопросы и мы молчали. Для меня такой разговор был тягостен, и для Лики, вероятно, тоже. Но выхода не было, пришлось начинать первому:
    – Что случилось, Лика? Я пока к твоему отцу отправляться не собираюсь.
    – Я домой не вернусь… Можно, я у тебя поживу?
    – С ума сошла! Ты поссорилась с мамой? Из-за куртки?.. – час от часу…
    – И это тоже… – уклончиво ответила Лика.
    – Может, стоит помириться? Мама не враг.
    – Я не могу с ней! Папку она до сих пор называет дураком! И мне запрещает о нём вспоминать! А ту его куртку она хотела продать кому-то или даже так отдать. Я прятала её для тебя…
    В диалоге повисла пауза. Её жертвенность меня поразила. Прятать папину вещь, для неизвестно какого родственника чтобы тот не замёрз. Это мне о чём-то должно было сказать. Но я не желал это слышать. Она была ещё ребёнком, а мне до сих пор снилась Ленка…
    А это я, пожалуй, приврал. Ленка мне давно не снилась.
    – Прятала для меня? – переспросил я.
    – Нет, просто прятала! А потом, когда возвращалась домой… – она замолчала.
    – Что?..
    – Но ты же замёрз!
    – Да, верно, ночью было холодно. – я вспомнил свой вояж.
    – Как, ночью?.. Ты же днём…
    Зря я про ночь, совсем потерял контроль!
    – А ты разве не помнишь, что я приходил рано утром?
    – Да, сколько мне тогда было?..
    – Девять лет.
    В девятилетнем возрасте я сам помнил всё.
    – Вот видишь!..– сказала Лика, и тут же удивилась. – Неужели?.. А кажется, вся жизнь прошла.
    – Вся жизнь?.. – спросил, но сам уже понял, что это только ничего не значащая фраза.
    Лика смотрела как я покачал головой и молчала. Я думаю, она понимала что творится у меня в голове. Очень понятливая девчонка.
    – В общем, я хотел сказать, ты мне нравишься. – последнее выскочило помимо воли.
    Как я это сказал, сам не понимаю! Но исправляться глупо, что сказано, то сказано! Лика по-прежнему молчала и смотрела сочувственно на мои потуги.
    – Но сразу должен сказать, у меня жить тебе нельзя ни минуты. Ты несовершеннолетняя.
    Странно, что сегодняшний разговор перешёл в такую плоскость. Мы с этой милой девочкой стали вроде как объясняться. Это необходимо было прекратить! Перевести в иную плоскость:
    – Рядом со мной находиться опасно! И будет ещё опасней… – надо было как-то пояснить и я добавил: – Недавно ночью ко мне вломились…
    И тут понял что именно говорю. Стало стыдно. Я пытался её запугать…
    – Кто? – встрепенулась Лика.
    От подробностей нападения нужно было её уберечь, и сказал:
    – Не знаю. Они сейчас в полиции, там разбираются.
    – Ой! А что это у тебя за шишка?
    Я про шишку на голове забыл не потому что беспокоить перестала. В последнее время другие проблемы отвлекали от шишки.
    – Ерунда! Ушибся о стенку…
    – Но у тебя кровь.
    Я тоже заметил утром обильные пятна засохшей крови на подушке. Думал, какие-то следы схватки квартирных грабителей с полицией, которые я не заметил раньше.
    – Что, правда, кровь?
    Лика взяла салфетку со стола, на секунду коснулась моей головы, и показала мне. На салфетке остался красный след.
    – У тебя голова разбита.
    – Договорились, считаем бытовой травмой. – ничего серьёзней я придумать не мог.
    – Тебе нужно в больницу! – в голосе Лики появилась паника.
    – Обойдусь! – я постарался передать свою уверенность.
    – Никак не обойдёшься! – мне послышалась уверенность взрослого человека, которому есть чего терять.
    – Хорошо! – согласился я. – Но сначала мы попробуем найти свои варианты.
    Любые ограничения моей свободы играли, по-моему, на руку людям Вяземского. И я желал этого избежать любым способом.
    Взял смартфон, который уже немного зарядился, и позвонил Профессору. Димка, вопреки собственному правилу, мне сразу же ответил. И был озадачен.
    – Нет у меня никого с медицинским дипломом!.. И студентов-медиков нет тоже!.. Постой, есть один, но он не медик…
    – Давай своего «немедика»!..
    – Так это Сергиенко… Серёга. Он водителем на скорой помощи…
    Вот так понимаешь, что ничего не знаешь о друзьях!
    – Чем он мне помочь-то может?
    – Не волнуйся… – успокоил Димка и отключился.
    Действительно, чем может помочь водитель скорой помощи? Привезти врача?.. Отвезти в больницу?.. Дать подержаться за баранку, чтобы определить, что я адекватен?
    – Что? – спросила Лика, глядя на моё лицо.
    – Профессор специалиста подыскивает. – успокоил я
    Мне, вообще-то было приятно, что Лика заботится обо мне. Она приложила к голове новую салфетку и стала её держать рукой, не позволяя вертеться. И я затих.
    – Лика! Скажи, тогда на остановке, почему ты меня поцеловала?
    Тишина сгустилась до непробиваемости. Но я торопить ответ не хотел. И мы молчали долго. Так долго, что я стал опасаться, Лика уже забыла мой вопрос. И она, будто подтверждая это, спросила:
    – Не беспокоит?
    – Ты не ответила. – настаивал я.
    – Понимаешь… – рука у Лики дрогнула на моей голове. – Ты такие вопросы нескромные задаёшь!
    Вот так молодёжь! Это я нескромные вопросы задаю…
    – Хорошо, не хочешь отвечать – не надо.
    И тут Лику прорвало:
    – Я сама не знаю… подумала… увидишь там меня маленькую… и больше на меня смотреть не захочешь. Зачем я тебе глупенькая! Только ты не прогоняй меня. Хорошо? Это я просто болтаю что попало.
    Не прогоняй… Сейчас не могу, но прогоню обязательно! Вот с Серёгой разберусь!
    Мы молчали и у меня в руке ожил смартфон.
    – Никуда не уходи! У тебя в течение получаса будет специалист! – прокричал мне Димка.
    Можно подумать, у меня появится возможность сбежать!
    – Сейчас приедут. – пересказал Лике монолог Профессора.
    – Ну, а мне куда? – всполошилась Лика.
    – Тебе домой! Ты несовершеннолетняя, и решать за тебя должна мама. Мне жаль, что так получилось, но тебе придётся вернуться. Ты же не хочешь, чтобы меня упрятали в тюрьму?
    – За что? – не поняла Лика.
    – За тебя!
    Для неё, глупенькой Джульетты, этих проблем ещё не существовало.
    Мне рядом с ней было, конечно, очень комфортно… Но приходилось решать эти неприятные вопросы и за неё тоже.
    – Но я же ни в чём не виновата. – рука Лики на моей голове снова дёрнулась.
    – Да. – поморщившись, согласился с ней. – И я тоже. По крайней мере, пока…
    Меня прервал звонок в дверь. Когда Лика открыла, в комнату вошёл, оглядываясь на неё, Сергей в привычной мне одежде. За ним прошёл человек в белом халате и с сединой на висках.
    Сергей сказал:
    – Вот, Палыч, этот больной. Его зовут Валера…
    – Разберусь! – жестом отстранил его «Палыч».
    Он ловко снял с моей головы окровавленную салфетку.
    – У-у! Где вы, уважаемый, такую великолепную гематому получили? – он поцокал языком. – Давно?
    – Поза-позавчера! – за меня ответил Сергей.
    И «Палыч» принялся надавливать пальцами мне на череп.
    – Так больно?
    Я от боли сморщился.
    – Сознание не теряли? – он продолжал мучать мою голову.
    – Было, вроде. – я ответил, когда сумел перетерпеть боль.
    Наконец «Палыч» меня отпустил. После его манипуляций стало вообще дурно.
    – Возможно есть маленькая трещинка. Малюсенькая. Но это определить можно только рентгеном. К тому же, нужно вам прочистить здесь всё. – он посмотрел на мою голову. И добавил. – Если за пару минут соберётесь, я вас мог бы отвезти в травмпункт.
    Собираться мне двух минут было много. Был, правда, вопрос, что делать с Ликой. Но Лика превентивно заявила:
    – А я подожду здесь!

    Вернулся домой только через два часа. С кучей снимков и выбритой и перебинтованной головой. Хорошо, что со мной была вязанная шапка. Я её и дома снимать не стал. Подключил у порога снова севший смартфон.
    Лика, пока меня не было, на правах временной хозяйки перетрясла мой гардероб и загоняла мою маленькую стиральную машину. Кто её этому учил? Но, как хозяйка, она была великолепна. И вообще, всё у неё было при всём. Кроме одного… Не по возрасту правильная, она была ещё ребёнком.
    Да, её мама – это тоже вопрос! Разрубать такие узлы мне ни разу не приходилось. Ссора у них с дочкой или нет, но я, помимо своей воли, в это оказался вовлечён.
    Лика, повязанная моим шарфом, чтобы волосы не мешали, продолжала суетиться вокруг стиральной машины. И улыбалась, когда взглядывала в мою сторону. Наконец, я решился остановить её, взял Лику за руку и встал перед ней.
    – Лика! Ты мне нравишься. Правда! Такой, как ты, мне всегда не хватало… Но через два года, когда тебе будет восемнадцать, вокруг тебя будут другие люди, у тебя будут иные интересы… В общем, ты должна сейчас вернуться к маме. И это не просьба.
    Лика молчала. Я взглянул на её лицо, боясь увидеть презрение. Но она смотрела на меня совершенно спокойно и безмятежно, как и до этого. И даже улыбалась!
    Я вздохнул.
    – А через два года…
    Лика перебила:
    – Через год, два месяца и пять дней мне будет восемнадцать! Я родилась в мае. Папка шутил, буду маяться… Но ты не бойся, я подожду!
    Я с удивлением посмотрел на неё. Удивительная девочка! Она умела просчитывать, что я скажу. Что мне самому мало когда удавалось.

    Через полтора часа, проводив Лику, я вернулся к себе. Смартфон, который я оставил заряжаться в прихожке, был заряжен почти наполовину. И я позвонил Лике. Странно, что я раньше никогда этого не делал.
    – У меня всё хорошо. Маме сказала, что была у подруги. – сообщила Лика. – Она даже не интересуется у какой…
    И я снова поставил смарт заряжаться.
    В общем, всё теперь было хорошо. Если не считать зашитой и забинтованной головы, видеонаблюдения, призванного неусыпно наблюдать за мной. И ещё нескольких неудачных попыток противоборствующих сторон изъять у меня моё имущество, доставшееся по наследству.
    Около семи был звонок от нашего старшего менеджера:
    – Валерий Евгеньевич, что за ерунда? Тебя только неделю нет, а все тебя искать начинают. Ты чего там натворил?
    Степан Игоревич человек хороший, но манера общаться у него ужасная. Ставит человека первой же фразой в неловкое положение. И если сам быстро не вывернешься, начнёт помыкать. Я первое время от него нахлебался! Зато теперь всё было просто.
    – Не ори, Степан! Кто ищет?
    – А! – крякнул Степан. – Сегодня только из ФСБ приходил человек, очень интересовался, кто ты такой. Меня одного минут десять пытал. Как с людьми ладишь? Выпиваешь ли? Да какой спорт у тебя любимый?..
    – И, как ты думаешь, зачем ему это? – это я чтобы разговор поддержать. Мол, не знаю ни о какой ФСБ.
    – Вот и я думаю, зачем! Не знаю, как другие, но я про тебя ничего плохого не сказал…
    Нет, взялся за меня майор Вяземский по-взрослому! Наверняка, и телефон прослушивает. И я не стал звонить Профессору, и предупреждать о том, что прибуду. Телефон с собой брать не стал, он не зарядился. Надел шикарную дяди Витину куртку и вышел в смеркавшийся к ночи город.
    Камеру на площадке человек в синей робе поставил профессионально, я даже не смог определить, где. На всякий случай, помахал рукой в сторону щитка, где работал мастер и юркнул в лифт.
    А у Димки была квартира полная гостей. На кухне слышались разговоры и смех.
    – Чего празднуем? – спросил я.
    – А! – махнул рукой Димка. – День либералии какой-то придумали.
    – Ничего не придумали! – вставил своё, пытающийся скрыть юношеский возраст, тощий рыжебородый парень с трубкой в зубах, вышедший из облака дыма на кухне. – Либералии всегда отмечались в древнем Риме. Это праздник земледелия и плодородия!
    – Ещё эти праздники называли вакханалиями… – добавил чей-то голос из кухни.
    Когда рыжебородый любитель земледелия прошёл в туалет, я шепнул Профессору:
    – Пошушукаться надо!
    Димка сказал «понял!» и пошёл на кухню.
    – Так, народ! – раздался оттуда его голос. – У меня тут срочная работа…
    Загремели бутылки, но все разговоры стихли, народ зашуршал, зашевелился, стал по одному выныривать из дыма и, в обнимку с куртками, исчезая за входной дверью. Последним вышел, появившийся из туалета рыжебородый.
    Ещё минут пять мы проветривали кухню и прибирались. Потом сели к столу.
    – Ты, Дима, телефон выключил? – спросил я.
    – Ой! Нет. – всполошился он.
    – И не надо! Просто подальше положи, чтобы не слышно было. Потому что выключение – само по себе сигнал.
    Наконец, когда всё было улажено, я сказал:
    – Вообще-то у меня практически ничего не случилось. Но что-то всё происходит вокруг. Мне это надоело! За мной следят, что-то вынюхивают…
    – За тобой кто-то ходит?
    – Да нет же. Уж лучше бы ходили! На площадке у квартиры поставили веб-камеру… На работу приходили, выспрашивать…
    – Ты за себя боишься? – поинтересовался Димка.
    – Я уж не знаю за кого мне бояться! Но так хочется пережить этот дурацкий момент. Чтобы всё закончилось и стало как было! Может мне разбить часы, сжечь, взорвать, утопить в Марианской впадине, если выйдет?..
    – Да-а, тебе по голове здорово досталось! Надо реабилитацию проходить!.. Съезди куда-нибудь, отдохни.
    – Зачем он мне-то эти часы подарил? Выбрал бы кого-нибудь другого… – не мог успокоиться я.
    У Профессора не было слов возражать. Наверное, подумал, что словами такого психа не проймёшь и решил, что время – лучшее лекарство! Выскажусь и полегчает.
    – У него-то таких проблем не было. Прожил счастливую жизнь… Дочку, вон хорошую воспитал…
    Я снова вспомнил Лику… Её глаза… Её губы… Нет! Хватит ныть! Нытьём мне ничего не добиться, надо что-то конкретное делать. Но, что?
    – У тебя, Димка, есть какие-то предложения?
    – Я уже предложил. Отдохни…
    Ах! Как до него всё медленно доходит!
    – Я не об этом! Что будем делать с часами? – мне почему-то хотелось это поскорее решить. Чтобы чёрная полоса в моей жизни хотя бы начала светлеть.
    – А ничего не будем! – ядовито произнёс Профессор. – По крайней мере ломать их рано. Тебе самому не интересно, разве, как работают. На каком принципе? Я вот заинтересовался на чём работает этот источник. Оказалось, с такими параметрами радиоактивных веществ не существует. Как можно получать энергетический выход при таком огромном периоде полураспада и ничтожном излучении? Это технологии не завтрашнего и не послезавтрашнего дня. И через тысячелетие у нас такого быть не может. Понимаешь?
    Я мало что понял, но кивнул:
    – Уговорил, не будем! Только скажи, во что нам теперь выльется эта любознательность? И далеко ли мы сможем проникнуть в этот чёрный ящик, не нарушая его функций? Не ты ли сказал, что это технологии далёкого будущего? Может нам как раз и не стоит его приближать?..
    – Пессимист! Ты человек, склонный в последнее время к пессимизму. Я тебя, Валера, не узнаю! Такие вещи творятся! А ты: стоит, не стоит… Раньше, поди, книжки приключений из рук не выпускал. А как с настоящим столкнулся – скис.
    – Я не скис. – вяло сказал я. – Просто поныть захотелось.
    – Прекращай! Возьми себя в руки! Вспомни лучше, как на пятнадцать лет себя заслал! Я просто чёрной завистью завидую! У меня за всю жизнь и сотой доли таких приключений не было! Помнишь попытку нашего первого эксперимента? Я тогда хотел, чтобы у меня осталось хоть что-то, что с тобой путешествовало во времени…
    – Да что в этом толку-то? Всё одно и то же! Приключения, путешествия… Только разговоры. Жизнь, вот главное! А ты слишком хороший человек, чтобы это понять. Вот тебя и тянет к фишкам, значкам… Это я завидовать должен! Куча друзей, масса интересов! И это ты про Марию Владимировну первый подумал… А мне завидовать не надо, просто пожалей. Не всякому так жёстко достаётся…
    Когда я начал про жалость, у Димки раздался свисток домофона. Мы оба замолчали и тут услышали придушенный телефонный звонок. Телефон Профессора лежал в его комнате. Поэтому я пошёл встречать гостей, а Димка к себе за телефоном.
    – Вам кого? – подняв трубку, невежливо спросил я звонившего.
    – Дмитрий Юрьевич? – корректно поинтересовалась у меня трубка.
    – Ну, да! – без сомнения ответил я и нажал на открывание двери подъезда.
    Кто-то шёл к Димке.
    – Не открывай! – неожиданно крикнул из своей комнаты Профессор.
    – Ты опоздал. – ответил я. – Я уже открыл.
    Димка появился из своей комнаты весь взъерошенный, и поправляя криво висящие очки, шёпотом сказал:
    – У Серёжки и Петьки уже происходит обыск…
    Для меня это было слишком новым. Какой обыск? Кто и чего ищет?..
    – Я не понял. – сказал я.
    – Чего ты не понял?.. Это Машку ищут, надо что-то делать!
    Сразу всё встало на свои места. Ищут котлы, значит, Иннокентий Семёнович, получив утром отпор, вечером перешёл к «плану Б». И был уверен, что часы не замеченные утром на мне, у кого-то из друзей. Сообразительный и быстро работает! А интересно, у кого ребята спрятали прибор?
    – У кого часы? – спросил я.
    – У меня! – дрогнувшим голосом ответил Профессор.
    – Тогда чего стоишь? Давай скорее! – мне нужно было догадаться, что они оставались здесь всё время.
    Димка отправился на кухню одновременно со звонком в дверь. Я не стал ждать и метнулся следом. Часы лежали в пакете за мусорным ведром под раковиной. Я отпихнул Димку и сказал:
    – Не торопись только. Открой и задержи!..
    А сам дрожащими руками достал из пакета «котлы» и стал надевать. В дверь снова нетерпеливо позвонили. Я стал орудовать кнопками, не очень понимая куда себя отправить. Когда открылась дверь в квартиру, я уже снимал защиту… В коридоре кто-то незнакомый снова спросил:
    – Дмитрий Юрьевич?
    Я вдохнул и сунул палец под часы… И хорошо, что я вдохнул глубоко. В клубах дыма Димкин голос тут же произнёс:
    – Так, народ! У меня тут срочная работа.
    Я, чтобы не быть этим Димкой обнаруженным, пригнулся пониже к ведру, по-прежнему боясь вдохнуть. «Народ» тут же отреагировал. Парни молча стали собирать свои «манатки», звенеть бутылками и по одному протискиваться из кухни. На меня, неизвестно как возникшего в клубах дыма, похоже, никто внимания не обратил. А я тут же воспользовался всеобщей суетой и со всеми одним из последних выскользнул в коридор.
    Здесь в коридоре стоял мой двойник! Моё счастье, они с профессором молча смотрели друг на друга и на пригнувшегося меня внимания не обратили. Я за студентом с куртками на плече, проскользнул за спину двойнику. Моя дядькина куртка, которую двойник только снял, висела на крючке. Я спокойно её стащил и вышел на площадку перед тем парнем с рыжей бородой. Вроде ушёл! Сзади хлопнула закрывающаяся дверь. А рыжебородый, стоя у закрытой двери, сказал:
    – Э-э…
    Это он вроде бы мне. Я обернулся. Парень смотрел вытаращенными глазами. Чуть повёрнутая, в изумлении, голова, открытый рот… Как будто я фокусы показывал, а он непременно хочет раскрытия всех тайн.
    – Ты же это… там остался…
    Из трёх сотен секунд, я потратил уже больше минуты. Времени оставалось лишь выскочить из подъезда, чтобы не светиться перед идущими сюда по важному делу сотрудниками. Я не стал ввязываться в никчёмный разговор, повернулся и поспешил дальше, ведь лифтом пользоваться было нельзя.
    Бородатый топал за мной. Ему, любителю вакханалий, непременно хотелось всё знать. Когда я остановился у выходной двери, чтобы открыть, он нагнал меня:
    – Э-э… Ты кто?
    – А ты? – мне не хотелось здесь долго стоять, но меня удерживала рука рыжего.
    – Я – Фёдор!
    – А я Валерий. Познакомились? Пошли отсюда!
    – Погоди! – он просто не хотел меня выпускать. – Ты что, близнец? В смысле…
    Я отцепил его руку от себя, открыл дверь и шагнул наружу.
    – Ну, постой же!..
    И он бежал за мной ещё метров сто. Когда мы повернули за угол дома, я остановился.
    – Ну, чего тебе от меня надо?
    – Ты так похож! И голос такой же! У меня хорошая память на голоса. Вы близнецы?
   – Да, мы близнецы! – я посмотрел на часы. Оставалось меньше десяти секунд. – Хочешь, фокус покажу?
    – Э-э…
    – Ну, так вот… Глубоко вдохни и закрой глаза…
    Я успел вдохнуть сам и увидел, что рыжий тоже вдохнул и зажмурился. После этого меня толкнуло и всё померкло. Если этот рыжий дурило будет десять минут стоять и ждать, когда я появлюсь, мой фокус точно не удастся.
    Когда посветлело и я открыл глаза, рядом Фёдора не было. Значит, всё вышло как надо! Я подошёл и выглянул, у того подъезда стояла серая «Газель» с тонированными стёклами, а также сопровождавшая её полицейская «волга», шикарная некогда ГАЗ-3111.
    Моих друзей из «клуба» обыскивают! Прав был Дима, не следовало так много народа привлекать. Сомневаться в них было лишним, они оказывали бескорыстную помощь! А я в ответ усложнил им жизнь, к ним теперь относятся как к террористам.
    Домой мне тоже идти не следовало. Обыскивалось всё, что могло быть связанным со мной. И стоило мне показаться на своём этаже, тут же появятся «гости». Куда же теперь? Можно попробовать сходить к родителям или попроситься к бабушке Лиде. Но это всё «мои» места. Меня наверняка и там будут ждать. Неудобно выйдет! Лика… но это место запретное. Хотя, попросить помощи я могу. Мне нужна была только связь.
    Мой телефон продолжал заряжаться дома. Но он ненадёжен, и номер лучше было сменить.
    Я пешком дошёл до ближайшего салона связи и успел перед закрытием купить новый китайский смартфон и новую симку. Паспорт и банковскую карту я всегда ношу с собой.
    Потом поймал в автобус, едущий за реку. Сел у окна и стал по памяти забивать в раздел контактов номера своих абонентов. Димки, майора Вяземского, Лики, отца, бабушки… Моя память подвела только два раза. Я не помнил телефон Олега и Сергея Сергиенко. Путался немножко в цифрах.
    Звонить коллегам и друзьям по несчастью было бы опрометчиво. И потому, что нуждался в реальной помощи, я позвонил Лике.
    – Лика! Мне нужна помощь! – сразу же сказал я. – Мне необходимо спрятаться до завтра… Кто-нибудь из твоих друзей сможет помочь? На старый номер не звони, у меня теперь этот.
    Я ждал звонка Лики до самого конца маршрута. Потом вышел и стал прогуливаться. Отсюда до дома Марии Семёновны пешком было близко. Поэтому я шёл не спеша. И размышлял.
    Что будет дальше? Как вернуть свою жизнь? Любой из выходов казался тупиковым. Отдам часы федералам, нельзя этого делать, совесть загрызёт. Такого устройства нигде нет и в ближайшее время не предвидится. И его явление в мир вызовет всплеск новых технологий, за которыми безопасность конечно не упрочится. И виной тому станет не Виктор Александрович, ещё в детстве создавший такой парадокс, а я!
    Разбив прибор, чтобы не достался никому, убью память о моём дяде. И все труды последних дней окажутся потраченными напрасно. Друзья не поймут, Лика станет ненавидеть. Но следствие по делу, вероятно, продолжится. Избежать этого ликвидация прибора не поможет. Снова слежка, ограничения в связях и вызовы на допросы. Что я реально сделал это, мне не поверят. А приводить их к осколкам будет также опасно, как и просто передать.
    Был и второй вариант: вечно бегать, скрываться, врать и юлить. Моё нынешнее состояние. Я этим был уже сыт по горло!
    Лика позвонила, когда до её дома мне осталось меньше пяти минут хода.
    – Я нашла кто поможет!..

    С подругой Лики мы встретились в частном секторе, на улице Дальней у дома 14а. Подругу звали почти так же: Вика. Она и одевалась похоже. Но была не в меру словоохотливой. Вика провела меня в довольно холодный сарай на участке. Сказала, что свет здесь есть, но розеток нет.
    – А вы давно с Анжеликой знакомы?.. Она мне про вас никогда не рассказывала… Как будто я не её подруга! А вас действительно кто-то ищет и вы скрываетесь? Правда?.. Я бы умерла со страху!..
    – Подожди, Вика!.. – я попытался остановить этот поток.
    – Виктория, между прочим!
    – Хорошо! – мне необходимо было зарядить новенький смартфон, а для этого годилась только розетка. Я понимал, что магазины уже не работают, поэтому искать надо среди хозяйского добра. – Мне нужна отвёртка, несколько метров провода, розетка какая-нибудь и моток изоленты…
    Вика недовольно хмыкнула, но всё же принесла из дому большую коробку со всяческими электрическими прибамбасами, ранее бывшими в употреблении. Найти там необходимое, было делом техники, и через полчаса в моей временной берлоге на верстаке горел свет и заряжался новенький телефон. Это всё подключалось к патрону светильника на потолке, и по стене тянулось к верстаку. Так что можно было щелчком выключателя на стене, когда надо, всё обесточить. И пришла пора заняться бытом.
    Старенький, наполовину проваленный диван, едва стоящая на ногах табуретка и верстак у стены. Вот и вся мебель. Но это только на одну ночь. Так что я был доволен.
    – Ух, ты! – сказала Виктория, когда появилась снова здесь. – Ну вы и фокусник!
    Её восхитило моё усовершенствование. Вика принесла подушку и свёрнутое одеяло.
    – Это меня Анжелика попросила! Замёрзнет, говорит, и ты виноватой будешь… А я могу ещё нагреватель принести…
    Вообще, нагреватель поставить было бы неплохо, если бы моя проводка его выдержала… И я отказался. Сарай вообще-то был утеплён, и дверь закрывалась плотно. Как-нибудь переживу до утра.
    Когда смартфон зарядился, я позвонил Лике. Хотел поблагодарить за заботу. Но номер был занят.
    Больше звонить никому не решился. Время позднее, друзья отходят от стресса. Шмон никому нервных клеток не прибавит.
    А диван был ужасный. Стальные пружины в большинстве мест прорвали старую обшивку. Поэтому я поверх диванных подушек уложил, найденный в углу и подходящий по размеру, лист фанеры, по которому расстелил принесённое одеяло. А для укрывания приспособил тёплую куртку Виктора Александровича.
    В девять вечера я выключил на верстаке свет и свернулся на диване под курткой. В более неудобном месте я раньше не спал. Заснуть мешали пружины, по-прежнему неравномерно выпирающие и качающийся на них лист фанеры. Так, что мне приходилось выискивать такое положение, чтобы не скатиться с дивана.
    И ещё были собаки, которые с наступлением темноты принялись перелаиваться. Какая-то из них начинала и все остальные подхватывали. Так, что вся округа грохотала. Потом всё постепенно успокаивалось и замолкало. Пока какая-нибудь другая не начинала тявкать. И всё повторялось снова и снова.
    Моя левая рука от часов устала. И я их наконец снял, и сунул под подушку… Какое облегчение!

Глава 11. Практическая магия

    Сон был про какую-то дорогу. Прямой длинный и мокрый путь, уходящий за горизонт в бесконечность. И лес. И я скольжу над этой лесной дорогой, словно на крыльях. А мне навстречу издалека летит нечто похожее на моё отражение со светящимися глазами. Ярко сияющие глаза, скользящие мимо деревьев, и их отражение на мокрой дороге…
    Проснулся, когда через мутное окно за верстаком можно было разглядеть посветлевшее на востоке небо. Я включил свет. На руке всё ещё оставалось розовое пятно от «котлов», и я подсознательно продолжал чувствовать их на руке. И решил, что было бы неплохо до вечера часы на себя не цеплять. Пусть рука отдохнёт! Ах, благие намерения! Было бы замечательно, если бы так и было.
    Связь с друзьями у меня была только односторонняя, но звонить им я опасался. Если за ними следят, мой номер и расположение вычислят легко. Светить спецслужбам новый номер и координаты не хотелось. А старый номер…
    Надо же! По утрам мне всегда приходят гениальные мысли. И решил, что мне ничего не стоит вернуть себе потрёпанный Самсунг. А заодно и позавтракать дома. Там, слава Лике, всё теперь было.
    Новый смартфон и зарядник я сунул в карман куртки. Пристегнул часы и установил аварийный минимум: 300+300. Как на космодроме: пятиминутная готовность!
    В такой ранний час улица была пустынной. И ни одна собака не стала приветствовать моё появление, за ночь, как видно, выдохлись перелаиваться и отдыхали.
    Опять повезло. На конечной ждал автобус. И, когда я сел, он сразу тронулся по маршруту. Я выгреб из кармана последнюю мелочь на проезд. Впрочем, на моей банковской карте ещё оставалось достаточно.
    Не доехав пары остановок до конца, вышел. Путь до Правобережной занимал не больше двадцати минут и шёл недалеко от дома Профессора, только по другой стороне. Во дворе у него всё было как обычно. И как обычно, светилось кухонное окно на четвёртом этаже. Я опрометчивых поступков делать не стал, позже поговорю, если он захочет.
    А вот и мой двор со стороны дальнего подъезда. Сразу заходить в подъезд не стал. Встал в тени дома и занялся часами. Когда переустановил значения, сделал пару глубоких вдохов и, переступив на шаг, отправился.
    Солнце и тени заметно переместились. Но двор остался таким же малолюдным. Погода была ясной и солнечной. Прохладный ветерок освежал.
    По двору неспешно идёт моя соседка с четвёртого. Чтобы лишний раз в прошлом не светиться, отвернулся и подождал, чтобы прошла. Больше никого до самого подъезда не было. И я двинулся.
    Мой подъезд. Лифт. Когда левой нажал на пятёрку, снова увидел на часах: «16.09.23 14.03.2018», как раз перед тем моим обратным переходом. Вот это я попал! Кто меня дёрнул выставить «16.05». Но лифт всё равно послушно закрыл двери и тронулся. Я нажал на клавишу экстренной остановки, но она не сработала. Надавил ещё, и ещё!.. А если я сейчас подъеду и мне навстречу как раз выйдет двойник, сбежавший из пятнадцатого марта? Будет отчаянный парадокс, ведь я двойника тогда не видел!
    Когда лифт остановился, на часах было «16.09.39». Двери распахнулись, на площадке никого не оказалось. Где-то внизу на лестнице слышен нисходящий топот моего прежнего дубля.
    Я выдохнул облегчённо: пронесло!
    Дверь почему-то не заперта. Наверное, когда выбежал, не успел, или забыл закрыть. Захожу и запираюсь. Ключ – в карман. В квартире никого. На тумбочке у входа Самсунга тоже нет. Он где-то бродит через годы.
    Я прошёл в свою комнату, которая была уже не моей. Здешний Валера прибудет поздно и сразу завалится спать, ни о чём не догадываясь. Счастливый человек!
    На часах «16.12.31». У меня ещё почти две с половиной минуты. Выглядываю в окно. Здесь всё, как и было. Осина с голыми ветками. Серый соседский Лэнд Крузер на законном месте.
    Время подходит. Делая глубокий вдох, снова переступаю на шаг, и на мир рывком падает мгла. Тусклый оранжевый апельсин солнца за окном быстро летит к горизонту. Ночь. Снова день… И опять ночь… И ещё, и ещё…
    По окончании последнего потемнения всё вокруг вспыхивает, и я едва не падаю. И сразу иду в прихожку. Вот он мой привычный старый Самсунг! Я по нём уже соскучился. Выдёргиваю из гнезда разъём. Заряд полный! Кому же позвонить первому? Конечно, Димке! Тем более, что он сам звонил мне два безответных раза.
    – Я уж думал, что тебя замели! – голос обрадованный.
    – Ну, нет! Нас с Марией Владимировной остановить невозможно! А как у тебя?
    – После твоего исчезновения у меня всю квартиру перерыли… Я пионерский значок где-то в комнате в прошлом году потерял, а они, спасибо им, нашли! Да, и пакет тот, что за мусорным ведром был, представь, забрали! И бумажку какую-то за шкафом нашли, тоже забрали. А обязательство с автографами ребят даже не открывали. Так и лежит. То, что они Машеньку искали, я не сомневаюсь, размер известен.
    – Ну, да, я им показывал. А у ребят как? – мне очень не хотелось, чтобы у них были проблемы из-за меня.
    – Да, в основном, никак. У Сергея обыск провели не только в квартире, но и в гараже, и на работе. Петька легче всех отделался… А у Олега матери потом скорую вызывали. Сейчас она где-то в кардиологии лежит…
    Как обухом по голове! И это из-за меня? Не только из-за меня, конечно, но своей львиной доли ответственности я с себя не снимал.
    – Кстати, Валера, я краем уха слыхал, они говорили, что и телефоны контролировать будут! Так что долго ни с кем не говори… И телефон сразу выключай! И уходи… Меняй дислокацию.
    – Понял! – сказал я и сразу отключился.
    Действительно, надо вести себя осторожней. Впрочем, если ребята Иннокентия Семёновича мой звонок отследили, не имело смысла отключать. Пока я здесь, пусть остаётся включенным.
    Я сунул Самсунг в другой карман куртки, оставленной на вешалке, и пошёл готовить завтрак. Ведь почти сутки ничего не ел. Я жарил яичницу и поглядывал в окно, опасался, что не дадут спокойно поесть.
    Но завтрак прошёл мирно. Зато после стал звонить смартфон. Лика?.. Димка?.. Звонил Самсунг, значит, кто угодно, кроме Лики. В трубке прозвучал ненавистный голос Вяземского:
    – Добрый день, Валерий Евгеньевич!
    Мне сразу захотелось выдать ему всё, что заслужил. И про обыски, и про мать Олега… Но я поневоле стал приспосабливаться к более мягкой манере собеседника.
    – Доброе утро, Иннокентий Семёнович, дорогой. Если вы, конечно, можете считать такое утро добрым!
    – Да, я согласен с вами! Не всё у нас получается гладко и мягко…
    – Ну, у нас-то с вами как раз ничего мягкого и не было… Чего вы, кстати, хотели найти, часы или меня?..
    – А чего же вы, Валерий Евгеньевич, хотели? Мы как-то договаривались, что вы, в обмен на письмо, дадите ознакомиться со своими часами. А вы похитили письмо и на наш договор наплевали. Так дела не делаются! Чего же вы теперь от нас хотели?..
    – Я хотел, чтобы вы моих друзей не трогали! И на мою работу не направляли сотрудников! Вы стараетесь мою жизнь сделать невыносимой! – я, не в силах сдерживаться, это почти выкрикнул.
    – Если вам друзья и работа так дороги, давайте, Валерий Евгеньевич, попробуем договориться. – с мягким нажимом на «попробуем», произнёс майор.
    Я вздохнул. Была острая необходимость договариваться. От этого зависело всё, чего я смог добиться за двадцать три с лишним года своей жизни. Но было и то, на что ни в какой игре ставить нельзя. Потому что нельзя проигрывать даже в принципе.
    Вернулся назад на кухню и выглянул в окно. С этой стороны всё вроде бы было тихо. Никаких посторонних людей, машин… Может быть майор ничего против меня и не замышлял в данный момент.
    – Хорошо! – согласился я. – Давайте попробуем! Вас интересует знакомство с часами, а я хочу получить назад свою жизнь. Но на всё ради этого я не пойду. И, возможно, договориться у нас не получится. Ставки слишком высоки. И проигрыш любого из нас – трагедия!
    – Валерий Евгеньевич, о какой трагедии у вас может идти речь? Всего лишь расстанетесь с часами. А я вам гарантирую всемерную помощь государства…
    – Вы что, меня подкупить хотите?..
    – Подкуп – это не наша политика! Я вам могу предложить интересную работу! Интересную и высоко оплачиваемую! Ведь автомеханика не ваш профиль. Ваш преподаватель кафедры ДВС Василий Васильевич Кондратьев отзывался о вас, как о талантливом и самостоятельном инженере. Он не мог поверить, что вы работаете «жестянщиком» за сорок рублей!
    Вот дела! Главная ищейка и в Политех уже совалась! Да, в том, что он сказал, была значительная доля правды. Вас-Вас научил многому. А я на новой своей работе занимался унизительно простой и почти неквалифицированной работой. Но сорок тысяч просто так на кусте не висят! Батя меня за это тоже корил. Надо ли было учиться пять лет, чтобы потом работать слесарем?
    – Вы, Иннокентий Семёнович, что-нибудь конкретное предлагаете? – мне просто было интересно.
    – Да! – сказал майор. – В Воронеже, например, нужен начальник конструкторского отдела. Такая же оплата, как у вас, но зато соцпакет и какие возможности роста! Будете чувствовать себя нужным. Вы человек деятельный, я знаю, и на этом не остановитесь… С вашими отзывами, я думаю, вас даже без конкурса возьмут! Ну, а если не возьмут, можно ещё чего-нибудь подобрать. Идёт?
    Воронеж. Интересное предложение! Но я в Политехе специализировался по двигателям внутреннего сгорания, а Воронеж, всем известно, это газотурбинные движки. Что-то у Вяземского плохо вяжется! Я вздохнул, но противоречить не стал.
    – Что вы хотите знать о часах? – я уже подобрал более-менее безопасную тему. – Только не говорите мне, что хотите знать всё! Я немного скажу об источнике питания. Скажем так, принцип работы его никому не известен. Только он уже функционирует более пятидесяти лет. И в подзарядке с тех пор ни разу не нуждался. Во время переброски… – я остановил себя, замолк и задумался, не сказал ли чего лишнего. Переброска переброске рознь. Под это понятие можно подбить всё, что угодно. И спокойно продолжил. – …он начинает выделять тепло. А когда закончит, переходит в холостой режим. Смею вас уверить, такой технологии ни у кого больше нет и не будет в этом столетии… Ничего личного, Иннокентий Семёнович, но часы я вам не отдам!.. – я так неожиданно завершил свой спич.
    В это время у меня за спиной послышался щелчок. Я удивлённо оглянулся. Вот это да, снова двойник! Майору знать про двойников не надо, и я торопливо дал отбой.
    – Что случилось?
    Валерка-2 молча положил мне руку на плечо и слегка встряхнул. Потом как-то заторможено произнёс:
    – Рви когти! Через полторы минуты они какой-то газ пустят…
    Голос его был совсем чужим.
    – Какой газ?.. Куда?.. – у меня от волнения какое-то отупение началось.
    Двойник, не глядя больше на меня, неожиданно надавил на рычажок с молнией у себя на браслете и тот, загудев, растянулся.
    – Не стой!.. Торопись!.. Время!.. – хрипло просипел он. У него были ещё какие-то слова, но это было всё, что я сумел разобрать в его, потерявшей внятность, речи.
    И снова Валера-2 щёлкнул выступившим рычажком и стал, не обращая на меня внимания, набирать цифры… А я стоял и глупо хлопал глазами… Что, чёрт возьми, происходит? Почему двойник отключил не отработавшую до конца программу? К чему теперь это нас приведёт?
    С новым лёгким щелчком двойник, даже не оглянувшись, и как Профессор, не прощаясь, исчез.
    Какой газ? Что он голову морочит? В доме нет газа, у нас электроплиты…
    Я сходил в прихожую и сунул Самсунг в карман куртки на вешалке. Нельзя оставлять его здесь. И вернулся на кухню. Часики по-прежнему на руке, я их и не снимаю с самого утра. Но на всякий случай, забил по сотне во вторую и третью строку. Малая аварийная программа. И снял защиту до последнего нажатия… Мало ли что! Нужно ко всему быть готовым…
    Какой-то шум послышался в прихожей. Вроде, негромкое гудение. Я вернулся туда и увидел какое-то движение под дверью. Мне показалось что-то пушистое извивается на коврике… Потом, когда пригляделся, увидел, как пылинки вились в струе пара, идущей от двери… И тут же я почувствовал скверный запах. Газ! Так вот оно что! Я бросился к кухне, на ходу просовывая палец под корпус… Вспышка, удар… И вот тот Валерка со смартфоном у уха, поворачивается ко мне. Голова уже кружится. Гадость какая! Мерзкий привкус во рту.
    – Что случилось? – мой двойник ещё ничего не понял. Он спокоен и думает, как бы договориться не обманувшись.
    Я беру его за плечо и встряхиваю. Слов ещё нет, чтобы высказать всё, что думаю. Просто надо, чтобы до него дошло.
    – Рви когти! – это самое сильное, что я смог придумать. – Через полторы минуты они какой-то газ пустят.
    А мне пока надо избежать возвращения в отравленную атмосферу квартиры. И я отключаю программу. Перед глазами всё плывёт. Только двойник стоит не шелохнувшись. Какой дурак!
    – Только не стой, как чурбан! Поторопись! Время!.. – голос у меня сел до хрипов.
    Непослушными пальцами стал забивать новые координаты… «16.15.00 14.03.2018». Это время, когда я сегодня оттуда исчез. Надо чтобы мы с моим прежним двойником не столкнулись… Пальцы почти не работают и равновесие удерживаю с трудом. Держаться!.. Времени надо побольше, чтобы там прочухаться! Потому что обратно я должен вернуться совсем в другом месте… Поэтому забиваю две тысячи секунд… Снимаю защиту… На глубокий вдох сил уже нет. Держаться!.. Делаю несколько слабых вздохов и давлю на сканер отпечатка… Снова всё вспыхивает… И плывёт… плывёт…

    Подо мной что-то жёсткое… И лежу я как-то неудобно… Что за хрень?! Шум в голове… Напоил меня кто, что ли?.. Раньше что-то такое же со мной уже было! Да, я тогда головой ударился. А что же сейчас? Как медленно в голову лезут мысли. Газ какой-то… Или не газ?
    Делаю глубокий вдох и пытаюсь встать… Координация явно нарушена… Замечаю на часах светящееся время… Цифры светятся, значит, я в прошлом? Наверняка, даже точно, был газ… И я его немножко вдохнул. И как попал сюда, не помню… Сколько же осталось? Глаза цифры видят, но мысль где-то вдали… А цифры мелькают, мелькают… А время? На часах «16.41.10..14.03.2018». Ух, ты!.. У меня осталось около… четырёхсот пятидесяти секунд?! В 16.48.20 кинет обратно! Этого нельзя никак, надо срочно выгребать!..
    Встаю!.. Мир вокруг покачивается, как в шторм на корабле. Тащу себя в санузел, за всё цепляясь руками чтобы не рухнуть. Там, у умывальника открываю на максимум ледяную воду и, упираясь руками в раковину, засовываю под струю голову. Ледяные струйки текут по забинтованному затылку, лицу и ушам, попадают и за воротник, стекая по спине… Стою так, пока в ушах не прекратился шум.
    Когда промокал голову полотенцем, почувствовал, правда, сильную тошноту. Но справился. Теперь у меня только четыре минуты. Одеться, выйти и запереть дверь!
    У порога моей дядькиной куртки нет… Где же она?.. И телефоны оба там, и ключи! Выйти не получится. Противогаза нет, и, если я появлюсь снова, то, вероятней всего, потеряю сознание и меня с часами подберут едва тёпленьким. Это точно. Но выйти из квартиры, выломав собственную дверь, во избежание парадокса, не могу. Надо что-то делать! Но что?
    Снова возвращаюсь к раковине, беру уже влажное полотенце и сую под струю. Обматываю мокрым полотенцем лицо.
    Теперь глаза! Защитных очков нет, воспользуюсь тёмными.
    Впрочем, есть опасность, что за такое время у меня в квартире уже появились непрошенными гости! Ведь там, в моём времени, тоже пройдёт тридцать три минуты и двадцать секунд. Дверь могут открыть и без ключа, и без разрешения. Значит, появиться надо незаметно, взять быстро и незаметно снова уйти в прошлое.
    Осталось менее минуты. Торопливо поправляю на лице полотенце, иду в комнату, беру и надеваю очки… Куда спрятаться? Снова в санузел, больше некуда!
    Последние секунды, отогнув полотенце, дышу полной грудью… Всё! Опускаю полотенце и всё темнеет. Кто-то снаружи бесшумно захлопывает дверь, и я остаюсь в полной темноте. Ещё секунд десять-пятнадцать. Несколько раз вспыхивает тусклый светильник на потолке, какие-то тени мерцают…
    И вот последний толчок. Всё. Слышны звуки. Кто-то, топая, прошёл по коридору и как-то незнакомо звякнула входная дверь.
    Не теряя времени, забиваю скачок обратно. В четырнадцатое марта, четыре часа, и теперь уже пятьдесят минут. Снимаю защиту. Дышать всё ещё не решаюсь, осторожно приоткрываю дверь из санузла, пока никого не вижу, в квартире, мне кажется, тихо. А из-за двери слышны голоса. Разговаривают громко двое. Точнее, громко говорит один, а второй что-то негромко подсказывает. Вот и моя куртка. Проверяю карманы. Всё на месте, оба телефона и ключи.
    А дверь всё-таки они у меня сломали. Выбили замок. Я не злопамятный, но зачту и всё припомню!
    Куртка на мне, завожу палец под корпус и снова ныряю в прошлое!
    Когда сверканье кончилось, наконец делаю долгожданный вдох. Я скоро вообще без воздуха буду обходиться, если привыкну!
    Куртку кладу на тумбочку, всё равно скоро уходить. Снимаю с лица полотенце и, держа его двумя пальцами, бросаю в раковину. Это напомнило, что я с момента, как из моей квартиры увели тех «печенегов», сюда больше не заходил, а заглянув, полотенца мог не заметить. Надо не забыть, потом с осторожностью постирать.
    Впрочем, нет, полотенце, наверное, уже постирала Лика…
    Достаю ключи, выхожу и запираю дверь, оставшуюся целой и невредимой. Это чтобы мой предшественник Валерка мог, по крайней мере, вернуться в нетронутую квартиру.
    У меня здесь ещё минут пять свободного времени. Спускаться на лифте не стал – опасно, я в прошлом, и если какая-нибудь автоматика не сработает, и я не успею покинуть кабину до перехода, то, вероятно, погибну на дне шахты уже в настоящем времени. Вряд ли лифт в точке выхода окажется в точно таком же положении. Сбегаю по лестнице и выхожу из подъезда.
    Снова на улице солнечно. С утра был морозец, а теперь тепло. Сворачиваю за угол дома и иду по направлению к Димке. Не знаю, стоит ли так рисковать, но дома мне делать сейчас нечего. Отключать Самсунг не стал. По крайней мере, один звонок сразу мне надо будет сделать. И, из озорства, включаю видеозапись. Как же давно я снимал вот так, ныряя за бугор времени.
    Во дворе, через который прохожу, стоят железные гаражи. Между двумя, стоящими в ряд, есть небольшое пространство. Можно было бы обойти вокруг, но мне надо остаться невидимым только на несколько секунд. Протискиваюсь и замираю. Глубокий вдох и снова красноватые сумерки. И тишина.
    Зато возвращение приносит неожиданно громкий звук. Кошка, которая в это время оказалась между гаражами, с оглушительным фыркающим звуком вылетает во двор. Я также испуганно шарахаюсь к железной стенке. Всего лишь кошка, а так напугала! Вылезаю из своего убежища, отключаю неудачную видеозапись и ищу своего абонента. Ответа на звонок приходится ждать почти минуту.
    – Да?
    – Иннокентий Семёнович, как это называется? Вы меня пытались отравить, и дверь сломали. Я же законопослушный гражданин. Все налоги плачу. Или вы считаете меня преступником? За что?..
    – Вы сами во всём, Валерий Евгеньевич, виноваты! – тотчас возразил Вяземский. – Я же предложил вам договориться…
    – Мы как раз и договаривались. – перебил я его. – А вы за моей спиной готовили мне сюрприз? Или это у вас произошло спонтанно?..
    Иннокентий Семёнович молчал.
    – Ну что же вы замолчали? – спросил я с раздражением.
    – Да. – Вяземский, похоже, заставлял себя говорить. – У нас с вами, Валерий Евгеньевич, вероятно, последняя беседа в таком формате. Мне уже объяснили, что я, по-видимому, занимаю чьё-то место. Сплошные неудачи! За четыре дня ни подтверждения, ни самого прибора… И свидетели все, как один, молчат…
    – А вы надеялись на повышение? – мне его было ни капли не жалко.
    – Я надеялся, что смогу быстро добиться результата. Но сегодня из Москвы приезжает мне на смену полковник… не важно, просто полковник. И я буду должен передать дело… Вашими усердными стараниями…
    – Об этом даже речи быть не может! – возразил я. – У меня квартира, в которой я, вашими уже стараньями, не могу жить, осталась без замка. Опять же вашими стараниями! Кто будет ремонтировать? Какой-то полковник? А охранять? И не говорите мне, что я сам сломал у себя замок! Вы против меня действуете какими-то преступными методами, при недоказанности моей вины. Требую компенсации. Или же хотя бы восстановления целостности двери и замка.
    – Ладно! Я обещаю отремонтировать вашу дверь. Сейчас она будет опечатана и там ведётся видеонаблюдение. Так что можете считать, что квартира ваша под охраной.
    Это было хорошо. Но меня смущало лишь то, что в эту квартиру я попадать обычным способом уже не могу, и что я уже несколько минут беседую по телефону, и совсем забыл о безопасности. Как говорил Профессор, долго ни с кем не разговаривай и сразу уходи!
    – Иннокентий Семёнович! Ещё кое-что! У меня больших надежд, что сумею в дальнейшем избежать вашего нежного прикосновения, нет. Пообещайте хотя бы, что от ваших химических атак, никто больше не пострадает! И последнее. У моего друга Олега Майорова после вашего обыска мама попала в кардиологию… Вам надо как-то исправлять свои ошибки. Олег вообще ни при чём…
    Иннокентий Семёнович кашлянул. Я ждать, что он ответит не стал. Прервал контакт и выключил смарт.
    Димка встретил меня жадным до новостей взором. Ему, конечно, будет интересно узнать какие ещё приключения свалились на мою голову. Но я рассказывать всё не хотел. Я сказал просто, что после него говорил с майором.
    – И что он сказал? – Профессор хотел знать всё и сразу.
    – Сказал, что я ему надоел. И он пойдёт работать сельским врачом. – я вяло пытался шутить. Мне не хотелось обсуждать сейчас своё.
    – Да, ну тебя! Говори нормально.
    – Приезжает полковник из Москвы, и Вяземского от ведения дел отстраняют. Он за четыре дня прибор не смог найти. Не оправдал доверия.
    – Ты серьёзно? Так это же плохо! Сейчас всё начнётся по-новой. Мы же здесь бессильны будем!
    – И я про то же!
    – Но может быть и не всё так плохо. Мы же не знаем, что это за человек… – Профессор старался оставаться оптимистом.
    – Ой, Дима! Хрен редьки не бывает слаще! Я разницы никакой не вижу… Но чувствую, что нам придётся переходить к своему плану «Б»…
    – Что ты имеешь в виду? – испуганно спросил Димка. Он не помнил в чём состоял план «Б».
    – Ну, Марианская впадина и всё такое…
    – Ты хочешь уничтожить часы? – прошептал Профессор.
    – Боюсь, придётся!
    – Но это же ничего не изменит!
    – Лично для меня, изменит всё! Хотя и не сразу…
    – Ты потом будешь жалеть об этом!
    – Возможно. Сейчас я жалею только о своей неудавшейся жизни и потерянном отпуске.
    Я вспомнил про свой отпуск и настроение упало окончательно.
    – Но, надеюсь, ты на это пойдёшь только в самом крайнем случае? – глаза Димы были прикованы к моей левой руке. – И не будешь делать этого сгоряча. Я ещё верю, что мы сможем поработать с часами не только для житейской какой-то нужды, но и для науки…
    – Ты знаешь, устал! Наука, там, или не наука… То, что ты называешь житейской нуждой – на самом деле житейское выживание! Я устал выживать!
    – Отдыхай… Пока есть возможность!.. Ну-ка расскажи, что там у тебя случилось, после того, как ушёл.
    – Нечего рассказывать!.. Ночевал в каком-то сарае на улице Дальней. Потом пошёл домой за Самсунгом…
    – Ты утром звонил… – перебил Димка.
   – Вот! Я тебе звонил из дома. А потом мне звонил майор… Мне, короче, газовую атаку устроили. – у Профессора челюсть отвисла. – Потом выбили в квартире замок…
    – Но ведь ты же ушёл?..
    – Ушёл, конечно! Я же не буду ждать, пока меня травят и грабят!..
    – Опять через прошлое?..
    – А-то как же. У меня вариантов всего один! Это им приходится всё более жестокие штуки закатывать! И меня при этом никто не спрашивает! Я устал! – снова повторил я.
   – Может, у них вся надежда на эту твою усталость! Загоняют до упаду, и возьмут голыми руками…
    – Понял теперь каково быть путешественником во времени?
    – Я… э-э… Чем тебе помочь? – Профессор сочувствовал искренне.
    – Да ты и так мне помогаешь немало.
    – Если бы… Знаешь, Валера, мне мысль такая пришла… Только, не горячись! Я подумал, ты ведь свой телефон с нашими записями оставлял дядьке? Может, это он всю видео инфу слил.
    – Ты что! Зачем?..
    – А зачем ему часы тебе дарить?..
    – Как это – зачем! Рак у него уже был. Сказали беречься. К тому же, я родной человек…
    – Даже не седьмая вода на киселе…
    – Всё равно! Ты просто его не знаешь! Если бы решил слить, не стал бы дарить. К тому же часы он подарил раньше, почти семь лет они у меня…
    Мы помолчали.
    – Может, созвать консилиум? – спросил Дима.
    – Что нам это даст? Людей только смущаем. И к тому же, я так скажу, все, как есть, будут против! И мне придётся поперёк всего воспользоваться своим правом вето! Потому что советовать могут все, а «план Б» выполнять придётся мне одному. Ведь, так?
    Димка горестно вздохнул. Я был прав!
    – И сейчас начнёшь? – надавил на больное место Профессор. – Ты даже не знаешь, как это сделать!
    – Знаю! Придумаю какую-нибудь «руку» вместо своей, найду, где бетон только что уложили, запрограммирую и отправлю! А место, куда зарыл, даже под пыткой не назову. Правда, там только радиоактивность немного останется. Но найти что-то по такой отметке невозможно. А у меня будет целая вечность!
    – Вот видишь, сколько у тебя вопросов! Руку придумывать ты даже не пытался ещё, что с часами будет при возвращении внутри бетона, не знаешь…
    – Это мелочи, Димка!
    – Жизнь состоит из мелочей!
    – Главное, чтобы часы перестали быть. Я думаю, механизм при этом разрушиться и его даже археологи через миллион лет не найдут…
    – А если не разрушится? Корпус крепкий.
    – Виктор Александрович писал про какую-то реакцию часов и грунта. Или что-то вроде этого. Я точно не помню.
    – Он там писал не про это! Твой родственник предупреждал, опасаться попасть в замкнутый объём…
    – Не знаю. Я прочитал то, что сказал.
    – О чём мы спорим? Давай прочитаем!
    – Письмо осталось дома. – я даже не улыбнулся.
    – Так сходи и возьми! – напирал Димка.
    – Если бы всё так просто было!
    – Но ты же уже ходил.
    – И вернулся наполовину живой.
    Димка неожиданно предложил:
    – Хочешь, я тебе противогаз дам?
    – Откуда это у тебя? – я был удивлён.
    – Как ты говорил, места знать надо!
    И Димка исчез в своей комнате, которая была складом, и быстро вернулся. Местами пожелтевшая брезентовая сумка и в ней зелёная глазастая резиновая морда с длинным хоботом, уходящим в плоский металлический стакан.
    – Ему уже лет сто, наверное, прокис! – засомневался я.
    – Можешь проверить. – парировал Профессор.
    Он заставил натянуть маску на лицо, и, вынув снизу стакана пробку, побрызгал чем-то из флакона. Кроме запаха старой резины ничего не чувствовалось, как ни втягивал носом. Зато от дыхания сразу запотели стёкла.
    И когда снял противогаз, понял почему Димка зажимает пальцами нос. На кухне воняло удушливо-сладковатым парфюмом. Мы с хозяином дружно бросились открывать окно…
    – Можно было и не экспериментировать! – после сказал я. – Я всё равно на смарте письмо заснял. Текст почти безобидный!
    – Не мог раньше сказать?
    – Тогда бы не так весело было!
    Димка фыркнул.
    На первой странице письма мы нашли текст, запомнившийся Профессору, а на последней, почти в самом конце, то, что помнил я. Там говорилось про взаимодействие пространственно-временных континуумов из различных координат времени. А заканчивалось письмо: «Мне думать даже страшно, к чему это приведёт».
    – Да, это возможно. – подумав, сказал Димка. – В смысле, плотность вещества в этой точке возрастёт, что приведёт к моментальному разогреву… Даже взрыв может быть!
    – Во взрыве я сомневаюсь. – возразил я. – При выходе я не моментально встраиваюсь в пространство. И воздух, и вода… Один раз меня пихнуло берегом. Так, что вряд ли что-то там сильно разогреется! Потрескаться потом может.
    – Вообще, всё может быть! – не уступал Профессор. Его точка зрения, благодаря моему дядьке, переметнулась на сто восемьдесят градусов.
    Я спорить дальше не стал. Окончательное слово может быть только за практикой, чего бы каждый из нас тут не напридумал!
    – Может лучше утопить где-нибудь в старом заброшенном колодце. – продолжал Димка.
    – Что ты, найдут! Куда бы я ни сунулся, всё будет обыскано, ты же понимаешь!
    – А свалка! Найти что-то маленькое среди тысяч тонн хлама почти невозможно. И туда соваться можно и без тебя…
    – Как ты, Димыч, запустишь часы без моего пальца?
    – Да, просто закопаю!..
    – Там есть кому следить за порядком. Раскопают. – я подумал о бомжах, подрабатывающих переборкой мусора. – К тому же, если и не найдут сотрудники свалки, лет через пять начнут перепахивать эту целину, и кто-нибудь случайно наткнётся. Надо, чтобы машина обязательно была разрушена! Это не обсуждается. – поставил я точку.
    И Дима не стал возражать. Чтобы меня поддержать, он взялся готовить какую-то вкуснятину. Я сходил в магазин и набрал всего, что было нужно. Блюдо называлось картофель булонжер. И мы усердно без малого два с половиной часа готовили этот изыск. В конце я готов был съесть всё что угодно. И печёный в духовке картофель показался слаще мёда. Королевское было блюдо!
    И ещё у меня появилось редкое чувство собственной значимости. Я не просто так бегал и скрывался, я выполнял важную миссию. И друг мой меня в этом поддерживал.
    Правда, его слова о дяде Вите не выходили из головы. Что, если это Лика показала кому-то те позорные для Димки кадры, не задумываясь о последствиях для меня. Ведь смартфон два года был у неё в руках.
    И тогда я зря винил Андроид, здесь точно сыграл пресловутый человеческий фактор. Мы не задумываемся, как на наших близких отразится тот или иной поступок.
    Как раз в это время зазвонил китайский смартфон. Я достал его из кармана. Кто ещё, кроме неё? Лика! Она всегда чувствовала, когда была необходима:
    – Ну, как твои дела? Ты уже вернулся к себе в квартиру?..
    – Ты где сейчас? – перебил я её.
    – Дома! – немножко удивилась Лика.
    – Минут через пятьдесят выходи на улицу. Есть разговор!
    И я отключился и выключил смартфон. Димка смотрел на меня, ожидая объяснений. Но я говорить ничего не стал, поправил на голове уже просохшую вязанную шапку, надел куртку, ботинки и выскочил.
    Сегодня мне с транспортом везёт: автобус пришёл быстро. Я заплатил и сел к окну. Какой-то мужчина в плаще сел рядом. Он тоже стоял на нашей остановке и ждал автобус. Я бы сказал, что ему лет сорок пять, может немного больше. Короткая борода, усы чёрные с сединой, и какие-то устаревшие очки-хамелеоны в узкой металлической оправе. Я бы на него не обратил внимания, но прежде чем к нему подошла кондуктор, он поинтересовался, сколько стоит билет. Приезжий. Я ему ответил и больше мы ни о чём не говорили. Я скучал, глядя в окно. А мужчина в плаще вышел, не доезжая моста.
    Автобус шёл по городу быстро, и я приехал минут на десять раньше обещанного. Но Лика меня уже ждала у двери подъезда.
    – Что-нибудь случилось? – заволновалась она. – Ты опять не можешь быть дома?
    – Всё нормально. У меня есть вопрос. И я очень хочу, чтобы ты ответила честно!
    Лика, поморщившись, пожала плечами. Я это расценил, примерно так: «Давай свой вопрос, а я сама решу, как быть!» У меня никакого выбора не было, и я спросил:
    – Мой телефон, который я оставил Виктору Александровичу, ты кому-нибудь давала? – я решил не миндальничать, а говорить, как есть.
    Лика продолжала молчать. Я не торопил. Пусть решает сама.
    Мы молчали больше двух минут. Ни отменять, ни изменять вопрос я не собирался. Мне нужен был честный ответ! Просто честный ответ!
    Потом Лика отвернулась и неторопливо двинулась к дому. Я окликать и догонять не стал. Уйдёт, значит уйдёт. У неё есть такое право. И это будет ответом!
    Лика подошла к двери подъезда, достала ключ и замерла. Так мы стояли на расстоянии пяти шагов друг от друга ещё минуту. Лика явно не знала, стоит ли уходить… Я понимал, но думал, что она должна была давно уже мне сказать правду. Ведь изменить это теперь нельзя. Переживать из-за этого также не стоило. Экспериментировать с подталкиванием к ответу я не решился. Лика умнее меня и должна сказать сама.
    Будто услыхав меня девушка обернулась.
    – А если и давала? – она, приподняв подбородок, смотрела вызывающе.
    – Так и скажи! Я пойму. – пожал плечами я.
    – Правда? – милая маленькая девочка удивлённо смотрела на меня. Даже голову набок склонила.
    – Конечно! – я поневоле улыбнулся такому быстрому изменению.
    И чуть не упал, когда эта маленькая девочка налетела и обхватила за шею.
    Поговорить Лика повела меня в какую-то кафешку в ближайших окрестностях, которая называлась «Караван кебаб» и была почти пустой, несмотря на обеденное время.
    – Только денег у меня нет! – шепнула на ухо Лика.
    – Ничего, на один разговор у меня хватит. – я нащупал в кармане карту.
    Мы выбрали свободный столик у окна, и Лика села к окну спиной и смотрела, что делается в кафешке. Зато я, после того как принёс мороженное и кофе, мог свободно осматривать уличные окрестности за спиной у Лики.
    Разговор шёл с трудом. С десяток раз нас прерывали её подруги. А подруг у Лики оказалось много. Они прибывали группами и по одной, и все без исключения, обращались ко мне как к старому знакомому: «Привет!», «Здравствуйте, Валера!». Мне стало казаться, что когда-то в их школе я уже бывал. Хотя, после знакомства с Викторией, я считал, что Лика обо мне никому и никогда не говорила.
    В общем-то и разговор у нас шёл о том же. Лика год назад решила показать смартфон подругам. И те увидели чудо в действии… А одна из подруг, Наташа, выпросила крутейший смартфон до утра. И всё, что было в памяти, скопировала на компьютер. Её мама с этим ноутбуком летом выезжала по делам в Грецию. Вернувшись, спросила у дочери, из какого фильма записан отрывок.
    Когда и кто понял всю серьёзность увиденного, никто не знает. Но, видимо, как раз тогда-то и началась секретная охота за часами.
    И виноват был я, а Лика даже теперь не понимала, чем для меня обернулась эта комедия.
    Той молчуньи уже не было! Она оживлённо говорила, улыбалась и ела своё мороженное. А мне кусок в горло не лез. Как бы сейчас всё было, если бы я не оставлял заряженный опасной информацией смарт в одиннадцатом году. И отдал бы всё за то, чтобы экспедиции той не было.
    Понятно, что именно через эти записи на меня вышла та банда! В смартфоне хранились и мои данные, и полноформатное изображение «котлов» в действии.
    И эту информацию я теперь не мог донести до ФСБ. Потому что между нами шла война безо всяких условностей. Боевые действия с применением спецсредств!
    Фигура на улице за спиной Лики непроизвольно привлекла внимание. Мужчина со смартом в руке медленно шёл вдоль витрины. Вдруг остановился и взглянул на меня.
    Надо же, опять тот дядька из автобуса. Короткая борода, усы, хамелеоны в металлической оправе и плащ. Он, как старому знакомому, кивнул, спрятал смарт в карман и пошёл дальше.
    Всё в этом было неправильным! Мы незнакомы и вышел он из автобуса далеко отсюда. Как могло совпасть встретиться вновь? Да и на профессионального «хвоста» он тоже был не похож. Именно благодаря своему шпионскому прикиду просто привлекает внимание.
    Может догнать, спросить что надо и кто вообще он такой? В случайные совпадения я верить перестал! Но бросать Лику не решился. Пусть мужчина катится, куда нужно. У нас разные цели. И, к тому же, может быть я ошибаюсь, и он обо мне тоже ничего не знает. От действительных случайностей в этой жизни никто не застрахован.
    Когда я провожал Лику домой, на Самсунг пришло сообщение. Я посмотрел на адрес и тихо выругался. Опять Вяземский. Даже открывать не стал.
    Впрочем, в автобусе прочитал. Там было: «Замок заменил. Ключи у соседей в 19 кв.». Хоть это был не его стиль, но всё же что-то хорошее майор сделал.
    Потом, почти сразу был звонок от отца. Батя приглашал «сгонять» в четверг в Шубинки. Это у нас давнишние такие планы. Чтобы поскорее отвязался, буркнул: «Да» и поспешил домой.
    Безопасность прежде всего! И заходя в свою квартиру, я на часах благоразумно выставил визит в четырнадцатое марта. Так, на всякий случай. Но обошлось! Дверь в квартиру была как новенькая. Я не нашёл даже следов грубого взлома. Соседка, отдавая ключи, сказала, что все разговоры в подъезде уже два дня только про восемнадцатую квартиру. И поинтересовалась, что это со мной происходит. Я сказал, что всё нормально, какие-то временные трудности…
    У себя Димке с едва живого Самсунга скинул ненужное «ОК», поставил старый смарт на зарядку и снова, не раздеваясь и не снимая часов, завалился спать. Когда было ещё рано. Потому что блага цивилизации теперь мне только снились. Но экзотических снов не видел. Ни один сон не снился.
    Ощущение, что выспался пришло в начале пятого. Встал, подошёл к окну. Звёзд нет, небо затянуто облаками и чёрный ночной город безмятежно спит под этим покрывалом.
   Внезапно зазвонил Самсунг с тумбочки. Мне очень не хотелось снова окунаться в эту жизнь, но смарт настойчиво требовал внимания. Номер был неизвестным. Я сомневался почти минуту. Но всё же ответил:
    – Слушаю.
    – Валерий Евгеньевич? Здравствуйте! – сказал незнакомый мужской голос.
    Голос был незнакомым и интересным. Богатым, как у оперного певца. А манера называть Валерием Евгеньевичем была присуща только двоим: нашему старшему менеджеру и майору Вяземскому.
    – С кем имею честь беседовать? – сразу же поинтересовался я.
    – Полковник Богданов. Федеральная служба безопасности. Есть у вас время со мной побеседовать?
    – Но мы уже беседуем. Вы, как я понял, полковник, теперь будете вместо Вяземского? Что его, да и вас интересует, я знаю, но помочь, увы, не могу!..
    – Я понимаю! И всё же вы помочь можете, если усилите безопасность. И физическую, и информационную. Кстати, я вынужден был на эту ночь оставить дежурить снайперов в доме, напротив вашего. Для вас они совершенно безопасны, уверяю. Это в случае повторения нападения…
    Голос Богданова был спокойным, а меня передёрнуло. Снайперы для моего спокойствия. Вот это ничего!
    – Мне это совсем не нравится! – я тоже постарался говорить спокойно. – Убрали бы снайперов-то! Вылетевшую пулю в ствол не вернёшь! Я не хочу стать случайной жертвой.
    Я торопливо отошёл от проёма и спрятался за угол стены, чтобы меня снаружи не было видно. Что за снайперы и куда они целятся…
    – Нет вопросов! Сейчас прикажу убрать. – тут же отреагировал Богданов.
    Странно, он быстро согласился. Но мне облегчённо выдыхать было рано.
    – А вам можно верить?
    За такой вопрос можно было и по морде схлопотать. Но всё-таки для меня это было легче, чем пулей.
    – Я понимаю, доверия с предыдущего раза у вас и не должно было остаться. Я не буду уговаривать, что мы в одной лодке, вы мне, всё равно, не поверите. Я здесь не потому что надо чего-то от вас добиться. Просто я зачарован возможностями того, вокруг чего у нас все проблемы последнего времени. Меня с этим делом познакомили случайно. Потому что я по образованию физик… Работал два года наблюдателем в Женеве, в ЦЕРНе.
    – Вы серьёзно? – чтобы физиков привлекали для работы в такой организации, я не верил.
    – Абсолютно серьёзно! – ответил Богданов.
    – И после Женевы вы решили поставить против моих окон снайперов?..
    – Я сразу был против, но у меня консультантом известный вам майор Вяземский…
    – Гоните его! – меня бесил этот чёртов консультант.
    – Не могу! Это его сфера деятельности. Я просто не справлюсь со всей массой дел.
    – Ладно-ладно. Пусть будет так… А почему вы мне среди ночи позвонили. – я вдруг увидел время на своих часах. – Ещё нет и пяти утра!
    – Мне сказали, что вы одетым стоите у окна. Я очень хотел познакомиться и переговорить.
    Я хмыкнул:
    – Ну, и что вы об этом думаете теперь?
    – О вас?
    – Нет, не обо мне, а об этом моём странном деле. – слово «странном» я выделил ироничной интонацией.
    – Что думаю? – переспросил он. – Я с самого начала считал, что ваш прибор должен нарушать какие-то пространственно-временные связи…
    При упоминании времени, меня обдало жаром! Неужто про машину времени догадывается?
    – …Но на каких принципах он работает, я думаю, никто сейчас сказать не сможет! Ведь так?.. Нынешняя наука топчется ещё в начале этого пути. Все коллайдеры, несмотря на размеры, энергетику и стоимость, просто разведка боем… А этот прибор, я думаю, следующий шаг, следующее поколение.
    Я даже задохнулся: «Вот это умище!» Он не только угадал с функциональными особенностями прибора, но и определил, что в наше время создать его никто не мог!
    – Простите, полковник, как мне к вам обращаться?
    Тот с готовностью ответил:
    – Меня зовут Богданов Юрий Маркелович.
    – Юрий Маркелович, очень многое из того, что вы мне сейчас сказали, просто гениальные догадки. – я постарался сказать это с упором на «догадки», хотя сам думал про действительно «гениальные». – Но вы правильно сказали, что в наше время этого просто не может быть. Что было бы с цивилизацией, если бы ядерные реакции стали использовать ещё в каменном веке?..
    – Я думаю, тогда бы мы путешествовали уже у других звёзд, миновав многие исторические бессмыслицы…
    Юрий Маркелович сказал это хладнокровно, как о чём-то совершенно естественном и не нарушающем законы мироздания. И даже мне, в какой-то миг показалось, что он прав.
    – И всё же, попробую возразить… – я возражал больше себе, просто знал, что должен возражать, нельзя соглашаться когда против тебя ведут войну. – Мир окружающий состоит не только, и не столько из таких, как вы. Есть люди, и их очень много, которым этого всего не надо. Ни звёзд, ни познания тайн Вселенной… Именно они сделали из урана дубинку. Может чего не понимаю, но новую дубинку таким давать нельзя. А наша только кажется безобидной.
    Опа, я кажется начал говорить лишнего. Нельзя себе такое позволять. Не всегда размышляю во время разговора, так как мысли и слова текут разными путями. Но я действительно так думал! Правда, как мои слова будут услышаны другой стороной, предположить было трудно.
    Юрий Маркелович, даже не задумавшись, ответил:
    – Это спорно! Наверняка, то же самое говорили и об огне. Главное, верно распорядиться возможностью!
    Пришлось мне использовать запрещённый приём удара по больному месту:
    – Юрий Маркелович, представьте, за какую-то провинность вас из этого дела убирают… Кто окажется у руля? Майор Вяземский! Который дров тут уже наломал и ничего в этом не смыслит. Гуманоид с дубинкой!
    – Я думаю, вы к нему слишком придирчиво относитесь. Иннокентий Семёнович вполне здравомыслящий…
    – Который и начнёт пространственно-временную войну! – я не сдавался. – И хаос которому установит памятник ещё при жизни!
    Юрий Маркелович вздохнул опять. Он не хотел со мной соглашаться, даже если и считал, что я прав.
    – Я согласен. – совершенно неожиданно сказал Богданов. Мне показалось, что ослышался. – У нас всё далеко от порядка. И вам и мне приходится сейчас метаться в жёстких рамках! Наверное, как-то решить этот вопрос можно. А мы даже не пытаемся сделать шаг навстречу и попытаться обсудить множественные, требующие решения проблемы.
    – А мы можем что-то сделать? – с недоверием поинтересовался я.
    – Думаю, да! Нам, для начала, следует выразить свою оценку ситуации, мы же на всё смотрим с полярных позиций! Необходимо пытаться сблизить взгляды, чтобы выработать приемлемое решение для всех! Вы с этим согласны?
    Немножко заумно, но я согласен. Хотя продолжать такую беседу, когда меня только вынуждают соглашаться, больше не мог. И сразу перевёл стрелки:
    – Мне нужно посовещаться с друзьями. Я не уполномочен единолично принимать решения. И завтра утром, я думаю, мы сможем ответить.
    Я считал себя не вправе принимать подобные решения в одиночку когда друзья мне доверяют. У всех должна быть возможность высказать своё мнение.
    – Согласен. Жду вашего звонка. – словно Профессор, не прощаясь, завершил разговор Юрий Маркелович и Самсунг сыграл отбой.

Глава 12. Почти живая надежда

    Наш разговор, только маленькая, и не очень сладкая пилюля, выпавшая в беспросветности последних дней. Вероятно, в ней мне виделась надежда!
    Я, с трудом выждав три ночных часа, созвонился с Димкой. Необходимо было созвать вече. У Сергея был выходной, но Олег и Петька были заняты до вечера. Да и у самого Профессора было только время позавтракать со мной. Чем я охотно и воспользовался.
    Пока Дима готовил манную кашу с лимоном, я изложил ему вкратце нашу беседу с новым оппонентом.
    – Как ты говоришь, его звать? – сразу спросил он.
    – Юрий Маркелович Богданов.
    – Это случайно не сын Маркела Богданова?
    – А кто такой Маркел Богданов?
    – Ты правда не знаешь? – спросил Димка так, будто все, кто считал себя образованными, обязаны были это знать. Я пожал плечами. – Это же выдающийся российский шахматный композитор!
    – Мне лично это ни о чём не говорит.
    Возмущённый ответом до глубины души, Профессор даже оставил своё перемешивание каши, сходил в свою комнату и принёс оттуда книжку этого деятеля. Она называлась: «Шахматы с пелёнок». Мне пришлось согласиться, что в шахматах я абсолютно тёмен и несведущ и коня от ладьи не отличу даже внешне.
    – И всё-таки он стопроцентно сын какого-то Маркела Богданова. – возразил я. – И нам нужно до завтрашнего утра выработать стратегию переговоров с ним. И выразить свою оценку ситуации, чтобы это обсудить.
    – Не понимаю, чем же ты недоволен!
    – Он слишком умён, чтобы оказаться честным игроком. Знаешь, что он мне сказал об этом деле? Что он с самого начала считал, наша Мария Владимировна должна нарушать какие-то пространственно-временные связи…
    У Димки тоже глаза стали круглыми.
    – …Но на каких принципах работает никто в наше время не скажет! Это его слова. Нынешняя наука топчется ещё в самом начале пути. Все коллайдеры, просто разведка… И мои часы – это следующий шаг. Или следующее поколение.
    Я постарался точно припомнить, что говорил Богданов.
    – Он так и сказал?
    – Он перед этим работал в Женеве, в ЦЕРНе, наблюдателем…
    Профессор даже присвистнул!
    – И я хочу, чтобы ты вёл переговоры с нашей стороны. Впрочем, как решит большинство!
    – Ну, нет! – уже после того, как мы позавтракали, возразил Профессор. – Ведь он хотел спорить с тобой! Я буду лишь посредником.
    – А ты считаешь, я должен сам подставиться им с часами? Вот он я. Берите, пока добрый. Им тогда никакие переговоры не нужны!
    – Но ты же можешь часы оставить и прийти для переговоров…
    – Где я оставляю часы, они легко вычислят. И после переговоров прибор я могу не найти. Это всё равно, что подарить!
    – Но ты сможешь в прошлом переместиться в другой район города… – попытался снова сочинить свои несуразности Дима.
    – А снимать и прятать часы мне придётся уже в этом времени. И доставать спрятанное тоже! Так что Димыч не отнекивайся. Ты, как посредник, просто необходим. Я не могу до бесконечности биться в одиночку.
    Димка молчал. Видно, никаких новых идей у него не было. А возразить мне хотелось. Вот и обдумывал, что сказать.
    – Впрочем, я тебя подписываться ни под чем не заставлял. Ты вольная птица!
    На этом мы и расстались. Правда, когда я уже подходил к своему дому, Дима позвонил и сказал, что согласен.
    Встреча «клуба» была назначена на семь вечера. У меня был целый свободный день. И я решил посвятить его поискам «Марианской впадины» на территории нашего славного города или же его окрестностей. Потому что этого делать нельзя, когда времени не остаётся. А такое случиться вполне уже могло.
    Мне необходимы были углубления и полости, недавно залитые бетоном, или заполненные другим плотным материалом. Который вскрывать не будут в ближайшую сотню лет. Новостройки для этого подходили лучше всего. В городе оказалось три точки нового строительства. И одна из них была недалеко от моего дома. Но все они прошли фазу засыпки и заливки уже давным-давно, были огорожены и находились под охраной. Так что незаметно свершить похороны в существующих обстоятельствах не выходило. И это тоже, видимо, необходимо было как-то обсуждать.
    Вернувшись, я до вечера сидел дома и ничего не делал. И только в половине седьмого двинулся к Калашникову. Ровно в семь коллектив был в сборе. Даже Олег пришёл вовремя.
    Телефоны отключены. И мне сразу же пришлось освещать новую ситуацию.
    – Сообщаю, что сменилось руководство у наших «друзей». Из Москвы приехал полковник Богданов. Он сам пожелал принять участие в этом. Человек образованный, умный. Настаивать сразу на передаче прибора не стал. Предложил сперва утрясти разногласия.
    Как вы знаете, предыдущее руководство не гнушалось никакими противозаконными действиями. Всех обыскивали, у меня, выбили двери, травили газом. А напоследок Вяземский поставил против моих окон снайперов, чтобы, как он считает, меня защитить…
    Все зашевелились, выражая несогласие с такими грубыми методами. Один Олег смотрел на меня не шевельнувшись.
    – Я их, снайперов, не видел. Но полковник Богданов пообещал убрать.
    – Ты, Валера, отвлекаешься. – сказал Олег. – Что там про переговоры?..
    – Переговоры, я полагаю, должны начаться завтра. О составе мы вдвоём с Димой посовещались… Я хочу участвовать, но считаю, что это опасно. От попытки захвата никаких гарантий, кроме честного слова Богданова. Поэтому я хочу предложить вести переговоры Калашникову. И, желательно, не одному. Нам теперь нужно лишь обговорить свою стратегию. Ты что-то хочешь сказать? – Олег склонил голову как бы вопросительно.
    – Я думаю, ты сам должен участвовать. – сказал Олег. – Опасность есть всегда. Её никакой хитростью не отменишь. И третьим номером возьми меня. Я могу освободиться на завтра.
    Мне это показалось интересным. По крайней мере, физически моя защита станет надёжней.
    – А если нам всем троим руки завернут? – всё-таки спросил я.
    – А где будет встреча? Мы решаем, или по усмотрению федералов? – спросил Олег.
    – По-видимому, условия ставим мы. Где, когда и в каком составе…
    – Давай здесь, у меня. – торопливо сказал Профессор.
    Видимо, ему не хотелось покидать родной дом даже ради такой благородной задачи.
    – Хорошо. – согласился я. – Место знаем! Кто с нашей стороны примет участие, тоже знаем… Я думаю, Богданов должен прийти один?
    Сергей подсказал:
    – У генералов всегда были адъютанты…
    – Смотри-ка ты! Перебьётся! – возразил Фокин. – Валерку вон гоняли без всяких адъютантов…
    – Так я же не генерал.
    – Ты, братан, хороший человек! А генералом может быть всякий…
    – Полковником… – подсказал Димка.
    – И время встречи… – напомнил я.
    – С девяти до двенадцати. – поторопился сказать Дима. – Ко мне в час должны прийти.
    – Значит, с девяти до часу! – резюмировал Олег. – И вряд ли мы за это время успеем что-то решить…
    Все замолчали, и я решил продолжить:
    – Теперь, о чём мы будем с ним говорить. Морочить сказкой о прыжках в пространстве, или всё-таки рассказать о Марии Владимировне?
    – Ты же, вроде, сказал, что он догадывается. – вспомнил Димка.
    И мне пришлось снова пересказать для всех нашу беседу.
    – Он сказал про пространственно-временные связи. А это к нашей машине имеет отношение? – поинтересовался Петя Фокин.
    – Вообще-то, да! – сказал Димка. – Время считается четвёртым измерением в системе координат. И такое упоминание подразумевает возможность движения по этой координате. Просто так, случайно, полковник сказать этого не мог…
    Я сам настолько категорично не считал, но сейчас возражать не решился. Тем более, что мне вспомнилась другая тема, которая касалась меня.
    – Знаете, я выяснил, откуда взялась инфа про часы…
    Все повернулись ко мне.
    – Я своему дядьке, в две тысячи одиннадцатом году, оставил свой смарт… И в прошлом году мои съёмки, вы их все видели, попали в Инет.
    – Так, что, твой дядька?.. – начал Сергей.
    – Нет! Дядька два года как помер…
    – Всё-таки Лика? – догадался Дима.
    – Нет-нет! Я сам виноват! Надо было сначала почистить в памяти, а я так отдал… – мне было горько, что из-за моей ошибки Димка теперь считал Лику чуть ли не прокажённой.
    – Ладушки. Не кори себя напрасно! – успокоил Олег. – Ты молодец! Признал вину –полдела сделал. Ты сказал об этом Богданову?
    – Нет. Завтра, если вопрос такой поднимется, расскажу.
    – Тогда, наверное, с Богдановым придётся говорить честно. – подвёл итог Олег. – Машина времени, так машина времени!
    Не все, конечно, согласились с этим. И нам пришлось принимать половинчатое решение оставить этот наш план, про честный разговор, как основную предпосылку. Но с вероятностью ухода на «запасной вариант». План «Б» заключался в том, что мы, оставаясь на существовавших ранее позициях, активно интересовались источниками информации федералов. И уже, исходя из таковых, строили дальнейшие планы.
    Главное было, по-моему, принять верное решение об огласке. Потому что для секрета должна существовать причина. И смена позиции при изменении обстановки является достаточным поводом.
    Как бы Сергей с Димкой не упирались, мы приняли такое решение большинством.
    Потом я у Олега спросил, как мама. Он сказал, что по чьему-то указанию сегодня утром было принято решение о видеоконференции со светилами кардиологии. Поэтому его мама стала главным пунктом распорядка больницы. Всевозможные анализы, всяческие -графии и исследования всего… Я спросил:
    – Может это быть связанным с нашими друзьями? – имея в виду Вяземского.
    – Я ничего не слышал, но вполне может быть! – согласился Олег.
    Я почувствовал себя легче. Когда собирались уходить, я напомнил Олегу, чтобы он отпросился на завтра.
    – Уже сделано. – успокоил меня он. – Самый главный начальник дал «добро».
    А Профессор уточнил:
    – У Олега своё ЧП. И он там самый главный.
    Мне стало неловко за свою слабую информированность и низкую ступень в социальной иерархии. Автослесарь, когда другие начальники! Мне напоминали об этом за последние дни уже во второй раз. Но я не жалел.

    Богданов пришёл на встречу на пятнадцать минут раньше договоренного. Мы с Димкой и Олегом ещё только начали вытирать пыль в приведённой в божеское состояние профессорской гостиной. Пришлось всё сразу отложить.
    Юрий Маркелович оказался очень молодым для полковника. Пожалуй, ему не было ещё и тридцати. По голосу я бы дал больше, думал, под сорок… Богданов пришёл один, как мы договорились, и поставил свою машину у Димки прямо под окнами. Знакомясь, он крепко пожал всем руки. И оказался «своим парнем». Даже Профессор из-за его спины изобразил мне пальцами знак «ОК». Джинсы, курточка с капюшоном за спиной и стильные тёмные кроссовки.
    Мы сдвинули в сторону Димкин ноутбук на журнальном столике между диванами и расселись. И Димка многозначительно начал:
    – Э-э…
    – Давайте пока не будем говорить, о том, что нам надо. – перебил его Юрий Маркелович. – Я здесь, в основном, из-за того, что хочу познакомиться с вами. Говорят, первое впечатление не обманет… Знаете, как я вам завидую!
    – Но ведь вы даже не знаете, о чём речь! – безапелляционно вставил Олег, решивший проверить информированность собеседника.
    – Но я догадываюсь… – парировал Богданов. – Речь идёт об устройстве в виде часов чёрного цвета с функцией перемещений во времени!
    У Гоголя немая сцена была более оживлённой. Мы остолбенели, а Юрий Маркелович приподнял одну бровь и смотрел на всех удивлённо. Видно, пытался понять, что именно в его словах нас так ошарашило.
    И мы, не сговариваясь, от плана «Б» моментально отказались. Олег был, как всегда, прав. Когда прошёл первый шок, я осторожно спросил:
    – У вас какие-то источники, или это догадки.
    – И то и это! – усмехнувшись ответил он. – Во-первых, документальное свидетельство твоего, Валерий, исчезновения из кабинета. Во-вторых, в архиве майор нашёл показания сержанта Тальникова В.А. от семнадцатого, ноль седьмого, две тысячи третьего года. Твоя внешность и синяя папка в руках описаны подробно. Он тогда, во время операции по задержанию наркоманов, потерял значок и пришлось писать объяснительную…
    Я ощутил неловкость. Это свидетельство от сержанта Тальникова, которое известно уже давно, возможно является первым по времени и единственным задокументированным парадоксом, из созданных мной за всё последнее время.
    И Димка поглядел на меня с укором. Видно, понял, откуда я ему принёс тот обещанный подарок на день рождения. Я не мог объявить, что ничего не соображал, когда ухватился за значок. Меня вынуждали защищаться.
    – И что такого? – я вслух отвечал на этот взгляд Димки. – Ни с того, ни с сего, он меня дубинкой стал лупить, а потом захотел, чтобы я обязательно лёг в грязь на берегу… Я, когда уже падал, за него ухватился. Я даже не думал ни про какой значок. Он случайно в моей руке оказался.
    Олег, не понимая, о чём такое отступление, удивлённо смотрел на нас с Профессором. А Юрий Маркелович улыбнулся:
    – То есть, не станешь отрицать, что там был? – я кивнул. – Значит всё-таки это машина времени! До твоих слов я это только предполагал! Фантастика! Когда я увидел, что произошло там, в кабинете, у меня был шок! Уж Иннокентия-то Семёновича в подтасовке никто и никогда не упрекнёт. Я дня два ходил, как зачарованный, а когда вчера мне показали ваши кадры, снятые двенадцатого марта… Кстати, все специалисты, хотя подтверждения этому и не нашли, считали, что это фальшивка. Все… Потому что в интернете это появилось ещё в конце января этого года… Что, действительно это было снято на той неделе?
    Я кивнул, а Калашников, смутившись, закашлялся.
    – У меня до сих пор мороз по коже! И всё умещается здесь, на руке? – у Богданова даже глаза светились.
    Я поглядел на остальных и, вздохнув, сказал:
    – Только пообещайте, никаких подробностей не выпытывать!
    И, когда Богданов кивнул, я потянул вверх левый рукав.
    Лично для меня, подаренные мне часы, были только моими часами. Можно сказать, частной собственностью. Я, конечно, догадывался, что другие смотрят на них не так приземлённо. Как, например, на сказочную игрушку. Я был далёк от какого-либо восхищения, тем более, что они стали моим рабочим инструментом, средством безопасности и перемещения, одновременно. Функции, без которых я не мог уже обходиться.
    Мои одноклубники, не имея, как я, возможности пользоваться, смотрели на часы с необъяснимой нежностью, почти с обожанием. Это мне было ещё понятно. Но, глядя на Богданова, я видел большого ребёнка, которому хочется, но никак нельзя! И потому хочется ещё больше!
    Разглядывая часы, он даже наклонился вперёд, боясь упустить хоть какую-то подробность. Но долго наблюдать я не дал. И снова опустил рукав на место. От огорчения наш полковник даже закрыл глаза и покачал головой.
    Своим детским желанием он мне был более симпатичен, чем его предшественники, пытавшиеся увидеть у меня на руке свои новые звёздочки. И вообще, Маркелович был интересный человек. И мне жаль, что не мог ему помочь. Потому что его глазами на часы глядела федеральная служба, желающая не совсем того, чего хотел он сам.
    Мы долго молчали и потом я сказал:
    – Я надеюсь, вы, Юрий Маркелович, читали письмо первого путешественника? – тот, снова склонив к плечу голову, посмотрел на меня удивлённо. О первом путешественнике он наверняка в первый раз слышал. – И помните, что он сознательно не посвятил меня, как можно сменить владельца…
    Виктор Александрович писал, что не хотел бы, чтобы часы «пошли по рукам». Поэтому решил меня в технологию, с которой когда-то невольно познакомил его отец, не посвящать. Хотя, в общих чертах, я догадывался, как это можно было бы осуществить. Но на отработку нужно было тратить время, которого у меня почти не осталось, и свободный напарник, готовый испытать это на себе…
    – Ты, Валерий, имеешь в виду В. А. Егорова? Это он первый путешественник? – Юрий Маркелович соображал быстро.
    «Да, это тот человек, который принёс сюда эту головную боль!» – хотелось ответить мне. Но я лишь кивнул. Кого в такой ситуации будет интересовать моё мнение по этому вопросу!
    – Это он где-то взял часы?.. А, интересно, где? – Богданов теперь переводил взгляд с одного лица на другое.
    Дима развёл руками, Олег пожал плечами. Пришлось снова честным быть мне:
    – Он сам этого не знал, ему тогда семи лет не было. – теперь у полковника брови взлетели вверх. – Побаловаться взял и потом не смог вернуться. Так и прыгал без возврата, пока не догадался остановиться. Я, например, считаю, что он не мог ускакать далеко. Хотя со времени его остановки уже прошло более сорока лет…
    И снова, со слов дяди Вити, вкратце пересказал историю о потерянном мальчике. Примерно, как слышал от автора.
    – …Потом его у нас в городе обнаружила моя бабушка, привела домой и признала сыном. Потом он, как и мой отец, пошёл в школу, а часы ото всех прятал. Мечтал как-то вернуться… Потом, когда медицина обнаружила рак, часы подарил мне…
    – Подарил? – удивился Богданов.
    – Он ничего не сказал, только запустил сканер отпечатка с моего пальца. Но я об этом узнал только недавно. И теперь поневоле являюсь единственным путешественником во времени. – Олег и Дима, в подтверждение моих слов, кивнули.
    – Там есть даже сканер отпечатка?! – как-то неестественно удивился полковник.
    – Да, полный комплект безопасности. От несанкционированного нажатия и постороннего вторжения. – ответил я.
    – А мне казалось, что в будущем будут какие-то иные технологии. Вроде, голосового управления, опознания по биотокам… – сказал Богданов.
    – И связи по всем доступным каналам… – неожиданно подал голос, молчавший до сих пор, Димка.
    – Да, и этого, конечно, но мы видим всё застывшим на этом сегодняшнем уровне. И, даже, кое-что из прошлого. Это не кажется странным? – спросил Юрий Маркелович.
    «Умище!» – снова восхитился я. Самому такое несоответствие только сейчас бросилось в глаза.
    – Ну, связь-то, предположим, есть. – я вспомнил про часовую функцию. – Они пятьдесят лет секунда в секунду идут…
    Все посмотрели на меня. Я смущённо улыбнулся:
    – Только сейчас вспомнил… И существующие сейчас светодиоды вряд ли останутся такими яркими через пятьдесят. А эти… – я снова подтянул вверх рукав. Чтобы все увидели белые цифры и ярко пульсирующее зелёное сердечко. – И радиация…
    Впрочем, про радиацию говорить не следовало. Поэтому я замолк и опустил глаза, пытаясь найти какой-нибудь правдоподобный выход. Спас положение Олег, который спокойно спросил:
    – Ты что, в реактор что ли лазил?
    – Причём здесь реактор. – подыграл я. – Фоновая радиация за это время любую электронику съест. Пятьдесят лет, всё-таки. А она до сих пор работает как новенькая!
    – Валера! – Юрий Маркелович, словно старый друг, обращался на «ты». – А как ты ушёл тогда от майора Вяземского? Мне это кажется невозможным. Ты как мог покинуть кабинет? Ведь прибор перемещает только во времени.
    Я переглянулся с друзьями. Олег смотрел недовольно, его тоже волновал вопрос игры только на нашей половине поля. А Димка Калашников смотрел нейтрально, его мысли были далеко. И я сказал:
    – Помнится, мы договаривались обходиться без вопросов о подробностях. – это чтобы просто напомнить. Полковник вздохнул. – Но как раз эта тема уже была сегодня затронута, поэтому отвечу. Кабинета Вяземского в две тысячи третьем году не было. Да и всего здания тоже. Семнадцатого июля в десять вечера я оказался на месте, где должны были только начинать строительство… И уже оттуда двинулся навстречу сержанту Тальникову, чтобы отнять служебный значок. – я покачал головой и нейтрально завершил. – Совершенно непреднамеренно.
    Богданов улыбнулся, он понимал всё очень быстро, и спросил:
    – Как это, мгновенно переместиться на почти пятнадцать лет? Я не могу представить! Что ты чувствуешь?..
    Я потупился.
    – А что бы почувствовали вы, падая с десятиметровой высоты тёмной ночью?
    Не только полковник, но и мои друзья повернулись ко мне и смотрели приоткрыв рты. Я о своих похождениях чрезвычайно скудно отчитывался одному Профессору. Подробности обычно я опускал, оставляя для себя. Не хвастаться же этим.
    – Я не понял! – сказал Юрий Маркелович. – С десятиметровой высоты? И целым упал на землю? Или приземлился на ноги?
    В словах Юрия Маркеловича послышалось явное сомнение.
    – Можно сказать, повезло. – ответил я, – Зацепился за ветку дерева и свалился спиной в пышный куст, только рукав у куртки порвался.
    Внезапно Олег, которому это всё надоело, толкнул меня плечом. Я посмотрел на него, и он лицом показал: «Давай». В смысле, пришло время перевести мяч на сторону противника. Пора пытаться уравнивать шансы.
    – Юрий Маркелович, вы, конечно, уже решили, и вам видней, не говорить о том, что необходимо. Но, тем не менее мы уже рассказали вам и без того много лишнего. Давайте поговорим о вещах, которые откладывать нельзя. Вернёмся к причине встречи. Что вас, как организацию, интересует?
    Выпад был точным. Признаки улыбки мгновенно исчезли с лица Богданова.
    – Что интересует нас? – задумчиво повторил он. – Конечно, исследовать прибор. Определить его опасности, возможности и прочие важные параметры… Как и откуда к нам он попал я представляю… Точнее, не могу даже представить. И ещё, но это уже вторично, исследовать конструкцию и попытаться создать копию, если такое возможно.
    – Без сомнения, возможно, но нежелательно! – отрезал я – Зачем это нужно, чтобы кто-то мог менять историю?..
    Пожалуй, после моих слов, немного напряглись все. Богданов, как ни старался это скрыть, тоже выглядел поражённым. Менять историю… Видно, про это он даже не думал.
    Но меня этот вопрос стал волновать накануне, когда я понял, какой парадокс стал причиной ночного нападения на меня. Я четырнадцатого марта, оставив в прошлом смартфон, изменил историю, создал типичный парадокс, даже не ведая об этом. Не надо было так делать!
    В 2003 году я тоже оставил следы. Но в тот раз настолько катастрофических изменений удалось избежать. Вероятно потому, что ничего там не оставил. Смартфона тогда со мной не было, но бювар с записками Виктора Александровича, если бы я его тогда не нашёл, мог сыграть тоже весьма нехорошую роль в моей судьбе.
    Все смотрели на меня, ожидая продолжения рассказа про изменения в истории. Пришлось продолжить, стараясь не залетать далеко:
    – Меня, например, пользующимся этим прибором, контролировать чрезвычайно сложно. А хорошо подготовленному террористу можно будет попасть в любую точку на земле без исключения! Что ему минные поля, колючая проволока и бетонные стены хранилищ. Теперь, поскольку, есть прибор, появятся и желающие поменять порядок событий. Я думаю, их уже тьма. Начнут создавать собственные приборы и менять историю по своим понятиям. Это пострашнее атомной бомбы! Человечество и через тысячу лет к этому не будет готово.
    Я замолчал. И в комнате настала тишина. Юрий Маркелович смотрел на меня, словно изучая. Остальные, которые со мной, были согласны, просто молчали.
    – Но ведь ничего изменить уже нельзя. – наконец произнёс Богданов известные мне слова. – Процесс пошёл, мозги заработали в определённом направлении. Даже если машина времени вдруг исчезнет, ничего не изменится. Лёд тронулся, господа присяжные заседатели!.. Но нам самим придётся всё тогда создавать с нуля.
    Снова повисла тишина. Мне на какой-то миг показалось, что он всё же прав, но желание не соглашаться было непреодолимым. Полковник был сильным игроком. Он всё свёл к тому, что считал главным. Исследовать машину времени, определить возможности, изучить конструкцию. И всё ради этого! Поэтому он нас старался убедить, что выхода нет. Но радикальный выход всё-таки был!.. Я всё ещё не отменял свой «план Б», поэтому сказал:
    – Даже если так!.. Пусть все будут в равных условиях. Я, конечно, тоже патриот, но, даже из благих намерений, помогать разрушать цивилизацию не намерен. Это плохая идея!
    Я как бы поставил всех перед фактом своей монополии. Пока я говорил, Богданов в задумчивости кивал. Я думаю, мои опасения он понимал. Но не знаю, осознавал ли при этом меру своей ответственности.
    Я ждал, что полковник снова скажет что-то в противовес мне. Но этого не случилось. Богданов ловко поправил причёску и уже другим тоном сказал:
    – Я рад, что наша первая встреча прошла так продуктивно. Мы слушали и слышали друг друга. Это плюс! Плохо, что для того, чтобы получить общий знаменатель, пройти придётся ещё не одну версту. А попытайся мы сделать это сразу, то непроизвольно оказались бы на разных полюсах. Теперь мне нужно подумать и составить план. Мы встречаемся?..
    – Созвонимся позже. – твёрдо ответил я.
    Юрий Маркелович встал и пожал каждому руку. И Олег, удержав Димку, сам проводил его к двери.
    Наша встреча длилась недолго, мы такого не ожидали. Когда остались втроём, Олег сказал:
    – Зря ты так много наговорил. В следующий раз мы без козырей останемся. Надо было не торопясь, понемножку…
    – По-моему мы должны как можно быстрее разрешить эту проблему. – возразил Димка. – Мы не очень много знаем, но я бы рассказал ему всё!
    И они оба удивлённо посмотрели друг на друга. Вот это да! Назревал конфликт. И это только потому, что у нас не было единого подхода к взаимодействию с власть имущим. Сперва было одно, потом, резко – другое, и это не могло способствовать единству.
    – В одном он прав, – примиряя, вставил я. – лёд тронулся. Моя неосторожность привела почти что к катастрофе. И мы обязаны… я обязан как-то вырулить на этом вираже. Надо сделать что-то, что в корне исправит ситуацию…
    – Опять у тебя «план Б» с Марианской впадиной? – недовольно спросил Димка.
    – Это о чём? – не понял Олег.
    – Валера хочет утопить часы в Марианской впадине. – пояснил Дима. – Ну, или просто раздолбать кувалдой.
    – Зачем? – снова не понял Олег.
    – Я объясню. – включился в разговор я. Интересная мысль вновь прилетела невесть откуда. – У тебя, Олег ещё есть время?
    – Вероятно, часа два есть…
    – Думаю, хватит!.. Машина на ходу?
    – Стоит во дворе…
    – Давай, покатаемся по окрестностям города. Мне нужно кое-что найти, пока не поздно!
    Уже сидя в машине, я объяснил Олегу, что ищу нечто недавно залитое бетоном. На котором ещё не началось строительство. Он сразу предложил три точки.
    Одна – залили фундамент новой птицефермы в посёлке Октябрьский, в тридцати пяти километрах от города. Другая – четыре бетонных основания под мост объездной дороги в километре выше по течению, рядом со старым однополосным мостом, которым даже пешеходы давно не пользуются. И последний – газовщики тянут магистраль вдоль хайвэя на Энск. Копают ямы, ставят туда бетонные столбы и заливают бетоном. Через каждые десять-пятнадцать метров.
    Ближайшим был, конечно, мост. Когда мы подъехали, никаких работ по заливке не обнаружили. Площадка была пустой и чистой. Две ямы на этом берегу с опалубкой демонстрировали своё глубокое ледяное дно.
    – Почти полгода уже стоит. Я думал с теплом начнут… – огорчённо крякнув, сказал Олег.
    Когда мы ехали разыскивать вторую точку, Олег наконец у меня спросил:
    – Ты правда хочешь уничтожить прибор?
    Я сказал:
    – Да! И мы с тобой сейчас ищем точку, где это можно реально сделать.
    – Тебе не жалко?
    – Жалко. Но я надеюсь, у меня рука не дрогнет. Всю жизнь ходить при часах цербером я не согласен. Но иначе катастрофы с историей нам не избежать!
    – История… Какая тут может быть катастрофа?
    – Да, какая угодно! Ты, например, не родишься…
    – Ну, это не так страшно. Ужасней, если убьют… Так, может, хотя бы, отложим.
    – Я просто место подыскиваю. Боюсь, когда придёт срок, будет уже не до этого.
    Олег вздохнул. Ему тоже было жалко часов, которые во времени уже преодолели века и продолжали писать собственную историю.
    А, выехав на хайвэй, через пятнадцать минут мы уже встали в пробке недалеко от Лебяжинского водохранилища. На трассе перед какой-то точкой стояла упорядоченная вереница машин и кое-какой строительной техники. Впереди возвышался небольшой колёсный экскаватор. Водители, покинув свои мобильные средства, курили прямо на дороге. Мы припарковались в хвосте, и я пошёл узнать, в чём дело.
    – Бомба! – лениво произнёс парень возле японского внедорожника. – Говорят экскаватором бомбу зацепили…
    Я двинулся дальше. Метров через сто, почти в самом начале пробки, негромко разговаривала группа строителей. И, по-видимому, тот самый машинист экскаватора, который и зацепил бомбу:
    – …Маленькая, но ковш-то мне разнесла бы…
    Тогда я рассмотрел метрах в ста впереди, за перегородившей трассу гаишной машиной, недалеко от асфальта работающих сапёров.
    Никакой тяжёлой суперброни и касок с забралами. Легко одетые ребята в хаки суетились втроём возле скрытой за кустами ямы, вырытой экскаватором. Рядом стоял старенький военного окраса шестьдесят шестой газик с жёлтой полосой по борту.
    И я вернулся к Олегу.
    – Ну, что? – спросил он.
    – Бомбу нашли строители. Это надолго, поехали обратно.
    И мы развернулись и поехали в город. А я, вспомнив зачем мы здесь, начал следить за тем, как идёт трасса газопровода, которую гнали эти строители. Ведь где-то здесь, если конечно меня принудят обстоятельства, придётся прощаться с котлами. Трасса большей частью шла недалеко от дороги, изредка огибая природные неровности и растительные массивы. По этой трассе ходили и автобусы, так, что доехать сюда проблем не было. А посёлок Октябрьский, где строили птицеферму, по сравнению с этим местом, был далеко.
    – Место-то хоть нашёл? – спросил Олег, когда мы подъехали к моему дому.
    – Да, и не одно. Через каждые десять метров…

Глава 13. Ангел-хранитель

    Лика со мной созванивалась теперь дважды в день. Я ей, как обычно, говорил, что у меня всё в порядке, а она выгружала на меня массу своих мелких проблем: про отношения с одноклассниками, ссоры с матерью, из-за фотографий и громкой музыки… Самому говорить почти не приходилось. Я всё выслушивал и поддакивал, с наслаждением ощущая себя её старшим братом. И чувствовал от этого какое-то спокойствие и умиротворённость.
    Теперь до конца отпуска оставалось три дня. Целых три! Нормальный вышел отпуск. Как считал Димка, была куча приключений! Которые, как мне виделось, будут иметь продолжение. Хотя, с приходом нового начальства, ожидался более благополучный исход.
    Защищаясь от возможных снайперов я не раздвигал на окнах шторы. И теперь мог позволить себе снять свои тяжёлые чёрные вериги. Красный след на запястье был уже постоянным. И теперь, когда пришлось готовить устройство, заменяющее руку, я мог позволить себе небольшую передышку.
    Часы, лёжа на столе, молчали, не светились. Я приготовил всё, что требовала операция и снова обеспокоил М.В.
    Приготовил: рулон изоленты, куски полипропиленовых труб разных габаритов и старый-престарый будильник, останкам которого следовало сыграть роль сердца.
    Сперва застёгивал браслет на трубе. На толстую чёрную браслета не хватило, до тонкой серой оставался зазор, её признал подходящей. Теперь нужна имитация пульса.
    Со схемой искусственного сердца пришлось помучаться. Сперва пальчиковая батарейка в старых часах оказалась нерабочей, потом мне пришлось подбирать подходящий материал с сопротивлением кожи. Лучшей всё-таки оказалась простая влажная тряпка. И теперь часы, обутые на эту лабораторную модель, выдавали зелёные импульсы с частотой ровно один герц. Шестьдесят ударов в минуту.
    Сразу решил конструкцию довести до рабочего состояния. Мудрил с паяльником, термоусадочной трубкой и влажной губкой под тканью. В конце концов, браслет уже едва налезал на трубу, но это был рабочий экземпляр, годный к переноске.
    Была ещё проведена проверка системы в целом. Просто, интересным показалось, пронаблюдать за процессом со стороны.
    Эксперимент прошёл не так, как ожидалось. Сперва из прошлого выстрелили часы на трубе. Пакет, в который они должны были падать, разорвался и конструкция с грохотом сверкнула в сторону стены. И хорошо, что попала в подушку на кровати! Не будь её там, часам бы пришла крышка!
    Когда я стирал со лба выступивший пот, тихо исчезли вторые часы, продолжавшие висеть над пакетом.
    Я взял с подушки оставшийся экземпляр, осмотрел и не нашёл повреждений. Всё также билось зелёное сердечко старого будильника.
    Тогда казалось, у меня впереди куча времени. Вяземский успокоился, новое руководство пока не успело разобраться и разработать новую стратегию, а моя команда надёжна и едина. То, что Димка Калашников не удержался на правильной волне, я списал на временные трудности. Он ещё успеет осознать ошибку.
    Я закрыл глаза, выдохнул и мысленно сказал неизвестно кому: «Спасибо!» за оставшийся целым мега-супер-механизм.
    Потом подготовил устройство к переноске. Из сумки, с которой я ходил на работу, вытряхнул всё, сняв часы, уложил устройство в сумку и поставил под стол.
    Когда всё было готово, снова подумал про Димку, про наш последний разговор. Он пытался настаивать на передаче всей информации по часам в ФСБ, и удивился, когда я вспомнил про коварный план «Б». Поэтому, нам надо было побеседовать откровенно. Объяснить, почему я считаю это нежелательным. Я решительно нацепил часы, выставил аварийный минимум и двинулся к Профессору.
    Димка меня ждал.
    – Ты серьёзно решил не показывать МВ Богданову? – ещё у порога спросил он.
    – Я же показывал! – искренне возмутился я.
    – Я не так сказал!.. – разозлился на себя Дима. – По-моему, ты безоговорочно должен отдать ему прибор. И рассказать всё, что о нём знаешь!
    Это было вообще неожиданно!
    – Ты серьёзно? Тебе так хочется легализовать путешествия в прошлое, и знать, что обратно дороги уже не будет?!.. – я действительно не верил своим ушам. Блюститель безопасности решил об этом на время позабыть.
   – Но ведь обратного пути действительно нет! – продолжал гнуть линию Богданова Дима. – Мозги уже думают, куда надо. Даже без самих часов всё будет продолжаться. И нам самим придётся начинать с нуля. Неужели ты не хочешь, чтобы на циферблате надписи были на кириллице, а на корпусе – на латинице?
    – Очнись, Профессор! Ты сам уже начал историю менять. – мне захотелось Димку встряхнуть, как прошлый раз себя. – Каким мир станет с такими, как ты? Террорист во времени – вот ты кто! Положишь жизнь на то, чтобы подкинуть маленькому Вите отечественную машину времени? Или не дашь встретиться его родителям?.. История – она такая, какая есть! Создавать новую новейшую историю придётся на костях предков и крови потомков. Ты сам за это готов отвечать?
    Дима остался стоять с открытым ртом и в глазах проявился испуг. И у меня ругательный запал тут же иссяк.
    – Да, это я что-то не додумал… – это было выдающееся событие, Профессор признавал неправоту. – Действительно придётся же всё менять, и дядьку твоего жалко… А может, ему было бы лучше остаться с родителями, может, ради этого и стоит изменить?..
    Я покачал головой. Если изменить в будущем это, больше не будет дяди, не появится Лика, и вообще мой мир исчезнет, перестанет существовать! Умрёт! Мы теперь зависим не только от прошлого, но и от будущего, которое нас ещё не настигло… И каждый новый шаг может менять обе части истории. Ну и дурак же Профессор!..
    Я, стараясь не соскользнуть с мирной тропы, покачал головой:
    – Не знаю, Дима, откуда ты черпаешь свой оптимизм, но я считаю, что стоит мне с тобой согласиться, как в Храмах Настоящего Времени, в недалёком будущем, лично меня будут изображать с огненными рогами и чёрными перепончатыми крылами… И имя моё во веки вечные будет проклято! А ты будешь весь в белом и с пропеллером над головой…
    Димка поморщился. Даже не улыбнулся. Он не согласен со мной. И несогласие было мне ещё понятно. Инерция! Не верилось в то, что он держит в голове, будто я защищаю как личную собственность, монополию на прогулки в прошлое. Именно так всё и выглядело бы с предвзятой стороны и не было похоже на моего Профессора.
    Димка, тут же сославшись, что ждёт важного гостя, беседу прекратил:
    – У меня дела, извини!
    Пришлось возвращаться домой без ожидаемого успеха. Умник Богданов сумел заразить его квазипатриотической идеей заставить всё человечество подбирать крохи с нашего богатого стола. Профессор когда-нибудь потом обязательно поймёт кто у него настоящий друг.
    И хорошо, что я мог опираться на остальных союзников. Олега, Сергея и Петьку. Их пока никакие Богдановы не смутили. И я тут же решаю организовать встречу. Чтобы обсудить, как быть дальше.
    Дома достал «китайца», который был известен только Лике. И, по необходимости, начал с конца списка. Потому что номера Олега и Сергея в это время были заняты.
    – Я слушаю! – откликнулся чужим голосом Фокин. Мой новый номер был ему незнаком
    – Привет, братан!
    – О, Валера! – тут же узнал меня Петька. – А я думаю, кто это мне звонит… Здорово! Ты, братан, смотри-ка, свой телефон потерял?
    – Нет! Это система безопасности. Тот мой-то номер прослушивают, а мне необходимо договориться, минуя Профессора…
    – При чём тут Профессор? Ты думаешь, его прослушивают?
    – Думаю, просто он не в порядке! Мысли высказывает нездоровые. Надо встретиться нам вчетвером, без него. Сможем?
    – Э-э… Как не смочь, сможем! Только где?
    – Не знаю. У меня и Димки исключено! Необходимо найти какое-то третье место… Только ты предупреди остальных…
    – Добро, будь спок, найдём и предупредим! – обнадёжил Петька. – Я тебе, братан, потом сам позвоню.
    Ждать – худшее из зол! И я, чтобы только отвлечься, решил пообедать. Продукты в холодильнике почти иссякли, полки замерзали полупустыми, пришлось, как всегда, начинать с магазина. Звонок от Петьки пришёл, когда я стоял у кассы и рассчитывался за покупки.
    – Всё. Мы договорились!.. – отрапортовал братан.
    Оказалось, единственным доступным нам помещением, был гараж Сергея, где мы могли расположиться вместе со старенькими его «Жигулями». Там для всего было место. Не размышляя, я сказал:
    – Хорошо!
    Время было выбрано опять позднее: около восьми, после заката.
    Гараж Сергея был одним из тех двоих, между которыми, при возвращении из четырнадцатого марта, позавчера меня напугала кошка.
    Когда я готовил на кухне, на новый номер позвонил Олег.
    – Это ты, Валера? Что случилось?
    Я немного был удивлён.
    – Тебе Фокин разве не звонил?
    – Нет! Мне только ты, получается, звонил. Что опять?
    Странно. Братан со всеми переговорил, но Олег был не в курсе. И я скинул информацию для одного Олега:
    – Я решил, что нам необходимо переговорить сегодня без Калашникова. Меня он уговаривал отдать часы Богданову. Надо нам всем определиться с кем мы…
    – Ну, и как думаешь, мы должны поступить? Я бы не стал доверять Богданову. Говорить-то он умеет… Но вряд ли лучше майора… К тому же он хочет чего-то и для себя! Новые исследования, новая область знаний… Лычки, звёздочки…
    – И ради этого будет готов на всё! – я кивнул в зеркале самому себе.
    Мы с Олегом думали об одном и том же. Юрий Маркелович казался намного лучше своего предшественника, но всё-таки был для нас не менее, а быть может и более опасен.
    С остальными, кто был в этом замешан, я постараюсь разобраться сам. Я не стал посвящать Олега в свои коварные планы на сегодняшний вечер. Кто знает чьи телефоны находятся под контролем… Сказал лишь, что сегодня мне понадобится его помощь.
    Олег, не задумываясь, ответил:
    – Без проблем!
    Теперь получалось, что кто-то из этих двоих, или Фокин, или Сергиенко поступают нечестно… Валить всё на одного братана я не хотел. И мне необходимо теперь было выяснить, кто же из них не тот, и что ему надо. Старый план уже не действовал. Теперь нужно было планировать не визит с беседой, а дефиле во времени, чтобы выяснить всё, избежав передачи часов в чужие руки.
    Наскоро перекусив, бросился в разработку нового плана. Теперь уже было не до предположений! Теперь всё решала неожиданность и тонкий расчёт. И какая-то порядочная доля везения. В этих условиях необходимо было довести свои шансы хотя бы до фифти-фифти. Иначе затравят, как дикого зверя! Я долго мудрил с часами. Всё получалось, вроде бы…
    Потом подготовил обманку и придумал, как незаметно пронести своего электронного дублёра мимо камеры на лестнице…
    К восьми я со своими делами уложился. Дал себе в горизонтальном положении отдохнуть минут десять, и опять посетил 14 марта, шесть часов вечера. На всё, про всё, у меня здесь было только пять минут. Я за это время, не торопясь излишне, надел куртку с почти оторванным рукавом. Переоделся потому, что рукава в этой куртке были попросторней. Вышел из квартиры, запер и пешком, без лифта, спустился во двор. Там, на входе, повстречался сосед с восьмого этажа. Мы, как обычно кивнули друг другу, и пошли каждый своим путём. Я обогнул дом и спрятался в зарослях ивняка. Отсюда было неплохо видно с тыла те гаражи. И кошачью щель между ними.
    Глубокий вдох, удар и возвращение.
    Когда вернулись звуки, я открыл глаза. Небо стало тёмным, ночным. Почти половина девятого. С той стороны гаражей, где ворота, горит яркий свет, слышны беспокойные разговоры и звук моторов… Дело Вяземского, не иначе… Оказалось, всё, что задумал, было правильно! Не надо было доверять братану.
    Надеясь, что всё уже, так или иначе, случилось, я перегнал часы через предплечье и зафиксировал сразу за локтем, там их никто искать не будет. Но вышло очень уж тесно, рука почти не сгибалась. Для работы с кнопками, почти оторванный рукав мне теперь помогал. Запустив часы в работу, я набрал без четверти восемь, то есть, примерно сорок пять минут назад, когда мы и договаривались встретиться, оставил на всё пять минут, снял защиту и щёлкнул сканер.
    Когда отсветилась ослепительным светом морозная круговерть, я снова увидел гаражи. Никакого света не наблюдалось. Какое-то затишье. Видать, все теперь ждали только меня. А я в течение этих пяти минут должен определиться, кому доверять, а кому – нет. Мне не хотелось верить, что оба так легко предадут.
    Поправил на левом запястье обманку, натянул на неё рукав и вышел из кустов. Сергей и Петька тихо беседовали стоя перед железными воротами, на которых были изображены три семёрки. Цифровой знак автомобильных везунчиков. Я подошёл и поприветствовал обоих. Сергей радостно потряс мою руку, а Петька, как-то смущённо хмыкнув, спросил:
    – Гляжу, рукав тебе кто-то порвал. Вёл боевые действия?
    Но я проигнорировал, для болтовни не было времени.
    – А где Олег?
    Этот вопрос я готовил заранее, в тех условиях естественный, но контрольный по своей сути.
    – Он сказал, что не сможет сегодня. – солгал Сергей.
    Я мысленно против него поставил галочку. А Петька удивлённо спросил:
    – Да?
    Как-то не слаженно вышло. Так что я, против Фокина галочку пока ставить не стал.
    – Тогда начнём без него. – надо было торопиться, время утекало безостановочно.
    И Сергей стал широко открывать ворота.
    – Зачем? – спросил я. Меня это не очень беспокоило, но спросить никто не запрещал.
    Я кивнул. В гараже было темно. Мы почти наощупь приблизились к ещё тёплому жигулёнку.
    А где-то снаружи, вероятно, уже пошла серьёзная работа. Но как я ни напрягал слух, в окрестностях стояла полная тишина. Все замерли, изготовившись к чему-то. То оживление, что было здесь перед прыжком, говорило о подготовке захвата.
    А как всё здорово сегодня начиналось! Казалось, ещё немного и настанет абсолютный консенсус. Мы вместе с федеральной службой будем делать одно общее дело, избавляя мир от грядущих несчастий! Но, не вышло.
    И обратного пути не было. Сейчас, залезая в машину, следовало думать уже о своей безопасности. Я лишь надеялся, что оставшееся время мне удастся водить их за нос, а через пятьдесят минут их активность спадёт, и ворота будут ещё открыты. Впрочем, я подозревал, что путь в межвременье пропустил бы меня и сквозь ворота. При переходе положение их в пространстве, было неопределённым.
    Мне, чтобы возвратиться, требовалось теперь оставшиеся минуты провести с пользой. Олег в машине, по договорённости с незакрытой пассажирской дверью, будет ждать меня на углу Правобережной и Королёва с половины девятого, до девяти. Я не хотел бы его подставлять, но выбора уже не было!
    В машине Сергея я устроился на заднем сиденье, и сказал:
    – Я вас надолго не задержу. Всего пара минут… У нас сегодня, как вы знаете, была встреча с полковником. Так-то парень он ничего. Даже Профессору понравился… Только всё та же песенка про патриотический долг… Ничего нового.
    Про нашу беседу я приврал, чтобы, не растягивая, оправдать несогласие с полковником.
    – А ты, братан, смотри-ка, с этим не согласен что ли? – задал вопрос Петька, который протиснулся в правую дверь и плюхнулся на сиденье рядом со мной, справа.
    Как я предполагал, он должен придерживать правую руку, чтобы я не дай бог, не коснулся сканера часов. Сергей сел передо мной, на привычном водительском месте, и на меня смотрел вполоборота. Это тоже было ожидаемо. Но всё равно, обидно. И я сделал вид, что на все их приготовления не обратил никакого внимания.
    – Я-то согласен. – как можно более добродушно ответил я. – Просто они в ФСБ не знают, чем хотят вооружить себя. Атомная бомба, по сравнению с этим, детская погремушка! Кроме меня им некому объяснить, а меня они не слышат…
    То, что произошло после этих слов, наверное, казалось моим вчерашним друзьям отчаянным геройством.
    Сергей, как бы забывшись, вставил в замок ключ и, будто случайно, моргнул дальним светом. А после повернулся на водительском кресле, как-то походя приложил кулаком по моему лицу и вцепился в левую руку. Тут же Фокин ожидаемо навалился на правую.
    Я не сопротивлялся, сидел расслабленным. Оба предатели! Не стоило вообще сюда соваться. А с улицы наконец-то послышался топот и в гараж стали вваливаться тёмные тени… Потом ворота открылись шире и свет снаружи ослепил. Вбежавшие тут же подменили моих бывших друзей. Которым я крикнул вдогонку:
    – Вам потом стыдно будет!..
    Сергей, захлопывая свою дверь, пробормотал что-то вроде: «Смотри, чтобы самому стыдно не стало».
    В свете фар с улицы появилась и знакомая неуклюжая фигура Профессора. Надо же, и он тут!
    Димка, на меня не глядя, подошёл и стал заниматься с моей левой рукой, которую держали двое. За фигурами я его не видел, но чувствовал знакомые пальчики на коже руки. Вот он засучивает мой рукав, вот начинает возиться с тряпками. В последнем слое я спрятал свои старые часы со сломанным браслетом, четыре больших металлических шайбы и донышко, вырезанное из пластиковой банки от сметаны. На ощупь через тряпки всё это напоминало «котлы». И когда всё это со звоном посыпалось на железный пол, Димка изрёк:
    – О, о!
    Что, вероятно, значило: «Как же так получилось?».
    Те двое, кто меня держал слева, тоже очевидно растерялись. Их хватка ослабла. Но знакомый голос из угла их одёрнул:
    – Руку не отпускать!
    – Добрый вечер, Иннокентий Семёнович! – я просто не смог удержаться от иронии.
    Что ответил Вяземский, я не услышал. Время прошло, надвинулась, подсвеченная красным тьма. Мои руки, растянутые в стороны, как у Христа, вдруг стали свободными, но перехватило дыхание.
    За эти четыре секунды, что длилось темновое возвращение, я вывалился из машины и кинулся к почти свободному выходу. Снующих теней здесь было предостаточно. За воротами гаража горели четыре красные фары. Я рвался прямо к ним, и от этих своих усилий почти заиндевел, морозный воздух обжигал лицо.
    У выхода на стенке висело большое, грязное зеркало. И я не смог удержаться, чтобы в полёте в него не взглянуть. Меня там не было! Правда, было тёмное облако в форме бегущего пригнувшись человека. Жутковатое зрелище!
    Когда переход прошёл, меня у самого выхода кинуло неудержимо вперёд и по глазам ударил слепящий свет. Тёмная фигура впереди возникла не во время, и я, не сумев остановиться или свернуть, налетел и сшиб. Останавливаться и разбираться, кто это был, у меня не было времени. Поднялась суета, шум, топот. Но я успел свернуть и броситься между гаражами. Кто-то ринулся за мной, но не рассчитав усилий, за моей спиной упал, создав затор. Я же всю дорогу среди обломков кирпичей мог пройти и с закрытыми глазами.
    Кричать «стой!» было поздно. Но всё равно кричали!
    Правда, добежать до угла Правобережной и Королёва мне не светило. Всё мог спасти только ещё один последний рывок. Продолжая бежать, не глядя, я стал набирать: «-300» и «100», наощупь снял защиту и остановился, не обращая внимания на настигающие звуки погони. Чья-то рука коснулась, но не успела, я прыгнул.
    Как только вновь наступила нормальная тихая ночь, я сорвался с места и побежал. У меня было всего полторы минуты… Машина Олега стояла у обочины с противоположной стороны Королёва, как мы и договаривались. Я, мимоходом, захлопнул переднюю дверь Бьюика, и запрыгнул в заднюю. Олег хотел завести мотор, но я, устраиваясь в лёжку на кожаных сидениях, торопливо предупредил:
    – Пока не скажу, с места не трогайся!
    Пояснить не успел, нахлынула очередная тьма…
    – Давай, проезжай быстро! – раздался совсем рядом незнакомый хриплый голос. Я быстро скатился с сиденья на пол. – Здесь сейчас преступников ловим! Как бы тебе не перепало!
    Я прошипел:
    – Поехали!
    И Олег послушно тронулся.
    Когда мы свернули на Островского, я через спинки перебрался на переднее кресло.
    – Куда теперь? – спросил Олег.
    – Ты знаешь, куда! – устало ответил я.
    И мы двинулись в сторону энской трассы. То, что нас там тоже ждут, я не ожидал. На выезде из города стоял непредусмотренный пост из нескольких сотрудников с машиной, которые никого не останавливали. Но сотрудники внимательно наблюдали за всеми выезжавшими из города. Это дело точно Вяземского!
    Мы свернули с трассы метров за триста до поста. И я сказал, что доберусь сам. Олег понимающе кивнул и достал из бардачка мою рабочую сумку.
    Чтобы не попадаться лишний раз на глаза, я почти километр брёл по нехоженым буеракам вблизи шоссе. Мало ли кто курсирует сейчас здесь по трассе. Впрочем, заметят меня или уже нет, было безразлично, остановить теперь всё равно никто не сможет.
    Поэтому я, махнув рукой на всё, вышел к дороге и спокойно перешёл на другую сторону, где уже начиналась, примыкавшая к ней, трасса газопровода. Можно было бы прямо здесь сделать своё «тёмное дело». Но это было бы на глазах проезжавших. Мне необходимо было место, в котором искать не станут. То есть, никто не должен даже угадать, где я прячу эту машину. Газопровод шёл за редким кустарником, легко прошиваемым фарами с шоссе. Пришлось искать дальше.
    Вскоре трасса, срезая поворот дороги, свернула в лес. Но по просеке она шла прямой линией, великолепно просматривавшейся с обоих концов. Это место тоже не годилось…
    Только к половине одиннадцатого удалось найти более-менее подходящую точку. Петляющая дорога здесь была за густым подлеском, и я, ни секунды не усомнившись, подошёл к первому попавшемуся на глаза бетонному постаменту и стал готовить оборудование. К тому времени начал накрапывать дождик.
    Самым тяжёлым было перетащить часы обратно через локоть …
    Когда я приготовил всё, пристегнул к трубе ожившие «котлы», осталось придумать время, когда здесь были не залитые бетоном ямы… Я почесал раненную макушку.
    – Ямы здесь были уже в конце февраля, а залили бетоном блоки семь дней назад… – раздался у меня за спиной голос.
   Я резко обернулся. Раньше мне почему-то казалось, что здесь никого нет. Мужчина в тёмном плаще, стоя, по-видимому, на коленях, сворачивал надувную палатку отвернувшись и не глядя на меня.
    – Кто вы такой?
    Незнакомец встал и повернулся, отряхивая колени.
    – Моё имя вам ничего не скажет.
    – И всё-таки!
    – Я – Пушкарёв, Арсен Родионович…
    – А звание? – я полагал, что имею дело с сотрудником Вяземского-Богданова.
    – Э-э… – замялся мужчина. – Я – профессор, заведую кафедрой релятивистской механики государственного университета города Санкт-Петербурга.
    Ответ был неожиданным и, в каком-то смысле, оригинальным.
    – Я не знал, что там есть такая кафедра! – усмехнулся я этому бреду.
    – Кафедры ещё нет. – спокойно среагировал на мой выпад незнакомец. – Её создадут только в две тысячи сорок третьем году…
    Такого отпетого вранья я не ожидал. Хоть позаботился бы о правдоподобии…
    – А что вы здесь делаете?
    – Вас жду, Валерий Евгеньевич. – вот этот ответ был избыточно честным.
    – И давно?.. – я спрашивал словно робот. И вопросы были пустыми.
    – Четвёртая неделя пошла… Я здесь с конца февраля…
    Я даже не задумался об услышанном.
    – Зачем я вам нужен?..
   И тут произошло событие, как бы подтвердившее подозрения. Из-за поворота по трассе вынырнул грузовик с мощным дальним светом и лес оказался прорезан его световыми скальпелями. Я, за мгновение, разглядел внешность своего собеседника.
    Это был тот, кто ехал со мной в автобусе позавчера, и кивнул, как старому знакомому, из-за спины Лики. Длинный плащ, странно-приветливое лицо с короткой бородкой и чёрными седоватыми усами. Только шпионских очков не было.
    – Вы за мной следите! Только не врать! – я был взбешён.
    – Да, я, как мог, следил за вами все эти дни… – мой собеседник оставался спокоен. – Мне надо было спросить… Но подойти к вам я не решался…
    – В автобусе однажды мы сидели рядом… – напомнил я.
    – Я и сейчас боюсь решиться…
    Как я ни уговаривал себя, что это всё штучки Вяземского, попытки перехватить часы, в это всё меньше верилось. Как бы поначалу это ни выглядело, если мужчина и был актёром, то это был гениальный актёр, всё что он говорил складывалось, как кубик к кубику в непротиворечивую конструкцию.
    К тому же моими часами, сейчас на руку не надетыми, завладеть можно было без усилий. Но он не делал попыток…
    Правда, меня не покидало одно маленькое несоответствие…
    – И как же вы меня в городе находили?
    – А вот! – сказал Арсен Родионович и извлёк из кармана какую-то прямоугольную пластинку с закруглёнными краями, похожую на тоненький, словно игральная карта, смарт. Экран пластинки разноцветно засветился.
    Некоторое время я не решался подойти чтобы взглянуть. Но здравый смысл и любопытство пересилили.
    Словно снимок с воздуха показывал в цвете карту окружающего пространства. Вот петляет светлая полоса шоссе со скользящими тёмными транспортными точками. Вот, у водохранилища, зелёный лесок, посреди которого мигают рядом две красные звёздочки…
    – Что это?
    – Звёзды – это мы с вами в лесу… Точнее, это работают два взведённых джампера. Ведь вы свой уже запустили?..
    – Джамперы? – не понял я.
    Слово не было новым, так назывались хитрые пружинные ходули. Но сейчас имелось в виду нечто другое. Английское «джамп» переводится «прыгать», значит джампер – прыгатель? И это, без сомнения, отражает пошаговую суть перемещений во времени.
    На экране было две звезды.
    – Так вы, значит, тоже?..
    Я только сейчас обратил внимание, как на его руке из-под рукава плаща растекаются сиреневые блики. Там была машина времени! Выходило, что он такой же Путешественник. И для него наш нынешний момент – прошлое, табло светится, как и у меня во время нахождения в прошлом.
    Откуда?.. Зачем?.. Почему сейчас?.. Чуть не сотни вопросов вспыхнули одновременно. Трудно было представить, что человек решил в прошлом прогуляться, отдохнуть и случайно наткнулся на меня.
    Чем именно это время привлекло его? Хотя, понятно, чем! Первые сведения в Интернете о путешествиях появились в этом году. Всё из-за той глупости.
    – Сколько у вас ещё? – задал я совершенно взвешенный вопрос.
    Арсен Родионович взглянул на цифры:
    – У меня где-то пятнадцать минут…
    – Так о чём вы хотели спросить?
    – Откуда у вас джампер? – быстро выдал он.
    Мысли понеслись неудержимо. Спрашивает про часы, может быть он и есть тот самый настоящий отец пропавшего мальчика. В один момент утративший и сына, и удивительную машинку.
    – Витя ваш сын?
    – Где он? – Арсен Родионович даже сделал шаг ко мне.
    – Его два года уже нет… Тогда Витю закинуло в 1970-й… Но у него осталась дочка, Анжелика Викторовна Егорова. Ей шестнадцать…
    – Егорова? –удивился он. – Витя изменил фамилию?
    – Его усыновил ещё мой дед…

    Арсен Родионович нацепил свои очки в тонкой оправке и стал собираться.
    Когда он проверил всё в своём хозяйстве, вдруг спохватился и стал торопливо объяснять:
    – Я эту точку нашёл по навигатору. А перед тем видел картинку этого места. После взрыва здесь будет глубокая воронка, примерно метров семи. И всё, почти до самого шоссе, просто сдует. Поэтому поставь не менее пяти минут до возвращения и беги! О водителях не беспокойся, никто не погиб…
    Я об этом и не беспокоился ещё, просто подумал, что зря так близко к дороге расположился. Но искать иное место времени не было. Мысль о взрыве была не сильно новой. Об этом я уже спорил с Профессором.
    Под конец, когда время уже окончательно поджимало, мой собеседник сказал:
    – Знаешь, что? Возьми!..
    Я, ещё не осознавая, что мне дают, протянул руку, и в неё легла эта лёгкая гибкая пластинка, на которой среди зелёных узоров продолжали сиять две звёздочки.
    По-видимому в тот момент, когда пальцы разжались, Арсен Родионович исчез. Я осознал его отсутствие не сразу. Какое-то время стоял и рассматривал пластинку на ладони. И удивлялся, почему Пушкарёв замолчал и куда, в конце концов, исчезла звёздочка.
    А реальный лес шумел от крепчавшего дождя. Разорванный рукав стал пропускать влагу. По шоссе продолжали изредка пролетать машины, вспарывая фарами сияющий искрами воздух. С Арсеном Родионовичем я даже не успел попрощаться.
    Некрасиво получилось! И всё-таки взрыв… Прав был Димка. А я хотел стоять и смотреть, что будет при возвращения дублёра, чтобы определить, смогут ли его найти. Почему взрыв?
    Не верить Пушкарёву было и глупо, и опасно. Поэтому я выставил до возвращения триста секунд, как сказал ушедший, а время назначения опять 14.03.2018, ноль-ноль, ноль-ноль. Как раз перед тем, как в яму должны были заливать бетон.
    Что именно этим я спасаю, я уже не понимал. Был уверен, так надо, здесь и сейчас. И всё лишь потому, что это случилось в приближающемся будущем.
    Холодный дождь усиливался, я промокал до нитки. Торопливо установил дублёра с часами на самый верх сваи, между торчащих из бетона загнутых железных пальцев. Чтобы вышло всё правильно, проверил значения, сунул под часы указательный палец и надавил на сканер.
    Пару секунд часы так и продолжали лежать на мокром бетоне, и вдруг мой палец получил ощутимый электрический удар и я отдёрнул руку уже от пустого места.
    Вот так с «котлами» нежно распрощался! Не будет больше прыжков во времени, встреч с двойниками и прочих чудесных событий. Повернулся, подхватил с земли сумку и побежал.
    Шлёпая по грязи, я кое-как добрался до шоссе, поднялся на насыпь и, скользя по промокшей кромке и рванул к городу, на ходу продолжая рассуждать.
    Значит Пушкарёв в этом месте остановился и ждал меня! Место и время взрыва ему были известны. И он знал, что именно здесь взорвались его часы… Он надеялся встретить и спасти сына, но реально спас меня.
    Асфальт был мокрым и лужи разливались всё шире. Я бежал и не оглядывался… А через триста метров, когда усталость начала брать своё, я вдруг увидел автобус. Он шёл из города, переваливая через недалёкий пригорок и его фары, описав в воздухе сияющую дугу, ударили по глазам. Часов у меня теперь не было, но по ощущениям, времени почти не осталось и автобус окажется на линии огня как раз к исходу пятой минуты. Спасётся ли при взрыве водитель, теперь было не важно, там были пассажиры!
    Я вышел на промытую среднюю полосу и двинулся навстречу автобусу. Чтобы у водителя не было желания объехать, я двигался навстречу по центру его полосы. Автобус по-прежнему ехал, не снижая скорости, и расстояние быстро сокращалось.
    Тогда я остановился и поднял обе руки. Такой знак объехать было невозможно! В конце концов, моя жизнь – это только моя жизнь, а у этих в автобусе были семьи, друзья… Тормоза завизжали метров за сто до меня. Тяжёлый автобус останавливался медленно и приближался неуклонно.
    Когда он, качнувшись, встал, не долетев пары метров, я облегчённо выдохнул. Но продолжал стоять с поднятыми руками. Ведь время, по расчётам, вышло. И сейчас должен прозвучать взрыв…
    – Эй, чучело! Больше стоять негде что ли? – крикнул кто-то, высунувшись из открывшейся передней двери.
    И тут полыхнуло. Это было много ярче, чем при прыжках в прошлое. Я зажмурился, а за спиной раздался оглушительный удар, от которого вздрогнула земля, зазвенели и посыпались стёкла в автобусе. Меня толкнуло в спину так, что я отлетел к автобусу, из которого послышались крики. Всё стихло моментально. Я открыл глаза и оглянулся.
    Это было сказочно! В звенящей тишине над дорогой плавно летели ярко пылающие фрагменты, недавно бывшие лесом: куски коры, ветки, стволы и корни… Огонь был везде.
    И как при салюте, через сияние к нам приближался большой тяжёлый и неповоротливый большегруз. Он ехал и не тормозил. Первую секунду я думал, что кабина пустая. Фура, съехав со своей полосы, двигалась прямо на автобус. От столкновения нас отделяло не больше двух десятков секунд.
    Разглядеть водителя за посечёнными стёклами было трудно, но он там был. Видимо водитель после взрыва ничего не видел и не слышал.
    Я и ещё кто-то из автобуса, бросились ему навстречу. Но водитель, видимо, очнулся сам и резко затормозил. Мы добежали и помогли выбраться из кабины.
    Раскиданное взрывом, под дождём потухло и рассыпалось по дороге чёрными дымящимися кусками, от которых поднимался пар.
    И посреди этого беспорядка какая-то дама в белой куртке с меховым воротником, выбежавшая из автобуса, ходила, не обращая внимания на сильный дождь, и что-то в истерике кричала в телефон. Только после того хлопка я ничего не слышал. Ватная тишина опустилась на мир.
    Вовремя вспомнил, что мне тоже необходимо сделать звонок.
    Едва слышным голосом Юрий Маркелович откликнулся почти сразу:
    Послышалось что-то вроде: «С кем имею честь?». Но это было неважно!
    Я прокричал:
    – Юрий Маркелович, это Евграфов! Хочу обрадовать, только что я ликвидировал машину времени. – не таясь больше, осчастливил я его. – Это… примерно пятнадцатый километр по трассе на Энск. Неплохо будет и неотложку сюда. Под взрыв попал автобус с пассажирами и грузовик.
    Что он мне ответил, я уже не разобрал и выключил связь.
    В автобусе, кроме почти ослепшего водителя, пострадали трое. В основном, от осколков и яркой вспышки. Самое серьёзное ранение было у пожилой женщины. Мелкими осколками ей посекло лицо, а на руке падающим большим стеклом отрубило два пальца. Вероятно, к счастью, на левой руке.
    Она рыдала, когда мы с её соседом туго перетягивали руку бинтом. Водитель, сам окровавленный, нашёл у пассажиров пакет, сунул туда кровоточащие пальцы пассажирки и дунул на них из углекислотного огнетушителя. Пакет от этого изнутри заполнился туманом а снаружи покрылся инеем.
    Первая неотложка появилась через пятнадцать минут и сразу увезла пассажирку. Сразу после этого появились Вяземский и Богданов. И за ними целая бригада в чёрной форме. Человек семь, наверное. У них с собой были сапёрные лопатки. К тому моменту мой слух немного восстановился. И мы все двинулись к эпицентру.
    – Осторожно! – подходя к краю дороги, за которым начиналась уже воронка, прокричал я. – Возможна радиация.
    И все, будто я им скомандовал, остановились только начав спускаться с шоссе. Даже Вяземский. Он едва сумел не упасть, когда поплыла глина под подошвами.
    А воронка, действительно, оказалась чудовищной! Глубиной, как минимум, в десять метров. Даже с высоты дороги, дно из-за края кратера увидеть было невозможно! И на обочке под асфальтом вспучилась земля.
    Что-то, тронув меня за плечо, сказал Богданов. Я не расслышал и приподнял шапку над ухом.
    – Чем вы их так взорвали? – по губам понял я.
    – Ничем! – ответил я. – Отправил на семь дней в прошлое, пока в яме не было бетона…
    – Взорвалось что? – глядя мне в глаза, повторил полковник. Мне так показалось, хотя губы шевелились не совсем согласованно. Но в глазах у него стоял вопрос.
    То ли от волнения, то ли ещё отчего, Богданов вдруг потерял свою обычную сообразительность.
    – Часы вернулись внутри бетона на глубине полутора метров. Я думаю, что найти что-либо после этого вряд ли удастся… До атомов разлетелось… Оттого и радиация здесь должна быть…
    – То есть, в них был ядерный источник, и он взорвался?.. – прокричал в самое ухо Богданов.
    Уже это я разобрал на слух, и полковника не узнал. Его вопросы были какими-то детскими. Но отвечать на детский вопрос пришлось, и я кивнул.
    Богданов что-то скомандовал. И все поднялись на дорогу. Последним выбрался Вяземский. Очень уж ему хотелось меня за что-то поймать. Но руки уже были коротки.
    Потом ждали сотрудников МЧС. Опровергая Профессора, спасатели привезли радиометр. Он был не такой крутой, как у Димки, но через пятнадцать минут они очертили опасную зону до самой трассы. Сама дорога была почти безопасной. Камни и небольшие фрагменты оплавленной железобетонной арматуры, раскиданные на большом расстоянии вокруг, скрупулёзно собирались и сбрасывались в воронку. А саму воронку вокруг обтянули лентой и выставили какие-то новые знаки опасности с черепом на красном фоне с треугольной траурной каймой.
    За это время всех пассажиров из автобуса увезли, сам автобус, на прицепе и в сопровождении Госавтоинспекции вернулся в город. А водитель грузовика отказался от госпитализации и, перебинтованный, сам повёл свою помятую и без стёкол колымагу в город. Зрение к нему, как видно, вернулось.
    И к двум часам остановленное движение возобновилось. Сотрудники МЧС и ФСБ, закончив дела, стали собираться, Вяземский заявил, что повезёт меня только как арестованного, он умел быть милым! И я ему ответил:
    – Ну, я тогда пешком! Мне не привыкать. – хотя мне уже давно мечталось о сухой и тёплой домашней обстановке.
    Богданов сказал:
    – Это шутка! Садись, подвезём!
    И я сел к ним в машину сзади. Почти всю дорогу мы молчали. А когда, перед самым городом лес кончился, позвонил Олег.
    – Как у тебя дела? Всё получилось?
    Я сказал:
    – Да! Спасибо, что спросил. Меня Богданов с Вяземским везут арестовывать.
    Вяземский за рулём выругался, а Богданов закатил глаза от смеха.
    – Как они там оказались? – удивился Олег.
    Богданов, который это услышал, тотчас отрицательно помотал головой. И я сказал:
    – Совпало, просто! Да ты не беспокойся, это я шучу. Через полчаса буду дома. Завтра позвоню как прошло.
    И отключил связь. А когда укладывал китайский смарт обратно в карман куртки, в руку попал детектор Арсена Родионовича. Я о нём за последние два часа ни разу не вспомнил. Достал из кармана, и тот самостоятельно засветился.
    – Что это? – обернулся ко мне Богданов.
    – Подарок! – сказал я. – Кстати, очень интересная штучка из будущего! Определяет близлежащие взведённые джамперы. То есть, запущенные в работу машины времени. Они высвечиваются красными звёздочками. Два часа назад их было две, теперь, ни одной. Но теперь мы знаем, что они могут иногда появляться!.. Сказать вам, что я собираюсь со своим подарком сделать?..
    – Только попробуй! – угрожающе из-за руля сказал Вяземский.
    Я такой реакции рассмеялся. У меня уже не было желания всё разрушать. А детектор ещё ничего плохого не сделал.
    – Попробую, Иннокентий Семёнович! И даже прямо сейчас! – машина даже вильнула. – Юрий Маркелович, примите за ваше активное участие мой скромный дар! Мне он ни к чему.
    Я протянул ему детектор. И Богданов взял чуть дрогнувшими пальцами.
    – Царский подарок! Даже не знаю, чем смогу отплатить?
    – Я знаю, просто забудьте обо мне, отвезите только домой и сразу забудьте! И камеру ещё, Иннокентий Семёнович, потрудитесь со входа снять. Мне уже перед соседями неудобно.

    Про взрыв на трассе строящегося газопровода на следующий день в новостях сказали, что взорвалась авиабомба времён войны, там, якобы, был какой-то склад. И тех знаков с черепом больше там не было…
    Кто-то из пассажиров решил снять одинокую фигуру, останавливающую рейсовый автобус и запечатлел момент взрыва. Чёрная тень человека с вытянутыми руками и ослепительная вспышка у него за спиной. Этот яркий снимок быстро разлетелся по сети с подписью: Ангел-хранитель. Но автор ошибся, на снимке был виновник!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
МЕРЦАЮЩАЯ ЗВЁЗДНАЯ ПЫЛЬ

Глава 1. Свобода

    Всё, что случилось, было дурным сном с только лишь возможными скверными перспективами. Вчера я положил конец своей борьбе на этом поле, больше от меня ничего не зависело!
    И сейчас я ощутил свободу. Всё, что морально наседало, легко скатилось и отошло на задний план. Меня не сковывали придуманные для себя обязанности и ограничения. И сейчас моя свобода была желанна! Как глоток свежего воздуха в насмерть отравленной атмосфере последних дней.
    Ночью Вяземский довёз меня до дома, я в три лёг, а в шесть мне уже звонил отец. Он, правда, накануне предупреждал об этом, но я тогда не был готов воспринимать жизнь такой, какая она у нормальных людей. Меня волновали проблемы более высокого порядка и к его предложению не отнёсся серьёзно. К тому же, засыпая вчера после тяжёлого дня я думал что остались в моём распоряжении целых два дня отпуска. Куда было спешить, о чём думать, что помнить?
    – Ты всё ещё спишь? – удивился батя – Я стою уже у твоего подъезда!
    Я совсем забыл, что на мой корейский телефон настроены не только вчерашние антагонисты и их последователи, но и все мои ближние родственники, и не заряжал его со вчерашнего утра. Поэтому удивился, когда тот зазвенел.
    Я оделся, подключил Самсунг к адаптеру, сунул в карман китайский смарт, паспорт, водительское удостоверение и ключи. Подхватил, пролетая мимо, куртку Виктора Александровича, ставшую мне уже почти родной и пулей скатился по лестнице.
    Нам с отцом предстоял долгий визит на «родину», к могилкам предков. Папа уже года три планировал это сделать. Покрасить там всё, подровнять, помыть и подкопать… И тут такое удачное стечение обстоятельств: начало отпуска у него и конец – у меня.
    Сто шестьдесят километров только до деревни Раскольниково, и ещё, самое трудное, километров пять по существующей лишь теоретически дороге, но практическому бездорожью, в которое в это время должна превращаться нехоженая стезя до давно уже не существующей деревни Шубинки. Там теперь навечно остались все наши праотцы.
    Батя посадил меня за руль, сам пристегнулся сзади.
    – Разбуди, когда подъезжать будешь. – пробормотал, закрывая глаза, и затих.
    И мы тронулись. Дорогу, по крайней мере, до Раскольникова, я знал хорошо. Лёгкую половину пути до самой развилки на энской трассе мы пролетели за час без малого. Дальше за развилкой дорога была не такой прилизанной. И, чтобы не разбудить отца, я снизил скорость. И оставшиеся пятьдесят километров мы тащились ещё полтора часа.
    Так, что приехали мы в деревню только в половине десятого. И ещё после получасового ёрзанья добрались наконец до моста, за которым уже и было кладбище – цель вояжа. Отец проснулся сам, когда я пытался проскочить очередную лужу.
    Мост через речушку уже давно был только пешеходным и лет десять, как нуждался в капитальном ремонте. Поэтому Приус, загнав в кусты, я оставил у тропы, и мы отправились через мост со всеми сумками.
    Здесь я уже бывал дважды. В прошлый раз мы втроём с мамой были здесь летом 2014 года. Но из-за безостановочно ливших дождей почти ничего сделать не смогли. Поправили с отцом только крест деду Сильвестру Павловичу Евграфову, подлатали скамейку перед могилой у прадеда Павла Демидовича Евграфова, которого все в нашей семье почему-то звали дед Катай, да прикрутили на памятник дедовой матери Фаине Онисимовне Егоровой специально заказанный в мастерской металлический портрет с послевоенной её фотографии.
    Мы оказались не единственными, кто был здесь. На взгорке, где кладбище, трудилась какая-то женщина. Она прибиралась между беспорядочно расположенными могилками, убирая прошлогодние ветки и листья. Женщина, когда мы подошли, разговорилась с отцом. Оказалось, у них было много общего. Елена Трофимовна, как её звали, знала наших дедов и в детстве даже играла с отцом, когда он однажды приезжал в Шубинку.
    – Редко приезжаете! – посетовала она. – Да, сюда мало кто ходит. А я каждый год по нескольку раз. Прибираюсь, чтобы не заросло. И только три раза за это время других видела. Боюсь, меня не будет – некому будет за порядком следить.
    И мы с отцом тоже принялись «следить за порядком». Пока я пропалывал, подравнивал и выравнивал покосившиеся от времени кресты батя их протирал и подкрашивал надписи. Работа не сложная, но делать надо.
    Более-менее освободились мы только к половине первого. Солнце стояло в зените и потеплело. Я снял куртку дяди Вити и положил на скамейку у последнего места жительства деда Катая, прибрал скошенный мусор, отнёс и закопал его у берега речушки.
    И мы, с гордостью оглядывая содеянное, сели на скамейку позавтракать. Мама приготовила целый пир, хватило бы на взвод пехотинцев. Поэтому мы пригласили и Елену Трофимовну, которая тоже к этому времени управилась и сказала, что уходит. Но батя сказал, что подвезёт до Раскольникова. И она осталась, устроившись на пеньке.
    – Ты выглядишь неважно. – сказал мне отец. – Устал отдыхать?
    Это был шанс рассказать о приключениях. И я начал:
    – Помнишь, батя, я спрашивал тебя про часы дяди Вити?.. Так вот, они оказались машиной времени…
    Елена Трофимовна, слышавшая наш разговор, почему-то рассмеялась. А отец спросил:
    – Ты имеешь в виду, что они очень точные?
    – Нет, я имею в виду машину перемещений во времени…
    Елена Трофимовна, как-то поняв, что смех будет неуместен, смеяться не стала, но начала смотреть на меня с каким-то непонятным сочувствием. А отец сосредоточился найти, что можно ответить на такое психическое заявление. Он всегда к своим словам относился со всей серьёзностью. Должность чиновника по связям с общественностью вынуждала.
    – Как у Уэллса? – наконец нашёлся он.
    – Настоящая. – возразил я. – только работающая назад и обратно…
    Отца «назад и обратно», добило окончательно. Он полагал, никаких машин времени нет и никогда не было. Это ясно читалось на его лице.
    – Ну, ты даёшь! – сказал папа, покачав головой.
    Я понял, что моя идея познакомить сейчас отца со своими проблемами была безнадёжно глупой, и провалилась! Наш завтрак на свежем воздухе проходил после этого в полной тишине.
    Закончив пировать, мы собрались, перенесли за мосток пожитки и сели, готовясь двинуться в обратный путь. Батя, на этот раз, занял место водителя, а я пристегнулся рядом. Елена Трофимовна устроилась вместе со своими граблями на пассажирском месте сзади. И все двадцать минут пути мы молчали. Но, когда в Раскольникове попутчица вышла, батя неожиданно спросил:
    – Так что там с машиной времени?
    – Тебе же не интересно. – съехидничал я.
    – Ты считаешь, что я безразлично отношусь к твоим словам?
    Я не ответил, это было и так ясно. Хорошо уже, что он не забыл мои слова. Но отца, видимо, заело то, что я перестал говорить. И он стал время от времени задавать наводящие вопросы.
    С чего я решил, что те часы – это машина времени? Может быть это как-то связано с новейшими научными идеями, которыми он пока не интересовался? Или это кто-то сказал, что часы могут быть машиной времени… Наконец, далеко за развилкой, когда мы уже доехали до Лебяжинского водохранилища, я не выдержал:
    – Можешь мне не верить, но я за две недели своего отпуска нагулялся в прошлом до отвала. И с братом твоим Витей встречался. Правда, у нас не было и получаса, чтобы нормально поговорить… Я ему даже не успел сказать, когда и от чего он умрёт. Но он мне потом прислал записку на трёх листах. Ты знаешь, что он родился не в 1963 году, а много-много позже. Может быть, его родителей даже ещё нет…
    – Постой, погоди! – батя вырулил на обочину и остановился. – Я ничего не понял. Ты его видел живым?
    – Я хочу сказать, что говорил с ним… четырнадцатого марта этого года. Но на календаре тогда было двадцать четвёртое сентября две тысячи одиннадцатого… То есть около шести с половиной лет назад.
    Я на миг поставил себя на место отца и понял, что без специального и длительного объяснения, он всё равно ничего не поймёт. И затосковал. То, что мне и моим друзьям было понятно без объяснений, здесь нуждалось в детальном растолковывании. Впрочем, мы, в отличии от отца, видели машину времени в действии. И всё воспринималось без объяснений.
    Теперь с пустыми руками, объясняй-не-объясняй, никто, даже мой отец мне не поверит, и будет считать меня трепачом.
    – То есть, ты был у него в прошлом? – выдал папа.
    Я собственным ушам не поверил! И смотрел на него глупыми-преглупыми глазами. Я, как ни старался, объяснял всё очень туманно. Как он меня сумел понять?
    – Ну, да… конечно… – не батя стал старым, а я сам поглупел.
    – А ты мне покажешь, что он тебе написал?
    Я тут же достал китайский смарт, нашёл снимки второго дядиного послания, которое я когда-то с большим риском вырвал из рук федералов, и протянул ему. Пока отец читал, я наблюдал за его лицом. И понял, что он и верит, и не хочет верить. То сомнение промелькивало на лице, то восхищение и радость. Наверное, оттого, что он узнавал в написанном руку и слог своего брата.
    Закончив, батя какое-то время молчал. А я сидел и ждал, что он скажет.
    – Мне не всё понятно… – наконец сказал он. – Почему, например, мне, да и родителям, он ничего об этом не говорил… Мы же, вроде, не чужие. И часы… Почему Виктор не называет это устройство понятно? Сказал бы: «машина времени»… У меня создалось ощущение какой-то недосказанности. Или, хуже того, дезинформации.
    Пришлось объяснять:
    – Он относился к этому устройству очень нежно, и не любил, по отношению к часам, слова «машина». – это была сущая правда. – Он написал об этом в первом письме и потом повторил при встрече осенью одиннадцатого…
    – А было ещё письмо? – тут же спросил отец. – Когда?
    – То первое письмо мне принесла Лика… Анжелика Викторовна, твоя племянница. Только я тебе сейчас его показать не смогу. Дома лежит…
    – Ну, а часы эти где у тебя? – задал неудобный вопрос батя.
    Я вздохнул. Как показать часы, которых уже нет в природе. Остался только их след…
    – Поехали дальше, по дороге увидим. – отец удивлённо посмотрел на меня, но всё же мы тронулись. За водохранилищем нам оставалось проехать ещё километра четыре до места, где всё произошло. И через пять минут мы подъезжали к точке взрыва.
    – Вот здесь они!
    Я показал на чудовищную воронку посреди раскиданного взрывом леса. Сейчас всё гляделось более страшно. Срезанные макушки деревьев, пугающая, двухметровой высоты насыпь на краю воронки, где вчера от ударной нагрузки вздыбилась земля.
    Отец выехал на обочину и остановился.
    – Вот это да! Как сюда часы-то твои попали? – воскликнул он.
    – Долго будет рассказывать… Хотя, в общем-то, я сам их сюда положил…
    – Тут с тонну, наверное, где-то лежало тротила! – охнул батя. – Вон какая глубокая яма! Взрывчатка-то в этом месте откуда? Или был военный склад?
    Я ответить не успел. В боковое стекло постучали. Мы с отцом одновременно повернули головы. Гаишник в тёплой куртке, прикрытой каким-то серебристым дождевиком, взмахнул рукой у фуражки.
    – Не стойте здесь, проезжайте! – сказал он, когда батя опустил стекло. – В грунте образовались пустоты, можно провалиться.
    И отец послушно тронулся.
    – Это дезинформация! Врёт про пустоты. – уверенно заявил я, когда мы уже порядком отъехали. – Там нельзя стоять из-за радиации… Ты видел плащ у сотрудника ГАИ.
    Батя притормозил и оглянулся, гаишник больше не стоял на том месте, он торопливо шёл к своему автомобилю, стоящему метрах в ста у первых, оставшихся целыми, кустов. И на плечах его трепыхалась серебристая накидка. Отец выглядел удивлённым. Что такое радиация и как от неё спасаться, он отлично знал. Но всё-таки спросил:
    – Ты серьёзно?
    – Часы при работе немного излучали. – честно сказал я. – Поэтому эмчеэсники сегодня ночью эту воронку вокруг всю измерили и огородили. И около часа собирали в окрестностях радиоактивные осколки.
    – Часы? Как они могли излучать? – отец всё-таки продолжал оставаться скептиком.
    – Это не столько часы, сколько машина времени! – я уже не помнил, сколько раз сказал бате об этом. – У твоего брата, отец, рак был на почве пятидесяти лет ношения с собой этих часов.
    Мы окончательно остановились на обочине. Батя заглушил двигатель и повернулся ко мне.
    – Я опять не понимаю… Ты хочешь сказать, что оставил, где взрыв, Витькины часы? Но, зачем? И, что взорвалось? – он стал прямо, как тот полковник. – Ты хотел так от радиации себя спасти?..
    Вопрос поверг меня в паническое настроение, я понял, что это абсолютная безнадёга, но всё же, вздохнув, начал рассказ. А отец всё время теперь стал задавать вопросы, которые больше не казались глупыми. Его порой интересовали неожиданные вещи, интересовало всё, что случилось и, что могло только случиться, как я намеревался использовать машину времени, сколько людей знают о ней. Разговор затянулся надолго.
    При рассказе я ещё надеялся, что удастся не упоминать федеральную службу, но это с моим отцом не пролезало. Он сам сказал, что «этим должна заниматься служба Бортникова, когда я упомянул про то, что грабители потребовали отдать «часы». Да, мне пришлось рассказать всё.
    Отец, услышав про моё решение, в пику ФСБ, ликвидировать удивительное творение рук человеческих, покачал головой:
    – Ну и что хорошего?.. Ведь всё равно, рано или поздно кто-то это создаст! Лучше, может, чтобы это всё сразу разрешилось. Тем более, что я не вижу в чём опасность сходить, узнать про прошлое… Мне вот всегда хотелось узнать, как там на самом деле было…
    Я снова вздохнул. Сколько ещё будет мне встречаться сомневающихся в опасности путешествий во времени.
    – Это, батя, не просто путешествия и прогулки. И не только способ узнать подробности. Это способ всё изменить… И, большей частью, в худшую сторону… Например, я хочу быть богатым и властным. Чтобы этого добиться, отправляюсь и меняю что-то в прошлом, и, возвращаясь обратно, вижу мир уже изменившимся. Я неожиданно богат и влиятелен…
    – Так, возможно, это хорошо! – уже немного неуверенно ответил отец.
    – Нет. – отрезал я. – Кое-кому от этого будет явно плохо. Потому что это невозможно сделать без насилия. И меня никто при этом не сможет остановить и контролировать.
    – Даже ФСБ? – спросил батя.
    – Да, даже они. Это невозможно ни предугадать, ни предотвратить! Полнейшая бесконтрольность!
    – Но, когда и у них будет такая машина, всё изменится… Правда?
    – Ничего не изменится. Неизвестных станет больше. А вся борьба будет сводиться к контролю средств перемещения в узеньком промежутке между настоящим и ближайшим прошлым. Машина времени устройство может и сложное, но со временем, как и всё, выйдет на конвейер. И каждый заинтересованный сможет приобрести и использовать. И как предугадать результат действий этих людей, кто, когда и зачем? Поди, разберись, когда все… ну не все, конечно… – вспомнил Арсена Родионовича Пушкарёва и подумал о себе.
    – Вот видишь! – батя обрадовался. – Так, что, я думаю, ты погорячился.
    – Я дал шанс не подстёгивать естественные процессы. Прошедшая история должна быть такой, какой она была на самом деле… – отец выказывал сомнение. – Ладно, считай как хочешь!
    Мне не хотелось портить отцу настроение, ввязываясь в бесконечный спор и ставя его в известность про газовую атаку, сломанную и потом восстановленную дверь. Про странный подкуп моих друзей. Короче, про все беззаконные деяния майора Вяземского, поднявшего весь мир против Валерки.
    Батя мне сыпал соль на больное место. Тем более, что я сам начал сомневаться в правильности своего решения об уничтожении. Ещё надеялся отыскать в прошлом какую-то лазейку, вариант, позволивший бы обойтись без взрыва и ликвидации этой великой машины.
    Но все без исключения варианты заканчивались «котлами» в руках неправильных людей. И одно, несомненно, было хорошо, что к этому вернуться никто уже не сможет в обозримом грядущем. И про мои сомнения надо теперь забыть.
    Отец сказал:
    – Я подумаю над твоими словами.
    – Всё равно, батя, уже ничего нельзя изменить. Что должно было, всё случилось. Я вернуть ничего не сумею. У черепахи Тортиллы был всего один золотой ключик!
    Батя усмехнулся, что было, безусловно, прогрессом, но дальше, до самого дома, мы, всё равно, ехали молча. Там, дома, я вынес и отдал ему ту записку, которую мне принесла в своё время Лика. Это было всего десять длинных-предлинных дней назад.
    Я не жалел о том, что рассказал. Чем больше людей будет знать, тем лучше. И уж мои родные должны быть в курсе… Вспоминая банду грабителей, я просто желал, чтобы знали все!
    Батя кивнул и уехал, и я остался один. Лика, что удивительно, с утра не звонила. Обычно, по дороге в школу, она напоминала о себе. И я считал этот день удачным. На всякий случай, посмотрел заряжавшийся Самсунг. Звонков не было!
    Это, вероятно, повод расстроиться, но я такого себе не позволил. У Лики возможных причин не звонить было множество: забыла, оставила дома телефон, опаздывала в школу, кончился заряд, сбой в сотовой сети. В конце концов просто устала от меня…
    Когда я вспомнил про усталость, тотчас, не расстилая, устроился на своей постели и, вместо лёгкого отдыха, забылся глубоким сном.
    И мне в этот раз снилось, что где-то в лесу топаю по пустынной дороге. Где я, в каком месте, не знаю. Хочу вернуться и не знаю, куда: двигаться прямо, или повернуть назад?.. А потом увидел фары и обрадовался. А фары всё ближе. И я начинаю понимать, что меня не видят. Кричу, машу руками… А в момент, когда фары со мной поравнялись, всё вспыхнуло в полной тишине… и я проснулся!
    Первую минуту переживал, что меня не заметили и бросили одного в каком-то безлюдном месте. Но после сообразил, что это сон. И здесь наверняка было что-то от вчерашнего. Лес, шоссе, и приближающийся автобус с пассажирами… Просто такой сон!
    Встал и добрёл до своих тикающих часов, висящих на стене у окна. Только три часа дня. Я, выходит, почти и не спал. Но при этом видел полновесный сон… И сон похожий, мне однажды уже снился. Про дорогу и фары… Только это было ещё до той катастрофы…
    Странно, мне тогда снилась именно мокрая лесная дорога, отражающая свет фар.
    Это было ночью в сарае на улице Дальней четыре дня назад. Угадать тогда что случится было невозможно. Я ещё не мог планировать ни уничтожения котлов, ни мокрую дорогу в лесу. А ещё говорят, что вещих снов не бывает!
    Раздумывая о снах, я едва не пропустил звонок на корейский смартфон. Он в куртке надрывался почти минуту. Номер незнакомый.
    – Да, слушаю!
    – Валерий Евгеньевич Евграфов? – спросил женский голос, не похожий на знакомые.
    – Вы кто? – довольно грубо вместо ответа спросил я.
    – Корреспондент «Вечерних Огней» Надежда Самохина. Очень хотелось получить ваше интервью. – быстро и чисто проговорила она. Профессионал.
    За свою жизнь не разу не приходилось заниматься этим – давать интервью. Даже, когда проводился опрос от имени провайдера о качестве обслуживания сети, я от этого неизменно уходил. Но сейчас, когда вернулась обычная жизнь, я подумал, а почему бы и нет! Я мог бы многое сказать о подготовленности дорог к летнему сезону, или о кино… Это были темы меня интересовавшие. Поэтому я спросил:
    – Какая тема?
    – Вчера на дороге произошла авария… – начала говорить Надежда.
    – Я согласен! – оборвал я. Тема была допустимой. – Спрашивайте.
    Мне хотелось лишь побыстрее разделаться с этим интервью.
    – Я сейчас здесь, возле вашего подъезда…
    Вот чёрт! Приехала ко мне домой… Я-то думал, что оказался выбран случайно.
    – Заходите. Пятый этаж, квартира восемнадцать…
    Журналистка вместе с оператором появилась у меня через пару минут. Меня про съёмку никто не предупреждал. Это не понравилось, но пока пришлось их наглость проглотить.
    – Итак, что вас интересует?
    Самохина была малорослой худышкой, а её оператор Константин рядом с ней казался не доросшим слоником. У меня в квартире был относительный порядок, кухня показалась Константину слишком тесной, и мы с Самохиной, в конце концов, оказались в моей многострадальной комнате.
    – Скажите, Валерий, – приступила к опросу Надежда, – а как вы оказались вчера на трассе, где произошла авария?
    Это было не совсем то, на что я рассчитывал. Даже совсем не то!
    – Кто же такое сказал про меня? – я даже не стал спрашивать о какой аварии речь.
    – У меня есть знакомая в одной государственной организации! – не смутилась Надежда.
    – Оу!.. Ну и что же вы про всё это знаете?
    – Мне сказали, что на энской трассе недалеко от города столкнулись автобус с тяжёлой фурой. И были жертвы… Ведь это так?
    Выходит, информатор был вообще не в курсе.
    – А я причём?
    – Ну, как же? Ваше имя и адрес…
    – Нет. Это вражеская дезинформация и гнусная клевета. Я о подобном даже не слышал. – лица корреспондентов вытянулись. Константин опустил камеру с плеча.
    – А как же ваш адрес?
    – Спросите у знакомой, может она расскажет, как моё имя попало к ней.
    – Но вы же сами согласились дать интервью. – взволнованно сказала Надежда. А Константин снова вскинул камеру на плечо.
    – Но я-то думал что-то банальное, типа опроса. Думал, вас интересует работа наших автоинспекторов…
    – А у вас есть что сказать по этому поводу? – оживилась интервьюер.
    – Нет. Я только месяц, как сдал на права. И ни разу ещё ими не воспользовался. – соврал я, чтобы не было желания продолжить.
    Константин снова опустил камеру и покачал головой. Но Надежда на что-то ещё надеялась.
    – Ну, как же, это не могла быть ошибка. Никто про это ещё не знает и я стала бы первая…
    Мне жалеть о её неудаче совсем не хотелось:
    – Я в этом не виноват. Выпишите счёт своей подруге, мало того, что ошиблась, ещё и вас в неловкое положение поставила.
    А Константин пожалел:
    – Надя! Будет тебе страдать. Пойдём, может ещё какую тему найдём!
    Я взглянул на огорчённое лицо девушки, и мне стало её тоже жалко.
    – Хотите, я тему подкину? У меня есть достоверные сведения, что до вчерашнего вечера в нашем городе были две функционирующие машины времени…
    Никакого оживления это не вызвало. После облома с аварией, верить в машины времени они были не готовы и быстро свернулись.
    – Я вас первым предупредил! – уже в спину убегавшим крикнул я.
    Но они даже не оглянулись.
    У меня от неудачного интервью осталась красивая визитка Самохиной, корреспондента ежедневного периодического издания, газеты «Вечерние Огни».
    Следом вспомнил о вчерашнем обещании и пытался созвониться с Олегом, но, как всегда, не вовремя. Пришлось снова отложить.
    И тут же позвонила Лика. Я стал уже скучать. Она мило извинилась, что не смогла позвонить утром и мы зависли на телефоне почти на час. Говорили про то, что Лика считает себя взрослой, а почти все окружающие говорят с ней, как с ребёнком. Что ей девочки, что видели уже меня, завидуют. А мальчишки, которые сами не доросли ещё, над ними смеются. В какой-то момент Лика спросила: «А как твои дела?».
    Я ответил, что всё в порядке, ничего плохого не происходит. Навестил с отцом почти забытое кладбище предков и голова практически зажила…
    Я не стал говорить ей о вчерашнем. И то, что не сказал, вероятно, было хорошо. Говорить такое, не видя её лица, преступно. Ведь для Лики часы, как, впрочем, и для меня – это память о её отце. И у меня навряд ли хватит мужества оскорбить её память, сказав об этом мимоходом.
    Но при личной встрече расскажу обязательно.
    В общем, если не думать о том, что случилось, то всё хорошо. По крайней мере, у меня и сейчас. Что случится дальше, поживём – увидим.
    Утром следующего дня, после душа и завтрака, я вернулся в свою комнату и огляделся. В последнее время меня часто стали одолевать сомнения. И сейчас у меня появилось не очень твёрдое ощущение, что всё у меня совершенно не так, как надо. И сделал я всё неправильно. Надо было как-то по-иному. Чего-то недодумал, и всё у меня теперь покатится в тартарары…
    И, внезапно обрушившаяся свобода, сегодня стала смущать. Мой письменный стол, в каком-то роде, пустовал. Потому что чёрных котлов, привычно лежавших на нём ещё вчера, уже не было. Эти часы для меня были талисманом, без которого я чувствовал себя беззащитным! И утрата стала ощущаться сегодня большой личной потерей. Как я мог решиться на это?
    И с друзьями у меня после гаражного рандеву не всё ладилось. Из друзей, со мной остался только Олег Майоров, человек, привыкший жить своим умом и не полагающийся на блага от власть имущих. Старые друзья Калашников и Фокин из каких-то причуд предали меня федералам… До сих пор не могу в это поверить! Про Сергиенко мало что знаю, но эти…
    Незамеченное никем тихое предательство полковника Богданова я не считал чем-то удивительным. Богданов, говоря о попытках договориться с помощью мирных средств, тем не менее в тот же день санкционировал полноформатную операцию захвата. По крайней мере, я такое предвидел.
    За свою жизнь с низостью предательства мне приходилось сталкиваться не раз. Предавали и знакомые, и малознакомые люди, и некоторые из близких. Но то, что произошло позавчера, все эти мелкие, с сиюминутной выгодой предательства, затмило, как затмевает ночную свечу восходящее утром солнце. Я не ожидал, что это будет сделано вот так, тотально, жёстко, категорично и подло. Потому что предали те, кому я верил.
    Впрочем, возможно они сами считали, что я их предал, и они просто достойно отплатили. Или, быть может, проявили ненужный патриотизм, поддержали, имеющую собственные, далеко идущие интересы, государственную службу… Но я не для себя самого так старался. Кроме потерь и огорчений, я с этого огорода ничего не имел.
    Когда я готовил на кухне завтрак, зазвонил китайский смарт. Ещё три дня назад это мог быть только один абонент. Теперь же это мог быть кто угодно. И я неохотно потянулся к телефону.
    – Здравствуйте, Валерий Евгеньевич! – своим противным голосом произнёс Вяземский. Он, несмотря на предыдущую договорённость, обо мне, к большому сожалению, не забыл. И звонил, к тому же, на телефон, который ему не должен быть известен.
    – Здравствуйте, Иннокентий Семёнович! Вы обо мне всё ещё помните? У нас был договор…
    – Тут всё не так очевидно. В принципе, мне о вас помнить ни к чему, я о вас практически забыл. Но мне, к большому огорчению, напомнил коллега Григорьев из МЧС. Он проявил инициативу, нашёл в больнице водителя фуры и обследовал на наличие радиации в крови… И водитель, по мнению Григорьева, получил довольно высокую дозу, где-то около одного Грея. Вы, Валерий Евгеньевич, не помните, где он тогда находился?
    Не знал я ни о каких «Греях», но догадался, что это, по всей вероятности, много. Где тогда находилась фура с водителем я не видел. Она приближалась со спины, и я её заметил только после взрыва. Но судя по характеру повреждений грузовика, тот был почти в эпицентре. Правая дверка кабины залетела внутрь, и весь правый борт седельного тягача смят был настолько, что реставрации не подлежал.
    – Думаю, метров двести от точки взрыва…
    – Автобус остановился в четырёхстах… Следовательно, вы тоже находились в зоне поражения. – тут же подхватил Иннокентий Семёнович. – Сейчас мы дали инстанциям сигнал разыскать всех, и вас это касается в первую очередь. Так что придётся срочно пройти обследование. Срочно!
    Вот это называется: «с добрым утром»! Я забыл даже, что собирался завтракать.
    Сам Вяземский для меня отождествлял всё самое плохое в этом мире. Я с ним знаком только шесть дней, но поскольку тогда наша первая встреча была уже не очень дружелюбной, то всё последующее общение не несло никаких положительных воспоминаний.
    А после того, как он натравил на меня почти весь мой «клуб», душил в квартире газом, а потом устроил настоящую ночную охоту с погоней и засадами. Это была настоящая война. Он целенаправленно старался, если не убить, то, как минимум, разрушить до основания мою жизнь…
    Чего я мог ему желать после этого? Смерть здесь была бы подарком негодяю и легчайшей из кар. Я не знал пыток, достойных майора.
    И, вероятно, он желал того же мне. Надо думать, теперь его желание оказалось таким близким к исполнению. По всей вероятности, я получил то, что заслужил за свой наглый и неуступчивый нрав. За использованную возможность как-то повлиять на движение по карьерной лестнице самого майора…
    Теперь оказалось, в Диагностическом центре меня ждал какой-то «к. м. н. Аллексенцев А. П.». Мне пришлось это записать. Взял на тумбочке пачку розовых стикеров, ручку и записал требуемое. Потом прочёл Вяземскому записанное, а когда связь разорвалась, я аккуратно оторвал верхний листок, смял его и бросил в пакет с мусором. Этот Вяземский точно считал меня идиотом! И пусть, если ему, бедолаге, от этого легче.
    А у меня есть дела посущественнее глупого «к. м. н.» И я, недолго думая, набрал номер Лики, совершенно забыв, что она в школе. А, поняв, тут же отменил вызов.
    Необходимо было переговорить с Майоровым, но было рано, сегодняшний день у нас только-только начался. И у него опять свои утренние важные дела. Звонить Димке глупо, подумает ещё, что напрашиваюсь на жалость!
    А остальные дела гляделись на этом фоне ничтожными.
    И в круговерти последних дней образовалась большая и пустая чёрная дыра. И я поневоле заскучал. Подцепил к сети компьютер и заглянул в почтовый ящик. Там оказалось письмо от девятнадцатого марта, то есть, пролежавшее без открытия более трёх дней. Адресат был неизвестен, но текст удивил:
    «Не знаю, тот ли ты Валерий Евграфов. Если тот, ответь. Меня интересует МВ».
    Моё имя латинскими буквами стоит на почтовом логине. Так, что я – точно тот… Интересно, что он имел в виду под МВ? Может быть какие-нибудь Механизированные Войска, Метровые Волны, или Мировые Войны? На крайний случай сошёл бы и Мотор-Вентилятор, не говоря уже о дипломате Захаровой, которая тоже МВ, и может кого хочешь заинтересовать.
    Хотя, принятое в последнее время у нас сокращение МВ – это Машина Времени!
    И всех без исключения будет интересовать именно такое прочтение. Но все без исключения уже безнадёжно опоздали. Нет больше такой штуки, как будто и не было никогда. Распалась в прошедшем времени до атомов. Которые соберутся вновь в действующую модель уж никак не раньше две тысячи пятидесятого года. У человечества есть возможность прожить свыше четверти века без страха перед приходом Судного дня, который устроят сами.
    Других сообщений не было. Искать какие-то обычные новости показалось скучным, и я отключил ноут. Пошёл на кухню и, безо всякого уже интереса, поел холодное. Всё оставшееся от отпуска ничтожное время будет теперь таким! Поковырялся в Сети, поел, поспал. Тоска!
    Правда, всё это облагораживалось общением с Ликой.
    Сразу после завтрака был неизвестный звонок на старенький и дохлый Самсунг. Когда ответил: «Слушаю!», оттуда промолчали. Я повторил запрос, абонент продолжил молчать и я разорвал контакт. Ругаться даже не хотелось. Шизофреник какой-то.
    Впрочем, может человек ошибся, и от неожиданности опешил, не зная, что сказать. А у меня остался самый последний день моего короткого, но полного приключений, отпуска.
    Подумал: чем себя развлечь? Из запланированного ранее, осталось сходить в кино. Не имея понятия что у нас идёт, и что смотрит народ, я знал, кого хотел бы пригласить!
    Лика позвонила в двенадцать.
    – Только сейчас увидела, что ты звонил… – я почувствовал, как Лика в этот момент улыбнулась. – Сейчас перемена. Остался английский, консультация по русскому и я до обеда свободна…
    – В кино пойдём? – спросил, не растягивая.
    Лика, конечно же, пошла бы, но у неё сегодня и завтра обширные планы. Подготовка к экзаменам и ни секундочки свободной.
    А что же я мог сделать? Это, в полосе непрухи, просто мелкое невезение, крошечная неудача. Мне не везло с субботы десятого марта. И даже то, что я тогда воспринимал, как фантастическое везение, оказывалось, по прошествии небольшого времени, обломом. И так продолжалось все последние дни.
    Наделал массу ошибок там, где было не нужно. И изменить что-то, попытавшись теперь вернуться в прошлое, создать парадокс, я не мог. Спасительной машины времени у меня под рукой (хотя, лучше было бы сказать «на руке») больше не было.

    Олег обо мне не вспоминал. Но пришло время самому его обеспокоить, набрал на китайском смарте его номер. Сказать ничего не успел, как Олег буркнул:
    – Я позже… – и дал отбой.
    Да. Все заняты, все при делах. Один я ни при чём… Впрочем, заняться мне есть чем. Остался чисто бытовой вопрос. В квартире уже несколько дней творится некоторый кавардак. У меня за весь отпуск только Лика один раз прибиралась в квартире. Пришло время самому проявить инициативу.
    В процессе уборки, многие вещи меня настойчиво призывали отвлечься. Например, куртки: куртка Виктора Александровича, которая до сих пор висела на вешалке, и моя, порванная при падении в прошлом. Лежащая на тумбочке ручка рядом с пачкой стикеров напомнила о многом. И по-прежнему задвинутые шторы и, выкатившийся из-под стола на кухне, тонкий осколок заварного чайного стакана, с россыпью трещинок, от пулевого попадания, и полновесный след этой же пули в стене, когда стреляли в меня. Из стены полицейский спецназ эту пулю выколупал и причислил к вещ докам. А след обвёл мелом, который пришлось стирать. Жаль, само отверстие стереть было нечем.
    Память опять пыталась вернуть тот беспокойный и опасный мир. Как хорошо, что всё кончилось…
    Вымыв полы и протерев влажной губкой мебель, я пошёл собирать по квартире грязную одежду… А собрав, понял, что стирать её мне нечем, остатки порошка использовала Лика… И я торопливо собрался и пошёл за порошком. Но возле магазина меня перехватили.
    Два гражданских, показав навскидку удостоверение, предложили сесть в машину. Отказаться я не мог, хотя, прежде чем сесть, провёл пальцами по левому запястью, по привычке. Запястье было пустым, защита отсутствовала.
    А меня те парни привезли в хорошо известное четырёхэтажное здание, провели к знакомому кабинету на третьем этаже и без церемоний, запустили в дверь. Внутри ждали двое: хозяин кабинета, майор Вяземский, и его начальник, полковник Богданов. Вяземский начал первым:
    – Что же вы, молодой человек, не выполняете того, что должны? Мы же договорились!..
    И мне пришлось перейти к активной обороне:
    – Не помню, чтобы я с вами о чём-то договаривался… – Вяземский даже опешил от такой наглости. Он-то считал меня уже полностью лояльным.
    – Ну, как же? Вы, Валерий Евгеньевич, должны были срочно в Диагностическом центре…
    Но его перебил Богданов:
    – Я вам говорил, Иннокентий Семёнович, этот человек со своими твёрдыми убеждениями! И сделать его мягким и податливым не выйдет… Здравствуй, Валера!
    Полковник мне казался более лёгким в общении человеком. Но в этот раз он был в строгом костюме, и я почувствовал, что простым разговор сегодня не будет. Юрий Маркелович, если и пытался привлечь собеседника на свою сторону, то делал это плавно и незаметно. Так, что ты сам начинал думать, что готов согласиться с его доводами. Это я знал по себе.
    – Здравствуйте! – добродушно откликнулся я, – Я надеюсь, за последнее время ничего страшного не случилось?
    Пройдя в кабинет и без приглашения усаживаясь в кресло перед ними, я улыбнулся. Сам полковник, как обычно, излучал доброжелательность. Он был просто счастлив видеть меня вновь.
    – Да, ты уже… вы уже натворили дел, сверх всякого хватит! – встрял Вяземский, прожигая меня взглядом.
    – Садись! – широким жестом спокойно, хоть и запоздало, пригласил Богданов. И продолжил: – Прав Иннокентий Семёнович, нам, чтобы только разгрести произошедшее за последние пять дней, года не хватит. И без твоей помощи никак не обойтись! – Богданов на меня внимательно смотрел. – Нас с майором после прочтения рапорта попросят принести справку от психиатра, а все документы, что у нас накопились, сочтут фальшивкой, состряпанной вот в этом самом кабинете.. – Богданов повернул голову к окну. – Но ты не думай, что я жалуюсь. До того, как ты это сделал, я был самым счастливым! Не знаю как тебе, а для меня это казалось дивной сказкой!..
    – Да, казалось. – поморщился Вяземский. И его лицо приняло гримасу острой неприязни. Ко мне и моим делам, которые я высыпал на него.
    – Но ты одним махом всё изменил, был утрачен единственный артефакт, по которому мы могли отчитаться о проделанной работе. Всё остальное, даже включая вот это… – Юрий Маркелович жестом показал на лежащий среди папок на сдвинутом к стене знакомом столике плоский детектор, доставшийся от Арсена Родионовича Пушкарёва. – …просто хлам. У твоего прибора, конечно, мы обнаружили много разных интересных функций, но всё-таки главной функции – определения координат машины времени в пространстве, он выполнить никак не может. Потому, как этих самых машин ты как раз и не оставил. А доказать, что это не китайская игрушка, уже невозможно.
    Юрий Маркелович снова серьёзно взглянул на меня, а Вяземский горько вздохнул. Мне подбодрить их было нечем, и я тоже вздохнул, только ненатурально.
    – Неужели всё так плохо? – я, мечтательно покачал головой и улыбнулся.
    – Ещё день-два, и мне придётся уехать. – Богданов, будто и не замечал моего настроения. – И я хотел бы, чтобы труды наши не пропали даром. Мне кажется никто из нас этого не хочет. Поэтому я надеюсь, что минимум работ по этой тематике мы всё-таки выполним. Зная ваши не очень дружественные отношения с моим заместителем, я решил предложить тебе, Валера, как-то самостоятельно оформить письменные воспоминания. Как ты пожелаешь. В виде рассказа, мемуаров или в иной свободной форме. Чтобы там было как можно больше фактического материала. Последовательность действий, ощущения во время прыжка, где и когда ты был в прошлом… Сразу скажу, публиковаться это нигде и никогда не будет, всё останется здесь, в лучшем случае, под грифом «для служебного пользования». На это есть наше внутреннее правило. Но мне кажется, это и в твоих интересах тоже. Разве нет?..
    Я подумал, что в его словах действительно есть некоторая правда. Вспомнил ночной визит к себе домушников-спецназовцев, которые хотели изъять из обращения мою личную машину времени и, заодно, как бы побочно, ещё и пристрелить меня. Их привело моё неосторожное обращение с технической видеозаписью работы машины времени. Больше таких визитёров мне было не нужно.
    Будто услышав, о чём я думаю, Богданов продолжил:
    – Вполне может быть, что на тебя ещё не один раз будут нападать и покушаться. – сказал полковник. – Будут следить. Я имею в виду не ходоков, а контроль за всеми твоими следами, где бываешь, с кем общаешься. Будут попытки тобой управлять, странные сообщения, странные звонки… В общем, беспокойство надолго! Поэтому, без нас тебе теперь никак не обойтись. И лучше будет при всех таких сигналах, сразу связываться с нами. Мы будем принимать по ним все возможные меры… Вероятней всего, Валера, это когда-нибудь спасёт твою жизнь…
    Умение полковника одними словами добиться нужного эффекта, меня продолжало поражать. Но он, скорее всего, был в этом прав! Я вспомнил утренний звонок от молчаливого абонента, и трёхдневное сообщение в почтовом ящике со странным вопросом, а тот ли я вообще Валерий Евграфов. Вполне могло быть началом какой-то игры. Но связывать себя с вяземскими обещаниями я не хотел, и выступать против счёл неразумным, поэтому молчал.
    – Теперь, о взрыве на трассе газопровода – сказал Богданов. – Эксперты оценили его от полутонны, до двенадцати тонн в тротиловом эквиваленте. Это очень много. Взрыв был подземный и, судя по следам, ядерный. Какие причины могли вызвать такое, нужно будет ещё разбираться. Сейчас там идёт работа по расширению опасной зоны и дезактивация. Деревья, попавшие под раздачу, будут вырезаны с корнями. И почва в опасном радиусе будет вывезена и захоронена в спец могильник. У пассажиров автобуса, какие не уехали вчера, мы начали проверку, а водитель фуры с фруктами получил действительно большую дозу и, скорей всего, не выживет. Зрение он уже потерял.
    Что-то болезненно защемило в груди. Это из-за меня…
    – Выживет! Никто не погибнет. Я знаю!
    Возражать меня вынудили. Потому что Юрий Маркелович Богданов наверняка думал обо мне, как о сознательном виновнике всего этого. Что думал я, имело значение только для меня. Я подсознательно пытался предотвратить вероятные санкции и искренне верил Арсену Пушкарёву в его утверждении, что никто не погибнет. Потому что не должен никто…
    – Выживет? – недоверчиво скривился полковник.
    – Никто не погибнет, были слухи.
    Мне вдруг подумалось, что Арсен Родионович сказал это, основываясь на своих знаниях, принесённых из будущего, когда сам Пушкарёв не менял в прошлом ничего. Но именно его визит наверняка внёс корректуру…
    Пока я размышлял, господа офицеры молча наблюдали за мной. Как видно, ждали. Как будто я им чего-то не договорил. И я также удивлённо уставился на них. Наконец, Богданов прервал молчание:
    – Кто сказал? Когда?
    – И почему мы только сейчас об этом узнаём? – сварливо добавил Вяземский.
    – Извините, не доложил. – с сарказмом отозвался я.
    Вяземский ответил что-то неприветливое, правда, молча, одними губами. А Юрий Маркелович продолжал серьёзно смотреть. Пришлось возвращаться к этой теме:
    – Мы говорили недолго, минут пятнадцать. – ответил я на взгляд полковника. – Он сказал, что в этом месте будут большие разрушения, но никто из водителей не погибнет… И подарил этот детектор…
    – Кто он? – спросил Юрий Маркелович.
    – Это не важно. – сказал я, скорее по привычке не говорить всего.
    – Тоже прыгун? – задал вопрос Вяземский.
    – Путешественник. – поправил я.
    Богданов решил больше не давить, поэтому вернулся к прежней теме:
    – Если выживет, то хорошо. А ты, Валера, у нас единственный неизвестный, кто мог пострадать. Наши медики считают, что надо пройти обследование. Мы не знаем, какого рода была радиация в эпицентре, и как она скажется потом… Это для твоей безопасности.
    Как я заметил, Богданов очень хочет быть и хорошим парнем, и ответственным начальником одновременно… Мне не улыбалось загреметь на последнем дне отпуска в больницу.
    – Я думаю, мне будет позволено вернуться и утрясти свои дела до того, как меня сунут в клинику?.. – решительно заявил я.
    – Боюсь, нет! – тут же встрял Вяземский. – Чем раньше будет обнаружена опасность, тем меньше будет последствий…
    Но я игнорировал майора и продолжал смотреть только на Богданова. Наконец тот с сочувственным вздохом сказал:
    – Сейчас у нас, по-видимому, без вариантов. И я прошу прощения, Валерий Евгеньевич, но я пригласил медиков сюда…
    Он встал и прошёл мимо меня к двери. И у меня перед глазами теперь остался сидеть один Иннокентий Семёнович. Тот рассматривал меня внимательно, как рассматривает энтомолог уникальную букашку прежде, чем проткнуть её булавкой. И в душе он, как видно, радовался такой потрясающей удаче.
    Трудно было избежать теперь всего, что на меня свалилось. Хотя, защищаться я намерен до последнего.
    Мой отец, Евгений Александрович Евграфов, в своё время работал по военному ведомству, занимался, построенными у нас в городе бомбоубежищами. Бомбоубежища, были разными. Для массового спасения жителей и для разного начальства. Они могли выдержать недалёкий взрыв атомного устройства. В зависимости от толщины стен, расстояния и мощности заряда люди получали различные поражения. Правда, в то время дозу радиации измеряли в рентгенах, а не в зивертах или Греях, как сейчас. Но я знал, что без учёта защиты, в два раза возрасшее расстояние, почти в десять раз сокращало дозу.
    От точки взрыва до меня было больше четырёх сотен метров, против двухсот до фуры. Вероятней всего, мне ничего не грозило. Поэтому я смотрел на Вяземского вызывающе спокойно. И всё время, пока не пришли те, кого мы ждали, молчали, продолжая зорко разглядывать друг друга. А у меня было время решить, что после такого взрыва, явно намекающего на ядерную составляющую, не верить Богданову вряд ли бы кто решился. Впрочем, это их внутреннее дело, меня не касающееся.
    И тут пришли двое, которые мне не были представлены: мужчина, одетый очень просто, без претензии на оригинальность и очень молодая и обаятельная женщина, одетая, пожалуй, с претензией. Мужчину я для себя назвал «к. м. н.», возможно, это и был А. П. Аллексенцев, а женщину стал называть Мирей. Как и Матьё, она носила красивую чёлку каре, легко без натуги улыбалась и ей всё это шло.
    Но, продолжая мило улыбаться, она достала из сумки свои прибамбасы, со здоровенным одноразовым шприцом, в том числе. И я понял, что она просто такая улыбчивая медсестра, которая будет для анализа забирать кровь. Мирей теперь не казалась такой уж обаятельной. Я вообще не любил и эти медицинские процедуры, и тех, кто их выполняет. Молча пережил это только из гордости. В вену иголку, подмышку термометр и после ещё на руку тонометр для измерения давления крови. Делала всё это она быстро и очень профессионально.
    К. м. н. был ничем не хуже, тоже профессионал. Спросил, каким боком я стоял ко взрыву. И, когда я ответил, что спиной, заставил показать ему обнажённую спину… Потом были утомительные расспросы про зрение и пищеварение, осмотр полости рта и волосяного покрова на голове. И там, кроме зажившего шрама, он обнаружил несколько седых волосков на правом виске.
    – Сколько вам лет? Седины раньше у вас не было?
    Мне это надоело и, чтобы перевести стрелки на тихо и незаслуженно радующегося Вяземского, я сказал:
    – А это результат воздействия химического оружия. Меня пытались отравить…
    – Какого оружия? – взбодрился от моей внезапной разговорчивости к. м. н. – Поподробней, пожалуйста.
    – Это вы у майора поподробней спросите. – я кивнул в сторону Иннокентия Семёновича. – И, если не скажет, значит – государственная тайна!
    Ох, как снова остро невзлюбил меня майор! Не будь здесь Мирей и этого к. м. н. он бы со мной разобрался! Наверняка, в клочки бы порвал! Я спокойно ответил на его взгляд, таких я никогда не пугался.
    К. м. н. некоторое время наблюдал наше сражение глазами, но быстро понял, что каких-либо объяснений не будет и мешать нашей битве больше не решился. Они с Мирей собрались и молча, как и пришли, ретировались из кабинета. И мы с майором остались вдвоём. Но высказаться он не успел, дверь снова открылась и в кабинет заглянул Богданов:
    – Иннокентий Семёнович! Прошу вас на одну минуту…
    И они вдвоём покинули кабинет. Но я сидел в одиночестве только несколько секунд. Что-то с глухим шорохом возникло рядом со мной. Я не успел этому удивиться, когда увидел перед собой Пушкарёва.
    Первое мгновение казалось, начались видения… Но это был точно он! И это было настолько неправдоподобно, что я вытаращил глаза, прижался спиной к спинке кресла и открыл рот. Вот уж кого я не ожидал здесь увидеть сегодня! Позавчера поздно ночью мы с ним расстались возле дороги в пятнадцати километрах от города. В том самом месте, где сейчас зияла воронка от взрыва. Я подумал тогда, что больше мы с ним не свидимся. Но, как видно, я ошибся.
    Будущее такое изменчивое!

Глава 2. Вопреки всему

    – Только тихо! – предупредил Пушкарёв и приложил к губам палец.
    Я и без этого не решался издавать звуки.
    – Валерий Евгеньевич, надо быстро покинуть эту точку пространства-времени. Нет времени объяснять. Встаньте вот здесь!..
    Я продолжал сидеть и глупо пялиться, не делая даже попыток оторвать себя от кресла. Всё это было абсурдно и нереально. Такого быть не могло!.. Прямо здесь, в кабинете Вяземского… Уж не разыгрывают ли меня? Всё так нелепо…
    – …Пожалуйста. – попросил Пушкарёв. – У нас только сорок секунд, чтобы уйти. Сейчас вернутся…
    – Зачем? – спросил я, тут же осознал, насколько глупо и многозначно прозвучал вопрос.
    И уже пытаясь исправить в этом хоть что-то, торопливо поднялся и встал на указанное место. Я Арсену Родионовичу не доверять не мог. Он накануне спас мне жизнь.
    Когда я встал, он натянул мне на запястье с розовым следом что-то вроде красивого напульсника. На сером фоне был рисунок из геометрических фигур, поблескивающих белым и красным металлом.
    Пока разглядывал рисунок, кожу защекотало, вокруг стемнело и я качнулся… Не было ожидаемого удара по ногам. Качнуло гораздо мягче, чем от шага на эскалатор…
    Прыжок? Вот это да! Было приятно вновь испытать не забытое ощущение. Не успев вдохнуть, привычно перекрыл дыхание. И закрыл глаза. Но холод был незаметен. Ощущение едва заметного ветерка на лице.
    Всё это было неправильно! Точнее, не соответствовало привычному…
    Проверяя ощущения, незаметно потянул носом и воздух вошёл. Задержки нет! Но вокруг стояла глухая тишина. Это точно соответствовало прежним канонам!
    Приоткрыл глаза. Коричневые мерцающие сумерки. Такое всегда при возвращении…
    Какое возвращение?.. А, такое! Вместе с Пушкарёвым Арсеном Родионовичем стремимся в далёкое грядущее! Супер!.. В первый раз!.. Ещё никто и никогда!..
    В осознании этого было что-то космическое и я пошире открыл глаза. И сразу увидел перед собой тёмную фигуру своего конвоира. Пушкарёв.
    Он стоял так близко, что можно было коснуться рукой. Лица не видно. Просто неподвижная тёмная фигура, которая неожиданно подала голос:
    – Я ожидал, что не удивлю тебя. – сказал Пушкарёв.
    Это была ещё одна странность. Тепло. Можно дышать и путешествовать без своей машины времени вместе с сопровождающим, который может говорить.
    – Вы можете говорить? – повторил я за своими мыслями.
    И понял, что сморозил! Но Арсен Родионович считал, что всё нормально и ответил:
    – Да, со времени первых джамперов, техника не стояла на месте. По крайней мере моя машина раз в десять мощнее той, что была в первый раз. Она может контролировать пространство на расстоянии до полуметра от поверхности тела. И, если надо, даже захватывать с собой спутника.
    – И куда мы?.. – я надеялся на точный адрес нашего броска: год, месяц и число.
    Но мой визави выдал что-то непонятное:
    – Мы ко мне… Ну, не совсем, но, вероятно, большей частью. У нас с тобой до конца флипа ещё минут десять и я попытаюсь объяснить, почему сделал так. – он прокашлялся. – Ты помнишь, я оставил суммирующий навигационный детектор. Меня предупреждали, чтобы всё, с чем отправился, вернул. Это обязательно для всех путешественников. Но я увлёкся и нарушил… И сложилась ситуация, когда… В общем, глобальное противоречие в чистом виде. Неисправимые изменения… – я по-прежнему не понимал к чему этот разговор. – Тот мир из которого я ушёл, больше не существовал. В мире изменилось всё. – Пушкарёв вздохнул. – И в моей жизни тоже… Эсвэ появилась и смогла разогнать комитет ООН по контролю за петлями времени. СВ теперь контролирует всё, а мы, подпольная группа, хотим это исправить, вернуть мир к исходному состоянию!
    Ты спросишь, почему снова я?.. Нужен был человек, которому ты поверишь без объяснений. А кто бы смог меньше, чем за минуту, не вызывая паники, тебя убедить?
    В тусклом освещении лица Пушкарёва по-прежнему не было видно, но мне казалось, он улыбался. По крайней мере, в голосе прорывались смешинки.
    – Помните как мы встретились на остановке? Вы были похожи на очень плохого шпиона! – напомнил я.
    – Да! – засмеялся он. – Я хорошо помню тот месяц у вас в восемнадцатом… Готовясь, интересовался модой начала века… И был совсем неопытным шпионом. Но оказалось, учиться не поздно всегда и всему!
    – А что потребуется от меня?
    – Сейчас не скажу. У нас ещё будет время поговорить об этом…
    Но меня интересовали и другие вопросы…
    – А что такое СВ?
    – Их теперь все так называю! Я попробую вспомнить… «В» – как бы время, а «С»… – Арсен Родионович цокнул языком и покачал головой. – Не помню. Спроси потом, кого-нибудь… Стоп! Вспомнил, Времена, Славные Времена!.. Так они себя называли! Сейчас вместо этого их надо называть: «Комитетом по Ограничению Темпоральной Инвариантности». Эти жулики сперва ратовали за неприкосновенность прежних времён, и были ярыми противниками путешествий во времени… Но с тех пор всё поменялось: когда они добились ужесточения контроля за путешествиями, всё стало проходить только через их руки! И теперь любой, кто сможет оплатить все сборы и согласится выполнить нечто для СВ, будет допущен к прошлому.
    Для его контроля к путешественнику, прикрепляется сотрудник, который один знает как управляться с джампером и отвечает за всё. Из этого бездонного сосуда СВ высасывает немалые деньги, и продолжает укреплять свои позиции. Многочисленные штрафные санкции, ликвидация допусков на путешествия для отдельных регионов, стран и компаний. А также штрафы с конфискацией нелегального оборудования для всех уличённых… такие ходы, как наш, незаконны и мы с тобой сейчас тоже преступники и нелегалы. И должны при этом вести себя соответственно. Только появимся там, поднимается тревога и на нас будет охотиться специальная полиция. Поэтому сразу я отключаю джампер, и мы с тобой покидаем место прибытия, бежим. Постарайся не теряться, идти за мной не отставая. Нужно сбить ищеек со следа и выйти туда, где нас должны ждать.
    Ух, ты, как у них тут всё по-шпионски! Нелегально прибыть, бежать и легализоваться в точке.
    – Арсен Родионович, как вы думаете, я не очень буду бросаться в глаза у вас в своей одежде из прошлого?
    – Не думаю, что отличия существенные, разве что материал, цвет, покрой и обувь. Но обувь мы сменить не успеем, но мы радикально сменим имидж!..
    – И как мы покинем это здание? Там на выходе должна быть охрана! – я выразил сомнение.
    – Я не сказал? – удивился Пушкарёв. – У нас этого здания больше нет. Там построена большая восемнадцатиэтажная парковка. А мы легализуемся в другом районе. Джамперу теперь доступна функция перемещения в пространстве-времени. Исходно были заданы координаты и мы попадаем в один из канализационных коллекторов… Но не бойся, даже ноги не замочишь! Там, в коллекторах пока нет системы видео, поэтому сможем пройти почти полгорода вне контроля.
    Пушкарёв вздохнул.
    – Не думал никогда, что буду на пенсии бегать по канализации скрываясь от правосудия!
    – Вы на пенсии? – я думал, должность заведующего кафедрой предполагает игнорирование, такими обязательными для остальных, вещами. Так было, по крайней мере, в моём времени…
    – Да, два года уже, мне будет шестьдесят восемь.
    Выходит, на пенсию теперь идут не в шестьдесят…
    – Не может быть!
    Я помнил его более молодым: стариком Арсена Родионовича можно назвать лишь с натяжкой. Чуть поседевшие усы, и без морщин. Наверное лет тридцать пять-сорок, не больше.
    – А сколько вам было, когда мы расстались. Шестьдесят? – я подумал о чудесах омоложения в том будущем.
    – Ну уж нет! Я тогда был моложе, с тех пор лет двадцать прошло. Но хватит расспросов. У нас осталась минута. Запомни, всё узнать всё равно не успеешь, поэтому, хотя бы первое время старайся не задавать вопросов. Многое поймёшь сам, а что не понял, объясню позже. Сейчас важно не выделяться. Веди себя как все…
    – Будто я знаю, как у вас все себя ведут?
    – Присматривайся, делай выводы… Представь, что разведчик. Сможешь?
    – Постараюсь.
    – Хороший ответ! А теперь приготовься. В точке нам можно находиться не больше семи минут. Одеваемся и уходим!
    Я хотел спросить про одевание, но не успел. Началось! Тусклый свет стал разгораться, в ушах засвистело, плавно качнуло и на какое-то время видимость зашкалила! Глазам стало больно, но всё равно старался распахнуть их шире.
    И пусть даже канализация, я в будущем! До этого времени всё равно не дожить, так хоть глазком глянуть как там всё.
    Тонущая в световом изобилии низкое помещение имело что-то общее с кухней в моей квартире. Но только без окон. И пурпурные стены с потолком были единым целым, созданным скорее всего из отрезка трубы хорошего диаметра. А пол был ровным, как и две стены на концах отрезка.
    А свет шёл от световой линии, опоясывающей помещение на уровне головы. Вся яркость поэтому била по глазам. Изумрудного цвета мебель, закреплённая на стене, столик, шкафчик и пара откидных сидений… Что же здесь считается коллектором? Запах, правда, был. Но не отвратительный, а просто тяжеловатый. Технический какой-то запах. Так пахнет пластик с примесью бензина.
    Теперь нужно уходить, сработал какой-то датчик тревоги, и на нас начинается охота. Пока я привыкал к обстановке, Арсен Родионович откинул в потёртом голубоватом полу крышку люка и достал серебристого цвета баулы. В них оказались жёлтые защитные костюмы, которые пришлось надевать.
    Облачение и подгонка заняли минут пять. Но всё оказалось удобным. Даже тяжёлый баллон со сжатым воздухом на спине не так мешал. Сильно мешал шлем с прозрачным забралом, который ограничивал боковой обзор. Мы натянули эти доспехи поверх своей одежды и торопливо, через тамбур в торце, покинули свой необычный «вокзал».
    Действительно, перед выходом мы полностью сменили имидж и теперь казались рабочими.
    А снаружи уже точно был коллектор. Светильник на верху уткнувшегося в стенку обрезка трубы, который мы покинули, был тусклым и светил недалеко.
    Над изобилием труб, идущих мимо, были проложены пластиковые мостки с перилами. И мы, включив нашлемные фонари, по мосткам стали двигаться в каком-то направлении. Арсен Родионович впереди, я за ним. Светлое пятно перед лицом, вырывало из темноты отдельные детали окружающего, не закрытые жёлтой спиной ведущего.
    Так мы двигались минут тридцать, уходя всё дальше от точки прибытия. Здесь в лучах фонарей посверкивали капли в воздухе, на стенках и трубах. Капли падали и на шлем, а дворников не было, приходилось воду размазывать по стеклу перчаткой.
    Туннель то сужался, то расширялся и ветвился. В некоторых местах труб было так много, что тропа становилась трудно проходимой. Мы вынуждены были спускаться и подниматься по скользким ступеням через пересекающие путь другие туннели с трубами.
    Потом дошли до высокого, словно храм, пустого сводчатого помещения. Мы спустились в последний раз. Пол выравнивался, а тупик заканчивался решетчатым лифтом.
    Пушкарёв из-за пазухи достал какое-то кольцо и надел его прямо на палец перчатки и у его ладони засветились объёмные цифры: «21:58». Приятный женский голос сообщил, что звонков и уведомлений последний час не было, погода в городе малооблачная свежая, воздух чистый с уровнем загрязнений до трёх сотых процента. Влажность – тридцать пять процентов до точки росы. Температура – двадцать два градуса Цельсия.
    – Мы должны выйти наружу, там нас подберут. – сказал, откинув за спину шлем, провожатый.
    И облегчённо выдохнул: «Успели!»
    Я тоже откинул шлем. Запах отходов был, но не такой резкий, как ожидалось. Хотя, всё равно, будущее пахло не так, как ожидалось!
    – Ладно, поднимаемся. – Арсен Родионович за плечо подтолкнул меня к лифту.
    Мы встали на платформу, дверь опустилась. За потолком ждал удивительный мир, где всё было совершенней и продуманней, чем у нас. И, который никто из моих современников ещё не мог видеть. Я, как Колумб, был первым! И рисковал также, как Колумб…
    В верхней точке мы не попали наружу. Здесь было невысокое помещение, вокруг которого была сплошная стена, через промежутки разделённая светлыми полосками на секции без единой надписи. Я растерялся и оглянулся на Пушкарёва.
    – Выйти легко. – ответил он на мой молчаливый вопрос. – Вот зайти сюда не всякий сможет.
    Одна из секций, ограниченная чёрной кромкой, от толчка рукой медленно сдвинулась, и мы вышли.
    Здесь тоже было какое-то замкнутое и тёмное помещение. А над нами засияла яркая многолучевая звезда, так что видно стало метров на пять вокруг и против нашего выхода осветился низ разноцветной глухой стены. То есть, это был проход, широкий, тёмный и пустой.
    – Нужно выйти на улицу. – сказал Пушкарёв, и за локоть повёл по этому проходу. – Здесь всюду видео. Стоит привлечь к себе внимание, попадёшь в хронику. А этого делать не надо.
    Мы двинулись по проходу и свет стал нас сопровождать. Яркие звёзды на потолке, угадывая направление, стали освещать путь впереди, и когда мы подошли к ответвлению, следующая звезда нырнула за угол.
    На повороте я оглянулся, хотел посмотреть смогу ли найти дорогу назад. Но света за нами уже не было, мой разворот заставил снова светиться звёздочку, которую прошли. И дальше царила темнота, а я потерял ориентиры.
    Дальше за углом нас ждал, уходящий вверх, пологий и длинный пандус. Только когда мы и его прошли, вышли наружу.
    Земное небо в тёмно-серых разводах открылось высоко вверху. Из него мелкими брызгами на лицо сыплется влага.
    Мы вышли на середину улицы, где были только редкие пешеходы и никакого транспорта. Улица изгибалась вполне естественным образом, как и у нас. Планировка города осталась такой же бесплановой. Соседствовали дома различного назначения, высоты и внешнего вида. Но почти у всех на крышах пенилась зелень. Целые леса под открытым небом!
    Окна в домах иногда шли в ряд горизонтально, иногда спускались волнами, или ступеньками.
    Как меня ни предупреждал Пушкарёв, я не мог удержаться и разглядывал всё. Мы шли по центру улицы, где в своё время гулять было опасней всего. Но теперь ни одной машины не осталось, и что больше всего поразило, парковка в этом городе была тоже не популярной.
    Без автомобилей от этого города веяло пустыней. Будто не в реальном городе мы, а в каком-то виртуальном. И редкие люди были тоже нереальны, как персонажи, существующие по сюжету игры.
    – Это старый город! – махнул рукой Арсен Родионович, видя мои попытки запомнить всё.
    Когда мы прошли по этой улице уже почти полквартала, нас бесшумно нагнала реальная машина с тусклыми, ленивыми мигалками на крыше. Я боялся погони, поэтому, оглянувшись, вздрогнул.
    Но когда автомобиль, похожий на маршрутное такси, поравнялся с нами, боковые двери сдвинулись и две пары рук втянули нас внутрь.
    Когда оказались внутри, двери закрылись и автомобиль по-прежнему неторопливо тронулся дальше. Те, кто помогал нам сюда забраться, были совершенно обыкновенными людьми, без признаков властной структуры, и выглядели парнями возраста близкого к моему.
    – Свои люди. – для всех сказал Пушкарёв.
    Мы все свои! Я сел на предложенное кресло, по-прежнему озираясь.
    Один из тех, кто затащил меня сюда протянул руку и сказал:
    – Дима!
    Я не ожидал таких обычных имён, но включился быстро:
    – Валера!
    Мы с тёзкой Профессора обменялись обычным рукопожатием, а не каким-то хитрым, заумным и особенным. Дима был в тёплой серой футболке с рукавами до локтя и обтягивающих шортах до колен. А на голове было нечто, отдалённо напоминавшее чёрный танковый шлемофон с очками на лбу.
    Второго звали непривычно – Гавриил. Словно архангела. Он был улыбчивым и, как положено архангелам, сияющим. А одет был просто, по моим застарелым понятиям, вытертые джинсы цвета индиго с несимметричной рыжей подпалиной у шва, на плечах непонятного цвета тёмная однотонная ветровка, из-под которой выглядывала ярко-красная футболка.
    Сияние исходило от футболки и улыбки. Улыбка, была во всём: в приподнятых уголках губ, в весёлых глазах и манере говорить воодушевлённо. Я даже засомневался, вижу живого человека, или киборга, запрограммированного играть такое.
    – Как добрались? – спросил он из своего сияния.
    По тому, как Арсен на вопрос улыбнулся, но отвечать не стал, я понял, вопрос ко мне. И сказал:
    – Путешествие было лёгким до приятности. Только вот станция прибытия здесь у вас…
    А Пушкарёв добавил своё непонятное:
    – Пока всё совпало.
    – Вы простите за сложности. Всё приводится делать исподтишка и бегом… – Гавриил сказал «приводится» вместо «приходится», поэтому остальной смысл стал доходить тяжелее. – …чтобы общаться, продолжать битву. Встречаем гостей в партизанских условиях. В штабе…
    – Что мы будем делать? – перебил я, продолжая внутреннюю обработку сказанного.
    – Штаб существует виртуально… – он тоже не успевал подстроиться ко мне.
    – Идёт война. – включился Дима с серьёзным лицом. – Всё цифровое подпространство инспектируется. И только встречаясь, мы можем что-то хэвэтак…
    Их русский был странным, в нём были и незнакомые слова и знакомые со странными удареньями. Мне приходилось учиться и приспосабливаться. Пушкарёв, прежде чем ответить на мой вопрос о делах, покачал головой.
    – Я сам не всё понимаю, что они говорят. Язык из всех традиционных самая неустойчивая структура. Это улица Богданова и мы, Валера, едем ко мне домой. Минут через пять будем на месте
    – Богданова? – спросил я. – Это кто? В наше время такой улицы не было.
    – Раньше это была Правобережная. – сказал, глядя на меня Пушкарёв. – Но после гибели в автокатастрофе губернатора, переименовали. Улица имени Богданова Юрия Маркеловича…
    Совпадение стало вопиющим, но мне не хотелось верить:
    – Это он?
    – А что, Валера, вы его знали? – вставил, опередив Пушкарёва, Гавриил.
    – Безусловно знал! – ответил за меня Пушкарёв. – Валера тогда баловался с попавшим в руки древним джампером, а Богданов служил в структуре, которая этим занималась.
    – Опа! Так вы один из первых путешественников? – сделал неожиданный вывод Дима.
    Мне ответить опять не дал Пушкарёв:
    – Информацию по Агату двадцать-восемнадцать читайте молодой человек! Это была операция Богданова по Евграфову…
    – Кто такой этот Евграфов?.. – удивлённо спросил Дима.
    Пушкарёв повернулся ко мне:
    – Ну вот и начались несовпадения. Когда я отправлялся, эта фамилия была у всех на слуху.
    О каких несовпадениях он? Я ничего не понял. Тупел просто на глазах! И Дима с Гавриилом притихли и смотрели на нас во все глаза.
    – История такая, какая есть! Она меняется только для путешественника, создавшего изменения. – Арсен Родионович говорил наверняка для встречавших, потому что я его понял сразу.
    Про изменения истории говорил и его сын и я за последние дни стал понимать это очень хорошо. Происходило то, о чём утрированно рассказал Брэдбери в повествовании про раздавленную в начале кайнозоя бабочку. Что-то в этой реальности не соответствовало предыдущей. Вероятно, новая реальность созрела без Валеры Евграфова, которого выкрал из его времени Пушкарёв.
    Когда, доехав, мы распрощались с Димой и Гавриилом и вышли перед каким-то огромным небоскрёбом, мне пришлось снова надвинуть на голову шлем, таким сильным стал дождь.
    Ещё сегодня утром на этой улице всё было по-другому, теперь здесь был Нью-Йорк. Улица застроенная фантастическими высотками, упирающимися в низкие облака.
    Из нижнего холла просторный лифт, рассчитанный, наверное, человек на двадцать, поднял нас с Арсеном Родионовичем на 27 этаж за минуту. И мы попали сразу в квартиру! Это было бы странно, если не считать, что для входа в лифт на первом этаже Пушкарёв использовал, как ключ, ладонь с кольцом.
    Будущее моего города было удивительнее, чем кто-либо мог предполагать!
    Когда мы оказались в квартире, Пушкарёв сразу скрылся за какой-то дверью, а мне одному навстречу вышла не очень молодая женщина. Но у меня язык не повернулся бы назвать её старушкой. Это была пожилая леди с какими-то чисто английскими высокомерными манерами. Когда я сказал: «Здравствуйте!», она строго посмотрела на меня и лишь через несколько секунд слегка наклонила голову. Прямо, королева Виктория!
    Как все вести себя в этой обстановке было невозможно. Пришлось импровизировать. Здесь обо мне никто не знал, поэтому я сказал:
    – Сантехник, по вызову!
    Но тут снова появился Арсен:
    – Что это ты, моя голубка, стоишь и гостя не принимаешь? Познакомься, этот сантехник – тот самый Валера…
    И тут английская невозмутимая леди чудесным образом растаяла. Как снегурочка. Вместо неё осталась удивлённая и обрадованная бабушка, внезапно встретившая своего горячо любимого внука. И я почувствовал, что меня здесь давно ждали.
    Звали бабушку-голубку Дарья Кристиановна. Она, пока я стягивал свой жёлтый скафандр, хлопотала рядом, пытаясь помочь. Потом повела умываться. Здесь я снова увидел, что у меня на руке остался серый, с металлической искрой напульсник, которым меня зачем-то наградил Пушкарёв. Я быстро стянул его с запястья и сунул в карман. И после умывания мы втроём устроились в кухне-гостиной и пили обычный зелёный чай с каким-то экзотическим вареньем.
    Здесь я в первый раз разглядел лицо самого Пушкарёва. Да, он заметно постарел. Стали седыми усы и бородка, проявились морщины. Но в кабинете Вяземского я узнал его сразу. Те же серьёзные, лучащиеся живыми морщинками в уголках, глаза, и его голос.
    А Дарья Кристиановна, не давая никому возможности вставить слово, принялась рассказывать о своей скучной жизни в этом маленьком захолустном городке. Я за свой родной город, конечно, обиделся. Как-никак в моё время здесь жило около миллиона жителей. Не мог же такой великолепный город опустеть и стать маленьким, захолустным.
    – В Санкт-Петербурге семнадцать миллионов. – с гордостью сообщила она. – Наши прадеды в Гатчину отдыхать ездили, а теперь это новый центр города.
    – А сколько жителей здесь у нас? – успел вставить я.
    – Здесь официальной переписи давно не было. Разные агентства подводят различные данные, – сказал Арсен Родионович. – но по моим прикидкам, от трёх до четырёх миллионов.
    – Маленький городок! – поставила точку Дарья Кристиановна, но тут же спохватилась: – Валера! Расскажи о Вите! Ведь ты его так хорошо знал!
    И мне пришлось снова вспоминать то, о чём сам узнал лишь недавно, какой он был прекрасный ребёнок, как любила его моя бабушка, чем он занимался и что любил. Только, когда я начал вспоминать про «котлы», Арсен Родионович легонько толкнул меня в бок, и пришлось эту долгую часть пропустил. Как видно, эта тема была запретной даже в доме Пушкарёвых, а не просто в это время. И закончил я свой рассказ моментом расставания на лестнице в его доме, не уточняя, в каком времени это произошло. Дарья Кристиановна даже всплакнула. Но тут же взяла себя в руки, встала и принялась убирать посуду. Так взволнованные хозяйки ведут себя и в моём, давно ушедшем, времени.
    Дождавшийся этого Арсен тронул меня за рукав:
    – Пойдём теперь, поговорим.
    И мы, сдвинув легко скользящую стенку, перешли к нему в кабинет. Небольшое помещение выходило открытым проёмом на застеклённую от пола до потолка лоджию. На лоджии стояли два кресла, и мы в них устроились. Вечерний город под ногами открывался только до ближайшей улицы, остальное тонуло в верхнем тумане и провал возле наших ног имел почти бесконечную глубину.
    Мне казалось, вот здание качнётся, и мы с Арсеном Родионовичем, с криками пробив стекло, вылетим наружу…
    – Хозяйку успокоили, теперь можешь спрашивать. – разрешил Пушкарёв.
    – Арсен Родионович, – сразу начал я. – Какой сейчас год? Кажется переместились не меньше, чем на сотню лет. Город изменился неузнаваемо!
    Я кивнул на город за стеклом. Поскольку хозяин продолжал с любопытством смотреть на меня, я охотно продолжил:
    – Что такое Агат двадцать-восемнадцать? И где ваш транспорт, на общей многоэтажной парковке?
    Я замолчал и Пушкарёв начал:
    – Агат двадцать-восемнадцать – та самая моя ошибка! Так назвали работы по суммирующему детектору. Здесь и взошла звезда Богданова. Он нашёл специалистов, и через год показал первый прототип. Был кейс и для работы его надо подключать к сети. Я это всё так знаю потому, что это только моя ошибка, о которой все знали только с моих слов. И тогда решил, что должен всё исправлять. Слишком большая разница. Всё решать стали какие-то дилетанты и невежи. Богданов сам пожалел об Агате двадцать-восемнадцать и стал сотрудничать с нелегальным Союзом Защиты Времени. Но было поздно.
    Теперь, о транспорте. Весь городской транспорт роботизирован. Движение в ручном режиме запрещено. Бензиновые моторы в городе тоже запрещены. Всё сейчас на электричестве: метро, такси и вертолёты. Не имея возможности самому управлять в ручном режиме люди в городе стали избавляться от личного транспорта. А та парковка на берегу только для спецтранспорта. Там, кстати есть старые машины на углеводородном ходу и с ручным управлением. Туда детей водят на экскурсии.
    А с годом ты угадал. Сейчас середина августа две тысячи сто пятнадцатого года. Без малого, сто лет.
    Я пытался осмыслить это. Девяносто семь лет назад кончилось моё время… Теперь машины без водителей и двигателей внутреннего сгорания… Жители без собственного транспорта… Богданов – губернатор… СВ, захватившая власть на планете…
    Это было понятно. Но появились другие вопросы, касающиеся себя:
    – Как надолго я здесь? И что мне грозило там?
    – Давай немножко отвлечёмся от ответа на твои вопросы. Я и ещё некоторое количество независимых людей находимся… – Пушкарёв сделал секундную паузу, выделяя смысл. – …в оппозиции международным договорам нашего правительства. Россия двенадцать лет назад опрометчиво подписала Конвенцию о контроле за деятельностью по перемещениям предметов, лиц и концепций во времени, который инициирован Комитетом по ограничению темпоральной инвариантности, как я сказал, СВ.
    Правда, Россия так и не ратифицировала конвенцию. Но, и без этого, вся наша деятельность на этом поприще считается незаконной. Если кого-либо уличают, тот вынужден будет на долгое время перейти в свободное состояние. То есть прервать общение с остальными и затаиться. Поэтому все оставшиеся дорожат свободой общения и больше не общаются между собой через цифровые каналы, только тет-а-тет. Короче, стараются не оставлять следов! И организация поэтому носит скрытый, можно сказать, партизанский характер. Со всеми вытекающими следствиями. Сейчас к нам придёт один наш товарищ. Он обладает более широкими полномочиями для разговора с тобой. И расскажет всё, что захочешь. Я, извини, сейчас только простой исполнитель.
    – Ну, тогда я задам вопрос, как раз для простого исполнителя. Случайно ли, когда вы появились в кабинете майора, там, кроме меня, никого не было?
    Пушкарёв улыбнулся:
    – Как ты уже понял, нет. Это была многоходовая операция, в результате которой съёмки видеокамеры в кабинете засветились в сети. Всё очень просто!..
    – Да, действительно, проще некуда! – съехидничал я. – Я и не осознавал раньше, насколько наша настоящая жизнь там, в прошлом, может контролироваться из этого вашего шикарного будущего… Всё что мы считаем случайным, что выглядит, как нелепое стечение обстоятельств, может оказаться многоходовой операцией, где мы, считающие себя свободными, только пешки!
    – Ну, зачем же так мрачно? – возразил, смутившись, Пушкарёв. – В конце концов, мы вынуждены исправлять свои промахи… Кроме нас этим никто не станет заниматься. Для СВ мы давно уже не существуем и на нас им плевать! Им, если кто-то предложит за бешенные деньги устроить всеобщий апокалипсис, я уверен, даже не задумаются, стоит ли так делать, включат сумму в статью доходов и вплотную займутся апокалипсисом… Так что наши действия, с моей точки зрения, гуманны и оправданы. И, с помощью нашей организации, мы восстанавливаем нарушенный статус-кво. Пытаемся вернуть мир в состояние, бывшее до моего визита к вам.
    – И вернуть возможно? – мне почему-то казалось, что изменить совершённое прежде было нельзя.
    – Не просто возможно, это один из краеугольных камней темпоральной хронологии! – Арсен Родионович глядел серьёзно. – Мир от парадокса изменяется полностью. Прежнего там мало остаётся. Так, что возвращение статуса-кво изменит абсолютно всё. Ты, главное, не сомневайся. Потому что, когда придёт время действовать, от твоей убеждённости будет зависеть наш мир!
    А тебе скажу, что всё то время после возвращения, мне приходилось по шагам восстанавливать свою жизнь. Это и Дарья Кристиановна тебе подтвердит. Я до сих пор встречаю старых друзей, которые меня не знают… А до пенсии, я долго был безработным и перебивался мелкими научными подработками. Потому что моего двойника убили в две тысячи девяносто девятом, а признавать меня преемником никто, кроме, конечно, жены, не хотел. И восстановил я свой личный статус только с помощью моих сегодняшних друзей. Помогли провести полную генетическую экспертизу и установить, что я – это я… Вот такой казус! Я в своём мире един в двух лицах. Как Янус. И у меня здесь уже есть личная могила, причём, не кенотаф! Я был на своих похоронах…
    – А вы не боитесь что, когда статус-кво восстановится, всё изменится снова? И уже не двойника убьют, а вас…
    – Я бы этим гордился! Ведь моего двойника убили за то, что отказался сотрудничать с ними… И я благодарен за это! Но если так произойдёт и меня убьют, значит ничего не изменилось. И СВ осталась в силе.
    – И всё равно ведь жизнь изменится. И всё может быть!
    – Но такова жизнь! Я готов встретить всё это с радостью!
    Мне слышать это было немножко странно. До сих пор, даже после забега по городской канализации, Пушкарёв не был для меня экстремистом, готовым заплатить жизнью ради идеи.

    Тот, кого мы ждали, пришёл поздно ночью. Всё это время мы с Арсеном Родионовичем сидели и говорили, но, когда пришёл Владимир, вернулись в кабинет.
    Владимир был сорокалетним мужчиной. Я спросил:
    – Владимир… а как по батюшке?
    – А как бы вам хотелось? – спросил вместо ответа он.
    То есть, господин Инкогнито. Я настаивать на раскрытии не стал. Но тут же перешёл к новой атаке:
    – Объясните, Владимир, с какой целью меня выдернули из кабинета Вяземского? Я не верю, что истинной целью было спасение моей не очень ценной жизни. У вас какие-то иные взгляды!
    – Вот так, Арсен, а вы считали его простым статистом! – Владимир хохотнул. – Хорошо, буду с вами откровенным. Нам нужны были именно вы, а съёмка в кабинете Вяземского – единственное свидетельство о вашем местонахождении. Других, до нашего времени не осталось. И только вы один можете закончить такое мероприятие. Нам необходимо вернуть объект Агат двадцать-восемнадцать до того, как с ним начнут работать специалисты. То есть у нас всего…
    – Стойте! – остановил его я. – Вы имеете в виду суммирующий навигационный детектор, или что-то иное по этому проекту?
    – Э-э… Да, детектор… Мы пытались выяснить, где он хранился, но никаких…
    – Я знаю где он! – перебил я Владимира. – И если вы меня сейчас отправите в ту точку из которой забрали, я его принесу.
    – Как?.. Мы охотимся за этим прибором уже лет шесть, но так и не смогли выяснить эту точку. Сколько вам потребуется на это времени? Вы, наверное, понимаете…
    – Десяти секунд хватит вполне!
    – Шутите! – совсем как в моё время, изумился Владимир.
    – И не думаю! Вы сказали, у вас есть запись, где меня оставляют одного в кабинете? – обратился я к Пушкарёву.
    – Запись у тебя, Родионыч? – тоже спросил Владимир.
    – Есть копия! – подтвердил хозяин.
    – Давай копию! – потребовал Владимир.
    – Мой компьютер! – произнёс в стену Пушкарёв. – Пожалуйста, приложение от шестого сентября сто четырнадцатого… Код шестьсот пятнадцать.
    Никаких привычных признаков компьютера я не увидел, но в воздухе возле серебристой стены появилось плоское изображение кабинета Вяземского, снятое с точки в углу потолка.
    Чтобы не смотреть всё с начала, я попросил запустить ускоренно. Когда дело дошло до требуемого, я сказал:
    – Стойте! Отсюда…
    «…был невосстановимо разрушен единственный артефакт,» – раздался знакомый, но сейчас украшенный помехами голос Богданова, – «по которому мы могли бы отчитаться о проделанной работе. Всё остальное, даже включая вот это, просто хлам. У твоего прибора, конечно, мы обнаружили много разных интересных функций, но всё-таки главной – определения координат…»
    – Здесь! – сказал я. И действие было остановлено. – Говорит: «Даже включая вот это…» и показывает на детектор. Он на журнальном столике.
    – Но там ничего не видно. Эта часть скрыта от камеры грудой папок! – недоверчиво заметил Владимир.
    – Детектор там! Можно отмотать к началу и тогда увидим кто его положил. – продолжал настаивать я.
    И мы стали смотреть дальше назад. Но, как назло, момент укладывания всё ускользал. Когда рано утром двадцать третьего марта стопка папок перекочевала в стол майора, стекло на столике осталось пустым и чистым. Пришлось просматривать по шагам. И, наконец, когда полковник перед самым моим приходом, стоя спиной к камере, делает почти незаметное движение правой рукой из кармана к столику, мы все втроём восклицаем:
    – Вот!.. Здесь!.. Вижу!..
    Движение рукой быстрое и при покадровом просмотре предмет кажется размытым в воздухе. Но это он! Теперь уже никто не сомневался.
    – То есть он лежал тогда у меня за спиной! – простонал Арсен Родионович.
    – Ничего! – успокоил я. – Я всё верну… Только… Получается мы просто откладываем на какой-то срок решение всех этих проблем. Снова появится заброска в прошлое артефактов, будет СВ… Это не лекарство! Это просто, обезболивающее на время…
    Мои собеседники со мной согласились. Но в дальнейшем, незаметно… хотя может мне это только показалось… стали урезать информацию о своих делах. То одно до конца не скажут, то другое… Я не обижался, в конце концов, я даже не мог заниматься программированием джампера. Совершенно отсталый экземпляр!
    И так мы стали готовить прыжок. Четыре часа я здесь, и стало тянуть домой. Надо было купить средство для стирки и заняться домашними делами. Здесь же я бесцельно тратил время.

    Хоть все торопились, подготовка растянулась почти до утра. Хозяйка давно спала, и мы стали ходить по квартире и разговаривать тихо. Часа в четыре ночи, когда джампер был заряжен, программа путешествия была согласована с джампером, а мой голос джампер стал считать голосом владельца, мы с Арсеном Родионовичем, не облачаясь в жёлтые костюмы, собрались и вышли в мой незнакомый город. Что меня кто-то увидит опасаться было не нужно.
    Втроём мы вышли и пешком двинулись в ближайший парк. Взведённый джампер там не будет привязан ни к одному адресу.
    Дождь, начавшийся вчера поздним вечером, уже прекратился, в воздухе стоял аромат влажной чистоты. Мы дошли до парка меньше чем за полчаса. Света в парке почти не было, только полная розовая луна у горизонта за рекой и отдельные, едва подсвеченные пластиковые тропинки.
    Выбрали среди кустов место.
    – Валера! – снова стал мне объяснять Владимир. – Вот мешочек для детектора. У тебя будет только пятнадцать секунд. Называешь автономную работу, отстёгиваешь браслет, вставляешь в мешочек детектор. И, когда остаётся секунда – подкидываешь в воздух. Не перепутай: автономная работа, браслет, детектор, секунда и подбрасываешь…
    – А вы тут ловите! – закончил я.
    – Если всё будет сделано верно и ситуация изменится, – покачал головой Владимир. – джампер с детектором никуда не попадут, растворятся, ненамного увеличат массу тёмной материи во Вселенной… Поэтому вам и нельзя будет возвращаться. Можете исчезнуть! Пусть лучше только джампер с детектором…
    Я о таких проблемах никогда не думал, но простой жизненный опыт подсказал:
    – Это же нелегальный… Жалко!
    – Ни разу! – ответил мне Арсен. – Если он сделает это, пространство ему пухом!
    Он улыбался. Владимир взял меня за руку.
    – Ладно, давайте Валерий Евгеньевич, прощаться! Я рад, что познакомился с думающим, умным человеком. Надеюсь, вы оправдаете надежду!
    – Путь в одну сторону! – подошёл Пушкарёв. – Удачи!
    Руки мы с ним пожимать не стали. Обнялись. Когда оба отошли на шаг, я скомандовал: «Машина, пуск!». И стал разгораться ослепительный голубой свет…

    Когда много минут спустя сияние погасло, я увидел в центре знакомого и, как казалось теперь, тускло освещённого кабинета, исчезавшую пару путешественников во времени. Дубль Пушкарёва держал за плечо моего двойника, а тот немного удивлённо рассматривал то, что было надето на руку. Высадка была снайперской. За сто лет и секунда в секунду! Времени стоять не было. Кабинет был пустым. Я скомандовал: «автономный режим», отстегнул браслет, прицепил к нему мешок, сунул туда взятый со столика детектор… Всё готово! Ещё шесть секунд, и будет сигнал предупреждения.
    И надо же, именно в это время открылась дверь в кабинет! Из-за двери выглянул один из тех, кто перехватил меня утром возле магазина.
    – Стой! – крикнул он, заметив, что я неожиданно нахожусь не там, где должен, и у меня в руках какой-то предмет. И, как ответственный сотрудник, кинулся ко мне.
    Я подумал, что будет лишним, если мы с ним вместе исчезнем. Он-то не знает, чем рискует! Хорошо, что парень не знал, и что ему конкретно делать. То ли держать меня, то ли хвататься за джампер… И он схватил мою левую руку, вытянутую к нему и потянулся к правой, в которой был джампер.
    А я, посчитав, что время уже выходит, постарался правой рукой повыше подкинуть устройство. И оно, описав в воздухе дугу, неожиданно прилетело в руки Вяземского… Он зашёл следом за парнем и поймал летящий джампер… И сам, видно, удивился, как это у него ловко вышло…
    – Бросайте! – только успел крикнуть я.
    Но было поздно. С удивлённым выражением на лице Иннокентий Семёнович стремительно растаял в воздухе. Как это происходит с другими, я раньше не видел…
    Когда в кабинет зашёл неудавшийся губернатор, меня, как отъявленного злоумышленника, держал сотрудник с вывернутыми за спину руками. А я, стоя в неудобной позе, истерически, до слёз, хохотал.

Глава 3. Цугцванг

    – Отпустить! – приказал полковник.
    Парень меня тотчас отпустил и по знаку Богданова вышел.
    Ни о чём не спрашивая, Богданов налил из кулера стакан холодной воды и, когда мне наконец удалось выпрямиться протянул мне.
    Меня трясло так, что я не мог сказать «спасибо». Так всё нелепо вышло! Да, когда-то я желал плохое Вяземскому. Но произвольно убивать его никогда бы не посмел! Нелепая и бессмысленная смерть! Что я мог сказать? Оправдать случившееся нечем. Вернуть Иннокентия Семёновича было невозможно! Его нет и никогда не будет! При всей вредности этого человека, признать такое было тяжело. Тем более, у меня с ним была связана самая драматичная страница жизни, полная приключений и неудач.
    Богданов стоял и терпеливо ждал, когда кончится истерика. Потом спокойно протянул салфетку и предложил:
    – Садись, рассказывай!
    Да, он был прежним полковником, деятельным и властным, и легко мог отделить зёрна от плевел. Я вздохнул и начал:
    – Только что, Юрий Маркелович, я перечеркнул самую выдающуюся часть вашей будущей биографии… Но убеждён, что мир после стал лучше. Просто кому-то не повезло…
    Я громко икнул и от этого снова залился хохотом. Полковник поморщился, но успокаивать не счёл нужным. Ещё минут пять я пытался приступить к разговору, пока, окончательно разуверившийся в моей адекватности Богданов ни махнул рукой и отошёл к окну. Только после этого я взять себя в руки и начал говорить:
    – Я из августа две тысячи сто пятнадцатого года. У вас прошла минута, а для меня это было десять часов… – не знаю, почему так начал. И снова оказался на грани очередного срыва, но закрыл рот и мысленно отсчитал десять. Полегчало. – Не буду объяснять зачем, но я только что ту штучку со столика забрал и отправил обратно.
    Глаза Богданова метнулись к столику. Обнаружив отсутствие прибора, он нахмурился, но перебивать не стал.
    – Я обещал вернуть прибор людям из будущего. Возвращаться должны были только джампер с этим детектором. Мир, после изъятия из нынешнего времени детектора, изменится. И эти приборы, вернувшись, станут тёмной материей… Чтобы не исчезнуть самому, нужно было подбросить джампер в последнюю секунду в воздух, но его поймал майор… Я крикнул: «Бросай!», но Вяземский не бросил…
    Я шмыгнул носом и в кабинете повисла тишина. Снова хотелось истерически хохотать над собой и всем этим недоделанным миром… Но удержался, а полковник молчал. И я, как ни странно, начал его понимать и сочувствовать. Он только что потерял своего человека в тылу. Списать исчезновение майора на несуществующую машину времени было себе дороже, а иных причин придумать невозможно. Так, что я решил временно принять сторону Богданова.
    Икнув в последний раз, сказал:
    – Юрий Маркелович, то что здесь происходило осталось на записи. Просмотри! Сейчас запись ведётся.
    Во глазах Богданова сверкнуло удивление: откуда мне известно про это? Но он промолчал.
    – Да не расстраивайся! Может он вернётся. Мало ли кто чего сказал!
    – Ладно! – вздохнул полковник. – Только сиди на месте, я посмотрю сам.
    И он сел за компьютер и стал щёлкать клавишами. Монитора с моего места не было видно, но по непроницаемому его лицу я пытался угадывать, что он видит. Сперва лицо ничего не выражало. Это, наверное, наша беседа и работа медиков. Богданов даже чему-то одним краем губы усмехнулся. Но тут же напрягся и уставился не моргая. Это, наверное, появился похититель. Богданов ткнул по клавиатуре и обратился ко мне:
    – Валерий Евгеньевич, подойдите!
    Я, даже не шевельнувшись, сказал:
    – Этот с седыми усами – Арсен Родионович Пушкарёв, заведующий кафедрой релятивистской механики госуниверситета Санкт-Петербурга. Прибыл за мной из две тысячи сто пятнадцатого. Детектор это его подарок, и он сказал, что ни один водитель не погибнет.
    – А у него на руке, значит, э-э… джампер?
    Тогда мне это было не интересно, но я разглядел джампер позже, на своей руке.
    – Да. Сейчас там есть функция навигации в пространстве-времени и мы вышли в другом конце города, в канализационном коллекторе…
    Полковник, не улыбнувшись, хмыкнул, снова щёлкнул по клаве и сразу вскрикнул:
    – Оп!
    – А это я вернулся за детектором. – я верно понял удивление Богданова.
    – Ты здесь был в двух э-э…
    Наверное, ему хотелось сказать: «экземплярах», но Юрий Маркелович был воспитанным, поэтому промолчал.
    По моим подсчётам, время, на которое был рассчитан последний визит и последовавшие события, истекло, а Богданов продолжал сидеть и смотреть, изредка помогая пальцем. И только через десяток минут, когда кончились даже запись наших разговоров, он встал из-за стола.
    – Я не уверен, знаю ли, что делать! – вздохнул он. – Надо было бы тебя задержать и обвинить в похищении ценного детектора и офицера, майора федеральной службы. Но факты-то как раз за тебя. Ты никуда не отлучался, а майор Вяземский зашёл в кабинет и больше никуда не выходил…
    – А как же запись?.. – я не понимал, к чему клонит полковник.
    – Запись? Ты о чём? Не было никакой записи. Кто-то ещё утром выключил…
    Я в шоке! Ведь это была наглая ложь! Но Богданов, не смущаясь, продолжил:
    – А майор Вяземский… теоретически по-прежнему где-то здесь, в своём кабинете. Правда, младший лейтенант, который при этом присутствовал, наверняка скажет, что майор исчез после того, как ты бросил в него какую-то штуку… Так, что придётся немного подправить.
    По звонку офицер, схвативший меня на месте преступления, снова появился в кабинете.
    – Младший лейтенант Кузьмин! – начальственно от середины кабинета полковник обратился к нему. – Подойдите… До сих пор всё, что происходило здесь было известно только четверым. Мне, майору Вяземскому, вот этому молодому человеку (его имя запоминать не надо) и лейтенанту Поташёву. Дело не закрыто. Поэтому никакой информации посторонним! Вам понятно?
    – Так точно! – подтвердил, сразу ставший шёлковым, Кузьмин.
    Сильный ход! – подумалось. В несколько ёмких фраз полковник уместил всё, что надо было знать об этом младшему лейтенанту.
    – Теперь подчиняетесь мне. Вопросы есть?
    – Никак нет!
    – Хорошо! Вы пока свободны.
    Кузьмин вышел и закрыл за собой дверь. А я стал внимательно разглядывать полковника. Он прямо как Вяземский стал! Впрочем, Вяземский никогда не позволил бы стирать техническую видеозапись… Я с нескрываемым скептицизмом смотрел теперь на Богданова. В ответ тот усмехнулся:
    – А как бы ты предложил поддерживать дисциплину? Но это всё пока паллиатив, которым на время придётся заткнуть брешь с исчезновением. Отвечать за исчезновение человека, Валера, всё равно придётся. Я сейчас об этом даже думать не хочу!
    Да, я понял, что от ответственности отвертеться не выйдет. Но пока Богданов решил, что я свободен и тут же покинул окаянный кабинет майора. А младший лейтенант Кузьмин, в этот раз спокойно, проводил меня до первого этажа, где мне на выходе вернули смарт. Не глянув, сунул его в карман.
    Отвозить меня обратно никто не потрудился. Я на соседней улице сел в троллейбус, из которого вышел уже недалеко от дома Профессора. Потом, не задерживаясь, дворами прошёл до магазина, где наконец смог купить стиральный порошок.
    Шёл домой, думая начать стирку, чтобы успеть отдохнуть… Но у двери на пятом уже дежурили гости. На первой ступеньке лестницы вверх, невозмутимо сидел Профессор, чуть выше устроились Сергей и Петька. Все мои вчерашние враги. А у самой двери стояли Олег и Лика.
    И все смотрели на меня. Дверь лифта за моей спиной захлопнулась. Я что-то пропустил? Что у них произошло? Какое такое небывалое событие могло собрать всю эту разношёрстную компанию, весь рассыпавшийся накануне «клуб» в полном составе? Но я спросил у Лики:
    – Что случилось?
    – Спроси у него! – и Лика глазами показала на Олега.
    Олег улыбнулся и убедительно сказал:
    – Поговорить надо!
    Я вдруг осознал, что разговор этот будет касаться темы МВ, других поводов не было. И Лика, которую я к гибели часов не подготовил, должна будет получить всё горячим и не причёсанным. Я, конечно, постараюсь смягчить, но отменить не могу.
    Дома было чисто, не считая сумки с нестиранной одеждой в углу комнаты. А так как шесть человек на маленькой кухне не помещались, пришлось вести в комнату. Сумку я отпихнул в угол.
    – Тут у тебя чисто! – шепнула моя Лика.
    – Сам удивляюсь.
    Когда села на табуретке Лика, Олег начал:
    – Ты где был? Я тебе звонил четыре раза. Неужели не мог найти минуту, ответить?.. – и продолжил: – В общем-то нужда в клубе отпала. Теперь, когда машины времени больше нет…
    – Как?! – увидел я на губах Лики. Она смотрела снизу-вверх удивлённо.
    – Постой Олег! – ожидавшееся произошло. Мне предстояло исправлять.
    – Э-э… – моментально был сбит с толку Олег.
    – Молчите! – сказал для всех и повернулся к ней. – Лика, я не хотел, чтобы ты узнала это вот так. Я хотел сперва объяснить, но у меня не было возможности. Попробую объяснить! На меня охотились и загоняли в угол, чтобы часы отнять. – Я смотрел только в глаза Лики. – Твой папа, я думаю, одобрил бы это. Он понимал какую страшную вещь принёс в наш мир. И сам говорил, что должен был уничтожить часы, как только понял, откуда они. Я их уничтожил.
    Лика кивнула с закрытыми глазами.
    – А перед этим встретился с твоим настоящим дедом, разыскивавшим сына. Его зовут Арсен Пушкарёв. Я потом тебе расскажу…
    И Лика посмотрела на меня более мягко.
    – Продолжай! – разрешил я Олегу.
    – Я как-то неуклюже влез. Просто не знал…
    Я махнул рукой.
    – Теперь, когда машины… – снова начал Олег.
    Но я снова его перебил в том же самом месте. Очень не хотелось затягивать объяснения:
    – Я понял зачем вы пришли, хотите поскорей закрыть наш клуб… Хорошо! Теперь считаем он закрыт и все свободны! Чего ещё вы ждёте?
    Я повернулся к тройке предателей, которые продолжали стоять неподвижно.
    Сергей неловко переступил. Но Калашников с Фокиным никак не реагировали на то, что их откровенно вышибали. Как видно, клуб для них всё ещё был в силе, и так просто они не могли уйти.
    И за всех вступился Олег:
    – Валера, они раскаиваются и больше так не будут.
    Но я такого лёгкого прощения им не желал. Они предали, когда всё было против меня и их маленькой подножки мне трудно было забыть.
    Единственное, что в этой обстановке меня смущало, была Лика. Ведь я её недавно простил при почти таком же раскладе. И Лика теперь смотрела на меня широко открытыми глазами. Она боялась того, что сейчас началось.
    В это время проявился какой-то конфликт среди виновных.
    – Стой! – Димка со злостью крикнул Сергею.
    А Петька, успокаивая, похлопал того по спине. Сергей только отмахнулся от всех рукой.
    Олег сказал:
    – Ладно! Потом всё обсудим. Я обещал Марии Семёновне, что верну дочку через час. А прошло два. Я отвезу, а вы можете пока говорить.
    Лика встала, подошла ко мне и, не решаясь при всех поцеловать, приткнулась виском к щеке. Я проводил её до порога, сказав:
    – Спасибо, что подождала и не злишься. – и мы обнялись.
    Олег кивнул, я закрыл за ними дверь и вернулся к конфликту. Эти ещё воевали.
    – Да не хочу я… – шумел Сергей. – И вы меня не заставите.
    Когда я вошёл, Димка сказал:
    – Прости, Валера, мы были как дураки…
    – И не как, а самые настоящие идиоты! – подал голос Фокин. – Мне, глянь, так стыдно никогда не было! Все навалились на одного! Сколько помню, никогда так отвратительно не поступал…
    Лика уехала и меня ничто не сдерживало от эмоций.
    – Катитесь вы все в… далеко-далеко!
    О чём с этими говорить? Я отвернулся и подошёл к окну. Там было по-прежнему облачно и ветрено. Сидел на ветке голубь. Место парковки соседа оставалось пустым…
    – Валера! – из-за спины послышался голос Димы. – У тебя что-то случилось?
    Я повернулся.
    – Кто тебе сказал?
    – Сам вижу!
    К Димке подошёл Фокин:
    – И я вижу, ты сам не свой! Злой как чёрт и прощать не хочешь.
    – Что случилось? – снова спросил Профессор.
    Обсуждать свои проблемы в обществе случайных слушателей не привык. Но Димка был Димкой, старым другом, и я сказал:
    – Сегодня я убил майора Вяземского.
    Все в комнате стихли, только Сергей присвистнул.
    – Как убил? – спросил, помолчав, Фокин.
    А Дима подошёл и положил руку на плечо:
    – Всё обойдётся, ты же не причём!
    – Да знаю, что не виноват! Но меня теперь даже Богданов не сможет защитить.
    Тройка, забыв недавнюю вражду, собралась возле меня в кучу, стала смотреть с видимым сочувствием.
    – Какая у тебя версия? – спросил Сергей.
    – Что там произошло? – поинтересовался Петя.
    А Профессор сказал:
    – Олег сказал, что ты осуществил «план Б». Расскажи.
    Но я не был готов. Болело сейчас другое, поэтому и стал говорить про неожиданное:
    – Джампер, что был у меня, был запрограммирован на пятнадцать секунд в нашем времени. Я должен был спрятать детектор и когда останется секунда, подбросить вверх. И я подкинул, когда столкнулся с летёхой. Но джампер поймал Вяземский…
    Но до них не доходило. Переглядывались, чесали голову.
    – Ну, и?.. – глупо спросил Петька.
    – Что вы не поняли?! – вспылил я. – Вяземского больше нет! Исчез!
    – Как, совсем? – спросил Сергей.
    – Перешёл по стрелке! – не выдержал я. – Откуда я могу знать, что происходит с человеком, устремляющимся невесть куда? После того, как я изъял датчик из своего времени, будущее поменялось и джампер с детектором и майором в тот мир, откуда был старт, попасть не могли.
    – И что тебе за это будет? – снова включился Димка.
    – Богданов сказал, что если майор вошёл в кабинет и не выходил, то он до сих пор там… Так что я временно свободен. И не спрашивайте что будет потом, я не знаю!
    Димка, поняв, что не будет откровенного разговора, пока не расставим все точки, сказал:
    – Ты только не ругайся, но я сам виноват, я рассказал всё майору и он обещал помочь, если я соглашусь поработать.
    Мне это показалось ещё хуже. С точки зрения Профессора, это не было предательство, он решил поработать…
    – Ты и сейчас работаешь на него?
    – Нет! – быстро сказал Калашников. – Только раз!
    – Теперь это подтвердить некому, так что продолжай.
    – Что тогда произошло, я не понял! – продолжил Димка. – Сперва я должен был до часов докопаться, но их не было! А потом ты пропал!
    – Не соглашайся в следующий раз таскать чужие каштаны из огня!
    Рассказывать как всё было на самом деле не стал, это было лишним.
    Никакого примирения, о чём мечтал Олег, не вышло. Когда все ушли, и я наконец принялся «заряжать» стиральную машину, позвонил Богданов:
    – Валерий Евгеньевич! Как там дела с вашей рукописью?
    А я совсем забыл, что дал повод считать, что согласился заниматься этим паскудным делом.
    – Никак! Я, вообще-то, и не собирался писать.
    В ответ мне было длительное молчание. Наконец, не дождавшись продолжения, Юрий Маркелович сказал:
    – Может быть, раз так не желаете, стоит раза два-три в неделю встречаться для устных бесед… На протяжении, ну, например, ближайшего полугодия. К середине осени вы тогда будете совершенно свободны. Я не хотел бы давить, но у меня под рукой всегда есть ещё один вариант… Жёсткий! По подозрению в похищении сотрудника ФСБ, я всегда могу вас задержать. Для этого у меня есть свидетель. Вы же помните!
    Богданов, чтобы показать свою жёсткость, стал упорно называть меня на «вы». Это был плохой признак. И накладка с гибелью Вяземского поворачивалась всё более неприятной стороной. Полгода визитов в тот четырёхэтажный особняк на окраине, никого не смогут успокоить.
    Сегодня утром, после визита в следующий век, я опять вернулся, чтобы произошли изменения к лучшему. И в будущем, вероятно, всё стало нормальным. Для меня только мало что менялось. Снова приходилось вертеться.
    – Хорошо, Юрий Маркелович, пусть будет по-вашему! Завтра, в девять я у вас…

    В девять утра я появился в ФСБ. У входа с большой неохотой освободившись от китайского смартфона, дождался пока младший лейтенант Кузьмин спустится за мной, и через рамку проведёт к кабинету Богданова. Кабинет его нового начальника на втором этаже был оформлен с официальным шиком. Был даже маленький начальственный «предбанник», в котором за компьютер вместо секретарши сел Кузьмин. Он, не заглядывая к Богданову, сказал подождать. И я уселся на одинокий стул.
    Ждать пришлось долго, минут, вероятно, двадцать. Я начинал подумывать о каком-то наказании ожиданием, когда из кабинета вышел строгий руководитель, как и большинство сотрудников здесь, в гражданской одежде. Кузьмин при его появлении вскочил и вытянулся. Начальник, не обращая внимания на готового служить Кузьмина, остановился передо мной, оглядел с головы до ног, недовольно хрюкнул и ушёл. Я удивлённо оглядел себя. Чем это он был недоволен? Из двери кабинета тут же появился, как всегда хладнокровно-спокойный Богданов, и махнул мне рукой.
    Самому начинать разговор не хотелось. Меня пригласил Богданов, вот пусть и говорит, а я буду слушать. Мне их изобилие не оприходованных документов до лампочки!
    Богданова тоже по-видимому тяготило наше вынужденное общение. Он сложил руки на груди и стал молча разглядывать меня. Это продолжалось дольше минуты. Мы сидели и молчали. И это было уже в стиле Вяземского.
    Наконец, Богданов соизволил:
    – Я сам в шоке оттого, что приходится вас вот так гонять. Поэтому попробую объяснить зачем это понадобилось…
    – Вам, Юрий Маркелович, надо разбираться с документами, которые накопились за пять дней. Вот мы и вынуждены встречаться. – быстро выдал я из памяти. – Разве что, с тех пор произошли какие-то изменения.
    – Да, изменения. – вздохнул полковник, и неожиданно перешёл на «ты». – Всё изменилось с исчезновением майора. Твоей вины в этом может и нет, но кроме тебя виноватых нет. Можно всё спихнуть на майора Вяземского, но делать этого не буду, мне не поверят. И то, что будешь приходить, я выставлю, как желание облегчения вины.
    – Но ведь я ни в чём не виноват!..
    – Да, может быть. Но это будут рассматривать другие люди. И тебе придётся как-то объяснять без привлечения несуществующих часов. Изменять уже нечего. То, что Вяземский исчез, неудачно только для тебя.
    Я вынужден был согласиться. У меня начиналась очередная чёрная полоса.
    – Что мне грозит? – я выделил «мне», остальное не волновало.
    – Это будет зависеть от того, как всё выйдет. – Богданов говорил честно. – В идеальном случае будет какая-то условная мера. А при плохом может быть всё! Но тебе об этом лучше не думать. Неделю-другую я ещё смогу удерживать ситуацию своими силами, но, когда будет расследование, тебе лучше не оттягивать – легче обойдётся. За исчезновение кто-то должен понести наказание.

Глава 4. Попытка

    Вернувшись домой, я неожиданно вспомнил, что сегодня суббота, я должен был с утра играть роль «жестянщика» в авторемонтной мастерской «Факел». В субботу старшего менеджера Степана Игоревича на работе не было. Да и работа стояла, цех был пустым, ребята сидели за столиком и резались в домино. Но тем не менее бригадир Максим, который мне прощал даже то, что называю его то Маком, то Симом, попенял:
    – Четыре часа минус, Валера! Где задержался?
    – У друзей был, в Федеральную Службу Безопасности приглашали. Теперь статью шьют!
    У нас всегда нужно было, чтобы потом не косились, отвечать правду. Я, сказав про ФСБ, вынужден был объяснять.
    – Мне в отпуске попала в руки машина времени. И я ей научился пользоваться…
    – Ну и руки у тебя! – тут же вставил Никита. – И терпение! Ночью ловил или так, среди дня в руки попало?..
    Это была ирония. По коллективу пробежал смешок.
    Мне это тоже нравилось. Что бы я теперь ни рассказал, всё будет отнесено к смешному сочинительству. И продолжил:
    – Машина могла отправлять в прошлое с возвратом. То есть, относила меня во вчера, а потом возвращала обратно в сегодня. И я встречался с самим собой, со своими родственниками, а в две тысячи третьем году у сержанта милиции…
    Тотчас меня перебили:
    – Какой милиции? Полиции, наверное…
    – Нет, тогда была милиция! Так вот, у сержанта я отобрал значок и потом подарил его другу. Правда, это было уже после того, как у меня пытались отнять машину времени…
    Рассказ становился интересным и народ слушал оживленно. И я стал смаковать:
    – Ко мне ночью вломились несколько спецов с оружием, но я успел проснуться и спрятаться. Пока меня искали, я запрограммировал машину времени, и когда нашли, перебросил себя минут на десять раньше…
    – Давай лучше на тысячу лет! – пошутил Чижаков, спец по окраске.
    – К тебе когда-нибудь ночью вламывались вооружённые? – Чижаков отрицательно помотал головой. – Так стой и молчи! У меня времени не было разбираться с тысячелетиями. Я просто спасал себя. А когда оказался в прошлом, позвонил другу и спрятался под кроватью.
    Все слушали меня внимательно.
    – Потом мой двойник, который спал, проснулся и вышел. Всё случилось как и должно было. А дальше через дверь проникли трое… В общем, я не стал возвращаться обратно и забросил ещё дальше в прошлое, в день, когда у меня дома никого не было. Там я выбежал из квартиры и вернулся на улице.
    – Ни фига не понял! – с чувством произнёс сварщик Бородулин. – Потом расскажете, а я покурю.
    И он двинулся к бочке, где обычно курили все.
    – Дальше-то что было? – спросил Чижаков.
    – Дальше? – я так и стоял, не переодевшись. – Потом приехала полиция и всех троих забрали.
    – Фу, даже не интересно! – отвернулся Чижаков. – Я думал ещё чего-нибудь соврёшь.
    Когда все от стола разошлись, бригадир меня остановил:
    – Не торопись! – сказал он. – Сегодня в городе акция «Безопасная дорога». Так что с покрышками и без тебя управимся… Можешь топать домой. Фантазёр… Обстановку нерабочую создаёшь только.
    У меня денег, после эффектно проведённого отпуска почти не осталось и, возвращаясь домой, в магазины заходить не решился.
    Лика позвонила днём. Приятно было снова слышать её голос. Поговорили немного о котлах. Лика помнила их в руках отца с рождения. Я, не делясь тяжёлыми подробностями, рассказал о том, как их вывел из действительности, упомянув про её деда, искавшего её отца, но нашедшего меня. Когда я вспомнил про отца, Лика не плакала, а в конце сказала: «Целую!»
    Вечером пришёл Профессор. Понимая, что был не прав, теперь старался наладить отношения. Он уже давно начал для себя составлять описание того, что с нами происходило с середины марта, и закончив сегодня, принёс познакомить меня.
    Творение называлось «Правда об МВ». Чтение не отняло много времени. Димка с затаённым дыханием сидел рядом, ему не терпелось знать моё мнение.
    А я, выбросив из головы, что участвовал во всём этом, переживал за всех действующих лиц. Димка был неподражаем! Он так ловко и доходчиво изложил, как главный герой в первый раз столкнулся с диковинами, как здоровался со своим двойником, как свалился с третьего этажа ночью…
    Но майора Вяземского Дима обозвал капитаном Ивановым, Богданова майором Петровым, а меня – Героем, точнее, даже Главным Героем.
    События рассказа начинались с того, что Главный Герой в прошедшем времени застревал в нужнике у автора. Я искренне хохотал!
    Димка воспринял это, как похвалу. Чтобы у него не выросли крылышки, пришлось критиковать. Сказал, что хотя и неплохо, Петровы-Ивановы вообще нереальны. Почему бы не оставить реальные имена и звания для всех, исключая меня.
    Поскольку события происходят не только в настоящем, включить в текст произошедшее в реальности от давнего, до сегодняшнего. Вспомнил всех, от рыжебородого Фёдора, разглядевшего близнецов, до спецназовцев Черкашина, Бурунова и Чемезова.
    Профессор был в унынии, он надеялся на однозначно положительный отзыв. Пришлось добавить:
    – Если бы ты боялся писать, так нет! Ты многое можешь: хороший слог, динамичный сюжет. И правдой ничего не испортишь, она никогда не подстраивается, потому что такая правда будет ложью. Хочешь писать фантастику – пиши! Но только найди безобидную тему, никак не связанную с моей реальностью…
    Второй раз я видел Профессора таким. Было ощущение, что я надавал ему пощёчин и он пытался разобраться, за что. Исправляться не стоило, я мог только подтолкнуть Диму в нужном направлении:
    – Мне хотелось создать блог, который мог бы рассказывать о том, что происходит, происходило или будет происходить. Машина времени здесь частное событие, но оно меняет всё! Я на мир стал смотреть иначе.
    Помолчал немного и закончил:
    – Но крыльев не дано! Может ты попробуешь?
    Димка смотрел удивлённо. До него ещё не дошло о чём я прошу. Проморгавшись, Профессор кивнул:
    – Если так надо…
    – И назвать надо правильно. Например, ПотоковыйНакопитель.ру или УэллсПлачет… Ты сам придумаешь.
    Не то, чтобы я пытался спастись общественным мнением, мне нужно было, чтобы правду знали!

    В воскресенье утром снова появился в мастерской. Транспорт утром в выходные ходит ужасно, но я вышел пораньше и не опоздал.
    – Привет! – у входа меня встретил бригадир Сим. – Слушай, а что у тебя за дела с федералами? Ты вчера говорил, а на прошлой неделе приходил какой-то индюк от них и спрашивал про тебя. Хорошо, что Степан тогда появился, я все стрелки на него перевёл.
    Я снова отказался от вранья:
    – ФСБ тоже заинтересовалась машиной времени. Поэтому мне совсем продыху не было в отпуске! Я отказался отдавать, а им хотелось…
    – Да ладно!.. Опять врёшь?
    – Нет. Зачем же врать? Они ради этого меня отравить хотели. Потом, в одном гараже, на живца ловили…
    – Завтра выйдет Степан, пусть с тобой разбирается. Ты из меня уже дурака делаешь!
    Я пожал плечами. Завтра, так завтра! Сегодня большой объём работы у меня уже был.
    Максим показал на автомобиль, стоящий у входа:
    – Вчера пригнали. Лада Эллада. Что-то с дальностью хода с зарядки…
    – Почему мы? – удивился я. – Есть же специализированные станции? Они что, даже доехать не могут?
    – Это родственник начальника. Ну, ты ведь понимаешь!..
    Я вздохнул. Работа, значит, будет бесплатная, но с вероятностью получить хорошую денежную позже.

    Выходит Максим крупно обиделся! Чтобы мне, специалисту по двигателям внутреннего сгорания подсунуть работу с отечественной аккумуляторной мыльницей…
    Белый универсал Калина стоял под навесом снаружи, где обычно Никита переобувает тачки, поэтому я, проходя мимо, внимания не обратил.
    Пятидверный хетчбэк с полным пакетом примочек… Чтобы узнать, почему он не тянет, я для начала загнал на яму, где осмотрел ходовую. Мелкие замечания в механике ходовой не могли так уж существенно снизить дистанцию пробега. Но я всё равно прошёлся по смазке и подтянул всё, что мог.
    Правое переднее колесо пришлось полностью переустанавливать. В этом месте люфт был недопустимым. В колёсной нише были следы рихтовки. Так что дорогущая машина в тепличных условиях не жила никогда. Владелец её эксплуатировал нещадно. Или, что скорее всего, непрофессионально. Есть такая категория автовладельцев. И совершенно необязательно, чтобы это были блондинки! Эти калечат свои средства передвижения, не оглядываясь даже на стоимость.
    Проверил тормоза, они без замечаний! Диски ровные и колодки в приличном состоянии.
    Затем, устранив в механике замечания, взялся за аккумуляторы. У одного из передних стали видны проблемы механические, была вмятина. Но заряд он держал не хуже остальных. Задние аккумуляторы, по всему видать, были с этой Ладой с момента выпуска и ёмкость большинства была на пределе.
    Я провозился без обеда почти до самого конца. Макс дал телефон клиента, и я пригласил его в «Факел». Андрей Григорьевич приехал через двадцать минут. Солидный заказчик! Я сразу повёл его к машине и стал объяснять:
    – Я подтянул всю ходовую… Разбалансировка в передней паре могла сильно тормозить машину. Всё перебрал и подтянул. Сколько у вас был последний прогон с зарядки?
    – Да, километров только тридцать, наверное… – ответил он.
    – Вот! Теперь будет побольше. А зимой в такой машине ездить себе дороже. Аккумуляторы заряд ниже минус двадцати, совсем не держат. Я заметил, у вас спереди все аккумуляторы новые. И заряд на них нормальный, а сзади все уже на грани… Надо менять.
    – Вы что, здесь специализируетесь по электромобилям? – с удивлением спросил Андрей Григорьевич.
    – Нет! – ответил я. – Просто ко мне она попала на ремонт.
    – Как вас звать? Валерий, а по батюшке? – я не понял к чему клонит клиент.
    Но ответил:
    – По батюшке я свет Евгеньевич.
    Андрей Григорьевич рассмеялся. Люблю клиентов с нормальным чувством юмора. Но потом быстро стал серьёзным:
   – А образование?..
   – Я инженер-двигателист. Закончил Политех.
   – Вы мне нравитесь Валерий свет Евгеньевич! Я вам предлагаю работать на себя. У вас и с головой порядок и с руками! Сколько вы здесь получаете?
    Ну, вот, началось!
    – За две недели последнего отпуска мне выплатили двадцать. – я старался быть поосторожней с цифрами.
    – У меня вы будете получать сто двадцать. Ежемесячно. – стоявший спиной Максим удивлённо оглянулся. – При этом, всё время, пока моя машина на ходу, вы можете заниматься всем, по своему усмотрению. Можете даже здесь работать. Мне это всё равно. Идёт?
    Я оглянулся на «народ». Все обалдело и с завистью смотрели на меня. Таких щедрых клиентов они не видели.
    – А что будет входить в мои обязанности?
    – Настоящий мужской разговор! – удовлетворённо потёр руки Андрей Григорьевич. – Завтра в понедельник приходите ко мне, обговорим условия и составим договор. Вот визитка.
    Там на визитке была упомянута действительно серьёзная компания! У меня даже мурашки по коже побежали. Тишина в помещении «Факела» после его отъезда стояла такая, что было слышно, как Андрей Григорьевич притормаживал перед следующим перекрёстком.
    – Можно взглянуть? – спросил Максим, протягивая руку за визиткой.
    Я разрешил. Максим тут же забрал и сунул к себе в карман.
    – Я тебя никуда не отпускаю! Ты ещё долги не отработал!
    «Народ» возмущённо загудел. Я жестом всех успокоил.
    – Зря завидуешь! Ты счастливчик, что туда не лезешь. И увольняться я не собираюсь пока. Но и помешать мне ты уже не можешь, его номер у меня на смартфоне…
    Спец по топливной арматуре Толик Моржов весело засмеялся. Остальные заулыбались. А я протянул руку за визиткой. Публично поставленный на своё место Макс, с недовольным видом, достал и вернул визитку.
    – Так, народ! – оживился я. – Денег у меня осталось совсем мало, но на каждого по пиву хватит.
    Запомнит кто этот день, или не запомнит, мне надо было скинуть скопившийся негатив.

    Понедельник. Рано утром, когда я собирался с визитом к своему потенциальному работодателю, Андрею Григорьевичу, снова был звонок от Богданов.
    – Валерий Евгеньевич! – плохой признак, опять он шёл на «вы». – Сегодня к двенадцати дня прошу вас явиться ко мне. И не забудьте паспорт. Это пока не арест, но всё равно прошу утрясти все свои дела до прибытия. У вас только четыре часа.
    Сказать ничего я не успел, потому, что Богданов ответа ждать не стал. Вот и кончились, даже не начавшись, хорошие времена! Почему бы майору Вяземскому не зайти тогда секундой позже или секундой раньше!

    «Утрясти дела»… Я даже не знал с чего начинать.
    Идти подписывать договор к Андрею Григорьевичу было бессмысленно, предупреждать на работе Степана рано, ставить в известность отца, друзей, Лику… Это всё в число важных входило, но могло подождать и в утрясании пока не нуждалось. Память подсказывала, что было что-то срочное, которое нуждалось. Которое за суетой незаслуженно забыл.
    Собственно, я только теперь осознал, что не могу представить себя лишённым свободы. Наверное потому, что всегда был свободным и законопослушным. Только последний месяц внёс какие-то коррективы. Но я в этом был невиноват, обстоятельства так сложились.
    Если Богданов заключение под стражу планирует надолго, квартиру лучше подготовить сейчас. И я прошёлся по своей «территории» с намерением осуществить консервацию. Прибрался на подоконнике в кухне, два смартфона вместе с зарядными устройствами засунул в стол. Отключил ноутбук и погасил везде свет.
    Залез в холодильник и нещадно вытряхнул оттуда всё, что не проживёт хотя бы месяца: полпачки масла вологодского, открытую бутылку молока, открытые селёдочные консервы и полбулки хлеба – всё в мешок!
    Когда он заполнился, отнёс на лестницу и отправил в путешествие по трубе вниз. Вернувшись, с сожалением посмотрел на проделанные разрушения в быте. Заправил кровать и вышел в прихожую. Шикарная дядькина куртка здесь осталась единственным напоминанием обо всей этой истории. И мне придётся воспользоваться ею вновь. Сам свою разорванную куртку, теперь свёртком лежащую в шкафу, я отремонтировать не сумею и денег, оставшихся от отпуска, было мало. Только жалкие сто пятьдесят наличными и ещё кое-что, но тоже совсем мало, на банковской карте.
    Теперь ключи! Надо попытаться отправить их родителям. И предупредить, что ухожу в длительную командировку! Которая, возможно, будет длиться не один месяц.
    И тут же мне пришла мысль о том, что я должен сделать обязательно, пока свободен! У меня на это было меньше четырёх часов! Я вспомнил о том водителе.
    Вновь подключил свой ноут и из списка стал обзванивать все медицинские стационары в поисках пострадавшего. Фамилия была неизвестна, и я искал человека с признаками радиационного поражения и с проблемой глаз. Через двадцать минут выяснил, зовут его Печников Андрей Андреевич, и находится он сейчас в областной клинической больнице, на Пряжинском проспекте, в другом конце города. Достал из стола китайский смарт, взял паспорт, банковскую карту, ключи и мелочь, оделся и поехал.

    Повезло, когда я спросил, кто лечит Андрея Андреевича Печникова, мне тут же указали на проходящую мимо Светлану Леонидовну Крайчик. Женщина средних лет, но среди других врачей, в толпе которых шла, казалась совсем молодой, почти девушкой.
    – Светлана Леонидовна! – окликнул я.
    На мой голос она быстро обернулась.
    – Хочу спросить, как больной Печников? – спросил я, подходя.
    – Пока ничего конкретного… А вы кто? – голос врача был приятным.
    – Я – виновник его травмы. – честно сказал я. – Хочу узнать, чем помочь?
    Светлана Леонидовна посмотрела немного удивлённо. И сказала:
    – У меня минут через… полчаса будет небольшой перерыв в работе. Мы с вами поговорим.
    И я сел ждать. И минут через пятьдесят Светлана Леонидовна вновь спустилась к регистратуре и пригласила меня наверх.
    – Простите. Замотали совсем… Как вас звать? – уже в своём кабинете спросила она.
    Я назвал себя.
    – Так вот, Валерий Евгеньевич, травма у нашего больного непростая. Катастрофическое падение гемоглобина крови за сутки, световая травма сетчатки, печень в ужасном состоянии. Позавчера, когда его привезли к нам, пришёл какой-то мужчина из МЧС. Меня ещё на работе не было. Он сказал, что была авария с изотопными источниками, и Печников оказался облучён. Это правда? Ведь вы сказали, что больной пострадал из-за вас!..
    Сначала я хотел как-то отмахнуться, солгать, что сам не очень знаю. Но сказал иное:
    – Да, всё так! Там был взрыв. Облучение получили более тридцати человек и Печникову досталось больше всех… Чем можно помочь? Вы оповестили родных? К нему кто-нибудь приедет? Что, вы думаете, будет с его глазами?
    У меня просто оставалось мало времени на пустые разговоры и выдумывание полуправды. Врач Крайчик смотрела на меня всё более удивлённо. Не видела она ещё таких дураков, которые не за собственной выгодой шли к пациенту…
    – Вам плохо? – неожиданно спросила она.
    – Почему вы так решили? – удивился я.
    – Опыт, молодой человек! – ответила мне Светлана Леонидовна. – так заботиться о малознакомом могут лишь люди, для которых чужого горя не бывает. У вас ведь тоже что-то случилось?
    Ох, не довелось мне ещё встречать таких, способных с одного взгляда определить где и что у тебя болит.
    – Да, но это другая история. Я просто хочу помочь!
    Крайчик едва заметно вздохнула и сказала:
    – Да я и сама не знаю, что поможет. Он теперь и не жилец. Можно просчитать в часах, на сколько его хватит… Вчера домой пришла и ревела… Сегодня вечером должны привезти для него кровь, но он может и не дождаться. А, хотите, Валерий Евгеньевич, я вас к нему проведу? Он с утра был в сознании…
    Хотел ли я увидеть полуживого и ослепшего, неумышленно покалеченного человека?
    – Да! – по крайней мере, я сам мог спросить, чего он хочет.
    В небольшой тёмной палате, из четырёх коек была занята только одна. Я сразу узнал его, несмотря на залепленное пластырем бледное лицо. Глаза дальнобойщика были открыты, он с хрипом дышал, но был спокоен. Когда услышал, что кто-то вошёл, Андрей Андреевич моргнул и повернул к нам голову.
    – Здравствуйте, Андрей Андреевич! – поздоровалась Светлана Леонидовна. – Я к вам посетителя привела.
    – Здравствуйте! – также поздоровался я.
    Мой голос показался пациенту незнакомым, похоже там, на трассе, он меня, как и я его, не слышал. Но попытался увидеть, кто к нему пришёл. Глаза сканировали пространство, только безнадёжно. Тогда на трассе я почувствовал вспышку мгновенным жаром от удара света по ладоням, вытянутых рук. Водителю тот жар ударил по глазам.
    – Это кто? – спросил больной.
    – Это… Валерий Евгеньевич. – быстро ответила женщина. – Он говорит, что тоже был там, где с вами всё случилось…
    – На шоссе, что ли? – и Андрей Андреевич сразу потерял ко мне интерес. – Я думал кто-то из моих…
    – Ну, всё равно! – вставил я. – Я могу для вас что-то сделать, Андрей Андреевич?
    – Что вы можете? – тихо и раздражённо, спросил водитель. И отвернулся, показывая, что ему от меня ничего не нужно.
    Светлана Леонидовна потянула меня за рукав:
    – Идёмте!
    Уже в коридоре, спросила:
    – А какая у вас, Валерий Евгеньевич, группа крови? Может у вас…
    – Навряд ли. – тут же отмахнулся я. – У меня редкая группа – одному из ста! Или даже больше!.. Четыре минус!
    Паспорт был при мне, а там было написано: AB(IV-). Родители ещё удивлялись. Как могло быть такое? У мамы третья, а у папы вообще вторая группа. Я какой-то «соседский»!
    Светлана Леонидовна, глянув в паспорт, крепко ухватила за руку и потянула за собой. Через минуту затащила в какое-то помещение полное людей в белых халатах.
    – Так, девчонки! – обратилась она к контингенту. – Перекур кончен! Всем работать! Наталья Петровна! Срочно готовим прямую гемотрансфузию больному из четыреста первой! Ларочка! Обработайте вот этого молодого человека… Шапочку, халат. Объясните, что и как, подготовьте руку…
    Я ещё не совсем понял, что от меня хотят, но среагировал инстинктивно. Поймал за руку ускользающую Светлану Леонидовну и спросил:
    – Не понял! Вы решили мою кровь переливать ему?
    – Всё будет хорошо, Валера! Вы сами хотели что-то сделать для него. И у вас есть шанс! У Печникова тоже ваша редкая группа четыре минус!
    И вырвав свою руку, крикнула остальным:
    – Работаем быстро! Ещё можем успеть…
    Когда через десять минут я, подпёртый со всех сторон подушками, почти сидел на соседней с Печниковым кровати, и серьёзная рыжая Ларочка умело загоняла мне в руку большую иглу, а тяжёлая, как шкаф, Наталья Петровна готовила моего соседа, снова появилась Светлана.
    Она бесшумно подошла ко мне.
    – Я надеюсь, вы сегодня завтракали? Потому что расстаться придётся с большим количеством. Я, на всякий случай, заказала вам горячий сладкий чай и булочку. И ещё одно! Телефон с вами? Выключите! – потребовала Крайчик.
    Слабость и головокружение я почувствовал минуте на двадцатой, когда клеёнка под рукой, как и рука на сгибе, была почти полностью залита скользкими алыми потёками. Поэтому пришлось сделать небольшой перерыв. И добрая Ларочка, примотав пластырем к руке наполовину заполненный шприц, напоила сладким чаем.
    Когда всё было удачно закончено, я вспомнил про Богданова. Теперь опаздывал, оставалось менее получаса… Когда очнулся, лежал на каком-то кожаном диване.

Глава 5. Уэллс плачет

    После включения смартфона, обнаружил три пропущенных звонка. Со мной жаждали общаться: Лика, у которой, вероятно была перемена, Профессор-Димка и, конечно же, полковник Богданов.
    Продолжая лежать на диване в кабинете у «доктора Крайчик С.Л.», как было написано на табличке возле двери, я пытался решить, с кого начать. Решил, что лучше будет позвонить Богданову. Я всё-таки обещал.
    – Юрий Маркелович, я очень хотел успеть прийти к двенадцати, но меня ещё здесь не пускают…
    – Сколько вам надо времени, чтобы приехать сюда? Надо было позвонить раньше! – не дал мне развить мысль полковник.
    – Я приду… – попытался объяснить я.
    Но смартфон чудесным образом вдруг оказался в руке у, непонятно как оказавшейся рядом Светланы Леонидовны.
    – Вот что! – строго сказала она смартфону. – Не знаю, какие там у вас срочные дела, но пока я не отпущу Валерия Евгеньевича, он никуда не приедет. И можете жаловаться кому угодно!
    И она победно сунула смарт мне в ладонь, и вернулась к столу. Соединение было разорвано, я был в шоке! Вот это сила!
    – Светлана Леонидовна! Классно получилось! Я бы не смог так ответить полковнику ФСБ.
    – Хоть министру обороны!.. – спокойно ответила Крайчик и усмехнулась.

    За мной приехали через двадцать минут. На пороге кабинета неожиданно возник знакомый парень в гражданском. Потом ещё двое, уже незнакомых. Они, эти незнакомые, церемониться не стали. Один за плечо поднял с дивана, а другой, несмотря на возмущённые крики хозяйки кабинета, завёл мои руки за спину и сковал там холодными стальными браслетами. Это оказалось достаточно неприятно и даже больно.
    Уже в машине, неудобно сидя между двумя молодцами, я сказал Кузьмину:
    – Довольно-таки грубо, младший лейтенант. Вас после этого здесь никто любить не будет.
    – Заткнись! – не по уставу ответил Кузьмин. – Как приказали, так и сделал! Не в цацки играем!
    У меня насчёт приказа были сомнения, что это шло от Богданова. Я мог бы ожидать такого от Вяземского, но он уже ничего не мог. А Юрий Маркелович вряд ли так изменился.
    Меня привезли в то самое четырёхэтажное здание, облегчили карманы и привели в незнакомую комнатку на третьем этаже.
    Посадили за стол и велели сидеть и ждать. И я сидел, прилежно ждал и думал: «Как хорошо, что в клинике накормили булкой и чаем!». Я сегодня не завтракал и чувствовал зверский голод!
    Я просидел минут двадцать. Потом сорок. Время тикало в голове и я размечал его без часов по привычке.
    Наручники мне сразу успели гуманно перестегнуть спереди, но сильно зажатое левое запястье начало потихоньку опухать, пока ко мне никто не шёл.
    После полутора часов ожидания я стал негромко мычать знакомые песенки, мелодия которых нравилась.
    Вспоминать слова необязательно, просто музицировал. От этого легчало.
    Как всё закончится, не щекотало, пока я мычал.
    Замолк, когда вспомнил, что ключи от квартиры не успел отвезти отцу. И теперь они вместе с китайским смартфоном, банковской картой, паспортом и серым напульсником лежали неизвестно где.
    А, утомившись ждать, провалился в сон. И сразу кто-то стал меня тормошить за плечо, довольно грубо. Я оторвал голову от стола и посмотрел на этого нетерпеливого. Человек был незнакомым. Но с вполне беззлобным лицом. Я бы не мог сказать, что он мне понравился, но какое-то ощущение добродушия порождал. Спокойное лицо с редкостными, синего цвета, глазами. И тёмно-синяя футболка с какой-то красной пиратской надписью на груди.
    – Простите, заснул… – пробормотал я.
    – Просыпайся уже! Спать здесь нельзя! Я буду тебя спрашивать. Ты должен полно и точно отвечать на все вопросы. Понятно?
    Я кивнул и про себя пробормотал: «Раньше предупреждать надо!». И решил, как и он перейти на «ты».
    – Я спросил: понятно?.. – повысив голос, повторил этот человек.
    Я с удивлением посмотрел на задиру. Наверное, глухой.
    – Ты меня что, бить будешь? – спросил.
    Тот склонил голову:
    – Если будешь делать всё правильно, никто бить не будет! – пообещал человек.
    – То есть бить в перспективе! – пробормотал я. Пугаться было поздно.
    – Я про битьё не говорил. Я сказал… – мой собеседник бросил быстрый взгляд на зеркало, висящее над стулом у стены и замолчал.
    Я только сейчас обратил внимание на эту ненужную деталь интерьера. Кто будет вешать такие большие зеркала в комнате, где допрашивают?..
    – Так как, будем нормально говорить? – синеглазый попытался вернуть себе уверенность. – Или мне придётся прибегать к иным способам…
    – Задание-то какое, покалечить или чего узнать?..
    Мой визави дёрнул плечами. Какой-то неправильный попался. А я продолжил:
    – Если только узнать, то мы напрасно на болтовню тратим время. Спрашивай, я всё, что помню, скажу!
    Тут единственная дверь снова открылась и на пороге возник полковник Богданов. А следом в комнату вошёл ещё один сотрудник, недовольно покачав головой. По жесту последнего, голубоглазый испарился. Для рассматривания я выбрал второго. Тот сотрудник был старше, как видно, не только по росту и возрасту, но и по званию. Потому что Юрий Маркелович не посмел сесть раньше него. Армейская субординация. И я уставился только на старшего, он был опасней. Второй сказал:
    – Давайте начнём с самого начала. – и спросил. – Ваше имя?
    – Евграфов Валерий Евгеньевич. – устало пробормотал я.
    – Хорошо! Но вы поторопились. Я спросил только про имя! – и он замолчал, внимательно глядя в глаза.
    Игра продолжалась. Если это была игра.
    Хотят добиться быстрых и точных ответов. Я поддаваться не собирался. Поэтому улыбнулся «генералу», не открывая рта.
    – Почему молчите? – наконец спросил он.
    – Спрашивайте! – я снова растянул губы.
    – Вы думаете, наверно, это я должен вам что-то рассказать. Это вас сюда привезли, чтобы дать показания. И это вас, а не меня обвиняют. Что дело утихнет само собой, даже не надейтесь… Давайте ещё раз! Ваше имя?
    Это было очень знакомо. Даже не надейтесь… Меня бесило в этом всё! Ухудшенный вариант Вяземского. Но я, через силу, улыбнулся снова! И нахально сказал:
    – Никогда бы не подумал, какие тупые здесь работают…

    И был сон, я летел куда-то без крыльев, не чувствуя собственного веса. Скользил по воздуху и пролетающее мимо богато сверкало разноцветными, объёмными, большими фигурами. Словно чудовищный лабиринт, где за каждой фигурой были новые повороты, начинались пути во все стороны. И я по сложной траектории вертелся и огибал препятствия в поисках выхода…
    Потом почувствовал лицом холодную воду и понял, что это не сон.
    «Слабенький какой-то!» – донеслось до ушей. Открыл правый глаз, потом левый. Из расплывшегося вокруг яркого собрать вместе ничего не смог, и снова закрыл глаза. Потом почувствовал, как меня поднимают.
    Посадили на стул, придерживая за плечи. Кто-то закатал правый рукав, и я охнул, почувствовав иглу.
    Что тут происходит? И где я? Никаких воспоминаний. Приоткрыл оба глаза и попытался сфокусироваться. Движущиеся пятна стали превращаться в людей. Я увидел сбоку лицо, склонившегося ко мне человека.
    – Кажется, приходит в себя! – сказал он и исчез.
    Я повернул голову в ту сторону. Здесь было несколько человек. И за плечи, чтобы я не упал, меня придерживал полковник Богданов. Тот, кто склонялся ко мне, согнул мою правую руку, прижал к груди и сказал: «Держи!». И я постарался держать левой правую. Потом он сказал:
    – Пусть полежит минут десять… – и вышел. Остался Богданов и кто-то в чёрной рубашке с короткими рукавами:
    – Ладно! Пусть сидит! – я его не знал, лишь голос казался знакомым
    Богданов опрометчиво отпустил плечо, а я не удержавшись, со всего маха приложился лбом о стол!
    По шагам пришли ещё несколько человек, меня выпрямили, за руки и ноги подняли и потащили куда-то. Через какое-то время почувствовал, как кладут на что-то горизонтальное жёсткое. Лавка. Затылок глухо стукнул по твёрдому и оставили в покое.
    Кто-то ходил рядом, трогал за руку, открывал пальцем глаз, кто-то что-то тихо говорил… А я был в полусне. Слышал, но не понимал. И сколько времени это длилось, не понимал.
    Через некоторое время стало приходить облегчение. Тени и звуки стали более живыми. Я разобрал, что говорил человек, стоящий рядом:
    – В какую ещё клинику? – громко сказал он. – Он арестован!..
    – Пока ещё нет. – возразил другой низкий и хриплый голос.
    Потом третий сказал:
    – Да, кстати, из клиники какая-то женщина уже третий раз звонит. Говорит, мы увезли кого-то, нуждающегося в медицинской помощи. Может, как раз, про этого?
    – Этот без помощи обойдётся!.. – резюмировал первый.
    И они замолчали. Я с трудом оторвал голову от твёрдого, но она опять приложилась. правда, под другим углом. И я мог теперь видеть говорящих. Все трое смотрели на меня.
    – Здравствуйте! – поздоровался я, но произнёс это невнятно.
    – Да это уже овощ!.. – сказал первый. Он казался огромного роста. – Если он помнит что-то, то я Клара Цеткин…
    – Не отвлекаемся! – властно в разговор вступил хриплый второй. – Закончим допрос, тогда решим, какой овощ! Давайте его быстренько в мой кабинет!
    И меня подняли, поставили на ватные ноги и повлекли куда-то, цепко ухватившись с двух сторон. Коридор… комната… просторный кабинет с ярким светом… Меня посадили на стул и задвинули под широкий стол так, что пришлось локти вытянуть и выложить на полированную столешницу. Это позволяло держаться.
    Железных наручников не было, руки были свободны, С трудом поднял голову и осмотрелся. Комната для совещаний, большой зал с длинным столом посередине. Шторы, стулья… и люди. Все трое сидят передо мной. Я узнал только одного. Высокого. У него ещё были усы. Снова требовалось спросить: «Где я?», потому что комната была незнакомой.
    – Валерий Евгеньевич! – произнёс, сидевший напротив высокий. Это, должно быть, меня. – Что вы можете рассказать о машине времени?
    И они уставились на меня. А мне вспомнилось, что машина времени – это что-то реально существующее, и я когда-то раньше даже держал одну у себя в руке. Или это был сон?..
    – А что вас интересует? – это была солидная фраза и я начал гордиться собой.
    – Нас всё интересует! – логично ответил высокий.
    А его соседи, сидящие рядом, стали о чём-то негромко беседовать. Я слышал только обрывки фраз: «…позвони, расспроси…», «… до конца…», «…был в сознанке…». Подумалось, интересное слово! А один из тех, кто беседовал, встал и вышел. Вероятно, звонить. Здесь остались двое.
    – Машина времени, – начал я отвечать на вопрос. – это устройство, которое владельца может переносить в прошлое. На секунды или года… Нужно просто выбрать точку назначения и время до возвращения… – чем больше я говорил, тем чётче всё вспоминалось. – Там у неё какой-то неиссякаемый источник… Даже током бьёт, когда под дождём…
    И тут я вспомнил всё и во всех подробностях! Знания обрушились лавиной… И я смог понять, для кого рассказываю.
    – Продолжайте, мы слушаем. – поощрил усатый.
    Но тут же проснулось понятие «скрытность». Мама – юрист. И я с детства был подкован, как уходить от нежелательных вопросов.
    – Все вопросы только в присутствии адвоката! – и я постарался изобразить независимое лицо. Этому, правда, немного мешала покачивающаяся на неустойчивой шее тяжёлая голова. Со стороны это должно быть виделось, будто я шутовски киваю.
    Собеседники молчали и я глядел уже спокойно. Затаённый страх, которым я управлять не мог, внезапно прошёл. Усатый, назвавший меня овощем, чему-то улыбался, а его плотный сосед, с серой и седой шевелюрой морщил лоб и плотно сжимал губы. Я узнал в нём того, кто, раньше выйдя из кабинета Богданова, смерил меня презрительным взглядом. И он, разжав губы, сказал:
    – Вы вообще-то обвиняетесь в убийстве сотрудника службы безопасности Российской федерации, майора Вяземского Иннокентия Семёновича. Похищении и убийстве… И не вам…
    Что-то глухо щёлкнуло у меня за спиной. Какой-то ветерок пробежал по волосам. Я, оттого, что ничего не видел, безуспешно попытался оглянуться. Остальные смотрели в ту сторону с ужасом… Я напрягся и замер, готовый ко всему. Это длилось несколько бесконечных секунд. Потом у меня из-за спины хорошо знакомый голос, но с незнакомыми шутливыми интонациями, произнёс:
    – Здравия желаю, товарищ генерал. Это я…
    Теперь у меня был повод испугаться! А тот, кто был сзади, повелительно положил руку на моё плечо и сказал:
    – Валерий Евгеньевич ни в чём не виноват. Прошу освободить его немедленно!
    Эта фраза, прозвучавшая словно защитное колдовское заклинание, была вообще удивительной. Я никогда бы не смог ожидать такого от майора Вяземского, как будто, это был не он.
    Потом мне удалось отодвинуть себя от стола, и я, почти вывернувшись, посмотрел за спину. Тот сзади только напоминал Вяземского. У этого были совершенно белые волосы, ни следа рыжих. Белая, ровно подстриженная бородка с усами, вместо выбритого розового лица. И морщины… Старик, а на нём какая-то абсолютно непривычная лёгкая одежда.
    – Иннокентий Семёнович! Что с вами? – я первый, кто сумел произнести хоть что-то, после слов майора. Те, за столом по-прежнему обалдело молчали.
    – Всё отлично, Валера! Я вернулся, а ты свободен.

    Но меня так быстро не пустили. Когда «генералы», допрашивавшие меня, захотели побеседовать тет-а-тет с майором, он сказал, что у него пока нет на это времени, и обратился ко мне:
    – Валера! – снова этот нехарактерный «Валера». – Где тот браслет, который ты увёл из будущего?
    Я вспомнил о непонятном сером напульснике, который получил когда-то от Пушкарёва:
    – Когда меня сюда привезли, всё из карманов вытряхнули! – ответил. – Я даже не знаю, где теперь. И браслет с теми вещами!
    Генералы в гражданском засуетились. Как же! Здесь где-то у них уникальная вещь, привнесённая из будущего! Но Вяземский их охладил:
    – Эту штуку надо вернуть и немедленно! Иначе её уничтожат. Они это смогут!
    Да, это был совсем другой Вяземский! Он неколебимо шёл против начальства. И, по-видимому, против своей карьеры. Я с уважением стал смотреть на седого.

    Когда формальности были закончены, мне принесли пакет с вещами, Иннокентий Семёнович взял у меня браслет и осмотрел. По-видимому, всё было в порядке и он, ни к кому не обращаясь, сказал:
    – Машина, автономный режим!
    Левый его рукав щёлкнул, шевельнулся, и Вяземский снял с руки джампер. Это были совсем не «котлы»! Широкий и тонкий литой серебристый браслет с чудовищно большим дисплеем, на котором контрастно сияли десятки разноцветных объёмных цифр и букв. Мне не было видно, что там конкретно, потому что вокруг уже собралась толпа любопытных, возникших из ниоткуда. И все, затаив дыхание, смотрели на манипуляции Вяземского. Он приладил куда-то внутрь джампера мой браслет, и тот исчез, словно растворился! Потом майор произнёс:
    – Машина, блок! – и на ладони у него прибор, в каком-то сиянии приподнялся в воздух.
    И свет его сразу же стал таять, как лёд в стакане с кипятком. Когда свет иссяк, джампера уже не было.
    А усатое начальство строго заметило:
    – Вся информация, о том, что случилось – только дээспэ! – то есть, как я понял не «дерево-стружечная плита», а что-то другое, секретное.
    И присутствующие стали тут же расходиться. Вяземского под руку подхватил «усатый»:
    – Иннокентий Семёнович! Необходимо побеседовать!
    – Я вернусь, и побеседуем! – сказал новый Вяземский. – Только отвезу домой Валерия Евгеньевича, приеду и мы поговорим!
    И тот не посмел возразить! Это действительно был новый Вяземский.
    Меня кантовать оказалось очень непросто. Слабость в ногах была неходяячая! Коленки тряслись. Но Вяземский, взвалив мою руку себе на плечо, упорно потащил меня из кабинета.
    Когда мы с ним выходили из лифта на первом, снова всё поплыло перед глазами. И раздался знакомый крик:
    – Да что же вы, чёрт возьми, делаете?!
    Это ругалась доктор Крайчик. Она рвалась к нам мимо рамки металлоискателя. Мы с Иннокентием Семёновичем смотрели удивлённо.
    – Он около литра крови потерял утром и не ел ничего!
    Ей не дали ничего достать из своей сумки. Двое из охраны схватили её за руки.
    – Отпустите! – едва слышно попросил я.
    И Вяземский начальственно продублировал:
    – Отпустить!
    Потом они со Светланой Леонидовной и решившим помочь гражданским тащили меня к машине, припаркованной во дворе… Это была та же чёрная «Тойота», на которой Иннокентий Семёнович несколько дней назад ночью подвозил меня домой.
    Когда мы подошли к стоянке, Иннокентий Семёнович поглядел на свою машину почти с нежностью. Он её, наверное, давно не видел и соскучился. Прежде чем открыть, снял рукой веточку с крыши и ласково провёл пальцами по переднему стеклу.
    Светлана Леонидовна села со мной сзади, положила руку на пульс на шее, и стала считать.

    Дома у меня, после полной консервации, был абсолютный порядок, плохо совместимый с бытовыми удобствами. В холодильнике пусто, хлеб, молоко и моё любимое вологодское масло ушли ещё утром в мусоропровод. Поэтому доктор Крайчик воспользовалась своими припасами из сумки. Пачка овсяного печенья, бутылка с кефиром и россыпью горстка конфет. Пока я с наслаждением уминал это, они, вместе с майором, стояли и удивлённо наблюдали, как я жадно это делаю. Потом, минут через десять, убедившись, что я всё съел и не умер, ушли. Очень хорошими людьми были.

    А я радостный шёл по застроенной высотками улице Богданова к дому. А, сообразив что спутал времена, попытался вернуться обратно. Сжал кулаки, напрягся… но часов не было… И всё равно вспыхнул яркий свет и прошлое приблизилось.
    …Когда проснулся, оказалось, сижу, как прежде, за кухонным столом, уронив голову в тарелку с крошками печенья. Сон тут же выветрился из головы. И опять захотелось есть.
    Я с трудом дошёл до своей комнаты, и взглянул на часы на стене. 17.25. Вечер! Только вот какое число? Достал смартфон. Удивительно, только двадцать шестое марта, всё тот же бесконечный понедельник.
    Два абонента, желавших связаться ещё с утра, остались безответными. Это Лика и Димка-Профессор. Я сразу набрал номер Профессора. Не потому, что считал звонок ему важнее, просто очень хотелось есть! Я к нему готов ползти, он от голода умереть не даст!
    А Дима, к моей радости, тут же ответил, он спросил: что случилось со смартом, почему я не отвечал. У Димки была масса новостей для меня.
    Я, не скатываясь до оправданий, ответил, что скоро буду. Дверь, через которую днём вышли Крайчик с Вяземским, до сих пор оставалась открыта. Сперва я испугался, но вспомнил, что на площадке смонтировано видеонаблюдение и бояться не стоит.
    Дверь запер и двинулся к Профессору. Путь дался нелегко, но меня вела счастливая звезда: меня накормят! Возле стенок идти было безопасней, в открытом пространстве меня неустойчиво, словно пьяного, раскачивало…
    Дом у Димки снова был полной чашей! На кухне группа молодых людей шумно отмечала какой-то свой праздник. Играла музыка, звенела посуда… Мы с Профессором, как гости, устроились в наконец-то прибранной гостиной со своей скромной яичницей пашот и блюдом из салата с помидорами под майонезом.
    – Что с твоим лицом? – удивился хозяин, когда мы расселись на диванах.
    – А что с ним? – я посмотрел на Профессора удивлённо.
    – Тебя, как будто, отделали! С кем дрался? Вон фингал под глазом!
    У меня после визита в ФСБ болело всё! И лицо тоже. Говорить об этом не стал. К однажды предавшему Димке у меня было своё жизненное отношение.
    Только в конце ужина вспомнил, что не сказал главного:
    – Знаешь, Вяземский вернулся!
    – Да ты что? Ты же говорил, что он… как бы… того…
    – Это предполагали люди оттуда и я им верил. Но он вернулся…
    – Тебя обманули?
    – Не нарочно, но получилось да.
    Димка разговор перевёл на свою тему, достал ноут и сказал:
    – Мне вчера понравилось твоё название, хоть это и намёк на сказочный сюжет… Но я так и зарегистрировался. Ты не возражаешь?
    Ещё бы возражал, сам придумал. Страница сайта была пока без рекламы, а обоями были – покрытая морозным инеем, в облаках пара ДеЛориан из фильма.
    Впрочем, и название, и обои, всё шептало про машину времени, изображения которой до сих пор в общем употреблении не было.
    А дальше был текст:
    «26.03.18. Не хочу ничего высасывать из пальца, облагораживая на ходу. Этот блог о произошедших намедни реальных событиях, которые почти никто не заметил.
    Надолго ли меня хватит и будет ли читаться такое не знаю. Это первый опыт в этом деле.
    Не всё здесь безобидно, но я не буду рассуждать. Лучше излагать факты, которые вещь упрямая.
    К сожалению, здесь не будет описаний кулинарных рецептов, спортивных достижений и политики. Здесь будут только материалы о реальной машине времени, её возможностях и совершённом с её помощью человеком, которого будем звать просто Путешественник.
    Итак, с разрешения Путешественника, Машина Времени!
    Прорыв произошёл, когда он совершил неожиданный скачок во времени, воспользовавшись штукой давно полученной в подарок. О том, что может произойти никто не предупреждал, всё было сделано на свой страх и риск. Внезапно всё изменилось: свет, воздух, и разойдясь со своим внезапно возникшим двойником, Путешественник оказался в моменте на полчаса отставшем от нормального времени…
    Читавшие Герберта Джорджа Уэллса, помнят, что машиной времени называлось устройство, позволявшее перемещаться в будущее и прошлое на неограниченную дистанцию. Седло, рычаги, детали из слоновой кости и какого-то прозрачного вещества. Механический счётчик, типа спидометра, определяет положение путешественника на шкале времён. А рычаги заставляют машину с пассажиром двигаться по этой виртуальной шкале. Сел, дёрнул за рычаг и поехали!
    Реальный прототип, меньше Уэллсовского, как часы с браслетом, пристёгивается к руке и способен отправить пользователя, с возвратом через заданное время, только в прошлое, в будущее движение изначально закрыто. Перемещаться можно на расстояние, которое сумеет выдержать человек. (однажды Путешественник отправил себя на четырнадцать лет и восемь месяцев, поставив рекорд).
    Почему не до бесконечности? Для перехода путешественник нуждается в подготовке, время в пути имеет решающее значение. Чем больше дистанция прыжка, тем дольше Путешественник вынужден не дышать и испытывать холод.
    Как первопроходцу, ему требовались и стойкость, и мужество, чтобы справляться с трудностями.
    К тому же не всегда путь вне времени у Путешественника был комфортабельным. Случалось, с изменением застройки, происходили значительные перепады высот. Однажды ему пришлось падать свыше десяти метров на куст, росший в прошлом.
    В следующие выпуски я включу и захватывающие видеоматериалы. Там немало интересного! Первые эксперименты с МВ, неопровержимая фиксация факта переходов во времени. Жаль в последующем съёмки были прекращены по независящим от нас причинам.
    До скорого!»
    – Ну, как? – спросил Димка.
    Он с интересом следил за мной.
    – Неплохо! – там было не всё, но для начала очень неплохо. – А где тот рассказ?
    – Рассказ пришлось изменить. Публиковать буду, но частями, чередуя с документами…
    – Какими документами?
    – Я, сам почти не снимал, но есть твои съёмки. Я скачал их у тебя. И ещё мы с Петькой, несмотря на запрет, поставили камеру тогда в гараже…
    Это было что-то новое.
    – И что вы там хотели снимать?.. – мне не верилось, что они собирались запечатлеть в веках моё бесславное задержание.
    – На нас федералы грубо давили… И мы, если те будут делать что-то незаконное, попытаемся с помощью записи тебя защитить. С Петькой установили автомобильный регистратор на полочке в углу.
    – И как?
    – Изображение так себе. Что происходило внутри машины вообще не видно. Но твоя исчезающая рука когда эти громилы вывалились из Жигулей, хорошо вышла. Хочешь посмотреть?
    Я, может и хотел бы, но усталость брала своё.
    – Нет, Дима, в следующий раз! Я домой…
    – Тогда просто заглядывай на УэллсПлачет. Я сегодня выдаю продолжение.

    Дома, заваливаясь на кровать, подумал о двух вещах, которые не успел сделать накануне: не поговорил с Ликой и не решил вопрос с договором.
    Ночью почти повторился сон с прогулкой по городу будущего. Но сегодня это было в деталях. Я видел светящиеся столбики на пешеходной улице, слышал разговоры и ощущал, как на лицо садились капли мелкого дождя.
    Уже пришла пора уходить и меня кто-то позвал. Я сжал кулаки глубоко вдохнул, зажмурился и напрягся…
    Утром проснулся поздно. И отдохнувшим себя не чувствовал. Болело всё, что только могло болеть. Когда залезал под душ, заметил у себя синяки по всему телу. На левом запястьи, спереди на рёбрах, у правого локтя и на правом бедре. Действительно качественный «фингал» светился под левым глазом. И опухшая правая нога сгибалась с трудом. В таком виде показываться на работе или в офисе у Андрея Григорьевича не стоило. И я позвонил Степану, чтобы меня сегодня не ждали, болею. Пусть ищет замену!
    Снова лёг и стал размышлять. Синяки проходят не быстро. Только через неделю тот фингал станет желтеть. А такой большой, как на скуле ничем не прикроешь… Кто меня так сильно приложил, не мог вспомнить.
    Вчерашний день помнился какими-то фрагментами, которые в единый пазл сложить не удавалось.
    Что случилось раньше, что позже?.. Некоторые фрагменты вообще казались привнесёнными. Не мог вспомнить, каким ветром меня занесло в клиническую больницу, к доктору Крайчик, со здоровьем тогда всё было в порядке. И что делал с утра? Потому что после возвращения живым Вяземского, остальное стало глупым предшествием!
    Часов в одиннадцать раздался звонок в дверь. Приехала мой спаситель Светлана Леонидовна.
    – Так, Валерий Евгеньевич! Как себя чувствуете? – спросила доктор Крайчик.
    Она, качая головой осмотрела синяки на руках и лице. Сказала:
    – Какая уж там, к свиньям, безопасность! Они варвары! – я понял, она клянёт службу Богданова.
    И констатацией Светлана Леонидовна не ограничилась. Нашла в своей волшебной сумочке какую-то мазь и стала собственноручно втирать в мои мучительно жалующиеся синяки. Было неприятно, но я улыбался чтобы только доктор Светлана не решила, будто мне не хорошо. И действительно, боль стала утихать.
    – Через пару дней – сказала она. – твои синяки начнут светлеть, если будешь несколько раз в день их втирать мазью.
    Потом заглянула в пустой холодильник на кухне и покачала головой. Произнесла загадочное:
    – Что-нибудь придумаем. – и на этом также быстро исчезла.
    А вечером, после того, как я второй раз мазал волшебной мазью синяки, пришли Олег с Профессором. Оба были на удивление спокойны и деятельны. Меня ни о чём не спрашивали, сразу переместились в кухню и стали мудрить.
    Я их тоже не стал спрашивать. Стоял и смотрел, как Олег освобождал большой пакет, который принёс с собой, по-хозяйски раскладывая это всё на столе и в холодильнике, а фокусник Димка начал готовить что-то из принесённого. И через двадцать минут шикарный стол на троих был накрыт.
    Когда мы сели за стол, я поинтересовался, как их акция оказалась связанной с дневным визитом Светланы Леонидовны. На меня оба посмотрели удивлённо, а Олег сказал:
    – Никак!
    И Димка пояснил:
    – Сегодня звонил твой Вяземский, сказал, ты нуждаешься в помощи. И мы с Олегом бросились…
    Я всё равно не отказался от мысли, что это происки доктора. Она одна была в курсе моих дел. Вероятно, связалась с Иннокентием Семёновичем, и тот решил активировать деятельность клуба.
    По ходу дела мы подняли тему случившегося вчера. Я сказал, что многое не помню. Дима решил, что это результат дефицита гемоглобина, на что Олег возразил:
    – Не говори ерунды! Посмотри лучше на синяки!

    Когда они ушли, я всё-таки вспомнил свой визит в клинику и как познакомился с Крайчик.
    Ночью снова был прилипчивый сон про путешествия. Мне вновь приходилось возвращаться, сжимая кулаки… Только возвращение вышло долгим и мучительным. Я продирался сквозь годы, как через густой и колючий кустарник. И солнце в небе кружило покачивающейся из стороны в сторону полосой. И воздуха до конца не хватало…

Глава 6. История с подсадным
   
    А следующим утром, когда я ещё не успел подумать про хлеб насущный, ко мне заявились необычные для такого времени посетители. Когда я открыл дверь, там стояли Богданов с Вяземским. И ещё был какой-то пёс. Ну, вот, подумалось, рано обрадовался! Просто так такие визиты не происходят. И я, скрепя сердце, пригласил их войти.
    Гости вели себя тихо, не буянили и разговаривали вежливо. Богданов сказал:
    – Надо поговорить! – я пригласил и мы устроились на кухне.
    Сегодняшние гости были безработными. Почти…
    Полковник Богданов написал заявление на имя Бортникова, с просьбой отстранить от ведения дел по неудавшемуся проекту «Агат двадцать-восемнадцать» в связи с отсутствием объекта. Местное начальство было несогласно ни с формулировкой, ни с отсутствием, так как считали, раз есть бывший владелец, дело закрывать рано. И именно поэтому Богданов обратился сразу к самому высшему своему начальству – директору ФСБ.
    А Вяземский, сославшись на состояние здоровья, написал заявление, запрашивая уволить. И теперь должен был начаться последний рабочий месяц, ему дали только сутки, чтобы отдохнуть после возвращения, и завтра, двадцать девятого, он снова должен быть на работе.
    Вяземскому дарованное знакомство с грядущим, стоило весьма недёшево. За прошедшие в нашем времени дни, он постарел лет на двадцать, его в семье признал только старый шелти Зорро. Жена и дети с первых минут стали шарахаться. Поэтому Иннокентий Семёнович стал больше гулять и брал с собой в эти прогулки своего любимца Зорро.
    Длинношерстый и благородного окраса пёс, прошлёпав когтями через кухню, улёгся у ног хозяина и, несмотря на незнакомую обстановку, благодушно задремал.
    Но служивые пришли жаловаться не на свою тяжёлую жизнь. Вяземский сказал:
    – Мне твой доктор поручила следить за тобой…
    – Светлана Леонидовна не мой доктор. Мы вообще случайно познакомились… Наверное, она решила, что мы большие друзья. – мне подумалось, что больших антагонистов, чем Вяземский и Крайчик я в своей жизни не встречал.
    – Нет, но поменять своё мнение ей никто не запретит! И она правильно решила, что кто-то должен за тобой следить. Когда я вёз её в клинику, она про тебя столько рассказала! Ты и жертвенный, и героический! Пришёл и спас какого-то её больного…
    – Да это случайно вышло, я не причём…
    Тогда я пришёл, чтобы спасать Печникова, конечно. А на гемотрансфузию меня отправила Крайчик. И Вяземский меня поправил:
    – Всё вышло закономерно! Ты хороший человек и сам об этом не догадываешься!
    Я был в шоке. По сравнению с тем, что произошло перед этим, такие слова майора переворачивали весь мир вверх тормашками! Что же могло произойти там в будущем, что так радикально изменило точку зрения человека?
    – Я вас, Иннокентий Семёнович, не узнаю!
    – Со временем все становимся другими! Для меня прошло уже двадцать два года…
    А потом безработные заспорили о чём-то, что не успели до конца обсудить по дороге:
    – Всё в истории так, как есть! – сказал Богданов. – А мелкие случайности только результат недомыслия…
    – Но, случившиеся в нужный момент, они тут же становятся крупными игроками. – возразил майор. – И вся последующая история покатится по склону, намеченному этой случайностью.
    – Это через сто лет такие будут мысли? – покачал головой полковник. – Я что-то сомневаюсь… Да, я знаю, как говорят, вся история – результат накопившихся за тысячелетия ошибок. Но это ничем не подтверждено.
    – Да, Юра! Просто потому, что как раз это традиционно скрывают! И это всё моё личное мнение. Люди и там и здесь верят в свои догмы и я единственный, кто мог сравнить, взглянув со стороны. Там тоже не очень доверяли моим словам. У каждого времени свои сложности…
    Они замолчали и я решил вставить своё:
    – Вы пришли обсуждать, как отреагирует мир там в будущем на то, что происходит у нас сейчас? И какое, интересно, вам до этого дело? Может сегодня стоит обсуждать более близкие вопросы?
    – Прости, Валера, мы просто не успели закончить беседу. – извинился Богданов.
    А Вяземский рассмеялся:
    – Мне кажется, путешественник решил построить нас по рангу.
    Я смутился, не решаясь поднять на него глаза, не ожидал такой реакции на свои слова. Теперь надо было как-то оправдаться.
    – Простите, Иннокентий Семёнович, если чем обидел…
    – Ты ничем обидеть не мог! Это я иронизирую… С тобой живым общаться так непривычно!
    – Прикольно? – меня смутила фраза про живого себя и я решил смягчить.
    – Нет, непривычно. Я первый раз в прошлом, здесь всё непривычно!
    Только сейчас стал понимать, каково было Вяземскому вернуться в такую пещерную древность из совершенства грядущего.
    – И как там у вас, в будущем. Всё совершенней чем у нас?
    – Кое в чём, да. Меня первое время поражало совершенство информационных технологий, как они это называют, «информал». В любой точке с любым человеком можно связаться ничего не набирая, просто назвав имя, даже беззвучно. Пошевелил губами и вот она связь! Также можно и общаться без голоса. Твой голос в сети генерируется сам собой со всеми твоими интонациями. А в остальном у них всё хуже: транспорт только беспилотный, продукты в магазинах все лишь после тщательной переработки, соки в таблетках. Зато на Луну можно слетать в отпуск. Вот во времени путешествовать легально не позволено никому…
    – И нам ради этого мира стараться, чтобы на Луну, и в таблетках?.. – не очень внятно возмутился я.
    – Не всё же так плохо! – успокоил Богданов. – И не для этого ты завтрашний день строишь!
    Я удивлённо посмотрел на полковника:
    – Я? – о чём это он? Я даже с сегодняшним днём разобраться не могу.
    – Вероятней всего, именно ты! – кивнул Вяземский. – Например, твоё произведение «клуб»…
    – Который вы, Иннокентий Семёнович, и разогнали!
    – Да, было когда-то такое. – согласился майор. – Обстановка была другая и я не владел информацией, какая у меня сейчас…
    – Ваша информация она из ниоткуда. – перебил я Вяземского, хорошо понимая, откуда именно такая информация. – Будущего ещё нет и может ли случится такое, никто не знает. То, что случилось когда-то в будущем, может не повториться никогда!
    – Есть закон повторения…
    – К тому же ты уже начал строительство своего мира! – не дал Вяземскому закончить Богданов. – Я с интересом просмотрел на полковника.
    – Сегодня познакомился с новым материалом в «УэллсПлачет»…
    – Но это не моё, Профессора!
    – Это Калашников! – прокомментировал Вяземский Богданову.
    – Знаю, он подписался своим именем. – ответил полковник старику, и тут же повернулся ко мне. – И уверен, без твоего участия, Валера, это обойтись не могло!
    Ну, что было с такими спорить! Я махнул рукой. Пусть продолжают считать меня зачинщиком, для остальных безопасней.
    – И твоя идея нам тоже близка! – продолжил Юрий Маркелович. – В чём сможем, будем помогать.
    – Мне терять уже нечего! – поддержал его Вяземский. – Рассчитывай на меня когда захочешь!

    Светлана Леонидовна Крайчик пришла вечером безо всякого предупреждения. Но я её ждал. Была ли в этом виновата моя таинственная аура, но за полминуты до прихода я увидел, как это случится. Я как бы стоял у двери и зазвенел звонок. А когда дверь открыл, Крайчик, перешагивая порог, произнесла: «Ну, вот! Выглядишь нормально…».
    Вероятно, всё-таки я, сидя на кухне, дремал после разговора с Ликой. Затихший смарт остался лежать на столе, и я, чтобы проверить не зашёл ли кто пока я отключился, пошёл в прихожую.
    Стоило выйти из кухни, раздался звонок. Когда открыл дверь, там действительно была Светлана Леонидовна. Она сказала:
    – Вот, выглядишь лучше! А я, знаешь, что тебе принесла?
    Она сунула мне в руку тяжёлый пакет и добавила:
    – Неси на кухню, там посмотришь!
    – Что это? – меня смутило изобилие пакета. Неужели столько таблеток?
    – Это не от меня! – пояснила Крайчик. – Это прислал Андрей Андреевич, мой пациент. Моей скромной зарплаты и на половину этого не хватит…
    Я, пока мы не перешли на другую тему, спросил:
    – Как он?
    – Оживает помаленьку, сегодня утром даже встать пытался. И левый глаз уже свет различает. Кризис проходит. К нему сын приехал из Магадана, привёз две сумки, так я сразу запретила спиртное, неконсервированную копчёную рыбу и икру. Кто знает, сколько оно и как хранилось. Я из-за отравлений больных ещё не теряла. Молодой огорчился, а сам Печников сказал, что благодарен мне и тому вежливому парню… Он просто тебя ещё не видел… Так что это гостинец спасителю, икру мы с девочками пробовали – съедобная!

    Поздно вечером приехала Лика. Она сказала матери, что должна готовиться к экзаменам с подругой, а поехала ко мне. Ругаться или серьёзно разговаривать у меня решимости не хватило, потому что Лика была умницей, красавицей и я скучал без неё.

    На моей кровати Лика уснула в половине второго. Я сидел и смотрел на неё. Никаких ночников у меня не было, но от окна сегодня шёл какой-то фантастический свет. Туман на улице, крепнувший с вечера, к ночи достиг состояния облачной густоты, когда свет из ярких соседских окон с шестого рассеивался над моими окнами и в комнате от этого появилось мягкое радужное свечение. Я смотрел на свою гостью, она была совершенством! Даже пшеничные волосы были спутаны необычайным образом, как хорошо уложенная мальвинка. Я мысленно отгонял от моей Лики недобрые сны.
    Почти до двенадцати мы с ней сидели на кухне и предавались воспоминаниям. Я рассказал, как в первый раз увидел её ещё в пелёнках. И она мне при этом не понравилась. Лика смеялась, прижавшись к моей руке.
    Потом она рассказала, как после моего ухода тем сентябрьским утром, на следующий день я ей приснился. Будто гуляли по парку и она полностью доверяла мне. Мы улыбались друг другу, а потом я вдруг пропал… И она проснулась в слезах.
    И потом я снился ей всегда в каком-то сказочном ареоле. То на коне, то с волшебным копьём… И она таким снам радовалась.
    Надо же, как интересно всё переплелось! Я думал, всё началось не так, что это она принесла ко мне дуновение радости в воскресенье одиннадцатого марта.
    Соседи сверху выключили свет. Вдруг обрушившаяся тьма удивила. Я нащупал на столе ноутбук и развернул на коленях. Экран засветился, и от стен комнаты неяркий свет стал падать на Лику. Она безмятежно прижимала щёку к подушке и посапывала. Милая девочка!
    Мне спать не хотелось. Я полез в блог к Профессору. Его УэллсПлачет был действительно обновлён. Обоями теперь служил кадр с Никона, когда два близнеца стоят глядя друг на друга. Один поднял руку, а у другого в удивлении приоткрылся рот. Но верхняя часть лиц обоих скрыта надписью: «УэллсПлачет.рф». Я себя не узнал. Казалось, мной кто-то прикидывался.
    Читать весь текст не стал. Вначале было что-то о принципах перемещений, поэтому решил прочитать отклики. И увлёкся.
    Часть посетивших разражалось длинными репликами об идиотах, способных читать и писать такие дурацкие рассказы.
    Были оптимисты, выражавшие готовность верить автору или короткими репликами показывавшие своё приятие идеи: «Неужели это возможно?», «Я в восторге!», «Расскажи, где такое достать.». Только ник Симон заявил о своей вере так парадоксально: «Однозначно! Но я не верю, что это осталось без внимания высших сил. Будь другом, напиши».
    Похоже читатели разделились непримиримо. Совсем не так я видел ознакомление с фактом путешествий во времени. Казалось, всё будет более однозначным…

    Утром меня, примостившегося рядом с Ликой, разбудил китайский смартфон. Я пожалел, что не выключил его вчера. Звонил Андрей Григорьевич, мой потенциальный работодатель. И я отозвался.
    – Валера! Вы почему до сих пор не пришли. Я вас жду уже несколько дней. Приходите сегодня. Подпишем договор, и я уже приготовил аванс. Только обязательно придите. Что-то моя старушка опять барахлит…
    – Тебя куда-то зовут? – сонным голосом спросила Лика, когда я вернул китайца на стол.
    – Работу интересную предлагают. – вздохнул я.
    – Не ходи никуда! – сладко потянулась моя маленькая Лика. – Я тебя так люблю!
    Я взглянул на часы. Проснуться надо было немного раньше. Хорошо, что Андрей Григорьевич позвонил! И я, стараясь быть мягким, сказал:
    – Не хочется так говорить, но тебе в школу! Это отменить нельзя! Если ты опоздаешь, я себе не прощу!
    Завтрак с полным холодильником готовить было просто! Я почувствовал в себе нежданно проснувшийся талант повара. И через десять минут, когда Лика с полотенцем на голове вышла из душа, мы сидели на кухне и уминали горячие тосты с красной икрой, украшенные огурцами и кинзой. И запивали неожиданно нашедшимся в холодильнике ледяным морковным соком.
    В школу Лика уже немножко опаздывала. Автобус привёз бы только к середине первого урока, мне пришлось просить друзей. Олег подъехал сразу и забрал Лику.
    А я, обработав свои, так и не посветлевшие, за предыдущее синяки волшебной мазью Светланы Леонидовны и наскоро побрившись, отправился к Андрею Григорьевичу в центр города. Денег на карте почти не осталось и это стало самым важным!
    Когда я вышел из автобуса, вспомнил, что забыл отдать Лике второй ключ от своей квартиры, чтобы она могла приходить когда захочет.
    Офис располагался в центре города на улице Афанасия Никитина. Современное пятиэтажное здание из стекла и сайдинга. Без намёка на то, что его строить начали сразу после войны, в Сталинские времена. Реставраторы кирпичный остов сохранили, нарастив ещё два этажа, а наружность приукрасили.
    Я с Андреем Григорьевичем созвонился, подходя к офису и он лично спустился, чтобы встретить. Составление договора не заняло больше десяти минут. Юрист был толковым, а у меня никаких замечаний не возникло. Потом, на основании договора в кассе мне выплатили, довольно порядочную для простого аванса, сумму, и мы с работодателем спустились во двор к его автомобилю.
    Тот белый хетчбэк с вьющимися узкими зелёными полосками по борту на стоянке был огорожен столбиками, чтобы сразу было видно, кто здесь главный!
    – Лучше бегает? – пришлось спросить на всякий случай.
    – Да, с этим всё в порядке! Только вчера не меньше шестидесяти по спидометру накрутил, и ещё не заряжал.
    – Теплее стало, и аккумуляторы лучше держат.
    – Да. – согласился Андрей Григорьевич. – А вот с фарами… В прошлом году также было, пришла весна и посыпались! И вот!.. Утром сегодня левая фара не зажглась. Быть может, я стукаюсь часто… Вертеть головой как молодой, тощий, не могу. Вот и въезжаю… То бордюр высокий, то бампером в ворота упрёшься…
    И я пообещал помочь. А пока я залез под капот и сменил лампочку. Вот и весь ремонт! Моя работа в «Факеле» оценивалась много ниже, поэтому, когда вернулся домой, сразу занялся поиском и заказами. По цене вышло в разы дешевле, но по срокам напрягло.
    После обеда появился в «Факеле». Максим в этот раз, что я пришёл не вовремя, ничего не сказал. Потому, что в ремонт уже пригнали две машины с проблемами в двигателе. У вазовской шестёрки, движок заклинило намертво. Это работа на несколько дней. Со второй, Ауди, разобрался быстро. Заменил топливный фильтр и свечи. Сделал сам.
    Потом с Толиком снял шестёркин движок и до конца смены бодро раскидал. Завтра будет работа.
    Пока шёл домой, говорил с Ликой. Потом оказалось, что она ждала меня у двери моей квартиры… Тут мне пришлось проявить настойчивость. Уговоры не помогали, и я вызвал такси и отвёз непослушную девчонку домой, с тяжёлым сердцем. Она плакала…

    Снилось нечто гадкое, проснулся вообще, с ощущением непоправимого.
    Подумал про Печникова. На моём горизонте остальные были здоровы. Но я решил не звонить доктору Крайчик. После завтрака пошёл трудиться. Время это позволяло – пешком.
    По дороге думал, что не заглядывал на УэллсПлачет. И тут же вспомнил Лику. В действительности только она была единственным больным пунктом, и сон напоминал о ней!
    Вазовский движок Толик начал промывать. Масляный насос был изношен до предела и восстановлению не подлежал. Отсюда и клинч. Я созвонился с заказчиком и уговорил срочно приехать. К тому же цилиндры нуждались в расточке и нужны были новые кольца и поршни.
    Заказчик оказался молодым, лет 18. И стал уговаривать не делать расточки. Денег у него совсем мало осталось. Мне пришлось прибегнуть к «прянику»:
    – После расточки двигатель станет мощнее…
    Я, правда не сказал насколько. Но это срабатывало почти всегда. И мой заказчик заметно просел. Я объяснил, что после расточки потребуются новые поршни, кольца и прокладки. А также новый масляный насос и фильтр. А без расточки его машина была ни на что не годным хламом. В общем, заказчик обещал до завтра всё отыскать.
    И я к завтрашнему дню как раз уложился. Сделал расточку и до зеркального блеска отшлифовал цилиндры. Теперь бы только с клапанами всё было нормально…
    Когда шёл домой, позвонил Лике. Но она отвечать не захотела. Я думал, что опять ждёт на лестнице, и домой бежал. Но у двери никого не было… Обиделась Лика. Вспомнил и пожалел, что не отдал в прошлый раз ключ. Вот почему всё время опаздываю?
    Ужинать не стал, кусок в горло не лез! Всё пытался дозвониться Лике. Но тщетно… Нужно было ещё позвонить отцу, но боялся пропустить приходящий. И сидел у себя в комнате с трубкой у уха, пока не уснул.

    Мелкими осторожными шагами я шёл по крыше дома. Вокруг полутьма… Сверху угольно-чёрное небо, а снизу из-под крыши, струится какой-то туманный с переливами свет. И тишина… Слышен только стук сердца.
    Впереди разрыв между крышами, он большой. А за разрывом меня ждут… И я не останавливаюсь, иду к самому краю. Напряжённый разбегаюсь, готовясь прыгнуть. Расстояние большое, но мне совсем не страшно!
    Отталкиваюсь от края и лечу.
    И тут другой сюжет: пришло время встретиться с собой. Ведь я обещал…
    Осознал, что это был сон, только когда почувствовал рукой оживший смарт. И огорчился. На самом интересном месте…
    Звонила Лика. Я обрадовался.
    – Ты не спишь?..
    – Я сижу и жду когда позвонишь…
    – А я не могу уснуть!.. Ты не обиделся, что я не стала отвечать?..
    – Ну что ты!.. Как я могу на тебя обижаться… Спи, малышка! Всё в порядке… Я люблю тебя… Спи!
    – А я решила, что не буду больше с тобой разговаривать, потому, что ты меня вчера прогнал.
    – Прости, родная, но так надо!
    – А мне одна девочка сказала, что мне не надо было тебе говорить про любовь… И ты теперь меня любить не будешь…
    – Я тебя люблю. – повторил я, хотя меня немного покоробило оттого, что такие подробности стали опять известны подругам.
    – Я ей ничего не говорила… – будто услышав мои мысли, тут же сказала Лика. – Это наша «княгиня» – Книжникова. Мы с ней вместе сидели на истории, а я достала твою фотку… И она мне всякого про тебя наговорила…
    – Они все глупые. И ничего не понимают. Спи, родная! Закрой глаза! Хочешь, я тебе сказку расскажу?.. Нет? Тогда я просто буду бубнить что-нибудь, а ты спи!..
    И я больше часа честно продолжал бубнить про всё, что приходило в голову. Пока не услышал её спокойное сонное дыхание…
    До утра оставалось совсем немного. Засыпать было не прикольно, мог опоздать на работу. Встал и залез под холодный душ. И будто заново родился. Приготовил скромный завтрак с крепкой Арабикой, притащил на кухню, включил ноутбук. Да, Димка над своим плачущим Уэллсом за последние дни основательно потрудился:
    «27.03.18. С разрешения Путешественника!
    Это случилось 12 марта, 15 дней назад. Мы с Путешественником тогда проверяли возможность перемещения на несколько часов в прошлое. Всё приготовили, поставили на запись съёмочную аппаратуру. И тут из воздуха возник Путешественник 2, дубль оригинала, пришедший из недалёкого будущего. Как это было можно посмотреть здесь (ссылка). А то, что снимал сам Путешественник, здесь (ссылка). Правда забавно получилось? Сомневающиеся в реальности машины времени могут попытаться найти любое несоответствие в сюжете!
    За то, что это происходило именно 12 марта говорит субтитр в углу кадра. А то, что появилась запись в конце января, результат попадания её в прошлое. Куда доставил её на своём смартфоне сам Путешественник. И это был не январь этого года. Запись попала в гораздо более раннее время, а именно 24.09.2011. Но долгие годы смарт с записями хранился строго, лишь последние годы смогли приоткрыть эту тайну.
    Кстати, о тайнах. Некоторые из подписчиков серьёзно утверждают, что тема машины времени давно угасла. Другие, настолько же серьёзно считают, что нас с моим блогом надолго без внимания не оставят, мол, тема эта секретная и спецслужбы случайно не успели заметить такого прокола. Хочу всем заявить, ничего подобного! Тема машины времени ещё не успела зажечься. Десятки лет разделяют нас и то открытие, которое позволило её создать. Тех технологий пока нет, поэтому и спецслужбы не информированы. Значит и тайны пока нет!
    На этом позвольте закончить. До скорого!»
    Я сходил по ссылкам и заинтересовался, где Профессор раздобыл то видео, которое я ликвидировал сразу после нападения 15-го марта. И приятно было снова окунуться в недавнее прошлое.
    С радостью вспомнил встречу двух репликантов, столкнувшихся в один момент, но в разных временах. Снова неизбежно падал Профессор и я не мог с этим ничего поделать.
    Видимо, под влиянием текста я стал искать разницу в происходящем. И нашёл, что разница есть: снимали будто два разных человека. Один, для которого всё было неожиданным, и второй, спокойный, старающийся всё заметить и предвидеть.
    Забавно, мне удалось увидеть несхожесть частей единого файла.
    Была и ещё одна, последняя по времени страничка УэллсПлачет:
    «30.03.18. Прошу прощения за долгий перерыв. Много работы и не хватает свободного времени. Но я, конечно же, с разрешения Путешественника, продолжу.
    Так вот, в 2011 году, в день своего рождения он, Путешественник, получил от родственника престранный подарок. Необычайно большие и тяжёлые чёрные часы на браслете с изобилием непонятных кнопок. Что можно делать с этой диковиной он даже не догадывался, поэтому отложил их на долгое время.
    Но всё же через шесть с половиной лет он снова взял часы в руки и стал исследовать. И первый запуск этого прибора, перевернул мир Путешественника на сто восемьдесят градусов, и поставил на ноги! Звуковые и визуальные эффекты, броски и удары, приходящие неизвестно откуда, сумрачные тени и замёрзший до густоты воздух. Всё это внезапно свалилось на не ожидавшего такого человека.
    Именно поэтому, Путешественник и обратился к независимому эксперту, стараясь выяснить, что за штука так сработала. Так вышло, что независимым экспертом выпало стать мне.
    С помощью мозгового штурма, нам удалось только предположить, что прибор, вызывающий вокруг носителя такие аномалии, является рабочей машиной времени. Меня, как и любого на моём месте, сразу потянуло навестить будущее. Нам нужно было только убедиться в работоспособности. Но тут нас ждала первая неудача. Даже на несколько секунд вперёд дороги не было!
    Нас это прямо-таки сокрушило! Зачем нужна машина времени без возможности узнать что будет? Мы меняли вводные, но всё повторялось. Все семь первых попыток здесь (Выделено).
    И после провала первых атак, пока я пытался примириться с неудачей, Путешественник, тогда не очень хорошо владевший причинными премудростями, но интуитивно хорошо подготовленный, успел, закрывшись в туалете, сигануть на несколько минут в прошлое.
    И восьмая запись стала уж точно бомбой! Я даже не сразу осознал, что вижу. К большому сожалению, саму запись сохранить не удалось. Но она сыграла свою роль для последующих, уже сделанных как надо.
    Историю с той удачной попыткой мне рассказал сам Путешественник. В тот раз он смог удачно прыгнуть в прошлое. И, оставшись незамеченным ни мной, ни самим собой, попытался создать некий артефакт, который призван был поражать воображение. Но не вышло.
    У него было мало времени для этого. Но артефакт случился! После ухода Путешественника я не сумел попасть в закрытый изнутри туалет. Жесть!
    Кто не понял, почему так произошло, прошу расставить всё во времени следующим образом: Путешественник, предварительно заперев дверь изнутри, совершил прыжок в прошлое, когда туалет был ещё открыт. А обратно вернулся снаружи… Так он внёс первый, как у нас принято называть это явление, временной парадокс.
    Ремонт стоил копейки, но сломанный шпингалет от двери я сохранил. Потому что последней его касалась рука Путешественника!
    Но, друзья мои, на сегодня хватит! К следующему разу будет подготовлено продолжение всей этой истории. Рекомендую. Очень любопытный материал!»
    Да! Примерно так всё и начиналось. С околонаучных экспериментов и попыток докопаться до сути, неожиданных двойниках и прочих премудростях.
    Но пора было подумать о завтраке. Готовить для самого себя было неинтересно. Я намазал маслом бутерброд и стал пить, уже остывшую арабику с молочной пенкой.
    Кофе я не любил, но Димкиного чайника больше не было. Пить чай из пакетиков, было противно. Да и пакетиков не осталось. Сохранилась только турка и пакет молотой арабики.
    Покончив с завтраком, стал собираться на работу. Почистил зубы, не расчёсываясь, натянул шапку, накинул куртку и вышел, прихватив второй ключ.
    У соседей в девятнадцатой за дверью слышались звуки. Значит, не спят. Когда негромко постучался, дверь открыл сосед.
    – Доброе утро! Можно я оставлю у вас ключ. За ним должна прийти родственница, её зовут Анжелика…
    Соседка из-за плеча мужчины ловко подхватила ключ у меня из руки. И я, поблагодарив, побежал дальше. Только на третьем этаже запоздало вспомнил, что у нас работает лифт. Теперь у меня была обычная жизнь, и опасаться погибнуть, разбившись в лифтовой шахте, было глупо.
    Крутая куртка у меня не имела капюшона, и дождь с первых шагов стал быстро увлажнять шапку. И зонтика в моём хозяйстве не было. Точнее, был когда-то, подаренный мамой, но год назад Ленка, уходя, забрала его с собой. Зачем ей был нужен мужской зонт, не понимаю. Впрочем, мне не жалко. С зонтиками ходят джентльмены и интеллигенты. А я теперь рабочий!
    Идти на остановку и ждать маршрутное такси не хотелось. Утренний час пик, и маршрутки ходят редко. Быстрее дойду пешком.
    А дождь… Даже в будущем люди будут любить гулять под дождём… Так что мне просто на роду написано пройтись под дождиком сегодня.
    Таких, как я больше не было. Утренняя улица оставалась пустынной.
    Через две минуты, когда я был уже возле цветочного магазина, передо мной к обочине подкатил тёмно-серый и старый, но всё ещё выглядевший элегантно седан Ауди 100. Шикарный каменный век автомобилизма в нашем городе! Из автомобиля выглянул кавказской внешности водитель с аккуратно подстриженной тёмной бородой:
    – Земляк! – неожиданно обратился он ко мне. – Не скажешь, как в вашем городе до моста через реку добраться. Мне на ту сторону надо. Я заблудился и спросить некого…
    – Это просто! – сказал я. – Поедешь вон туда до Королёва и свернёшь налево. И прямо до самого конца. Там, на последнем повороте свернёшь направо на проспект Мира. И, через три светофора, налево. Выйдешь как раз на мост…
    – Направо-налево… – расстроился от объяснений водитель. – Я уже ничего не понимаю. Может, сядешь, хоть до твоего проспекта поможешь добраться. А там я снова попрошу кого-нибудь…
    Я заглянул в кабину через стекло. На меня с заднего сидения смотрела молодая женщина обыкновенно приятной наружности. Мне очень не хотелось куда-то ехать. Но я чувствовал, что должен помочь. И, вздохнув, открыл дверь рядом с водителем. Сел и пристегнулся. Мы отъехали от тротуара и развернулись…
    Больше я ничего не помню…

    Сон был каким-то странным. Вокруг что-то тёмное, неприятное. Мне всё равно, наблюдал как бы со стороны, пока не заныл затылок. Казалось, в череп один за другим вкручивают шурупы.
    Открыл глаза и ничего не увидел… Попытался поднести к глазам руку, и не получилось. Рук я не чувствовал, только догадывался, что они где-то под моей спиной. Во рту, придавливая язык, торчало что-то тугое и противное. И что-то мешало дышать, я начал задыхаться.
    Казалось, лежу в тесном, неровном ящике, в котором не распрямиться и не повернуться! Жёсткая кривизна за плечом давила на ухо. Покрутил головой, что-то сдвинулось и дышать стало легче.
    Что во сне спутал себя постельным бельём, сразу же отмёл. Поблизости кто-то негромко говорил и я не мог понять кто и о чём. Словно телевизор с зарубежным каналом в соседней комнате.
    Внезапно заработал двигатель. Вокруг всё загудело и затряслось И меня сильно качнуло, приложив головой к чему-то твёрдому. Потом ещё и ещё… Препятствовать этому было невозможно: я был связанным, и, как товар, уложенным в багажнике автомобиля. И меня куда-то сейчас везли. Двигатель сразу показался знакомым. Что-то у него с одним цилиндром плохо было, троил. И холостые при запуске были высокими, казалось движок вот-вот надорвётся.
    А вокруг меня всё звенело. Слышался звук, как у железного тазика. Выхлопная труба с глушителем рядом, под дном багажника. Никогда раньше не слышал как работает двигатель из багажника.
    Чёрт возьми, что обо мне подумают на работе? Я же опоздаю! А там шестёрка не доделана…
    Впрочем, это меня пока волновать не должно, потому что были более серьёзные вопросы. Куда и зачем везут? Вспомнилось предупреждение полковника. Хотят убить, или выяснить какую-то информацию? И второе настолько же плохо, не выжить!
    Кто обеспокоится моей пропажей? Кроме Лики, никто, по крайней мере, сегодня. Шансы остаться в живых сократились до нуля!
    Всё произойдёт сегодня… Какое число?.. Просто так в голову пришло… Умирать всегда не вовремя!
    Может стоит пойти на унижение, использовать шанс договориться… Ну нет, про столь позорный выход даже не думать, нет такого шанса!
    Да, это та же машина с бородатым кавказцем, что остановилась передо мной. Если сейчас в кабине именно те, к кому я сел, то кто они и зачем я им понадобился?.. Саднит ушибленный затылок, значит удар был сзади… Женщина, там никого больше не было. Отменный удар!
    Если решил, что договариваться не буду, надо что-то делать самому! Какой-нибудь шанс может быть всегда! Пробую разорвать путы. Сперва руки! Кручу и тяну в разные стороны. Кожу запястий тянет что-то липкое. Видимо, скотч! Хорошо, что при этом куртку не сняли. Надо только порвать ленту на запястьях…
    Минут пять пытаюсь, но скотч тянется и не рвётся. Тогда начинаю работать и руками, и ногами. На отдых времени нет, но результатов не видно. Если бы хоть чуть…
    Багажник продолжает подскакивать на неровностях. Всё едем и едем. И я продолжаю борьбу. В какой-то момент чувствую свободу в ногах. Скотч разорвался на коленках, я даже не заметил, как. Но это не сильно упростило. Рукам никакого облегчения.
    Зато появилась возможность перемещаться, отталкиваясь ногами. Мог путешествовать по этой тесной тюрьме. Колени при этом очистились от скотча, а на голове пришла в движение повязка и в глазах появился слабый свет.
    Под крышкой узкая щель позволяла выделять только серые пятна в чёрном пространстве. И я, укладываясь то на один бок, то на другой, пытался увидеть среди серого хоть что-то, способное помочь освободить руки.
    Надеяться на нож не приходилось. Но подошла бы и отвёртка, и пилка для ногтей! Сгодилась бы даже монетка… Определить такое можно было только ощупью.
    Большая коробка у ног вряд ли скрывала гильотину, но была очень тяжёлой. Я её с трудом мог сдвинуть пяткой… А рядом была сумка с какими-то большими и твёрдыми предметами. Инструмент или оружие? Я стал думать о похитителях, как о террористах.
    А раньше головой, ушибленным местом я лежал на штыке лопаты… И это было то, что необходимо!
    Характер езды, между тем, катастрофически изменился. Видно, машина съехала с асфальта и перебиралась теперь через буераки. И я не мог подобраться к лопате.
    Но тут же везёт! Лопату бросает ко мне и штык оказывается у самых рук. Несколько движений плечами и руки почти свободны. Выдираю себя из куртки… Всё! Руки свободны, хоть и не чувствительны. Но всё равно, я молодец!
    Лежу, растираю руки полной сумкой, пока они не отошли. Руками пробую крышку багажника. За грохотом от езды, звуки выгибаемого металла никто не услышит. Багажник заперт хорошо, не открыть, и до замка без инструментов не добраться. Маленькая неудача…
    Стал искать смарт. В куртке нет!.. Быть может выпал и лежит где-то рядом? При резких движениях машины что-то перекатывается по дну багажника… Но это только металлический мусор: небольшой болт, гайки, шайбы и малый моток скотча, которым, вероятно, меня вязали.
    Телефона нет, его забрали пока я был в отключке. Что делать? И я стал обыскивать свою мобильную тюрьму более тщательно… Ползал, ощупывал все края и залезал во всё… Кожаная сумка оказалась заряженной магазинами от калаша, а в картонной коробке лежали цилиндры, вроде толстых свечек с длинным фитилём. Очень похоже на динамитную шашку. Моя передвижная тюрьма просто набита оружием доверху!..
    Но мне всё пригодиться это не может, если я, конечно, не захочу убить себя. А этого точно не хотелось!
    Расслабился и прилёг на свою куртку. Какая-то безнадёга! И везут меня точно теперь, к месту казни… Я, чтобы немного отдышаться, закрыл глаза. Как тогда, когда я ждал добрейшую Светлану Леонидовну, реально увидел, как всё это произойдёт!
    …Машина тормозит, останавливается, чихает последний раз мотор, и кто-то по хрусткому снегу подходит к багажнику… Я, готовясь оказать сопротивление, затаиваюсь у самого замка… Багажник резко открывается, яркий свет бьёт по глазам… Я, почти ничего не вижу, делаю рывок навстречу и выбиваю из руки бородатого пистолет. У нас с ним совсем разные весовые категории, но на какое-то время удаётся привалить его к земле. На лице у него просто удивление… Он отпускает меня и спокойно кладёт руки на снег… А я болезненным затылком вдруг чувствую что-то железное… Выстрел!..
    Я в ужасе распахиваю глаза! Всё было более чем реально! И предупреждение, которому я не мог не поверить. Значит, убьют… И причём убьют при любом раскладе. Мне с ними не справиться… Надежды нет, машина начинает тормозить…
    Последнее, что осталось: я сжимаю кулаки и напрягаюсь, как во сне!.. Вдох, закрываю глаза и чувствую выскальзывание из реальности, всё стихает и вокруг плотная, как холодная вода, материя времени. Эта материя скользит вместе со мной. Но я начинаю сопротивляться. Дальше не надо, нужно назад! И выталкиваю себя против потока.
    И поток уступает и даже начинает помогать, потихоньку подталкивает…
    Вот я наощупь нахожу динамитные шашки… А вот по всему багажнику ищу смартфон…
    Я обессиленно расслабляюсь. Живительный вдох… Ауди как раньше бодро трясётся, но мне не страшно! Я нашёл способ уйти от неизбежного продолжения, и котлы были не нужны! Глубоко и часто дышу перед новым броском. Теперь минутой не обойдусь. Сколько везли бессознательного и скрученного, сколько потом пытался освободиться…
    Последний раз вдохнул, нацелился, сжался и пошёл. Снова холодный поток! И я проталкиваюсь через события и своё участие в них сразу и активно… Вот сдвигается повязка на глаза, и я извиваюсь, пытаясь освободить руки и этим связываю колени… Всё течёт наоборот.
    Потом впадаю в длительную неосознанность. Безо всяких чувств и понятий. И это всё не проходит и не проходит, пока какое-то время спустя, оказываюсь сидящим на переднем сидении, рядом с кавказцем… Хотя я готовился к переходу, воздуха не хватает. Опасаясь быть застигнутым врасплох, удерживаю себя от выхода в реальность сколько возможно. Встаю, спиной вперёд вылезаю из машины, и аккуратно прикрываю переднюю дверь…
    Время всё ещё движется вспять. Хочу продержаться, но сил нет, и я, возвращаясь в реальность, судорожно вдыхаю. Фу-ух!
    – Земляк! – слышится откуда-то. – Не скажешь, как в вашем городе до моста через реку добраться. Мне на ту сторону надо. Я заблудился и спросить некого…
    А я пытаюсь восстановить дыхание, даже чёртики перед глазами сверкают, и голова кружится. А кавказец ждёт.
    – Что вам надо? – наконец выговариваю между вдохами.
    Тот смотрит уже удивлённо. А задняя дверка седана решительно открывается и оттуда выходит мой вероятный убийца. У неё в руке ствол почти полностью прикрытый широким шалевым платком, свисающим с плеча. Она больно тычет им мне в ребро.
    – Быстро в машину! – голос хриплый, низкий, но говорит без акцента.
    Нет сомнений, что она и здесь может сделать это. И я делаю третий, неподготовленный, рывок!.. Террористка прячется в кабине, я отхожу и машина трогается назад.
    Теперь, двигаясь против потока времени, в какой-то момент вижу их номер над задним бампером: «М169ТТ/46RUS». Жаль, когда машина скрылась, не могу понять откуда она.
    Но вскоре везёт. Припаркованная, эта машина стоит во дворе дома, мимо которого я продолжаю пятиться. Бородатый за рулём и беседует с телефоном. По крайней мере, левую руку он держит возле уха. Продолжаю двигаться за угол дома уже почти теряя сознание без кислорода.
    Наконец, пройдя угол, выныриваю в реальность и пытаюсь остановиться. Ожидая, что инерция движения, будет привычно нести дальше, отклоняюсь против движения, но меня толкает в обратную сторону так, что падаю на колени. Инерция, неожиданно, подействовала в обратном направлении. Оказалось, имеет большое значение, из какого потока выходишь.
    Стоя на коленях, восстанавливаю дыхание. Перед глазами красная пелена, но руками чувствую морось. Дождь идёт по-прежнему. Но теперь у меня появилась возможность для манёвра, а не «только так, и никак иначе». Я, находясь вне зоны наблюдения, имел возможность вернуться привычным способом. Необходимость мучительно сдвигать время вспять к исходному была излишней.
    Когда я встал и посмотрел в направлении возвращения, какой-то тип выглянул из-за дальнего угла дома и тут же скрылся. Я даже не успел разглядеть. Что-то сверху до низу тёмное. Вероятно, это третий, исподволь следивший за мной. Так что вариант с лёгким возвращением отменялся. И я, отдышавшись, делаю следующий рывок.
    Только возле дома сделал последнюю остановку. Начинать вести меня должны отсюда! Возвращаюсь в реальность и осматриваю двор.
    Да, вот он! Тёмный парень стоит под навесом второго подъезда, смотрит на меня и держит в руке смартфон. Промокшая тёмно-зелёная куртка с капюшоном, чёрные джинсы и тёмные кроссовки. Теневая личность!
    Лёгкий вдох и ныряю снова. Надо уйти из-под наблюдения и я как бы ещё не выходил. Вот и подъезд… Здесь уже никому не виден. И с облегчением снова выныриваю в реальность.
    На пятый поднимаюсь уже лифтом. Вхожу и запираюсь. И донельзя усталый опускаюсь на пол, стоять не могу, привалившись к стенке, ничего не делаю.
    Но дел много. Во-первых, надо связаться с Богдановым, и как-то объяснить, что он был прав. Достаю из кармана, возвращённый временем целый и невредимый смарт и звоню. Через пять секунд приятный женский голос объявляет, что абонент недоступен, и просит оставить сообщение после сигнала… Значит, Юрий Маркелович улетел.
    Вяземский почти уволился, но всё-таки должен ещё работать:
    – Иннокентий Семёнович, доброе утро!
    – Здравствуй, Валера!
    – Богданов уехал. – это я сказал утвердительно. – А у меня появились дела к вашей фирме! Помните, Юрий Маркелович говорил, что за мной будет вестись слежка? Так вот, сегодня я попался. Меня увезли бог знает куда и там должны были застрелить…
    – Но с тобой всё в порядке? – Иннокентий Семёнович как-то очень беспокойно отреагировал. – Ты где?
    Я вздохнул. Слишком много «может быть», но отступать поздно.
    – Я дома! А то, что произошло… Давайте условно будем считать это предвидением… Меня заманили в машину… Заманили, это для ясности, я сам сел… И, не успели отъехать, шарахнули по башке… Очнулся в багажнике, связанный. И, пока ехали, развязался… – мой рассказ приближался к бредовому. – А потом остановились…
    Всё! Дальше похожесть на правду исчезает полностью. Но, делать нечего, продолжаю:
    – Там я начал бороться с кавказцем, а меня сзади женщина застрелила…
    Вяземский не смеялся, это было хорошо. После долгих секунд он сказал:
    – Предвидение, говоришь… Если бы я тебя столько лет не знал, решил бы, что врёшь.
    Я был знаком с Вяземским только две недели, но, вероятно, он имел в виду свои годы, проведённые в его варианте будущего.
    – Ты что-то не договариваешь…
    Он прав. А я даже не знаю, как объяснить, что могу гулять по времени безо всяких прибамбасов. Вспоминать сны и доходчиво истолковывать у меня нет времени. И я решаюсь на бескомпромиссный вариант:
    – Всё объяснить не смогу! Но запишите: тёмно-серая Ауди-100. Номер: эм, сто шестьдесят девять тэ-тэ, сорок шесть рус. Это курская область. В машине двое. Мужчина с чёрной бородой за рулём и женщина в шалевом платке на плечах, сидит сзади. Оба вооружены. В багажнике ящик с промышленным динамитом и сумка с заряженными рожками от калаша. Сейчас они стоят во дворе дома 57 по Правобережной. Они будут ждать пока не выйду. А у соседнего подъезда в моём доме дежурит третий: тёмная куртка с капюшоном, чёрные штаны, тёмные кроссовки. Молодой, лет под двадцать. Стоит со смартфоном. Когда выйду, пойдёт за мной, а, когда пройду дом 57, за мной тронется и у цветочного магазина нагонит Ауди, и меня попросят помочь найти дорогу…
    – Понял. Никуда пока не ходи! Я перезвоню минут через десять…
    И связь прервалась.
    А я вздохнул снова и ощупал голову на затылке. Какой-то зуд от того удара оставался, но следов, как и боли, уже не было.
    И тут позвонила Лика:
    – Здравствуй, милый! Я по тебе соскучилась уже просто не знаю, как! Ты мне всю ночь сегодня снился!..
    – Здравствуй, любимая! Я оставил тебе ключ у соседей в девятнадцатой. Просто скажи им, что ты Анжелика… Как твоя подготовка к экзаменам?..
    Я продолжал сидеть на полу у входа.
    Мы повисли с Ликой на связи минут на пять, пока она не дошла до школы. А потом сразу включился Вяземский:
    – Валера, нам для подготовки нужно ещё минут тридцать-сорок. А я тебе сейчас объясню, что мы будем делать…
    План был следующий. Я должен служить подсадной уткой. Для этого, как и раньше, я должен сесть с ними в машину. Захватывающе интересное предложение!
    Поговорив с майором я наконец встал.
    Нет, это была не усталость. Это было что-то хроническое, какое бывает только после с трудом проделанной работы. Я создал прямо сейчас многократные парадоксы, для которых не нужна была никакая машина. И каждый последующий, отменял предыдущие.
    Документальной фиксации тоже не было, и быть не могло! Потому что я возвращался шаг за шагом повторяя свои действия в обратном порядке и только после менял события по своему авторскому сценарию…
    И если бы не смог, то уже давно лежал безжизненным предметом где-то за городом…
    Вяземский пришёл через пятнадцать минут, запыхавшийся, с тяжёлой сумкой в руке.
    – Трое снайперов уже заняли позиции. – сказал мне он. – А это тебе. Надевай быстро, я помогу.
    И он достал из сумки тяжёлый белый бронежилет. Это было совсем не то, что требовалось мне. Я взял сумку, поставил её за тумбочку и сказал:
    – Иннокентий Семёнович, ты же мне веришь! Бронежилет ни к чему! От случайной пули убережёт, а от ствола у головы – нет! К тому же это затруднит мои действия…
    И Вяземский выслушал до конца и согласился. Ведь это был совсем другой Вяземский!
    Не теряя времени мы обсудили детали новой стратегии. И он тут же разъяснил всё своим ребятам, готовившим захват.
    И вот я снова иду по своей улице как бы на работу. Правда, на работу я безнадёжно опоздал. «Чёрный мальчик» где-то за моей спиной шёл, делая неестественные петли в проезды и за углы домов, возвращался и продолжал наблюдать. Никаких посторонних машин я за время, пока иду, не видел.
    Но надеялся, что сотрудники Вяземского постараются и не осрамятся. Вот двор пятьдесят седьмого дома. Ауди стоит на прежнем месте, водитель и пассажир ждут внутри. Так что все готовы, а я у меня всё получится!
    Возле цветочного, только на несколько шагов дальше, Ауди останавливается.
    – Земляк! – снова обращается ко мне бородач. – Не поможешь? Мне нужна улица Сенная. Не могу найти…
    Он в кабине шуршит какими-то картами. Странно, почему вдруг такие изменения. Я к этому не готов. К тому же уверен, что Сенной улицы в городе нет. Свой-то город я знаю отлично! Но надо проверить. Вдохнул, напрягся и стал возвращаться. Далеко ходить для этого не надо.
    Когда попятился за 57 дом, вышел из транзитного времени. Оглянувшись, убедился, что «чёрный мальчик» по-прежнему за мной, достал смартфон и задал вопрос по этой улице.
    Да, была когда-то такая улица, но в 1948 году её переименовали в улицу Маршала Василевского. Поразительно! Улица Василевского тоже была на пути к мосту. Так что я теперь был убеждён, что меня собирались везти этим путём. Странно, что парень из дальних краёв, знал улицы в нашем городе лучше меня!
    Спрятал смарт и, для сокрытия своих действий, сперва немного, на шаг вернулся, выйдя из-за угла дома. Никто не должен знать, что я готовлюсь. И в реальности двинулся на встречу с «земляками». Теперь Ауди догоняет меня раньше.
    – Земляк! – в очередной раз обращается ко мне бородач. И глаза его по-прежнему серьёзны. – Не поможешь? Мне нужна улица Сенная. Никто не знает…
    – О! – говорю. – Теперь это улица Маршала Василевского! Смотри такую на карте.
    Чернобородый земляк удивлённо молчит. Он, как видно, хотел сперва завязать разговор, чтобы мы вместе поискали в картах, и наверняка не ожидал, что я это могу уже знать. Но мне теперь надо возвращать ситуацию к согласованному варианту.
    – Ладно! Поехали, покажу!
    Сдвигаю карту с правого кресла, сажусь. Стараясь оставлять в своём поле зрения обоих.
    – Пристегнись! – советует бородач.
    Я вспомнил, что тоже мне советовал майор, и, не отвлекаясь от объектов наблюдения, завожу руку за плечо, снимаю пряжку и, протянув ремень, фиксирую в замке. Не глядя.
    Оба попутчика удивлённо смотрят, как я это профессионально делаю. Пассажирка что-то сказала бородатому. И они несколько минут, возбуждаясь, спорили. Я не понимал ни слова, говорили они по-своему. Уловил только имена или клички.
    Женщина с пистолетом называла бородатого Вахид, а он её иногда Алия, а иногда… В общем, подозреваю, что это было грубое ругательство, потому что Алия от этого бесилась… Опять что-то пошло не так! Опасаясь, что команда Вяземского, не дождавшись, когда машина тронется, придумают что-нибудь другое, я решаюсь на новое исправление. Не нужно так уж показывать им, что готов ко всему. Это подозрительно.
    Новую попытку я начал с момента, первой фразы Вахида:
    – …нужна улица Сенная. Ты не знаешь?
    Я немного задумался, чтобы создать видимость неожиданного, потом сказал:
    – Что-то такое мне говорили раньше… Сейчас она как-то по-другому называется. Где-то там, у реки.
    – Мы не местные. – поддержал моё выступление Вахид. – Может быть проводишь? Я тебя потом обратно привезу.
    – Заманчиво! – сказал я. – Ладно, поехали…
    Сел, пристегнулся и мы тронулись. Вахид вдавил педаль в пол, недовольный двигатель начал чихать. Но я на Вахида теперь не глядел, будто невзначай, оглянулся на его спутницу. Но она за короткое время оказалась прямо за мной. Мне снова подставлять затылок не хотелось. И я уставился ей в глаза. Она тоже глаз с меня не спускала, готовая, как только я моргну или отвлекусь, нанести быстрый удар.
    Мы напряжённо молчали, пока водитель не крикнул что-то по арабски, вероятно, выругался, и, вильнув рулём, ударил по тормозам… Меня кинуло на ремни, и на какое-то время я Алию потерял. А, когда снова повернул голову к ней, перед глазом увидел чёрный зрачок пистолета.
    Теперь всё решали доли секунды! Я напрягся и вернулся назад.
    Когда Вахид снова, как прежде, выругался, я напряг шею и отвёл голову к стойке, не теряя из поля зрения Алию. В момент, когда, с началом торможения, пистолет начал появляться из-за спинки, я правой рукой крепко ухватился за ствол… Машина, в конце концов сокрушительно ударилась, всё внутри рванулось вперёд, а я, что было сил, рванул ствол к себе. И неожиданно легко он остался у меня.
    Дальше были умелые фигуры в чёрном, ухватившие через разбитые стёкла за руки мою противницу. Потом были гидравлические разжимы, с помощью которых нас выковыривали из груды покорёженного металла. Был квалифицированный парень, который за пару минут вставил мои позвонки на шее на место.
    И Алия потом рыдала, видно оттого, что такая лёгкая мишень от неё ушла. И долго билась в руках спецназа. Впрочем, возможно это было из-за Вахида…
    А Вахид получил своё сразу! Он не был, как я, привязан ремнями и вышиб мозги о кузов со стёклами… Зрелище не для слабонервных! Даже видавший всё спецназ коробило!

    Я в тот день на работу не пошёл. Находился, хватит! У порога сбросил забрызганную кровью Вахида куртку и полез под душ…
    Стоял под холодными струями, приходил в себя и размышлял.
    Почему?
    Быть может удавалось перемещаться в прошлое из-за каких-то генетических дефектов. Или оттого, что я, единственный из ныне живущих, был на опыте знаком с перемещением во времени. Возможно, была коллизия этих факторов… Но это неестественно, я чувствовал себя безнадёжно дефектным!
    Мне было стыдно того, что я настолько отличался от нормальных людей! Они должны мною брезговать и помыкать. И ещё было предсказание из полусна…
    Впрочем, по этому-то параметру я не настолько уникален. И это утешало!
    Звонок своего телефона в прихожей я услыхал сразу. Мокрым, с текущей по телу водой, выбрался из кабины и, оставляя мокрые следы, добрался до лежащей у двери куртки. Мне звонил Вяземский.
   – Как дела, Валера?
   – Настроение, правда, дерьмовое, а в остальном – великолепно!
    – С настроением это ты зря! Знаешь ты какую птицу сегодня поймал? У-у! Это орлица! И она уже призналась, что должна была убить тебя. Но отговаривал её подельник. И до сих пор она не поймёт, как тебе удалось выкрутиться. У неё все карты в руках были…
    – Зачем это? Меня ведь куда-то везли, шлёпнули бы здесь, в городе…
    Но майор на мои слова внимания не обратил:
    – Я уверен: это следы твоего джампера. – Вяземский по привычке из будущего продолжал так назвать мои котлы. – Но следствие только ещё началось. Будущее покажет! – Вяземский чертыхнулся, и рассмеялся своим словам.
    Да, о будущем мы с ним знали много, гораздо больше всех остальных. И в его «будущее покажет» слышалась ирония.
    Мне впервые повезло слышать смех этого человека, поэтому рассмеялся тоже.
    – А ещё был третий. Молодой в чёрном. – вспомнил я.
    – Это твой сосед из пятидесятой квартиры. Коростылёв Павел. Студент. Его вчера наняли следить за тобой за триста рублей…
    – Триста тысяч? – удивился я.
    – Нет. Не тысяч. Просто триста… Мы его подержим немножко, так, чтобы научился отличать праведные деньги от грязных… А операцию ты провёл великолепно. Без замечаний. И обошлось малой кровью… Правда, всмятку один служебный автомобиль, но, кроме бородатого, все целы. Даже ни царапинки! И выстрелов не было. Хотя, весь автомобиль был складом оружия. И всё на боевом взводе… Такое только в сказках случается. И операцию разрабатывать времени совсем не было… Но ты ведь знал, что так будет?
    – Знал, конечно, Иннокентий Семёнович! Но отражать это в ваших документах не надо… Операцию успешно разработали и осуществили, конечно, вы. Я был просто маленьким исполнителем, подсадной уткой…

Глава 7. Новое начало
   
    Знал бы кто, как это отвратительно, знать нечто важное, без возможности поделиться! И всё потому, что я единственный такой урод!
    Что могу по желанию ворочать время мне лучше было и не знать. Никто, как я, больше не может переиграть любые случайности, даже избежать встречи с неминуемым концом… Я только за последние сутки трижды сделал это. Правда, в первый раз меня напугало предчувствие, оно смоделировало ситуацию. Так что не верить я не имел права.
    Вяземский сказал, что в планах Алии Умарсултановой было спрятать моё тело с простреленной головой недалеко от Котельничского полигона. Дорога туда примерно такая, какую я чувствовал, лёжа в багажнике. Двадцать километров по приличному асфальту и пять по качественному бездорожью. Новую дорогу туда должны построить только в будущем году.
    Иннокентий Семёнович знал уже о моих новых способностях просто потому, что поверил. Остальным, настолько мне не доверявшим, доказать это было невозможно.
    Дима-Профессор позвонил в половине десятого.
    – Что у тебя случилось? Вяземский сказал, что ты снова нуждаешься в помощи…
    Да, именно в Димке я и нуждался. Я сказал:
    – По телефону не буду, приходи, когда сможешь!

    Дима смог прийти только вечером. И не один, с ним пришли Петька Фокин и Олег Майоров. Но это было тоже отлично.
    – Что там у тебя опять стряслось? Профессор говорит ты, глянь, опять с ФСБ поссорился? – начал Петька прямо в прихожей.
    – Да, нет! Ничего не случилось. И с федералами теперь вроде дружу… Но всё равно, надо кое-что выяснить. У меня, как бы это сказать, появились какие-то неведомые возможности.
    – Ты нас у порога будешь сказками кормить? – пресёк мои объяснения Олег. – Мы с Петром с работы. Присесть бы.
   Действительно, я что-то только о себе стал думать.
   – Проходите, конечно! Сейчас какой-нибудь скромный ужин придумаю.
    Пока на кухне Дима заваривал в кастрюльке чай, мы с Олегом приготовили скромный ужин: салат из красной рыбы, бутерброды с икрой. А Фокин принёс из моей комнаты известный табурет, доставшийся Профессору как самому просторному из нас и потому не нуждающемуся в спинке.
    Бутербродов, что мы приготовили, как оказалось, было недостаточно. Народ был голодный. И пока я снова резал хлеб, Олег сказал:
    – Давай свою проблему, пока язык свободный!
    – Понимаете, мне самому в это не верится. Я о таком даже не слышал… В общем, я могу передвигаться во времени безо всяких машин…
    В кухне повисла мёртвая тишина. Слышно было только, как я, по-прежнему тупым ножом, пилю хлеб. Все трое на меня уставились, не сводя глаз и замолчали. Я подумал, хорошо что Сергиенко не пришёл. Он бы точно всё списал на мою непомерную спесь. Мол, желаю постоянно оставаться в центре внимания, безо всяких на то оснований.
    – Чем докажешь? – наконец нашёл что спросить Фокин.
    Я вздохнул, начав намазывать масло.
    – Без доказательств. Я возвращаюсь и меняю условия, создаю парадокс. И дальше всё происходит в этом парадоксальном мире. Все старые события остаются только у меня в голове. Никаких других материальных носителей нет! Например, сегодня меня собирались убить. И если бы я не смог вернуться, изменив первичные условия, то точно шлёпнули бы… – в их глазах я увидел откровенное сомнение. Пришлось придумывать иной пример для объяснения. – Ну, тогда, давайте представим…
    – Не надо ничего представлять, я верю! – сказал Олег.
    – Я – тоже!.. – поддержал его Петя.
    Один Димка-Профессор ничего не сказал. Просто почесал щёку в сомнении. Я повернулся к нему:
    – Хорошо я попробую рассказать, а ты, Дима, попытайся поверить. У меня просто нет иного пути.
    И я начал:
    – Когда шёл на работу, меня у цветочного магазина нагнала Ауди…
    Когда я закончил рассказ последним звонком Вяземского, сомнение было уже на глазах двоих первых. Димка сиял. Чем он собирался возразить?
    – Хотите – верьте, а хотите… Подтвердить всё равно нечем. – я был огорчён.
    – На этот раз я верю! – сказал Профессор. – Только мне непонятна вся энергетика… Как может меняться весь мир только из-за твоего сознания?
    – Бред! – выдохнул Петька. – Тут что-то точно психическое у тебя… Глянь, это же вообще невозможно!
    – А давайте проверим… – включился Майоров.
    Это было неожиданно и мы повернулись к нему. Я лично считал, что это, как религия, можно только верить! Всё из разряда неосуществимого.
    – Если мы сможем тебя обмануть, то ты обманываешь.
    – Понял! – воскликнул Димка. – Гениально!..
    – А я что-то, глянь, не допёр. – у Фокина на лбу сложились морщины.
    Я тоже в значительной степени «не допирал»…
    – И очень просто!.. Загадываем без тебя число, записываем на бумажке, ты приходишь и называешь! – Димка сиял, как отполированный Бентли. – Это ты сможешь?
    Я непонятливо покачал головой. Я же не фокусник. Что вы хотите? Какие числа?..
    Олег усмехнулся:
    – Да дайте человеку самому сообразить!
    Мы с Петькой повернулись к Майорову. Но меня за рукав дёрнул Профессор:
    – Если можешь возвращаться, когда выяснишь – вернись!..
    У меня словно глаза открылись. Действительно, я ведь рано или поздно узнаю, что они там записали. И вернусь к моменту, когда они будут ждать моего ответа. Элементарно!
    – Гениально!.. – подтвердил я. – Ну, вы даёте!
    Один Петька не всё понял. И пока Профессор разжёвывал Фокину нюансы, я сходил в прихожую, взял ручку с пачкой стикеров, с которых всё началось, и принёс Олегу.
    – Запиши любое имя, любое число, фразу, сверни и положи кому-нибудь в карман. Идёт?.. Крикнешь, когда будет готово!
    И я отправился к себе в комнату. На кухне продолжали спорить и шептаться, а я встал у окна, глядя во двор.
    Олег крикнул: «Готово, заходи!» минуты через три. Когда вошёл, все трое, отвлекшись от разговора, смотрели на меня.
    Я откашлялся и сказал:
    – А теперь кто скажет, что написано в записке?
    Димка пошевелился и ответил:
    – Это было бы не интересно. Попробуй угадать!
    – Ты даже не знаешь, у кого записка! – обрадованно захихикал Петя.
    – Ну, например, у тебя! – включился в игру я.
    – Не угадал! – бодро ответил он.
    Шансы угадать возросли в полтора раза, но мне хотелось их ускорить. Если записки нет у Фокина, решил я, то она или у Профессора, или у Олега. Причём, у Олега она могла просто остаться. Я вспомнил, как такое же случилось, когда они прятали мои часы.
    – Записка у Олега! – сказал я.
    – Снова, дружок, не угадал! – рассмеялся Димка.
    – Тогда, у тебя! – я назвал последний вариант.
    В этот раз грохнули все. А Олег, покачав головой показал пальчиком на стикеры, оставшиеся на столе, с виду, совершенно не тронутые. Я взял. Верхний листок остался чистым. Я его приподнял и на втором прочитал: «Мария Владимировна привет передаёт. Из 2115 года».
    Я второй раз внимательно прочитал, закрыл глаза, вдохнул, закрыл рот и напрягся. Перенос через транзитное время стал проходить почти профессионально. Снова плотная и холодная материя времени охватывает, первые мгновения тянутся с трудом, будто пытаюсь остановить скольжение с ледяной горки. Наконец останавливаюсь и начинает тащить вспять… Вот жест Олега вниз пальчиком… ещё раньше – всеобщий смех… Тащиться к самому началу не стал. Притормозил и вынырнул через виртуальное окошко в потоке, выдохнул…
    – Снова, братишка, не угадал! – опять тем же тоном повторил Профессор и рассмеялся. Это после того, как я сказал, что записка у Олега.
    – Я так прикидывался, знаю где и что написано! – выдал им.
    Дима продолжал смеяться, но я сказал:
    – Надпись на втором листке в пачке, на столе: «Мария Владимировна привет передаёт, точка, из двадцать один, пятнадцать года». Верно?
    Это была картина маслом! Дима, перестав смеяться, смотрел на меня с непомерным изумлением. Видно было, текст этот придумал он. Олег удивлённо свистнул. А Петя кинулся к записке проверять, как у меня с точками. Я для него сказал:
    – Ошибка просто исключена… А если этого мало, могу уходить по очереди с любым, а остальные пусть пишут и прячут. Всё равно не заметите момент когда возвращаюсь!
    В кухне повисла напряжённая тишина. Потом Олег сказал:
    – Я верил и раньше, конечно. И исключаю любой подлог и обман. Но что нам может это дать? Только то, что ты можешь постоять за себя сам. Тебе для этого никто не нужен. Но это нам и раньше было известно…
    Олега прервал долгий настойчивый звонок в дверь. Я развёл руками, мол, что тут поделаешь, и пошёл открывать.
    Гостей оказалась толпа. И я сперва не сообразил даже, насколько знакомыми были их лица. Только когда яркая крупная дама встала прямо передо мной, я узнал:
    – Жандроник, неужели!..
    Она стала прямо королевой!
    – Кажись, помнит, несчастье ходячее! – из-за спины у сияющей Жандроник произнёс голос Гарика.
    Потом я увидел Борьку, Ольгу и Дэдэ. В этой компании не хватало только Толика Третьяка… И вся наша школьная шайка была бы в сборе. Но Толька теперь в Питере.
    С шайкой я прошёл до конца десять лет школы. Это была моя вторая, если не первая, семья. И каждый год, после летних каникул я торопился снова в школу, чтобы быть опять с ними со всеми.
    Жанну Дроник, кроме учителей, никто и никогда так не называл. Даже её мама звала дочь Жандроник. Тогда она была длинной и худой девчонкой. А во втором классе, когда она сломала ногу, мы все после уроков, шли к ней в больницу. А руководила нами тогда её лучшая подруга – Оля Нестеренко. Она умела от каждого добиться согласия на эти походы. И долго считалась нашей «заправилой».
    Гарика на самом деле звали Игорем. Кто и когда его начал звать Гариком никто уже не помнит. Очень может быть, что это он сам себе придумал. Гарик был великолепным тактиком. Мог вывернуть нас из любой неприятной ситуации. Поэтому мы считали его самым умным.
    Это в нём проявилось в четвёртом, когда нас должны были наказать за поджог картины в коридоре на третьем этаже у кабинета биологии. Мы все хорошо знали, кто это сделал на самом деле. Потому что, поднимаясь по лестнице на третий, столкнулись с ним. Потом увидели пламя на стене и бросились тушить. Мы там были одни и нас тут же обвинили в поджоге. Но выдавать брата Лильки Алфёровой никто не стал бы. А Гарик так умело потом распределил роли и речи, что никто не усомнился, что мы не поджигали, а виновника в глаза не видели.
    Дэдэ звали труднопроизносимо: Данила Даниилович. Именно Данила и именно Даниилович. Папа у него был Даниилом, а самого Дэдэ мама назвала почему-то Данилой.
    Последним был Борька. Они с Толькой Третьяком появились у нас в первом классе в конце года. И долго никто их своими не считал. Но когда во втором случилась авария с ногой Жандроник, они сами решили идти вместе с нами в больницу…
    – О! Какими судьбами? – раздалось у меня из-за спины.
    Петька Фокин в нашей команде никогда не был, но учился в параллельном классе. И поэтому очень хорошо знал всех.
    Входящие стремились меня непременно обнять. И у нас случилась небольшая давка. Одна Оля не стала так бурно проявлять эмоции, просто ткнулась мне в плечо носом и спросила, задрав голову:
    – Как ты, Лерочка?
    Я уже забыл, что девчонки наши так звали меня.
    – Всё нормально, Оля! – ответил.
    И мы нежно приложились друг другу к щеке.
    Да, с Ольгой у нас долго были особые отношения, пока в прошлом году не появилась, как её наши стали называть, Рязаниха-Ленка, и не увела меня у неё из-под носа. Но я не жалел, всё к лучшему.
    На кухне стало тесно. А тут ещё пришёл отец, и за ним двое легальных нелегалов из федеральной службы. Богданов от порога протянул мне бутылку шампанского, а Вяземский – торт:
    – С днём рождения, дорогой!
    Я не знал, что ответить. Мой день рождения всегда был в августе и сегодня это было каким-то недоразумением. А толпа за спиной оживилась. Поднялся шум, и за ним никто не услышал о моём несогласии. Отец, тоже не согласный с формулировкой, сразу попытался ускользнуть, но я тут же стал его знакомить с Богдановым и Вяземским, и ему поневоле пришлось остаться.
    Потом одноклассники, несмотря на мои возражения, стали готовить фуршет. Гарик с Борькой принесли из магазина хлеб, здоровую банку корнишон и одноразовые стаканы и вилки. Девчонки обследовали холодильник, нашли там начатую пузатую банку с икрой, масло и коньяк Хеннесси в фирменной французской упаковке.
    Мою кровать, сдвинув в прихожке тумбочку, выставили в коридор, а на её место притащили второй стол из кухни. Да, тесно стало!
    Меня задвинули к окну. Рядом у стола встали: с одной стороны, Оля, а с другой, Иннокентий Семёнович. Пока вокруг все беспокойно разговаривали, Ольга на ушко спросила:
    – А как там твои отношения с Ленкой? – хотя она наверняка знала о нашем давнишнем разладе.
    – Нормально! – сказал я. – Как-то говорили по телефону.
    Ольга оживилась:
    – Вы разве не встречаетесь?
    – Нет, конечно. Ты же сама знаешь. – я подумал, что это Оля снова организовала эту сегодняшнюю встречу одноклассников, только чтобы увидеться со мной. Она это умела.
    – Я… – но Ольгу перебил хорошо поставленный голос Богданова:
    – Внимание, друзья!.. – сразу все смолкли. – Конечно же вы все знаете этого человека… И знаете, что дня рождения у него сегодня быть не может. – все согласились. – Но сегодня Валера родился во второй раз!
    Все зашумели уже не сдерживаясь. Когда шум немного стих, Богданов сказал:
    – Давай, Иннокентий Семёнович!
    Вяземский пошевелился и обнял меня за плечо.
    – Не все знают, – он говорил негромко, и, чтобы его расслышать все замолчали. – что Валерий Евгеньевич Евграфов является первым путешественником во времени. И, по-видимому, единственным в настоящее время…
    Про первого я был с ним не согласен, но возражать не стал. Мои одноклассники, которые, конечно, этого не знали, смотрели в нашу сторону широко распахнутыми глазами. Похоже, они воспринимали это как шутку. Отец, который стоял у того конца стола, рядом с Богдановым, кивнул. Димка, рядом с ним, хотел что-то возразить, но Олег остановил, тронув за плечо.
    Вяземский повернулся ко мне и положил руку на плечо:
   – Сегодня произошло невозможное! Немыслимое!.. Ты вышел один против вооружённых бандитов и победил! Таких, как ты, Валера, до сих пор не бывало. С днём рождения, дорогой!..
    Что тут поднялось!
    – С днюхой, Валери! – поднимая стаканы, кричали Дэдэ, Гарик и Борька. Эти всегда звали меня на английский манер.
    Олег, Дима и отец с Юрием Маркеловичем стали вместе что-то обсуждать. Но за общим шумом, слышно их не было. Про коньяк Хеннесси никто из них уже не помнил. Мы сдвинули пластиковые стаканы с Иннокентием Семёновичем, Ольгой и Жандроником и пригубили.
    Да, и я теперь почувствовал, что это мой праздник. Как здорово, что все сегодня собрались!
    Почти все… Не было мамы и… Сперва думал, что показалось, когда увидел за плечом у Олега мелькнувшую светлую шапочку с бело-красным шарфом.
    Моя Лика! Я догадывался, о чём она думает. У меня происходит пьянка, рядом стоит симпатичная женщина, которая смотрит влюблёнными глазами… Лика же не знает, что это подруга детства.
    И я постарался выскользнуть из-за стола. Но мне этого сделать не дали.