Мне кажется, подчас, что всё то, о чём так хлопочем и спорим, есть просто суета, как и всё в свете, и что об одной только любви следует нам заботиться. Она одна только есть верная и доказанная истина. Кто проникнется ею, тот говори прямо обо всём: правда повеет от слов его. О! да поможет нам Бог, и тебе и мне, взрастить эту любовь в сердцах наших.
Н.В. Гоголь. (Письмо к С.П. Шевырёву от 21 апреля 1848 года из Одессы)
Но, если я не смущусь ничем и пребуду твёрд среди явлений возмущающих и, не упавши духом, буду в силах, посреди потрясающей бестолковщины времени, удержаться на своём мирном поприще литературном и быть певцом мира и тишины посреди брани, то это будет истинное чудо, милость Божья, которой и надеяться не смею, но о которой просить всё-таки хочется.
Н.В. Гоголь (Письмо А.М. Виельгорской перед 15 июня 1848 года из Васильевки)
Умереть с пеньем на устах – едва ли не таков же неотразимый долг для поэта, как для воина умереть с оружьем в руках.
Н.В. Гоголь (Письмо к В.А. Жуковскому от 15 июня 1848 года из Полтавы)
1. О пересечении «Разбойника Ляли» и «Тараса Бульбы», Севера и Юга
На первый взгляд, что может быть общего между произведениями, одно из которых овеяно более чем полуторавековой славой и написано великим Гоголем на тему истории запорожского казачества, ведшего борьбу за освобождение Украины от татар, турок, поляков и евреев-арендаторов, и маленькой поэмой Николая Рубцова о любви разбойника к княжне?
Ведь действие «Разбойника Ляли» происходит на не очень близком расстоянии от Запорожья.
Рубцов создал свою Лесную сказку («Разбойника Лялю») на основе легендарных событий, о которых услышал в окрестностях старинного города Варнавин (сейчас это посёлок Варнавино) в Нижегородской области, там, где находится Лялина гора, получившая своё имя в честь атамана Ляли – одного из сподвижников предводителя крестьянского восстания Степана Разина.
Но если смотреть не поверхностно, а в суть вопроса, то сразу же находишь очень много общего: и в содержании, и в форме, и в творческом методе, и в художественных средствах. И даже в географических истоках.
Географические исследования говорят о том, что река Ветлуга, на которой стоит город Варнавин, являясь правым притоком Волги, берет своё начало на севере, где начинается Ветлужско-Сурской прогиб, продолжающийся на юге до Днепровско-Донецкой впадины, на севере, в свою очередь, доходящий до реки Мезени, протекающей через Архангельскую область и Республику Коми.
Находится река Ветлуга на Восточно-Европейской платформе, в той её части, которая зовётся Русским щитом. В свою очередь, Русский щит расположен между Украинским и Балтийским щитами.
Как физически сопряжены север и юг России на географической карте, так идейно объединены на столь же обширных русских литературных пространствах «Тарас Бульба» и «Разбойник Ляля».
Рубцов, как и Гоголь, много внимания уделял изучению карты Родины.
Маршруты Рубцова обозначены на составленной Юрием Кириенко-Малюгиным карте «По дорогам Николая Рубцова» (оформление чл. СХ России Веры Васьковой).
Гоголь, работая над вторым томом поэмы «Мёртвые души», постоянно держал перед глазами карту Российской империи и мечтал параллельно основной работе написать учебник географии для юношества, в котором собирался проследить развитие русской литературы вкупе с историей и географией России, а также описать в книге русские монастыри, как правило, расположенные в самых красивых местах нашего обширного Отечества.
Слово «Отечество» происходит от слова «отец». По-украински Родина зовётся Батькивщиной: от слова «батько», что тоже обозначает «отец». Скажешь «батько», и сразу вспомнишь легендарного революционера-анархиста батьку Махно. Махно был одним из любимых исторических персонажей поэта Николая Рубцова, если верить воспоминаниям Людмилы Дербиной, на которые ссылается Михаил Суров в своём двухтомнике, посвящённом Николаю Рубцову.
Трудно перечислить все труды географов, историков, экономистов, статистиков, этнографов, ботаников, изученные Гоголем, чтобы вдохнуть Душу России в свой великий труд о Родине - поэму «Мёртвые души», к сожалению, не завершённую автором.
Так же рождался «Тарас Бульба». Повесть «Тарас Бульба» создана одновременно великим художником слова и кабинетным учёным-энтузиастом, посвятившим годы изучению истории Малороссии.
В 1845 году, через три года после выхода в свет первого тома «Мёртвых душ» (1842) и второй редакции «Тараса Бульбы» (1842), вошедшей в первое полное собрание сочинений писателя, Гоголь был удостоен звания Почётного члена Московского Императорского университета.
Интересно, что автор «Ревизора» и «Мёртвых душ», занимавший одно время, правда, непродолжительное, должность адъюнкта (помощника профессора) истории в Санкт-Петербургском университете, был удостоен почётного звания не в Санкт-Петербурге, а в Москве.
Москва в 19 веке была столицей славянофильства, Санкт-Петербург тяготел к Западу. Гоголь же, хотя и старался оставаться нейтральным и не принадлежать ни к одной из партий, поскольку был противником политических организаций, откровенным и убеждённым монархистом, имел больше друзей и признания в славянофильской «столице древней», как он называл Москву, а не в Петербурге.
В своей последней книге «Выбранные места из переписки с друзьями» (1847), рассуждая о современной русской литературе, Гоголь относит к разряду лучших русских стихотворений стихотворение Николая Языкова « К ненашим». На языке того времени название читалось как «К бесам». Позднее эту тему продолжил Достоевский в романе «Бесы», а начал её Пушкин в стихотворении «Бесы».
Под «ненашими» Гоголь подразумевал тяготевших к Западу и звавших Русь к топору представителей революционной интеллигенции типа Герцена.
Герцен, назвавший первый том «Мёртвых душ» «адом», а писателя считавший «скрытым революционером», вызывал у Гоголя раздражение. Чтобы высказать его, он даже согласился встретиться в Москве в 1851 году незадолго до своей смерти с И.С. Тургеневым, соприкасавшимся с Герценом и его окружением.
Тургенева привёл в дом на Никитском бульваре, где Гоголь жил в доме графа А.П. Толстого, актёр М.С. Щепкин.
Щепкин был удивлён желанием писателя познакомиться с Тургеневым. Гоголь в эту пору практически не шёл на контакт не только с незнакомыми людьми, но и с друзьями.
Но, когда Гоголь обрушился на Герцена, адресуясь к Тургеневу и надеясь, что тот всё перескажет оппоненту, Щепкин сразу понял, зачем его другу нужно было это знакомство.
Патриотическая книга Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями» вызвала взрыв негодования у западников.
В книге Гоголь высказал предположение о появлении в будущем Поэта, который должен явиться не из дворянской среды, а из какого-то нового слоя русской жизни. Этими Поэтами стали Сергей Есенин и Николай Рубцов, в равной степени принадлежащие, как России дореволюционной, так и советской.
Сейчас пытаются некие силы найти им эквивалент, «лепя гения» то из Леонида Губанова, то из приятеля Рубцова Юрия Влодова. Естественно, как ни «раскручивают» эти имена, ничего не получается.
Самые печатаемые и читаемые поэты в современной России – Есенин и Рубцов.
Изучение биографии Рубцова убеждает нас в том, что лирические шедевры русской поэзии двадцатого века также создавал человек, энциклопедически образованный, хотя и не имевший почётного учёного звания, какое было у Гоголя.
Все его современники утверждают в воспоминаниях о Рубцове, что он читал старую и новую литературу, много знал, любил учиться, обожал русское народное творчество.
Людмила Дербина в книге о поэте рассказывает, как Рубцов во время их путешествия на теплоходе по Сухоне и посещения Тотьмы, восхищался русским северным декоративно-прикладным искусством, связанным, прежде всего, с церковным строительством и украшением храмов, то есть сакральным по своей сути.
Поэму Рубцова и повесть Гоголя объединяет однокорневая основа – народное творчество, давшее импульс для развития русского искусства и ремёсел: литературы, иконописи, живописи, ткачества, театра, градостроительства, церковной архитектуры, кузнечного дела…
Русское и украинское сопрягаются исторически.
Например, слово «вежа», обозначающее сторожевую башню в старинных северных монастырях, сохранилось в украинском языке. По-украински башня «вежа».
Вообще, очень много общих слов в украинском языке и в северных диалектах русского языка. Слово «мережа», в украинском языке значащее «сеть, паутина», в том числе, и «Интернет-паутина», на архангельском диалекте значит «сеть» (рыболовная). Но имеет ударение на «ё» - мерёжа. В украинском языке буква «ё» не используется. Отсюда русское слово «мережка» - сеточка, украшение на одежде.
Древнерусское слово «фабра» - (краска) в украинском современном языке сохранилось без изменений.
По-украински «колись» - когда-то, в русских северных говорах «лонись» - в прошлом году.
Кстати, в набросках Рубцова для будущих сочинений записано слово «лонись».
Растение вереск в украинском языке называется «верес». Так же название вереска звучит в Архангельской области на Вилегодчине: «верес».
Как вересковый мёд разливался терпкий северно-русский говор к югу, к Киевской Руси.
Новгородские берестяные грамоты, самые древние из которых датируются двенадцатым веком, написанные простыми жителями Новгорода, перечёркивают миф о неграмотности русских до принятия христианства и о влиянии юга на север в распространении грамотности и культуры.
В Великом Новгороде берестяных писем нашли больше тысячи, а на Украине всего 3.
Общеизвестно, что все былины Киевского цикла, героями которых являются Илья Муромец и Добрыня Никитич были собраны в девятнадцатом веке на Русском Севере.
Выдающийся русский советский филолог и педагог Николай Иванович Либан в своих лекциях по древнерусской литературе, изданных МГУ им. М.В. Ломоносова, отмечает, что культовый памятник древнерусской литературы «Слово о полку Игореве», являясь южным памятником, включает в себя северные мотивы.
Учёный предполагает, что это связано с той лептой, которую вносили в «Слово» переписчики, переписывавшие его в северных монастырях.
Но суть не только в этом. А в том, что первые великие князья, правившие в Киеве в десятом – двенадцатом веках и считающиеся украинским учёными почему-то украинцами – уроженцы Севера России (Руси): Олег, Игорь, Ольга, Ярослав Мудрый. Олег и Игорь – новгородцы, Ольга – псковитянка, Ярослав Мудрый родился в Ростове Великом. Есть мнение, что князь Владимир - креститель Руси родился в Пскове.
Как известно, рукопись «Слова о полку Игореве» была обнаружена и приобретена собирателем русских древностей графом Алексеем Ивановичем Мусиным-Пушкиным в Ярославле у монаха Иоиля.
Опять же, обретение рукописи бесценного памятника древнерусской литературы произошло не на юге, а на Севере России. Подлинник рукописи сгорел во время московского пожара 1812 года в дворце Мусина-Пушкина на Старой Басманной улице.
Сразу же после публикации начались споры о подлинности «Слова», не утихающие по сей день. В пользу его подлинности высказывался Пушкин. О споре Пушкина с профессором Московского университета Каченовским, считавшим «Слово» подделкой, рассказывает писатель И.А. Гончаров, бывший свидетелем словесной дуэли, происходившей в университетской аудитории, между Пушкиным и Каченовским.
Пушкин боролся за «Слово» с рыцарским пылом. Поэт утверждал, что никто из современных поэтов не смог бы написать текст такого высокого художественного уровня.
Старое здание Московского университета на Моховой можно считать одним из рубцовских мест в столице. В шестидесятые годы площадь перед ним называлась в народе «Психодром». В левом крыле здания размещался филфак, где часто проходили литературные собрания студентов. С филфаком соседствовали журфак, психфак, и Институт восточных языков.
Психодром получил название из-за близости психологического факультета, а также этот топоним рубцовской Москвы содержит иронический намёк на то, что обитатели университетского здания не совсем «от мира сего» и, вообще, гении, часто не понятые человечеством.
Рубцов просто не имел права не «отметиться» на Психодроме. Моховая находится не так уж далеко от Тверского бульвара, где в самом центре столицы укоренился один из самых престижных ВУЗов России – Литературный институт им. А.М. Горького, альма матер поэта Николая Рубцова.
Известно, что в литературном памятнике четырнадцатого века «Задонщина» есть цитаты из «Слова о полку Игореве». Это было выяснено уже после защиты «Слова» Пушкиным.
Славянская древнерусская цивилизация (словене) шла с Севера на Юг, из Великого Новгорода и Старой Ладоги, чтобы расцвести пышным цветом в Киевской Руси (поляне) и продолжиться уже в Руси Ростовской, Владимиро-Суздальской (кривичи) и Московской (XIII-XVII) (вятичи, кривичи).
Восточно-европейская цивилизация складывалась как союз трёх основных восточнославянских племён: словене (новгородцы), поляне (киевляне) и вятичи (Тула, Калуга, Москва).
Известно, что первые деревянные крепости – оплот славян на Русском Севере, строились из дерева с помощью топора, без применения железа, то есть без единого гвоздя.
Так же, с помощью топора и долота, строились знаменитые двурульные челны запорожских казаков «чайки», на которых они совершали морские набеги на турок с целью «пошарпать берега Натолии»: добыть военные трофеи в Турции. Возможно, руль лодок напоминал конёк на северной русской избе.
Рубцов положил, прежде всего, в основу сюжета «Разбойника Ляли» народное сказание, услышанное на берегах Ветлуги, Гоголь в основу «Тараса Бульбы» – малороссийские песни (думы) и предания о запорожцах, сложенные на берегах Днепра – реки, соединяющей три славянские страны: Россию, Белоруссию и Украину. В десятом-тринадцатом веках составлявшие их племена входили в состав единого древнерусского государства.
Как «Разбойник Ляля» перекликается со знаменитой русской народной песней о Стеньке Разине и княжне и рядом других песен, так «Тарас Бульба» - с украинскими думами, в которых рассказывается и о героях, и о предателях.
В основу характера Андрия легли думы об отступнике от Православия Тетеренке и изменнике Савве Чалом. Цитата из думы о Чалом есть в записных книжках Гоголя.
Думы давали Гоголю больше исторического материала, чем летописи и другие документы. Об историзме малороссийских песен Гоголь пишет следующее: «Эта народная история, живая, яркая, исполненная красок, истины, обнажающая всю жизнь народа. …Историк не должен искать в них показания дня и числа битвы или точного объяснения места, верной реляции; в этом отношении не многие песни помогут ему. Но когда он захочет узнать верный быт, стихии характера, все изгибы и оттенки чувств, волнений, страданий, веселий изображаемого народа, когда захочет испытать дух минувшего века, общий характер всего целого и порознь каждого частного, тогда он будет удовлетворён вполне: ИСТОРИЯ НАРОДА РАЗОБЛАЧИТСЯ ПЕРЕД НИМ В ЯСНОМ ВЕЛИЧИИ.
Песни малороссийские могут вполне назваться историческими, потому что они не отрываются ни на миг от жизни и всегда верны тогдашней минуте и тогдашнему состоянию чувств. Везде проникает их, везде в них дышит эта широкая воля козацкой жизни. Везде видна та сила, радость, могущество, с какою козак бросает тишину и беспечность жизни домовитой, чтобы вдаться во всю поэзию битв, опасностей и разгульного пиршества с товарищами».
Кстати, товарищ юношеских лет Николая Рубцова Сергей Багров подметил в друге аналогичные черты: «Рубцов выделялся своим хулощаво-красивым лицом с множеством беленьких ссадин от бывших детдомовских драк…Своей забиячливой дерзостью… и ещё выделялся умением быть среди тех, кто делал что-то отчаянное, смелое, даже порой запрещённое, где молодечество, риск и особо весёлая бесшабашность, от которой ликует душа».
Полностью Гоголь взял для «Тараса Бульбы» две думы. В одной говорится о том, как мирные жители по первому призыву гонцов отказывались от всего, к чему были привязаны – от плуга, поля, хаты, семьи, когда появлялась возможность взять в руки саблю и отправиться «погуляти» в вольные степи:
…есаули в города си засилали.
По улицах пробигали.
На винники, на лазники
Словами промолвляли:
«Ви грубники, ви лазники,
Ви броварники, ви винники:
Годи вам в винницах горилок курити,
По броварнях пиво варити,
По лазнях лазень топити,
По грубах валятися,
Товстим видом мух годовати,
Ходи же с нами на долину Чекрень погуляти».
Желающих отправиться по разным поводам в путь, будь то мир или война, и, просто, в поисках лучшей доли всегда было много на просторах Руси – Новгородской, Киевской и Московской.
В «Тарасе Бульбе» Гоголь романтизировал сюжет, приукрасив своих героев, так же как и Рубцов в «Разбойнике Ляле» романтизировал сюжет о разбойнике: «Кроме рейстровых козаков, считавших обязанностью являться во время войны, можно было во всякое время, в случае большой потребности, набрать целые толпы охочекомонных: стоило только есаулам пройти по рынкам и площадям всех сёл и местечек и прокричать во весь голос, ставши на телегу: «Эй, вы пивники, броварники, полно вам пиво варить, да валяться по запечьям, да кормить своим жирным телом мух! Ступайте славы рыцарской и чести добиваться!»
«Комонь» на древнерусском языке значит «конь». Во время войны казаки, прервав мирные труды, прибывали на поле брани на своих собственных конях.
В Малороссии было три основных группы казаков: реестровые (вписанные в реестр, зарегистрированные), охочекомонные и низовые, или запорожцы, обитавшие в низовьях Днепра, в Запорожье, за днепровскими порогами.
В думах, использованных Гоголем в «Тарасе Бульбе», рассказывается, что товарищи хоронили погибших казаков, вырывая им могилы с помощью боевого оружия – сабли, пики.
В первой редакции «Тараса Бульбы» Тарас и Остап похоронили Андрия, выкопав ему могилу саблями.
Так же копают могилу для убитых воинов герои украинских народных сказок («Сказка о богатыре Бухе Копытовиче»): «Взмахнул своим кулаком Бух Копытович да как бухнет в плечи крайнего – сразу трёх человек в землю вогнал, а четыре сверху лежат.
- Ну, иди, - говорит он тому, кто был свидетелем, - смотри, живы ли твои богатыри. А сам не бойся, я тебя не трону.
Тот встал и посмотрел:
- Где там живы, они уже давно не дышат!
- Ну, рой для своих товарищей землю саблей. Не гоже их так бросать, нужно их в сырую землю зарыть.
Вырыл тот яму, положили, зарыли».
Эта параллель очень хорошо помогает понять, в чём секрет популярности Гоголя. Писатель ничего не придумывал. Он черпал образы и факты из жизни или из фольклора, который есть сама жизнь, несмотря на фантастичность форм её проявления.
В русском и украинском фольклоре и сейчас можно найти массу параллелей с современной жизнью. Например, в украинской сказке «Звери под властью льва» содержится любопытная информация о том, как в древности проходили выборы в органы власти: «Все по очереди стали подходить к вороху желудей и орехов. Каждый брал то, что ему нравилось, и бросал в дупло. Хищные звери, любившие кровь, брали орехи, а те, кто питался овощами да травой, брали жёлуди. Увидев, что в пользу льва бросают меньше, лис завертел хвостом. Он подбегал к зверям, подмаргивал им, как бы говоря: «Берите орехи!» А когда подходили к куче желудей и орехов маленькие зверьки, лис шептал им на ухо: «Бери орех, а то прогневаешь льва, и он тебя задавит, как жабу, да и я на тебя рассержусь и не дам тебе житья». Маленькие звери боялись попасть в опалу и тянулись за орехами. А сам лис вместо одного ореха заграбастал полную пригоршню и так бросил в дупло, что никто не заметил».
Цитата взята из советского издания. Книга «Украинские народные сказки» напечатана в Государственном издательстве художественной литературы УССР в Киеве в 1951 году, то есть при Сталине, когда все граждане СССР «единогласно» голосовали «за нерушимый блок коммунистов и беспартийных».
Сказки вышли под редакцией действительного члена АН УССР М.Ф. Рыльского. Куда смотрела цензура? В сказке о выборах явно чувствуется дух казачьей вольницы. Ни в одном московском издательстве эту сказку бы не напечатали в то время.
Поискав в Интернете информацию на тему публикации политизированной сказки в СССР, я ничего не нашла, но снова убедилась, что фольклор удивительно живуч.
Моё внимание привлекла аналогичная сказке «Звери под властью льва» современная «Сказка о выборах в лесной парламент», опубликованная в издании «Вечерний Мурманск»: выпуск № 197 от 22 октября 2005 года. Может быть, автор её сочинил сам, руководимый в своём труде генетической (подсознательной) памятью о том, что рассказывалось на эту тему в сказках в старину. А, может быть, переложил старый мотив на новый лад, и получился римейк, как называют теперь старые песни, спетые по-новому.
Удивительно, но «украинский след» в творчестве Рубцова снова привёл меня на Русский Север.
«Украинское присутствие» чётко обозначено в лирике поэта. Мы в ней найдём слова-символы «хата», «горилка», «бандура», идентифицирующие украинскую ментальность.
А также украинское слово «лаяться» (ругаться), уходящее корнями в седую славянскую древность, также очень популярное у русских (великороссов).
Возможно, помните у Василия Тредиаковского: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй»? Эту строку Александр Радищев сделал эпиграфом к «Путешествию из Петербурга в Москву».
В селе Никольском среди воспитанников детского дома, где получил семилетнее школьное образование и жил Рубцов, было много украинцев. Связано это было не только с войной и эвакуацией детей из прифронтовых городов в тыл, но и с нахождением недалеко от Николы, как местные называли и называют село, колхоза. В этот колхоз свозили перед Великой Отечественной войной высланных с родины украинцев и поволжских немцев.
Многие из переселенцев умерли, не выдержав проживания зимой в землянках. Бараков для всех не хватало. В 1937 году в Николе был открыт детский дом, где воспитывались дети репрессированных родителей.
В 1943 году из Красковского детского дома в него был привезён Коля Рубцов, которого разлучили с младшим братом Борей, оставшимся в Краскове.
Дети учились в бывшем Доме призрения для инвалидов, стариков и сирот, после четвёртого класса – в бывшей земской школе, где находились, кроме классов, столовая, пионерская комната и администрация. Спальным корпусом стал для воспитанников бывший дом раскулаченных никольчан Поповых – огромный, двухэтажный. По воспоминаниям Анатолия Мартюкова рядом со школой шумел бор.
В монографии Кириенко-Малюгина «Николай Рубцов»: «Звезда полей горит, не угасая…» приведены воспоминания Екатерины Ивановны Семенихиной, бывшей пионервожатой Никольского детдома: « В пионерской комнате были танцы. Воспитатели тоже были молодые из педучилища. Приходили и ребята из села. Коля играл русскую, польку, матросский танец. Ему ещё в 10 лет дали гармошку. Нашли в кладовой тульскую гармошку и сказали: «Играй!» И он начал учиться, подбирал на слух.
Подыгрывал девочкам. Гета Меньшикова и Женя Буняк были очень физкультурные. В спальне делали акробатику. У них был номер. Делали и «пирамиду» на 7 человек. Ребята выступали с песнями, танцами. Было много украинцев и ленинградцев». (С. 30)
Пионервожатой в Никольском детском доме, где воспитывался Рубцов, была украинка Евдокия Перекрест, учившая детей петь хорошие песни.
Тульская гармошка, найденная в кладовой, наверняка, принадлежала раскулаченным крестьянам Поповым.
Судя по всему, интерес к истории славянства у Рубцова появился в детстве и отрочестве.
В трёхтомнике Рубцова, составленном Валентиной Дмитриевной Зинченко, есть детское стихотворение, написанное поэтом в годы войны в Никольском, про пана.
Сама фамилия Рубцов, как это установлено Галиной Прохоровой – землячкой Рубцова, связана с событиями польско-литовской интервенции 1612 года. Некий поляк, дойдя до села Биряково на Русском Севере, вступил в схватку с предком поэта, нанеся ему удар саблей, от чего у того остался шрам на всю жизнь.
В советское время стыдливо замалчивалось участие запорожских казаков на стороне поляков в войне 1612 года. Так что, это мог быть и не поляк, а украинец.
Украинский мотив вплетён в историю Тотьмы.
Рубцов, конечно, не мог знать, что в Тотьму – город его юности был сослан после раскрытия масонского заговора в Нежинской гимназии высших наук преподаватель французского языка Ландражин – бывший офицер армии Наполеона, оставшийся после войны 1812 года в России и обучавший Николая Гоголя-Яновского французскому языку.
Гоголь учился в гимназии под двойной фамилией, но после окончания гимназии, поселившись, в Санкт-Петербурге, отказалсяся от её второй части, оставив только казацкое прозвище Гоголь (утка), под которым в историю Малороссии вошёл гетман Украины Евстафий (Остап) Гоголь – гипотетический предок великого писателя.
А знаменитое загадочное тотемское барокко совпадает на 100 процентов с украинским барокко!
Как известно, Вологда была основана киевским монахом Герасимом, получившим имя Герасима Вологодского. Это уж Рубцов, наверное, знал.
В сочинении «О родном уголке», написанном им в 1951 году во время обучения в Тотемском лесном техникуме, чувствуется осведомлённость автора в славянской истории.
Юному Николаю Рубцову присуще умение связывать воедино факты, касающиеся разных временных пластов, обобщать, делать выводы, смотреть в глубь веков и видеть «всё в самом лучшем свете»: « Тотемский же монастырь, ограждённый могучей каменной стеной, а также собор, путь к которому преградили широкий ров, заполненный водой, и высокая земляная насыпь, так и не могли взять шляхтичи… Немало прошло времени и с тех пор, как Пётр Великий посетил эти места, где во время пирушки со своей свитой приказал высечь на камне надпись в честь памяти о своём местопребывании». (С. 34)
Историю Коле Рубцову в Тотемском лесном техникуме, в котором он учился до Горно-химического техникума на Кольском полуострове, преподавала Валентина Васильевна Оборина (Покровская) – выпускница МГУ им. М.В. Ломоносова: «Я приехала в Тотьму в августе 1950 года после окончания МГУ им. Ломоносова по путёвке Министерства лесной промышленности…
Николай пришёл из детского дома с. Никольское, жил в общежитии. Это был маленького роста паренёк, красивый, с очень любознательными, распахнутыми настежь глазами, с иногда грустной, а иногда даже лукавой улыбкой. Меня тогда поразила его любознательность. Когда я приходила в их комнату в общежитии, он с интересом расспрашивал меня о Москве, об университете, о музеях, Кремле. Пожалуй, он был единственным, кто так интересовался Москвой, и я с удовольствием вспоминала студенческие годы, музеи, экскурсии…» (С. 38)
Правда, об Обориной Рубцов в сочинении не упоминает. Он рассказывает в нём об историке-мужчине и о том, как мальчишки тайно добывали для себя чинарики, потому что хотели подражать любимому учителю истории, постоянно дымившему папироской: «Часто бывая в лесу, мы разводили огромный костёр, который иногда достигал вершин низких деревьев, и прыгали с разбегу сквозь бушующее пламя, а потом, крайне довольные, доставали из самого далёкого уголка самого незаметного кармана две папироски и закуривали, воображая себя такими же взрослыми, как и наш старый и любимый учитель истории».
Имя учителя, преподававшего Рубцову историю, о котором поэт пишет в сочинении, хорошо бы выяснить. Ибо влияние этого человека сказалось на становлении патриотического мировоззрения великого поэта России.
Когда читаешь этот отрывок из техникумовского сочинения, исподволь представляешь праздник Купалы, костры в лесу, через очистительное пламя которых прыгали древние славяне.
Никольские костры запомнились не только Николаю Рубцову, но и его другу Анатолию Мартюкову: «Ах, как жаль, что нас, самых маленьких, не пускали на вечерние летние пионерские костры! Они загорались на вересковой поляне за селом Николой. И с огорчением, и с завистью провожали мы глазами пионерский детдомовский отряд. Отряд уходил, и нам оставалось только догадываться и представлять ночной пылающий костёр, горячие лица ребят» (Воспоминания о Николае Рубцове. Анатолий Мартюков. С. 57. Воскресные цветы).
Конечно, это были костры пионерские, позаимствованные создателями пионерской организации в СССР у скаутов, но дух этих костров чисто славянский. Тем более что старшей пионервожатой была в Николе украинка Евдокия Дмитриевна Перекрест: «Вёсны в годы Великой Отечественной войны мирно обогревали село Николу и его жителей. Вроде и не было войны, а если она и была, то где-то далеко-далеко. Только в пионерской комнате детского дома время от времени перемещала красные флажки Евдокия Дмитриевна Перекрест. Флажки двигались на запад…
В пионерскую комнату приходили все, И старшие, и младшие. Полной хозяйкой там всегда была пионервожатая Евдокия Дмитриевна.
Многие годы спустя сама по себе являлась мысль: откуда она пришла в такое глухое и дальнее вологодское село? И где теперь эта статная и женственная украинка?
Мы, малыши, любовались и сокрытно любили непонятную её внешнюю строгость. Высокий интеллект светился в большой печали её глаз. Евдокия Дмитриевна брала листок бумаги с нотами. И начинала петь…
- Пойте, - обращалась она к ребятам. И в пионерской комнате вначале нестройно, потом слаженно звучала новая хорошая пионерская песня» (Воспоминания о Николае Рубцове. Анатолий Мартюков. Воскресные цветы. С. 55).
А какой славянский праздник проходит без песни! Песня – это могучий зов предков. Слова меняются, а музыка неизменна.
Неизменно и разноцветье на славянских лугах. В Николе Рубцов дарил пионервожатой букет из полевых цветов: «Ни один цветок, ни одна зелёная травинка не ускользала от взгляда детдомовского ребёнка. Почему? Да, потому, что все мы были детьми, матерей которых прибрала земля… Тот же Коля Рубцов радуется и несёт в руке четыре-пять золотистых цветочков мать-и-мачехи. Он застенчиво передаёт их Евдокии Дмитриевне.
Воскресные цветы.
Он не слышит благодарности или забывает её, потому что цветы – обычный знак внимания. Даже самые простые» (Воспоминания о Николае Рубцове. Анатолий Мартюков. Воскресные цветы. С.56-57).
Венки из цветов и костры были главными атрибутами праздника Ивана Купалы.
Купальские обычаи до сих пор живы в России, Белоруссии (Беларуси) и на Украине.
В записных книжках Гоголя есть информация, записанная им в юношеские годы, о празднике Купалы и предание о цветущем один раз в году папоротнике. Считалось, что с помощью этого цветка можно найти подземные клады.
К слову, Гоголь был блистательным педагогом. Он преподавал историю в Патриотическом институте благородных девиц в Санкт-Петербурге. В этот институт была, кстати, помещена по приказу Николая Первого дочь казнённого поэта-декабриста Кондратия Рылеева. Девицы чурались дочери государственного преступника. Но их призывали к христианскому милосердию.
Выйдя из института, дочь Рылеева вышла замуж и уехала за границу, где опубликовала «Думы» своего отца.
Педагогическая карьера великого писателя сложилась вполне соответственно его педагогическому таланту: он получил, продвигаясь по служебной лестнице, звание коллежского асессора и перстень от Императрицы Александры Фёдоровны за успехи в образовании барышень.
Гоголь по рождению был дворянином. Сделанная им вполне успешно, если учесть, что он поднялся по служебной лестнице выше середины Табели о рангах, за что в то время полагалось потомственное дворянство, карьера государственного служащего являлась только выражением желания молодого человека быть полезным обществу, а не была самоцелью для получения высокого сословного статуса.
Перстень, подаренный Гоголю-учителю Императрицей, не сохранился, как и другой перстень, подаренный Царём Николаем Первым Гоголю-драматургу за комедию «Ревизор». Годы странствий и сопровождавшее их безденежье, видимо, заставили писателя расстаться с царскими подарками, обменяв их на денежный эквивалент.
Гоголь, ушедший с государственной службы в 1836 году, «казаковал» всю оставшуюся жизнь: дороги, постоялые дворы, гостиницы, трактиры, дома друзей…
Судьба гнала его по земному шару, как и Рубцова, писавшего о себе:
Привет, Россия – родина моя!
Как под твоей мне радостно листвою!
И пенья нет, но ясно слышу я
Незримых певчих пенье хоровое…
Как будто ветер гнал меня по ней,
По всей земле - по сёлам и столицам!
Я сильный был, но ветер был сильней,
И я нигде не мог остановиться.
Интересно, что последний рисунок Гоголя, словно, является иллюстрацией к этим строкам Рубцова.
Писатель оставил нам свой последний автопортрет. Гоголь изобразил себя внутри книги, напоминающей одновременно воздушный кораблик и листок, оторвавшийся от дерева: то ли писатель плывёт в лодке с мачтой по Миру-Океану, то ли по ветру летит на Ковре-самолёте.
Сочинение «О родном уголке» Николая Рубцова даёт основания утверждать, что тематика произведений Гоголя была ему хорошо знакома и близка с юных лет.
Прочувствованно студент Рубцов пишет в техникумовском сочинении о «шляхтичах».
Можно утверждать, что к времени его написания он уже знал повесть Гоголя «Тарас Бульба». Во время войны с фашистами она широко издавалась, в том числе, в формате карманного издания для бойцов и матросов.
Есть в сочинении и упоминание об украинских ночах, известных автору по Гоголю и волновавших воображение творчески одарённого «неведомого отрока», «неведомого сына удивительных вольных племён» поэзией «жизни действительной» и мистической: « Пусть не лиманы и не каштаны украшают зелёные сады Тотьмы и не райские птички поют в их зелёной листве, пусть небо над Тотьмой не такое голубое, как в Италии, пусть ночи тотемские не такие очаровательные, как украинские! Природа Тотьмы гораздо грубее и суровей, но именно этой суровой правдивостью нравится мне неподражаемая природа родного уголка.
Кроме того, я не мог бы считать бесценно дорогим этот город, если б с именем его не были связаны судьбы моих бесконечно милых друзей недалёкого детства». (С. 39)
В этом ярком фрагменте из сочинения юного автора уже прослеживается гоголевское влияние. Уж очень явно, без осуждения автора сочинения «О родном уголке» за плагиат, «читаются» в нём сквозь строчки Рубцова строки Гоголя из «Мёртвых душ» и «Тараса Бульбы».
Известно из лирических отступлений к поэме «Мёртвые души», что автор поэмы не прельщался красотами итальянской природы, окружавшей его долгие годы, и сквозь роскошные виды южной растительности ему виделось родное, русское, пусть и не такое броское, но бесконечно любимое: «Русь! Русь! Вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека…Открыто-пустынно и ровно всё в тебе; как точки, как значки, неприметно торчат среди равнин невысокие твои города; ничто не обольстит и не очарует взора. Но какая же непостижимая, тайная сила влечёт к тебе?»
Потом Рубцов «вслед» за Гоголем назовёт свою любовь к Родине «непобедимой» (ст. «Давай, земля, немножко отдохнём…»):
И я клянусь
Любою клятвой мира,
Что буду славить эти небеса,
Когда моя
Медлительная лира
Легко свои поднимет паруса!
Вокруг любви моей
Непобедимой
К моим лугам,
Где травы я косил,
Вся жизнь моя
Вращается незримо,
Как ты, Земля,
Вокруг своей оси…
Строчки о «бесконечно милых друзьях недалёкого детства» уместно соотнести со сценой прощания Остапа и Андрия с детством: « Они, проехавши, оглянулись назад: хутор их как будто ушёл в землю; только видны были над землёй две трубы скромного их домика, да вершины дерев, по сучьям которых они лазали, как белки; ещё стлался перед ними тот луг, по которому они могли припомнить всю историю своей жизни, от лет, когда валялись по росистой траве его, до лет, когда поджидали на нём чернобровую козачку… Прощайте и детство, и игры, и всё, и всё!»
Конечно, судьба бывших бурсаков, Остапа и Андрия, была понятна Рубцову и созвучна его собственной судьбе: жизнь в общежитии, смутное и одновременно отчётливое предчувствие больших жизненных и исторических событий, потрясений. Тревоги и надежды юности, товарищество, любовное томленье. Тесный контакт с природой, с которой в юности можно быть счастливым, как с женщиной, что утверждал Артюр Рембо («и, словно с женщиной, с природой счастлив буду»), которого позднее Рубцов читал, любил и в монологе «О гениальности» назвал гением.
Диссонансом в сочинение Рубцова врываются рассуждения на тему «Религия – опиум для народа». Но атеизм Рубцова был не врождённым, а временно приобретённым, поскольку активно насаждался правящей коммунистической партией.
И всё же следует признать, что среди коммунистов было много людей, укоренённых в родной национальной славянской почве. В противном случае мы бы Рубцова не знали, ибо советская литература была на 100% подцензурна.
Славянское восточное триединство у Рубцова, как и у огромного большинства русских людей, в генах, иначе не было бы у поэта такой любви к Гоголю – сыну Украины.
Сталин после победы над Германией решил «закрепить» это единство, дав академику Грекову задание написать исторические труды на тему «Киевской Руси» как первого государственного объединения восточных славян.
Первым разработчиком темы Киевской Руси был С.М. Соловьёв – автор «Истории России» в пятнадцати томах.
Как уже говорилось, реально все киевские князья - выходцы с Севера. Даже если не существовало полулегендарного Рюрика, от которого ведут своё родство многие русские княжеские роды, неоспоримым является приход из Новгорода в Киев князя Олега с малолетним Игорем, будущим киевским князем.
Известно, что в Киеве Олег казнил Аскольда и Дира – своих предполагаемых дружинников, ранее Олега обосновавшихся в этом городе на берегу Днепра, и стал в нём править сам. И правил долго, даже после совершеннолетия своего подопечного князя Игоря.
Внук Ольги - уроженки Пскова (Плескова) и Игоря князь Владимир – сын князя Святослава отдал на княжение своему сыну Ярославу Новгород.
Оттуда Ярослав и прибыл княжить в Киев, сменив Владимира Красное Солнышко.
Перед переездом в Киев Ярослав основал город Ярославль.
Киев в те времена периодически опустошался поляками. После того, как поляки увели в плен мать и жену князя Ярослава, он решил переехать из Новгорода в Киев, чтобы заняться их вызволением из плена. Женщин Ярослав не вернул, но остался княжить в Киеве.
В Новгороде князь набрался книжной мудрости, что впоследствии и способствовало тому, что он вошёл в мировую историю как один из самых просвещённых правителей, за что удостоился прозвания «Ярослав Мудрый».
В крещении Ярослав Мудрый получил имя Георгий.
Своих детей (трёх сыновей и трёх дочек) Ярослав «пристроил» за границей. Его дети вступили в династические браки с зарубежными принцессами и принцами. Наиболее известна из детей Ярослава Анна Ярославна – королева Франции.
Анна Ярославна знала иностранные языки и умела писать и читать, в отличие от своего мужа, который вместо подписи на документах ставил крест.
Новгородские берестяные грамоты, о чём уже говорилось, подтверждают высокий уровень грамотности северных русов, которых можно назвать и «варягами». От слова «вара» - вода.
Варяги – это, скорее всего, не иностранцы, а жившие вдоль северных берегов Балтийского моря славяне.
Мы не коснулись пока темы Белоруссии (Белой Руси).
Связи Рубцова с Белоруссией (Белой Русью) не являются темой настоящего исследования, но, и они нашли отражение в его творчестве.
Можно проследить точки пересечения рубцовской лирики с лирикой Максима Богдановича, которого считают своим четыре страны: Белоруссия, Польша, Литва и Россия.
Максим Богданович:
Тихо Венера взошла над землёю,
Снова отраду душе принесла.
Помнишь, когда повстречались с тобою
Тихо Венера взошла.
Николай Рубцов:
Скромная девушка мне улыбается.
Сам я улыбчив и рад.
Трудное, трудное всё забывается.
Светлые звёзды горят.
Максим Богданович:
Я вышел в сад… Всё глухо дико,
Травою дальней поросло,
И нет того, что отцвело,
И только надпись - «Вероника»…
Николай Рубцов:
И золотое имя Таня…
Эти строки не требуют комментариев.
Нам не известна досконально генеалогическая корневая система Рубцова. Копнув глубже, наверняка, обнаружим и малороссийские корни. Северная и южная части русского народа имеют одну родину – Север.
Это аксиома, потому что торговый путь с Севера в Византию, ставший вектором Российской государственности, называется «Из варяг в греки» и берёт начало на Севере Руси. Оттуда и шло движение словен (славян) на юг Руси и в Грецию, а не наоборот. В противном случае он бы назывался «Из греков в варяги».
Кстати, интересный факт. В России наиболее распространённым типом дома является дом словенского (северного) типа с двускатной крышей, в отличие от четырёхскатной, характерной для южной Руси. Родовой дом Рубцовых в Биряково был четырёхскатный.
В Малороссии была распространена хата – дом со стенами из смеси глины, кизяка и травы, крытый соломой, наследник землянки – временного жилья, которое казаки строили, находясь под постоянной угрозой набегов татар и турок, что исключало добротное домостроительство.
Крышу покрывали соломой не от бедности, а для того, чтобы иметь кормовой резерв для скотины на случай долгой зимы. Так было принято и в Великороссии.
Казак всегда рядом с плугом, неводом и силком для ловли птиц держал в своей хате ружьё и саблю.
Эта казацкая традиция вдохновила Государя Императора Александра Первого на создание военных поселений. По мысли Царя солдат должен был уметь и воевать, и сеять, а, главное, по возможности не отрываться надолго от земли и семьи.
Легче жить было солдату, находившемуся рядом с семьёй в мирное время.
Исполнителем проекта Государя стал Алексей Андреевич Аракчеев, создавший военные поселения сначала в Новгородской губернии Российской Империи, потом и в других.
В военных поселениях предусматривалось строительство для военных поселенцев домов словенского типа.
В современной России сохранилось достаточно много домов этого типа.
В украинской истории есть атаман Рубец. В Бирякове Рубцовых знали по прозвищу «Черниченковы»: потому что они были черноглазыми. Суффикс южнорусских и украинских фамилий – «енк» вполне комфортно чувствует себя на Русском Севере.
По характеру Рубцов, как уже заявлялось, казак. Он всю жизнь «казаковал», как и Гоголь: ходил, ездил по России и СССР, матросил на Северном флоте.
Поэт был истинно православным русским человеком, насколько это было возможно в контексте того времени: Рубцов умел дружить, мог умереть за «други своя» и за Россию, поклонялся «старинным русским каланчам» - храмам, воспевал их: «снег летит на храм Софии», «церковь на горе молчала набожно и свято».
Как истинный славянин, он любил товарищеские «ночные бдения», пламя костра, лошадей, песню, танец – всё, чем восхищался Гоголь в запорожцах, было свойственно и Поэту.
Есть замечательные фото, на которых снят матрос Рубцов, вдохновенно играющий на гармошке и не менее вдохновенно отплясывающий в кругу друзей на палубе эскадренного эсминца «Острый» в период срочной службы на Северном флоте.
На казачьем круге родился знаменитый танец казачок. И палуба рубцовского «Острого» напоминает круг-раду, где сошлись повеселиться казаки после боевого похода.
При свете коптилки читал Коля Рубцов в Николе роман Александра Фадеева «Молодая гвардия» об участниках молодёжного антифашистского сопротивления из Краснодона – потомках казаков. И фамилия их вожака вполне была казачья – Кошевой, Олег Кошевой.
«Помню, например, как зачитывали Колино сочинение о молодогвардейцах в сорок восьмом году: тогда книга Фадеева только что вышла в свет. Текстов было мало: всего два на весь класс. По ночам и то читали, убегали в баню и «проглатывали» при свете самодельных коптилок. Тайно. На весь детский дом был один фонарь в коридоре. Так вот, надо было как-то умудриться отлить из него керосина в маленькую баночку, да так, чтобы никто не увидел. Лучше всех это умел проделывать Коля Рубцов. Нальют керосину – в баню, а там наденут на горлышко крышку из-под баночки от вазелина, в середине дырку проделают, вставят трубочку из жести, в неё фитилёк проденут – мигалка готова. Свет она даёт едва заметный, но читать можно. И керосину брала она совсем немного» (Воспоминания о Николае Рубцове. Нина Василькова (Попова). «Нам было не до нежностей». С. 62).
Прежде чем продолжить размышления о казачьей натуре Рубцова, несколько слов об отношении казаков к семье. Поэт жил в силу жизненных обстоятельств отдельно от жены Генриетты и дочери Лены. Так было принято и у казаков.
Гоголь писал в «Тарасе Бульбе», что своего мужа жена Тараса не видела по несколько лет, потому что он защищал границы Украины от татар, турок и других врагов православной Веры.
Рубцов, как мог, тоже защищал Русскую цивилизацию. Конечно же, оружием его, как и Гоголя, было Слово.
Остроумие и дар владения словом казаки ценили не меньше, чем владение саблей.
Изначально славяне не были воинственными. Николай Васильевич Гоголь главным свойством славян считал доброжелательность и любовь к Прекрасному. В его записях есть очень интересная цитата на эту тему из Византийских хроник с подзаголовком: «О характере славян»: «Что славяне были маловоинственны и певучи, доказательство ответ, данный греческому императору тремя славянами, схваченными царскими телохранителями, которые были без оружия, а только с гуслями. – Мы славяне, - говорили они. – Гусли имеем при себе для того, что не привыкли носить оружие. Да и нет совсем железа в нашей земле. Оттого мы живём в тишине и мире, играем на гуслях, не умея играть на трубах, ибо, не зная совсем войны, музыку мы считаем лучшим нашим упражнением».
Воинственными славян сделала необходимость обороняться от многочисленных врагов, испокон века завидующих размаху исконно славянских земель – от Арктики и дальше.
Если Гоголь черпал материал для создания «Тараса Бульбы», в думах– основном своём источнике, а также в «Истории русов» неизвестного автора и у француза Гийома де Боплана, написавшего книгу «Описание Украйны» об Украине в 17 веке, то, безусловно, таким источником для Рубцова при создании «Разбойника Ляли», прежде всего, стали русские народные песни и художественные произведения: «Слово о полку Игореве», «Братья-разбойники» Пушкина, «Вадим» Лермонтова, «Тарас Бульба» Гоголя, «Казаки» Толстого, «Пугачёв» Есенина, «На поле Куликовом» Блока, «Русский лес» Леонида Леонова.
Лучше Гоголя о происхождении воинственного племени казаков не писал никто: «Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжёлый ХV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, ввиду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся ДРЕВЛЕ-МИРНЫЙ СЛАВЯНСКИЙ ДУХ и ЗАВЕЛОСЬ КОЗАЧЕСТВО – ШИРОКАЯ РАЗГУЛЬНАЯ ЗАМАШКА РУССКОЙ ПРИРОДЫ…»
Рубцова, как и Гоголя, питала родная почва, с которой они чувствовали «самую жгучую, самую смертную связь». Оба они были духовными воинами.
Духовным мечом монаха являются чётки. Духовное оружие писателя – слово, которым он сражается на поле брани, пусть часто невидимой, но жестокой.
Много духовных воинов пало на полях сражений.
После роковой ночи, когда Рубцов был убит, его подруге Нинель Старичковой руководители Вологодской писательской организации разрешили забрать личные вещи поэта, письма и рукописи из его квартиры.
Вместе с ними она взяла также из квартиры Рубцова портрет создателя «Тараса Бульбы», который валялся на полу. Стекло на раме было разбито. Получилось, что Гоголь стал невольным свидетелем событий той страшной ночи.
Интересна последующая судьба портрета Гоголя. Старичкова рассказывает в одном из интервью, что передала его в Вологодский историко-краеведческий музей-заповедник. Где сейчас портрет? В лучшем случае пылится в запаснике музея на территории Вологодского Кремля.
Гоголь и Рубцов – легендарные воины, а, сколько пало безвестных героев, отдавших жизнь за Русскую цивилизацию!
Гоголь так рассуждал о девятнадцатом веке: «На бесчисленных тысячах могил возвышается как феникс, великий 19 век. Сколько отшумело и пронеслось до него огромных великих происшествий! Сколько свершилось огромных дел, сколько разнохарактерных народов мелькнуло и невозвратно стерлось с лица земли, сколько разных образов, явлений, разностихийных политических обществ, форм пересуществовало…» (отрывок «На бесчисленных тысячах могил»).
В детстве Коля Рубцов постоянно слышал знаменитую песню «Ехали казаки», которую пела по просьбе матери сестра Надя. Об этом сообщает В.Д. Зинченко со слов сестры Рубцова Галины в предисловии к трёхтомному собранию сочинений поэта, увы, пока единственному.
Интересно, что Валентина Дмитриевна, происходит из старого казачьего рода, что мне довелось слышать от неё самой на презентации монографии Юрия Кириенко-Малюгина «Звезда полей горит, не угасая…», состоявшейся в Москве на Кузнецком мосту в Центральной книжной лавке писателей в апреле 2012 года.
В песне «Ехали козаки» поётся о великих катаклизмах, исторических потрясениях, бесчисленных воинских жертвах:
Ехали козаки, ехали козаки.
Ехали козаки – сорок тысяч лошадей.
И покрылся берег, и покрылся берег
Сотнями порубанных, пострелянных людей.
В «Разбойнике Ляле» Николая Рубцова гармонично соединились два песенных начала – великорусского и малороссийского народов, как и в творчестве Гоголя.
Гоголь в статье «О малороссийских песнях» пишет следующее о русской и малороссийской музыке: «Характер музыки нельзя определить одним словом: она необыкновенно разнообразна. Во многих песнях она легка, грациозна, едва только касается земли и, кажется, шалит, резвится звуками. Иногда звуки её принимают мужественную физиогномию, становятся сильны, могучи, крепки; стопы тяжело ударяют в землю, и, кажется, как будто бы под них можно плясать одного только гопака. Иногда же звуки её становятся чрезвычайно вольны, широки, взмахи гигантские, силящиеся обхватить бездну пространства, вслушиваясь в которые танцующий чувствует себя исполином: ДУША ЕГО И ВСЁ СУЩЕСТВОВАНИЕ РАСШИРЯЕТСЯ ДО БЕСПРЕДЕЛЬНОСТИ. Он отделяется вдруг от земли, чтобы сильнее ударить в неё блестящими подковами и взнестись опять на воздух. … Русская заунывная музыка выражает, как справедливо заметил М. Максимович, забвение жизни; она стремится уйти от неё и заглушить вседневные нужды и заботы; но в малороссийских песнях она слилась с жизнью: звуки её так живы, что кажется, не звучат, а говорят, - говорят словами, выговаривают речи, и каждое слово этой яркой речи проходит душу».
Как здесь не вспомнить знаменитое стихотворение Рубцова «Полночное пенье», лирический герой которого «стремится заглушить вседневные нужды и заботы» песней!
Гоголя и Рубцова связывал с Украиной не только песенный родник, но, как уже говорилось, общение с украинцами.
В Государственном литературном институте Рубцов учился в семинаре Николая Николаевича Сидоренко, человека с явно украинской фамилией, жил в общежитии Литинститута в одной комнате с поэтом Александром Черевченко - харьковчанином, с которым делил хлеб и вино.
Приведу цитату из книги Кириенко-Малюгина «Звезда полей горит, не угасая»: «АлександрЧеревченко: «Я сидел над письмом к родителям и выклянчивал очередную… десятку Коля Рубцов только что закончил перепечатку рукописи своей первой книги… У нас одна сигарета «Памир». Мы уже третий день не посещали лекции. Потому что не было денег на троллейбус… - Сань, а Сань, - сказал Рубцов. Ты можешь мне ответить на вопрос: на кой хрен тебе два пиджака?... Я никогда не задумывался, зачем мне пиджаки вообще… я их никогда не носил… предпочитаю свитер с протёртыми до дыр локтями» …
Иисус Христос учил, что если у кого-то два хитона, один отдай
не имущему.
Под «десяткой» подразумевается десять рублей, или «червонец». Червонцы в России были очень увесистой купюрой и в девятнадцатом, и в двадцатом веке – до 1991 года.
Своё название червонец получил за красный, или, как он назывался в старину, червонный цвет. Червонной Русью звались западно-украинские земли в царское время. Минимальная месячная зарплата в 60 –е годы двадцатого века составляла 50 рублей – пять червонцев. Стипендия Рубцова - 22 рубля в месяц.
Ситуация, в которой оказались Рубцов и Черевченко, была хорошо знакома Гоголю. Как уже отмечалось, видимо, царские подарки-перстни автора «Тараса Бульбы» постигла такая же судьба, какая досталась пиждаку его земляка-малоросса. Черевченко - харьковчанин, происходил родом из Слободской Украины (Слобожанщины), соседствующей с Полтавщиной (Гетманщиной)- родиной Гоголя.
Земли Слобожанщины, принадлежавшие Русскому Царю Алексею Михайловичу, стали заселяться выходцами из Малой России в 17 веке в период восстания казаков под руководством Богдана Хмельницкого. В эти земли бежали малороссийские крестьяне, спасаясь от поляков.
И ещё одна цитата из книги Кириенко-Малюгина: «Вспоминает А. Черевченко: «Однажды перед зимними каникулами, в декабре 1962 года Коля Рубцов, не сказав ни слова, исчез на несколько дней и вернулся в приподнятом настроении – таинственный и загадочный.
- Ты знаешь, Сань, есть возможность неплохо заработать. Я тут познакомился с одной телевизионной барышней, и она заказала нам детскую новогоднюю сказку. В стихах. Самому мне не справиться - никогда не писал сказок. Поможешь? Обещают приличный гонорар…
Нам заплатили 75 рублей. На двоих».
Возможно, это была первая попытка Рубцова написать сказку, первый его опыт, освоить исконный и столь привлекательный для него жанр русской литературы.
Кстати, имя разбойника Ляли – главного героя «Лесной сказки» Рубцова генетически связано с украинским словом «ляля» - дитя. В Вятке же, на севере России, согласно сведениям, почерпнутым из словаря Даля, лялями называют игрушки.
Ляля – слово древнее и загадочное. Сейчас можно в Интернете найти информацию о том, что Ляля – это Лель. Тот самый Лель, который является героем популярной сказки «Снегурочка», сочинённой великим русским драматургом А.Н. Островским.
Лель – это один из образов Солнца в представлении древних славян, которые считали, что Солнце преображается из юноши Леля в Купайлу (Купалу), потом в Ярилу.
Правда, в русском и украинском фольклоре, верховное Божество – Солнце, изображается то в мужском, то в женском образе.
Видимо, Рубцова в имени «Ляля» привлекала первобытная корневая славянская древность, как и первобытность самой темы: частный человек и общество.
Сразу же вспоминается трагедия Тараса Бульбы, который был вынужден выбирать между общественным и личным. И он сделал выбор в пользу общественного, который не принёс ему, правда, счастья. В результате отец потерял двух сыновей. Как только Тарас убил Андрия, тут же был схвачен поляками в неравном бою Остап, а потом казнён в Варшаве.
Сам же Тарас Бульба, пролив сыновью кровь, правит по сыну языческую тризну и становится убийцей женщин и младенцев, которых уничтожает безжалостно, мстя полякам за смерть Остапа.
Тарасу не понять, как его сын мог превратиться из героя-воина в героя-любовника. Но с Андрием случилось именно так. В равной степени он ослеплён страстью и озарён любовью. Даже лицо смерти не способно заставить его вздрогнуть и покаяться. Он видит в минуту казни только лицо своей прекрасной возлюбленной. А бывшие товарищи для него стали ничем, поэтому он и мчался на коне впереди отряда поляков, рубя безжалостно бывших своих, даже не думая о том, «свои» это или «чужие».
А разве Ляля у Рубцова не таков? Прекрасная княжна, как Солнце, заслонила ему весь мир. Ради неё он забыл о лучшем друге и преданной подруге:
Раз во время быстрого набега
На господ, которых ненавидел,
Под лазурным пологом ночлега
Он княжну прекрасную увидел.
Разметавши волосы и руки.
Как дитя, спала она в постели,
И разбоя сдержанные звуки
До души её не долетели…
С той поры пошли о Ляле слухи,
Что умом свихнулся он немного.
Злится Ляля, жалуясь Шалухе:
- У меня на сердце одиноко.
Недоволен он своей Шалухой,
О княжне тоскует благородной…
Гоголь дал своему герою не менее прекрасное, чем Ляля, имя «Андрий» - Андрей.
Имя у Рубцовского героя диссонирует с его ремеслом. Как вспоминает Нинель Старичкова, она была удивлена, что у разбойника такое ласковое имя, о чём и сказала поэту. Рубцов с ней согласился. Но имени героя не изменил, потому что оно легендарное.
И оно не могло не заворожить трепетно относившегося к прошлому России-Руси Рубцова.
Ляля – это всё равно, что Чичиков. Ляля – дитя. Каждый человек бывает лялей. Чичиков – контаминация флексий славянских фамилий (-ич,-чик,-ик,
-ов: Иванич - Иванчик – Иваник – Иванов).
В исследованиях легендарного советского учёного, профессора МГУ им. М.В. Ломоносова Б.А. Рыбакова, посвящённых истории древних славян, есть упоминания о дочери Богини Лады Ляле.
В честь Ляли до сих пор устраиваются весенние праздники Ляльники в России, Украине и Белоруссии. Они празднуются 22 апреля и посвящены просыпающейся после зимы Природе.
Лялей наряжают самую красивую девушку, водят вокруг неё хороводы, радуются Весне и Жизни. Ляля явилась прообразом многочисленных героинь славянского фольклора, прежде всего, русских сказок, в которых есть Марья-Искусница, Царевна-Несмеяна, Марья-Моревна, Василиса Прекрасная, она же Премудрая и т.д.
Отражением этих образов стали, как прекрасная полячка в «Тарасе Бульбе», так и княжна в «Разбойнике Ляле».
На то, что дочь ковенского воеводы в «Тарасе Бульбе» напоминает сказочную героиню, обратил внимание учёный из Санкт-Петербурга, доктор филологических наук В.Д. Денисов.
Недаром у маленьких детей красивая женщина, тем более невеста, ассоциируется со сказочной царевной, принцессой, королевой, Снегурочкой.
Что касается Снегурочки, это, скорее всего, один из самых древних мифологических русских образов. Его возникновение опять же связано с тем, что Русская цивилизация берёт начало на Севере.
Рубцов, конечно, не был знаком с картой, составленной в 16 веке средневековым картографом Герардом Меркатором, на которой изображена Гиперборея - прародина славян. Доступной она стала в эпоху глобальной информатизации.
В эпохальном романе «Пирамида» русского советского писателя Леонида Леонова есть строчки: «Отсюда, подобно тому, как положенная на ладонь Вселенная упрощает постижение мироздания…такую же, пусть условную философскую обзорность приобретает и будущность …на меркаторской сетке апокрифа».
Вряд ли поэт знал, что Кольский полуостров, где он жил некоторое время, будучи студентом техникума, получил своё название от легендарного Божества славян Коляды, в честь которого поют до сих пор в Украине колядки – песни, славящие рождение Солнца. «Коло» означает солнце - круг.
(Отсюда слова: «кольцо», «колокол», «околица», «около», «колобродить»).
Уже по рождению и первым осознанным годам детства и юности Рубцов был связан с рекой Сухоной, которая уникальна тем, что течёт по кругу. Согласно научным исследованиям, бассейн Сухоны является центром индоевропейской цивилизации.
Приведу очень длинную, но чрезвычайно важную цитату из новейшего исследования российских учёных: магистра Ю.В. Сарычева и кандидата социологических наук А.К. Витязева, опубликованного в научно-исследовательском журнале «Гуманитарные исследования» (№ 10 за 2011 год), издающемся в Республике Коми: « Термин индо-славы был введён в 50-х годах в мировую науку известным индийским историком Рахулом Санкритьяной.
Санкритьяна много лет преподавал индийские языки на филологическом факультете Ленинградского университета, занимаясь исследованиями сходства и общих корней санскрита и русского языков. Результатом его многолетних исследований явилась его знаменитая книга «От Волги до Ганга», издания 1953 года. До него этой темой занимался его соотечественник санскритолог и историк Бал Гангадхар Тилак (1856-1920).
Известно, что с ХVП-ХVШ вв., с тех пор, как английские колонизаторы, захватив Индию, предоставили своим миссионерам и учёным широкую возможность знакомиться с языками и культурой этой страны, Европа стала с каждым годом узнавать всё больше и больше о жизни малоизвестных до этого индийцев.
С ХVШ века познание о Ведах в целом и о Ригведе, в частности, стало целью работ ряда мифологов.
Попытки учёных перевести Ригведу с санскрита на европейские языки оказались во многом почти безрезультатными, потому что с санскрита очень трудно переводить Веды только при помощи словарей. Для этого языка характерно, во-первых, множество синонимических значений многих слов, а во-вторых, малопонятные роли богов Ригведы и обилие их имён и функций вызывали бесчисленные и неточные догадки и предположения.
Западные специалисты сошлись всё же в одном мнении – Ригведу создали в древнейшие времена носители санскрита арьи, и авторами её гимнов были жрецы брахманы.
И тут прозвучал решающий голос – голос Индии. Санскритолог и историк Бал Гангадхар Тилак (1856-1920), знавший по переписке с европейскими исследователями обо всех трудностях на пути их попыток перевести Ригведу, подготовил в конце ХIХ в. к публикации свой анализ гимнов Ригведы – книгу «Арктическая родина в Ведах» (которая увидела свет в 1903 г.).
Согласно анализу Б.Г. Тилака астрономических, ландшафтных, географических данных, содержавшихся в арийских ведических текстах Индостана, родиной Ариев является некая земля выше 56 градуса северной широты, предположительно локализованная в современном Северо-Западном федеральном округе РФ – район Междуречья рек СУХОНЫ, ЮГА И ВЫЧЕГДЫ».
Известно, что птицы выбирают местом своего гнездовья полярные широты, где образуются их самые большие колонии.
Генетическая память подсказала Рубцову строки:
Память возвращается как птица
В то гнездо, в котором родилась.
Привлёк творческое внимание Рубцова и священный Московский Кремль. Известно, что он построен на Боровицком холме. По предположению некоторых учёных, название холма связано с именем «гражданского» верховного Бога древних славян - Бор-Велес:
Бессмертное величие Кремля
Невыразимо смертными словами!
В твоей судьбе, - о, русская земля! –
В твоей глуши с лесами и холмами,
Где смутной грустью веет старина,
Где было всё: смиренье и гордыня –
Навек слышна, навек озарена,
Утверждена московская твердыня!
………………………………………….
Но как – взгляните – чуден этот вид!
Остановитесь тихо в день воскресный –
Ну не мираж ли сказочно-небесный
Возник пред вами, реет и парит?
И я молюсь – о, русская земля! –
Не на твои забытые иконы,
Молюсь на лик священного Кремля
И на его таинственные звоны…
Простим Рубцову вынужденный «атеизм» - «забытые иконы», о которых он никогда не забывал!
Северный же ветер носит название Борей (от «Бор»). Ничего удивительного нет в том, что именно Русский Север стал родиной одного из самых великих русских поэтов двадцатого века.
Ветру Рубцов признавался в любви неоднократно.
Но Рубцов, как и Гоголь, не был язычником, на чём настаивает Михаил Суров! Рубцов прошёл в своём творчестве путь «из Варяг в Греки»: от язычества к христианству.
Были ему близки и наиболее прогрессивные коммунистические идеи, в основе которых лежали заветы Иисуса Христа, изложенные Господом в Нагорной проповеди.
О заложенных в коммунистическую идеологию евангельских истинах прямым текстом написал грузинский советский писатель Думбадзе в романе «Закон вечности».
В воспоминаниях о Рубцове есть одновременно забавный и серьёзный эпизод, когда поэт далеко послал пытавшегося вернуть его на грешную Землю человека, который мешал ему мечтать о соединении учений Христа и Ленина.
Своих друзей и близких Рубцов всегда поздравлял и с годовщиной Октябрьской революции, и с Пасхой!
Творчество Рубцова, как и творчество Гоголя, пронизано христианскими идеями любви.
Духовным центром Древней Руси в девятом – двенадцатом веках был Киев. Из него по всем пространствам Руси-России распространялось христианство.
Недалеко от реки Ветлуги, где происходит действие «Разбойника Ляли», есть посёлок с названием Киевская Старица.
После взятия в тринадцатом веке Киева монголо-татарами стали появляться мощные «кальки» на землях, теперь именуемых пространствами Центральной России: Золотые ворота во Владимире на Клязьме, город Переславль Залесский во Владимиро-Суздальском княжестве…
Поскольку спор о Киеве стали вести русские и украинские историки в девятнадцатом веке, в трудах украинского историка и политика Михаила Грушевского Украина зовётся «Украиной-Русью». Но есть и исторический термин: «Россия, Русь».
Именно так величает Родину Рубцов в одном из самых известных своих стихотворений «Видения на холме»:
Россия, Руст – куда я ни взгляну…
За все твои страдания и битвы
Люблю твою, Россия, старину,
Твои леса, погосты и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шёпот ив у омутной воды,
Люблю навек, до вечного покоя…
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Смотри, опять в леса твои и долы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных времён татары и монголы.
У России всегда были враги и завистники.
Интересен вопрос происхождения топонима «Россия, Русь». Скорее всего, это плод творческого озарения Рубцова.
В отличие от Грушевского, Рубцов не был профессиональным учёным, но его название России двойным именем чрезвычайно интересно, ибо в начале России и Украины одно государство – Древняя Русь, а изначально это Новгородская Русь.
В Ростове Великом можно увидеть трёхликую икону Богородицы. В моей тракатовке – Божья Матерь Новгородская, Киевская, Владимирская (Московская). До четырнадцатого века Москва входила в состав Владимиро-Суздальского княжества.
Возвышение Москвы началось при Святом князе Данииле Александровиче – младшем сыне великого политического и духовного деятеля средневековой Руси Святого князя Александра Невского.
Тогда же был основан князем Даниилом Галицким город Львов на юге Руси, названный им в честь его сына.
Первое письменное упоминание о Львове относится к 1256 году. Недалеко от Львова в городе Хелм (Холм) родился культовый польский актёр, любимец советских киноманов Збигнев Цыбульский, сыгравший главную роль в фильме Анджея Вайды «Пепел и алмаз». Этот фильм увековечил в стихах друг Рубцова Станислав Куняев.
В советский прокат фильм вышел в 1965 году. Естественно, Рубцов, смотревший все выдающиеся киноновинки, видел «Пепел и алмаз». Збигнев Цыбульский ввёл в европейскую моду джинсы, кожаную куртку с поднятым воротником и тёмные очки.
Именно поэтому герои стихотворения Рубцова, собиравшиеся в вологодском «поплавке», где служила официанткой «блондинка Катя», выходят из него «поняв воротники».
В статье «Взгляд на составление Малороссии» Гоголь пишет о том, что после взятия Киева Батыем, северная и южная Русь разделились. И фактически стало существовать два государства с одним названием.
По мнению Гоголя, две части русского народа воссоединились в 1654 году навечно, когда в городе Переславле был подписан договор между Царём Алексеем Михайловичем и казаками, во главе которых стоял Гетман Богдан Хмельницкий.
Для автора «Мёртвых душ» границы Российской империи строились по вертикали: с Юга на Север: «Покажите мне народ, у которого бы больше было песен! Наша Украйна звенит песнями. По Волге, от верховья до моря, на всей веренице влекущихся барок заливаются бурлацкие песни. Под песни рубятся из сосновых брёвен избы по всей Руси. Под песни мечутся из рук в руки кирпичи, и, как грибы, вырастают города. Под песни баб пеленается, женится и хоронится русский человек. Всё дорожное: дворянство и не дворянство - летит под песни ямщиков. У Чёрного моря безбородый, смуглый, с смолистыми усами казак, заряжая пищаль свою поёт старинную песню; а там, на другом конце, верхом на плывущей льдине русский промышленник бьёт острогой кита, затягивая песню».
Великий русский лирик – Александр Блок, чрезвычайно созвучный Рубцову, оказавший влияние на «Разбойника Лялю», прежде всего, поэтическим циклом «На поле Куликовом» и отчасти поэмой «Двенадцать», до самозабвения, как и Рубцов, любил Гоголя.
«Украинским соловьём» назвал Блок Гоголя в статье «Дитя Гоголя». Статья была написана Блоком в 1909 году – в честь столетия со дня рождения великого писателя.
А «дитя Гоголя» - это Россия.
Блок несколько раз влюблялся в украинок.
Самая знаменитая среди них, Лиза Пиленко (Елизавета Кузьмина-Караваева), ставшая монахиней Марией и погибшая в немецком концлагере во время Второй Мировой войны страшной смертью.
По деду со стороны матери Блок имел старинную дворянскую русскую фамилию Бекетов. Возможно, фамилия эта произошла от слова «бекет». Так назывались сторожевые вышки запорожских козаков. Хотя есть и другая версия. Но всё равно род Бекетовых уходит в скифские степи, в воспетые в «Слове о полку Игореве» просторы Дикого поля.
(Объяснение слова «бекет» также находим в словаре Даля. От него, по В.И. Далю, образовано хорошо нам знакомое слово «пикет»).
Гора на родине Василия Шукшина в селе Сростки, на которой установлен памятник великому русскому актёру и писателю работы скульптора Вячеслава Клыкова также называется двояко: Бекет-Пикет.
Интересно, что своего деда – знаменитого ботаника Андрея Николаевича Бекетова Блок звал «дидя», образовав «дидю» из украинского слова «дид» и присоединив окончание, характерное для петербургской фонетической нормы: в Петербурге говорят, например, не «Гена», а «Геня». Поэтому «дидя», а не по-московски – «деда».
Гоголь был одним из самых любимых писателей Блока, а повесть «Тарас Бульба» названа им в его юношеской анкете любимейшим произведением, равно как и главный её герой.
Казацкая земля любима не только Рубцовым и Блоком, но многими известными русскими писателями.
«Тарасом Бульбой» увлекались вологодские гимназисты. И среди них, сын вологодского чиновника, в будущем знаменитый писатель, путешественник и журналист Дядя Гиляй (Владимир Гиляровский), написавший в 1902 году очерк «На родине Гоголя», ставший итогом поездки автора на родину великого писателя: в Миргород, Полтаву, Великие Сорочинцы и село Васильевка.
Любил «Тараса Бульбу» и Андрей Белый. Для него «Сечь» и «Русь» были тождественными понятиями.
Св. Цесаревич Алексей, которого охраняли казаки, обожавшие Царственного отрока, в своём дневнике назвал «Тараса Бульбу» «чудной вещью».
Кстати, дядькой (слугой) Св.Цесаревича Алексея был уроженец Волыни, матрос с царской шхуны «Штандартъ» Андрей Еремеевич Деревенько. Цесаревич звал его по-домашнему «Дина».
«Дина» спас Цесаревича от верной гибели во время шторма, в который попала шхуна с находившимся на ней Царственным семейством.
Деревенько был за свой героический поступок награждён Царём и взят во дворец как слуга.
Платили Деревенько щедро. Он даже нанимал для своих сыновей учителя французского языка. Но во время революционных событий бывший матрос покинул дворец, примкнув к смутьянам, потом решил вернуться в царскую семью, о чём, раскаиваясь, просил в письмах в Тобольск последнего Российского Монарха. Но Царю и Царице было уже не до него. Им предстояла ссылка из Тобольска в Екатеринбург.
Деревенько писал письма и туда. Но судьба его развела в разные стороны с Царственным воспитанником. Правда, ненадолго. Деревенько умер в годы гражданской войны от тифа.
В Интернете есть фотография – «усатый нянь» Деревенько со своим царственным воспитанником на руках.
Рубцов неоднократно в разговорах с институтскими приятелями, в частности, с поэтом Владимиром Андреевым, утверждал, что в России не было плохих царей. Но так считали не все и не всегда, поэтому в России произошёл в 1917 году Октябрьский переворот, который принято называть в советской историографии Великой Октябрьской социалистической революцией (ВОСР).
Душераздирающая сцена прощания Царя Николая Второго с руководством армии после отречения от престола во имя спасения любимого Отечества описана в мемуарах генерала Александра Лукомского.
Некоторые из офицеров истерично рыдали, солдат-часовой упал в обморок. Церемония прощания не была завершена. Царь ушёл, вытирая слёзы.
Попытки свергнуть Царя в России происходили неоднократно (крестьянские восстания, бунты, войны, терроризм).
О синтезе Рубцова
Литературоведение, конкретнее, рубцововедение, хотя и оказалось, по выражению современной исследовательницы творчества Николая Рубцова Анастасии Черновой, наконец, в объятьях академической науки, до сих пор не сформулировало основные положения, касающиеся рубцовского синтеза.
Понятие синтеза присуще, прежде всего, романтической литературе и символизму, в частности, который академик Томашевский именовал не иначе, как «мистический романтизм».
Рубцов был не только «кровным сыном жестокой русской Музы», по замечательно-образному и ёмкому выражению Станислава Куняева, но и кровным сыном русской романтической поэзии: как поэзии элегической, так и той, которую принято относить к поэзии активного или, в определении советских литературоведов, революционного романтизма.
Приведу цитату из книги д.ф.н., заслуженного профессора МГУ им. М.В. Ломоносова и моего учителя А.П. Авраменко «А. Блок и русские поэты XIX века»: «Представление о символизме в сознании читателя часто связывается с разрушением традиций русской классики XIX в. Во многом такое суждение справедливо. Однако требуется существенная оговорка: символизм действительно противостоял реалистическим традициям, господствовавшим в прошедшем столетии (девятнадцатом веке – Е.М.), но при этом имелся в виду реализм как художественный метод, а не пантеон имён, связанных с реализмом. В символизме не было, как позже в футуризме, нигилистически-пренебрежительного отношения к «дорогим именам». Напротив, считая себя наследниками всей мировой культуры, заимствуя, подобно своим западным единоверцам, «краски со всех палитр и звуки со всех клавиров» (Теофиль Готье), русские символисты вместе с тем всячески подчёркивали свою связь с отечественной классикой. А. Пушкин, М. Лермонтов, Ф. Тютчев, А. Фет, Н. Гоголь, Ф. Достоевский и даже Н. Некрасов – среди тех, кого символисты называли своими великими предшественниками» (Авраменко Альберт Петрович. «А. Блок и русские поэты XIX века». М. , Издательство МГУ, 1990 г., С. 5).
Нельзя отрицать, что в последние годы появилось много талантливых работ, посвящённых традициям русской литературы в поэзии Рубцова. Так: Юрий Кириенко-Малюгин проследил связи творчества Рубцова с творчеством Гоголя, Тютчева, Есенина, Мария Акимова обратила внимание на глубокие связи Рубцова с поэзией Лермонтова, Кольцова, Марина Кошелева тонко подметила параллели с Буниным и даже Булгаковым.
Многие писали о связях Рубцова с народным творчеством. Это стало общим местом. Рубцов же соединил в себе, как истинный романтик, все начала и концы, опираясь на опыт русских и зарубежных предшественников, включая Верлена, оставив нам замечательный перевод «Осенней песни».
От поэтов-современников его отличало чувство космизма, искони заложенное в русской классической поэзии. Многие из его современников пели «о пробках в Моссельпроме», что ставил в упрёк Маяковскому Есенин. Но Маяковский, тем не менее, является громадным талантом, часто разменивавшим себя на словесный ширпотреб, а у Рубцова агитационных стихов раз-два и обчёлся. Но таковые, конечно, тоже имеются в его творческом наследии. Например, «Надо быть с коммунистами».
Анатолий Передреев считал, что Рубцов держал в руках «классическую лиру». Это так и не так. Он не чуждался также ритмов современной ему поэзии.
Я уже подчёркивала, что Рубцов был отменно образован, иначе он не был бы романтиком.
Приведу примеры.
Дербина в воспоминаниях о Рубцове пишет, что поэт не выписывал журналы и газеты. Скорее всего, это так. Но «не выписывать» вовсе не значит «не читать».
Рубцов журналы читал, как и книги. Леонид Вересов написал интересную работу «Романов понимающе глядит…» - о «плагиате» поэта Рубцова и ошибке исследователей». Статья опубликована на питерском сайте «Душа хранит».
Оказывается, четверостишие «Романов понимающе глядит…», которое Зинченко и Белков публиковали как рубцовское, есть ни что иное, как «перефраз» (словечко Рубцова на автографе четырёхстишия) литературной мистификации поэта-шестидесятника Владимира Лифшица, который своё собственное стихотворение выдал за стихотворение никогда не существовавшего поэта Джемса Клиффорда, якобы, им переведённое.
Стихи Лифшица-Клиффорда печатались в журнале «Наш современник». Этот журнал Рубцов, конечно, не мог не читать, тем более что он в нём стал печататься с приходом туда на должность главного редактора Сергея Васильевича Викулова - вологодского земляка поэта.
Лифшиц входил в состав советского андеграунда, который начинал в то время активно о себе заявлять, постепенно выбираясь из подполья.
В период учёбы Рубцова на дневном отделении Литинститута, с которого он был «вытеснен» на заочное, состоялся знаменитый процесс Даниэля-Синявского, осуждённых за антисоветчину и уехавших в эмиграцию.
Особенно подверглась остракизму со стороны властей повесть «Говорит Москва», подражательное и слабое произведение, написанное в стилистике среднего уровня прозы Серебряного века, пожалуй, даже ниже, если за средний уровень брать Константина Вагинова (Вангейма).
Старые книжечки декадентов, видимо, читались на так называемых «Никитинских субботниках» - возобновлённых в Москве в шестидесятые годы. Начало их в двадцатых годах. Говорят, что это было чисто масонское движение.
Сначала собирались на посиделки дома у Никитиной (Тверской бульвар, 24). Никитина в то время была замужем за директором ГМИИ им. А.С. Пушкина, которого вынудила перевести в подвал музейную библиотеку, а в большом зале обустроить вместо неё площадку для собраний своих знакомых под видом музыкально-литературных вечеров. Что и было сделано.
«Вот как описывает происходившие события А.Д. Чегодаев, связывая их с личными соображениями директора Этингофа: «Его жена, Никитина, дама в полтора раза выше и в три раза толще его, была директором издательства «Никитинские субботники» - по субботам она кормила изысканными обедами писателей, которых издавала. Эта жена Этингофа приказала мужу сыскать в музее большое и удобное помещение, чтобы устраивать в нём серию вокально-хореографических представлений для избранной публики. Этингоф уныло ходил по музею и, наконец, догадался: в большом центральном Белом зале находилась музейная библиотека, он спустил её в подвал (где она находится до сих пор), и в Белом зале в один прекрасный день вечером состоялось первое «вокально-хореографическое» представление» (Ирина Сосименко. 57 лет на службе музею. Журнал «Музей», № 3, 2011, с. 66).
Активными участниками собраний у старушки Евдоксии Никитиной – основательницы субботников стали Окуджава, Вознесенский, Евтушенко, с которыми у Рубцова было очень мало общего.
Рубцов даже рассказывал Старичковой, что они дрались с Евтушенко, который обозвал его «русопятом».
Хотя общее у поэтов Рубцова и Евтушенко, конечно, тоже было. Ведь Евтушенко написал стихотворение «Хотят ли русские войны», ставшее культовой песней, и задушевнейшую песню «Течёт река, в тумане тает…»
Может быть, Рубцов «отметился» на одном из московских «субботников». И успел познакомиться со стихами Лившица там. Стихи Лифшица-Клиффорда «ходили» в списках. Но, скорее всего, он прочитал их в «Нашем современнике».
В 1965 году начался громкий процесс по осуждению литературной деятельности Даниэля-Синявского. В защиту этих писателей выступили диссиденты, в том числе, сын Есенина Александр Сергеевич Вольпин-Есенин, устроив митинг на Пушкинской площади.
До Пушкина, конечно, означенным авторам далеко, как до звезды небесной.
Рубцов, вряд ли, принял бы участие в митинге. Тем более что в это время он жил в Вологде, изредка наведываясь в столицу.
Внесу наряду с Леонидом Вересовым, да и другими авторами, свою лепту в доказательство глубокой литературной образованности Николая Рубцова.
Всем известны строчки, написанные им в общежитии Литинститута перед отъездом в Николу и посвящённые самому выдающемуся драматургу предзастойных и «застойных» лет СССР Александру Вампилову:
Я уплыву на пароходе,
Потом поеду на подводе,
Потом верхом, потом пешком
Пойду по волоку пешком
И буду жить в своём народе.
Мотивы миниатюры Рубцов позаимствовал у Василия Каменского:
В разлив весенний в Пермь на пароходе
Я возвращаюсь в город мой –
Я весь в своём родном народе –
Я еду лето жить домой.
Но ведь это были кровные мысли и настроения самого Рубцова, выраженные в отличной от Василия Каменского форме, и в то же время декларирующие связь с предшественником!
Василий Каменский – человек оригинальной судьбы, один из первых русских лётчиков, богатый барин, путешественник, футурист, соратник Маяковского. Он же лингвист, введший в русский язык слово «самолёт» вместо иностранного «аэроплан».
В девятнадцатом веке «самолётами» назывались любимые Рубцовым «пароходы».
О Каменском Рубцов, конечно, узнал на литинститутском семинаре, где изучал творчество Маяковского. Семинар вёл, по словам В.Ф. Андреева, С.И. Машинский, с которым у Рубцова состоялся жестокий спор о Маяковском, которого он считал разрушителем традиционного русского языка.
Каменский после революции отдал поместье, процветающее в хозяйственном отношении и пространное, своим крестьянам. Отдал его добровольно! В благодарность, вроде бы, крестьяне предоставили ему дом высланного сельского священника. В нём он и жил на родине.
В Москве Каменский проживал перед Великой Отечественной войной и после, вплоть до полёта Гагарина в космос, в коммунальной квартире в бывшем доходном доме Зачатьевского монастыря на Никитском бульваре, 5.
Кстати, один из бывших жильцов дома пять, рассказывал мне, что в пятидесятые-шестидесятые годы, объединившись с жителями соседнего, тоже «демократического» по составу жителей дома номер 7, они нередко дрались с обитателями расположенного рядом с ними элитного «Дома Севморпути», в котором жили «богатенькие».
В 1961 году Каменскому дали квартиру в доме-новостройке на Звёздном бульваре (!), где он вскоре умер.
Рубцов часто ходил мимо бывшей комнатёнки Каменского на Никитском, поскольку с Тверского бульвара, где находился и находится Литературный институт (который поэт успешно окончил в 1969 году), миновав площадь Никитских ворот, попадаешь на Никитский бульвар.
На Никитском, 25 жила Елена Сергеевна Булгакова. Этого он, скорее всего, не знал. В 1966 году в журнале «Москва» Рубцов прочитал первую публикацию «Мастера и Маргарита».
Для Каменского выражение «в своём родном народе», кроме принадлежности к русскому народу, имело ещё и более прозаический смысл: еду летом из Москвы отдыхать на природу в «загородный дом», как теперь говорят.
Для Рубцова, не имевшего в то время жилья, «буду жить в своём народе», означало не только возвращение в Николу – на родину его души («здесь души моей родина»), но и чёткое осознание своего высокого места в русской литературе.
Здесь ощущается и своеобразный диалог с предшественником на тему, ху из ху в отечественной словесности. А уж Рубцов своё место в ней точно знал!
В активе Василия Каменского, кроме стихов, были эпические произведения, посвящённые Степану Разину и Емельяну Пугачёву. Ему же принадлежат знаменитые строки, которые просто распирает от казачьего пафоса: «Сарынь на кичку! Ядрёный лапоть пошёл шататься по берегам…»
Ещё немного из истории названия сборника и одноимённого стихотворения «Звезда полей»(1967) и книги «Сосен шум»(1970), в который совершенно органично, по тонкому замечанию М.С. Акимовой, входит «Разбойник Ляля», выброшенный из книги редактором по мотиву: «выпирает».
Принято считать, что Рубцов позаимствовал название «Звезда полей» у Владимира Соколова, у которого есть стихотворение с аналогичным названием.
Это не так. И подсказка имеется в самом тексте соколовской «Звезды»:
«Звезда полей, звезда полей над отчим домом
И матери моей печальная рука …» -
Осколок песни той (выделено мной – Е.М.) вчера над тихим Доном
Из чуждых уст настиг меня издалека.
Как рассказал на одной из научно-практических конференций «Рубцовские чтения» (организатор: руководитель НО «Рубцовский Творческий Союз», с 2017 года «Творческий центр им. Н.М. Рубцова», Юрий Кириенко-Малюгин) соученик Рубцова по учёбе в Литинстиуте, фамилию которого я, к сожалению, не запомнила, названием книги Рубцова «Звезда полей» и названием его одноимённого стихотворения, стали слова украинской народной песни.
На эту песню указывает и Соколов. Что это за песня, мне не ведомо. Звёзд в украинских песнях (зирок), как звёзд на небе. У всех на слуху «Ничка як мисячна», или есть вариант: «Ничь яка мисячна» и т.д.
Может быть, это, безусловно, с поправкой на север, трансформировавшая в рубцовскую «Звезду полей» украинская народная песня «Ой, зийди, зийди, зиронько та вечерняя…»:
Ой, зийди, зийди,
Ти, зиронько та вечирняя.
Ой, вийди, вийди,
Дивчинонька моя вирная.
……………………………
Ой, зирочка зийшла –
Усе поле та й освитила.
А дивчина вийщла –
Козаченька та й звеселила.
У любимого Рубцовым Тараса Шевченко есть переложение этой песни:
Зоре моя вечирняя,
Зийди над горою,
Поговорим тихесенько
В неволи з тобою.
Роскажи, як за горою
Сонечко сидае,
Як у Днипра веселочка
Воду позичае.
Як широка сокорина
Вити розпустила…
А над самою водою
Верба похилилась.
Аж по води розсилала
Зеленые Вити,
А на Витях гойдаются
Нехрещени дити…
При желании в лирике Рубцова можно обнаружить много сходных мотивов: здесь и ива, «над судоходною рекой», и «зелёные цветы», и «милые сиротские глаза».
В шестидесятые-восьмидесятые годы украинские песни звучали чуть ли не каждый день из теле- и радиоэфира, поскольку у власти тогда были выходцы с Украины: Хрущёв, любивший носить вышиванку, и Брежнев.
Звезда – это, вообще, один из самых древних из известных человечеству символов, который украинцы упорно присваивают только себе.
В тринадцатом веке после взятия Киева Батыем, русы разделились на северян и южан. И, хотя в 1654 году северяне и южане воссоединились на Переяславской Раде, споры о том, кто более русский, не утихают с тех пор.
На эту тему можно посмотреть статью современника Гоголя славянофила Юрия Венелина, которая так и называется – «О споре между южанами и северянами насчёт их россизма». Венелин утверждает в статье, что третьей частью русского народа являются отнюдь не белорусы, а «болгаре».
(У Николая Рубцова есть стихотворные строчки: «Болгария пусть процветает и помнит чудесную Русь. Пусть школьник поэтов читает и учит стихи наизусть». Дербина вспоминает, что поэт пел болгарскую песню со словами «Я страдам», сопровождая пенье игрой на гармони).
Рубцов был, наверняка, в курсе данного спора, который официально вели в девятнадцатом веке два друга Гоголя: профессора М.А. Максимович и М.П. Погодин, в том числе, и на страницах погодинского журнала «Москвитянин».
Дело в том, что Рубцов дружил со студенткой Литературного института родом с Украины Ладой Одинцовой, московская родственница которой состояла в отдалённом родстве с Максимовичем. Суть этих споров Лада донесла до своего старшего друга и покровителя, о чём пишет в воспоминаниях, изданных в Чехии. Отрывки из них можно прочитать на сайте Кириенко-Малюгина, посвящённом творчеству Рубцова.
Но корень происхождения названия «Звезда полей» более глубок, и его нельзя свести только к украинской песне.
Полярная звезда упоминается ещё в Ведах. Об этом подробно написано в монографии Светланы Жарниковой «След ведической Руси». Светлана Жарникова была исследователем орнаментики русских вышивок, одним из основных элементов которых, всегда была звезда.
В 1988 году в Институте этнографии и антропологии АН СССР она защитила диссертацию на тему: «Архаические мотивы севернорусской орнаментики (к вопросу о возможных праславяно-индоиранских параллелях)».
Жарникова была членом Русского Географического Общества и Международного клуба учёных. Она подробно исследовала санскритские корни в названии наших северных рек. Действительно, откуда могло взяться название Шейбухта? Именно так называется хорошо знакомая Рубцову река, протекающая через вологодские сёла Космово и Шуйское, где проживала носившая «золотое имя Таня» подруга его юности Татьяна Агафонова (Решетова).
Также Жарникова доказала, что предки русов были создателями Вед, наряду с индийцами и иранцами.
Позволю себе длинную цитату из Жарниковой: «Учёные, занимающиеся изучением индоевропейских языков, пришли к выводу, что у древних арийских языков прослеживается гораздо большее количество схождений со славянскими, чем с любым другим языком индоевропейской семьи. Созданные в глубокой древности общими предками славянских и индоиранских народов гимны Вед, наряду с индоиранской Авестой, считаются одним из древнейших памятников человеческой мысли. Многие факты, сохранённые в мифах, преданиях, молитвах и гимнах, свидетельствующие о том, что создавались эти тексты на крайнем севере Европы, приводили в своих работах Б. Тилак и Е. Елачич. Например:
Великий бог Индра – могучий воин-громовержец – разделил своей властью небо и землю, надев их на невидимую ось как два колеса. И с тех пор звёзды кружатся над землёй по кругам, а укреплена эта ось в небе Полярной звездой (Дхрувой – «нерушимой, неколебимой»). Такие астрономические представления, конечно же, не могли возникнуть в Индии. Только в полярных широтах во время полярной ночи видно, как звёзды описывают около стоящей неподвижно Полярной звезды свои суточные круги, создавая иллюзию круга неба над кругом земли, скреплённых, как колеса, неподвижной осью… ещё в XVI веке Александро Гванини писал: «Река Двина получила название от соединения двух рек – Юг и Сухона. Ибо Двина у русских обозначает «двойную» (реку)». Здесь имеет смысл привести несколько строк из описания путешествия на Север, сделанного молодой петербургской студенткой в 1912 году. Они свидетельствуют о том, какое впечатление могли производить Северные Увалы на человека: «А вот и Сухона. Затараторил пароход у Тотьмы, и мы полезли вниз к Северной Двине. Устроившись в каюте, закусив, я вылезла на трап и замерла, потом потрогала себя по лицу – не сплю ли – нет! Отвесные скалы падают в реку, они прослоены мощными пластами разнообразных оттенков, причудливы и величавы; с другой стороны – скалы же, но покрытые соснами, елями – иные ползут по скале, цепляются и играют своей верхушкой с водой, заглядывают в зеркало реки…Где же поэты, художники? На весь мир прославили Волгу, её Жигули, но здесь не хуже, даже больше величия, хотя речной размах не тот. Где же геологи? Обнажённые скалы по Сухоне допишут не одну чистую ещё страницу автобиографии земли» (Светлана Жарникова. След ведической Руси. Научное обоснование зарождения арийской цивилизации на севере Евразии. М., Концептуал, 2015 г., С.С. 20, 31).
По мнению Жарниковой, название реки Сухоны, воспетой поэтом Рубцовым, словно явившимся по призыву этой неведомой петербургской студентки, любовавшейся Тотьмой и рекой в начале двадцатого века, произошло от санскритских слов «сукха» (процветание) и «сухана» (легкоодолимая). Сейчас Сухона сильно обмелела, стала, действительно, «легкоодолимой». А прекрасной («процветающей» она была и есть).
Ещё один любопытный и мистический факт, доказывающий арийство русских, из воспоминаний Старичковой «Наедине с Рубцовым». Рубцов и Старичкова как-то шли по Вологде и встретили друга Рубцова, которому поэт начал говорить о том, что он любит Нелю, но у него есть «Ета». Про «Ету» - Генриетту Меньшикову-гражданскую жену Рубцова знали все его близкие друзья. Поэтому друг спросил: какая, мол, ещё Ета, Гета что ли?
«Ета» на санскрите обозначает «блестящая», «сверкающая». Слово это вполне подходит для имени любимой женщины.
«Ета» всё равно, что Лада из песни со словами:
Под железный звон кольчуги,
На коня верхом садясь,
Ярославне в час разлуки
Говорил, наверно, князь.
Припев: Хмуриться не надо, Лада…
Песня была чрезвычайно популярна в рубцовское время.
Известно, что истинными арийцами провозгласили себя гитлеровцы. Русских они считали «неполноценными славянами». И никак не одними из создателей ведических гимнов.
Но один важный момент в Ведах указывает именно на Россию, как на прародину Ариев. В Германии нет полярной ночи, северного сияния и Рипейских гор, упоминаемых в Ведах, но всё это есть в России. Жарникова доказала, что Рипейские горы, описанные также у Геродота, это Уральские горы, северная часть которых до сих пор поморами называется «Камень». Название этих гор по реке Урал (Яик) возникло значительно позже.
На Урале жил одно время старший брат Рубцова Альберт.
Альберт был, как Гоголь и Рубцов, одержим жаждой странствий. И Николай Михайлович ездил в 1970 году на Урал разыскивать потерявшиеся следы любимого брата Альберта Михайловича, но не нашёл. Их нашли потом рубцововеды.
Хочу также обратить внимание на такой важный факт рубцовской биографии: он был моряком. А для русского моряка Полярная звезда – самый яркий символ родины. Об этом можно прочитать в замечательной, недавно переизданной книге моряка, географа и литератора Атласова.
Теперь о происхождении названия сборника «Сосен шум». Шум сосен рождается ветром, у Рубцова «шум сосен» – это и есть сам ветер.
Правда, сосна самое малошумящее дерево. Следовательно, в названии книги стихов есть потайной смысл: слушай и прислушивайся.
В порядке гипотезы можно назвать одним из источников книги «Сосен шум» рассказ В.Г. Короленко «Лес шумит», в основу которого положена западно-украинская легенда. Одноимённый рефрен звучит и в поэме «Разбойник Ляля»:
Бор шумит порывисто и глухо
Над землёй угрюмой и греховной.
Кротко ходит по миру Шалуха,
Вдаль гонима волею верховной.
Как наступят зимние потёмки,
Как застонут сосны-вековухи,
В бедных избах странной незнакомке
Жадно внемлют дети и старухи.
У славян Богом ветра был Стрибог. В «Слове о полку Игореве» славяне именуются «стрибожьими внуками» и «даждьбожьими сыновьями».
В этом смысле очень созвучно названию книги Рубцова «Сосен шум» название первого сборника Дербиной «Сиверко» - холодный северный ветер, ветер с Поморья. Именно Поморье является родиной Рубцова, поскольку село Емец, где он родился, стоит в этих священных местах, неподалёку от села Холмогоры – родины Ломоносова. Сейчас Холмогоры считаются родиной Ломоносова. Но родился Ломоносов не в Холмогорах, а в деревне рядом с Холмогорами.
В книге Г.М. Бонгард-Левина и Э.А. Грантовского «От Скифии до Индии» имеется по поводу ветра, многократно воспетого Рубцовым в стихах, очень интересная в научном отношении информация: «Хорошо известен сюжет повести Н.В. Гоголя «Вий» (Кстати, сюжет Гоголь частично позаимствовал у В.А. Жуковского из его «Баллады о старушке» - Е.М).
Исследователи не раз обращались к анализу сюжета и образов этой повести Гоголя, находили им соответствия в фольклоре восточнославянских народов, но образ самого Вия оставался необъяснённым.
Более того, было высказано мнение, что он вымышлен писателем. Между тем Н.В. Гоголь, прекрасно знакомый с украинской народной традицией, утверждал, что ей принадлежит и образ Вия, и его имя. А вся повесть: «есть народное предание. Я не хотел ни в чём изменить его и рассказываю почти в такой же простоте, как слышал».
Основываясь на этом, В.И. Абаев пришёл к выводу, что образ и имя Вия восходят к древнему, дохристианскому Богу восточных славян «Вею» (отсюда глагол «веять» - Е.М. ) («Вей» - реконструированная форма, которую может закономерно отражать украинское «Вiй») и соответствует иранскому Богу ветра и смерти Вайю» (Г.М. Бонгард-Левин, Э.А. Грантовский. От Скифии до Индии. М., «Мысль», 1983 г. С. 77).
«Сосен шум» - это своеобразная ретроспектива рубцовской жизни, наполненной ветрами странствий и поэзией. Можно сказать, что в «Сосен шуме» синтезировались темы жизни и смерти, вечные и любимые Рубцовым, и, конечно, любви.
2. Сюжеты «Разбойника Ляли» и «Тараса Бульбы». Общие мотивы.
Разбойник Ляля – сподвижник атамана Степана Разина в сказаниях изображается как благородный разбойник, отнимавший золото у богатых и раздававший его бедным.
В семье Кирбитовых, живших в починке Ляленка близ села Ляпуново, что на реке Ветлуге в Нижегородской области, рассказали поэту Рубцову летом 1969 года историю про разбойника Лялю – страшного и одноглазого, который гостил в глухих ветлужских лесах, «сея страх по всей лесной округе».
Кроме Ляли, в легенде упоминаются красивая лесная девка Шалуха, разбойник Бархотка и княгиня Лапшангская – жена князя из города Лапшанги.
Лапшанга – это ещё одно индоевропейское слово. «Га» на санскрите обозначает движение: пурга, вьюга, нога, гайка, гатить, Волга, гагара, гай (лес, который, естественно, растёт, шумит и, таким образом, осуществляет движение)… Интересно, что по-вьетнамски слово «ключ» - «шурьга».
Что рассказали Рубцову ветлугаи в точности о Ляле – это тайна, покрытая мраком, потому что в Поветлужье рассказывают несколько вариантов этой легенды.
Осенью 1969 года появился первый вариант Рубцова, потом доработанный.
Легко догадаться, что первый вариант «Разбойника Ляли» был написан на одном дыхании. Видимо, Рубцова вдохновлял сосновый ветлужский бор, где среди мха росло огромное количество белых грибов.
Известно, что Рубцов был страстным грибником, прославившим этот древний народный промысел в стихотворении «Сапоги мои – скрип да скрип…».
К тому же, ветлужский бор не мог не напоминать Рубцову «сосен шум», который он слышал в Липином бору, где гостил в компании с Нинель Старичковой у родственников своей подруги.
Между Рубцовым и Старичковой происходил красивый роман. Да и само имя Неля, как Старичкову звали домашние и близкие, так созвучно именам «Ляля», «Шалуха».
Естественно, что когда Рубцов писал о Ляле и возлюбленных атамана, перед глазами поэта стояли женские образы: Гета, Неля, Оля Фокина, Нина Груздева, Лариса, Татьяна, ещё одна Гета, названная рубцововедами «Гета № 2 » (Семёнова), Люда Дербина…:
Мне о том рассказывали сосны
По лесам в окрестностях Ветлуги.
Где гулял когда-то Ляля грозный,
Сея страх по всей лесной округе.
Получается, что «Разбойник Ляля» был тесно связан с обстоятельствами жизни самого Николая Рубцова. Но об этом позже.
Рассказывая историю создания поэмы «Разбойник Ляля», Валентина Зинченко в предисловии к собранию сочинений Рубцова утверждает, что напрасно издатели отказывались печатать «Разбойника Люлю», ссылаясь на то, что в поэме не было ничего, связанного с современной жизнью.
Далее Зинченко развивает мысль о том, что сюжет поэмы имел прямое отношение к жизни Рубцова, который погиб от рук Шалухи.
Так Зинченко иносказательно именует Людмилу Дербину. С этим положением согласиться нельзя.
Связь между Шалухой и Дербиной кажется натянутой, и не имеющей под собой очень твёрдой почвы. Хотя бы потому, что Шалуха никакого отношения не имеет к гибели Ляли.
Шалуха у Рубцова – подружка атамана, пережившая волею Небес духовную эволюцию. После гибели Ляли Шалуха оставляет земные «приманки» (гоголевское словцо) и приходит к Богу, а в конце пути идёт умирать на могилу Ляли, которого убил разбойник Бархотка, обиженный на атамана разбойничьей шайки за то, что тот не расплатился с ним, как обещал, за украденную им для Ляли красавицу княжну.
Бархотка, видимо, убивает сначала княжну, искренне полюбившую Лялю (сказка на вечный сюжет «Красавица и чудовище»), призывавшую его жить по христианским законам и бросить разбой, а потом в поединке и самого Лялю. Подробностей о гибели прекрасной княжны в сказке нет. Княжна, словно, испаряется.
Так, скорбя, и ходит богомолка,
К людям всем испытывая жалость,
Да уж чует сердце, что недолго
Ей брести с молитвами осталось.
Собрала котомку через силу,
Поклонилась низко добрым лицам
И пришла на Лялину могилу,
Чтоб навеки с ним соединиться…
История Шалухи – это история любви, победившей смерть.
Шалуха простила Лялю за то, что он полюбил юную княжну, а её бросил. Рубцов именует свою героиню в начале поэмы «разбойницей Шалухой».
Нет в «Разбойнике Ляле» ни слова о том, что Шалуха пыталась перевоспитать Лялю, когда была его невенчанной женой, чего добивалась княжна, прося Лялю оставить разбойную жизнь.
Княжна у Рубцова идеальная героиня: чистая, праведная, красивая. Она хочет, чтобы и Ляля стал праведником. Но Ляля считал, что время жить праведно пока не пришло:
Говорит ей Ляля торопливо,
Горячо целуя светлый локон:
- Боже мой! Не плачь так сиротливо!
Нам с тобой не будет одиноко.
Вот когда счастливый час настанет,
Мы уйдём из этого становья,
Чтобы честно жить, как христиане,
Наслаждаясь миром и любовью.
Дом построим с окнами на море,
Где легко посвистывают бризы,
И, склоняясь в дремотном разговоре,
Осеняют море кипарисы.
Будет сад с тропинкою в лиманы,
С ключевою влагою канала,
Чтоб всё время там цвели тюльпаны,
Чтоб всё время музыка играла…
Шалуха, видимо, разделяла, в отличие от княжны, Лялины взгляды на жизнь, пока её не наказал Бог.
Интересно, что Ляле Рубцов дарит свои мечты съездить на южное море и купить избу над оврагом, под окнами которой будут расти цветущие кустарники.
Рубцов превращает княгиню Лапшангскую в княжну. В ветлужских сказаниях героиня была женой князя, а не дочерью. В одном из вариантов сказания о разбойнике Ляле княгиня Лапшангская пала от руки Ляли.
Она отказала ему в любви, потому что отдавала предпочтение Бархотке, который похищая княгиню для Ляли, сам в неё влюбился не без взаимности.
Рубцов же сознательно меняет акценты. Ляля у него более человечный, а Бархотка – кровожадный и нисколько не романтичный. Бархотке не нужна княжна, ему нужны спрятанные Лялей лесные клады – награда.
В конце поэмы Рубцов пишет:
Вот о чём рассказывают сосны
По лесам в окрестностях Ветлуги,
Где гулял когда-то Ляля грозный,
Сея страх по всей лесной округе.
Где навек почил он за оградой,
Над крестом, сколоченным устало…
Но грустить особенно не надо,
На земле не то ещё бывало.
Действительно, бывало. Герой повести Гоголя «Тарас Бульба» запорожский казак Андрий Бульба, ослеплённый страстью к прекрасной полячке, отрекается ради страсти от всего святого, даже от Православной Веры, поднимая саблю на преданных им товарищей – бывших братьев по православному рыцарскому ордену, и от родной Украйны.
Можно сказать, что «Разбойник Ляля» и «Тарас Бульба» - это произведения о том, как друзья и родные люди становятся врагами, если рассматривать конфликт в них в локальном, а не в масштабном космическом плане.
Сюжет повести «Тарас Бульба» был так же крепко связан с современностью, как и «Разбойник Ляля».
Совершенно справедливо замечено В.А. Воропаевым и И.А. Виноградовым, что события, происходившие в Запорожской Сечи, напоминали Гоголю о событиях Отечественной войны с французами, которую он пережил маленьким ребёнком, но знал по рассказам очевидцев.
Все войны похожи одна на другую. Наверняка, юный Гоголь слышал массу рассказов о подвигах и предательстве, происходивших во времена борьбы русских с нашествием армии Наполеона.
Умудрённый жизнью, он писал в книге «Выбранные места из переписки с друзьями» о «страхах и ужасах России», предчувствуя кошмар грядущих гражданских войн и революций.
Рубцов - автор «Разбойника Ляли», со своей стороны, тоже выступил как пророк грядущих событий российской истории, которые предчувствовал всей душой Поэта.
После его гибели Россия пережила невиданные потрясения, политические перевороты, крушение социализма, смену политического строя…
Как никогда остро сейчас стоит вопрос о развитии и существовании Славянской цивилизации, которая погибнет, если будут продолжаться братоубийственные войны, в которых народ идёт войной на родственный народ, сын - на отца, брат - на брата.
Сюжет «Разбойника Ляли» мистически перекликается с неосуществлённым замыслом Василия Шукшина. Кинооператор Анатолий Заболоцкий вспоминал, что Шукшин хотел снять фильм с участием трёх актеров: Лидии Шукшиной, Анатолия Петренко и себя. Действие фильма должно было происходить на глухом хуторе в лесу. Там живут муж и жена. А потом появляется третий герой. Героиня увлекается им и уходит от мужа…
В разговорах с Дербиной о «Разбойнике Ляле» Рубцов заявлял, что поэма его – предупреждение против гражданской войны. Гражданскую войну в России он осуждал, жалел погибших.
Подробно об этом см. у Михаила Сурова в главе, посвящённой политическим взглядам Рубцова.
И ещё. «Тарас Бульба» и «Разбойник Ляля» - это произведения на тему: «Лидер и его ответственность перед…»
Тема лидера Гоголя занимала всегда. Главным героем русской жизни после Царя он определил для себя помещика. В главе «Русский помещик», вошедшей в книгу «Выбранные места из переписки с друзьями», есть очень интересные и актуальные размышления автора, посвящённые роли помещика в России.
Жизнь подтвердила пророчество Гоголя. Во главе оркестра должен стоять капельмейстер, иначе не будет согласия между музыкантами. Эта мысль Гоголя не всем нравилась тогда и не всем понравится теперь.
Что же случилось после разорения «дворянских гнёзд»? Стали исчезать и крестьянские дворы, превращаться в то же самое, во что превратились разорённые дворянские дома.
Ужасающее впечатление производят дворянские усадьбы, заброшенные, поросшие травой, превращённые в советское время в летние лагеря для пионеров, дома отдыха, санатории, скотные дворы, почти исчезнувшие, но всё-таки живущие по сей день не как призраки, а как реальность.
Помещики были плохие и хорошие. По-мнению Гоголя, они должны были стараться изо всех сил, душевных и физических, быть хорошими, то есть «отцами» для своих крестьян. Помещику Гоголь отдавал больше прав, чем сельскому священнику. Эта мысль тоже не очень нравилась многим современникам писателя.
Тема «дворянских гнёзд» затронула до глубины души и Рубцова, с таким сочувствием написавшего о заброшенной усадьбе и её владельце, стареющем на чужбине, обливающемся горькими слезами о прошлом и далёкой Родине, одно из самых замечательных своих стихотворений «В старом парке»:
Желтея грустно,
Старый особняк
Стоит в глуши
Запущенного парка –
Как дико здесь!
Нужна покрепче палка,
Чтоб уложить
Крапиву кое-как…
………………………………
Не отыскать заросшие следы,
Ничей приход
Не оживит картины,
Лишь манят, вспыхнув,
Ягоды малины
Да редких вишен
Крупные плоды.
Здесь барин жил.
И, может быть, сей час,
Как старый лев,
Дряхлея на чужбине,
Об этой сладкой
Вспомнил он малине,
И долго слёзы
Катятся из глаз…
Подует ветер!
Сосен тёмный ряд
Вдруг зашумит,
Застонет, занеможет,
И этот шум
Волнует и тревожит,
И не понять.
О чём они шумят.
Вопрос звучит риторически. Сосны помнят прежних хозяев этого места.
Ещё один мистический момент, связанный уже не с созданием «Разбойника Ляли», а с работой над моей книгой о рубцовском «Ляле».
Однажды меня пригласили в Дом-музей М.С. Щепкина на вечер, на котором выступала прапраправнучка русского генерала Жомини. Земли помещиков Жомини находились как раз в тех местах, где происходит действие поэмы «Разбойник Ляля».
Последний из помещиков – потомков генерала прятался в ветлужских лесах в двадцатые года двадцатого века от преследования коммунистов, потому что был не только помещиком, но и белогвардейцем.
От русского Царя Александра Первого Жомини получил земли в Нижегородской губернии. На берегу реки Пьяны стоит старое торговое село Гагино. Рядом с ним на хуторе Баронском генерал построил странный, но очень элегантный трёхэтажный господский дом, сочетающий традиции архитектуры России, Швейцарии и Франции.
Своеобразие дому Жомини придаёт многоярусный деревянный резной карниз, характерный для зодчества Древней Руси. В конечном итоге из дома получилось то, что имеет название: «французское с нижегородским».
Для России синтез «французского с нижегородским» стал привычным явлением в восемнадцатом-девятнадцатом веках. Сейчас эта ориентация заменена на англо-саксонскую.
Рубцовский Ляля держит в руках «бокал, наполненный сивухой»: богемское или венецианское стекло, наполненное до краёв ядрёной самогонной хлебной водкой русского производства. Великолепный оксюморон Рубцова вдохновил неизвестного автора. В сети есть стихотворение «Как много я тебе не рассказал…» со строчками:
Так много я тебе не рассказал…
Года под толстым слоем серой пыли,
Как первый твой невыпитый бокал,
Наполненный сивухой прежней, были.
По мастерству строчки, конечно, оставляют желать лучшего. Но набор образов чисто русский.
В барском доме Жомини после революции 1917 года было общежитие, потом правление колхоза. Сейчас во времена реставрации капитализма дом стал частной собственностью, но открыт по согласованию с хозяевами для платных экскурсий.
О том, как остро и с болью воспринимал Рубцов трагедию дворянства, см. также у Михаила Сурова.
Дом без хозяина перестаёт быть домом. В советское время в сёлах появились новые лидеры: председатели колхозов, совхозов, артелей, кооперативов. Рубцов, кстати, любил упоминать этих героев в лирическом тексте, который у каждого даровитого поэта становится ещё и контекстом, и метатекстом. Очень уважительно, несмотря на такое же уважительное отношением к помещикам, поэт писал об этих людях, Например, в одном из самых знаменитых своих стихотворений «Я буду скакать по холмам задремавшей Отчизны»:
Давно ли, гуляя, гармонь оглашала окрестность,
И сам председатель плясал (Рубцов читал «дробил» - Е.М.), выбиваясь из сил,
И требовал выпить за доблесть в труде и за честность,
И лучшую жницу, как знамя в руках, проносил!
«Сам» председатель!
Когда организационные институты в бывших советских деревнях отменили, выяснилось, что не стоит село без лидера.
Крестьяне, предоставленные сами себе, начали спиваться.
А те, кто умнее, нашли выход, пригласив к себе «варягов», таких людей, кто смог взять на себя бразды правления захиревшим хозяйством.
Прекрасный пример на эту тему можно найти в книге отца Тихона (Шевкунова) «Не святые святые». Отец Тихон рассказывает, как он стал «по совместительству» председателем современного колхоза в глубинке, где находится скит Сретенского монастыря.
И в председатели его пригласили растерявшиеся и вконец обнищавшие после разорения колхоза крестьяне, вынужденные вместо хлеба кормить детей комбикормом. Вот тут-то и вспомнили о Боге! И Бог послал им отца Тихона в вожаки. Одним словом: «Любо, братцы, любо…»
Мною обнаружено ещё одно важное пересечение творчества Рубцова и Шукшина – мастера «крестьянского кино». Пересматривая фильм Шукшина «Калина красная», снимавшийся на Вологодчине и в Тимонихе – деревне Василия Белова, в частности, я обратила внимание на то, что в крестьянском доме родителей Любы Байкаловой (Славное море, священный Байкал…!) стоит красного дерева диван середины девятнадцатого века, уместный в дворянской гостиной, но не вписывающийся никак в крестьянский интерьер.
Откуда он там взялся? Конечно, из разграбленного крестьянами во время революции 1917 года барского дома.
Шукшин, кстати, приезжал в Вологду в 1970 году. И они вместе с кинооператором Анатолием Заболоцким и писателем Василием Беловым ходили в гости к писателю Виктору Астафьеву, жившему тогда в Вологде с супругой и дочерью. Хотели пригласить к Астафьевым Рубцова. Но Рубцова в городе в то время не было. Встреча не состоялась.
Помните знаменитую сцену из «Калины красной», когда Егор Прокудин, надев тёмные очки, наблюдает, как Люба разговаривает с его матерью, которую он не видел много лет, а потом рыдает, бросившись на холм на фоне разрушенной церкви?
Тёмные очки Рубцов тоже надевал. Это были очки жены Николая Шантаренкова.
Николай Никифорович Шантаренков – товарищ Рубцова по учёбе в Горно-химическом техникуме рассказывал мне, что во время подготовки к печати сборника «Звезда полей» Рубцов жил у него в коммунальной квартире на «Войковской».
Один раз Рубцов пришёл домой поздно и с подбитым глазом. Объяснил, что участвовал в уличной драке: вступился за одного, которого били трое.
Утром, рассмотрев синяк под глазом, Рубцов решил, что в таком виде идти в город нельзя, поэтому решил воспользоваться чужими тёмными очками.
Но Шантаренков испугался реакции жены на взятые без спроса очки, поэтому посоветовал очки не трогать и сидеть дома, пока они не придумают другой способ замаскировать синяк.
Матушка Русь всё-таки была не только Святой, но и разбойной. Наверное, поэтому русские так пристально следят за Англией и наоборот. Англия – страна морских разбойников.
У них в крови память об этом. В великом романе Шарлоты Бронте «Джен Эйр» есть сравнение английского мужчины с бандитом. И прекраснее такого мужчины героине кажется только итальянский разбойник (корсар).
Известно, что Англия – родина скаутского движения. Скауты воспитывались в любви к Богу, природе и Отечеству.
Интересно, что пионер Коля Рубцов предлагал пионервожатой сыграть в старинную скаутскую игру «Поиски знамени». Интересно, откуда он узнал об этой игре? Ещё одна рубцовская загадка.
Поскольку речь зашла о Рубцове и Шукшине, очень важно вспомнить, что они одновременно работали над «казачьей» темой.
Шукшин мечтал снять фильм о Степане Разине, написал роман о нём и киносценарий. Но планы Шукшина не сбылись.
3. История создания «Разбойника Ляли».
Шерше ля фам: Старичкова-Шалуха - Генриетта Меньшикова - Людмила Дербина - Тая Смирнова - Россия.
Рубцов и женщины. На взгляд любого нормального человека, даже не поклонника Рубцова, что может быть естественнее этой темы? Однако, кроме Михаила Сурова, ей никто никогда серьёзно не занимался. По крайней мере, в суровской монографии (М.В. Суров. Документы. Фотографии. Свидетельства) есть подраздел: «Женщины Рубцова». «И это прекрасно», как говорил мой любимый и незабвенный учитель, заслуженный профессор МГУ им. М.В. Ломоносова Альберт Петрович Авраменко – тёзка брата Николая Рубцова Альберта Михайловича Рубцова.
Попробуйте получить информацию на эту тему через Интернет. Ничего не получится. Интернет на эту тему молчит. Сравните с Пушкиным. Результат противоположный. Он вам «выдаст» и «женщин Пушкина», и «любимых женщин Пушкина», и…
Наверное, в этом есть определённая мистика, смысл который имеет отношение к теме «Разбойника Ляли». Безусловно, есть и такая связь.
Михаил Суров пишет в своей замечательной рубцовской «энциклопедии», что «Рубцов был обручён с Поэзией». И к ней его женщины ревновали.
В архиве поэта сохранилось множество фотографий женщин из его окружения. Но ни одна из них не выдерживала конкуренции с самой главной его Возлюбленной – Музой.
Позволю себе привести строки на эту тему замечательного современного поэта Виктора Григорьева, живущего в Санкт-Петербурге:
«Наше племя задорное, поэтически вздорное. Мы сердца обнажённые поверяем не жёнам, а Деве таинственной, Музе единственной».
В чём был источник лиризма Рубцова как русского поэта? Ответ даёт Гоголь, утверждающий в «Выбранных местах из переписки с друзьями», что лиризм русского поэта – это порождение любви к Родине и любви к Царю.
О любви Рубцова к Родине говорить не приходится. Это факт, и факт неоспоримый, подтверждение которому вся его жизнь – рисунок судьбы.
Царей русских Рубцов, как уже утверждалось, любил. Говорил об этом не только Владимиру Андрееву, но также и Александру Сизову – товарищам по Литинституту. Именно Сизов пригласил Рубцова пригласить в Ветлужские края и тем самым стал крёстным отцом «Разбойника Ляли».
Повторю, что тема верховной власти прослеживается и в «Разбойнике Ляле».
Вряд ли, Рубцов испытывал сильную любовь к Ленину. Хотя часто вслух утверждал противоположное, если верить воспоминаниям современников.
Кстати, очень многое объясняет в этой теме рисунок Рубцова, вроде бы шутливый, к «Краткому курсу истории СССР» - маска и нож. Маска и финский нож для Рубцова – это символы советской власти.
Да, вот такой парадокс советской жизни. Многие, большинство населения СССР, не были диссидентами, но в народе при этом ходили такие частушки:
Прошла зима, настало лето.
Спасибо партии за это.
У Рубцова тоже есть частушка:
Июньский пленум решил вопрос.
Овсом и сеном богат колхоз.
Авторство частушки «Прошла зима…» приписывается приятелю Рубцова Юрию Влодову.
Рубцов, кстати, не советовал родственнику Нинель Старичковой вступать в партию (КПСС), членом которой была Нинель.
Нинель Старичкова
И на сцену выходит первая героиня этой главки – Нинель Старичкова, получившая в тяжкое наследство советское имя, образованное от прочитанного наоборот имени «вождя мирового пролетариата» – Ленин-Нинел (ь).
Для благозвучности имя нашей героини подслащено мягким знаком.
Звучит оно очень красиво, не хуже, чем «Шанель». И всё же, как корабль назовёшь, так он и поплывёт.
Кто же такая Нинель Александровна Старичкова? Да, пожалуй, русская Царь-девица. Будь она другой, поэта бы не заинтересовала. Царь-девица с трагической судьбой.
Старичкова познакомилась с Рубцовым в 1965 году на литературном вечере в Вологде, когда он был студентом Литературного института. Рубцова к тому времени «ушли» с дневного отделения. Он подал заявление о переводе на заочное, и жил между Вологдой и Москвой.
Понятие «заочное образование», не знакомое современному молодому читателю, подразумевает, что студент не видит глазами, по-древнерусски «очами», преподавателей и лекторов, то есть обучается, как теперь говорят, дистанционно.
Заочно Старичкова уже знала Рубцова: она читала его стихи в «Вологодском комсомольце», и они её очаровали. Всё, как в «Евгении Онегине». Душа Татьяны «ждала кого-нибудь». И Душа Нели тоже ждала Рубцова. Она ему потом так и говорила: кроме тебя, мне никто не нужен, я всю жизнь ждала только тебя.
Вернее объяснялась в любви в письме, написанном в связи с его «изменой» (с Дербиной – Е.М.): «У твоей первой любимой (Таи Смирновой – авт.) не хватило чувства на три года. Я прошла через всю жизнь, чтобы прийти только к тебе. Это бывает редко».
(Обратите внимание: первой любовью Рубцов называет Таю Смирнову, а не Таню Агафонову, хотя Агафонова претендует на звание «первой любви» поэта. У Рубцова, имевшего огромное сердце, первых любви было три – Тоня Шевелёва, Таня Агафонова и Тая Смирнова). Но двум женщинам – Старичковой и Дербиной – поэт говорил о Тае Смирновой, как о своей первой любви!
Старичкова в начале знакомства с Рубцовым работала старшей медсестрой в вологодской поликлинике № 2, находившейся на улице Гоголя, недалеко от дома Бориса Чулкова – поэта и филолога, у которого Рубцов часто находил житейский приют (ночлег), большую библиотеку и душевное отдохновенье за разговорами о Поэзии.
Улица Гоголя в Вологде теперь соседствует с улицей Рубцова.
Старичкова вспоминает, что когда Рубцов от неё уходил, он всегда говорил, что пошёл к Чулкову. Чулков жил в старинном двухэтажном деревянном доме с верандой, который не сохранился. Чаще всего (в тёплое время года) Рубцову стелили в доме Чулковых на веранде.
Вернёмся к нашей героине. После встречи с Рубцовым её жизнь изменилась. Он ввёл Нелю в круг вологодских своих друзей, они часто бывали в знаменитых творческих домах Вологды. В книге Старичковой «Наедине с Рубцовым» очень душевно, просто, словно акварелью, нарисованы картины вологодского богемного быта.
Старичкова бывала в домах литераторов Астафьева, Бориса Чулкова, Виктора Коротаева, журналиста Германа Александрова, художника Валентина Малыгина – автора его единственного прижизненного портрета, посмертной маски и барельефного портрета поэта на памятнике, стоящем на могиле Рубцова на Пошехонском кладбище в Вологде. Она ездила вместе с поэтом в Погорелово к их общему другу поэту Сергею Чухину.
Старичкова подробно описывает и все основные вологодские пристанища Рубцова: на ул. Шестой армии, ул. Ветошкина, ул. Яшина.
Оставив поликлинику, Нинель устраивается с помощью, видимо, тётки Нины Александровны, служившей в МВД, в ведомственную газету УВД, позже работает в других многотиражках. Сначала литсотрудником, а потом и выпускающим редактором.
У Старичковой не было журналистского диплома, но постепенно она освоила основы профессии на практике, что свидетельствует о её уме и сметке. Не всякий дипломированный журналист способен сделать макет газеты. А она с этим справлялась.
По протекции Рубцова Старичкова начинает активно публиковаться в местной прессе, и готовит к публикации книгу стихов «Черёмушкино диво», на которую поэт написал положительную рецензию.
Книга в СССР не вышла, а была опубликована уже в России.
После смерти Рубцова Старичкова пребывала в глубокой депрессии, но продолжала работать. Постепенно, молитвами Рубцова с небес, жизнь её стала налаживаться.
Старичкова вышла замуж за приятеля Рубцова, с которым он её познакомил - фотокорреспондента газеты «Вологодский комсомолец» Николая Александрова, издала свои стихи, открыла вместе с мужем в своей квартире частный музей Николая Рубцова, написала и издала книгу мемуаров о поэте «Наедине с Рубцовым».
Старичкова любила Рубцова, но не безоглядно. Когда он предложил ей родить от него внебрачного сына, она отказалась. Нинель чувствовала, что одной ей с ребёнком не выжить. Она считала, что воспитание ребёнка – это дело двоих – отца и матери.
При этом Старичкова догадывалась, почему Рубцов не очень стремился связывать себя брачными узами. У него была дочь Лена, которую он обожал. В сборник «Сосен шум»(1970) поэт включил стихотворение «По дрова» со строфой:
Привезу я дочке Лене
Из лесных даров
Медвежонка на колене
Вместе с возом дров.
Про мать девочки Генриетту Меньшикову всегда говорил посторонним, что это мать его дочери. Не более.
Но у Старичковой было небезосновательное подозрение, что он любит свою гражданскую жену, и как благородная женщина, она не хотела строить счастье на чужом несчастье.
И ещё она чувствовала, как и он сам, что жизнь Рубцова будет короткой.
Старичкова утверждает в своей книге, что Рубцов её попросил написать о нём.
Что она и сделала.
Видимо, Рубцов по-своему любил Нинель. Её любовь к нему ассоциировалась у поэта с любовью к Есенину Галины Бениславской. Как известно, Бениславская покончила с собой выстрелом из револьвера на могиле Есенина на Ваганьковском кладбище в Москве, где и похоронена.
Старичкова пишет в своей книге, что Рубцов в сердцах говорил ей: «Умри на моей могиле»!
Впрочем, Людмила Дербина утверждает другое: Рубцов считал не правильным, что Бениславскую похоронили рядом с Есениным, и боялся, что так же будет и со Старичковой (?). Вопрос: боялся, что покончит с собой на его могиле или, что Нелю похоронят рядом с ним?
Рубцов периодически сердился на Старичкову. Но говорят, что на женщину сердятся только в одном случае, когда её любят. Это называется: «Любить по-русски».
Михаил Суров рассказывает в книге о Рубцове, что в вологодских литературных кругах все знали о связи Рубцова и Старичковой и называли Нинель «любовницей Рубцова».
Сама Старичкова таковой себя не считала. Она пишет о себе как о «друге поэта». Но, по её же признанию, Рубцов постоянно ей говорил, что он не верит в платоническую любовь.
Но их любовь и не была платонической. Если они и не стали счастливы на 100 процентов, то, во всяком случае, почти подошли к счастливой черте.
Рубцов даже устроил «свадьбу» в доме Старичковой, где часто бывал и жил временами. Это случилось в крещенский сочельник 18 января 1970 года. Были приглашены ближайшие родственники. После ужина «молодые» легли спать. Но почему-то не вместе.
Утром «жена» ушла на работу в редакцию. Начальник, осведомлённый о событии, спросил у неё: «Ну, как? Она ответила, что «никак».
Начальник не удивился, потому что для Рубцова у него была характеристика: «парень-то он цыганистый».
И всё же… Книга Старичковой – это роман о любви. Ей завидовали многие поклонницы и подруги Рубцова. Особенно одна. Не буду называть её имя. Это общая подруга поэта и Старичковой. При любом случае, она давала понять Старичковой, что та любит «её облюбочки» (Рубцова).
Более того, когда Рубцов реально поехал делать Старичковой предложение в Липин Бор, где она отдыхала у родственников, «подруга» рассказала матери Старичковой Анастасии Александровне, что Рубцов любит свою жену, которая живёт в деревне, а с другими женщинами он только проводит время.
Мать тут же заказала телефонный разговор в Липин Бор, в котором иносказательно запретила дочери поддерживать с Рубцовым «серьёзные отношения».
Во время разговора Старичкова поведала матери по телефону о том, как много нынче в бору грибов, и что они вместе с Колей их собирают, на что мать кричала в трубку: «Смотри, не заблудись там». Ну, а уже в Вологде Нинель узнала правду о семейном положении Рубцова, и старалась сохранить его «семью».
К Старичковым Рубцова тянуло, потому что у них был уютный, красивый, чистый, хотя и скромный, дом. И Рубцов говорил Нинель о том, что он всю жизнь будет строить свой Дом: «Я всю жизнь буду строить себе дом».
Конечно, он его построил – для себя и для нас. И мы живём в построенном для нас Рубцовым доме – Горнице. Это подметил Николай Коняев в книге «Путник на краю поля».
Отношения Старичковой и Рубцова складывались, прежде всего, на литературной почве. Она многие свои стихи посвящала ему. И он этими стихами дорожил. По всей вероятности, именно Старичковой посвящено поэтом стихотворение «Зачем?», в котором нашла отражение их жизнь в Липином бору под одной крышей.
Они жили там в доме тёщи брата Нинель. Сама Старичкова, считает, что и несколько других стихотворений тоже посвящены ей.
Ей Рубцов читал свои новые стихи, делился сокровенными мыслями о жизни и творчестве, дарил свои фотографии.
Про обложку сборника «Сосен шум» Рубцов сказал, что на ней изображены он и она:
«…он откинул суперобложку и показал снова со словами: «Смотри! Там под обрывом рядышком две маленькие фигурки».
Я смотрю, словно внутри что-то оборвалось.
А он, видимо, чувствуя моё состояние, произносит: «Это же мы с тобой. Я так хотел».
Опять рубцовская загадка: хотел, чтобы так нарисовали или хотел, чтобы (тогда!) (в Липином бору – Е.М.) были вместе».
Не удивительно, что руководство Вологодской писательской организации, хорошо знавшее Старичкову, разрешило ей забрать после гибели поэта вещи из его квартиры.
В квартире Рубцова в последний раз Старичкова была не одна. Там она познакомилась и потом подружилась с Генриеттой Меньшиковой, которой как гражданской жене тоже разрешили забрать на память вещи мужа. На их основе и были созданы музеи в Николе и в Вологде.
Вологодский частный музей Рубцова, располагавшийся в квартире Нинель, был закрыт после смерти Старичковой.
Книга же «Наедине с Рубцовым» является бесценным источником для изучения жизни и творчества поэта.
Старичкова выполнила завет Рубцова: рассказала о нём людям.
В мемуарах она вспоминает, как Рубцов пришёл к ней с сияющими от счастья глазами и впервые прочитал ей «Разбойника Лялю». Она тут же «узнала» себя в Шалухе: « И, вот, Шалуха, «увядшая в печали», бродит по посёлкам, рассказывая о «любви разбойника печальной».
Он остановился на этом, смотрит на меня. Словно хочет спросить обычное: «Ну, как?» Но спрашиваю на этот раз я: «Что это у тебя за Шалуха? Это я, что ли? Нелюха – старуха – похоже…» Коля смущается, опускает вниз глаза и быстро, быстро говорит:
- Но они же оба погибают. Понимаешь, оба…
- Да, понимаю… Но понимаю по-своему, не зная конца сказки. (И тут-то они вместе: княжна и разбойник… Только не я).
Когда стихи были напечатаны, я узнала то, что Рубцов мне предсказал:
Так, скорбя, и ходит богомолка,
К людям всем испытывая жалость.
Да уж чует сердце, что недолго
Ей брести с молитвами осталось.
Собрала котомку через силу.
Поклонилась низко добрым людям (у Рубцова «добрым лицам» - Е.М.)
И пришла на Лялину могилу,
Чтоб навеки с ним соединиться…
Да, печальную участь Рубцов мне приготовил».
Но участь Старичковой, как уже говорилось, не оказалась благодаря Рубцову такой уж печальной. Однажды Рубцов пришёл к Старичковым с приятелем фотографом Николаем Александровым – автором замечательных фотопортретов поэта.
Александров заснул в гостях на диване. Поэт стал его будить. Но мать Старичковой пожалела парня и велела Рубцову его не трогать.
Он заревновал и стал пророчествовать, как они с Нелей будут после его смерти жить вместе с Александровым. Так и стало. Вместе жили и вместе берегли для нас память о своём великом друге.
Расставались Рубцов и Нинель долго и трудно. Отрывок из книги Нинель Старичковой: «Наедине с Рубцовым»:
... Не хочу нарушать рубцовское одиночество. Иду вечером с работы по Советскому проспекту, вижу в его окне мягкий желтый свет. Постою, посмотрю на окно: "Как он там? " Но стараюсь побороть искушение и прохожу мимо.
Через несколько дней он пришел сам ко мне возбужденный, сияющий.
- Привет! Видела свои стихи в "Красном Севере"?
- Да, видела. Но я их туда не давала.
- Это я дал. Я их попросил, чтобы поставили так, вместе. И они сделали.. Это самая дорогая мне газетная страница, где рядом две подборки стихов: Рубцова и моя.
Коля опять начинает свои волнующие мысли проговаривать вслух. Они идут каскадом понятным, пожалуй, ему одному.
- Ой, Неля, старые мы с тобой будем..., - сокрушенно качает головой, вздыхает, становится задумчивым.
Удивленно, без слов, смотрю на него. А он начинает утвердительно кивать головой: "Да-да, мы состаримся, а Лена (дочь поэта Елена Николаевна Рубцова – Е.М.) пройдет мимо и не признается..."
Опять помолчав, спрашивает:
- Как ты думаешь, Бог есть?
- Не знаю, -- говорю, - нас этому не учили. Учили другому. Я помню нас, совсем маленьких ребятишек, заставили петь частушку:
С неба Бог полетел
Со всего размаху,
Зацепился за колхоз,
Разорвал рубаху.
И мы пели. Пока одна строгая старушка не подошла к нам и не сказала, что так нельзя. Больше уже не пели.
- Знаешь, когда я недавно в командировке была, в Устюжне, и вышла из самолета - услышала переливчатый звон. Что это? Остановилась даже. Звон шел от храма. Оказалось прибыла в город в праздник Рождества. Первый раз я слышала звон колоколов. Толи от такой музыки, толи от чего другого на душе стало легко и празднично.
Коля внимательно выслушал мой рассказ.
- Вот видишь..., - выговорил тихо, опустив голову. И тут же резко вскинул ее, сказал твердо и уверенно, - Бог все-таки есть! Это точно! Ну, как иначе объяснить, если ребенок еще совсем маленький, а улыбается. Значит, он что-то видит. Это ангелы c ним. На этом Коля заканчивает свои откровения и уходит. И мне остается догадываться, что свои поступки Коля постоянно сверяет с Богом. На плохое он не способен.
Второе марта у меня памятный день. Приняла решение: если Коля будет настаивать остаться у него, останусь. Я уже устала от непонятной ни уму, ни сердцу дружбы. Летим друг к другу, а зачем?
Позвонила в дверь. (Ключом я не пользовалась.) Коля обрадовался моему приходу: "Проходи, проходи".
Но я остановилась: вижу, что на тахте кто-то лежит, накрывшись с головой диванным покрывалом.
На раскладушке появилось теплое байковое одеяло, сшитое из двух детских. То в магазинах надолго исчезли одеяла и Коля не мог их нигде купить. Выручила, потом узнала, Мария Семеновна Астафьева.
Заметив мое замешательство, Коля опять проговорил: "Да проходи ты, не бойся. Это же не женщина!"
И тут выпростал голову и сразу встал Василий Иванович Белов.
В комнате было неуютно: грязный пол, письменный стол так и стоял поперек комнаты и завален остатками "пиршества".
- Со стола немножко убери, мы сейчас придем, - сказал мне Василий Иванович.
Освободила и протерла стол, но оставила как есть воткнутую в угол стола иголку с черной ниткой.
Друзья пришли очень быстро с бутылкой красного вина (то ли вермута, то ли портвейна). Василий Иванович поставил бутылку на стол и обратил внимание на иглу: "А это тут зачем?"
- Я не знаю. Надо у Коли спросить. Это у него такой порядок. Он не любит, когда что-то перекладывают на другое место. И всегда помнит, что где оставит.
- Да ничего он не помнит..., - серьезно сказал Василий Иванович.
- Вы это о чем? - выходит Коля из кухни со стаканами. Показала на иглу.
- Ах, это! - махнул рукой.
Василий Иванович, собираясь уходить, мельком взглянул со стороны на стол и сделал замечание, что ножка у стола, покривилась.
Коля встал в позу, развел руками в стороны: "Так ты же плотник!" Василий Иванович подошел к столу, пнул по ножке и она встала на свое место.
Вот и вся работа, которую не сумел сделать хозяин.
Мы остались вдвоем.
Коля пьет вино, но не становится болтливым и раскованным.
Мне кажется, что он прислушивается к себе, а, может, присматривается ко мне. Он знает, что я не люблю спиртные напитки. А сегодня не отказываюсь сделать несколько глотков.
Сегодня - исключение. Решено: не буду спешить домой.
Но Рубцов ей намекнул, что уже поздно и Неле пора идти домой. И она пошла домой.
А ещё Нинель написала пророческое, мистическое стихотворение про их жизнь с Рубцовым в Липином бору. В чём его мистика? Нинель в детстве была пионеркой и распевала вместе с товарищами атеистические, точнее, богохульные частушки. И вдруг в её лирике звучит почти дословная цитата из Феофана Затворника:
«Царство Божие вот с чем можно сравнить. Вообразите себе обширную долину, полную разнообразной растительности. В середине — прекрасный дом, в коем князь красоты, ума, силы, богатств неописанных. От дома лучами расходятся дорожки, ко¬торые чем далее от дома, тем более перемешиваются и перепле¬таются между собой. Несмотря, однако ж, на сие переплетение, все они могут привести к дому, то есть не представляют путей заблудных. Но к последним пределам долины начинаются до¬рожки, кои переплетаются с дорожками чуждыми, ведущими не к дому, а в противоположную от него сторону, за пределы сей блаженной царственной долины. По всем дорожкам ходит мно¬жество людей. Идут все к князю, который обещает тем, кои дой¬дут до него, вечное с собою ликование — в доме, обители и на¬слаждения коего неисчислимы. Князь видит всех идущих и все труды, какие каждый подъемлет в шествии сем. Но его начина¬ют видеть и ощущать только те, кои вступают на дорожки, не смешанные с чуждыми путями... и чем ближе подвигаются к до¬му, тем яснее видят князя; а наконец лик его так печатлеется в них, что они всецело исчезают в нем, с ним как бы растворяют¬ся сознанием, себя забывая; ибо он есть весь сладость. Те же, кои ходят по смешанным дорожкам, знают, что есть князь, но не ви¬дят его, желают его, но не вкушают, ищут, но не обладают. К ним, напротив, доходят шумные ликования из враждебного кня¬зю царства и занимают их собою, и они, идя, попадают то на кня¬жескую дорожку, то на вражескую, и склоняются то к дому кня¬зя, то в противоположную сторону. Из них одни, походив тут немного, совсем сбиваются в область врага; другие, мало-пома¬лу подвигаясь, переступают на несмешанные дорожки и устрем¬ляются к дому князя; третьи и ко врагу не хотят, и к дому не спе¬шат, а положили, кажется, блуждать тут до конца жизни, слывя княжескими и не принадлежа ему по видам своим. Те, кои, минуя дорожки смешанные, вступают на несмешанные, в первый раз встречаются с светлыми очами князя, из коих влагается в серд¬це их ненасытный огнь рвения к поспешному шествию. Здесь прекращается обаятельное действие вражеских кликов...»
Нинель пишет в стихотворении о том, как они с Колей наполняли грибами одну корзину, идя по одной тропинке. Только тропинка эта их увела от дома и друг от друга:
Теперь осталось только вспоминать.
Я девочкой с тобой в лесу ходила.
И рыжики в ладонях приносила,
Чтобы одну корзину наполнять.
Был на двоих спокойный листопад,
И кисточка алеющей брусники,
И на деревьях солнечные блики,
И тишина, когда не говорят.
Одна поляна на двоих была.
Одна тропа нас выводила к дому.
Да приключится надо же такому.
Она нас мимо дома провела.
Было ещё одно стихотворение. Оно называется «Вот и расстались…» Рубцов назвал в рецензии на «Черёмушкино диво» это стихотворение легкомысленным. Но легкомысленным оно не было:
Вот и расстались
Легко и просто.
Ушли – растаяли,
Ушли, как гости.
А были вместе,
А были рады.
Слова, как песни,
Как песни, взгляды.
И вот расстались
Легко и мирно.
Ушли – растаяли,
И счастье мимо.
Поэт, конечно, был мужественным и храбрым человеком, морским волком, но иногда он боялся смотреть правде в глаза. Это я насчёт Дербиной, вторгшейся тогда в его жизнь, взаимоотношения с которой, в конце концов, привели его к трагическому концу, который он неоднократно предсказывал в стихах:
Когда-нибудь ужасной будет ночь.
И мне навстречу злобно и обидно
Такой буран засвищет, что невмочь,
Что станет свету белого не видно!
Ахматова предупреждала поэтов, что всё, о чём пишется в стихах, сбывается в жизни. Но Рубцов не верил Ахматовой и не любил женскую поэзию.
Что касается его подруг-поэтесс, он относился к ним не больше, чем снисходительно, что глубоко оскорбляло Дербину. Она и на суде возмущённо говорила, что он заставлял её вести домашнее хозяйство(!), а она – гениальный поэт:
Когда же вы с недоумением
Прочтёте том моих стихов,
Меня Вы назовёте гением.
Ах, что за гений без грехов.
Это она о себе написала уже после убийства Рубцова. Впрочем, здесь, как и в других стихах Дербиной, чувствуется есенинское влияние:
Если черти в душе гнездились,
Значит, ангелы были в ней.
Но Есенин был мужчиной. И мужские интонации звучат несколько странно в женской поэзии.
Дербина не похожа на скромных и милых, с бездонной душой Гету и Нелю.
Людмила Дербина
Людмила Дербина… Наверное, в ней есть всё-таки что-то от Шалухи, как считает Валентина Зинченко. Шалуха – шальная.
Конечно, в рубцовской Шалухе соединились два начала русской женщины: языческое и христианское. Было и третье: советское.
Советская женщина воспитывалась больше как язычница, чем как христианка.
Впрочем, Дербина любит сама рассказывать о себе и Рубцове. Поэтому о ней я ничего говорить не буду. Приведу только воспоминания современников.
Прежде чем цитировать строки Владимира Аринина – сотрудника газеты «Вологодский комсомолец» о Дербиной и Рубцове, позволю себе длинную цитату, в которой Рубцов является в образе … разбойника Ляли: «Редакция «Вологодского комсомольца» тогда располагалась в одном здании с горкомом партии. И, естественно, столовая была одна, общая, и мы питались вместе с горкомовцами.
И вот сижу я в столовой, обедаю, за столом – один. За соседними столиками – горкомовцы, среди них секретарь горкома Болонин (кстати, человек он был неплохой…).
Вижу заходит, покачиваясь, Рубцов. В состоянии – «выпимши». Направляется ко мне. Садится рядом. Спрашивает, что нового.
Я говорю, что получил комнату (это была первая «собственная» комната в моей жизни).
- У тебя до сих пор не было жилья? – удивляется Рубцов.
- Не было, - отвечаю, забыв, что жильё – это больная тема.
И вот тогда Рубцов встаёт из-за столика, выходит на середину столовой и громко, с вызовом кричит:
- Вы!
В столовой устанавливается полная тишина. Рубцова не знают. Но все понимают, что происходит нечто необычное, вызывающее.
- Вы! - продолжает Рубцов. – Вы все имеете жильё и хорошую еду. А вот он (показывает на меня, я готов сквозь пол провалиться), он – труженик газеты, до сир пор не имел жилья. А вот я, поэт Николай Рубцов, до сих пор не имею жилья!
Первым посчитал своим долгом прервать всё это секретарь Болонин. Он подскочил к Рубцову и закричал:
- Вы кто такой? Прекратите это безобразие! Немедленно прекратите!
Но Рубцов уже не помнил себя, он прервал Болонина:
- А ты кто такой? Я знаю, кто ты. Ты – клоп. Ты сидишь на теле народа и сосёшь его кровь. И все вы клопы! А я – знаменитый поэт Николай Рубцов. И ты, клоп, ещё будешь гордиться, что говорил со мной!
Скандал получился невиданный. Вызвали милицию, забрали Рубцова (впрочем, сразу выпустили).
А в редакцию вскоре поступил негласный приказ из обкома партии – уволить из редакции. Так Рубцов был уволен.
Он позвонил мне, просил о защите. Но я ничем не мог помочь ему. Он, видимо, обиделся на меня. И наши отношения с ним прервались. И, как выяснилось, уже навсегда» (Владимир Аринин. Женщине запрещено.Тайны необычных личностей. Москва, «Современник», 2002 год. С. С 208-209).
Жильё, кстати, Рубцову после этого скандала дали. И стихи Рубцова продолжали печатать в «Вологодском комсомольце», как и до скандала. КПСС, узурпировавшую власть у Советов, народ сильно не любил. И в органах КПСС работало много приличных и просто отличных людей, близких к народу, но вынужденных играть в двойную игру.
Как нормальные люди должны были относиться, например, к такому проявлению партийного фанатизма?
В дни государственных праздников на концертах хор и солист пели песню о Ленине со словами, позаимствованными из католического обряда венчания, когда супруги клянутся быть вместе в горе и в радости:
Ленин всегда живой.
Ленин всегда со мной
В горе, надежде и радости…
И это глумление надо было терпеть до поры, до времени.
Теперь поговорим о любви человеческой. Снова рассказывает Аринин: «В последние годы Л. Дербина усиленно создавала миф о высокой, «исступлённой, трагической любви» (блоковские слова) между нею и Рубцовым. Так ли это? Была ли такая любовь?
Даже время вряд ли разрешит тайну этой трагедии. Моя личная точка зрения такова. Женщина, даже совершившая преступление, заслуживает если не прощения, то во всяком случае жалости и снисхождения. И, несомненно, за эти годы она много настрадалась.
Но я не верю в создаваемый Дербиной миф о роковой любви-страсти. И на это есть, на мой взгляд, доказательство. Когда к поэту приходит любовь, он не может не писать об этом. Даже, если это и «поединок роковой». Вспомним знаменитый «денисьевский» цикл Тютчева с его «опасными» строками: «О, как убийственно мы любим…» Но никакого «дербиновского цикла» у Рубцова нет.
Его муза о том молчит. И вряд ли это случайно.
Любовь вологжан к поэзии Рубцова огромна. Он свой поэт. Истинно народный. И мне приятно, что когда-то он подарил мне свою первую тонюсенькую книжечку стихов - «Лирика» - с такой надписью: «Володе Аринину – с любовью на память. Н. Рубцов» (Там же. С. 211).
Дербиной Рубцов посвятил пародию «Змея» и стихотворение «В дороге» со строчкой «домик твой соломой крытый»:
Зябко в поле непросохшем,
Не с того ли детский плач
Всё настойчивей и горше…
Запоздалый и продрогший
Пролетел над нами грач.
Ты, да я, да эта крошка –
Мы одни на весь простор!
А в деревне у окошка
Ждёт некормленая кошка
И про наш не знает спор.
Твой каприз отвергнув тонко,
Вижу гнев тебя берёт!
Наконец, как бы котёнка,
Своего схватив ребёнка,
Ты уносишься вперёд.
Ты уносишься… Куда же?
Рай там, что ли? Погляди!
В мокрых вихрях столько блажи,
Столько холода в пейзаже
С тёмным домом впереди.
Вместе мы накормим кошку!
Вместе мы натопим печь!..
Молча глядя на дорожку,
Ты решаешь понемножку,
Что игра…не стоит свеч!
Опять ассоциация с украинской хатой и вольным казачеством! Он формально «вольный казак», она «вольная казачка»…
Анализу этого стихотворения я могу посвятить несколько десятков страниц. Только это ни к чему. Общее настроение его: гнетущая тоска, скрашиваемая вымученным юмором.
Леониду Вересову удалось обнаружить уникальный архивный документ: «Автор статьи долго сомневался, стоит ли обнародовать протокол общего собрания от 19 декабря 1969 года (д.92). С повесткой и обсуждением новой книги стихов Л. Дербиной «Сиверко» и новых рукописей. Однако историческая и литературоведческая правда превыше всего.
О. Фокина: «Я с удовольствием прочитала книгу. Слушая сейчас стихи, я почувствовала внутреннюю силу, страстность. Хорошие северные мотивы. Меня останавливают некоторые повторы, кое-где подражательность Есенину. Впечатление в целом хорошее».
Н. Задумкин: «Меня некоторые стихи расстрогали до слёз».
В. Белов: «Я считаю, что в Вологду приехала талантливая женщина. И ей, если надо, надо будет помочь. Мне стихи нравятся».
В. Астафьев: «В чтении была накладка, смазала одним сильным стихотворением «Волки» всё остальное. Слово «патологизм» - не точно, какое-то другое слово найти: «Физиологизм», «натурализм»…В общем-то, сильное впечатление».
Б. Чулков: «Стихи, по-моему, высший сорт».
Автор намеренно вынес мнение Н. Рубцова напоследок.
Н. Рубцов: «Я посмотрел книжку, но ничего наизусть не запомнил: стихов, « летящих» в народ, нет. В отличие от любовно-мещанских стихов, она всё-таки поднимается выше этого – это уже большое достижение. Её стихи живописны, многословны в хорошем смысле, с поэтической подлинностью. Ей есть о чём сказать (пока по крайней мере). А не понравилось в стихах вот что: патологическое, что идёт через все стихи, ведёт к хулиганству в стихах. Надо ей избавиться от этого и прийти к духовному началу. Кроме того, они многословны и в плохом смысле. А общее впечатление хорошее, стихи отмечены одарённостью». (Видимо, Н.М. Рубцов всё же лучше других знал Л. Дербину. Прим. Автора) (Леонид Вересов. Страницы жизни и творчества поэта Н.М. Рубцова. Сб. статей и документов. Вологда, 2013. С. 227).
Поэт Рубцов, безусловно, обладал дипломатическим даром. Возможно, имел британских пращуров - морских разбойников. В английском языке одно слово может иметь два противоположных значения. Например, слово «найс» переводится: 1) приятный, красивый; 2) глупый, острожный.
Именно в таком ключе надо рассматривать отзыв Рубцова на стихи Дербиной.
Однозначно, Дербина, как теперь говорят, «вампирила» у Рубцова энергию. Николай Коняев совершенно справедливо утверждает, что она появлялась в те периоды жизни Рубцова, когда он был «на высоте».
Первая встреча в общежитии Литинститута, где поэт учился. Кроме статуса студента престижного творческого столичного ВУЗа, у Рубцова есть любимая женщина Гета, дочь Леночка, «избушка» в Николе, тёща, которую он в детстве называл «тётя Шура».
В стихотворении «Прощальная песня» он назовёт её матерью: «мать придёт и уснёт без улыбки».
Судя по стихам поэта, которые и есть его биография, поскольку он не отделял себя от лирического героя, никакого следа новая знакомая в его жизни не оставила.
В следующий приезд в Москву Дербина вызвала Рубцова в гостиницу, где проживала, проездом в Воронеж из Вельска. Угощала поэта домашним пивом.
Снова никакого лирического отклика нет на это свидание в лирике Рубцова.
В Воронеже Дербина вышла замуж и стала Грановской. Но брак распался. А тут вдруг взошла на поэтическом небосклоне советской России в 1967 году «Звезда полей»…
И Грановская решила торить пути-дороги к сердцу автора «Звезды полей», для чего отправилась в Вологду, где разыскала его, чтобы «поклониться».
Хотя, вряд ли, Грановская искала путь к сердцу поэта. Были сугубо материальные причины: желание иметь мужа, свой дом. У Рубцова была уже отдельная квартира. Официально он не был женат.
Грановская устроилась на жительство в деревне под Вологдой в стареньком деревенском доме, продуваемом ветрами, который снимала у хозяйки. Работала в сельской библиотеке. В невесты Рубцову разведённая женщина с ребёнком, старше тридцати лет, без жилплощади, работающая в сфере культуры, где всегда платили мизерную зарплату, совсем не подходила. Внешние данные – по теперешним нормам средние.
В активе у неё был тоненький сборник стихов «Сиверко», которым она очень гордилась. Старичкову при знакомстве упрекнула, что у той нет ни книжки, ни ребёнка. Унизила соперницу в присутствии Рубцова!
Если уж сравнивать отношение Рубцова к Старичковой и Дербиной, обратимся для этого к рецензии поэта на стихи Нинель Старичковой «Черёмушкино диво»:
В стихах своей подруги Рубцов находит то, что больше всего ценил в поэзии: искренность, настроение (атмосферу)=Душу. Михаил Чехов в книге об актёрском мастерстве отождествляет слово «атмосфера» со словом «Душа».
Это не рецензия – это дифирамбы!
Не удивительно, что через месяц после Николы Зимнего, когда разбирались в СП стихи Дербиной, он оказывается снова в любимом им доме на Зосимовской улице и отмечает с Нелей в кругу её семьи помолвку.
В 1970 году Рубцов руководил в числе других профессиональных вологодских литераторов семинаром молодых поэтов. Есть фото, на котором в группе «молодых поэтов» стоит Старичкова. Это фото датируют 1965 годом, но Леонид Вересов считает, что фотография снята в 1970 году.
Попытаемся также понять многоугольник «Рубцов – Дербина - Старичкова –Генриетта» через призму отношений между Есениным, Софьей Толстой – «милой Соней» и другими женщинами поэта.
Всё-таки Есенин – Альтер эго всех русских поэтов. И он был любимым поэтом Рубцова, наряду с Пушкиным, Блоком, Тютчевым, Кольцовым, Кедриным…
Процитирую полностью шедевр любовной лирики Есенина:
Какая ночь! Я не могу.
Не спится мне. Такая лунность.
Ещё как-будто берегу
В душе утраченную юность.
Подруга охладевших лет,
Не называй игру любовью,
Пусть лучше этот лунный свет
Ко мне струится к изголовью.
Пусть искажённые черты
Он обрисовывает смело, -
Ведь разлюбить не можешь ты,
Как полюбить ты не сумела.
Любить лишь можно только раз.
Вот оттого ты мне чужая,
Что липы тщетно манят нас,
В сугробы ноги погружая.
Ведь знаю и знаешь ты,
Что в этот отсвет лунный, синий
На этих липах не цветы –
На этих липах снег и иней.
Что отлюбили мы давно,
Ты не меня, а я – другую,
И нам обоим всё равно
Играть в любовь недорогую.
Но всё ж ласкай и обнимай
В лукавой страсти поцелуя.
Пусть сердцу вечно снится май
И та, что навсегда люблю я.
Стихотворение датируется 30 ноября 1925 года. Есенин написал его в психиатрической больнице, где прятался от уголовного суда. Об уголовных делах Есенина можно найти информацию у Эдуарда Хлысталова – следователя с Петровки, 36. Он написал много статей и книгу на эту тему.
Стихотворение, конечно же, посвящено Софье Андреевне Есениной (Толстой) – третьей официальной жене поэта.
Комментарии излишни. За спиной у Есенина груз семейных жизненных невзгод. Он отец – четырёх детей. Ему тридцать лет. Всё в прошлом: «май мой синий, июнь голубой». Да, и любит он «навсегда» не третью жену, а кого-то ещё: «Деву, Зарю, Купину» - Богородицу, или Зину – венчанную свою супругу, мать двоих детей Есенина, с фотографиями которых он никогда не расставался, а, может, «Изадору» Дункан – величайшую актрису и танцовщицу, обладательницу «лебяжьих рук».
И меня твои лебяжьи руки
Обнимали, словно два крыла.
Софью Андреевну Есенин, конечно, тоже любил «остатками» прежнего Леля-королевича.
Непреложный факт – стихи, где живёт «Милая Соня», сплошь шедевры, (а Дербиной Рубцовым посвящено единственное стихотворение + пародия «Змея», и она всего лишь одна из целого ряда женщин – прототипов Шалухи):
Видно так заведено навеки –
К тридцати годам перебесясь,
Всё сильней, прожжённые калеки,
С жизнью мы удерживаем связь.
Милая, мне скоро стукнет тридцать,
И земля милей мне с каждым днём.
Оттого и сердцу стало сниться,
Что горю я розовым огнём.
Коль гореть, так уж гореть сгорая,
И недаром в ивовую цветь
Вынул я кольцо у попугая –
Знак того, что вместе нам сгореть.
То кольцо надела мне цыганка.
Сняв с руки, я дал его тебе,
И теперь, когда грустит шарманка,
Не могу не думать, не робеть.
………………………………………………
Жизнь - обман с чарующей тоскою,
Оттого так и сильна она,
Что своею грубою рукою
Роковые пишет письмена.
……………………………………………….
Листья падают, листья падают,
Стонет ветер,
Протяжен и глух.
Кто же сердце порадует?
Кто его успокоит, мой друг?
…………………………………………………
Над окошком месяц. Под окошком ветер,
Облетевший тополь серебрист и светел.
………………………………………………….
«Цветы мне говорят – прощай…»
«Клён ты мой опавший, клён заледенелый…»
«Не гляди на меня с упрёком…»
«Ты меня не любишь, не жалеешь…»
«Может поздно, может, слишком рано…»
«Кто я? Что я? Только лишь мечтатель…»
Всё это писалось в браке с Соней. Осень и зима 1925 года – это есенинская «болдинская осень Пушкина», точнее, «константиновская осень», потому что Есенин часто тогда наезжал на Родину.
Но больше всех своих женщин Есенин любил мать Татьяну Фёдоровну Есенину (рожд. Титову):
Милая, добрая, старая, нежная,
С думами грустными ты не дружись,
Слушай – под эту гармонику снежную
Я расскажу про свою тебе жизнь.
Много я видел, и много я странствовал,
Много любил я и много страдал.
И оттого хулиганил и пьянствовал,
Что лучше тебя никого не видал.
Рубцов, хотя своей матери почти не помнил, но в его воображении жил её образ, созвучный с есенинским.
Однажды Рубцов с Коротаевым поехали в Череповец в гости к матери Коротаева: «Мне повезло: мы сошлись быстро и оставшиеся его годы жили широко и дружно. Не скованные никакими цепями – ни семейными, ни бытовыми – могли легко подняться и покатить либо по грибы. Либо на рыбалку. А ещё он любил прийти ночью и предложить:
- Поедем к твоей маме…
Она тогда жила в Череповце, куда ходил пригородный поезд в три часа ночи….
Мы объявляемся на пороге – и вот нас уже кормят горячим куриным бульоном, жарят котлеты и предлагают отведать вчерашних пирогов. Рубцов тает от переполняющего чувства благодарности и с горечью спрашивает:
- Александра Александровна, ну почему жёны-то не могут вот так?
- Могут, Коля, да не хотят. Постарше будут – тогда поймут.
Но такие ответы его не устраивают…
- Пока они поймут, я уже, может, помру…
- Ну, что ты, Коля, что ты!» ( Воспоминания о Николае Рубцове, Вологда, 1994 год. С.С. 392-393)
Виктор Коротаев не прав. «Семейными цепями» Рубцов был всё-таки скован. Хотя отношения с гражданской женой были сложные. Сначала не хотел жениться он, потом – она отказалась выходить замуж за поэта.
Гета зависела от матери. Тёща у Рубцова была суровая. Зять денег в семью приносил мало. Кормили его картошкой в мундире. Спасали дары леса: грибы, ягоды. Гета пекла пироги с клюквой и брусникой.
Но с Гетой Рубцов был связан множеством уз.
Интересно, что Рубцов говорит о жене во множественном числе. Гета была для него многолика. А, может быть, говоря о жене, Рубцов вспоминал и тёщу.
Кстати, свои стихи Рубцов с тёщей обсуждал. Одному его товарищу показалось неправдоподобным вздрагиванье колокольчика на шее коня, идущего в Вологду. Это образ из знаменитого стихотворения Рубцова. Поэт, отстаивая свою точку зрения, сослался на бабку, с которой он посоветовался по этому вопросу, и она утверждала, что колокольчик звенит на каждой «животине». А какая бабка могла быть с ним в тот момент, когда он писал из Николы письмо другу, кроме тёщи?
Генриетта Меньшикова
Генриетта Михайловна Меньшикова – гражданская жена Рубцова, мать его дочери Елены, любимая женщина, которой посвящены многие шедевры его любовной лирики. По профессии клубный работник. Заведовала в шестидесятые годы Никольским сельским Домом культуры.
Её он называл любимой на древнем санскрите: «Ета»! Хотя, вряд ли, знал, что на санскрите это звучит именно так.
Известно, что самой первой любовью Коли Рубцова была Тоня Шевелёва, детдомовка. А про детские взаимоотношения поэта и его супруги ничего не известно, кроме того, что они жили в детдомовской семье, бегали в школу, участвовали в праздниках и походах, занимались сельскими трудами, обеспечивая себе на год пропитание: сажали овощи, пололи грядки, сенокосили.
В детдом Гета поступила в 1947 году.
Гета выделялась из всех особым положением. Её мама, отбыв срок в лагере за то, что заморозила общественную картошку, заготовленную на зиму для прокормления детдомовских детей в Николе, вернулась туда после освобождения и работала, как уже говорилось, поваром в Никольском детском доме.
Гете завидовали. Так уж устроен человек. Ведь рядом с ней была мама! Стена и опора.
Конечно, дети могли бы помолиться Христу и Богородице, облегчая молитвами своё сиротство. Но Никольский храм был давно закрыт, разграблен, а стены его медленно разрушались под действием грохота машин маслозавода.
Этот маслозавод Рубцов упоминает в стихах: «могучий вид маслозавода». Строчка, конечно, крамольная. Какой уж там «могучий вид», если в Храме Божьем, не молятся, а делают масло!
Потом Рубцов раскается и напишет другие стихи:
С моста идёт дорога в гору.
А на горе - какая грусть! -
Лежат развалины собора,
Как будто спит былая Русь.
Односельчане рассказывали Николаю Коняеву, что, приезжая в Николу, он мог часами сидеть на холме рядом с развалинами храма.
Николай Рубцов провёл с Гетой в Николе три зимы – 1964-1965-1966 гг.
После войны маслозавод закрыли, зато открыли пекарню при храме: прирубили к храмовой стене бревенчатое здание теперь уже хлебозавода.
Известно, что Гета отличалась крепким здоровьем, была «физкультурная». Поэтому она участвовала в спортивных праздниках: был «винтиком» гимнастической пирамиды.
Детдомовцов возили на разные показательные выступления, в том числе, и в Тотьму. А Коля Рубцов играл музыкальное сопровождение на гармошке для Геты и её товарок в 1949 году.
Вот, собственно и всё, что известно об их детстве.
Потом Рубцов уехал в Тотьму учиться , сделав перед этим неудачную попытку поступления в Рижскую мореходку. Не взяли из-за возраста и малого роста.
Как я рвался на на море.
Бросил дом безрассудно.
И в моряцкой конторе
Всё просился на судно.
Умолял, караулил.
Но небритые, с кренцем
Моряки хохотнули
И назвали младенцем.
Если бы приехал через годик, может быть, судьба поэта сложилась бы совсем по-другому.
Как русские мальчики стремились на службу! «Новгородский дворянин» Алексей Андреевич Аракчеев тоже из лесной глуши приехал с батюшкой в Питер и обивал пороги Шляхетского корпуса. Его не брали. Он тоже «умолял, караулил» и даже плакал и очень просил директора принять его в военную школу. И его приняли.
Да, Родина не получила морского офицера Рубцова, но Рубцов-матрос стоял на страже Родины. Значит, мечта его всё-таки сбылась.
В Тотьме Николай становится студентом Лесотехнического техникума. Если бы окончил его, работал бы мастером по строительству лесных дорог.
В Тотьме студента накрыла волной новая любовь – к студентке педучилища Тане Агафоновой – местной звезде.
Техникум Рубцов бросил. Потом было Заполярье: Мурманск, северные моря, Кольский полуостров, Хибины, снова техникум, уже Горно-химический, который он также бросил. Зато какие заповедные русские края повидал!
Из Заполярья потянуло юношу в Азию. Немного пожил в Ташкенте, работая в геологической партии, из которой вскоре сбежал, найдя приют у одинокого старика, которому помогал по хозяйству, ассистировал на барахолке (старик продавал старые вещи).
Когда дед был трезв, он Колю очень любил и уважал. Как напивался, так выгонял из дома. И поэту приходилось спать на улице под яркими звёздами Востока. Протрезвев, дед бежал искать своего помощника – «хорошего хлопчика».
Когда странствия надоели, юноша решил искать родственников в Вологде.
И нашёл их. В Вологде Колю ждало потрясение. Он узнал, что отец жив, женат на молодой женщине Евгении, имеет свой дом и детей во втором браке.
Интересно, что детей от первого брака Михаил Андрианович Рубцов нашёл всех…, кроме Коли.
Мачеха дала понять, что Коля ей не нужен. Поэтому юноша отправился жить в посёлок Приютино под Ленинградом в семью жены его старшего брата Альберта.
Альберт с женой Валентиной жили некоторое время у отца, но не поладили с мачехой Женей. И тоже уехали в Приютино.
Там Рубцов встретил свою третью большую юношескую любовь – Таю Смирнову. (Тоня Шевелёва – Таня Агафонова -Тая Смирнова).
Оттуда ушёл служить на Северный флот. Демобилизовавшись, он едет в Ленинград, поближе к Альберту. Устраивается работать на Кировский завод слесарем, потом шихтовщиком. На заводоуправлении сейчас висит мемориальная доска в память о Рубцове. Только называется завод уже не Кировский, а Путиловский, как было до Октября 1917 года.
В Ленинграде Рубцов обрёл множество новых знакомых из литературных и околитературных кругов, участвовал в работе ЛИТО «Кировец», «Нарвская застава».
Но такая жизнь Николая не очень устраивала и он решил её резко изменить. Поступил в вечернюю школу, так называемую ШРМ – школу рабочей молодёжи, где учился не особо усердно, но полученный аттестат с тройками всё же давал возможность участвовать в конкуре в Государственный Литературный институт им. А.М. Горького в Москве.
В институт Рубцов благополучно поступил, сдав экзамены: по русскому языку на пять, по истории на четыре, на четвёрку написал сочинение. По литературе Рубцов получил тройку, что не удивительно. Сдавать экзамен надо было, базируясь на марксизме-ленинизме, что претило Рубцову. За немецкий Рубцов тоже получил «удовлетворительно».
Наверное, это был один из самых счастливых моментов в жизни Рубцова, когда он узнал, что стал студентом дневного отделения Литературного института.
На дворе стоял 1962 год. Оттепель. Но радость омрачилась. Осенью умер отец. И тогда же Николай Рубцов узнал, что сам будет отцом.
После службы Рубцова на флоте Гета и Николай сблизились. Фактически они заново познакомились. Произошло это во время одного из приездов Рубцова в Николу. Это село он всегда считал своей Родиной: «здесь души моей Родина».
Генриетте Рубцов посоветовал уволиться с почты и ехать рожать домой, к матери. (Гета осенью 1962 года работала почтальонкой под Ленинградом).
Генриетте Михайловне Меньшиковой было двадцать шесть лет, когда она родила первого ребёнка. Ребёнка она очень хотела.
В СССР был термин «старородящая мать». Это «звание» присваивали совсем молодым женщинам: тем, кто рожал после 25 лет. Такую запись делали на карте в женской консультации. Конечно, это травма для женщины – вполне ещё молодой и полной сил. Но так было.
Поэтому двадцать шесть для девушки – это было уже очень много. Она считалась совсем засидевшейся в девках. Конечно, Гете несказанно повезло. Ей довелось пережить любовь. И не просто любовь. Это был великий любовный роман, поскольку Рубцов не просто поэт, а Поэт высшей пробы, всенародно любимый, «эхо русского народа».
Студент с радостью встретил известие о рождении дочери. «Очень рад. Назови Леной. Коля». Текст этой телеграммы приводит в воспоминаниях Генриетта Михайловна. По словам Е.Н. Рубцовой, мать хотела назвать её Мариной.
В этом выборе бездна вкуса. Марина – морская, дочь моряка.
Кстати, православное имя Генриетта выбрала тоже, связанное с Рубцовым – Ксения, в честь Ксении Петербургской, святой, почитаемой в Северной Пальмире – городе их любви.
Телеграмма, посланная молодым отцом супруге, к сожалению не сохранилась. Рубцов, кстати, обожал слать телеграммы людям, которых любил. И писем написал много. Переписка Рубцова с женой до нас дошла отрывочно.
Рубцов очень любил Ленинград. Подружка Рубцова по Литинституту Лада Одинцова рассказывает, что для поэта заветной мечтой была комната в ленинградской коммуналке. Питер северный город. Ещё этим он был родственен Рубцову. И это город морской.
Перечислять стихи, посвящённые Гете, не имеет смысла. Их очень много. И написаны они, преимущественно, в Николе и Вологде. Среди них два бесподобных шедевра русской лирики – «Зимняя песня» и «Прощальная песня».
«Зимняя песня» была написана, когда Николай и Генриетта ждали ребёнка.
«Зимняя песня» - это проповедь радости, Веры, Надежды, Любви, красоты Божьего мира, умиротворения, бесконечности жизненного круга:
В этой деревне огни не погашены.
Ты мне тоску не пророчь.
Светлыми звёздами нежно украшена
Тихая зимняя ночь.
Светятся тихие, светятся чудные,
Слышится шум полыньи…
Были пути мои трудные, трудные.
Где ж вы, печали мои?
Скромная девушка мне улыбается,
Сам я улыбчив и рад!
Трудное, трудное – всё забывается,
Светлые звёзды горят!
Кто мне сказал, что во мгле заметеленной
Глохнет покинутый луг?
Кто мне сказал, что надежды потеряны?
Кто это выдумал, друг?
В этой деревне огни не погашены.
Ты мне тоску не пророчь.
Светлыми звёздами нежно украшена
Тихая зимняя ночь…
Многоточие в конце последней строки очень показательно. Разве можно было сказать обо всём, что Рубцов чувствовал тогда?
«Скромная девушка»… Гета, действительно, была скромной. Такой её увидела Мария Корякина – супруга Виктора Астафьева. К Астафьевым Рубцовы зашли в гости на Пасху. У поэта уже была отдельная квартира в Вологде на улице Яшина.
Он не торопился перевозить в Вологду семью. Почему? Это понятно. Тогда бы прервалась связь с Николой. А Никольская земля питала Рубцова, как питала Муромская земля Илью Муромца. Он в стихах мечтал быть похороненным в родном селе.
Ужас стихотворения «Я умру в крещенские морозы…» с описаньями вымытых речной стихией из могил гробов – это воспоминания детства, когда так и бывало. Толшма бушевала весной и подмывала сельский погост. «Ужасные обломки» гробов срывались с места и уносились речным потоком. Какие мощнейшие картины созданы Рубцовым - не просто поэтические, но музыкальные и живописные в этом шедевре.
Немного воспоминаний о Николае Рубцове Марии Корякиной:
Не помню, на второй или третий день после майских праздников, перед обедом пришел к нам Николай Михайлович, постриженный, в голубой шелковой рубашке, смущенно-улыбчивый, руки спрятаны за спину, а сам все улыбается загадочно, радостно. За ним вошла женщина, светловолосая, скромно одетая, чуть смущенная, но полная достоинства. Мы как раз пили чай и пригласили их к столу. Войдя на кухню, Николай торжественно поставил на стол деревянную маленькую кадушечку, разрисованную яркими цветами, - такие часто продают на базаре. В ней - крашеные разноцветные яички. Заметив наше удивление, тут же выпалил радостно: "Сегодня же Пасха! А вы и не знали?! Я же говорил, что они не знают, - сказал он, обратившись к своей спутнице. - Христос воскресе! - весело воскликнул он, - а можно похристосоваться-то?"
Всем сделалось весело. Сели за стол. Разделили на части одно расписное яйцо, остальные так и оставили в кадушечке - очень уж красиво. Николай сообщил, что яички эти привезла Гета, и указал на женщину. Я поблагодарила, поинтересовалась, откуда и когда она приехала. Мне тоже захотелось сделать ей приятное, и я спросила, есть ли у нее дети, чтоб послать им гостинцы. Она потупилась, как-то странно улыбнулась, на Колю взглянула и, тряхнув головой, ответила, что есть - девочка.
Коля перестал есть и, подумав, серьезно сказал:
- У этой женщины живет моя дочь... Лена...
Я поняла, что опрометчиво поступила. Когда выходили из-за стола, Рубцов задержался на кухне, чтоб докурить сигарету. Я спросила:
- Чего ж не познакомил с женой-то? Же-ен-щина! У нее живет моя дочь... - передразнила я его. - А она, кстати, очень приятная, славная, и ты напрасно...
- Ой, да что вы! Вы же все понимаете... - загасил окурок, улыбнулся и вышел из кухни.
После пели песни. Николай заливается. Мы подтягиваем. А Гета, чуть откинувшись на спинку дивана, полуприкрыла глаза и все смотрит, смотрит на него. Что свершалось в ее сердце, о чем думала, что переживала она? Мне казалось, она вот-вот заплачет, и все будет именно так, как он когда-то написал в одном из своих стихотворений: "Слезами она заливалась, а он соловьем заливался...", или поднимется и уйдет - навсегда. И хотелось сказать, чтоб перестали они терзать ее такими песнями, чтоб пели о другом или разговаривали бы...
Но тут нам позвонили, пригласили в гости. Гета сказала, что ей нужно идти на вокзал, нужно ехать, потому что там еще за реку надо попадать, а дорога вот-вот откажет...
Дойдя до автобусной остановки, мы попрощались с Гетой и начали было уговаривать Николая, чтобы он приходил, когда ее проводит. А он подал женщине руку, сказал: "До свидания, Гета!" - и направился впереди нас. "Ну, ты даешь! - изумились мы. - Почему не проводил-то?". "Так даже лучше!" - громко отозвался он, оглянулся, поднял руку, мол, будь здорова! И пошел.
«Прощальная песня» родилась, когда Рубцов покинул семью и родное село. В это драматическое время поэт был изгнан из института. Подробно обстоятельства этой акции против него исследовал Николай Коняев. В книге «Путник на краю поля» есть масса документов студенческой поры Рубцова: всякие докладные, наветы, клеветы на студента Николая Рубцова и пр.
Денег в тот период у главы семьи Рубцовых было не густо для прокормления домочадцев. К тому же, начальство колхозное вывесило его портрет на Доску тунеядцев. Терпеть это было гордому Поэту невозможно. И он уехал… «Прощальная песня» - исповедь перед Вечным Небом и Любимой:
Я уеду из этой деревни…
Будет льдом покрываться река,
Будут ночью поскрипывать двери,
Будет грязь на дворе глубока.
Мать придёт и уснёт без улыбки…
И в затерянном сером краю
В эту ночь у берестяной зыбки
Ты оплачешь измену мою.
Так зачем же, прищурив ресницы,
У глухого болотного пня
Спелой клюквой, как добрую птицу,
Ты с ладони кормила меня.
Слышишь, ветер шумит по сараю?
Слышишь, дочка смеётся во сне?
Может, ангелы с нею играют
И под небо уносятся с ней…
Не грусти! На знобящем причале
Парохода весною не жди!
Лучше выпьем давай на прощанье
За недолгую нежность в груди.
Мы с тобою как разные птицы!
Что ж нам ждать на одном берегу?
Может быть, я смогу возвратиться,
Может быть, никогда не смогу.
Ты не знаешь, как ночью по тропам
За спиною, куда ни пойду,
Чей-то злой, настигающий топот
Всё мне слышится словно в бреду.
Но однажды я вспомню про клюкву.
Про любовь твою в сером краю
И пошлю вам чудесную куклу,
Как последнюю сказку свою.
Чтобы девочка, куклу качая,
Никогда не сидела одна.
- Мама, мамочка! Кукла какая!
И мигает, и плачет она…
Как много многоточий в этом стихотворении. Это не случайно. Разве можно было Гете и Богу рассказать всё?
Генриетта Меньшикова после смерти Рубцова вышла замуж за односельчанина. Она оставила воспоминания о Поэте. Их можно прочитать.
В её новом красивом доме, в котором она жила с молодым мужем (он был моложе), дочерью и сыном всегда висел портрет Рубцова…
Между двумя программными стихотворениями строго в центре находится также классическое стихотворение «В горнице»:
В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмёт ведро,
Молча принесёт воды…
Красные цвет мои
В садике завяли все.
Лодка на речной мели
Скоро догниёт совсем.
Дремлет на стене моей
Ивы кружевная тень,
Завтра у меня под ней
Будет хлопотливый день!
Буду поливать цветы,
Думать о своей судьбе,
Буду до ночной звезды
Лодку мастерить себе…
Какой бесхитростный шедевр! И опять в нём есть многоточия.
В Николе Рубцов и Гета с матерью снимали половину «плоскокрышей избушки» до 1965 года. Потом семья перебралась в сельсовет, в котором тёща поэта служила уборщицей.
Избушка была очень ветхая, со светёлкой, служившей хозяину рабочим кабинетом. Однажды поэт заработался, и Лена, с которой он должен был нянчиться, но отнёсся к этому недобросовестно, выпала из окна. Ребёнок не повредился. Разве это не чудо!
А какие чудесные письма писал Рубцов из Николы! Из этой самой избушки и из сельсоветской квартиры. В них много грусти и юмора, раздумий о жизни и творчестве.
Ф.Ф. Кузнецову
(Никольское, 20 ноября 1965 года)
«Живу тихо, но не настолько спокойно, как это некоторые могут подумать, представляя себе деревню. Нет. Где люди – там нет покоя. Пусть только два двора будет стоять посреди огромной тайги, - но и тогда всё равно будут происходить драмы, вплоть до самых ужасных трагедий.
Иногда хожу в лес, рублю дрова – только щепки летят…»
Замечательно рассказывает о жизни поэта в семье Лада Одинцова:
… Однажды в моём студенческом литературном салоне Галина Егоренкова, Александр Сизов и Николай Рубцов разговорились о том, что в учебной программе Литературного института даётся никудышнее филологическое образование, но взамен навязывается усиленное политическое образование – засилие лишних наук: политическая экономия, научный атеизм, история КПСС, научный коммунизм и всякая белиберда в этом роде. Рубцов жаловался на то, что сравнительно с Ленинградом в Москве заметно по-хамски наплевательское отношение к культуре, причем, особенно к культуре бытовой, к этике.
Саша Сизов упомянул «почившую в Бозе» старинную русскую традицию людских взаимоотношений – такую, как учтивое и любезное обхождение друг с другом.
Рубцов подумал о чём-то своём и стал рассказывать про маленькую дочурку. Однажды Николай угостил младенца кисточкой винограда, а дитя скормило одну ягоду козочке и умненько предостерегло питомицу-козу, чтоб та не подавилась: «Косточку плюнь!..» А ещё было дело: жена вытаскивала из печи пирог на горячем железном листе, а тут дочка скачет под ногами.
– Доченька, уйди отсюда от греха! – испугалась жена. Ребёнок отошёл и канючит:
– Мамочка, ну, дай мне хоть кусочек греха!
Любящий отец Николай Рубцов ел с женой и дочерью испечённый ароматный «грех» и расспрашивал девчушку о том, что особенного приключилось за день, узнал, что она упала на тротуаре и ушиблась.
– Ты, наверно, горько плакала, дочечка? – погладил ребёнка по головке отец, но услышал отрицательный ответ: – Ничуть! Потому что никто не видел.
Компанию развеселила и детская любознательность. Так, отец девочки распорядился вымыть лицо. Малышка старательно возюкала лапками по физиономии, затем подошла к отцу с вопросом о том, относятся ли уши к лицу или уже к затылку? Надо мыть уши или нет?..
Кстати, стихотворение «В горнице» очень похоже на колыбельные русские песни с обязательным припевом:
Баю-баюшки-баю…
С ударением на конце строки. На втором «баю».
Так это стихотворение-песню исполнял сам Рубцов: делал ударению на конечном слове строки.
«Вроде всё ничего, вроде жить не тужить.
Но откуда взялась печаль?» - пел Виктор Цой о себе, получается, что и о Рубцове тоже.
Семья всё-таки распалась. Хотя у Геты и Николая оставалось постоянное стремление друг к другу…
На свой последний Новый. 1971 год Рубцов ждал в гости дочь и Гету. Но дороги замело, и женщины не смогли выехать из Николы в Вологду.
Так и не встретились больше в земной жизни Гета и Николай. Поэт пророчески написал об этом в одном из красивейших своих стихотворений «Гололедица»:
В чёрной бездне
Большая Медведица
Так сверкает! Отрадно взглянуть.
В звёздном свете блестя, гололедица
На земле обозначила путь…
Сколько мысли,
И чувства и грации
Нам являет заснеженный сад!
В том саду ледяные акации
Под окном освещённым горят.
Вихревыми, холодными струями
Ветер движется, ходит вокруг,
А в саду говорят поцелуями
И пожатием пламенных рук.
Заставать будет зоренька макова
Эти встречи – и слёзы, и смех…
Красота не у всех одинакова,
Одинакова юность у всех!
Только мне, кто любил,
Тот не встретится,
Я не знаю, куда повернуть,
В тусклом свете блестя, гололедица
Предо мной обозначила путь…
И снова здесь два многоточия.
Действительно, впереди была гололедица: тревожная, вьюжная, несчастливая дорога с Дербиной в Вологодский ЗАГС, закончившаяся трагедией.
Лена перед Новым, 1971 годом плакала и просилась в Вологду к отцу. Отец ждал дочку и купил елку, которая так и осталась не наряженной. Мать пообещала ей, что потом поедут, как метель утихнет. Но девочка ей не поверила.
На похороны Гета отправилась одна. Мария Корякина вспоминает, что, увидев Рубцова в гробу, Гета заголосила, а потом поняла, что скоро его унесут, и стала на него смотреть, не отрываясь. Кто-то принёс для неё стул.
Горло Рубцова закрыли цветами. Оно было растерзано… Об этом вспоминают очевидцы: В.П. Астафьев, Н.А. Старичкова и другие друзья Поэта. Так Дербина «двумя пальцами» «потеребила» «певческое горло», по её собственным словам.
И ещё несколько чудных строк Рубцова, посвящённых жене:
Печальная Вологда дремлет
На тёмной печальной земле,
И люди окраины древней
Тревожно проходят во мгле.
Родимая! Что ещё будет
Со мною? Родная заря
Уж завтра меня не разбудит,
Играя в окне и горя.
Замолкли весёлые трубы
И танцы на всём этаже,
И дверь опустевшего клуба
Печально закрылась уже.
Родимая! Что ещё будет
Со мною? Родная заря
Уж завтра меня не разбудит,
Играя в окне и горя.
И сдержанный говор печален
На тёмном печальном крыльце.
Всё было весёлым в начале,
Всё стало печальным в конце.
На тёмном разъезде разлуки
И в тёмном прощальном авто
Я слышу печальные звуки,
Которых не слышит никто…
<1968?>
________________________________________
Это стихотворение называется «Прощальное».
Окраинные земли Древней Руси назывались: «оукраины». Отсюда слово «Украина».
И ещё…:
Улетели листья
с тополей -
Повторилась в мире неизбежность...
Не жалей ты листья, не жалей,
А жалей любовь мою и нежность!
Пусть деревья голые стоят,
Не кляни ты шумные метели!
Разве в этом кто-то виноват,
Что с деревьев листья
улетели?
О своей жизни с Поэтом Генриетта Михайловна написала в воспоминаниях «Русь моя, люблю твои берёзы».
Таисия Смирнова – княжна
Таисия (Тая) Смирнова, по второму мужу Голубева была для Рубцова той, кем была для Ляли княжна.
Рубцов познакомился с ней в Приютине – бывшей усадьбе дворян Олениных под Петербургом. Николай жил там перед службой на флоте в семье брата и трудился слесарем на военном полигоне.
Альберт Михайлович жил в бывшем Главном доме барской усадьбы с супругой. А его младший брат – во флигеле усадьбы. И там, и там были коммуналки – общие комнаты.
Комната, где проживал Николай Рубцов, приютила сразу несколько человек, в том числе, и семейных. Жилое пространство делилось на отдельные владения шкафами, занавесками и перегородками.
Девушка Тая жила в семье в своём доме со строгим отцом, который работал «водителем кобылы»: возил на телеге продукты в магазин.
Она была очень милой. Даже в весьма зрелые годы сохранила это качество Говорят, что «милая» значит для мужчины больше, чем «красивая».
Это чары.
Тае Рубцов посвятил всенародно любимое стихотворение «Букет». Когда Рубцов ушёл служить в армию, он верил, что Тая его дождётся. Но она не дождалась.
Отец Таи был категорически против брака дочери с бездомным и бедным, на его взгляд, Рубцовым: «У него ничего нет, он живёт в общежитии».
Рубцов несколько раз порывался видеть замужнюю Таю. Ей это было не нужно.
Часто в жизни бывает не так, как в сказке.
«Княжна», «прекрасная царевна» - такой она ему виделась потом.
А выражения из «Букета» стали крылатыми: «я долго буду гнать велосипед», «та девушка, которую люблю».
Кстати, Рубцов приглядел девушку из семьи на несколько рангов ниже, чем та, из которой вышел он сам. Михаил Андрианович Рубцов был крупным хозяйственным работником вологодского масштаба до войны, да и после войны тоже.
Похоронив отца в 1962, году Николай Рубцов помирился с мачехой. Или она помирилась с ним. Известно, что Поэт бывал в доме мачехи и дружил с младшими братьями.
Есть фото Рубцова на могиле отца, где два брата стоят рядом: Николай и его самый младший братишка Саша, которого он звал «Сано-Волосано» и давал ему рубль на мороженое.
В 1970 году был выпущен металлический рубль с профилем Ленина в честь столетия со дня рождения «вождя мирового пролетариата», в народе прозванный – «лысый».
Рубцов застал этот рубль. На рубль можно было купить примерно 10 пачек мороженого. Мороженое, кроме эскимо, фруктового в бумажном стаканчике и пломбира в вафельном стаканчике с кремовой розочкой сверху, продавалось «пачками».
Татьяна Агафонова (Решетова) – несостоявшаяся юношеская любовь Николая Рубцова
О ней Рубцов ничего никому не говорил, кроме соучеников в Кировском горно-химическом техникуме. Николай Шантаренков вспоминает, что однажды Коля получил письмо с фотографией, на которой были сняты две девушки, одна из них в тюбетейке (это и была Таня).
Студенты интересовались, не узбечка ли его девушка? Но ему было не важно, что на её голове: восточный головной убор или шляпа блоковской Незнакомки. Он сиял от счастья. А портрет любимой то ставил на тумбочку, то прятал.
Татьяна сама о себе рассказала в книге, вышедшей много лет спустя после смерти Николая Рубцова.
Была она не только белозубой, черноглазой брюнеткой с фигурой Венеры, но и умным собеседником Коли Рубцова.
Уже в юности она понимала, что они не пара, разные судьбы их ждали: «На празднике «Рубцовская осень» в Вологде, в 2003 году сказала такие слова: «Судьба много раз давала нам с Колей шанс остаться вместе, но каждый раз и разлучала. Ни одной из любимых им женщин судьба не отдала его, а подарила Рубцова России» (Краснова П. Повесть о первой любви. П. Краснова//Пятницкий бульвар. – 2005. № 12, 2006 - № 1, № 2).
Лучше, пожалуй, и не скажешь.
А ещё была … Русалка.
Русалка, или «Царская невеста». «Осторожный рассказ» Рубцова.
Вспоминает Лада Одинцова:
Рубцов говорил о Блоке, пытаясь растопить мое равнодушие к его любимому поэту, доказывал, что Блок является последним русским писателем из числа сердобольных, что Блок – это целостное явление, а не автор отдельных стихов. Но в моей ранней юности, признаюсь, меня почти никак не тронули рубцовские мысли о Блоке. Гораздо больше впечатлил рассказ Николая о том, как он занимался в литературном объединении Ленинграда, приятельствовал с Глебом Горбовским и вбирал в себя ленинградскую гордость за мужественную поэтессу Ахматову. Машинописную копию Ахматовского «Реквиема» однажды я показывала Николаю – он уже читал этот её шедевр в Ленинграде. Интерес к поэзии Ахматовой, впрочем, был у Рубцова как-то связан, насколько помнится, с его ленинградской влюблённостью в студентку института культуры.
Честно сказать, я никогда не вникала в Рубцовские амурные дела, поэтому о ленинградской студентке мало что помню: Рубцов познакомился с ней на занятиях литературного объединения. Происходила она из семьи советского военнослужащего (папа был полковником), а дача у того располагалась где-то на железнодорожной станции Мельничный Ручей под Питером. Девушка привозила Николая на дачу, которая на самом деле была обычной крестьянской избой, оставленной полковнику в наследство. Рубцов рассказывал, что Ахматова часто селилась за городом у знакомых в качестве знаменитой достопримечательности и приживалки, поскольку слыла бездомной долгие годы. Проживая у кого-то под Ленинградом, Анна Андреевна вызвалась помогать в прополке огорода, но затруднилась с распознаванием культурных растений и сорняков – в частности, просила показать ей лебеду.
Ленинградская подружка познакомила Рубцова с отцом, который хотя и запретил дочери дружбу с безродным парнем, всё же провёл с ними вечер за чаем на железнодорожной станции Мельничный Ручей. Полковник обожал Ахматову и, по словам Николая, помнил Анну Андреевну еще похожей на её портрет, изображенный Альтманом. Рубцов говорил, что, если верить полковнику, поэтессе были характерны такие качества характера, как здравомыслие и целенаправленность (она всегда пребывала в роли знаменитой достопримечательности), остроумие и злоязычие (недолюбливала женский пол), театральные манеры, словно у королевы на швейцарском курорте.
Рубцов ухмылялся, пересказывая полковничье удивление тем, как стыдливо Ахматова хозяйничала в гостях: конфузливо водружала чайник на керогаз (по её мнению, это являлось низким, унизительным занятием), с демонстративной неловкостью резала колбасу, стесняясь этих самых обыкновенных действий, принижавших её королевское величие. Но масштаб личности поэтессы Ахматовой был всё же крупным: Анна Андреевна как носительница общественной динамики стала автором «Реквиема», не говоря уже про «Поэму без героя».
Ясно было, что Рубцов продолжает помнить свою ленинградскую влюблённость, что он до сих пор досадовал из-за полковника, запретившего дочери встречаться с бесперспективным кавалером, как тогда выражались. Я слушала осторожный рассказ Николая о той ленинградской истории, не перебивая, без вопросов, удивляясь внутренне (про себя): зачем Коля рассказывает мне это? Помню, что Рубцов был влюблён в ту благополучную ленинградку, что отец принял его сперва за «голодранца» из лимиты, но, узнав, что Рубцов пишет стихи, слегка смилостивился и угостил чаем с пирожками. Любовь между студенткой ленинградского института культуры и Рубцовым продолжалась тайно от отца.
Однажды девушка привезла Николая на Мельничный Ручей без родителей, одна. Они провели в той старой деревянной избе ночь, слушая грампластинки. У отца в избяном кабинете находилась богатая фонотека, и в ту первую и последнюю ночь любви слушали они оперу Римского-Корсакова. (Я обратила внимание на их выбор, так как для меня этот выбор много значил. Помню, что это была «Царская невеста»). Коля говорил, что на дворе была морозная зимняя ночь, он топил печь, и запах берёзовых дров наполнял их любовную обитель. Но утром, словно почуяв неладное, ни свет, ни заря на дачу примчался брат этой девушки на мотоцикле с люлькой: якобы, отец срочно велел забрать с дачи какие-то слесарные инструменты. В общем, брат застукал сестру за девичьим позором (отдалась мужчине вне брака), и дело кончилось немедленной свадьбой с пожилым сослуживцем отца…
Николай вспоминал эту историю своей ленинградской любви затем второй раз, когда беседа между нами зашла о музыке. Его ленинградская девушка училась тогда на дирижёрском отделении и, указывая на дачных птиц, однажды сообщила Николаю, что Римский-Корсаков делал специальные нотные записи птичьего пения и включал его в свои оперы, например, в «Снегурочку» – тут и кукушка кукует, и снегирь поет… А у Бетховена в «Пасторальной симфонии» звучат голоса перепела, соловья. В «Шестой» Бетховенской симфонии слышится иволга…
– До сих пор никак не могу забыть, – вздохнул Николай, – как журчит-льётся вода из рукомойника, как горит печной огонь в бревенчатой избе и Она расчёсывает у крохотного зеркальца, повешенного слишком высоко отцом для бритья, свои длинные русые волосы… Когда я увидел Её в последний раз на литобъединении и Она сообщила мне о предстоящей свадьбе, я, кажется, готов был чуть ли не на самоубийство. Но потом с друзьями выпил с горя – отпустило…
Тема самоубийства была актуальной в студенческом общежитии Литинститута. Самоубийства происходили здесь регулярно, и никто никогда не осмысливал этих событий, поскольку официально считалось, что лишь сумасшедший отказывается от жизни в благополучном советском обществе. Выживших и впрямь отправляли в дурдом осмыслить свои, конечно же, идиотские поступки. Никто не дерзал исследовать ту правду, которая (кроме пьянства да несчастной любви) доводила студентов до такой душевной катастрофы.
Между прочим, Лидия Гинзбург, чьи машинописные книги-самоделки доводилось в те годы цензурных запретов читать в студенческом общежитии, утверждала, что обычно самоубийство является протестом советского человека против унижения его человеческого достоинства. Лидия Гинзбург восхищалась мужеством самоубийцы в невольничьем государстве: «Только самоубийцу не тащит судьба на привязи, как быка на бойню. Только самоубийца одолел тайну судьбы и сам выбирает себе «годовщину». Ах, если бы обнаружить в себе такую силу духа, чтобы жить без страха, не боясь ничего – даже самой смерти!»
Когда я процитировала эти до сих пор памятные мысли писательницы-диссидентки Рубцову, он пожал плечами и молвил: «Вольному – воля…».
Кстати, великий русский композитор Римский-Корсаков, оперу которого слушали Рубцов с Русалкой на Мельничном ручье, провёл детство в Тихвине. Тихвинская Божья матерь – покровительница Севера-Запада Руси была также путеводной звездой великого поэта Рубцова.
Николай Рубцов и Ветлужский край
Ветлужский край неразрывно связан с историей жизни и творчества Николая Рубцова. Судьба привела Рубцова в рабочий посёлок Варнавино Нижегородской области 29 июня 1969 года в воскресенье. В этот день праздновался в СССР День советской молодёжи.
Рубцова пригласил погостить на Ветлугу в родную деревню Ляпуново близ Варнавина институтский друг Александр Сизов.
В отличие от Рубцова, поступившего в Литературный институт в двадцать шесть лет, студент Сизов был недавним выпускником средней школы. В 1969 году учёба Рубцова в Литинституте была завершена.
Уже изданы две книги: «Лирика» и «Звезда полей». Шла работа над сборниками «Душа хранит» и «Сосен шум».
Во время отдыха в Ляпунове Рубцов, как установил Леонид Вересов, получил письмо от редактора сборника «Душа хранит» Веры Лихановой. Вера Лиханова была типичным советским литературным функционером. Она была недовольна содержанием книги, которую редактировала, ввиду её общего минорного настроения и отсутствия колхозно-производственной темы в формате твёрдых канонов социалистического реализма.
И, словно в отместку таким, как редакторша, Рубцов начал сочинять там, в Ветлужском краю, «Разбойника Лялю» - «Лесную сказку». Так он сам определил жанр произведения.
Действие «Разбойника Ляли» происходит во времена весьма далёкие от эпохи «развитого социализма» и колхозного строительства.
В воспоминаниях Александра Сизова о начале работы над «Разбойником Лялей» есть очень важный для понимания душевного состояния Рубцова в тот период эпизод: «Пошли в деревню Бархатиху за продуктами. Боком к опрятной деревушке прилепился леспромхозный посёлок. Крытые дранкой и толем бараки и засыпушки были строены не в порядок, а как попало. Разнокалиберные заборы, на песчаных улочках лужи и помойки. Коля всё поёживался, точно ему мокрые опилки за ворот замшевой курточки высыпали, капризно морщил лоб, беспокойно озирался. Видно, неуют посёлка томил его. А, может быть, что-то напоминал, ведь на вологодском Севере много таких мест.
И вдруг он остановился, как вкопанный. Уставился на окна, где в ржавых консервных банках из-под зелёного горошка цвели герани. Яркие, алые, пышные! Вот это чудо! Невольно залюбовался и я. Слышу чёткое, хлёсткое, как удар бича:
Люблю цветы герань!
Все остальные дрянь!
Задорно сощурился, глядя на меня.
- Хорошо, смачно, - пошутил я, - но другие-то цветы при чём?
- Да, нет, - Рубцов улыбнулся, - цветы-то, ты знаешь, я все люблю. Почти все. А тут – герань. Сразу детство вспомнилось. У нас в Никольском было много-много герани на окнах. В том числе и в детдоме. В горшках, в таких же банках. Приклеили этому цветку ярлык – «мещанский». В смысле плохой, значит. А ведь мещане – это простые, в большинстве порядочные люди, жители тихих улочек, слободок. Представляешь, слободка утопает в герани. Тихая мирная слободка. Да это же поэзия! Целый океан поэзии.
В то лето он часто вспоминал свою поездку на Алтай, на Бию и Катунь. Много рассказывал о чудесном Телецком озере»…
«Тихие улочки, слободки» любого русского города способны рассказать много удивительных историй о нашей истории. Нужно только уметь слушать, а Рубцов это умел.
«Разбойник Ляля» должен был войти в сборник «Сосен шум», но редактор выбросил из книги «Лесную сказку».
Варнавино – бывший живописный город на реке Ветлуге с интересной историей, окружённый лесами, весной и летом утопающий в сирени. Одно время часть Поветлужья принадлежала князю Александру Невскому, о котором Рубцов, согласно воспоминаниям Нинель Старичковой, собирался писать поэму.
В городе в девятнадцатом веке на средства горожан и окрестных жителей была построена часовня в память о спасении Александра Третьего во время аварии на железной дороге. В честь небесного покровителя Царя она получила имя Александра Невского.
По реке Ветлуге ходили до революции беляны – дощатые суда, на которых перевозили мачтовый лес, сложив штабелями. Наверняка, Рубцову рассказывали про беляны – красу Волги и Ветлуги.
А поскольку Ветлуга – приток Волги, не трудно было поэту с богатым воображением и тонкому знатоку истории России представить себе «выплывающие из-за острова на стрежень, на простор речной волны расписные Стеньки Разина челны». Предание говорит о том, что разбойник Ляля был сподвижником Степана Разина.
Память о нём хранит Лялина гора, где до сих пор ищут зарытые лихим атаманом клады.
Недалеко от мест, где гостил Рубцов, находится легендарное озеро Светлояр. Легенда рассказывает, что в тихую погоду, хорошо приглядевшись к водяной глади, можно увидеть золотые купола града Китежа, ушедшего под озёрные воды.
Озеро Светлояр упоминается в романе Мельникова-Печерского «В лесах», который Рубцов, наверняка, читал.
О ветлужских лесах можно много интересного узнать из сочинения Ивана Николаевича Соловьёва «Варнавинское лесничество. Записки лесничего». Соловьёв окончил Петербургский лесной институт и сотрудничал с журналами «Лесной дух» и «Лесное хозяйство». До 1914 года он работал лесничим в Варнавинском лесничестве, контора которого находилась в селе Баки, после революции ставшем Красными Баками.
Кроме сосен, по берегам Ветлуги росли и другие породы деревьев: «Главные и распространённые в дачах породы: сосна, ель, берёза, осина и ольха, а затем, как незначительная примесь к сосне, встречается лиственница в Баковско-Моисеевской даче, а ели – пихта во всех дачах Лесничества. Кроме этих пород , в виде единичной примеси встречаются: клён, вяз, ильм и в качестве подлеска липа…Наиболее часто ильм, клён и вяз встречаются в даче Варнавинский Бор, в восточной её части, по берегам реки Чёрной и Усты и в пойменной (заливной) вдоль их местности… В старину, может быть, во времена «Ветлужской пустыни», по берегам этих рек, несомненно были дубовые леса, что доказывается… живыми представителями этой породы в почётном возрасте…» (История ветлужских лесов. Р.п. Красные баки, 2010, с. 31).
Соловьёв объясняет в своем сочинении о ветлужских лесах происхождение слова «починок» - новая деревня. Рубцов посетил починки «Бархатиха» и «Ляленка» в свой приезд на Ветлу.
«Недостаток сельскохозяйственных площадей в районе, голодные годы, разруха после войны и революции заставили население заниматься раскорчёвкой села. Так, начиная с 1918 года, стало сильно развиваться временное сельскохозяйственное пользование землёй в лесах Гослесфонда. Правительством было разрешено сдавать населению под расчистку подходящие участки. На разделанных участках появилось много граждан, желающих поселиться на постоянное место жительства. Появилось много новых селений (починков) во всех лесничествах».
Периодически леса поджигали, протестуя против «искривлений» - недостатков социалистического строя, которые имелись, наряду с достоинствами: «Недовольные люди умышленно поджигали леса… Особенно сильные пожары были в 1938-м суховейном году».
«Разбойник Ляля», можно сказать, стал зеркалом нашей истории, в которой было много войн, народных бунтов и волнений.
Первая публикация поэмы состоялась после смерти Рубцова.
Поэта тянуло в волжские края. Из воспоминаний Александра Сизова известно, что он был в окрестностях Ветлуги всего один раз. Но поэт не единожды посещал берега великой русской реки. Товарищ Николая Рубцова по Литинституту Владимир Андреев вспоминает, что их последняя встреча в ноябре 1970 года состоялась на Курском вокзале в Москве. Рубцов покупал билет на отходящий поезд в Горький (теперь и изначально Нижний Новгород).
Рубцов подошёл к окошку кассы, протянул кассирше красную книжечку члена Союза писателей СССР и попросил: «Дайте билет на отходящий поезд русскому поэту».
Потом друзья выпили красного вина в буфете вокзала. Рубцов угощал. На подножке поезда они обнялись в последний раз.
Андреев утверждает, что от Рубцова не веяло упадничеством. Он был в хорошей форме, а глаза в густых ресницах светились, как два огонька.
Про свои глаза Рубцов сам сказал однажды так:
Забыл приказы ректора.
На всём поставил крест.
Глаза, как два прожектора,
Обшаривают лес.
Стихи эти он написал, когда его исключили из Литинстиута. Он жил тогда в Николе и собирал для прокормления семьи в лесу клюкву, бруснику, малину, чернику, голубику и грибы.
Доволен я буквально всем.
На животе лежу и ему
бруснику, спелую бруснику.
Гоняю ящериц на пне.
Потом валяюсь на спине,
Внимая жалобному крику
Болотной птицы…
Лес Рубцов очень любил, как и все русские люди. Валерий Чудинов заметил, что русская цивилизация – это лесная и речная цивилизация. По его мнению, слово «русские» произошло от слова «руслие», то есть жившие по руслам рек, к тому же, в лесах.
Недаром Рубцов обозначил жанр своего произведения как «Лесная сказка».
Сказка является высшей формой народного творчества.
В словаре Рубцова «сказка» - это одно из самых употребительных слов. Сказка жила и живёт в народном искусстве. В северной народной росписи, особенно в росписи прялок, основным мотивом является растительный. Нередко мастера рисовали на лопасти прялки ветки с красными листьями и зелёными цветами. Может быть, отсюда «Зелёные цветы» Рубцова.
В шестидесятые-семидесятые годы двадцатого века в СССР активно изучалось народное искусство. Много для этого сделала Ольга Владимировна Круглова, собиравшая прялки по северным деревням. Замечательным мастерством славились прялки из села Тарнога Вологодской области. По имени села прялки получили название «тарногские».
В 1973 году в Париже уже после смерти Рубцова с огромным успехом прошла выставка русского декоративно-прикладного искусства с названием «Русское дерево».
Рубцов неоднократно посещал краеведческий музей в Тотьме, восхищаясь каждый раз народным искусством.
Прялки с зелёными цветами он мог видеть также в Кирилло-Белозерском музее заповеднике.
Одновременно с работой над «Лесной сказкой» поэт готовил к печати книги «Зелёные цветы» и «Подорожники» - сборники с «лесными» названиями.
Формирование жанрового своеобразия Лесной сказки Николая Рубцова
«Разбойник Ляля»
«Разбойник Ляля» - итоговое сочинение Николая Рубцова, «последняя сказка». Она появилась на свет в 1969-1970 году как результат поездки поэта на родину его институтского друга Александра Сизова.
Сизов пригласил Рубцова погостить на реку Ветлугу – приток Волги. Рядом с рабочим посёлком Варнавино, до революции носившим гордое имя города Варнавин, расположилась родная деревня Сизова – Ляпуново.
Из Ляпунова друзья отправлялись гулять по окрестностям, и однажды дорога привела их на починок Ляленка, где они услышали красивую легенду о разбойнике Ляле, его друге Бархотке, лесной девке Шалухе и прекрасной Княжне.
Вернувшись из гостей в Вологду, Рубцов рассказал своей подруге Нинель Старичковой, что он нашёл клад. Под «кладом» подразумевалась легенда, услышанная поэтом на Ветлуге.
Но преувеличивать значение легенды в истории создания «Разбойника Ляли» не стоит, так как она была только толчком к раскрутке маховика Лесной сказки. В «Разбойнике Ляле» сошлись начала и концы рубцовской лирики, воплотилось то, что было наработано за долгие годы.
Рубцов не сразу определился с жанром произведения. Сначала он назвал его «былью», потом – «лесной сказкой». Вот что писал о «Разбойнике Ляле» литературовед В.А. Зайцев: «…в лирике Николая Рубцова мы тоже находим большое разнообразие в обновлении традиционных жанровых форм: «Осенняя песня», «Дорожная элегия», «Осенние этюды», «Посвящение другу», «Памяти А. Яшина», «Вологодский пейзаж», «Экспромт», «Из восьмистиший», «Философские стихи», «Вечерние стихи» и другие» ( А.И. Метченко. Б.С. Бугров, А.П. Герасименко, В.А. Зайцев. Современная советская литература. 70 – е годы. (Актуальные проблемы). С. 160 // Издательство Московского университета. 1983)
Цитата приводится из книги, изданной коллективом сотрудников кафедры истории советской литературы филфака МГУ. Эта кафедра в настоящее время переименована в кафедру новейшей литературы и современного литературного процесса. Руководит кафедрой доктор филологических наук Михаил Михайлович Голубков, принявший кафедру у доктора филологических наук, заслуженного профессора МГУ им. М.В. Ломоносова, замечательного педагога Альберта Петровича Авраменко.
Кафедру украшают портреты известных советских писателей, в том числе, поэта Николая Михайловича Рубцова. Причём портрет Рубцова всегда висел над дверью в кабинет зав. кафедрой.
Кому-то, может, не понравится ссылка на советское учебное пособие. Но, несмотря на политические катаклизмы, произошедшие в последние десятилетия в нашем государстве, книга это не кажется архаичной, скорее, наоборот. Чем дальше от нас отделяется советская эпоха, тем больше она вызывает и будет вызывать интерес у новых поколений граждан России.
Зайцев не упоминает в главе «Поэзия» Лесную сказку Рубцова «Разбойник Ляля», хотя к этому времени «Разбойник Ляля» издавался не единожды. В 1976 году вышел посмертный сборник Николая Рубцова «Подорожники», составленный Виктором Коротаевым. Издание второе, дополненное «Подорожников» было напечатано в издательстве «Молодая гвардия», с которым активно сотрудничал Николай Рубцов, в 1985 году.
Во втором издании «Разбойник Ляля» напечатан в разделе «Из ранних стихов 1957-1962» на 295-301 страницах с подзаголовком (Лесная сказка). Печаталась поэма и в 1976 году. И так же: в разделе «Ранние стихи». Тираж первого издания составил 100.000 экземпляров. 20 тысяч было напечатано на мелованной бумаге. Книга вышла в твёрдой обложке с иллюстрациями художника Владислава Сергеева.
Но, видимо, В.А. Зайцев не держал «Подорожники» в руках. В противном случае он бы не обошёл вниманием истинный шедевр рубцовского творчества.
В первом издании «Подорожников» было напечатано 43 стихотворения, отмеченных звёздочкой – печатавшихся при жизни Рубцова только в периодике, или не печатавшихся, вообще, а сохранившихся в рукописях.
Книга выдвигалась на Госпремию СССР 1976 года, но заявка не была рассмотрена. Хотя присуждение Ленинских, Государственных премий РСФСР и СССР посмертно практиковалось в стране. Вопросом выдвижения сборника на Госпремию занимался Леонид Вересов. Он посвятил этой проблеме статью.
Лесная сказка органично вписывается в контекст названий последних сборников Рубцова: «Сосен шум». «Зелёные цветы», «Подорожники». Все три названия авторские, в отличие от названия первого сборника «Лирика», которое дали издатели. Причём, за имена двух, ставших посмертными, книг поэту пришлось серьёзно бороться с издателями.
Лесная сказка была включена Рубцовым в сборник «Сосен шум», но отклонена редактором В.С. Елисеевым. «К сожалению, «быль» о разбойниках вставить не мог. Вылезла бы она из книжки каким-то причудливым и необязательным наростом», - писал редактор поэту в декабре 1969 года.
Отказалась печатать «Разбойника Лялю» и полугазета-полужурнал «Литературная Россия». Главный редактор издания К. Поздняев прислал Рубцову письмо, похожее на то, которое он получил от Елисеева: «Как бы ни была она мила, поэтична, это всё-таки весьма далёкая от нашей жизни сказка».
Рубцов не считал свою сказку далёкой от жизни современной ему России. В стихотворении «Русский огонёк» он написал:
Спасибо, скромный русский огонёк,
За то, что ты в предчувствии тревожном
Горишь для тех, кто в поле бездорожном
От всех друзей отчаянно далёк,
За то, что с доброй верою дружа.
Среди тревог великих и разбоя
Горишь, горишь, как добрая душа,
Горишь во мгле – и нет тебе покоя…
Идея стихотворения, сформулированная в фразе, сказанной доброй старушкой, спасшей от смерти в холодном зимнем поле одинокого путника, «от раздора пользы не прибудет», стала основополагающей для идейного содержания «Разбойника Ляли».
Поэма вышла уже после смерти автора в журнале «Сельская молодёжь».
Суров приводит в своей Рубцовской энциклопедии воспоминания Дербиной о том, как Рубцов негодовал из-за того, что его «Лялю» не печатают, потому что находят аллюзию с Лениным.
Впрочем, слово «аллюзия» поэт не употреблял, потому что оно не было тогда в ходу. В те времена говорили: «ассоциация». И от этой «ассоциации» всё-таки трудно откреститься, ибо она очевидна.
Тем более что, 1970 год был юбилейным. В стране широко отмечалось столетие вождя мирового пролетариата.
Именно к тому времени в СССР созрело националистическое движение в союзных республиках. Кто-то заметил, что прибалтийские республики вылетели из СССР на крыльях народной песни. Действительно, в Таллине и Риге на Певческих полях устраивались концерты, на которых жители республик в национальных костюмах пели многотысячными хорами свои национальные песни. Не отставала и Литва.
В Белоруссии русский парень Владимир Мулявин создал в 1968 ВИА «Лявоны» (Балагуры), а в 1969 году ансамбль – «Песняры» (Сказители), получивший мировое признание. Основу репертуара этих ансамблей составляли народные мелодии – белорусские, польские, украинские, русские.
В 1970 году, осенью, студент Черновицкого мединститута Володя Ивасюк написал песню «Червона рута», ныне считающуюся неофициальным гимном Украины. «Червона рута» до сих пор поётся в славянском мире. Входила она до последних лет жизни в репертуар заслуженного артиста России и Болгарии Бисера Кирова.
Известный рубцововед, к.ф.н., старший научный сотрудник ИМЛИ РАН им. А.М. Горького М.С. Акимова – выпускница ГАСК, ныне реорганизованного уникального ВУЗа, несколько лет пела в качестве бэк-вокалистки эту песню с Бисером Кировым, всегда принимавшуюся залом на «ура».
В репертуар «Песняров» входил цикл песен на стихи поэта Максима Богдановича, которого считают своим четыре страны – Россия, Белоруссия, Литва и Польша, в, том числе, песня «Верноника», перекликающаяся с лирикой Рубцова:
«И только надпись «Вероника», «И золотое имя Таня…».
Лесная Белоруссия, лесная Закарпатская Русь слышат тот же «сосен шум», который слушал Рубцов.
Когда Володе Ивасюку было 15 лет, он переложил на ноты «Колыбельную», которую сочинил для него отец:
Ты спи, любимый сын,
В счастливом сне,
Вокруг нас тишина
И луна в окне.
Касается окон только сияние звёзд,
Шумит далеко изумрудный бор…
А у «Червоны руты» есть первый вариант, как и рубцовского стихотворения «В горнице», от которого потом Ивасюк ушёл, как Рубцов ушёл от первоначального варианта стихотворения, ставшего народной песней:
Ти не смийся хоч раз,
Не кажи, що забула.
А згадай про той час,
Як ты мавкою булла.
Що ночами в лисах
Ти чар-зилья шукала,
Що з витрами, як птах.
Ти колись розмовляла.
Бачу я тебе в снах
У диброваъх зелених.
По яких же шляхах
Ти вернулась до мене?
Стихотворение написано девятнадцатилетним юношей на занятиях: «Муси вид Володи. III пара. Лекция». Такая под ним стоит подпись. Потом долго шла доработка текста песни. Считается, что стихотворение посвящено Ивасюком однокурснице Марии Соколовской. Муся вышла замуж за преподавателя. Обычная история, пережитая и Рубцовым, даже не один раз: вышли замуж его любимые девушки Таня Агафонова и Тая Смирнова. Студентку института культуры из Ленинграда, в которую Рубцов был влюблён без памяти, отец отдал замуж за своего обеспеченного сослуживца, а не за нищего работягу.
Об их последнем свидании с «Русалкой» в деревенском бревенчатом доме на станции Мельничный ручей под Ленинградом поэт поведал своей подружке Ладе Одинцовой – студентке Литинстиута. А она эту историю донесла до поклонников поэта.
Кстати, местность вокруг Мельничного ручья лесистая, хвойная.
Жанр Лесной сказки сложный. Поэтому она и называется «Лесная», а не просто «сказка». Конечно, это стилизация под фольклор, вернее, контаминация из нескольких жанров фольклора: былины, песни, сказки, притчи, заговора.
Безусловно, Рубцов опирался на традиции Гоголя, который тоже создал стилизацию под фольклор, написав «малороссийские» сказки. В сборнике «Вечера на хуторе близ Диканьки» 8 произведений, рассказанных тремя рассказчиками: Пасичником Рудым Паньком, дьячком Диканьской церкви, с голосами которых сливается голос автора – Гоголя.
Кстати, название села Диканька происходит от диких дубрав, которых в древние времена было много в малороссийских краях, ставших потом отчасти степными.
Три сказочные повести жанрово обозначены в «Вечерах» как «быль». Это: «Вечер накануне Ивана Купала», «Пропавшая грамота» и «Заколдованное место». Как известно, у Рубцова «быль» «Разбойник Ляля» превратилась в «лесную сказку».
История создания сказок Гоголем соотносится с периодом его проживания в Санкт-Петербурге, в котором писатель скучал по своей южной родине. И фантазия переносила его во времена детства, когда он внимал сказкам няни Гапы, дядьки Симона Стокозы, тётки Катерины Ивановны и бабушки Татьяны Семеновны, рождённой Лизогуб.
Особое место в «Вечерах» занимает повесть «Страшная месть», рассказывающая о казацком прошлом Украины. Действие повести происходит в Средневековье.
Рубцов, обострённо воспринимавший всё, что было связано с историей России, искал ответы на вопросы сегодняшнего дня в прошлом. Известно, что он собирался писать поэму о Святом князе Александре Невском и о татарском князе Чингиз-хане.
То есть, Рубцов хотел идти по следам автора «Вечеров» и «Тараса Бульбы». Но потом его ориентиры поменялись. И он от образов внешних врагов Руси – шведов, тевтонцев, монголо-татар ушёл, написав Лесную сказку о междоусобной брани, ставшей причиной гибели двух друзей – Ляли и Бархотки.
Причём, Княжна, из-за которой разгорелся весь сыр-бор, бесследно исчезает со страниц поэмы. Автор не уточняет, что с ней произошло. Она, словно испаряется. Видимо, Княжна – это аллегория Красоты как одного из воплощений Абсолюта.
С таким же успехом Лесная сказка могла получить название Философской сказки. Тем более что, Зайцев считает: «Философские стихи» Рубцова – это новый жанр.
В прямой связи с Лесной сказкой находится стихотворение «Пальмы юга». В тех краях, где Рубцов проживал на родной вологодской земле, сохранилось множество индоевропейских названий: Кокшеньга, Шебеньга. Уфтюга, Пинега, Тарнога…
Эти названия перекликаются с «Волга», «Ветлуга»…
Так, наверное, родилась рифма:
Пальмы юга – Ветлуга.
В стихотворении «Пальмы юга» нет такой рифмовки в буквальном смысле слова, но она есть на подтекстовом уровне, вернее, надтекстовом.
Хотя стихотворение было впервые напечатано в начале 1969 года, когда «Разбойника Ляли» ещё не было на свете, уже тогда Рубцов знал о Ветлуге, поскольку там жил его близкий друг.
Леонид Вересов, тщательно проанализировав все варианты стихотворения «Пальмы юга», нашёл такие строчки:
Скелеты лип стучат во мне
Чтобы свои деревья и зарю
Стучат над ним костяшками ветвей.
Исследователь считает, что эти строки могли быть промежуточным вариантом «Пальм юга».
Под аллегорией «дерево» в искусстве часто подразумевается человек.
Безусловно, сильнейшее влияние на формирование жанрового своеобразия «Разбойника Ляли» оказали «Русский лес» Леонида Леонова, пьеса Островского «Лес», сочинения Пришвина, лирика русских поэтов: Пушкина, Лермонтова, Блока, Есенина, Тютчева, много раз обращавшихся в творчестве к этой аллегории.
Главное влияние при создании Рубцовым аллегории «человек-дерево» было оказано на Рубцова евангельскими притчами.
И всё же Лесная сказка – это не сказка, а антисказка. В сказке побеждает добро, герои празднуют свадьбу, долго и счастливо живут, умирают в один день. В «Разбойнике Ляле» происходит всё наоборот: герой погибает, его возлюбленная исчезает, испаряется, подруга Ляли становится монахиней в миру.
Нечто похожее на эту историю можно найти в антисказке «Ночь накануне Ивана Купала». Петрусь ценой преступления добывает золото, женится на красавице Пидорке, после чего чахнет над мешками с золотом, а потом превращается в горстку пепла. Пидорка идёт в Киев, чтобы стать монахиней.
Октябрьская революция в России пролила реки русской крови, на которой возникла Советская империя. Безусловно, Рубцов не был диссидентом, не боролся с советской властью, но он чувствовал грядущие катаклизмы и предупреждал о них, призывая, как любил говорить Михаил Сергеевич Горбачёв, к консенсусу:
…грустить особенно не надо.
На земле не то ещё бывало.
Концовка «Разбойника Ляли» напоминает концовку русского заговора, его крепкое слово, от которого замок на небе, а ключи в море брошены. Всё в мире проходит, только любовь не проходит никогда. Как верно заметил, Юрий Кириенко-Малюгин, размышляя о «Разбойнике Ляле», погоня за златом никому и никогда не приносит счастья.
«Великий, могучий Советский Союз» был разрушен из-за счетов между республиками. Почему-то многие союзные республики искренне верили в то, что они кормят Россию, хотя Россия прекрасно способна прокормить себя сама, что она сейчас успешно делает, в отличие от союзных республик, жители которых огромными потоками мигрируют в Россию.
СССР был распущен в Беловежской пуще, в глухих белорусских лесах. Сейчас Беларусь наше союзное государство. Посмотрим, кто ещё присоединится…