Не люблю ездить в командировку в поездах. Перед посадкой у меня обостряется чувство тоски от расставания с теми, кого люблю, с тем, к чему привык… И тоска какая-то особенная: вялая, заторможенная… Я знаю, что она быстро пройдёт, как только заберусь на верхнюю полку и раскрою книгу…
Для меня поезд – это примитивная машина времени, отстукивающая временные промежутки в будущее и уносящая из устоявшегося мирка в другой мир…
Время от времени, предприятие, на котором я работаю, начинает экономить, и командируемые пересаживаются из самолётов в поезда… Моё место в поезде – верхняя полка купейного вагона, куда я взбираюсь и затаиваюсь. Спускаюсь только по необходимости: туалет и вагон-ресторан. Верхняя полка становится для меня местом наблюдения за копошащимися внизу людьми: оказавшись в окружении незнакомцев, люди расслабляются и делятся самым сокровенным, провоцируя собеседника на ответное откровение… Особенно, если временное знакомство сопровождается спиртным возлиянием…
Сначала в купе я был один. Вечерело. Мерный стук колёс усыпил меня, но спал я не долго. Разбудило падение чего-то… Я склонился с верхней полки и мой взгляд встретился с извиняющимся взглядом среднего возраста мужчины в строгом чёрном костюме, чёрной рубашке со стоячим воротником, в середине которого выделялся белый прямоугольник. Рядом с ним восседал, зевая, дебильного вида белобрысый громила: короткая стрижка выделяла чёрные на выкате глаза, всё время находившиеся в движении, словно искали что-то, два огромных передних зуба упирались в нижнюю губу, которой он постоянно безуспешно пытался прикрыть их. Видно, это вошло у него в привычку.
- Простите, - сказал мужчина в чёрном костюме, - я так неловок… - скоротечная улыбка растянула его губы. - Меня зовут отец Георгий… Спускайтесь... Поговорим. За разговорами и время бежит быстрее.
Взгляд громилы остановился на мне… "Ха", вырвавшееся из его двузубого открытого рта, вызвало мурашек, разбежавшихся по моему телу.
- Извините, но с вашего позволения, останусь здесь, - сказал я, выжимая из себя ответную улыбку. – Читать хочется.
- Ну, ну, - сказал священник, потеряв ко мне интерес.
Взгляд громилы оторвался от меня и вновь забегал из стороны в сторону.
Священник, не глядя на громилу, положил руку на его колено и тихо сказал:
- Отдохни, Стёпушка.
Громила-Стёпушка тут же закрыл глаза и, привалившись спиной к стенке, наполнил купе стонущим храпом, изливающегося из его открытого зубастого рта.
Священник поймал мой взгляд недовольства, криво ухмыльнулся и пожал плечами.
Я прочитал его жест: "Сам виноват… Если бы спустился…".
Поезд остановился на какой-то станции.
Выглянул в окно… Тёмно-синее небо на горизонте упиралось в тонкую линию темнеющих облачных кудряшек, лежащих на жёлтой подушке уходящего солнца… Отшлифованные колёсами до зеркального блеска рельсы светились желтизной…
Но вот поезд дёрнулся и, разгоняясь, пробежав станцию, ворвался в окруживший его высокий тёмный лес, который, словно занавес, закрыл картинку заката, погрузив купе в темноту…
Спустя мгновение после того, как купе наполнилось электрическим светом, дверь с лязгающими колёсиками откатилась в сторону, и вошёл животик, а за ним мужчина в дорогом сером костюме, в галстуке вишнёвого цвета и катящийся маленький чемоданчик из поликарбоната, который он держал за ручку... Тёмные с проседью волосы были аккуратно уложены…
- Прошу прощения, - сказал вошедший, - моё место оказалось занятым. Проводник уговорил перейти в ваше купе… Говорит, что свободна верхняя полка…
- Ну, раз проводник говорит… Располагайтесь, - священник сделал приглашающий жест рукой в направлении свободной нижней полки, находящейся подо мной. – Время детское… Посидим, поговорим… Согласитесь, не часто встретишь в поезде священника…
Вошедший наигранно браво снял пиджак, бросил его на полку, и сел возле столика, оставив стоять чемоданчик рядом с собой.
Громила-Стёпушка тут же проснулся. На его лице промелькнула растерянность… Напрягся и священник…
- Не выпить ли нам за знакомство, - сказал вошедший и, не дождавшись ответа, полез в чемоданчик.
На столе появилась бутылка виски "Lagavulin", пластмассовые коробочки с едой, разовые стаканчики…
С появлением виски, напряжение у священника и Стёпушки пропало.
- Односолодовый Лагавулин шестнадцатилетней выдержки в бочках пить из разовых стаканчиков… - в голосе священника слышалось возмущение. – Стёпушка, сходи, друг, и принеси бокалы… Вы, конечно, не будете? – священник обратился ко мне.
- Благодарю, - сказал я, - но я откажусь.
- Ну, ну… Принеси, Стёпушка, три бокала, - продолжил он.
Стёпушка вышел и через минуту вернулся, держа в руках бокалы.
- Бокалы Тюльпан – это именно то, из чего пьют односолодовый, - проговорил священник.
"Сервис сейчас на высочайшем уровне, если проводник по желанию пассажира может в мгновение ока предоставить бокалы Тюльпан для распития односолодового шотландского виски… В прежние времена с ворчанием он бы дал граненые стаканы…", - подумал я.
Забулькал шотландский виски, наполняя бокалы…
- Будем здоровы!
Священник со знанием дела насладился тёмно-янтарным цветом и ароматом виски, после чего сделал маленький глоток, и, причмокивая губами, восторгался вкусом.
Громила-Стёпушка тоже сделал маленький глоток, глядя на своего хозяина, и скривился в неудовольствии… Огляделся и, чертыхнувшись, вылил содержимое в рот… И вновь скривился.
Я не видел, как пил виски его владелец… Предположил, что пьёт он мелкими глоточками, оттопырив мизинец… Допив и не выразив никаких эмоций, приступил к закусыванию.
В процессе виски возлияния, его владелец определился, как Сергей или "сын мой", громила-Стёпушка – Степан, священнослужителя Сергей называл "отец".
Какое-то время они говорили ни о чём: о погоде, политике… С каждым выпитым бокалом бегающий взгляд громилы-Стёпушки мутнел и терял активность, но как только священник обратился к Сергею от его заторможенности не осталось и следа.
- Смотрю я на вас, сын мой... Жизнь ваша, вроде бы как удалась... Карьера, деньги... Но что-то гложет, тяжёлым грузом висит на вашей душе... Воспользуйтесь моим присутствием. Далеко не в каждой поездке попутчиком оказывается священнослужитель. Покайтесь, облегчите душу...
- Ага, - выдавил громила-Стёпушка и закивал головой.
На какое-то время в купе воцарилась тишина, которую прервал хриплый голос Сергея:
- Я в браке больше тридцати лет. У меня двое детей, которых очень люблю… Неполадки… - Сергей хмыкнул выбранному слову и, повторив его, продолжил: - Неполадки начались на почве секса… То голова у неё болит, то желудок или "так часто я не могу"… Результат - недовольство друг другом, частые ссоры… На всём протяжении нашей совместной жизни она мне не изменяла, я в этом уверен, и я не изменял... До последнего времени...
Громила-Стёпушка дебильно-радостно посмотрел на священника... Священник, не обращая на него внимания, с участием смотрел на кающегося.
- Она вихрем ворвалась в мою жизнь… Молодой, бесшабашный, сметающий все условности, устоявшийся быт, наполняющий душу трепетной страстью вихрь…
- Излив семя, заменив душевную трепетную страсть на угрызение совести, вы шли домой… К утру вновь бурлила страсть, - в тон Сергею проговорил священник и, мгновение помолчав, с иронией добавил: - Круговорот совести в природе…
- А может это любовь… - прошептал Сергей.
- Не верю я в любовь двадцатилетки к болеющему зеркальной болезнью "папаше"…
- Но она говорит, что ни мой возраст, ни моя фигура её не смущают…
- Да-да, - прервал Сергея священник, - её пленила ваша, так называемая, душа… Но я вас не корю, сын мой, ибо пути Господни неисповедимы… Не вы первый, ступивший на стезю измены женщине, которую назвали женой, и далеко не последний… Я услышал вас и, наверное, смогу помочь решить вашу проблему… Что скажешь, Стёпушка, - священник посмотрел на громилу.
- Ага, - изрёк тот, встал, посмотрел на Сергея и улыбнулся… Его нижняя губа растянулась под нависающими над ней зубами.
Дверные колёсики лязгнули, и громила-Стёпушка исчез за ней.
В купе воцарилась тишина… Напряжённая, недобрая, пугающая…
Священник закрыл глаза и замер в оцепенении. Но он не спал… Я видел, как бешено вращаются его глазные яблоки…
Сергей плеснул в бокал виски, что-то зашептал, выпил…
Прошло минут двадцать.
- Вот и всё, - улыбаясь проговорил священник, глядя на Сергея.
В следующую минуту в купе вошёл с довольным видом громила-Стёпушка, аккуратно зажав пальцами газету – вещественное доказательство его отсутствия, которую тут же отдал священнику.
- Вот и всё, - повторил священник, протягивая газету Сергею, - ваша проблема решена… Это завтрашняя газета... Посмотрите в рубрике "происшествия".
Дрожащими руками Сергей развернул газету.
- Вчера, - читал вслух Сергей, - между восемью и девятью часами вечера в разных концах города произошли два одинаковых совершенно невероятных убийства: женщины пятидесяти семи лет и девушки двадцати пяти. Смерть наступила в результате удушения… собственными руками. До сих пор подобных смертей в судебной практике не наблюдалось… Муж и он же любовник в это время находился в поезде…
Газета выпала из рук Сергея и, обхватив голову руками, он жалобно завыл.
Священник встал, пренебрежительно посмотрел на него и поднял глаза на меня.
- Странные людишки… Если уж нагрешил, пойди в церковь, синагогу, мечеть… Излей душу… Получишь прощение или нет – дело второе. По крайней мере вреда никакого, ибо таким, как мы, путь туда заказан… Или, если не веришь в "того, в кого верят, так называемые, верующие", уединись в своём жилище и обратись к "космическому разуму", к "тому, кто причастен к Большому взрыву и возникновению Вселенной"… - он опустил глаза и вдруг вновь поднял. Они горели озорством. - Когда Сергей вошёл в купе и эдак "по-барски" повёл себя, я со Стёпушкой немного струхнули… Думали, что выследил нас наш Надзиратель…, обошлось.
- Ха, - издал громила-Стёпушка.
А потом они исчезли.
Сергей выл до прибытия на следующую станцию. Он покинул купе, оставив газету на столе… Я видел, как он уходил… И ещё… Я видел, как исчезла газета: она лежала и вдруг исчезла… Словно растворилась в воздухе…
Я чертыхнулся, взял бутылку, в которой ещё остался виски, сделал несколько больших глотков, залез на верхнюю полку и уснул.