- Мамочка, мамочка! У меня есть кое-что тебе рассказать! Но я не могу рассказать! Я обещала тебя не расстраивать!
Мама, вырванная из короткого сна - самолёт приземлился в три часа ночи - приложила одну руку к бьющемуся сердцу, второй обняла дочурку.
- Доброе утро, Котёнок. Что-то случилось, пока нас с папой не было?
- Да!
- И это уже прошло?
- Да!
- И все хорошо?
- Да!
- Тогда зачем я буду расстраиваться? И значит, ты можешь мне все рассказать.
- Мамочка...
Лето испортилось ещё в середине июля - осенняя прохлада, дожди. Этот августовский денёк радовал высоким, ясным небом, безветрием. Дедушка, Зайка и Солнышко - на велосипедах и Котёнок на гироскутере, катались по коттеджному посёлку. Спуск к марине был крутым, опасным, но давно освоенным - все успешно скатились к причалу. Зайка и Солнышко бросили велосипеды и занялись своими мальчишескими делами - бросали камни в воду, измеряли палками глубину марины. Глубина, огороженная пирсом, была большой, пятиметровой, но никак не верилось, что с одной стороны пирса мелководье, а с другой - бездна. Очень хотелось её пощупать. Дедушка и Котёнок колёсами намечали сложные рисунки на причале. Котёнок затормозила возле брошенных велосипедов, подобрала гибкий прут и начала шлепать им по воде - брызгая, хохоча и уворачиваясь от недовольных братьев.
Дедушка решил проехать по узкому пирсу мимо ребятни. Объезжая шумную, подвижную компанию он зацепился за бетонную кочку, начал терять равновесие, ловить равновесие и - упал с велосипедом в глубину.
Толстенький пуховой жилет, которым Дедушка утеплился перед дальним походом, вытолкнул его, неумеющего плавать, на поверхность.
- Я сейчас! - махнул Дедушка рукой, улыбнулся между побелевших губ и скрылся под водой.
Дети, оцепеневшие, растерянные, смотрели в жидкую пропасть. Котёнок начала мелко трястись и всхлипывать.
Дедушка опять вынырнул из воды, не так высоко, как в первый раз, он уже не улыбался, глаза его сканировали высокую бетонную стену, руки мазнули по шершавой, безразличной поверхности. Ушёл в глубину.
Котёнок зарыдала, завсхлипывала судорожно, рванула к своему гироскутеру и умчала в гору.
Пуховой жилет набрал воду. Джинсы, кроссовки и свитер набрали воду. Семидесятилетняя убежденность в собственной неспособности держаться на воде тянула вниз ещё большим грузом. Но там, над слоем мутной, холодной воды нависали испуганные мордахи его внуков. Эти огромные, распахнутые глазены не отпускали ни на миг. Собрался. Руками, ногами толкнул себя вверх - найти, найти, за что уцепиться - пальцами, ногтями. Бетон. Шершавый, с едва заметными швами опалубки. Мокрые ладони скользят по нему и тело вновь погружается в воду.
Котёнок вбежала в дом.
- Дедушка! Дедушка белый! Дедушка не дышит!!! На марине!
Повар молниеносно отключил плиту и выскочил из дома в фартуке и сланцах. Няня, опрокинув миску с ягодами, рванула к дверям, охнула, огляделась, схватила бутылку с водой и помчалась за Котёнком, за Поваром. Водитель высунулся из машины.
- Что случилось? Куда все?
- Там! Там! - махала Няня рукой в сторону берега, не поворачивая головы.
Водитель захлопнул дверцу машины и побежал, поскальзываясь подошвой туфель на мокрой траве.
Сначала появились пузыри, потом вынырнул Дедушка. Глаза его совсем утратили синюю краску, ножом резанули поверхность пирса, вспыхнули белым пламенем, руки хлопнули по воде и новое погружение произошло стремительнее предыдущих.
Зайка не выдержал и прыгнул в воду. Плавать он не любил, но делал это очень хорошо. Вынырнул он далеко за спиной Дедушки - путь ему преграждал велосипед, дрейфующий у самой поверхности воды - толстые шины удерживали его на плаву. Зайка был почти как велосипед - тонкие, длинные косточки-рамы и огромные пузыри сопереживания всему живому.
Дедушка Зайки не видел, не слышал, не чувствовал. Выныривая в четвёртый раз, Дедушка заметил проводок торчащий из бетонной стены. Цель, смысл, суть всего свелась к этому проводку. Суметь уцепиться. У-це-пить-ся.
Выпрыгнул, выскользнул Дедушка из колодца марины, всем обескровленным лицом, всеми сведёнными пальцами к небу, к Солнышку, к проволочке - чуть левее, чуть ниже, чуть-чуть, но всего лишь почти...
Силы были на нуле, лёгкие резало и рвало, сознание просило капитуляции, но чувство долга, проклятое это чувство долга, вбитое родителями, системой, честью и гордостью, помноженное на позднее, такое острое, нежданно пробудившееся к пенсии, чувство любви к своей родной крови, дало чёткий, высший, последний приказ - выйти из бездны ещё раз! Ухватить провод! Держать! Жить!
Солнышко на животе, поперёк пирса, вытянув руки над водой, всем своим десятилетним телом ловил деда. Тянулся с каждым его появлением, напружинив каждую мышцу, сцепив зубы, заглотив панику и крик отчаяния.
Дедушка, водяным призраком, афалином белым, боком, дугой воли выбросил себя из воды, хватанул, мертво, провод, хрипом втянул воздух.
Солнышко уцепился за ворот жилета, врос коленями, локтями, животом в бетон - тянул, тянул, тянул изо всех своих сил. Поднял деда над водой ещё сантиметров на десять.
Деревянной рукой, негнущимися пальцами, как ковшом экскаватора, Дедушка зацепился за поверхность пирса. Дышать, хрипеть, кашлять водой. Разжать пальцы, выпустить провод, дотащить себя, свинцового, перебирая руками, до берега...
Котёнок на гироскутере и Повар в сланцах скатились к берегу одновременно, Водитель в сбитых туфлях, следом. Няня, растрепав, всегда аккуратную свои прическу, сжимая бутылку с водой, последней встала в строй шеренги новоприбывших к месту действий.
Безмятежная троица, в лице двух абсолютно мокрых и одного полумокрого, стояла напротив и излучала полное недоумение.
- А чего это вы все прибежали? У нас все тип-топ. - сказал Дедушка, бескровно улыбаясь. - Мы тут просто немного искупались.
Зайка придерживал "спасённый на водах" велосипед. Три лужи и одна лужица сливались в один водоём.
Няня открутила крышку у бутылки, дала попить Котёнку и полила себе на лицо.
- Чертти что... - сказала культурная, выдержанная и крайне интеллигентная женщина.
Мама сграбастала всех своих детей, прижимала их к себе, вдыхала, сонные ещё, макушки.
- Вы такие у меня молодцы... Вы настоящие г-г-Герои!
Она выныривала и никак не могла вынырнуть из ужаса произошедшего. Сжатая гортань не пускала воздух, выталкивала ободряющие слова, инстинкты трепали все её хрупкое тело, звенело в ушах, слезы океанами стекали внутрь...
- Я так вами горжусь!