Жизнь в подзорную трубу. Глава 16

Екатерина Тараник
Стоит ли говорить, что домой я вернулась в полном раздрае? Нехило так получалось: то никого, то сразу двое. И Паша тоже хорош: молчал до последнего. Что ему мешало начать действовать? Вот уж и впрямь говорят: пока гром не грянет, мужик не перекрестится.
Стала бы я встречаться с Пашей, если бы не было Ромки? Над этим вопросом я думала недолго. Да, стала бы. Он умный, веселый, симпатичный.  В моей голове никогда не стояло табу на друзей. Парень и девушка могут быть друзьями до тех пор, пока у них не наступит взаимного влечения друг к другу. А когда влечение случилось, зачем же его игнорировать? Это глупо. Поэтому я не обманывала себя, если бы не Ромка, я бы повелась на ухаживания Паши.
Но Ромка был. Усложняло ли это ситуацию? Нет. Я не собиралась заканчивать отношения с Ромкой. По крайней мере, пока. Мне было с ним хорошо, я была влюблена. Нет, никакие другие отношения мне не были нужны определенно.
Трудность заключалась в том, что теперь я не совсем ясно представляла себе наше будущее общение с Пашей. Особенно в присутствии Ромки. Во время ужина Паша без умолку трещал обо всем подряд: о работе своей рассказывал, о последних футбольных чемпионатах, обо всем, что видел на Ютубе, о фотоаппаратах и великах (о последних он реально мог говорить часами). Он все говорил и говорил, как будто боялся замолчать, а когда все-таки замолкал ненадолго, отворачивался и смотрел в сторону.
Да, я понимала, что ему нужно какое-то время, чтобы все принять.  Я понимала, что мы взрослые люди и сможем спокойно жить со всем этим дальше, но я также понимала, что в любом случае буду чувствовать себя неловко, когда Паша и Ромка будут встречаться.  А еще я четко понимала, что Ромке с его ревностью совсем не надо знать о том, что вечер я провела исключительно в компании Паши, особенно после Пашиных признаний. А это значило, что в ближайшие пару недель Ромку лучше держать подальше от моей компании.  Благо это было нетрудно сделать.
Плюс ко всему, меня интересовал еще один вопрос: стереотипы, о которых разглагольствовал  Пашка. Деньги и секс, как две составляющие отношений с большой разницей в возрасте. Прямо тема для диссертации! За себя я была уверенна на все сто процентов – Ромкины деньги меня не интересовали. Моя семья была достаточно обеспеченна для того, чтобы у меня было, если не все, то многое, с недавнего времени я сама зарабатывала себе на жизнь, не заоблачные суммы, но мне хватало, а если не хватало, то были опять-таки родители. Замуж за Ромку я тоже не собиралась – не смотря на свою влюбленность, я понимала, что такой сценарий маловероятен. Ну а если говорить просто о том, что он мог заплатить за меня, купить мне что-то или свозить меня куда-то, так на то, в той ил иной степени, был способен любой из той среды, в которой я вращалась. Так что первый пункт стереотипа отпадал напрочь.
Что тогда я с ним делала? Мне было реально с ним интересно, причем с самого первого свидания. С того самого момента, когда он, задумчиво посмотрев вдаль, предложил мне покататься по городу. Наверное, я всегда буду помнить его. Это было самое лучшее первое свидание из всех.
Я ведь была почти уверенна, что после стандартно-анкетного обеда он просто отвезет меня домой. Поэтому, сев к нему в машину после его предложения покататься, первые минут пять я тупо молчала, как идиотка: меня переполняли дикая радость и дикое смущение. Он тоже молчал, кидал на меня редкие взгляды и чуть заметно улыбался, что  смущало меня еще больше. А минут через пять он сжалился надо мной и сказал:
—  Сказать по правде, ненавижу первые свидания: непонятно как себя вести, что говорить. Всегда хочется показаться лучше, чем ты есть.
Я посмотрела на него с удивлением, четко не понимая, стебется он или говорит серьезно, потому что если он говорил серьезно, то это было очень странно, ведь в его возрасте и положении глупо хотеть показаться лучше, чем ты есть. Он тоже посмотрел на меня и рассмеялся, видимо заметив мое удивление. И вот тогда у меня впервые появилось ощущение, что он читает мои мысли, потому что услышала я следующее:
— Вам, молодежи, кажется, что у нас, взрослых, все схвачено, как вы выражаетесь. Вам кажется, что мы все знаем, во всем уверены, что у нас все под контролем. Но открою тебе маленький секрет: это не всегда так. Вот я, например, встретил красивую молодую девушку, пригласил ее на свидание и, не поверишь, совершенно не понимаю, что делать, чтобы она не заскучал в моей компании.
Он оторвался от дороги и лукаво подмигнул мне. Что ж, это было по-джентельменски. Я ответила:
— Думаю, она тоже немного нервничает. Может, обоим стоит расслабиться и не пытаться произвести впечатление друг на друга? Если искра пробежит, значит все в порядке.
— А искра должна пробежать обязательно?
— Конечно! А как иначе?
— А она разве еще не пробежала?
Этот вопрос смутил меня до ужаса: я открыла рот, но совершенно не знала, что ответить. А Ромка рассмеялся.
Мы поехали в парк. Гуляя по дорожкам, мы обсуждали спорт. Преимущественно российский. Я сетовала на то, что наши спортсмены самые незащищенные в мире, что у них легко можно отобрать медали или запросто обвинить в употреблении допинга. А он объяснил мне, что так будет до тех пор, пока наверху будут сидеть чиновники от спорта совершенно далекие.
— Что, и футбол смотришь?
— Обожаю!
— За кого болеешь?
— За сборную, — ответила я, слегка смутившись.
— Да ты мазохистка!
— Есть такое.
— Любишь, когда тебе делают больно, — иронично-игривые нотки в голосе.
— Это позволяется только сборной, — рассмеялась я.
В этот момент мимо прошли две девушки со сладкой ватой. Да, я засмотрелась на эту вату и Ромка тут же спросил:
— Какую хочешь?
— Банановую.
— Пойдем искать банановую. А я за «Спартак» болею.
— Как мой папа.
Когда сладкое облако оказалось у меня в руках, и я с наслаждением отправила кусочек в рот, Ромка спросил:
— Не боишься растолстеть и стать непривлекательной?
— Я завтра лишний час проведу на тренажерах, — ответила я с полным ртом и протянула ему вату.
— Я не ем сладкого, — ответил он. — Никогда не любил.
— Даже в детстве? — удивилась я.
— Даже в детстве.
— Ты, наверное, был ужасно скучным ребенком.
Ромка рассмеялся и спросил, в какой зал я хожу.
— Возле дома, — сказала я. — Мне так удобней. А ты в зал ходишь?
— Да, но раз в пятилетку, чтобы просто мышцы в тонусе держать. Так что кубиков на прессе нет, — добавил он, весело глядя на меня, чем смутил меня снова.
Потом мы катались на лодке и разговаривали о литературе. И это было по-книжному романтично. Отдавало поэзией. Потом мы прокатились на колесе обозрения, беседуя о кино, а после поехали есть пиццу.
— Завтра в зале тебе придется хорошо попотеть, — сказал он, открывая дверцу машины.
За пиццей мы говорили  политике: о беженцах из стран востока и о том, стоит ли их пускать в таком количестве в Европу, о том, чем это может грозить, о том, что кто-то незаслуженно получил Нобелевскую премию мира за свою предвыборную речь, посокрушались о том, что твориться у наших соседей и порассуждали о том, стоит ли нам ввязываться в чужие войны. Ромка объяснил, что таким образом мы не даем спихнуть себя с мировой арены.
После пиццерии мы около двух часов просто ездили по городу, упражняясь в остроумии, потом увидели плакат, что проходит выставка местных художников. Мы ее посетили, а потом пили кофе, разговаривая о живописи. Он рассказал мне о том, как поменял свое мнение о картине «Черный квадрат» Малевича.
— Считал его полной туфтой, пока не увидел оригинал в Эрмитаже. Знаешь, у меня было такое ощущение, что я стою у края пропасти и смотрю вниз, и эта пустота меня словно затягивала. Я все стоял и смотрел на него  и вдруг в какой-то момент вздрогнул и сделал шаг назад.  Представляешь?! С тех пор я считаю картину гениальной.
И так продолжалось до ночи. Потом он отвез меня домой, и уже у подъезда с улыбкой спросил:
— Ну что, искра пробежала?
— Пробежала, — ответила я, смутившись, наверное, в сотый раз.
— Отлично. Тогда, до встречи?
— До встречи.
Нет, мне с ним было очень интересно. Он никогда не говорил что-то типа «ты просто ничего в этом не понимаешь». Он всегда выслушивал меня, а потом высказывал свою точку зрения, объяснял, как он это видит. И очень часто случалось так, что я соглашалась с ним. В общем, в себе я была уверена – деньги тут не при чем.
«Ну а он? Он тоже с тобой не ради твоего тела?» Козел все-таки Пашка. Наверняка спросил из-за ревности. Я сердито перевернулась на другой бок (вспоминала я наше первое свидание уже лежа в постели). Обидно, знаете ли, влюбиться в кого-то, кому просто нужно твое тело. Мне не хотелось в это верить. Но я знала, что мысль эта теперь не будет давать мне покоя, пока я все не выясню. Здравствуй, очередная головная боль.