Мне хотелось забиться в угол и тщательно обдумать происходящее, глядя в белую стену.
-А теперь пойдем, я познакомлю тебя с нашим коллективом.
Было видно, что Александра давно набирает сотрудников в эту компанию и знает, что делает, но она смотрела не в мои глаза, а куда-то в стол, отчего я подумал, что с ней мы поладим.
-Это Алексей, отдел продаж. Это Михаил…
Имена и должности даже не задерживались в моей голове. Они просто срывались с языка Александры и падали на пол, тут же растворяясь. Я запомнил только одного парня. Когда нас представляли, он даже не снял наушников, а немного повернул голову в мою сторону и кивнул, не отводя глаз от монитора. С ним мы тоже поладим.
-Вот твое рабочее место. Осваивайся, договор подпишем через пару часов. Unknown, расскажи ему, как тут у нас все устроено. Если что, ты знаешь, где меня искать.
Спустя полчаса вступительного инструктажа шея устала от понятливых кивков, а мозг взял на себя функцию фонового общения с Unknown.
Когда это все началось?
Я думал о смерти. В едином потоке со временем всего мира шло мое время. Оно не застывало за этим компьютером, а я словно в сонном параличе сидел и не мог ничего исправить, хотя и понимал, что ситуация полностью под моим контролем. Вставай и уходи, ничего никому не говори и не возвращайся. Но жизнь мне что-то нашептала, пока я тупил, занимаясь тем, что не запоминается. И вот я здесь.
-Все в отпуске, поэтому тебе некому выдать задание, осматривайся пока, - мужским голосом сказал монитор с торчящими локтями, облаченными в рубашку.
В кармане брюк опомнился смартфон и был сейчас же разблокирован. Можно спрятаться, будучи у всех на виду. Я читал Буковски. Надо признать, старик очень помогал мне. Чинаски знал, как сберечь в себе искру. Я старался научиться этому у него. Мужик впахивал по 8 часов в день на почте и умудрялся еще и писать. В свои-то годы. Это придавало мне сил. Хотя, казалось, что жизнь закончена, это мгновение растянется на весь оставшийся для меня отрезок.
Чтобы понять Буковски (или миф о Буковски), нужно было сделать хорошую затяжку, окружить уставшую ухмылку едким дымом и предложить миру хорошенько у тебя отсосать. Так мне казалось. Но я боялся жить. Боялся рака, обрабатывал легкие царапины хлоргексидином. Я был чересчур пропитан этим дерьмом про цивилизованное общество и комфортное сосуществование. Поэтому любые мысли, идущие вразрез с этими понятиями, аргументировано оставались позади. Но они конденсировались в моей голове и мелкими каплями оседали на влажной поверхности черепной коробки по всей поверхности. Я чувствовал, что во мне есть их источник.
Я отдавал себе отчет, что пока еще совсем немного понимаю в этой жизни, поэтому все выведенные истины делил на четыре. Кроме парочки основных.
Жалость к самой своей сущности, после нескольких забавных глав, написанных пьяным стариком, сменилась легкой уверенностью в собственных силах. Я оглядывался и видел довольно увлеченных людей. Неужели это действительно то, чего они хотят? Почему они сидят здесь, обремененные сединой? Привычка – страшное дело, так мне подумалось. Еще деньги, конечно. Чтобы выжить необходимо охотиться. Уж лучше так. Спасибо моему предку, он сумел выстоять против мамонта. Как ни крути, наши старики были лучшими из лучших.
В коридоре послышался звонкий стук каблуков.
-Вот договор, ознакомься и подпиши.
Александра сразу повернулась и ушла, за что я был ей очень благодарен. Я действительно собирался хорошенько изучить документ.
Там было написано, что на моем рукаве будет висеть и все время орать некая Ответственность. Мне это сразу не понравилось.
Один профессор в университете говорил:
-Я понимаю, почему Репин был великим художником. Но я не понимаю, почему таковыми не считают, например, строителей. У Репина не было абсолютно никакой ответственности, когда он писал Ивана Грозного. А вот от простого работяги зависят жизни сотни людей. Вот где искусство.
Я вроде понял, о чем он, но разделил на четыре.
Мне предстояло 3 месяца стажировки, поэтому ни о какой серьезной ответственности речи не шло, я решил разобраться с этим потом.
Синий стержень, под управлением кисти, оставил свой отпечаток на черно-белом. Все мысленные противодействия были уже ни к чему, я пришел на работу, чтобы платить за аренду квартиры. Было поздно возвращаться к началу. Все, что меня заботило, как не упустить свой шанс и как стать великим, не смотря на стук клавиш с перерывом на обед.
После трех часов чтения мне захотелось развеяться. Любовь к пакетированному чаю с кубиком сахара повела меня на кухню, но там я увидел свет. Хорошо, что рядом был туалет. Я спрятался там. Посмотрел на себя в зеркало. Мне 22, время летит со скоростью, при которой его не поймать. Жалкое зрелище, хотя иногда можно и повеселиться. Над унитазом висит плакат «Товарищ, бросай бумагу в корзину, а не в унитаз». Жалкое зрелище.
Свет на кухне погас. Но как только горячая вода окрасилась в черный, в помещение зашел мужчина в очках. Приятный, но не сейчас.
-Как тебе у нас?
-Пока не понял, осваиваюсь.
-Мм, ну давай.
Он даже не посмотрел на меня. И я на него. Мы сверлили глазами свой чай, будто бы в надежде раздвинуть его, как Джим Керри в фильме «Брюс Всемогущий». Но этого не произошло. Мы так и просидели молча, иногда кряхтя и смакуя сладкую подкрашенную водицу. Ну, вы знаете, как это бывает. Я первый помыл гостевую кружку и ушел.
Больше ничего не произошло. Я сидел и думал, что приеду и напишу об этом. Я нервно качал ногой и думал, что мне нужно стремиться, что нужно заставлять себя. И от этого становилось не по себе. Я уже знал, что иногда мечта бесшумно уходит. Даже не хлопает дверью. Босиком и, возможно, к другому. Как только ты замечаешь, что ее нет на привычном месте, то начинаешь слышать тишину, звенящую в ушах. Ты глохнешь и не можешь ничего делать. Ждешь её и ждешь. Все кажется бессмысленным.
На самом деле, все так и есть. Даже с мечтой. Нам дана жизнь и можно заполнить её чем-то, как кажется, стоящим, а можно не заморачиваться, можно потеряться и притвориться, что все в порядке или просто лечь и уснуть беспокойным сном. Сущность бытия в том, что с рождения мир говорит тебе, что делать. Только у него одного есть голос. И нет на Земле ни горя, ни радости. Оно или она появляются в зависимости от того, что мир скажет тебе сделать со спящим на Курском вокзале бомжом. Накормить, пройти мимо или пнуть. И как мир прикажет к этому отнестись.
Но раз я живу, почему бы просто не дать себе шанс.
Я елозил в кресле до конца рабочего дня.
-До свидания.
-До свидания.
Они даже не посмотрели на меня, а я на них. Улыбка отодвинула онемевшие щеки.
-Может быть, мы и поладим,- тихо сказал сам себе я, оказавшись за дверью.