Преступление

Андрей Звягин
     …Я разрубил топором дверь и ворвался в кабинет. Высоко поднял факел, и он осветил тюремное помещение без окон, вырвал из черной тьмы испуганные лица чиновников.

     – Спасайтесь, братья! – прокричал я, – спешите, ибо погоня близко! Бегите вниз до самого выхода из Министерства! Я задержу их, пока  хватит сил! Не печальтесь обо мне и расскажите, что я погиб за правое дело!

     Однако чиновники молча смотрели на меня и никуда не спешили. Наконец один из них, упитанный клерк среднего возраста, не скрывая иронии, произнес:
     – Да мы, собственно, и не печалимся. Нет поводов для печали! Прежде чем пользоваться вашими советами, неплохо бы выяснить, кто вы, и зачем пришли. Не каждый день к нам врывается незнакомый мужчина с топором и предлагает куда-то бежать. Зачем у вас в руках это жуткое орудие убивства? Зачем вы поломали дверь? Что она вам плохого сделала? 

     – Она была заперта на амбарный замок!  – изумился я, – из-за нее вы не могли выбраться и ожидали своей участи!

     – А зачем нам выбираться, – высокомерно сказал чиновник, – разве по ту сторону двери лучше? Разве там есть уверенность в завтрашнем дне? Кормят снаружи точно не так! Нам это говорят специально обученные люди, которые раз в неделю измеряют наши жировые прослойки, и у нас нет оснований им не верить.

     – Та ведь Министерское начальство кормит вас только затем, чтобы съесть во время очередного праздника, неужели вы не понимаете?!

     – Отчего же не понимаем? – хмыкнул чиновник, – очень даже понимаем. Но в нашей ситуации много плюсов. Трехразовое питание плюс вдвое сниженная норма делопроизводства! Можете вы этим похвастаться? Нет, конечно! Да, то, что тебя в скором времени съедят, накладывает некоторый отпечаток. Иногда становится слегка грустно, не спасает даже телевизор с обилием развлекательных программ. Но наш дружный коллектив нашел выход из ситуации! Того из нас, кто будет вести себя плохо, например, сомневаться в мудрости Министерства, съедят первым, поэтому мы пачками строчим друг на друга доносы, и метод работает!
 
     – Что вы такое говорите, – опять закричал я, – бегите и почувствуйте свободную жизнь! Там, по крайней мере, вы будете не едой!

     В ответ со всех сторон раздался смех.

     – Извините, – ехидно покачав головой, улыбнулся чиновник, – но мы знаем, что происходит снаружи. Телевизор смотрим регулярно, да и эти, с линейками, нам рассказывают. Так вот, снаружи распущенность и всеобщее падение нравов. Там воруют, грабят, насилуют и навязывают чуждые ценности. Разве это жизнь? Так, пародия. Нам противно утилитарное понимание счастья! Мы, если хотите, романтики, в отличие от вас, человека эпохи потребления, ради свободы отринувшего идеалы! Да, мы романтики и государственники, а не безумцы с топорами. Поэтому Министерство о нас и заботится! Наши начальники замечательные люди! Вчера приходили знакомиться. Оказали нам честь, гордость до сих пор разбирает. Спрашивали про здоровье, смотрели, щупали. Просили беречь себя, праздник какой-то приближается, мы им нужны будем. В конце посовещались и забрали одного из нас с собой вместе поужинать, он до сих пор не вернулся. Ну и что вам не нравится? Вы нигилист и революционер? Не можете ничего предложить и в отчаянии кидаетесь крушить двери? Наверное, вам и снится всякая чушь. Берегитесь, чтобы не оказаться в собственном сне!

     С этими словами он нажал кнопку сигнализации, и в коридоре завыла сирена.



     – Вот такой сон сегодня приснился! – сказал я Валерию Борисовичу, которого знал много лет, считал своим другом, старшим товарищем, и нередко обращался к нему за советом, – не пойму, что он означает.
     – А означает он вот что, – исподлобья взглянув на меня, медленно ответил коллега, – ваш сон, во-первых, клевещет на Министерство, а во-вторых, раскрывает служебные секреты. Пытаясь спасти людей, вы проявили во сне свою асоциальную сущность! Полагаю, вы совершили соннопреступление! Какой кошмар, мы знакомы уже столько лет, и я не догадывался, кто предо мной! Немедленно вызываю отдел проверок!

     И он нажал кнопку сигнализации.

 

     …Пробежав глазами текст, редактор странно заерзал на стуле.

     – Я так понимаю, это сатира?
     – Да, – радостно воскликнул я, – сатира, но добрая. Я хотел добавить немного черного юмора, но потом отказался, чтобы с историей о любопытном сновидении и рассказе о нем лучшему другу могли ознакомиться даже маленькие дети!
     – Дети, значит… – редактор задумчиво потер подбородок, – и вы намерены прочитать это со сцены… А вам не кажется, что… как бы сказать… Министерству такое может не понравиться?
     – Не может! – рассмеялся я, – не далее как неделю назад оно разослало циркуляр, в котором сообщалось, что у нас свобода, демократия, каждый волен говорить, что хочет, а отдельные недостатки не запрещается даже высмеивать!
     – Однако, – почесал затылок редактор. – С вашего позволения, я еще раз уточню. Вы хотите участвовать с этим, гм, литературным произведением на конкурсе самодеятельности и принесли его мне, чтобы я, как курирующий редактор, дал согласие на выступление?
     – Да, конечно! Очень хочу! Думаю, редактура не отнимет у вас много времени. Там даже опечаток нет!

     Редактор обхватил голову руками.

     – Видите ли, – сказал он, – как патриот Министерства я очень доволен, что вы умеете игнорировать сигналы, которые подает инстинкт самосохранения и используете официальные бумаги, как руководство к действию. Для таких, как вы, похоже, они и предназначены. Но! Ваш текст говорит о том, что вы заражены вирусом свободы и вольнодумства, а это очень опасно. Не знаю, передается ли он воздушно-капельным путем, но поскольку с этим опусом вы неизбежно займете на конкурсе последнее место, то точно поставите под угрозу здоровье всех, кто будет присутствовать на праздничном ужине. Поэтому извините, но нет. К конкурсу я вас не допущу, и на всякий случай вызову отдел проверок, ведь в Министерстве именно он отвечает за свободу и борьбу с теми, кто ее неправильно понимает.

     После чего вздохнул и нажал кнопку сигнализации.