Гакур решил, что верный способ отыскать девушку и ее жестокую хозяйку, это устроиться на крыше какого-нибудь дома подле рынка, и наблюдать сверху. Замысел не удался: большинство торговых рядов оказалось крытыми. Козырьки с натянутым сукном, выступали вперед, оберегая бродивших под ними торговцев и покупателей от дневного зноя. Также площадь около рынка была заставлена разноцветными шатрами, с навесами по сторонам. Все эти теневые кровли, пожалуй все, что можно было увидеть с высока. Оставалась надеяться на удачу. Гакур побрел меж рядов, вглядываясь в лицо каждой девушки, оборачиваясь на девичий голос.
За то, что он не захотел стать оборотнем, Гакур нанес оскорбление всему клану. Некоторые обиды исчезали в забытье под весом золота, эту же необходимо было смыть кровью. Хорошо, что чужой, спасибо вожачке Сае. Даже ради собственного спасения, Гакур не хотел убивать. Как-нибудь бы выкрутился, сбежал, исчез. Не впервой. Все поменялось, когда он встретил черноволосую незнакомку. Как можно обратить в рабство такую хрупкую девушку с невинной улыбкой? Избавиться от Инги по прозвищу Стрекоза, хозяйке девушки и врага санайцев стало делом личным.
Некоторые из попадавшихся навстречу узнавали Гакура и окликали: «Эй, меткий!» Один из кожевников предложил смастерить широкую лямку с пристроченным к ней колчаном, чтобы носить арбалет за спиной. Предложил даром, сказал лишь, что если случиться Гакуру разбогатеть, пусть-де покупает он ножны, сбруи да седла только у него, и другим охотникам то же советует. Гакур согласился. Нести арбалет на плече сквозь толпу было неудобно, того и гляди, кого-нибудь заденешь, так что пришлось завернуть оружие в кусок холщового полотна, и тащить, прижимая к груди, как младенца.
Солнце ускорило свое падение и, едва коснувшись густых туч, что нависли над крышами домов, запалило небо багряным. С наступлением темноты, найти девушку стало бы труднее. Гакур решил узнать от купцов, не видели ли они черноволосую девушку в компании другой, белобрысой и вооруженной мечами. Помог торговец скобами, цепями и другими железяками, похоже, местный кузнец. Едва он услышал описание Стрекозы, тут же оживился и, бросив взгляд на торчащие из-за спины Гакура плечи арбалета, закивал: жила, мол она в трактире «Спящий Пес», который находился там-то и там-то. Затем он предложил отдать за полцены короткую саблю. Гакур отказался, на что кузнец со вздохом сказал: «Как знаешь, она мужиков и поболе тебя рубила.»
Еще мальчишкой Гакуру довелось подглядеть, как один вельможа (на которого дед Брах навел разбойников) выхватил из седла два меча и так легко порубил напавших на него лихоимцев, что, казалось, будто дрался он против едва стоявших на ногах пьяниц. Два меча просто так не носят. Так что встреча с разбойницей лоб в лоб наверняка сулила смерть. Оставалась одно — засада.
Отыскав трактир «Спящий пес», Гакур заходить не стал, а прошел мимо вдоль деревянного забора, сбитого из высоких, заостренных кольев. Перелезть можно, была бы лестница. А обратно? Дед говаривал, «Хитро — кинжал, а нехитро — палица.» Действительно, мудрить было ни к чему. Быть может девушек там и не было вовсе. Гакур направился к воротам трактира.
Во дворе его встретили стайка пестрых кур и худощавая баба, подметавшая осколки разбитого кувшина. Она обернулась, и Гакур оторопел: в наступивших сумерках женщина напомнила ему Ронду-ворону, ведьмачку, теперь уже из прошлой жизни.
— День добрый, хозяйка, — поприветствовал Гакур.
— И тебе не горевать, молодой господин.
Гакур протянул два медяка — его последние монеты:
— Не видела ли ты здесь девиц, одна с длинными черными волосами, а другая...
— На постое они, в омут бы их затянуло. Давеча пришли, ужинают, небось.
Ежели тебе до них дело, то ступай прямиком сквозь двор, да эдак обогни, там стол да лавки будут, аккурат напротив кухни. Там они, нечестивые, и сидят.
Сердце дрогнуло и успокаиваться не пожелало. Незнакомка здесь. Рядом. Бросив взгляд в сторону, куда указывала дряблая рука хозяйки, Гакур ненароком улыбнулся. Все таки удача не совсем оставила его. Чуть дальше места, где была кухня, темнел силуэт дерева, опиравшегося на крышу двухэтажного трактира могучими ветвями.
— Экое дерево у тебя, хозяйка, еще немного — трактир завалит.
— И не говори, милый, была бы моя да мужнина воля, так срубили бы давно. Стоит, окаянное, на дворе нашего соседа, чтоб его в омут затянуло, стволом уже и забор наш проломило, да сделать ничего не можем.
Баба продолжала рассказывать о жадном соседе, на которого нет управы, потому как торгует солью и носит мзду губернатору. Затем принялась жаловаться на пьяниц-постояльцев и нерадивого мужа, но Гакур уже был по другую сторону калитки.
С дерева, наверняка, открывался вид на место, где сидела разбойница. Делов-то было забраться повыше, и одним выстрелом освободить незнакомку, да исполнить клятву санайцам.
Гакур обошел полквартала, и остановился перед домом торговца солью, во дворе которого росло заветное дерево. Осмотрев прутья забора, сквозь которые протиснулась бы разве что собака, Гакур решил взобраться по каменному столбу, разделявшему череду этих железных копий надвое. Цепкие пальцы хватались за каменные выступы, словно за поручни, и через несколько мгновений, Гакур оказался наверху. Двор пустовал. Спрыгнув на землю, Гакур тут же пригнулся и побежал к темневшей впереди пристройке с широкими воротами. Добежав, он прислонился к стене. Изнутри доносились всхрапывание и фырканье лошадей, и перед глазами невольно встал образ Саи. Ее раскосые глаза смотрели исподлобья, с укором. Непрошеное наваждение исчезло, как только раздался голос: «Тпрру, стой, окаянная!»
Между деревом и Гакуром стоял, мерцавший окнами хозяйский дом. Ни телег, ни снопов сена, как это бывает на обычных дворах, ничего этого в промежутке не было, поэтому оставалось только набрать полную грудь воздуха и рвануть к заветной цели, в надежде, что никто не заметит.
Гакур побежал.
Путь впереди оставался чистым, но утерявшие гибкость ноги то и дело норовили подломиться в коленях, а спину и затылок жгло. Сейчас крикнут, «Держи его!», вспыхнут факелы и залают псы. Что тогда? Главное не останавливаться...
Добежав до дерева, Гакур укрылся за стволом. Грудь трепетала от неудержимого сердцебиения, по вискам стучали молотки, а легкие требовали больше воздуха, точно их хозяин вынырнул из под воды. Едва дыхание восстановилось, Гакур прислушался. Со стороны трактира раздался смех, точнее, гогот женщины с хрипловатым голосом. В ответ другой девичий голос произнес, «грешно» или быть может «смешно». Это была она. Закинув арбалет за спину, Гакур ухватился за нависшую ветвь, подтянулся и начала карабкаться вверх.
***
Миранда думала, что насмешки по поводу ее неудачного поцелую самого меткого стрелка закончились, но Инга каждый раз находила новый повод напомнить. Вот опять:
— У тебя на щеке крошки хлеба, — сказала Инга.
Миранда тронула щеку, потом другую.
— Да нет, же, вот здесь, — Инга показала себе на губы и расхохоталась.
— Вовсе не смешно, — буркнула Миранда.
Соревноваться в колкостях с подругой было бесполезно, оставалось лишь нахмуриться. Знала бы Инга, что и без ее шуток, Миранде на давало покоя воспоминание о парне, которому достался тот неуклюжий поцелуй. Она ругала себя, что от волнения толком не смогла его разглядеть. Хотелось вернуться в тот миг когда они стояли близко. На этот раз она бы точно сказала что-нибудь другое, хотя бы свое имя... Его звали Гакур. У него чуть оттопыривались уши...
— Ой, Зяблик, Зяблик, — перебила мысли Инга, — ладно, нам пора.
Миранда встала, и по выбеленной лунным светом тропинке, направилась во двор. Сзади послышался грохот: видимо, Инга пнула табурет, на котором сидела, — обычное дело. Миранда не обернулась, но, пройдя пару шагов, остановилась: ноги внезапно отяжелели и перестали подчиняться. К горлу подкатился тошнотворный комок, она хотела окликнуть Ингу, но не смогла: резкая боль во всем теле, будто сдавили со всех сторон колкими обручами. Замелькали лица и предметы, которые попадались на пути в последние несколько дней. Эта череда неслась все быстрее, словно кто-то лихорадочно листал книгу перед ее лицом, листал, листал, покуда не нашлась нужная страница:
— Гребень, — хотела крикнуть Миранда, но губы так и не разомкнулись.
Из проема вышел человек.
— Здравствуй, Накъяра, — сказал он.
Луна спряталась за тучи. Зеленоватая пелена ночного зрения не явилась и, чтобы хоть как-то разглядеть сквозь наступившую темноту, Миранда попробовала широко раскрыть глаза — пожалуй, единственное, что позволила ей сделать оторопь, захватившая тело.
— Здесь тебя зовут Миранда, хмм, какое простое и безобидное имя, как... Зяб-лик, — произнес он по слогам. — Кажется, так тебя величает твоя подруга. Кстати, ее жизнь сейчас в твоих руках. В моих лишь ее смерть.
Миранда собрала все силы чтобы обернуться но не смогла.
Человек поднял руку и сзади послышался хрип Инги: «Убью, тварь...»
— Жива она, жива. Пока. Оказывается, ты не такая уж особенная, а? Ладно, перейдем к делу. Я освобожу Стрекозу, но для этого ты уйдешь со мной.
Он снова поднял руку, и сзади послышались стоны Инги. Ей было больно. Миранда вдруг почувствовал, что может говорить:
— Я согласна, — прошептала она, — оставь ее. Я сделаю все, что ты хочешь.
Человек приблизился. Его лицо по прежнему скрывалось в полутьме. Рост, пожалуй единственное, что бросалось в глаза: человек был того же роста, что Лэнс.
— Как нелогично все складывается. Цвет волос по которому я тебя искал, не позволил бы тебя нейтрализовать. В общем, не красила бы волосы, так и гребень не пригодился бы.
Миранда поняла лишь последние слова о гребне. Тело по прежнему не подчинялось и в голове эхом отзывался стон Инги.
— Освободи ее — сказала Мирнада.
— А, мы даже не представились. Называй меня Варуг. Рыбацкое ваше божество. Это я. Да.
В этот миг вышла луна, и высветила лицо и шрам, полумесяцем разрезающий щеку.
Стало труднее дышать. Бесполезный воздух наполнял грудь, но не придавал сил. Накопившееся отчаяние, хотело вырваться огненным лучом, огненным лучом, огненным лучом... Что-то свистнуло над головой. Вспыхнула зеленая дымка и Миранда стала отчетливо видеть. Перед ней, на коленях стоял тот же человек со шрамом. Из одного его глаза торчало оперение стрелы. Он поднял вверх руку, и ухватился за древко. Миранда не поняла, что произошло, но почувствовала, что может двигаться. Нужно было приблизиться, и ухватить мерзавца за волосы. Едва она сделала шаг, как человек исчез. Нет, он не побежал и не скрылся за калиткой, он исчез, словно и не раскачивался перед ней на коленях мгновение назад. Боль в затылке, там где волос касался гребень напомнила: это явь, это было, это правда. Миранда сорвала гребень, и с силой отбросила в сторону. Тук — послышался глухой звук. Тук-тук-тук застучало в голове, и Миранда невольно накрыла виски ладонями и тут же их одернула. — жгучая боль пронзила голову, и все тело, будто со всех сторон хлестнули крапивой. Больше всего горели ладони. Миранда хотела приложить их к земле, чтобы остудить, но ни ладоней, ни рук не было. Ничего не было. Все вокруг заволокло белым, густым туманом. Сон. Ну, конечно... Нужно только открыть глаза, и сразу показались бы доски потолка и торчавшие между ними соломинки. Но вместо этой картинки, с которой так часто начиналось утро в рыбацкой деревне, из глубины облака явился бронзовый диск, высотой в человеческий рост. Блестящие царапины пересекали тусклую медь вдоль и поперек, а у верхнего края темнел узел толстого кожаного шнура. Взгляд Миранды невольно скользнул по темной линии вверх, но конец шнура терялся в густой белизне.
В следующий миг диск развернулся. Зеркало. Множество алых капелек трепетали в отражении, больше-меньше, больше-меньше, но вместе они составляли очертания ее тела. Вдруг капельки разлетелись яркими брызгами, как от брошенного в воду камня. Зеркало начало растягиваться, покуда не окружило Миранду блестящим куполом, по всей поверхности которого передвигались изображения.
Появлявшиеся откуда-то снизу, из под земли, картинки скользили вверх, и, сталкиваясь друг с другом исчезали. Некоторые имели четкую форму, будто окна, другие же, меняя размер и очертания, поднимались клубами дыма. В одном из таких пятен скользил по воде трехмачтовый корабль, оставляя за собой белый пенистый хвост, а в другом простирались нескончаемые крыши домов какого-то большого города. Омываемые морем скалы, полыхающий огнем лес, площадь, набитая до краев людьми - все это проходило перед глазами Миранды и исчезало под зеркальным куполом. Видения, на которых задерживался взгляд, увеличивались, заслоняли другие и открывали ранее не заметные глазу подробности. Например, как только Миранда посмотрела на корабль, он разросся покуда не показались бегающие по верхней палубе люди. Миранда обрадовалась в надежде увидеть Лэнса, но ни один из моряков не был знаком, и она поняла, что это не «Звезда Востока».
Наконец, видения прекратились и купол начал исчезать, вернее собираться в одну точку. Точка мигнула ярким светом и заблестела, будто застывшая в воздухе снежинка. Захотелось эту снежинку взять. Руки, ноги и все тело вновь были на месте. Миранда поднесла под снежинку ладонь и та мгновенно растаяла. Ладонь похолодела, и защипало кончики пальцев. Холод заскользил вверх по руке и, добравшись до шеи, ринулся вниз, окатив все тело ушатом ледяной воды. Еще через мгновение эти ощущения исчезли, и лишь легкая прохлада тронула под грудью, да там и осталась.
Невозможно было представить, как долго длилось это забытье или видение. Все вернулось на свои места, и оказавшаяся рядом Инга сказала:
— Чего так долго не могла с ним справиться? Из твоих, что ли? Хоть бы мне оставила, я бы его рубанула разок. До сих пор горло болит, будто, сволочь, раскаленным клеймом прижег.
— Это не я. — сказала Миранда.
— В смысле?
— Не я его убила.
— А кто?
Не сговариваясь, подруги обернулись. Со стороны большого дерева к ним бежал парень. В руке у него блестел кинжал. Зная, что будет дальше, Миранда встала перед Ингой, та уже держала меч наготове и тянулась за вторым.
Не добежав двух шагов, парень резко остановился и выпалил:
— Куда он убежал? А, дьявол меня подери, промазал.
— Его больше нет, — сказала Миранда.
— Испарился, — спокойно добавила сзади Инга.