…Кто я? Судебный слесарь, ужель неясно! Не такая и редкая профессия. Людей нынче в судах не осталось, автоматами их позаменили человекообразными. Сидит механическая кукла в мантии за столом и выносит приговоры. Вид ее, конечно, пугает. Но чтоб подсудимые чересчур не боялись, почти весь свет в зале заседаний гуманно погашен. В темноте не так страшно, правда?
А судья немного подсвечен снизу. Дабы взор его повнушительней был, побезумней. Попробуйте ради интересу выключить лампу, и фонарь снизу на себя перед зеркалом направить. Вот так все и выглядит, но у вас, возможно, лицо человеческое, а судьям такое не подходит. Зачем им человеческое лицо? Правосудие выше человека!
Выше-то оно выше, но проблемы у судебной системы есть, и работают слесаря, не покладая рук. Судей необходимо смазывать, протирать, детальки в них менять изношенные.
Несмазанный судья – проблема для общества. Скрипит, дергается, приговоры непонятные выносит.
Раз в неделю ему надо голову снимать, смотреть, не завелись ли мыши. Инструкции свежие засовывать. Без инструкций даже механический судья работать не будет.
С головами вообще проблема. Туловище обычно одно на весь судейский корпус, а головы меняются. Присылают новые, но состояние их, признаться, хреновое. Напильником приходится окультуривать, а то и молотком лупить, чтоб в пазы шейные входили. Часто до конца так и не входят, скособоченными остаются, и вдобавок форму помятую приобретают. Не верите – присмотритесь к судейским черепам, на всех следы обработки увидите. И что мы могем сделать? Строчим рекламацию в отдел судейских голов и оставляем, как есть. А оттуда отвечают – по стандарту скособоченность до сорока градусов считается ироническим взглядом, поэтому претензии необоснованны.
Но, по правде, сказать, голова для судьи – вещь не самая важная. Говорить разве, да харю загадочно морщить. Много ума не надо, да и нет его там! Зачем он? Следуй законам юриспруденции, в них все прописано. Проще простого! Ради энтих целей арифмометр в туловище вставлен, в самый низ, его судьям специально расширяют.
Частенько голову совсем прикрепить невозможно. Кладем тогда ее на стол, а судейскую ладонь – ей на темечко, чтоб не укатилась. Так она и объявляет приговоры. Народ внимания не обращает, привычный он у нас, готов терпеть, даже если это не нужно. Резиновая маска, рожа то есть, обязательно в комплекте с головой идет, надевается сверху, придерживаешь и раскатываешь по всей длине, но последнее время они настолько некачественные, из толстой резины, с дурацкими усиками или пупырышками, что, по общему мнению, голый череп куда лучше. Более естественные ощущения у подсудимого. Вот и лежит голова под пятерней, глазами крутит, истины глаголет неземные, юридические.
…Собираемся мы по вечерам слесарями в мастерской, топим печку, пьем настойку, да байки сказываем. Печку топим бумагами судебными. Горят они хорошо, жарко. Сгорают людские истории, потрескивают таинственно.
И судья с нами один сидит, Родионыч. Старый, на пенсию его хотели выбросить, да мы пожалели, к себе забрали, Не целиком, конечно. Тело еще работает, стучит молоточком по человеческим судьбам, а голова у нас на столе обретается. Смотрит, молчит задумчиво. Вспоминает, видать. Есть что ему вспомнить! Половину наших слесарей в тюрьму Министерскую отправил. Гайка или болтик пропали – шуруй лет на пяток. Но понимаем мы его. Время такое было! Не отправишь в тюрьму – сам на пенсию отправишься. А так дослужил до предельного возраста, да еще и здесь остался, в коллективе. Повезло ему с нами, незлопамятными.
На столе взамен скатерти газета разложена. «Юридический вестник». Похабщина, но других нет. Из-под стаканов фотки девиц в мантиях выглядывают и заголовки типа «Сенсационное открытие сделали ученые юридического отдела! Переворот в наших представлениях о юриспруденции! Законность не то, что мы думали! Опыты еще идут, но результаты уже впечатляющие!»
Прожжена бумага настойкой, как угольками. Вроде и аккуратно ко рту подносишь, а все равно, хоть чуть, но прольешь. Жестка она, точно жизнь наша, одни слесаря пить ее могут. Капнешь – дыра обеспечена. Непривычные люди от одного ее запаха кидались бабочек несуществующих ловить. А пригубив, действительно ловили. Целая коллекция в шкафу собрана. Откроешь дверцу – а там крылья. Крылья с большими удивленными глазами, лазурные крылья, черные крылья с изумрудной искрой.
…Не перебивайте меня, я расскажу историю. Молод я был, несмышлен, и приключилось со мной вот что. Курировал я один суд, значит. Приглядывал за судьями. Масло менял, морды полировал. Лоснились чтоб. То есть все, как полагается. Обычная работа. Бумаг, жаль, гору писать приходилось. Отчетов, заявок, прочей лабуды. Ну, тут никуда не денешься. Я ведь тоже считаюсь клерком второго класса, знать, и судьба такая же.
В одном зале заседаний шли суды по нетяжким преступлениям. Скоро шли и хорошо. С высокой пропускной способностью. Такую толпу клерков в день осуждали, залюбуешься! Злодеянья небольшие, значит, и наказание почти никакое. Так, чуть от зарплаты отберут, капельку, и можно возвращаться в отдел, бумажки печатать. Даже не интересно, за что тебя судят. Совершал ты преступление, не совершал – какая разница? По бумагам совершал, значит, и в действительности тоже. Еще посмотреть, что реальнее, бумаги или действительность. Властью бумаги точно большей обладают. Спорить с ними бессмысленно. Бумагу не переспоришь. И ежели на суде о своих правах заявлять, то только время затянешь. Оно те надо? Быстрее сядешь, быстрее выйдешь. А тут даже не сажают, просто штрафы выписывают. Стыдно из-за мелочей шум поднимать.
Кусочек от жалованья отщипнут – не от тебя ведь! Помнится, однажды подумал вслух кто-то – а не узнать ли, за что нас судят-то? – так сами же клерки его в отдел проверок и сдали. Возмутились. Ишь, смутьян нашелся. Усомнился в Министерстве.
Поэтому никто не спрашивает, что он натворил. Входит человек в зал заседаний, темный, страшный, торжественный, видит впереди безголовую куклу в мантии, череп из-под ее руки спрашивает – «признаешь вину?», отвечает смиренно – «признаю», расписывается и выбегает через другую дверь, а сзади уже новый клерк стучится, и ему тоже некогда, никто за него работу не сделает. Не совсем так, конечно, произносится еще несколько фраз судебно-ритуальных, но действительно, все очень быстро.
Очередь у суда длиннющая! Извивается, иначе в зал ожидания не влезет. Стоят клерки, коротают время в ожидании приговора. Кто болтает с соседом, кто на часы нервически посматривает. Кто-то ругается, «вас здесь не стояло», говорит, ему отвечают «я еще с вечера очередь занимал», короче, идет жизнь своим механическим чередом.
И я стою около дверей судебных, на людей рассеянно посматриваю. И чтось внимание привлекло. Долго не мог уразуметь, а потом смекнул – очередь движется слишком быстро!
Подозрительно быстро. Она всегда не медленна, но это уже чересчур. Что там происходит, в зале заседаний? Позвал старшого мастера, смотри, чудное тут. А он только рукой махнул, не забивай, мол, голову. Идет да идет, тебе-то что? Быстрее, медленнее, все мы там будем, хахаха.
Но я молодой, неугомонный. Дошел до коридора, в кой чиновники должны из суда вылезать, постоял там и поразился – никого! Куда они деваются? И как узнать? В зал во время работы заглядывать строжайше запрещено. Что же делать?
Опять побежал к старшему, рассказал ему все, вот, говорю, закавыка. Он хмыкнул – дай поразмыслить. Подумал не спеша, и спросил – а может, судья их ко второй двери отправляет?
И зачесали мы затылки, свой каждый. Вторая дверь – это вам, знаете ли, не первая. За первой, слева расположенной – коридор, по которому весело мчит осужденный чиновник к себе в кабинет, а что за второй – никто не ведает. Туда идут люди только после тяжелых приговоров, но в этом помещении сейчас сурьезные преступления не рассматриваются, так, мелочь всякая, и открываться она вообче не должна! Давно ей не пользовались, мы даже не знаем, что там. По слухам, какой-то ржавый зубастый механизм, ему на съедение людей посылают. Но, повторю, непременно больших разбойников. Потерявших документы, не сделавших вовремя квартальный отчет. А этих-то за что? Посмотрите на их лица, они даже согрешить неспособны! Однако народу, получается, пропала уйма.
Вздохнули мы глубоко, и вошли все-таки в зал. Нарушили инструкции, лишились зарплаты по приговору. И правильно поступили – судья ни единого слова не произнес, сразу указал клерку не туда, и убежал он к жуткой двери, ни о чем не думая, и захлопнулась та за ним с ужасным чавканьем.
…Сдвинулась шестеренка в судейской башке, вот и заклинило его, болезного. Бывает такое у судей. Профессиональная деформация. Судьи тоже не железные! Чугунные в основном.
Примчались мы в зал ожиданий, замахали руками, «стойте» завопили, объяснить попытались. Не поверили нам клерки. Скандалить начали. Что за безобразие, почему мешаете правосудию, я буду жаловаться, и все такое. Чуть не побили. Но в области мордобития клеркам до слесарей далеко, поэтому побоялись.
С тех пор специальный человек с секундомером стоит у дверей, замеряет научно скорость очереди. Ежели та опять станет излишне проворна, свистком тормозит ее и зовет проверить, не переклинило ли судью. Пару раз в неделю непременно переклинивает. Ну ничего, молотком по кумполу живо все устраняем. Для того наш отдел и придумали.