- Хотя, чего там враг, скорее, недруг. А что Вас интересуют мои враги? Может рассказать Вам лучше о моих друзьях? Нет? Неинтересно? Ну ладно.
Вообще-то я что-то и недругов не припоминаю. Знаете, я – счастливый человек по жизни. А знаете почему? Во-первых, я абсолютно нечестолюбива, я расскажу Вам кое-что об этом, а во-вторых – я не злопамятна, вот добро помню, а зло.. Что-то не припоминаю.
Зависть? А как же? Да... вообще-то и завидовать-то было нечему. Я же была обычной девчонкой, ничего выдающегося. Хотя, я, пожалуй, с Вами соглашусь: завистник что-нибудь отыщет. Знаете Марк Твен говорил, что есть такие люди, которые завидуют даже и тому, что у кого-то есть солитер, а вот у него и нету.
Да вот в детском саду у нас была такая Анька Ширматова, я даже и имя ее не меняю, пусть прочтет, будет тогда знать, как карандашом-то в пухлую ладошку тыкать, больно же было, до сих пор помню. А завидовала она мне потому, что я пухленькая была, а она – скелетина, потому, что злюка. А Танька Фролова завидовала мне, потому, что за мной на машине дядя Петя, папин шофер, приезжал, а за ней мать старшую ее сестру присылала, они рядом с садиком жили. А чего завидовать? Отца-то я и не видела, некогда ему было, все работал, пока у дяди Сталина в окнах свет горел.Так и она-то и своего тоже не видала. Мужчин тогда и вообще, раз-два и обчелся, как говорится. После войны-то, хорошо, если и вообще отец был.
Самое интересное, что мы с ними и в один класс попали, по территориальному признаку. Куда Анька-злыдня девалась, не помню, а Танька и дальше завидовала. Как чему? У нее же косички-«крысиные хвостики» были, а у меня - две шикарные косы до попы. Так девчонки все пытались себе завивку на голове соорудить, брови сожженным стержнем от головки чеснока наводили, румяна свеклой рисовали. Вот уж тут я завидовала, но не долго. Директрисса наша Елена Федоровна, их в умывальник, и головой в раковину, и вся красота заканчивалась, а у моей мамочки-то было не забаловать, строгая была, земля ей пухом.
- А в студенческие годы? Да чему завидовать-то было? Я же говорю, мать у меня была - кремень, форму уже носить не надо было, но она все равно не разрешала косы остричь, да и одевала очень скромно, никаких тебе вычурных нарядов, никакой косметики. Тогда уже появилась тушь для ресниц, «ленинградская», в коробочку с гуталином надо было просто поплевать и вперед, да и губная помада – вазелин появилась. Тушь-то мне и ни к чему, свои ресницы черные и длинные были, а уж наряды.. по принципу « а что пошили на Руси, то и носи»... Мы с девчонками, помнится, нижние юбки из марли мастерили и их крахмалили, чтобы верхняя юбка колоколом стояла. Так мать меня этой самой крахмальной юбкой по тому месту и отходила, попутно объяснив мне, что у меня в этом месте от природы всего достаточно. Бусы мы себе сами делали, это помню. Журнал «Огонек» был только по разнарядке членам партии, да и на хорошей бумаге был напечатан, с иллюстрациями яркими о Героях труда. Вот мы листы выдирали, длинные треугольники клейстером на муке смазывали, рулькой скатывали, сушили и на нитку нанизывали.
- Из-за парней?
- А давайте по чашечке кофе, а? Эта тема очень интересная. Требует перекура.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2019/08/16/1327