«Храни тебя Господь, mon ch;ri. Так больно, что не вижу тебя. И скорбь мою смягчает только наслаждение думать о тебе, жаль только, что не прочтёшь ни когда это письмо.
Прошу твою милость простить меня, за рассекающее чувство вины, перекрытое чувством тоски.
Неблагодарная. Разрывающая. Печаль.
Случалось ли вам, любезный мой, любить что-то непостижимое, столь не постижимое, сколь и далекое. Так безнадежно, так отчаянно любить, что земля под ногами дрожит при виде не большой улыбки, на этом милом, милом до тошноты лице. Сколько любви хочется отдать, сколько нежности подарить. И как безудержно ругать себя за все мысли, роящиеся в голове.
Как светло чувство это. И, кажется, освещает оно путь твой.
И в этом свете прекрасных воспоминаний, я предпочту похоронить заживо эту любовь.
Любовь, которой не должно быть.
Страдания от переживаний, от условных границ, от нравственных и моральных устоев. Все смыло рекой слез, рекой почти что «Стикс». И через пару лет, даже мои шрамы будут улыбаться тебе при встрече.
Добрая, благородная, грусть.
Прощай.»
***
Минка графа полюбила. Да так, что любовью этой расколдовала его от страшного уродства. Дева же, что рядом с ним была, боялась его до чертиков, но увидав его лицо человеческое, ресницами захлопала, да хвать его под венец. «Граф-страшила» поверил, что девица при нем сотворила чудо, ну и спорить не стал. Рад был сказочно, что проклятье сп;ло. Через годик другой, он увидел Минку. Прогуливался с женой по летнему лесу, и остолбенел. Перед ним стояла неземной красы девушка, и исходил от неё чистый свет, какой исходит от любящего тебя человека. Тут же понял, что «благоверная» его обманом породнилась с его богатством. Жена графа, к слову, хоть и глуповата была, да поняла, что к чему. Сожгла всю деревню, в которой, не много не мало, триста пятьдесят человек жили. Сожгла вместе с ними. Подкупив стражей, мужа в темницу бросила. Ибо после смерти настоящей любимой, он превратился обратно, в животное. И мог бы он выбраться, да только не хотел.
И по сей день сидит в темнице, жрет крыс да птиц. Всех, кто залезет в его конуру.
***
— Ты точно хочешь туда? — спросил дед, убирая чашки со стола.
В комнате пахло мёдом и чаем. Одетый в клетчатую рубашку, старый, седой мужчина еле передвигал ногами. Счастье для его гостей, что место вокруг стола было на столько мало, что можно было находясь в одном положении, убрать кружки на полку, варенье в холодильник, а мёд просто под стол. Но дед продолжал пошаркивать изношенными и дырявыми тапками.
— А ведь у Минки брат был, верно?
Дедуля встал как кол вкопанный. Словом, одеревенел.
В гостях у него была девушка, лет двадцати с небольшим. Одетая в футболку и джинсы, с не большим рюкзаком. В компании с ней неприметный мужчина, одетый в кофту с длинным рукавом и синие джинсы.
— Об этом нет в сказке, милая, откуда ты знаешь?- старый снова расплылся в волшебной улыбке сказочника.
— Я знаю продолжение сказки, Пан Вермут. Хотите услышать?
— С радостью послушаю твою версию, дорогая. С радостью, — и снова достал чашки, и снова поставил их под самовар.
И за окном зашумела трава. Тёплый, вечерний ветер погладил уличные колокольчики и поправил занавески открытого окна.
— У Минки брат был родной, его и его сына не было на момент пожара в той деревне.
«Неожиданно. Сколько ей? Вроде не похожа.»
Дедуля пролил чай через край.
— Ну что же вы, пан Вермут, давайте помогу. - девушка поднялась и дотянулась до полотенца, которое лежало на окне так, что бы ставни не закрывались от ветра.
— Даля, дорогая, это знает только несколько человек.- дедуля встал, и пошёл к двери.
— Знаю, Пан, я знаю кто эти люди. — убрав салфетки, которыми она убирала разлитый чай, девушка повернулась именно в тот момент, когда старик, который стариком был ровно минуту назад, выпрямил спину, закрыл дверь на щеколду и замок. Окно уже закрыто и зашторено, лампа понемногу загасала, оставляя тусклую полоску света на столе.
— Я уже давно не ищу её корни,— грубая хрипотца звучала из самого темного угла кухни, за печкой,— я потерял всякую надежду, но ты…Откуда ты взялась?
пришедший с Далей мужчина, держал в руках блестящий предмет.
— Ты ещё и охотника привела?
— С годами вы, Вермут, ослабели умом,— парень встал во весь рост.