- Наконец-то! Наконец, со мной расплатились. Скупердяи.
Подарили всего один день. И это за эпохальное изобретение!
Пару лет назад я просматривал и стирал в электронке старые письма.
Вспоминал события, связанные с той или иной датой, перечитывал послания от людей, которых уже нет.
Думалось. Мечталось...
- Вот бы пообщаться с кем-нибудь из них.
Позвонил Виталику.
- Слушай, дорогой! Как там поживают твои любимые сервера?
На эту тему старый приятель-программист мог разговаривать бесконечно.
- А слабо поменять дату отправления письма?,- без обиняков поинтересовался я
- Обижаешь!,- возмутился Виталик,- это , конечно, не совсем законно, - прозрачно намекнув на пол-литра жидкой компенсации, протянул он.
- А дату поступления письма адресату?,-обнаглел я
Виталик, при этом, неожиданно оживился
- Вот это задачка!, - обрадовался программист
- Забыл, вот, поздравить товарища с днём рождения,- зачем-то, приврал я
- Задним числом хотелось бы поприветствовать и пожелать...
Через неделю с экрана в скайпе проявилась взъерошенная шевелюра Виталика, который, судя по его ужасному и сильно помятому виду, за все время глаз не сомкнул.
- Ну и дельце ты мне подбросил!,- обессилено выдохнул он.- Одним пузырем не обойдёшься. Высылаю таблицу, а сам вырубаюсь. Пару дней даже не звони!
Табличка, которую я получил, была простой, как все гениальное.
В столбик с надписью «Дата отправления» достаточно было проставить дату отправления, а в раздел « Время получения» - час, минуту и, если хочется, то и секунду желаемого получения.
Долго не думая, я послал поздравление себе. Ко дню рождения.
Послать то послал. Но только на целых двадцать лет назад, в прошлое. Получив равнодушное «Спасибо» из 1996 года, я остолбенел. До этого самого момента все производилось мною как-то автоматически, с толикой злостной самоиронии.
Представлял я себе тогда какой-нибудь грандиозный розыгрыш, который можно было бы соорудить для своих приятелей. Да и задачка выглядела довольно интересной.
- Конечно! Как я сразу не догадался.Виталик, наверняка, и устроил мне тот самый, что ни на есть, банальный розыгрыш! В ответ на мое необычное предложение он просто развёл меня как кролика, как чайника, как лоха.
Ну что ж ! Это ему удалось! Почти...
- Ничего-ничего, Виталичек ! И я парень тоже, хоть куда! Однако, как же я сразу же не заподозрил, что Виталик и сам окажется далеко «не промах»...
Вот. Пожалуйста. На звонки он , конечно, не отвечал. Тогда, хитро прищурившись , я заслал ему , якобы в 1996 год, предложение поработать главным разработчиком в Майкрософт.
Об этом Виталик всегда просто бредил. Интервью я, жёстко улыбаясь, назначил ему именно на сегодня в нашем старинном арбатском офисе. Если он самолично состроил каверзу и подло перехватывал все письма, то вскоре я ожидал увидеть взмыленного спринтера, пронесшегося на другой конец Москвы во весь опор.
Однако подключение к его домашней видеокамере убедило меня в обратном. Виталик дрых себе без задних ног и ничего эдакого не задумывал. Получается, что никакого розыгрыша не было и в помине! Неужели все, что я задумал с самого начала о парадоксах времени, оказалось чистой правдой?
В тот же миг, как гром среди ясного неба, тренькнуло и письмо от Виталика образца 20-летней давности. Он растерянно интересовался, почему интервью назначено только двадцать лет спустя!
Нет! И ещё раз Нет! Это было невероятно!
Наверняка, кто-то, и это явно не посапывающий во весь экран мой приятель, вступил со мной в настоящую дьявольскую игру. Единственным способом проверить неумолимо зарождающуюся Надежду на хронолокацию и общение вне времени было тайное слово.
Ещё в трехлетнем возрасте я усвоил его, когда присутствовал на бесконечных зимних посиделках моих бабушек и пытался разобраться во всех сокирянских сплетнях, с азартом обсуждаемых на смеси русского, украинского, румынского и идиша.
Когда кого-то из своих «заносило» и , чересчур увлёкшись, он или она могли бы выдать глубоко законспирированную семейную тайну о чьей-то внеплановой беременности или любовной измене, произносилось слово «нудл» - иголка, или «скемалы» - расческа (идиш). Непосвященные не обращали на эти слова никакого внимания, а свои, тут же «врубаясь», понимали, что надо срочно «сменить пластинку».
Я послал себе электронку прямиком в 1996 и описал все, что случилось, попросив для страховки от возможного розыгрыша, прислать Слово. Тот Я, образца 20-летней давности, тоже дураком не был. Слово прислал, но одну букву, для проверки меня теперешнего, поменял.
- Умница!,- похвалил я себя молодого, немедленно выслав ему правильную букву. Длинная мучительная пауза осознания чего-то необычного, фантастического и великого явно затянулась, заставив меня не на шутку встревожиться за надежность межвременного канала связи.
Дальше все оказалось делом техники. Однако вездесущие спецслужбы сразу же все прознали и все запретили, дабы информация раньше времени не проникала в прошлое и, не дай Б-г, не меняла, как говорят преферансисты, «священный ход фишки».
Мне ,в порядке исключения и эксперимента , как автору изобретения , разрешили смотаться в прошлое. Но только на один единственный день. Пришлось, конечно, изрядно попотеть над внешностью. Долго-долго выбирал я ключевые моменты жизни, когда многое можно было бы поменять к лучшему. Остановился, почему-то, именно на этом, вроде ничем не примечательном, дне.
В прошлом был август 1974 года. В то время я работал в студенческом стройотряде в Скулянах, недалёко от Унген. Поэтому столкнуться с самим собой было , попросту, нереально.
Дверь нашей тираспольской квартиры , как всегда днём, была незаперта.
Предварительно, я позвонил домой, представив родным день побывки, как награду за ударный труд. 2-14-56 - барабан телефона-автомата медленно, но послушно промурлыкал знакомые цифры и с легким голодным щелканьем проглотил двушку, найденную на асфальте.
Настраивался я изо всех сил, чтобы, не дай Б-г, не сорваться, не всплакнуть, увидев родных живыми. Набрав в легкие побольше воздуха, я бодро заскочил домой, чмокнул маму, обнял отца и на одном дыхании быстро спросил, что требуется купить в магазине, аптеке и у торговок на углу...
Забежал к бабушке, где в соседней с нами квартире она проживала вместе с сестрой. После бурного обсуждения, ахов и охов по поводу моего очередного катастрофического похудания, они кинулись немедленно готовить самые любимые блюда.
Смывшись во двор, я привёл своё сердцебиение в норму с большим трудом. Затем крепко задумался. Мой родной двор бурлил вокруг меня радостными детскими выкриками. Соседи весело здоровались, улыбались, подмигивали. Мне стало очень и очень не по себе...
Многие из спешащих мимо улыбчивых знакомых, не говоря о бабушке Ривке с неразлучной сестрой Розой, о маме с папой, уже давным-давно ушли в мир иной.
Как и все, я, конечно, понимал, что это обязательно произойдет. Но почему после смерти близких, знакомых, друзей, я все никак не хочу признать и осознать сам факт их ухода, никак не могу смириться с его жестокой необратимостью. С кучей тёплых слов, которые не были сказаны вовремя. Пока все были живы.
Почему так хочется побыть рядом с дорогими? Пообщаться, хоть сколько-нибудь? И все это, несмотря на невыносимую душевную боль и чувство вины. Что из существенного и архиважного я мог бы предложить в этот день, за эти несколько часов?
Задумчиво и грустно бродил по знакомым с детства магазинам, почти на автомате, покупая всякую мелочевку и мучительно припоминал
- А что-же моим бы понравилось более всего? Оказалось, я никогда так детально и серьёзно не думал о том, чтобы могло их порадовать.
Бабушке Ривке и ее сестре Розе, которая была моей второй бабушкой, прикупил селедочки, папе – пару неплохих книг в букинистическом, маме – красивую косынку.
Заявившись домой с подарками, я объявил о специальной денежной премии, которую мне, якобы, выдали в стройотряде. Затем самолично приготовил картошку к селедочке, вызвав у близких устойчивые подозрения в каком-то серьёзно душевном недомогании.
- Бедные мои! - они так привыкли ухаживать за единственным Чадом, что старания дать им хотя бы мизер, уже показались предельно странными.
Весь оставшийся день я убирал, протирая пыль в самых потаенных местах квартиры. Каждого из домашних выслушал самым внимательным образом. На все замечания, предложения, намеки, отвечал доброжелательно, тепло и вдумчиво, обещая обязательно и всенепременно принять к сведению.
К концу дня близкие, озабоченно переглядываясь между собой, решили что я влюбился. Мама дважды серьезно обсудила тревожную тему. С отцом удалось выпить и поговорить «за жизнь», чего у нас , к великому сожалению, не получалось ни разу. Только в израильской Беер-Шевской больнице, в его самый последний день, удалось вместе спеть всего пару военных песен...
- Нас оставалось только трое из восемнадцати ребят,- затянули мы. Отец любил петь и всегда насвистывал либо мычал какую-нибудь мелодию.
Бабушки не отходили от меня, а я от них. Даже традиционных остро поперченных выяснений у отца с тещей в тот день не происходило. Выкладывался я по полной. Однако внутренняя боль становилась только сильнее. Обнявшись со всеми и излучая легкую поддельную беззаботность, я сел в троллейбус и направился к окраине Тирасполя, на Колбалку. Там, в кромешной тьме одиноко мерцал портал транс-перехода, ждущий только меня.
Возвращение в настоящее потрясло. В моей и до того совсем не маленькой квартире, неожиданно оказалось на пару комнат больше. Жена, дети и внуки на мой приход не среагировали - занимались своими делами.
Папа с мамой, слегка оглянувшись, нетерпеливо сообщили, что обязательно поговорят со мной. Но только тогда, когда закончится время их любимой передачи « Поле Чудес».
Бабушки, которым было уже за сто, бодро и радостно извлекли из плетёной корзинки, заботливо прикрытой рушником, пару тёплых, безумно ароматных пирожков, гордо приплюсовав к этой вкуснятине и чашку моего любимого прохладного вишневого киселя.
Я догадывался, вернее, точно знал, что один из пирожков будет с картошкой, а второй – с творогом, зелёным лучком и укропом...