Я всегда себя представляла звёздочкой, а если вляпывалась во что-то — кляксой. Собственно, разница только в цвете, тем более, кляксу можно отмыть. Разные периоды были в жизни. Случалось, я забывала, что на события можно смотреть легко и свободно, как в оперетте.
В школе, где окружала холодная пустота одиночества, где я-первоклашка тосковала в коридоре, глядя на длинные, медленно текущие доски пола… Надо было пройтись колесом по этим доскам! Прикатиться в класс, улыбнуться «невидимкам»-одноклассникам, кого не замечала раньше. И все поймут: школа — это цирк! И обрадуются, и всем будет весело!
Когда я попала в детскую больницу, дети-звери не верили, что у меня умерла мама, смеялись надо мной, считали дурочкой. Надо было вырастить кляксовые ручки и ножки. Словно в средневековом плаще, махать чёрными рукавами. Заполнить ими всю палату. Будто это школа фехтования. И снизу-вверх — изумлённые, восхищённые, расширенные глаза! Звери теперь — зрители.
Да, собственно, во многих случаях, я умела справляться со сложными ситуациями. Во втором классе мне надоело учиться. Я стала шляться по улицам, кидать снежки в прохожих и срисовывать шаржи с журнала «Крокодил». У меня стало больше друзей, я не боялась уколов. Однажды подставила подножку и свалила толстого мальчика Федосеева, а сказала всем, что это он меня свалил, и все поверили.
Правда, через год наступил грустный период. Я снова стала бояться уколов, у меня пропали друзья. Я бродила по улицам, представляя себя несчастной. Тогда во мне должна была проснуться звезда. Звезда женского начала. Она бы плавно танцевала и пела чудным голосом на всю улицу и мерцала бы, как морозные узоры, по вечерам. Её сказка, её музыка была бы со мной всю жизнь.
А через два года я поступила в художественную школу. К простой грусти добавилась душевная тонкость, а за ней — душевная радость. Моя клякса стала полупрозрачной, парила, глядя огромными глазами на странный мир. Мой голос обрёл эхо.
Когда мы переехали жить в другой район, моя клякса, взяв пример с местных, научилась ругаться матом, но её огромные глаза и тонкая душа остались прежними. Я сочинила много авторских песен и написала много стихов. И поняла, что моя звезда — морская.
В комнате с морского цвета штукатуркой, куда иногда заглядывали морские коньки, я прожила все девяностые, почти не выходя наружу. Чувства бились об стену, колыхались на холстах. А я, как русалочка, так и не нашла принца мечты.
Водопроводные трубы переполнились от чувств. Стоило их задеть — лопнули и образовался фонтан. Соседи забегали, как муравьи. Мы с этими муравьями долго бегали в домоуправление, добиваясь установки новых труб. Так долго бегали, пока совсем не сдружились. И я сочинила про всё это песню. Теперь моя звёздочка светит для соседей, а они угощают кабачками и помидорами.
Однажды у меня была красивая сумочка, и на меня сзади напал грабитель. Я оторвала его руки в серых перчатках от своего рта, закричала, что есть силы. Подъездное эхо усилило крик. Грабитель испугался и убежал. Моя клякса победила.
В общем можно вспомнить много случаев, когда клякса-звёздочка мне помогала. Это улыбающийся сгусток энергии, ему легко и хорошо везде. Однако, в 13 году её детская, безответственная рожица просто не задумалась, как можно спасти папу. И когда вокруг без папиного солнца стало темно, звезда спрятала себя. Клякса же- её тёмный двойник, радуясь тьме распевала «Пепиту дьябола» . Словно в концлагере, она опутала себя колючей проволокой , но продолжала куда-то бежать. Бежала, пока не встретила другую кляксу. Эта клякса ей очень не понравилась, показалась чёртом. Но от страха, чтоб чёрт её не убил, моя клякса решила выйти за него замуж. Они жили вместе и каждый день ругались. И тогда за окном выглянула звезда. «Ты солнечная клякса! У тебя внутри оранжевый огонь!»— сказала моя клякса чёрту, когда тот угостил её шоколадкой.
Оказывается, можно легче, веселее ко всему относится. И тогда проснётся любовь.
2017г.