После отбоя

Елена Барткевич
     Было забавно слушать, когда  Маринка описывала нам свой диалог с дежурной в регистратуре:
     – Она меня спрашивает: «Как ваша фамилия?» Я говорю: «Ярысь». Она пишет: «Рысь».  – «Да не Рысь,  – говорю, –  Ярысь». А она: «Ну, я понимаю, девушка, что вы – Рысь, а не я». Я вся покраснела, не знаю, как объяснить; рядом с ней девчонки стоят, смеются, а она всё никак не поймёт...
     Уж такая Маринке досталась фамилия – Ярысь.
     Как-то вечером, уже после отбоя, все в палате угомонились, а нам с Маринкой никак не спалось. Через пару дней её должны были выписать, хотя и положили недавно, – и в этот вечер мы с ней неожиданно разболтались, благо наши кровати стояли рядом.
     Точнее, болтала Маринка – она призналась мне, что у неё натура такая, говорливая, хотя я этого раньше как-то не замечала. Итак, она говорила, а я слушала.
    Её потянуло в воспоминания о далёких школьных годах, которые она считала безмятежными и весёлыми благодаря их замечательному классу.
     – Мы, – заявила она, – только за одним ходили в школу: посмеяться. В нашем классе было человек семь-восемь таких, сереньких, а остальные сплошь – атаманы и атаманши. От нас все учителя плакали, – вздохнула она. – Но зато мы были такие дружные! И в школе – вместе, и после школы собирались, куда-нибудь ходили, играли во что-то – в волейбол, баскетбол всякий...
     «Увы, – подумалось мне, – различие с нашим классом – слишком разительное...»
     А Маринка, вдохновившись воспоминаниями,  пустилась в рассказы о бесшабашных выходках, которые устраивали в школе её одноклассники...
     – Тогда было весело... Это сейчас глядишь на всё уже другими глазами...
     Был у нас учитель истории, с одним глазом. Мы его терпеть не могли – вредный был, злющий. И вот прицепишь ему сзади к пиджаку записку: «Одноглазый Джо – друг циклопов», и он ходит с ней по всей школе...
     Что-нибудь сзади привязывать у нас обожали. В кабинете биологии на стендах стояли всякие скелетики – карася, ящерицы, мышей разных. Их передавали на рядам и привязывали девчонкам на косички.
     А у меня была привычка – на уроках руку тянуть. Отучили. Как-то раз тяну руку, меня учительница спрашивает с места. Я как вскочу! И вдруг голова у меня – р- раз назад! У меня были длинные косы, и мальчишки привязали их к стулу...
     Наша биологичка раздевалась зимой в классе. И вот однажды она заходит в класс – а одежды нет. Она: «Куда вы её дели?!» Мы молчим. Она глядит – в углу стоит скелет, а на нём – её пальто, шапка и сапоги... Ой, она бесилась! Сама была на скелет похожа – длинная, тощая. «Кто это сделал?!» Да, так мы и сказали...
     В палате было тихо. Василинка, кажется, даже похрапывала, и слышен было только Маринкин шёпот:
    – Как-то раз у нас в школе делали ремонт. Следующим уроком у нас должна была быть физкультура, а наш физрук всегда ругался, если мы не успевали  вовремя переодеться. Я как раз была дежурной, мне надо было делать влажную уборку.
     И вот я – бегом за ведром, быстро вымыла проходы между столами, перед доской; воду вылила и – бегом на физкультуру.
     Несусь и ещё думаю: «Что же это у меня такой портфель тяжёлый?» Забегаю в раздевалку, открываю его... а там вместо формы и учебников лежит батарея! Пришлось обратно в кабинет бежать, всё разыскивать.
     А ещё однажды одному малому у нас говорит класснуха: «Давай дневник!» Он лезет в портфель и достаёт... бутылку водки и селёдку в мешочке. Тоже подсунули...
     Маринка ещё много чего рассказывала, только я не запомнила. А может, просто спать хотелось – ведь всё происходило после отбоя...

                Октябрь 1992г.