Было это давным давно, настолько давно, что этого поди никто и не помнит. Единственное, в чем можно быть уверенным наверняка - тогда в Германии чуть ли не на каждом углу будто по мановению волшебной палочки, поднимались из земли белые, голубые и желтые замки с красивыми башенками; провинция пахла розами, рожью и скотом, а в городах, особенно в городских кабаках и трактирах, было шумно и весело. Идиллия и благоденствие, как и должно быть в Германии, которую представляет себе всякий мечтатель - романтик.
Над полями, где уже колосилась рожь, висел голубой, свежий дух, который застывал у самой земли звездами васильков. Все темно-золотистое ржаное море колыхалось на порыве ветерка, тихо шелестя. Около этого поля, по песчаной дорожке, неторопливо, даже величаво, вышагивала лошадь пепельной масти с малость поредевшей белой гривой. Седло еле слышно поскрипывало, как и потертые, утерявшие былой блеск, стремена и упряжь, что трепалась в руках тихого всадника. Им был... Рыцарь. Тот самый рыцарь, которого обыкновенно и видишь на всяких картинах: в сверкающих латах, отливающих на лучах солнца светло-желтым, с величественной осанкой и прямым, но добрым взглядом, без тени гордыни.
Мужчина был уже в летах, но выглядел свежо: его седые волосы, отросшие до плеч, тихо шелестели, а благородное лицо, визитной карточкой которого был большой нос, усеяла паутина морщинок. Единственное, что сохранило в себе задор молодости - его лучистые глаза, в которых было столько синевы, что казалось, будто смотришь в самую высь неба или самую глубину моря. Всадник тихо ехал на своей лошади, но вдруг решил ускориться; он легко подстегнул кобылу, и та, быстро цокая копытами, понеслась по дороге рядом с полем. Но всадник, несмотря на свой возраст и подразумеваемую под ним сноровку и опыт, не удержался на лошади и, звеня доспехами, грохнулся на землю, поднимая клубы пыли. Лошадь проскакала еще метров 6 и остановилась, глядя своими темными глазами на то, как мужчина пытался встать. У него это получилось.
— Хух, Гермина, хух, — приговаривал рыцарь, посмеиваясь. — Несешься ты, а я все не могу научиться сидеть ровно, когда ты начинаешь бежать... — проговорил тот, чуть-чуть смахнув пыль и песок с доспехов и пытаясь снова залезть на лошадь. Не получилось - снова упал. Рыцарь вовсе не злился и не обижался на свою неловкость - привык. Как вдруг, над его ухом раздался звонкий голосок.
— Вам помочь?
Рыцарь поднял взгляд и улыбнулся. Над ним стояла милая розовощекая девочка. Поправляя зеленый, слегка грязноватый передник, она с долей детского любопытства смотрела на мужчину, хлопая глазами.
— Если не трудно, дитя, — ответил рыцарь, встав снова на ноги с помощью девочки. Мужчина не без умиления посмотрел на нее: малость растрепанные темно-русые волосы, лучистые серые глаза, румянец на щечках, в своих руках она держала крынку, накрытую белым платком. Сквозь ткань уже просачивалась рыжеватая пенка. Само очарование - ангел небесный. Он оторвался от созерцания девочки, подошел к лошади, взяв ее под уздцы, а затем двинулся к девочке, что почти с восхищением смотрела на кобылу.
— Покатать?
— Если Вы не против, — ответила девчонка, заскромничав. Порыв теплого ветра всколыхнул ее кудри, побежал темными золотистыми волнами ржи по полю, запутался в траве и упал, затихнув в ее густых зарослях. Всколыхнулись и серебристые волны седых волос рыцаря. Тот помог девочке сесть на лошадь, забрав у нее крынку с молоком, а затем снова взял лошадь под уздцы и повел рядом с собой. Гермина тихо ржанула и, аккуратно труся, снова звучно начала цокать копытами.
— Я видела, как Вы несколько раз падали по дороге; Вы, наверно, нечасто ездите верхом? — поинтересовалась девочка, осторожно положив ладони на шею лошади и мягко ее погладив. Гермина шумно и довольно зафырчала.
— Не-ет, дитя мое. Я езжу очень давно - еще дольше, чем ты живешь на свете. Хотя, признаться, великое искусство верховой езды мне дается с таким же великим трудом, — посмеялся рыцарь белозубо. Девочка и сама заулыбалась: рыцарь выглядел очень добродушным.
— А Вам не больно подниматься каждый раз, когда падаете? Не тяжело? У Вас такие латы увесистые на вид. — наивно поинтересовалась малютка. И в этот самый момент, рыцарь споткнулся. Мужчина опасно шатнулся, ахнув, но равновесие он удержал, прижав к груди крынку. Молоко всколыхнуло свои белесые волны, но не пролилось.
— Что-то меня аж тянет падать сегодня, — снова весело хмыкнул седовласый, убрав пряди со своего лба. После этого он снова взял лошадь под уздцы и осторожно повел ее рядом с собой.
— А насчет падений: мне не больно падать и не тяжело вставать. Привык уже падать и подниматься.
— О! А вот и мой домик! — заулыбалась девочка, заерзав в седле. Лошадь всхрапнула, немного уморенная июньским солнышком. Взору рыцаря предстал холмик, на котором стоял скромный, но уютный домик с белыми стенами и деревянной крышей, окруженный забором, и с двумя небольшими постройками по бокам, судя по всему, хлевом и курятником. Во дворе резвилась порося и петушок с тремя курочками. Поросенок весело похрюкивал, иногда взвизгивая, а птица с увлечением клевала зерно. "Красиво и мило," — подумал рыцарь. Тут он повернулся к девочке.
— Тебе помочь слезть, дитя?
— Да, — ответила маленькая всадница. Мужчина отдал девочке крынку. Спустя мгновенье крепкие, но добрые руки стиснули ребра девочки, аккуратно приподнимая ее с седла и ставя ее на землю. Под ступнями заурчал влажный песок.
— Спасибо большое за то, что довезли меня до дому! — улыбнулась розовощекая малютка, уже поворачиваясь и спеша к дому, но рыцарь неожиданно схватил ее за плечо. Девочка обернулась, после чего седовласый положил обе ладони на ее угловатые плечи, спрятанные под тканью рубашечки.
— Дитя. Постой. Я хочу сказать тебе кое-что напоследок. Не бойся падать с лошади - бойся падать духом. С лошади упал и поднялся в любой момент, но павшему духом тяжелее встать. Запомни... — после этого, седовласый вскочил в седло с небывалой сноровкой и, подстегнув лошадь, поскакал в сторону крутого берега реки, оставив позади себя домик на холме и розовощекую девочку, что скрылась за его дверью, держа в руках крынку с парным молоком.
"Не бойся падать с лошади - бойся падать духом," — эхом отозвались слова таинственного седовласого рыцаря в голове девочки. Она поставила крынку на стол и снова вышла из дому. Солнце, ослепляя, клонилось к западу, заливая лес, луг, поле и речку Блау, мирно текущую меж крутых берегов, желтовато-розовым светом. Все кругом пахло медом, травами и рожью. Из лесу вылетали серебристыми лентами соловьиные трели, в густой траве луга на берегу реки стрекотали заливисто сверчки, предвосхищая наступающий знойный июньский вечер. На небе зажигались золотые, серебряные и голубые осколочки звезд, желтела слепая старуха - луна, напевающая немую колыбельную девочке, как ни странно, голосом этого кроткого и улыбчивого неуклюжего рыцаря.