Различные провода и трубки обвивались клубком вокруг этой девочки. Они опутывали голову, спадали на шею, а также крепились у неё на груди. Белые, красные и синие, а также чёрные и пульсирующие полупрозрачные. Все они считывали информацию с юного организма и передавали данные на приборы. Равномерное монотонное тихое пищание раздавалось спустя разные промежутки времени. Изредка пищать начинало почти всё сразу, тогда прозрачная трубка наполнялась странной субстанцией – своего рода подпиткой, применяемой лишь в критических ситуациях.
Темнота вокруг девочки расступалась, разрезанная вспышками этих самых сине-красно-белых приспособлений. Новейшее медицинское оборудование буквально сходило с ума, переживало сильнейшие встряски, а после смолкало, затаив дыхание, вместе с пациенткой как будто готовилось умирать. Да, прогнозы не внушали уверенности. Кто-то давал год, кто-то месяц, кто-то даже день или два, а кто-то считал, что пациентка уже идёт на поправку, но после случался ещё один всплеск – ей становилось всё хуже…
Самые продвинутые умы не знали, как помочь и что сделать. Люди в белых халатах грустно пожимали плечами, и каждая их теория, увы, проваливалась, лечение не помогало. А девочка лежала на белой простыни, одинокая, замёрзшая и безмолвная. Она боялась с кем-либо заговорить, хотя раньше была душой весёлой компании. Только блестящие слёзы стекали вниз по щекам, их отсутствие или присутствие говорило о настроении. Или о её боли. Пустой направленный в окно взгляд также был ответом на муки.
А за окном расстилался город. Город, уже овладевший искусством трансгрессии; город, уже отказавшийся от вредных машин и прежних неудачных изобретений; город, овладевший энергией молний и научившийся создавать с помощью них передвижные дома; город, где клонирование всех систем организма больше не считалось фантазией; город, так и не понявший, где притаилась опасность, впустивший в себя её, а с ней и малое зло, способное обернуться огромным…
…Ребекка изнемогала от слабости. Буквально всё, что радовало или интересовало прежде, заставляло ощущать апатию или тоску. Не хотелось больше бегать и веселиться, подвижные игры опротивели до нельзя. Не могла больше читать, хотя огромные синие глаза ещё хотели гнаться за строками, и надо было как-то устраивать день, не лежать же с утра до вечера? Ей хотелось и лежать, и сидеть, и читать, и петь, и одновременно с тем не хотелось. Все чувства спутались, и она больше не могла ими управлять, не могла даже себя понимать. Точно робот последней модели, чувствовала что-либо человеческое, ощущала его, но не понимала и была заперта из-за того в своём теле…
Она лежала, подложив ладони под тяжёлую голову. Подняться не было сил и одновременно хотелось подняться. Встать, полететь! Нет, только лежать, как камень… Концентрироваться становилось настолько сложно, что проще было закрыть глаза и представить что-то другое, отвлечься. И в тоже время, нет, она не хотела и этого. Или хотела – не ясно.
Всё путалось. Сознание иногда уплывало. В голове явно произошёл странный сбой. Как старый плохой компьютер, работала она, некогда такая верная, светлая. Ребекка грустила за тем временем, она помнила его, по иронии судьбы помнила, должно быть, для того, чтобы понимать изменение? Или для того, чтоб печалиться?..
Маленькая Ребекка вспоминала то, какой жизнью жила она в прежнее время. Как ходила в школу, заводила друзей, радовалась обычным девчачьим радостям… Но всё это прошло – ничего, увы, ничего не осталось.
Ещё одна серебристая слеза быстро скатилась со щёчки. Упала на подушку и оставила там маленький кругленький отпечаток. И тут же на то же самое место скатилась другая слеза. Ребекка не любила плакать, но так, увы, сейчас получалось. «По-другому – никак», – убеждала себя она. Пальцы размазывали эту прозрачную кляксочку, хотелось сделать так, чтобы слёзы никто не увидел. «Подушку утром надо перевернуть…» - повторяла про себя девочка. Раз за разом твердила эти слова, пока после не успокоилась, не забыла в один миг, что хотела.
Она перевернулась с одной стороны на другую, провода вздрогнули, но больше ничего не случилось, лишь смутно заморгали лампочки, но это была их работа. Девочка тоскливо водила взглядом по сторонам, синие сумерки уже закрадывались в её большую одинокую палату, редко такую же тихую, как сама девочка. Медсестра пришла и поставила новую капельницу.
«Это – чтоб лучше спать, Бек», - пояснила она красивым спокойным голосом. Большие синие глазки тут же закрылись веками. Первые звёзды звали куда-то вдаль, но в целом синева успокаивала. Белая рама вокруг окна постепенно таяла, исчезала… Всё становилось тяжёлым, и оставалось только расслабить тело, поддаться этому тяготению, согласиться с ним и снова уйти от реальности...
Ребекка проснулась посреди ночи. Действие препарата закончилось, что-то неожиданное и неясное сумело её разбудить. Кажется, это была обычная мысль. Банальная и обидная – до боли в голове и груди. До одури, до слёз, до забвения. Её вновь охватил холод, небольшая струя воздуха, идущая из прикрытого окна, казалось, прилетела с самого севера. Синева, ставшая давно чернотой, расступалась немного пред звёздами, но дело было даже не в них – свечения различных приборов всегда было много, так, что можно было даже втайне читать. Но Бек так почти не делала.
Она тихо лежала и точно вслушивалась в звуки своего тела, но не умела его понимать и поэтому почти не слышала. Она только и могла, что думать, вспоминать, грустить и опять вспоминать. И так бесконечно – по кругу.
…А ведь как было всё хорошо! Она росла, не зная забот и печалей, почти никогда не болела, и никто даже представить не мог, что она станет той самой несчастной малышкой из новостей, страдающей неизвестной болезнью.
Росла, познавала мир, играла, дружила, ходила на разные кружки и узнавала каждый день много нового. В один, как теперь ей казалось, самый ужасный день её головы коснулся ободок нокта, так называлась последняя новинка научной техники, вещь активно применялась людьми современного мира, огромными шагами набирала безумную популярность.
Когда-то Ребекка обожала свой нокт, потому что с его помощью можно было делать разные удивительные вещи – запоминать то, что не мог прежде запомнить, успевать то, на что не оставалось времени, но что так сильно было нужно ей в жизни и интересно. По сути благодаря этому специальному мини устройству, любой человек, особо не прилагая усилий, мог заставить активизировать свой спящий мозг, направив на определённую нужную человеку работу. А если выражаться совсем по-простому, мозг, который и без того, как известно, работает ночью довольно активно, взамен отдыха и распределения по полочкам обычной, казалось бы, ненужной и незначительной информации, полученной за прожитый день, занимался тем, чем должен был, но не успел днём, подчинялся прихоти человека. Человек хотел успеть всё и сразу. И как бы жил и во сне, и в реальности.
Изначально новинку техники предлагали использовать только студентам, людям, жизнь которых завязана со сложнейшими отраслями науки, а также юристам, дипломатам, детективам, на худой конец поэтам, писателям... Чтобы те не тратили своё драгоценное время и, засыпая с определённым вопросом, утром имели готовый ответ. Но так предполагали одни, а на деле пользовались все, кто хотели. Прибор приобрёл популярность – захватил массы, и дальше дело пошло очень быстро. Буквально через год вспыхнувшего бума продаж даже школьник мог позволить купить себе нокт. Да и был он небольшого размера.
Ребекке про этот прибор рассказала впервые сестра. Она была от него без ума и благодарна почти за все достижения. А как ещё может быть, когда все контрольные выучены почти наизусть, все конкурсы, подошедшие к страшному дню дедлайна, нашли вдохновение для рассказов, когда сложные хитросплетения отношений разрулены наилучшим образом и вскоре намечается свадьба? Именно глядя на это всё, малышка Ребекка также захотела успеть узнать всё и решить всё, что было ей тогда интересно.
Дела пошли в гору. В кружках она стала блистать, и в школе пошли успехи – даже перепрыгнула сразу через один класс, настолько хорошими оказались её оценки. Что до других сфер, о них было говорить ещё рано, но хобби и школа благодарили нокт. Несколько лет, не меньше, длилась такая жизнь. После счастье закончилось.
…Ребекка снова перевернулась, теперь уже на спину, две прозрачные слезы раскатились по щекам в разные стороны. В голове металась только одна мысль – злость, ненависть к погубившей её прибору. Но что она теперь уж могла?
…Это прозвучит странно, но, как выяснилось потом, испытания данного суперприбора и результаты этих исследований были утаены и сокрыты от общества, от большинства. Фактически неизвестный прибор вышел в свет, обезумевший от фантастически успешного результата народ забыл о том, что не всякая новая вещь так хороша, как могла быть… У новинки, разумеется, были «противопоказания». Её можно было использовать всем, даже детям, но только не злоупотреблять, не превращать всю жизнь, а то есть каждую ночь в «ритуал отсутствия сна». Но кто это знал? Кто рассказал людям?
Скажу также то, что Ребекка не была первой, новости фиксировали точечные вспышки какой-то хвори, поражающей самых различных людей. У них наблюдались непохожие, но в целом подобные изменения, только каждый списывал их на любую другую, чаще всего хроническую болезнь, ложь выглядела правдоподобно.
Поэтому так и вышло, случай с девочкой стал самым первым, первым озвученным, потому что ранее Бек серьёзным никогда ничем не болела, букета разношерстных болячек, полученных в течение жизни, также ещё не нашла, вот и оставалось одно – родители упомянули за между прочим, что слишком много пользовалась прибором, почти каждый день надевала его, переработалась, должно быть, и врачи высказали публичное мнение, ухватились за эту мысль, почувствовали какой-то страх, исходящий от мини вещицы…
Но было немало и тех, кто считал подобные слухи – обманом, клеветой самой чистой воды, или даже банальной завистью конкурентов. Да-да, что-то аналогичное говорили, когда изобрели телефон и компьютер – «излучение влияет не лучшим образом». Доказательства иногда появлялись. Но опять же зависело от конкретного случая. И вполне могло быть и так, и иначе. Но в пользу чего-то другого было как-то мало надежды.
Страх оправдался, реальность оказалась простой до боли. Перегружённый и полностью лишённый отдыха мозг мог работать какое-то время, но после бесследно «перегорал», он не мог уже восстановиться. Кто-то сходил с ума, кто-то становился угрюмым. «Замыкание» влияло на различные участки мозга, влияя на сознание, ум, инстинкты, чувства, потребности. Поэтому и общей картины пока ещё не могло быть.
А у кого-то перегорало стремление к жизни. Чувствовал слабость и боль. Больше не мог думать, почти что не мог говорить. Душой понимал изменения и ею же противился постигшему бремени, но едва ли мог что-либо изменить. И поэтому оставалось лишь плакать…
***
В наше новое информационно перегруженное время нечто подобное было ожидаемо и мало кого удивило. Учёные даже признавались в интервью, что обеспокоены именно этим. Впрочем, получается так, что они знали о грозящей опасности, но никто не решил ей противиться? Вряд ли бы в других обстоятельствах они с таким рвением и такой охотой рассказывали про мозг и нокты. Про астроциты, крупные звездчатой формы клетки, про нейроны, которые не желали восстанавливаться и размножаться, про то, что, если мозг долгое время находится в состоянии бодрствования и активности, информация перераспределяются даже днём. Но это в нормальных условиях, хотя даже так приводит к незначительному отеку мозга, исчезающему после крепкого ночного сна. Обратим внимание – крепкого. Что получаем иначе? Усталость и даже депрессию. Мозг не может не отдыхать, так решено уж природой. И нам этого не изменить. Когда-то на заре лет ученые Йельского университета доказали, что частые переживания и депрессии очень сильно вредят нервной системе, так вот, что получается? До идеала нам ещё далеко…
Но всё это – только слова, а проблема сбоя биологических часов – серьёзная насущная проблема нового времени. Избавиться от неё невозможно, отказаться совсем от ноктов – возвратиться к началу информационной эры, тоже, конечно же, не вариант. Но иначе как? Невозможно.
Мы не можем изменить себя, не может изменить время – заставить его стать неважным для нас, замедлить или ускорить ход. Игра с ноктом – своего рода способ продлить себе жизнь, жалкий способ, чтобы узнать такой объём информации, пережить такое количество чувств, которое было бы не под силу обычному нашему человеку, так как жизнь не так длинна, как хотелось бы. И вот способ – появилась «двойная» интенсивная жизнь. Только выигрыш в чём? Или качество, или количество, как говорится. Насытив жизнь большим количеством ощущений, мы увеличиваем качество, но существенно сокращаем количество (длину), а то есть продолжительность жизни. Может, не торопить ход? Не пытаться дополнить себя новыми удивительными способностями? И просто жить, так же, как жили прежде?
Учёные говорят, что собственные часы и свой ритм есть у каждого участка мозга и каждого органа в целом. Но есть главные, центральные часы, находящиеся в области, называемой супрахиазматическим ядром. Оно управляет всем, но только если спит, повторю вам. Хронический стресс – недосыпание или то, что мы получили сейчас – сбивает работу биологических часов, суточные ритмы и вообще много различных процессов. Мы устаем, уставшие больше подвержены стрессу, а от стресса устаём ещё больше – и в итоге замкнутый круг. Получается, даже сняв с производства нокты, или полностью прекратив использование сего чудо-устройства, мы едва ли сможем восстановиться. На это уйдут силы, для этого понадобится время – не один день, не два и не месяц. Это будет совсем не просто, особенно, если сравнить восстановление с соблазном использовать треклятый прибор и прожить меньше, но всё же узнать и выучить, и понять всё.
Стресс толстыми цепями связан с выработкой кортизола, нет гормона – нет нормального циркадного ритма. То есть в теории преднамеренная мозговая активность ночью долго считалась фантастикой. И лучше бы была ей и поныне. Без кортизола и нормального сна любая, даже самая простая деятельность будет раздражать и скорее всего не получаться. Сомнительный соблазн, скажу вам. Прибор под названием нокт всё же плод утопических ненужных фантазий, только, увы, реальных. Да, на какое-то время мы получаем безграничные возможности, но потом… Что потом? Чем придётся платить за подобное? И стоит ли игра таких свеч?
Активность мозга выше не днём, а ночью. Ученые не нашли ответа на вопрос, почему так происходит, но факт остается фактом: ночью активность мозга всегда возрастает. И нам стоит принять также это. Как факт. Но не пытаться увеличить эту активность до максимума. Говорят, якобы во сне мы живём. Но это же – не жизнь, а фантазия. Пора смириться с тем, что мы – люди, и прекратить пытаться улучшить себя, чтобы не сделать хуже.
Да только изучения продолжаются и раньше были – о них просто не говорили так часто… Живший уже довольно давно академик по фамилии Кобозев в ходе своих наблюдений за шишковидной железой человека открыл, что жидкость, находящаяся там в молодом возрасте, представляет собой раствор солей калия, магния и натрия. С возрастом этот раствор густеет, превращаясь в желе, а потом в нём образуются кристаллы этих металлов. Что это значит? Ещё одна вселенская загадка и наживка для новых исследователей, своеобразное яблоко для новых учёных Адамов и намёк, огромный намёк, неисследованная почва для мыслей и размышлений… Мозг будоражит умы, но лучше бы сидел молча и делал молча свою работу. Мы тоже.
…Человек очень сильно хотел победить своё тело. Но куда он может пойти против природы? Только лишь в направлении смерти. Жизнь ещё не готова принять столь серьёзные изменения. Ей необходимо время, немалое время… Быть может, однажды, потом… Но пока человечество не готово. Слишком опасны игры, на подобие этой игры.
***
А она так много всего хотела, столько хотела!.. Выучить, сделать, воплотить в жизнь, создать или изменить, полюбить… Столько планов – и всё оборвалось. Красные и синие лампочки начинали опасливо перемигиваться, точно предупреждая одна другую, что скоро будет «сбой электричества».
Она столько всего хотела и так мало всего смогла! Дрожащая, полностью лишённая сна, маленькая девочка знала о скорой смерти – однажды добрая медсестра рассказала, как «дети уходят в Рай» и поведала про это место. Родители стояли тогда за стеной – им нельзя было часто навещать свою дочку. Лишь сестра без слов, также плача, поглядывала иногда из-за стекла, в руках она держала треклятый приборчик, напоминающий тоненький ободок серебряной или железной конструкции. Как показалось Ребекке, ободок был разломан на части, Вик показывала своё сожаление и твёрдо решила для себя не пользоваться больше прибором.
Девочка перевернулась – теперь уже на бок. Сердце гулко забилось в ушах, как будто крича о помощи, но сил сделать ещё движение у неё уже почти не осталось. Темнело опять в глазах. Не сон, что-то другое, страшное, подкрадывалось к ней, или даже стояло и пряталось в ближайшей чернеющей тени. Сдавливающая боль в голове снова отдала слезами, сжатые маленькие кулачки совпали с резким сжатием челюсти.
«Смерть… Что есть ты?» – слова расплывались в звуки, распадались и исчезали из её головы. Эти были последними. Другие она забыла. Только молча стеклянным взором смотрела в сторону – в сине-чёрное окно, слабо светлеющее звёздами, на провода, оплетавшие всю её, на белую стену с чёрной неясной тенью, бездумно шевелила губами, как будто пытаясь заговорить и отвлечь свою боль. Не смогла… Небольшая судорога пробежала по хрупкому телу. На какое-то время в палате стихли все звуки. Ноги и руки расслабленно коснулись чуть тёплой ткани. После вздрогнули опять и опять.
Она выгнулась, беззвучно захлопнула веки. Самая сильная боль в последний раз взорвалась в голове, успокоилась. Что-то как будто щёлкнуло, и всюду пропало всё. Исчезли звуки, яркие огоньки, тени, ощущения и даже боль. Всё как будто наладилось, но на самом деле затихло.
…А после она умерла.
Севастополь, август 2019, 383