На должность врача палаты интенсивной терапии (ПИТ) кардиологического отделения 14-й ГКБ я пришел из кардиологической бригады «Скорой помощи» по приглашению начмеда больницы.
Причиной открытия ПИТ в стационаре была высокая смертность от острой коронарной патологии - инфаркта миокарда, острых нарушений ритма и прочего, особенно в первые сутки заболевания. Перед администрацией больницы был положительный пример - кардиологический центр Екатеринбурга под руководством Я.Л. Габинского. Там была самая низкая летальность в городе.
Для снижения летальности, в первую очередь надо было организовать круглосуточное, наблюдение за больными с коронарной патологией, в динамике. С первых суток от начала заболевания и в течение стольких дней, сколько будет необходимо. Это можно было сделать только в условиях ПИТ.
Фундамент для создания палаты интенсивной терапии кардиологического отделения в районной больнице был.
В районе работала круглосуточная кардиологическая бригада СМП, имелось кардиологическое отделение с многолетней славной историей, был «Уралмашзавод», готовый оказать необходимую финансовую помощь, и главное — были кадры.
Это было то, к чему я внутренне стремился и я дал согласие перейти в больницу, что вскоре и сделал. К тому времени я отработал в кардиологической бригаде уже 9 лет, а первичное обучение на рабочем месте по реанимации и интенсивной терапии я, как и все кардиологи СМП, уже прошел.
Первая смена! Вышел на работу с трепетом — последний раз я вел больного 9 лет назад! Работая на «скорой помощи» врачом кардиобригады, я должен был обезболить пациента, восстановить ритм, стабилизировать гемодинамику, а потом довезти его и передать живым в приемный покой. Теперь больного привезут уже ко мне, а мне — лечить, наблюдать и вообще отвечать за его жизнь. Самым сложным в новой работе мне, что странно, казалось заполнение историй болезни (отвык, ведь на «скорой» заполнялась лишь короткая карточка). Из первой смены помню здоровенного деда с инфарктом миокарда, который выдал психоз и мы его привязывали всю ночь, а он отвязывался и пытался подняться с постели и при этом никакие транквилизаторы не помогали. Уже под утро дед погрузился в медикаментозный сон.
К тому времени для размещения палаты интенсивной терапии (ПИТ) выделили три палаты — стены снесли, а на их место поставили стеклянные перегородки. По центру располагался реанимационный зал с постом медсестры и выведенным на него центральным монитором, рядом — стойка с необходимым оборудованием: дефибрилляторы, аппарат ИВЛ «Лада», мешки Амбу и прочее. Здесь же — стойка с растворами и медикаментами. По обе стороны от зала за стеклянными, выше груди перегородками разместились две палаты, каждая по 6 коек, оборудованные функциональными кроватями с прикроватными мониторами.
Едва начав работать, мы регулярно проводили рейды по закромам старших медсестер всех отделений: искали старую, порой списанную аппаратуру с целью ее «экспроприации». Порой поиски были успешными — так мы однажды обзавелись ритмокардиоскопом (позже я подобного нигде не встречал).
С первого дня мы работали так – по звонку спускались в приемный покой, или выходили в отделения, где осматривали неотложного больного. Если были показания — переводили его в реанимационный зал, оказывали экстренную помощь, наблюдали до стабилизации состояния, а затем переводим в одну из наших двух палат, а оттуда, если все в порядке, переводили в отделение.
Работать начинали впятером. Одного нашего доброго и старого знакомого, переманили с должности заведующего загородным реабилитационным отделением. Сегодня он заведует отделением реанимации и интенсивной терапии в той же больнице, а двое наших коллег работают в областном кардиологическом центре, где зарекомендовали себя отличными и незаменимыми специалистами. А я работал после ПИТ врачом - кардиологом санитарной авиации в Центре медицины катастроф Свердловской области. Все мы прошли замечательную школу, именно врачами ПИТ.
С медсестрами нам тоже повезло — одна другой лучше. На дежурствах мы понимали друг друга с полуслова. И даже сейчас, спустя почти тридцать лет, в больнице помнят наш коллектив по именам.
И вот результат — летальность за первые месяцы работы ПИТ сократилась вдвое. Вот тогда прежний директор Уралмашзавода сделал нам от завода грандиозный подарок — австрийскую систему видеонаблюдения с цветными мониторами и принтерами (по-моему, Хелега — может, путаю, но монтировали ее австрийцы). А директор завода, впоследствии неоднократно лечился у нас. Он говорил, что в такой палате лечат лучше, чем где-либо, и что он не зря выделил деньги на ее оборудование!
После монтажа новой системы все окна окрестных домов были засыпаны на зиму пенопластовым фигурным уплотнителем от коробок из-под нашей аппаратуры. Палата приобрела фантастический вид: прикроватные мониторы переливались разноцветными огнями, а медсестра сидела за столом у огромного дисплея, на который были выведены все шесть мониторов. В стойке вместо отечественных 16-килограммовых дефибрилляторов ДИ-03 стояла пара новеньких, импортных, красненьких, компактных, лёгких дефибрилляторов.
А как мы работали! Любой случай — не обязательно тяжелый, но по-своему интересный — мы обязательно обсуждали.
А уж случаи реанимации обсасывали до мельчайших подробностей — искали возможные ошибки.
Хорошо помню больного с осложненным инфарктом миокарда, который рассказал мне о своих ощущениях, якобы пережитых им во время остановки сердца - он будто повис над пропастью на кончиках пальцев и держался на последнем слове, но потом его так пнули под зад, что он сразу же взобрался на край этой самой пропасти.
В доказательство он говорил, что не может стакан в руках удержать — так болели пальцы. Вот это я понимаю — использовал свой шанс!
Вспоминаю больного А…. Он поступил к нам в первый час с инфаркта миокарда задней стенки и периодически выдавал фибрилляцию сердца.
Мы его дефибриллировали неоднократно. Когда я спросил у сестры сколько раз, она ответила, что не меньше сотни. Помню, что не успевал смачивать электроды и в воздухе висел густой запах сгоревших волос. Надо сказать, что грудь у него была богато заросшей волосами.
Мы его удачно перевели в отделение, без осложнений. И вот однажды на обходе моя медсестра говорит, какой то женщине: «Вы спрашивали кто спас Вашего мужа? Вот видите доктора - это он!».
Эта дама подбегает ко мне и на все отделение громко говорит: « Доктор, что же вы так неаккуратно с моим мужем?! Вы ему всю грудь сожгли, и дышать ему сейчас больно!» Ну что тут скажешь? «Хорошо, в следующий раз я так делать не буду?!».
И снова работа сутки через сутки. Когда нет дежурств по палате, то берешь дежурства по приемному покою, или по стационару.
Нам передали аппарат искусственной вентиляции легких «Лада». Вообще-то он был хорош в условиях «скорой», но для стационара слабоват. К тому же он требовал подачу кислорода, а в палате был только баллонный. Баллоны хранились на первом этаже, под лестницей, а весил баллон под 50 кг.
И вот однажды привезли молодую женщину с геморрагическим инсультом, в глубокой коме. В неврологии ПИТ не было, а переводить дальше в реанимационное отделение нельзя - не довезут. Вызвали меня - что-то там, на ЭКГ врачу «скорой» не понравилось, хотя диагноз был на лицо. Перевел ее на ИВЛ.
Неврологи посмотрели и назначили лечение и куда ее? По тяжести состояния, конечно к нам, в ПИТ. Для перевода в РАО, в другом корпусе, больная нетранспортабельна Плохо одно - расход кислорода, как ни старайся, как из крана – водица.
Баллон заканчивается, на плечо его и скачками на первый этаж, под лестницу – полный баллон на плечо и назад. Вот так я и прыгал все сутки, но успешно передал больную коллеге. Он также тянул ее сутки. За время наблюдения состояние больной прогрессивно ухудшалось. О переводе ее в реанимационное отделение вопрос не стоял. Она была не транспортабельна. На третий день мы собрали консилиум, на котором было решено отключить больную от ИВЛ.
Жалко ее было конечно, но сделать мы ничего не могли. Я думаю, что и в нынешних условиях она была обречена.
После этого случая буквально через неделю начали монтировать давно обещанную систему централизованной подачи кислорода.
Да и новый, современный аппарат ИВЛ нам закупили. Получилась не палата, а картинка. Современное оборудование, прекрасный, квалифицированный коллектив. Не зря потом говорили, что у нас филиал кардиологического Центра.