Еще один год подаренной жизни - II. 27

Ирина Беспалова
                Еще один год подаренной жизни - II. 27

     Не, у Зорана я не бываю каждое утро, конечно. Если беру место на неделю, так только по понедельникам. Ну, и иногда по субботам. Нынче на понедельник у меня и ста крон не осталось для Зорана. Две тысячи одной купюрой сохранилось с субботы, а тысячу я у Павлинки заняла, перед справой, чтоб заплатить место на неделю. Фирин таг, 56-ой. Пан Седлачек при мне звонил Фире, и повторял для меня каждое ее слово.
     - Вы больше не можете работать на Гавелаке по состоянию здоровья? По возрасту? По желанию? Вы придете в среду заплатить склад? Хорошо, а сейчас-то мне что делать? Продавать Ваше место на неделю? Продаю.
     Там у меня в соседях Арман. Это не дети Гавелака, это племянники. Но он самый лучший. Правда, в понедельник целый день шел дождь. Вообще, грозы сменились какими-то унылыми накрапывающими дождями, и заметно похолодало. Я даже подумала, что вместо трех платьев без рукавов нужно взять два платья без рукавов, а одно с рукавами и шерстяное. В общем, при всем великолепии полной коллекции я не поднялась выше тысячи. Удивительное дело: плюс тысяча перестала меня радовать. А ведь когда-то мы называли ее "законной штучкой"! Но во-первых, когда это было, цены с тех пор, сто процентов, поднялись вдвое (только картинки подешевели), а во-вторых, мне надо.
      Ни о чем думать не могу, читаю какие-то женские детективы на станке, чтоб не думать, и вычитала "визжать можно только в двух случаях: если от этого будет польза, и если само визжится".  Будем считать, что само визжится. Эту тысячу (а всей тыржбы, стало быть, две) я отложила для Вероники, когда посчитала всю кассу на пятнадцатое августа, четверг. Пять пятьсот! В общем, законная штучка для меня уже не закон, и с некоторым ожесточением я подумала, что придется-таки занимать у Значка девять под десять.
     Вдруг (да не вдруг) на том же самом месте во вторник мне удалось заработать четыре тысячи пятьсот.  Правда, во вторник вовсю светило солнце, выпивало лужи, серебрило черный асфальт, было ни холодно, ни жарко, самая пора покупать картины, и  я к ста девяносто евро доложила сто десять в фолиант Благова вечером, да еще пятьсот крон отдала Наташе - Даде на десерт, кстати, я со станка убежала на час раньше, чтоб увидеться с тем Дадой, в шесть вечера я уже была дома, и пока нам с Наташей, наскоро, запекались два стейка (я купила специальную сковороду), покормила Даду бутербродом: черный хлеб, шоколадное масло. Он не будет есть, сказала Наташа с полным ртом, а Дада сначала откусил кусочек понарошку, а потом распробовал, и стал хапать больше, чем мог прожевать. Оказывается, в рот ребенка нужно попадать, как в лузу. Средними кусочками, ни больше, ни меньше. Наташка над нами потешалась, а мы съели целый взрослый бутерброд. И у меня все время было чувство, что мы вместе едим, хотя ел один Дада. Но как он отважно жевал! Как прочувствованно глотал! Какие умилительные рожи корчил!
     Как горит огонь, как течет вода, и как ест ребенок.