Глава 15. Проклятие Ганнибала

   
(Из записей Олькотта: видения из шара. Слой третий)

     Взяв на себя обязанность по ведению записей, связанных со снятием информации с кольца, последним хозяином которого являлся Гитлер, я испытываю огромные трудности в сопоставлении слышимых нами дат и имён. Не всегда и не все лица, которые мы видели в процессе работы, сопоставимы с теми историческими лицами, которые мне известны из фактов истории, а некоторых имён при снятии пластов информации мы не слышали вовсе, и они не были называемы участниками событий.
Итак, порою мне что-то подсказывала интуиция - и, обнаружив кого-то из виденных лиц в историческом источнике, я восклицал: эврика! А порой, меня брала оторопь, когда я понимал, что однозначно, что это кольцо... Находилось в руках именно этого человека. Лиц, которые лишь ненадолго его касались, или мне вовсе незнакомых, я упускаю, в виду того, что не смог бы сообщить совсем ничего об их дальнейшей судьбе.
К сожалению, после Яна Потоцкого, я испытываю огромные трудности в прямом изложении событий: то есть, в том порядке, в котором происходило снятие нами информации. Поскольку, этот процесс был обратным для прямого хода истории: последним кольцом владел фюрер фашистов, а предшествовала ему некая тайная организация, в кладовой которой оно хранилось - но его никто не надевал, потом мы мельком видели человека, поднявшего его рукой в лайковой перчатке, на поле Ватерлоо... А потом - Яна Потоцкого, обрывки жизни которого мы видели в обратной последовательности, слышали часть его разговоров с другими людьми - не все из которых, конечно, я мог запомнить... Эту жизнь мы созерцали фрагментарно, а сами фрагменты, наложенные друг на друга, шли в обратной последовательности. То есть, фрагмент, где Ян нашёл кольцо - был самым последним для нас, и самым нижним перед тем, как мы пошли ещё глубже.
Кроме того, очень сложно воспринимать то, что, как видеоряд, проносится перед тобою за очень краткое время - но содержит годы, и даже столетия. С трудом ухватываешь самую суть, а потом распутываешь клубок собственных воспоминаний - и пытаешься запечатлеть всё это, пока виденное всё ещё свежо перед глазами... Ведь, потом оно забудется. Непременно забудется, останется лишь самое главное, пока и оно не растает, оставив лишь память о том, что что-то такое было, было... Возможно, будешь помнить только самое первое - и самое последнее из виденных тобою лиц, из владетелей кольца... Ибо, а вот такое - точно не забывается.
 Да, первого владельца я не забуду никогда...
 Созерцая различные временные слои и дойдя до самого истока, мы узнали, что изначально злосчастное кольцо принадлежало именно... Ганнибалу.
Далее, я попытаюсь восстановить прямую хронологию: не так, как всё предстало перед нами. Излагая события в обратной последовательности, в той, в которой нам шла информация, я запутаюсь непременно. А излагая всё по ходу истории, я хотя бы смогу свериться с датами в справочниках и связать имена реальных, известных нам исторических лиц - и то действие, что мы видели, изучая кольцо.
   Итак, известно, что вся жизнь Ганнибала была посвящена борьбе с Римом. Талантливый полководец, он всё же был побеждён, в самом конце жизни - побеждён тот, кто  ранее не знал поражений. Увы, дело всей его жизни было обречено на гибель… «Карфаген должен быть разрушен», - так решили римляне. И компромисса не было.
Не знаю, к добру или худу это случилось. Историю пишут победители, и никто не думает о достоверности. Карфагеняне рисуются нам монстрами, поклоняющимися злобному Ваалу. А так ли было всё на самом деле? И не приносили же и сами римляне человеческих жертв в те достославные времена?
Несомненно, останься Карфаген не разрушенным, история человечества пошла бы по другому сценарию. Лучшему или худшему - не знает никто. Теперь мы полагаем, что Рим был в более выгодном положении, чем Карфаген. И оздоровить своё государство Ганнибалу не удалось. Он столкнулся с величайшими бедствиями и с громадным численным перевесом противника. Его совершенная тактика боя и умение вдохновлять воинов принесли ряд побед, но всё же он разбился о скалу, называемую Римом.
   Ганнибал погиб в 197 году до н.э., в Вифинии. До этого, он бежал в Армению, потом был на Крите. Правитель Вифинии Прусий принял Ганнибала и даже сделал своим военным советником и полководцем. Вифиния, благодаря Ганнибалу, одержала ряд побед над Пергамом, с которым враждовала. Так, в морском сражении Ганнибал добился бегства кораблей пергамцев, забросив змей на их корабли.
     Однако, в конце войны между Вифинией и Пергамом римляне добились заключения мира между их правителями: Прусием и Эвменом. После этого, дни Ганнибала были сочтены. Вскоре в Вифинию приехал посол Рима, который намекнул, что Ганнибала следует убить. Вооружённые люди, среди который были и римляне, воины из охраны посла Фламинина, окружили дом шестидесятипятилетнего Ганнибала. Старый полководец понял, что к нему идут далеко не с добрыми намерениями: сразу, после первой же встречи посла Рима Фламинина и Прусия, последний послал своих воинов стеречь дом Ганнибала, и они стояли на страже. Ганнибал мысленно был готов ко всему - и собирался бежать. В его доме было семь выходов, в том числе, и потайные. Но он не сразу понял, что весь этот дом был очень быстро окружен, и настолько плотным кольцом, что и мышь не проскользнёт. Его враги не знали, где располагаются выходы - но нагнали такое войско, что люди стояли почти вплотную друг к другу, плечо к плечу. До такой степени они боялись даже старого уже полководца.
 Когда царские стражники, посланные Прусием, взломали дверь и ворвались в переднюю, Ганнибал попытался бежать чёрным ходом - но сразу понял, что он  перекрыт. И тогда, он открыл «тайник» своего перстня - и принял яд. Он всегда был при нём, этот перстень.
     Его слова, произнесённые перед смертью, были о том, как низко пали римляне: боятся его, старого человека. А ведь когда-то их предки предупредили врага, царя Пирра, о готовящемся на него покушении...  Но эти, нынешние… Они даже потребовали от Прусия убить своего гостя... Гостя! К тому же, человека, так много для него сделавшего: который сражался на его стороне.
   Это было бесчестно и подло.
  «Призываю проклятия на их голову! И умоляю богов – покровителей гостеприимства – покарать их!» - с этими словами, Ганнибал сцедил яд, который был в последние дни всегда с ним: заключён под крышкой в его перстне, - в чашу с вином. И, не колеблясь, выпил смертельный напиток. Ни за что не хотел он попасть в руки своего злейшего врага: Рима. Чтобы не испытать ни издевательств, ни глумления.
    Он умер почти мгновенно. Римлянам достался только мертвец.
Тело Ганнибала было ими предано огню. Но, один из римских воинов из свиты посла изловчился и выхватил отпавшую в сторону из погребального костра, не прогоревшую  ещё кисть руки Ганнибала. Этот римлянин отломил палец с перстнем. Тем самым перстнем, в котором до недавнего времени содержался яд. Впоследствии, в этот тайник перстня он заключил часть костной ткани Ганнибала, чтобы победно доставить в Рим. Доставить, как трофей. Как свидетельство отмщения.
 Конечно, этот римлянин был ослеплён ненавистью; так снимают скальп с мёртвого врага, радуясь его смерти.
   «Тебя всё равно ждёт плен, внутри этого кольца», - радовался римский легионер.- Великий полководец, ты стал ничем. Рим победил тебя! И Карфаген  теперь навсегда пал. Он был разрушен навсегда, именно - с твоей смертью».
     Кто же вложил столько ненависти в это кольцо? Ганнибал, проклявший Рим, который одолел его, старика, благодаря своей подлости? Или же, римский легионер, имеющий ненависть к Карфагену, который убивал его соплеменников - а возможно, что и его братьев или отца? Откуда взялась эта злоба - часть той, что всегда тяготеет над миром, неистребимой злобы человека к человеку? Кто знает...
  Но кольцо, что раньше принадлежало великому полководцу, уже пропитанное ядом, болью и злобой, не могло быть отныне простой и обыкновенной вещью. Оно стало тем артефактом, что приносит невыразимую жажду победы тому мужчине, который его носит, но затем – также и поражение, и печальную кончину. Заключая в себе память о смерти Ганнибала: частицу его праха.
 И хуже всего бывало, когда подобный артефакт попадал в руки полководца или правителя! Но, разрушающее действие кольца могло проявить себя  даже на человеке иной судьбы и таланта. Остаётся добавить, что оно было исключительно мужским.  Женщин оно не привлекало,  поскольку было им явно не по размеру; и  они не надевали его на палец, могли только хранить где-нибудь в шкатулке. И кольцо не оказывало - или же, почти не оказывало - на них своего тлетворного влияния.
  Вложенный в кольцо, выпиленный из пальца кусок кости Ганнибала, нашёл надолго своё пристанище в «тайнике» перстня, был в него заключён - и там запаян наглухо.
  Перстень этот, увезённый неизвестным римлянином из Вифинии, вскоре несколько раз поменял хозяев: они или были ограблены по пути, или умирали внезапно. Но всё же, оно добралось туда, куда планировал тот, кто и сотворил этот перстень с мощами: в Рим. Там оно и осело, в одной из фамильных сокровищниц. Тайник кольца, после помещения в него мощей, глухо закрыл свои створки; оно больше никем не открывалось никогда. И уже в таком виде, перстень многие годы провалялся без дела.
Однако, однажды  Квинтиллий Публий Вар обнаружил драгоценность в сокровищнице своей жены. Ранее не привлекавшее ничьё внимание, кольцо заинтересовало именно этого  римлянина, по несчастливому року надевшего его на палец. И оно пришлось ему впору.
  Как раз в то время, Октавиан Август решил послать Квинтилия Вара в германские земли для усмирения непокорных варваров из племени свевов. Он считал, что смелый полководец быстро наведёт порядок в почти завоёванной к тому времени Германии. Сомнений в кандидатуре у него не было; поскольку, Квинтилий Публий Вар занимал высокий пост, происходил из знатного рода и состоял в близком родстве и с Августом, и с его наследником Тиберием. К тому же, Вар уже проявил себя: в 6 – 4 годах до н.э. он был наместником в Сирии и сумел удержать порядок в зависимой от Рима Иудее, после смерти Ирода Великого. И это после того, когда там, не по его вине, разгорелось восстание, ещё при другом римском чиновнике. Тогда, Вар пришёл и сумел подавить его, причём с минимальными потерями для Рима. 
   В общем, по мнению Октавиана Августа, Вар должен был прекрасно справиться с новой задачей. Которая, к тому же, не казалась императору слишком сложной. В то время большинство варварских племён признали власть Рима. Воспротивились только эти самые свевы,  объединив свои племена под предводительством Маробода. А римляне уже основательно укрепились в северных землях и стояли, в частности, на берегу Рейна уже отнюдь не в полевых военных лагерях, а в довольно-таки комфортабельно оборудованных городах. Где были и форум с конной статуей Августа на площади, и каменные базилики и великолепные частные дома, в которых были и мозаичные полы, и картины, и и другие произведения искусств: всё, что нужно для роскошной жизни, к которой они так привыкли.
   В начале осени к наместнику Вару в летний лагерь, где располагался он и другие римляне, поступило известие о восстании в одном из районов, принадлежащих верным Риму херускам, небольшому германскому племени. Сообщение было провокационным, однако Вар, собираясь уже возвратиться на зимние квартиры, решил сделать крюк для подавления мятежа. Он не подозревал, что Арминий, предводитель херусков, до тех пор верный слуга римлян, уже стал на путь предательства. Ведь речь шла о том самом Арминии, который никогда раньше не выступал против Рима.
   Но оказалось так, что три легиона Вара двинулись прямо в ловушку, устроенную германцами в Тевтобургской долине. Арминий, хорошо знающий местность, недаром выбрал это зловещее место, где ширина прохода между непроходимыми топями и хребтом составляла не более 220 метров. Подняться же на холм, в особенности, сохраняя сомкнутый строй, было совсем не просто.
  Римляне шли не в боевом порядке, на зимовку, вместе с женщинами и детьми; вдобавок, вскоре начался проливной дождь, а ветер ломал верхушки деревьев. Дорогу развезло, и отряд растянулся на многие километры. В это время на них и напали германцы, которые стали метать из засады копья. А потом они резали римлян, нападая на малочисленные и разрозненные их группы.
    К вечеру оставшимся в живых римлянам удалось собраться вместе и возвести лагерь. Командующий не потерял присутствие духа, но тайно собрал нескольких верных человек: тех, которых обычно посылал в разведку. Вар сказал этому своему небольшому отряду: «Я хочу, чтобы вы достигли берегов Рейна и привели подкрепление. Маловероятно, что мы дождёмся вас, если даже вам удастся пройти сквозь засаду неприятеля и добраться до наших. А потому, возьмите этот перстень, найдите моего старшего сына, и передайте ему. Расскажите ему о том, что здесь происходит, и о том, что его отец пал в сражении с варварами: вряд ли мы все, кто остаётся, продержимся до их прихода». Вар повелел этим своим посланникам идти тайно и осторожно, прячась и не вступая в сражения.
    На приступ наскоро укреплённого временного лагеря римлян германцы ночью не пошли. Они только ещё сильнее обложили врага, подтянув свежие силы: к херускам в эту ночь постоянно пребывало подкрепление. Утром Вар решил идти дальше: позиция под склоном холма, на вершине которого обосновались враги, чья численность только увеличивалась, была не слишком надёжной.
С рассветом, военачальник велел сжечь обоз, чтобы идти налегке. И они двинулись вперёд. Войску удавалось продвигаться, но дорога постепенно сужалась, а холмы слева становились всё выше. На четвёртый день такого похода они наткнулись на мощный вал, которым Арминий повелел перекрыть дорогу. Легионеры Вара пытались взять его приступом - но, увы, им это не удалось. Войско распалось: кому-то из римлян удалось бежать лесом, кто-то из них попытался идти назад, по дороге, кто-то сдался в плен. А наместник Рима Квинтилий Публий Вар покончил с собой, чтобы не опозорить себя капитуляцией.
Все пленники, как нам известно, были перебиты по распоряжению Арминия, а тело Вара иссекли мечами, а потом, уже мёртвому наместнику враги отрубили голову, и Арминий отослал её свеву Марободу. Арминий хотел этим поступком побудить Маробода присоединиться к восстанию... Но тот оказался всё же более человечным: он отправил этот страшный трофей Августу. Чтобы Вар хотя бы после смерти нашёл покой в фамильном склепе.
   Потрясение императора было огромным. Говорили, что он рвал на себе тогу, бился головой о притолоку двери и восклицал: «Вар, верни мне мои легионы!» В битве полегли три легиона тяжело вооружённой пехоты, вся кавалерия и шесть когорт местных вспомогательных войск.
   Тем временем, когда прибывшие легионеры: и те, кто чуть ранее были посланы Варом за подмогой, и те, кому удалось уйти по лесу, бежав во время поражения и продвигаясь в одиночку, - достигли Рейна, окровавленные и оборванные, и поразили римлян ужасным известием, всё было кончено. Вар погиб, римские легионы были разбиты...
Тем не менее, посланные передали злосчастное кольцо старшему сыну полководца,  который, в дальнейшем, сражался в войсках главнокомандующего Германика. Он был с ним дружен, а с дочерью Германика, Юлией Ливиллой, был обручён его младший брат: матери у них, однако, были разные. Старший сын Вара отомстил за отца, в рядах легионов Германика участвуя в сражениях на севере.  Германик разбил Арминия в нескольких сражениях, отбил два из трёх легионных орлов старшего из Варов... Но потом был вынужден вернуться в Рим, спешно отозванный Тиберием. К тому времени, старший сын Вара был смертельно ранен в одном из сражений - и передал Германику злосчастное кольцо. С тем, чтобы он отдал его младшему брату умирающего.
Вместе с этим кольцом, Германик и выехал в Рим.
Тиберий страшно завидовал Германику и боялся обожания и любви к этому талантливому полководцу жителей Рима. Справив триумф 26 мая 17 года н.э., как победитель Германии, Германик вскоре был отослан Тиберием на восток. Где, в возрасте тридцати четырёх лет был отравлен медленно действующим ядом. Его отравителями являлись наместник Сирии Гней Кальпурний Пизон и его жена Плацина. Это произошло в 19 году. Весь Рим скорбел по великому человеку; Германик пользовался всеобщей любовью. Урну с прахом привезли в Рим и совершили торжественный обряд погребения. Однако, как пишет Тацит, «все хорошо знали, что Тиберий обрадован смертью Германика и с трудом это скрывает».
Однако, будучи в Риме, с триумфом вернувшись туда после побед, одержанных им на севере над германскими племенами, Германик передал перстень от старшего сына Вара, погибшего при боях Германика с войском Арминия, его младшему брату. Этим братом был сын третьей жены старшего Вара, Клавдии Пульхры. И он был обручён ещё в детстве с дочерью Германика, Юлией Ливиллой, и потому  отношения между ним и Германиком были почти семейными. А тогда ему было около пятнадцати лет.
 Этого младшего сына звали так же, как и его отца: Квинтилий Публий Вар, Младший. Именно он унаследовал большое состояние отца, а впоследствии – и матери; когда, в 27 году, она была казнена по приказу Тиберия. Брак Квинтилия Вара младшего с Ливиллой не состоялся. А сам Квинтилий вскоре после казни его матери был обвинён в оскорблении величия приспешниками императора. Однако, сенат не дал ход делу, оставив его на рассмотрение Тиберия. Квинтилий не стал дожидаться расправы над собой и бежал из Рима: дальнейшая его судьба неизвестна. А все фамильные драгоценности, вместе со всем состоянием, он оставил дочери. В семейной сокровищнице осталось и кольцо Ганнибала, которое продолжило своё путешествие по Риму. Переходя из одного хранилища драгоценностей в другое и меняя хозяев.
    Пока, в 410 году, Рим не был разграблен Аларихом, вождём вестготов. При разграблении одной римской усадьбы Аларих нашёл и злосчастное кольцо, которое ему чем-то приглянулось. И он надел его на палец. Для Рима, при нашествии готов, настали страшные времена; бедствовали и погибали как хозяева, так и рабы. Стенание и плач слышались повсюду. Уничтожались и великолепные здания из камня, и, тем более, беззащитные смертные люди. Солдаты Алариха не щадили никого; множество трупов осталось без опознания и захоронения. Пытки, убийства, насилие, грабёж и пожары – известный во все времена, страшный и неизменный почерк войны. Рим был втоптан в грязь и опустошён голодом и эпидемиями. Город лежал в развалинах. Тысячи беженцев покидали его в спешке. Разрушения, гибель людей и бедствия не поддавались учёту и измерению.
   Варвары, не встречая сопротивления, свирепствовали. Они убивали всех, кто им попадался: старых и молодых; женщин и детей.
   Лишь на третий день грабежа войска готов под предводительством Алариха оставили опустошенный Рим и двинулись в Кампанию, грабя по пути местных жителей. Позже, Аларих пытался переправиться в Сицилию, чтобы оттуда добраться до Африки, житницы Италии. Он надеялся найти там большие запасы зерна и хлеба для снабжения своих войск. Однако, из-за бури в Мессинском проливе большая часть его кораблей потонула. С поредевшей армией Аларих решил пойти на север, а Галлию. Но, по пути неожиданно умер от неизвестной болезни. Он был похоронен на дне реки Бузент, чьё русло было временно отведено пленными, которые также вырыли ему могилу. После чего, они все были убиты. Кровных наследников у Алариха не осталось, и его наследником стал его шурин Атаульф.
   Преемник Алариха повёл вестготов в Тоскану. Атаульф унаследовал титул короля вестготов - и его кольцо, добытое из разграбленного Рима. Он вернулся в Рим - и, подобно своему предшественнику, опустошал Италию.
  В Тоскане вестготы находились полтора года и установили оккупационный террор. Местное население было настроено к ним враждебно, удержаться в Италии надолго им не предоставлялось возможности. Тогда вестготская знать решила обосноваться в Галлии. И стремительное вторжение вестготов в Италию закончилось их незаметным уходом.
  Женой Атаульфа стала римлянка Галла Плацидия. Женщина, видевшая падение своего родного города, рождённая в сложное для родины время. Она родилась в семье императора, который окончательно разделил Римскую империю на западную и восточную. Ей было всего семь лет, когда умер её отец. Западная часть империи досталась её брату, одиннадцатилетнему Гонорию. Тот, в страхе перед полчищами варваров, движущихся на Рим, уехал в спокойную Равенну, оставив Рим под защитой военачальника Стилихона, варвара по происхождению. В результате интриг знатных римлян, Гонорий распорядился казнить Стилихона, оставив Рим вообще без реальной защиты.
В доме Стилихона и его жены Серены жила и Галла Плацидия, которая после третьей осады города и падения Рима стала пленницей. Корона вождя вестготов, а вместе с ней - и пленница, достались Атаульфу, который женился на Плацидии, желая породниться с римской знатью.
  Свадьба была справлена пышно, в присутствии как римлян, так и варваров. Невесте Атаульф преподнёс, руками пышно украшенных и одетых в шелка римских юношей, два больших блюда. Одно из них было наполнено драгоценных камений, другое – золотых вещиц, похищенных при разграблении готами Рима. Даже своё злосчастное кольцо, доставшееся ему от Алариха, он кинул на это блюдо: отныне, он всё дарил прекрасной римлянке. Всё, что имел. Он не желал уже больше завоеваний: Рим пал к его ногам.
  Атаульф теперь во всём советовался с женой, исполнял все её капризы. Она не велела ему более притеснять Рим, не тронул он и её брата, Гонория. Уйдя в Галлию, Атаульф навёл там порядок и ушёл в Испанию, очистив Пиренеи от африканских пришельцев и сделав столицей Барселону. Здесь Галла Плацидия родила ему сына; однако, он умер во младенчестве.
  Вскоре, в 415 году, погиб и сам Атаульф. Он пал жертвой своей политики симпатий к Риму. Был убит в собственной конюшне своим же личным охранником, из мести за прежнего господина, вождя готской партии и сторонника вражды с Римом.
  Его преемником был Сингерих; он истребил всех детей Атаульфа от первого его брака, с сарматкой, вырвав их из рук епископа, который пытался их защитить. А жену своего врага, Галлу Плацидию, детей, быть может, к счастью для неё, не имевшую, Сингерих обрёк позору, заставив идти вместе с другими пленницами, босиком, перед своею лошадью, прочь от города, двенадцать миль. К счастью для Плацидии, Сингерих правил недолго, и через семь дней такой власти, выпавшей на его долю, был убит.
  Следующий король вестготов относился к Плацидии иначе: держал её на положении почётной и знатной пленницы. Да ещё и Гонорий вмешался в судьбу своей сестры, отправив за ней с войском полководца Констанция, чтобы освободить её из плена. При этом, он обещал Констанцию, что, если тот доставит ему Плацидию, то он выдаст сестру за него замуж. Готский король и Констанций решили дело миром; римлянин просто выкупил у варвара пленницу.
  Вернувшись в Италию после шести лет вынужденного отсутствия, Галла Плацидия с удивлением узнала, что является призом для Констанция. Её брат, Гонорий, выполнил обещание, данное им: насильно взял её руку и вручил этому мужу. Брак отметили с роскошью, и впоследствии у них родился сын Валентиниан и дочь Гонория.
  Таким образом,  жена погибшего Атаульфа, Галла Плацидия, снова выйдя замуж, уже за Флавия Констанция, принесла в семейную казну личные сокровища, среди которых было и кольцо, взятое ею на память о первом муже. И её дочь Гонория  получила от неё в подарок, как будущее приданное, несколько золотых вещиц, в числе которых оказался и перстень Ганнибала.
  Гонория же переслала этот самый перстень Аттиле… Как это случилось? Девушка была не менее, чем Галла Плацидия, амбициозна, а её брат Валентиниан готовил сестре иную судьбу: держал чуть ли не в монашеской строгости. Дева изнывала в своём целомудрии среди евнухов. Ей было уже за тридцать, когда она вдруг удумала совершить странный поступок. Зная, что её мать была некогда женой варвара, а тот чуть ли не поклонялся ей, как богине - Гонория решила её судьбу повторить. И тайно отослала гонца к вождю гуннов - Аттиле. Отослала с письмом - и приложила к нему кольцо. В письме она предлагала себя Аттиле в жёны. А кольцо было обручальным подарком. Получалось, что от Аттилы требовалось лишь приехать в Рим - за невестой. Почему бы и нет? Жениться он любил: у него было множество жён. К тому же, вождь гуннов только что претерпел страшное поражение на Каталаунских полях, нанёсшее удар по его чести. Объединённое войско римлян, вестготов, бургундов и других народов билось насмерть. Произошла зверская, страшная бойня, погибло не поддающееся подсчёту количество людей - и с той, и с другой стороны. Однако, гуннов сочли побеждёнными потому, что те, кто выжил, потеряли надежду на успех в сражении - и отступили.
Шёл 451 год. И Аттила был не против взять реванш, и на правах мужа Гонории оттяпать себе половину Западной Римской империи.
Но, ему отнюдь не поспешили доставить счастливую невесту, как только он дал своё согласие на этот брак. Тогда Аттила решил пойти за ней сам, при этом суля Италии тяжкие бедствия. Он совершил кровопролитные набеги на принадлежащие империи города. Чтобы прекратить уничтожение своих городов полчищами варваров, римляне уже были бы рады отдать Аттиле Гонорию. Однако, той уже не было в Риме: родственники спешно переправили её в Константинополь ещё накануне варварского нашествия - и там выдали замуж, за первого встречного.
Тогда, весь Рим был в страхе, и навстречу Аттиле было выслано посольство во главе с римским папой, Львом I Великим. Не известно, о чём он наедине говорил с Аттилой, но свершилось чудо: после этих переговоров, вождь варваров прекратил убийства и отозвал войско, уведя его далеко в степи.
Тем не менее, вскоре его гнев повторился, но был направлен уже на Константинополь, где скрывали его не состоявшуюся жену. Он теперь грозился ограбить провинции Восточной империи. Но вместо этого, весной 451 года вождь гуннов вторгся в Галлию.
А вскоре, в 453 году, к радости многих племён, а особенно - Рима, Аттила скоропостижно умирает. Он скончался после очередной свадьбы, взяв в жёны красавицу Ильдико. Во время пира он уединился с новой женой в шатре, где, после обильных возлияний, вскоре у него открылось носовое кровотечение, которое всё не останавливалось. Его так и нашли пирующие: захлебнувшегося в собственной крови - и плавающего в ней.
Тогда, своего вождя гунны так же буйно и оплакали: свадьба перешла в тризну. А затем, тело его тайно похоронили. С желанием, чтобы враги никогда не могли бы осквернить его могилу и забрать его славный и легендарный меч. Людей, быть может, пленников, которые рыли могилу, сразу же после похорон Аттилы убили, чтобы они никому не выдали место погребения. Кочевали гунны повсюду - и потому, отыскать место этой могилы, для несведущих, было бы абсолютно нереально.
Именно могилу этого легендарного вождя, но при этом, оставаясь в неведении о том, что  это и есть захоронение  самого Аттилы, и раскопал Ян Потоцкий, исследуя скифские и сарматские курганы…

                *
  - Олькотт, ты пойди в библиотеку каббалистов, что тут, рядом... Посиди там,  да всё, что мы видели и узнали, запиши: по свежим следам. Пока хоть что-то помнишь - да и то, что сможешь выяснить, по историческим источникам, тоже запиши. А я пока что останусь здесь: мне нужно побеседовать с магистром, - распоряжалась Елена Ган. Она самой первой очнулась  после окончания работы с кольцом. И сразу же включилась в бурную деятельность. Остальные всё ещё пребывали в провалах сознания, произошедших почти у каждого. Впрочем, уже после шумных распоряжений Елены, и все остальные быстро пришли в себя.
   - Лёвушка, Ника, Конан - а вы можете уже уйти отсюда - да  перекусить где-нибудь поблизости. Ты, мой дорогой Лёвушка, купи и мне что-нибудь съестное, когда будешь возвращаться. А Михаил пускай… Постойте, а где же наш каббалист?
  Оказалось, что вовсе и не Елена очнулась после работы с кольцом самой первой...
  - Не знаю…Только что, Михаэль был здесь, - удивился Олькотт,- он ведь стоял на «звезде Давида» слева от меня.
   - Однако…Навесили мы на человека лишнюю информацию. И не стёрли. Ещё, не дай боже, рехнётся от такого винегрета в голове; у меня и то уже мозга за мозгу до сих пор заходит, - пробормотала Елена. - И куда этот чудак мог деться?
  Тем временем, в коридорах, то есть, в проёмах между колонн, за которыми были проходы и двери в многочисленные аудитории, лаборатории и склады, слышались голоса. Начиналось раннее, трудовое, утро - и некоторые сотрудники уже  спешили сюда, на работу.
  - Кто-то уже открыл двери, у многих есть ключи, - пояснил магистр на немой вопрос Елены.
  - Я считала, что ключ есть только у вас, - надулась та.
  - Ну что вы! Мои работники имеют право как на отдых, так и на труд! – улыбнулся Магистр. - В любое, удобное для них, время. Однако, Михаил ваш – улизнул тишком, не прощаясь. Не так ли? Осталось узнать: зачем ему это было нужно...
  - Может быть, человек спешил куда? – предположил Олькотт. - И некогда было ему расшаркиваться…Ты ментальный жучок вчера установила ему? – повернулся он к Елене.
 - В том-то и дело, что нет. Не думала, что он такой прыткий.
 - Тогда, это уже хуже. Впрочем, подумаешь, знает он про наше кольцо…Что он будет делать с этой информацией? Главное, само оно - ведь, на месте. И уже - почти чистое, уходят последние из вредных эманаций…Ой, а где же оно? Только что было здесь…, - растерялся Олькотт, разведя в сторону руки.
  - Однако, и кольца - нет…А это – уж, действительно, совсем плохо,- сказал Магистр. – Хотя, весь негатив с него мы и сняли, но там осталась наша собственная, остаточная магия, её следы. И каббалисты могут нас обвинить в несанкционированном и тайном магическом вмешательстве в естественные процессы, а это уже серьёзно. А ещё...
  - А зачем каббалистам клеить это обвинение? – перебил Лёвушка.
  - Да кто их знает. Любят они нам условия ставить, - ответил ему Магистр.
  - Скорее, палки в колёса, - отозвалась Елена.
  - Плохо дело, - заметил Олькотт. – Если только, кольцо просто не закатилось куда.
  - Надо срочно искать Михаэля: дело ясное, кольцо именно он стырил. Потому и смылся. И никуда оно не закатилось, - гневно воскликнула Елена.
  - К счастью, оно уже безвредное…Может быть, он просто захотел продать его? – предположил Лёвушка.
  - Не такое уж оно и безвредное… Негативные наслоения веков мы сняли, но мощи-то Ганнибала в тайнике перстня ещё остались, - возразила ему Елена. - Лёвушка, увы, теперь мы все ещё здесь остаёмся. И работаем с Оракулом - чтобы  вычислить, где ….
  - Нет, Елена! Не загоняйте людей до смерти. Всем надо отдохнуть.
  - Магистр, я весьма рада, что вы помогли нам в работе. Но мы бы и сами справились: у нас был амулет Конана. Ну, если бы вы просто предоставили в наше распоряжение шар…Замечу, что ваша помощь оказалась весьма ценной, и мы благодарны. Но теперь – отдыхайте, а мы разыщем негодяя сами.
  - Елена! Какая вы неугомонная! Во-первых, и шар должен тоже отдохнуть. Сломаете мне прибор. Во-вторых, не называйте человека негодяем, пока мы не выяснили его мотивов. И последнее… Да, с кольцом, со снятием слоёв – вы и без меня бы справились, хотя и медленней. А вот что касается Ники и Копья Судьбы…Хорошо, что в Мавзолей смогли перенестись именно мы оба, я и Конан… Иначе, Ника погибла бы. А вы... Между прочим, вообще решили отложить это дело на потом.
  - Раскаиваюсь, магистр. И…я хотела бы поговорить с вами наедине.
  - Ладно, чего уж там. Вынесу и это испытание. Проведу с вами утро нового дня. После непрерывной работы с вашим артефактом, в течение примерно шести часов…
  - Пяти с половиной.
  - Пяти с половиной… Беседа с вами прямо сейчас – будет просто вишенкой на тортике.
  - Простите, но мы с вами не виделись лет пять…
  - Три с половиной года.
  - Ну, хорошо. Три с половиной. У меня накопились вопросы глобального характера…
  - Это – как всегда... Что ж, пройдёмте в мой личный кабинет, - устало сказал магистр.- А вы все – бегите отсюда, пока ещё можете, бегите поскорей, молодые люди! Хоть немножко отдохнёте где-нибудь от этой фурии!
  - Отлично, Магистр! А ты, Олькотт, пойди срочно в библиотеку - и срочно всё запиши. Зафиксируй. Если мы пока не ищем каббалиста - тогда это задание остаётся без изменений, - сказала Елена. - Теперь это особенно важно, поскольку самой информации больше нет:  с кольца мы её стёрли… Да ещё и самого кольца - больше нет.
  - В какой последовательности записывать? В которой снимали? Или, в обратной? В прошлый раз, когда мы с амфорой работали – я всё записал так, как на душу легло, а...
  -  В какой хочешь, в такой и пиши. Хоть, как мемуары. Хи-хи... Или, как художественное произведение, или как исторический очерк. Мне всё равно. Лишь бы ты зафиксировал всё, что помнишь. И у тебя всегда неплохо получалось.
  - Тогда – начну сначала, как снимали. В обратной. Так, как врезалось в память. А вот потом - в исторической…  То, что считывали после перерыва. Чтобы не запутаться.  Иначе, очень будет сложно. Будто, пятишься, как рак к воде, - размышлял в пространство Олькотт.
  - Пиши-пиши, я в тебя верю, - отозвалась Елена.
  - Стереть бы так же, как с этого несчастного кольца, информацию всей злобы, что накопилась на этой планете… Всю страшную тёмную погань, наработанную этими лысыми обезьянами, что называют себя человечеством. Ту черноту, которая накрутилась на этом шарике, подобно снежному кому… И всё накручивается и накручивается, и не стирается никем, - неожиданно взорвался Магистр крепкой отповедью.
  - Вы правы, – строго посмотрев на него, сказала Елена. - В том смысле, что ваше моральное состояние недвусмысленно сигнализирует нам всем о том, что действительно и несомненно, уже полагается отдых. Даже вам, Магистр. Чтобы окончательно не озвереть. Или, не впасть в беспросветный гнев на всё и на всех... Отдых, и чего-нибудь к чаю.
  - Лучше – сок, - промычал Магистр, хватаясь за голову, - Берёзовый или кленовый. Томатный, на худой конец. А ещё, мне обычно айран хорошо помогает.
  - Слышал, Лёвушка? Достань где-нибудь Магистру сока, или молока. Айрана, то есть. А мне – сладких булок или пирожных. А то, и у меня ожидается взрыв мозга. Только, в отличие от Магистра, мне нужно съесть что-нибудь сладкое...