«Сложно быть порядочным человеком, когда кругом одни святые…»
Они были святыми людьми, ну или не сосем святыми, ибо таких не бывает, а таковыми считали себя. Он, Женька Иванов, отец троих детей, и она, Наташка Брянцева, холостая, то есть не замужняя девица, в свои сорок не утратившая целомудренную невинность, и потому, конечно же, святая.
Им хотелось быть святыми, этим двоим, ни один из которых святым на самом деле не был. Тем не менее, на понимание своей святости их провоцировало обоюдная вера в Бога и Христа Спасителя, что и объединяло их в такой привилегированный класс людей этого мира, которые не стеснялись своей святости перед другими, больше напоминая даже не пару гнедых, запряжённых в одну упряжку и объединенных одной оглоблей, а целый табун таких святых лошадей, погоняемый вперед верой в бога и его сына.
Наташка всё больше походила на вечно кающуюся Марию Магдалену, с какого- нибудь полотна великого Тициана или Эль Греко, всегда с приложенной рукой к груди, где притаились все её грехи, и со взглядом меланхоличной дамочки, что страдала не проходящим романтизмом и представлениями о том, что такое этот мир, полный грехов, и потому она хоть один грех не совершила, оставшись девственницей и планирующей в таком целомудренном виде и умереть, отойти в мир иной, где её честность и невинность сорокалетней женщины оценятся по заслугам.
Потому остальные картины с пышущими здоровьем мадоннами с младенцами были не про неё, её тщедушный измученный вид соответствовал только Марии Магдалене Эль Греко, и даже упоминание рубенсовской кающейся Марии тут было не уместно.
Короче, раз в чём-то одном святая, то и во всём остальном тоже, думала Наташка, с мечтательным видом сидя на скамейке в парке и подставив своё страдальческое лицо первым лучам весеннего солнца, и выставив вперёд руки, будто не в молитве, а в просьбе к этому солнцу, побольше тепла ей подать, обогреть её кающуюся душу, ещё больше осветить её неподражаемый своей целомудренностью лик.
В общем, тут было всё понятно, реально святая, раз не согрешила в постели с мужчиной, а вот с Женьком не всё было так однозначно, не смотря на имеющуюся у него жену и троих детей.
"Святой Женёк"
— Помогите с выбором! Кто вам больше нравится, мужчины или женщины? — Снимая на ходу пальто и кладя на стол шляпу, спрашивал по всем статьям святой Женёк, у которого была жена и трое детей, у той, что уже сидела за чашкой кофе, и что не была святой. Её звали Мария, но не Мария-Магдалена, она не была мадонной, сошедшей с какой-нибудь иконы, а просто женщиной, молодой женщиной, совсем не ханжой, но вовсе и не испорченной.
— Ну, давайте. Давайте. — Уже почти подпрыгивая рядом со столиком, всё подначивал средней молодости лет святоша, не будучи святым отцом, а просто отцом троих детей.
— Расскажите мне о них, о мужчине и женщине, ну, пожалуйста! Мне интересно. Кто больше?
Он просто хотел познакомиться и понравиться Марии, но не знал, как это сделать, он же был отцом почти святого семейства с картины Леонардо да Винчи, или Микеланжело или Рафаэля, да, уже не важно, кого, главное, святого, а она не была ханжой, и потому не преминула заметить:
— В вашем вопросе, «кто больше» не уместно, «кто», или « или», а то это на би-ориентацию сильно смахивает. — Сказала не святая и с подозрением посмотрела на Женька, который тем временем уже пристроился рядом с ней, усевшись на соседний стул за одним с ней столиком.
У него был свободный от работы день и потому он пришёл сюда поговорить и расслабиться, сидя рядом с чужой женщиной, своя и жена сидела дома с его тремя детьми, с двумя мальчиками и одной девочкой, и тут же, как святой человек, он заказал у официанта себе бокал «красного» «Красное» можно было, он это знал, будучи православным христианином и свято верящим в заповеди Христа, он же во время Пасхи тоже пил красный Кагор, и даже в Великий пост, как кровь того, кому поклонялся. У них так было принято, есть и пить того, кого так любили и кому так поклонялись, просто жить без него не могли.
«Ибо три свидетельствуют на
небе: Отец, Слово и Святый Дух;
и Сии три суть едино. И три
свидетельствуют на земле: дух,
вода и кровь; и сии три об одном»
Каждый раз повторял он, опрокидывая бокал с вином и выливая его содержимое себе в рот.
— Мне нравятся мужчины и женщины, скажет би ориентированный человек, и тогда его можно спросить, а кто больше. Хотя, если честно, я тут не спец. — Продолжила пояснять начатую мысль Мария, с задумчивым видом глядя теперь в чашку с налитым чёрно-бурым напитком, на поверхности которого медленно расползались кругами в сторону белые линии от налитых в кофе сливок.
Через минуту, узнав, что ей всё же нравятся мужчины, и что она придерживается традиционных правил в гендерной ориентации, а он- то ведь, отец троих детей, тут же вообще, без вопросов, кто ему больше, Женёк всё же перешёл к следующей стадии своих вопросов, он же пришёл сюда не просто посидеть и поклевать носом над рюмкой, а поговорить и расслабиться, и потому следующий вопрос, заданный в лоб звучал так:
— Вот и вопрос,— прозвучало, как на викторине или игре в слова: — Как вы относитесь к гомосексуализму?
Мария удивлённо подняла брови, отведя взгляд от белых кругов в чашке, и снова с подозрением посмотрела на этого святого человека, который, как выяснилось, уже опрокидывал не первый бокал с алкоголем, до того, в другом заведении без Марии было выпито пиво, налитое в пол- литровую стеклянную кружку. Это был не просто отдых после рабочей недели, это был алкогольный тур, с культурным питьём. Святой человек не мог быть не культурным.
— Скажем, так, я нормально отношусь к гомосексуализму, если он проявляется на том уровне, когда это врожденная патология с внутриутробный сбоем Х и Y хромосом, но резко негативно, когда это результат даже не совращения, а развращения, назовём это так, когда человек уже с жиру бесится, и не знает на какой ветке повеситься, перепробовав всё что можно в сексе, забывая о том, что велосипед и тут новый не изобрести.
Всё не переставая удивляться вопросу, кинулась в пространные рассуждения о проблеме гомосексуализма Мария. И тут же вспомнив, добавила:
— Кстати, у меня был сосед по квартире, как раз этой ориентации, не молодой мужчина, лет 60- ти, интеллектуал и умничка, у нас с ним были прекрасные соседские отношения, а что у него в кровати происходило, это не моего ума дело, он меня третьей не приглашал.
— Понятно. — Согласно кивнул Женёк, не понятно было с чем он согласился, или что понял, тем не менее, блиц- турнир продолжился. Он же расслаблялся по всем правилам христианства, и для этого заказал себе ещё бокал Красного.
Промочив горло, освежил память, правда, до этого не забыл продекламировать: «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино. И трисвидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном», узнав про соседа и кровать, в которую никого не приглашали третьим, с видом святоши изрёк услышанную где-то мудрость:
— Любой человек, с которым свело тебя, имеет отношение к тебе.
Мария не поняла к чему это, но, не будучи ханжой, уточнять не стала, тем более, что она уже заметила, что её собеседник был просто кладезем народной мудрости, то и дело, пересыпая свою речь, какими-то поговорками, вставляя их между своих «Спасибки» и «Уря»
Эти слова были его собственным умоизобретением, как он сам называл такое «помоёмовскому языку», хотя мог сказать и «поженековскому» и тоже не ошибся бы.
Короче, узнав, что сосед гомосексуалист имел к ней какое-то там отношение, не внося ясность, не больше ли, чем соседское, Мария тоже внесла свою лепту в этот светский разговор, спросив, у Женька сколько же у него детей, трое или четверо.
— Нееее, у меня пока трое, хотелось бы не останавливаться на достигнутом, но до четвертого пока всё руки как-то не доходят.
— А для этого уже и руки нужны? — Улыбнулась не ханжа Мария, на что Женёк, сходу отреагировал ещё одной своей поговоркой, проговорив, её, как заученный школьный урок:
— Ха! "В умелых руках и кочерга ложка" — Белорусская народная мудрость, — чтобы больше Мария не сомневалась, уточнил он.
— Ага! Народ не глуп, толк в мыслях знает! — ещё, весело подмигнув женщине, будто ей предлагал эту ложку опробовать, добавил он, на что Мария, не долго думая, ответила:
— Ясен перец, только не этому народу руками детей делать.
Разобравшись с народом и детьми и кому их делать, они перешли дальше, к следующему вопросу этого субботничного блиц-турнира, и беседа, не заканчиваясь, продолжилась между святым Женьком и не ханжой Марией, той, что не была Марией Магдаленой и не сошла с иконы богоматери сюда, к Женьку в кафе, сев за столик, чтобы ответить ему на его вопросы, ну, или просто мило побеседовать с ним.
Короче, Мария не Мария, святая или нет, но Женёк, не зная, что Иисус рекомендовал к употреблению молодое вино, не начавшее ещё бродить, то есть, по сути, виноградный сок, продолжал и дальше наливать себе в бокал его кровь, уже для простоты заказав себе целую бутылку иисусовой крови под названием Кагор, ещё и закусить бы его плотью, заказав себе что-нибудь съестное, хоть кусок хлеба, который символизировал у христиан плоть Иисуса, ибо знали они, верящие в его отца и сына, что “Жующий плоть ЕГО и пиющий ЕГО кровь имеет жизнь вечную”, и потому жевали и пили, и Женёк тоже вместе со всеми, он же не был хуже остальных, но сегодня только пил, и сыпал пословицами с поговорками, блистая умом и знаниями перед не святой женщиной по имени Мария, у которой изначально пытался узнать, кто ей больше нравится женщины или мужчины, потому что самому ему нравились и те, и другие, ведь даже говорят, что у кого, что болит, тот о том и говорит, и, не смотря на статус отца святого семейства, в котором ещё руками четвертого отпрыска не сделал, святой Женёк был бисексуалом, что ловко скрывал, прикрываясь своей святостью, сквозь которую давно уже проросли крылышки ханжества, не только сидя в кафе, а и ведя мудреные разговоры с другими людьми и всё спрашивая и их:
— А вам кто больше нравится, женщины или мужчины? — Всё забывая, что не ханжам-то это фиолетово, а вот ему надо бы хоть постановку вопроса сменить, чтобы вся его нечистая ориентация не выглядела, как шитая белыми нитками даже перед своими, и перед той, что была если не святой, хоть и хотела, но целомудренно-не целованной сорокалетней девицей, перед Наташкой Брянцевой, что так и сидела на скамейке, подставив руки солнцу и знать, не знала, что её приятель, тот прихожанин, с которым они вместе в церковь наведывались, оказался до жути лицемерным, даже перед ней, впрочем, она и слов-то таких не знала, как бисексуал, и поговорок тоже, в которых руки, что детородный мужской орган, она знала только, что босыми ногами по воде не пройдёшь, и что Женька разделяет с ней эту жизни утверждающую мысль.
Но она не была в курсе, что её святой напарник, по выходным, да и чаще, устраивает алкогольные туры в поисках красных созвучий. Как он сам любил говорить: «Только ради искусств!» Красное вино, налитое в хрустальный бокал, и говоря, что так красивее звучит, его алкогольное пристрастие, соглашаясь при этом, и проговаривая всё без тени зазрения совести, он же был святым:
— Ха! Но ведь так же красивее?
« Фигня», — не уставал повторять он, — « Всё то, что мы думаем, важно то, как это звучит…»
Разумеется, кто бы спорил, любой любитель выпить найдет, чем красиво прикрыть свои имеющиеся пороки, ведь и спускаемая вода в унитазе тоже может звучать красиво, если назвать это журчанием, а тем более, когда это выдаёт такой святой человек, у которого вместе со второй святой, по воде босыми ногами не пройти, но можно ведь и ласты надеть, и тоже будет смотреться, как хождение или вхождение ради искусств, тем более, что у Женька всегда наготове была следующая народная мудрость, глаголившая: «Подумал одно, сказал другое», и на вопрос, «Подумал одно, сказал другое, это что Женя?», он, тут же не задумываясь, отвечал:
— Это реальность. К ней добавляется: а услышали третье.
И это была реальная правда, потому что оба они, Женька и Наташка, были святыми людьми, в которых не было ничего святого, они были простыми людьми, не знавшими или не желающими знать об этом, а это уже было всё ж от лукавого.
13.08.2019 г.
Марина Леванте