Лотташа Добже догадывалась, что я страдаю по ней на 35-м этаже и частичной амнезий по жене Ярославе, заждавшейся меня дома без детей, которых никогда не хотела иметь ни от меня и ни от кого другого.
Её непутёвый поезд оставался на месте в Бруклине, пока я с поднятой стрелкой мелкими перебежками сновал из острого угла в тупой по овальной спальной комнате Лотташи в Манхэттене.
Иногда мы Лотточкой играли в постели в карты на любовь без особого интереса.
Но и тогда из-за боязни чувства непреодолимого траха, завершавшегося любовными конвульсиями в клинчевой позиции, утешительные согревающие компрессы не помогали.
Непредвиденные обстоятельства вынудили приходящего меня взять её в любовницы с предварительным диагнозом "Карпускульная дистрофия мускула морского гребешка в вялой форме".
И если бы нас спросили почему мы пришли к такому решению, на этот пикантный вопрос ответа бы не нашлось ни у меня в кармане пиджака, ни у неё в театральной сумочке.
Опустошив пару бутылок, она прочла мне нравоучительную лекцию, ратующую за легализацию стеклотары в первоСданном виде.
Я было возразил, но на её лице появилась обида, которую мне не удалось стереть.
И я подумал, насколько же она практична и по большому счёту в банке из-под огурцов права.
В самом деле зачем пропадать в-ос-питательной работе даром, когда на ней можно заработать какие-то деньги.
Я беспрекословно оделся и, спустив в скоростном лифте, взмокший запрыгнул в запаркованный у пиццерии на 2-й авеню БМВ, чтобы успеть в Бруклине сдать бутылки в ларёк, закрывающийся в Пять часов вечера после войны с женой.