2.
Лето '80е. Евпатория, море. Я и мама идём к морю. Солнце жарит кепку на моей голове, у мамы большая соломенная шляпа. Я думаю о том, как познакомлюсь на пляже с новыми ребятами из разных городов страны. Мама видимо думает, как бы я не получил снова солнечный удар или не был унесён волнами к турецкому берегу. Но кто ж теперь знает? Сбоку, гремя, проезжает старый трамвайчик. Евпаторийские трамваи имели одну особенность. Колея у них была одна, зато в вагонах было две кабины водителя. Спереди и сзади. Этакая одновагонная электричка. Уверен не только мне, но и всем детям хотелось попасть в одну кабинку, пока водитель был в другой. Но двери были заперты, а в салоне до ужаса тесно и душно, все свежеприезжие желали обкатать этого динозавра. Поэтому прокатившись на нём пару раз, мы предпочитали добираться до пляжа пешком. Чем плоха двадцатиминутная прогулка вдоль морского берега?
С утра на пляже можно выбрать место получше. У самого моря. И пока мама обустраивала наше лучшее место: раскладывала покрывало, доставала бутерброды и мои ласты, я уже сидел на песке, воткнув ноги в песок, а набегавшие волны, шептали мне - привет, что нового?
Часам к 11 пляж уже монотонно гудел. Разобрать, что говорят можно было только у ближайших соседей или чьи-то крики.
- Вася, ты опять забыл моё полотенце?
- Гоооорячаааая кукуруза! Гооооряяяячая кукуруза!
- Петя! Выйди из воды! У тебя уже губы синие!
- Валь, смотри какой крем хороший себе купила.
- Если ты меня не будешь слушаться, тебя заберёт Нептун.
- Гооооряяяячая кукуруза! Гоооорячаааая кукуруза!
- Вчера, знаешь, кого видел? Юльку с третьего отдела. С мужиком каким-то приехала.
- Ой, нет я воду больше не пойду, вчера медуза там ужалила.
Во взрослом мире есть большая проблема. Коммуникация. Человек растёт, растёт и вдруг становится самодостаточным. Он окружает себя нужными по его мнению людьми и всё. Круг замкнулся. Хотя большее время он общается сам с собой. На работе в перерывах болтает - ни о чём - с коллегой в курилке. Дома исключительно о семейных проблемах или - А знаешь что сегодня на работе было? И вечное нытьё, как стало плохо жить... Люди пчёлы в своих ульях на пасеке Бога. Люди рыбки в аквариуме в нашем ТЦ. Я работал ангелом или демоном? Может не такое уж и говно была моя работа?
В детском мире всё проще. Нет, не в том Детском, что на Лубянской площади, хотя и в нём ничего сложного, а в самом настоящем мире детей. Когда всё делится на хорошо и плохо. И формула - Делая кому-то хорошо, ты обязательно делаешь кому-то плохо - ещё не знакома. Когда радуга вызывает бурю эмоций и ощущение что до неё можно дотронуться. Но она, гадина всегда почему-то появляется далеко от тебя и папа постоянно занят, чтобы завести машину и отвезти тебя к ней. Когда ты вышел из моря и решил сделать замок из песка, но одному скучно и ты просишь помочь первого мимо проходящего человечка. Так я и познакомился с Вовкой.
- Поможешь замок сделать? - смотрю на него, прищурив глаза от слепящего солнца.
- Давай, - он уже передумал купаться, ведь тут намечается грандиозная стройка.
- Нам нужны камни, может придти большая волна и смыть его, - чешу рукой затылок.
- Я знаю, где есть большие камни, пойдём? - показывает руками какие там действительно большие камни.
- Пошли. Я Серёжа, - протягиваю ему руку, копируя взрослый, ещё не привычный мне жест.
- Вова, - пожимает мне руку и мы уходим в страну больших камней.
Вовка оказался местным пацаном, и потому на пляж он ходил один. Как взрослый. Я завидовал. Чудесным образом оказалось, что он жил на соседней с нами улице, где мы снимали дом. Он показал мне весь его мир. В детском мире всё проще. Экскурсоводу не надо платить, как и не надо платить за сливы и черешню, сорванные в секретном месте. Показал мне завод, где во время войны делали танки. Познакомил со своими друзьями и показал куда не надо ходить, будешь точно побит. Ему было столько же лет, как и мне. Он учился в обыкновенной школе, где в его классе есть такой же Славка Зелёный. И уж совсем чудо! Он тоже был влюблён в Светку с синим бантом, что сидит на первой первой парте! Ну, как мы могли не стать друзьями?
Мы шли вдоль разноцветных заборов частных домов и он говорил:
- Вон тама Палыч живёт. У него в заборе доска отодвигается, а в саду клубника растёт. Вечером сходим.
Мы бежали по тротуару, пытаясь обогнать на повороте трамвай и он кричал:
- Этот трамвай тётка моя водит, если догоним в кабину пустит.
Мы сидели в кинотеатре "Ракета" и смотрели "Москва - Кассиопея", он шептал мне в ухо:
- Я этот фильм уже раз 5 смотрел. У него продолжение есть классное. Отроки во вселенной называется.
Я сидел дома наказанный за самовольный поход в кино, а под дверь засовывалась записка:
- Не баись. За клубникай завтра слазим. Вовка.
Взрослые ездят на море за фальшивым счастьем. Они не видят счастья даже, когда оно лежит у них под ногами в виде больших камней. У взрослых вообще нет счастья. У них есть выгода. А какая выгода из больших, покрытых засохшими водорослями, камней?
Ему выгодно повести её в дешёвое кафе, а потом в постель. Ей выгодно уехать с ним жить в Москву, а потом в постель. Зачем им в постели камни? Или радуга, например? Зачем им жук-носорог в спичечном коробке, которого мне подарил Вовка, когда меня в щёку ужалила огромная оса и я чуть не плакал от боли?
- Ну, как ты?
- Больно.
- Это ничего, пройдёт. Меня тем летом сразу две укусили, глаз не видно было.
- Угу.
- А весной я с дерева упал и руку сломал. Знаешь, как больно? Месяц в гипсе ходил!
- Угу.
- Ну, хочешь я эту осу поймаю и прибью?
- Ага.
Но один раз мы всё-таки забрели с Вовкой туда, куда не надо было ходить, по его же словам. Биты можем быть. Мы шли с ним по узкой улочке вдоль длинной кирпичной стены, когда сзади крикнули:
- Эй, вы! А, ну стоять!
- Текай, - моментально среагировал Вовчик и побежал.
Сложно сказать, что со мной тогда произошло. Но я вместо того чтобы побежать за ним, остановился и повернулся на оклик. Метрах в десяти от меня через стену перелазили парни, лет на 5-6 старше меня. За Вовкой никто не погнался, они медленно подходили ко мне. Впереди шёл самый длинный, руки он держал в карманах чёрных брюк, тельняшка на выпуск, в зубах дымилась сигарета, серая кепка висела набекрень. Таких часто сейчас показывают в кино, видно не мало режиссёров встречалось в узких улочках с хулиганами. Типаж одним словом. Приближались они медленно, не спешили, наслаждались моим потерянным видом. И морды их лиц молча повторяли: будешь бит, будешь бит, будешь бит... Вот тут меня и отщёлкнуло. Эхом в голове вернулись Вовкины слово, - Текай. Я зачем-то сказал, - Подождите. И побежал. И побежал даже быстрее, чем за трамваем, где Вовчика тётка в кабину пустила.
Бежал я долго, сворачивая в первые попавшиеся переулки. Сзади кричали, - х*й убежишь. Я мысленно отвечал, - х*й догоните. Это было впервый раз, когда я ругнулся матом. Я повернул ещё куда-то и, не успев затормозить, полетел кубарем в карьер. Карьер был не особо глубокий, дна я достиг быстро, но изорвав при этом всю майку и подвернув ногу. Я перевернулся и сел на задницу. Сверху уже появилась, дымящая голова в кепке. Этот тип даже во время погони не выплюнул сигарету! Голова сплюнула окурок и произнесла:
- Ну, что добегался х*й приезжий? Ехал море повидать - и пи*ды получать.
Парировать мне было не чем. Я глубоко дышал, начинала болеть нога, внутри было не приятно. Это был страх.
- А мама, наверное, дома блины приготовила, - странная пронеслась в голове мысль.
Вдруг сверху донёсся громкий свист. Чья-то громкая брань. Голова в кепке повернулась чтобы посмотреть, тут же дёрнулась и исчезла. Стало тихо.
- Витёк вылазь, всё в порядке! - и я увидел Вовчика. Он улыбался. Я попытался встать, но плюхнулся назад. Нога болела. Из карьера меня вытащил и тащил на шее дядя Гена. Догадайтесь чей дядя? Одет он был в чёрные брюки, тельняшку навыпуск, в зубах дымила беломорина, кепку я держал в руках.
- Ну, ты дал блин! Чего не побежал со мной?
Я молчал, ответить было нечего.
- Я сразу к дяде и за тобой, думал не успеем.
- Как ты догадался, что я там буду?
- Так я направо повернул, а ты налево побежал, я видел. А там куда не беги всё равно в карьеру попадёшь.
Ехать на шее было удобно, но не привычно. В последний раз мой папа носил меня так лет в 5 и от него не пахло табаком. Маме я рассказал только про карьер. Никаких хулиганов там, конечно не было. Был отруган за порванную майку и последние 3 дня сидел из-за ноги дома. Вовчик заходил ко мне каждый день по нескольку раз. Притащил шахматы, играли в морской бой, я ему рассказывал про Москву куда скоро уеду. Он обещал обязательно приехать в гости вместе дядей Геной. В то лето не было у меня друга лучше Вовки.
Взрослые это камни, покрытые засохшими водорослями. Эти камни увидят снова море, только если мы с Вовкой будем строить замок. Эти камни греются на солнце, но не чувствуют тепла. А ночью они становятся прохладными. Это их естественные состояния в их естественной среде. Лежать внутри волшебного мира и не видеть чудес, творящихся каждую секунду вокруг них. Нет, они не мертвы. Просто они камни. Если жук-носорог залезет на один из них пожевать засохшую водоросль, камень не будет против. Даже если из камней построить дом, камням будет всё равно. Какая им разница дом они или башня, или громадный каменный аквариум с золотыми рыбками внутри? Тогда может быть выкинуть все камни в море? Пусть покрываются водорослями пока не исчезнут внутри них...
К радуге нельзя приблизиться. Нельзя её потрогать. Но от этого она не перестаёт быть радугой. Радугу можно только найти и потерять. Дети это радуга. Они только появляются и тут же пропадают. Ребёнок рождается вместе с пропастью. С непреодолимой пропастью между камнями. Эта пропасть вечна. Дети пропадают чтобы стать камнями. Сколько бы я не твердил себе, что я радуга в небе, я всё равно камень на пляже. Меня можно подложить на рельсу под поезд, меня можно положить в дробилку, превратить в пыль. Но лучше меня кинуть в море. Там мне будет самое место. Или я всё же пригожусь для спасения песчаного замка от большой волны?
Когда мы уезжали Вовка провожал нас до вокзала. С ним пошёл и его дядя Гена. Он тащил чемодан моей мамы и пыхтел папиросой. Завидев его, встречные прохожие переходили на другую сторону дороги. Мама спрашивала его:
- Вам не тяжело? - еле поспевает за Геной, рассекающим мир громадными ногами.
- А то, - перегоняет беломорину из одного края рта в другой.
- Давайте я понесу, - плохо загоревшая рука тянется к чемодану.
- А то, - прибавляет шаг Гена.
- Давайте, - пытается догнать двухметрового верзилу.
- Ага. Ещё чего, - сбавляет шаг Гена.
- Так вам тяжело? - не сдаётся моя мама.
- А то, - перегоняет беломорину обратно.
На трамвайной остановке дядя Гена поставил чемодан, сказал - Bonjour - и направился в сторону пляжа.
- У него дела, - сказал Вочик.
- Точно, - я вспомнил его расказ, как дядя раскидал всю шпану за три секунды.
- Ой, а я даже спасибо ему не сказала... - вздохнула мама и поправила шляпу.
Доехали мы на трамвае, увы не на том, который водит его тётка. От здания вокзала разливалась свежая волна приехавших, все бледные, покачиваются, пахнут поездом. Внутри же вокзала сидели загоревшие и грустные. Мама пошла в буфет купить нам газировку, а мы присели на распухший чемодан.
- Следующим летом приедешь?
- Конечно, приеду! А давай потом вместе в Москву поедем?
- Поехали...
Я вижу, что Володя как-то погрустнел, опустил взгляд.
- Ты чего?
- Да, год ещё целый ждать...
- Точно... Слушай!
Я чуть не забыл, что решил сделать ещё с утра! Я открываю свой рюкзак, достаю свой чёрный металлический пистолет, стреляющий пистонами и протягиваю Вовке.
- Держи. Это в знак нашей дружбы.
- Ого! Спасибо.
К нам подходит мама и даёт нам по открытой бутылке пепси.
- Наш поезд уже стоит, пойдём мальчишки?
Нас разделял металлический лист обитый изнутри фанерой, а снаружи покрашенный зелёной краской, с табличкой "Евпатория - Москва". Вовка был единственным провожающим на платформе, грузчики не в счёт. Я нашёл наконец окно, которое открывалось.
- Ты смотри, не ходи больше туда, ты понял куда, - я подмигнул Вовчику.
- Без тебя не пойду, - подмигивает мне Вовчик в ответ.
- Знаешь, а это не так долго, год. Скоро...
И тут поезд дёрнулся и потихоньку поехал. И что-то дёрнулось внутри меня, но я сначала не понял. Поезд неспешно набирал скорость, Вовка сначала шёл, а потом уже бежал по перрону, размахивая пистолетом. Нет, Володя, это не трамвай твоей тётки. Нас не догонишь. Как оказалось никогда. В Евпатории я больше не был, да и Вовчик, конечно не приехал в Москву.
- Давай! Пока! Приезжай...
Я сидел в купе и смотрел в окно на море. Мне было грустно. Даже то, что я еду в поезде, а я обожал ездить в поездах, не доставляло мне никакого удовольствия. Я вынул из нагрудного кармана рубашки спичечный коробок и вытащил из него жука-носорога. И вот тут стало больно. Не так больно когда оса укусила в щёку, а так больно будто оса укусила в самый центр моего детского сердца. Я понял, что потерял друга на целый год. А целый год это всё таки очень долго. Это просто необычайно долго! Наверное, так долго, как если от Земли пойти пешком на Луну! С кем будет Вовка строить песчаные замки? А кто постоит на шухере, когда он полезет за клубникой к Палычу? Конечно в Москве меня ждали мои друзья, но там не будет Вовчика. Это были не приятные мысли. Это были первые такие мысли. Я впервые расставался с другом на целую бесконечность, хотя о бесконечности я тогда ничего не знал. Да и сейчас правильнее будет сказать - мы остались на целую бесконечность вместе. Хотя и сейчас, что я знаю о бесконечности?
3.
- Эй, Серёга? Ты с нами?
Я моргнул глазами и увидел у своего лица пластиковый стакан. От стакана тянулась рука и прикреплялась к туловищу Пашки Зелёного. Кстати, а как его по фамилии-то?
Ps. Пока пишется, а дальше... ignotum