Алевтина проснулась, и почувствовала над веками солнце. Приоткрыла глаза, сощурилась. Широкий солнечный луч играл на её лице. Окна она не зашторивала. Женщина потянулась, выпрямив ноги и заложив руки за голову. Потом нагнулась и подняла упавшую на пол синюю в цветочек простыню, и снова накрылась ей.
«Лучше ещё поспать», – сладко зевая, подумала она. В голове пробегали мысли, всё путаней, по мере засыпанья. Она уснула.
Проснулась в два часа дня с чумной головой. Встала с постели. С мрачным видом подошла к зеркалу на старинном слонообразном комоде, доставшемся ей от бабушки, как и вся квартира. Посмотрелась… Маленькие заплывшие глаза, спутанные каштановые волосы. И морщинки сегодня особенно видны.
«Я стала похожа на продукт второй свежести», – подумала она.
Потом она вспомнила свой сон, взяла молитвослов, и прочитала правило от осквернения. После этого половина тяжести прошла. Алевтина надела домашний сарафан, и пошла варить себе молочную кашу, читая на память Утренние молитвы.
После завтрака женщина вышла погулять в парке. Было очень жарко, пекло июньское солнце, и людей почти не было. Алевтина достала смартфон, и пощёлкала уток, спящих на воде. Потом она увидела пьяного рыбака, и сделала несколько удачных кадров. На душе было весело, но, всё же, что-то тяготило, такое ощущение, как будто солнце того-гляди упадёт в пруд.
Алевтина купила мороженое, и съела его, сидя на пологом стволе дерева. И сделала сэлфики. Тут она увидела ползущего по её загорелой руке муравья.
– Ну, что, друг, дорогу домой забыл? Посажу-ка я тебя на эту травинку, – сказала она, бережно сжимая в пальцах мурашку.
Придя домой, Алевтина немножко повалялась на диване, попила чай, и открыла дневник. На жёлтой обложке было аккуратно написано: «Тетрадь радости». Сегодня радостей было много: яркое солнышко, пустой парк, знакомство с муравьём, ожидание вкусного обеда, продолжение жизни и хорошее настроение.
«Да, какой бы серой была моя жизнь, если бы я не умела всему этому радоваться», – подумала женщина, и печально вздохнула.
На следующий день в жизни Алевтины всё бы было – как всегда, всё бы было по-прежнему, но… кто-то подложил что-то скользкое под дверь, и Алевтина упала.
Начались унылые будни в больнице. Пустота сгущалась в углах палаты, и все капельницы казались наполненными ей – этой пустотой. А Алевтине хотелось, чтобы всё было наполнено радостью. Но радость однажды забрезжила как мечта, как мираж: близилась выписка.
Когда Алевтина подошла к двери своей квартиры – увидела, что дверь стала другой. Женщина остолбенела и обмякла. Она всунула ключ – и он не подходил.
Алевтина помчалась в пункт полиции, который располагался во дворе.
Сотрудник полиции посмотрел в базе данных.
– А вы по этому адресу не живёте. Там проживает семья Новгородцевых, – равнодушно сказал полицейский, сидящий на стуле, как курица на яйцах.
– Как?! Это же моя квартира, – выдавила из себя женщина, цепенея.
– Нет, не ваша, – сказал полицейский спокойно и радостно.
Алевтина была не особо приспособленной к жизни и отнюдь не бойкой, но сдалась не сразу. Позвонила в МФЦ, а там ей сказали, что она продала свою квартиру, используя электронную подпись. Она опешила. И потянулись страшные дни – жизнь на вокзале, суды, безысходность. Не зная, что делать – поехала к дальней родственнице в деревню. Та через два дня выставила её за дверь.
«Бог простит. Такой у неё характер», – подумала Алевтина, и пошла вниз по крутой деревенской улочке. Берёзы и клёны неприятно шумели, на душе была тягота. Губы нервно подёргивались, слёзы текли по щекам. Вот, деревня позади, и она, Алевтина, идёт средь полей. А вот – перелесок. На краю – покосившаяся хибарка с приоткрытой дверью.
«Зайду в неё. Может, в ней никто не живёт? Полежу тогда немножко… А может, поживу здесь пока?» – пробежали в голове мысли.
Она открыла дверь. В крошечном домике был деревянный лежак, стол, красный угол с иконами. Всё под большим слоем пыли.
Вместо того, чтоб лечь, Алевтина принялась стирать пыль с икон. Протёрла, посмотрела: иконы Господа, Божией Матери Казанской, преподобного Антония Великого, Петра Афонского, Нила Сорского. На гвозде рядом с ними – сутажные чётки в пыли. Она протёрла чётки и стол. На столе, под пылью, оказался пожелтевший листок. Алевтина прочитала на нём:
«Чтобы скорбь не давила мучительно, надо отказаться от своей воли и смириться пред Богом во всех отношениях. Бог желает нашего спасения и строит его непостижимо для нас. Предайся воле Божией, и обретёшь мир скорбной душе своей и сердцу (преп. Никон Оптинский)».
Поплакав светлыми, покаянными слезами и помолившись, Алевтина уснула на деревянном лежаке с жёсткой подушкой.
На следующий день она поняла, что эта подушка – мешок сухарей. Алевтина покушала, и поблагодарила Господа. Сухари ей почему-то показались вкусными, как мёд.
«Интересно, есть здесь вода? Пить хочется, надо пойти поискать источник» – подумала женщина, но идти не пришлось – полил дождь.
Алевтина подставила ладошки и напилась этим ливнем, и ещё в подставленное железное ведро с крыши натекло.
«Как хорошо, что закончились суды, хоть и не в мою пользу! И не нужна мне эта Москва с её суетой, пустотой и мелочной радостью плоти! Как же здесь близко Господь! В каждой еловой веточке, в каждой былинке чувствуется благодать! Каждый трепещущий на ветерке лист дерева, каждая капля воды, медленно текущая с ветки – всё пронизано славой Божией! И это чувствуется во всём – что Господь здесь! И во мне».
Алевтина вошла и прикрыла за собой ветхую скрипучую дверь. Она села на лежак, помолчала мысленно, и, сняв с гвоздя чётки, начала молиться. Стремление ко Христу, даже тяга – вот что было у Алевтины на душе, и непреодолимое желание молиться молитвой Иисусовой, которую творят все пустынники, как она читала…
Тогда Алевтина ещё не знала, что это была Божия благодать, призывающая её к отшельнической жизни. К жизни, исполненной великих трудностей, трудов и скорбей, но и великих благодатных утешений…
05.08.2019г.