Игра
Она стояла в свете софитов - маленькая женщина в ослепительно-красном платье в пол, сверкающем пламенем пайеток. Только что затих шум аплодисментов и она, держа микрофон одной рукой, готовилась к следующему номеру. Сегодня у нее бенефис - сорок лет творческой жизни на сцене.
Это много или мало?
Это целая жизнь, два раза по двадцать, потому что сорок для нее - это плохая цифра, слишком большая для такой юной души. Ее жизнь полна событий, хороших и сложных, порой трагических, но в любой ситуации она, зажав себя в кулак, всегда оставалась королевой. Несмотря ни на что - ни на злобный шепот в спину, ни на колкие взгляды завистниц. Она ярче, смелее, талантливей, и пусть у нее сложный характер, пусть говорят, что она высокомерна, упряма и взбалмошна, умный поймет, что это - маска, а с остальными не стоит соперничать, и никто не увидит ее слез, если только на сцене, играя. Сегодня за кулисами опять разговоры: «К чему в ее возрасте такое платье, желтое, да еще в горох, коленки выставила», - а она лишь улыбнулась, проходя мимо.
Ведь она - артистка, она на сцене и поэтому имеет право быть немножечко смешной и хулиганить.
Мгновение… и давящая тишина сжала сердце, словно нет множества глаз, смотрящих на нее и ждущих, что она, как всегда, взмахнет своей изящной ручкой и запоёт, наполняя зал жаждой жизни. И никто в зале не поймет, что сейчас творится в ее душе, никто даже мысли не допустит, что она может страдать как все они, сидящие в зале, они пришли за радостью и впечатлениями, и она подарит им это зрелище, она умеет.
Но почему сегодня так тяжело? Одиночество сжимает грудь, уже второй концерт его нет рядом.
- Страшно, страшно, - будто шепчет кто-то внутри.
Словно теплая ладонь скользнула по ее спине, и пахнуло знакомым парфюмом, легкое, чуть уловимое дуновение, и закружилась голова, она качнулась, набирая полную грудь воздуха, еще мгновение - и правая рука медленно поднесла микрофон к губам. Музыка заполняла зал и все ее существо, каждую клетку ее женского тела. И вот он, нужный аккорд: «Он здесь. Петь, петь!..» - вдруг мелькнула мысль в голове. И тихо, словно шепча, запела она первые строки:
На границе ада и рая,
Душу разрывая по шву,
Я давно живу как играю,
И играю, как живу.
Эту песню поет Алла Пугачева, но сейчас совсем не то, не то, она в нее вложит другой смысл, сыграет другую роль, свою роль, свою судьбу, не Аллы, а свою - Елены. Для нее эта песня главная во всем концерте, а может и в жизни, эта песня, что звучит сейчас: «Игра».
Из обычных будней житейских,
Ненавидя или любя,
К вам иду я как лицедейка,
Чтоб узнали вы себя.
Голос заполнил сначала сцену, потом зал, вводя зрителей в оцепенение, голос вибрировал, то усиливая ноту, то опуская ее до шепота, то бросая ввысь, а перед глазами исполнительницы поплыли знакомые только ей одной образы.
Яркое солнце заполнило летнюю веранду своим теплом, запах цветущих пионов, горячие половицы крыльца, покрытые мамиными полосатыми ковриками. Маленькая белокурая девочка с ясными, как звездочки, глазами, в пестром ситцевом платье в оборках, с тоненькими ножками, обутыми в красные сандалики, надетые не на ту ногу, тянет за собой огромный кожаный чемодан.
- Леночка, ты куда это собралась? - ласково спрашивает ее проходящая мимо соседка.
- В Мошкву, на шцену, выштупать, - все сильнее упираясь ручонками в чемодан почти с нее ростом, отвечала девчушка.
На глазах певицы появляются слезы, две хрустальные капли предательски скользят по щекам.
Ей здесь четыре года, она все время поет, взяв в руки то скакалку старшей сестры, а то просто мамину скалку. И пусть микрофон деревянный, зато зрители настоящие: мама, папа, две старшие сестры, соседи и, конечно, многочисленные гости, что бывают в их доме на праздниках. Мгновение - и вот она уже пионерка, поющая на сцене, а за ней целый хор, она солистка с огромными белыми бантами на волосах, таких же белоснежных гольфах и фартуке, гордо подняв подбородок, поет, сердечко трепещет, оно готово выскочить наружу. Потом школьная агитбригада и повсюду она – солистка. В городе, селе, на колхозном току или на лесозаготовке, поет, не обращая внимания на назойливого комара и замерзшие руки и ноги зимой, радуя людей красотой своего голоса. Злые девичьи языки шипят по углам, завидуя, буровят ее спину тяжелыми взглядами, плетут клубки сплетен, но она подросток, поэтому не понимает, что в ней не так, почему именно ее - милую, улыбчивую, приветливую не принимают в девичью компанию. Слова мамы для плачущей от обиды дочери тогда еще не были понятны: «Леночка, таких, как ты всю жизнь будут не любить и обсуждать, потому что ты - поцелованная богом, ты другая. Не плачь, живи открыто, дари людям радость». Конечно, были подруги и поклонников хоть отбавляй, но хотелось стать открытой со всеми и не слышать обидных слов.
Закончилась школа, и вот все дороги перед ней открыты, но только одна мечта греет душу - она будет петь. Девчонки смеются за спиной, перешёптываясь: «Нашлась еще артистка, воображуля». А она, зажав себя в кулак, гордо идет мимо, ведь она – королева, и она будет петь. В училище искусств все свои, все поют, танцуют, репетируют, она в привычном мире, где все понятно и легко, и ей не важно, как она одета, что будет есть на ужин, она поет, она на сцене, и только здесь она счастлива.
Ах, какой была игра,
Как была я гениальна –
То я зла, а то добра,
Иногда так сексуальна.
Рампы яркие огни
Ослепляют, но не греют...
Спеть смогу еще "на бис",
Жить "на бис" я не сумею…
Голос достиг своего апогея, казалась, он цепляется верхней нотой за душный воздух потолка, скользит и падает, проникая каждому слушателю в душу. Она закрыла глаза, взмахнула рукой в том самом месте, где была пауза, перевела дух, секунды тишины и новый куплет, как новый этап жизни.
И пока сердечные раны
Утихают в вас, как во сне,
Происходят жуткие драмы
Не на сцене, а во мне.
Она возвращается в родной Енисейск - красивая, повзрослевшая, полная жизни и идей. Поет, поет все: классику, патриотические песни, но мечтает сделать концерт современных ритмов. И тут ее приглашают в вокально-инструментальный ансамбль солисткой - так сбылась еще одна мечта.
Жизнь обрела другой темп, ее окружают самые красивые и талантливые молодые люди, репетиции, концерты и новое модное слово «дискотеки». В ее репертуаре самые популярные песни, и поклонники рукоплещут невероятно профессиональному исполнению. Где Толкунова, Пугачева, Ротару? Они там, в столице, а наша Елена здесь и поет ничуть не хуже, а, может, и лучше, ведь она своя, родная. За ее руку сражаются на дуэли, шуточной, конечно, но все-же, недовольные женщины шипят вслед ядом, изводя ее сплетнями и ревностью. С возрастом она поймет их и будет относиться к ним снисходительно, а сейчас порой плачет от услышанных гадких разговоров. Но идет с высоко поднятой головой, ведь она - королева и она влюблена. Юный красавец, почти принц, не дает ей покоя, ей хочется быть рядом, смотреть на него, но его робость сводит девушку с ума. У нее сильный характер, она справится, она докажет всем, что она лучшая, отвергая все ухаживания кавалеров, дает понять ему, что он - тот единственный, о ком она мечтала. Любовь - вот самая высокая награда, а ее душа умеет любить. Наконец и эта преграда сдалась под силой ее любви и характера, мечта сбылась - вот его плечо, и он шепчет, что любит. Мечта сбылась, но счастье скоротечно, лишь миг. Как сложно любить так самоотверженно и безрассудно, сгорая в пепел, сердце разбито и после успешного концерта одиночество сжимает душу. Никто не видел и не знал, как рвала она зубами подушку, рыдая, боясь, что мама услышит и огорчится. Она - королева, она. И она смогла, бесконечные разъезды от Дудинки до Красноярска, сцена, сцена, сцена. Легче, немного легче, словно песня растопила лед в душе.
Вот деревня далёкая, таежная, даже жители здесь другие, мужики как кедры - крепкие, бородатые, в тулупах, набились полный клуб. Женщин совсем мало, но и те в платочках, неопределенного возраста. Она зимой в туфельках, шерстяном платье, как у Валентины Толкуновой, стоит перед ними и поет, голосит так, чтоб и на последних рядам было слышно, микрофонов-то в деревенских клубах нет. Баянист дядя Саша и она - вот и вся бригада культуры. В первом ряду огромный мужик, прямо медведь, второй концерт буровит ее глазами, холодно, скорее бы отпеть и в вертолёт, уже домой очень хочется. Аплодисменты не смолкают, подарочки: баночка меда, туес с орехом, связка сушенных грибов, вяленая сохатина, она кланяется и повторяет последний куплет на бис: «Я так хочу, чтобы лето не кончалось, чтоб оно за мною мчалось, за мною вслед». Надо спешить, ведь лётчики ждать не будут, Елена бежит в гримерку, торопится, заталкивая теплые штаны в сумку, хватает пальто, как вдруг в гримерку вваливается без стука тот огромный старик и, смущаясь, басит:
- Дочка, чего сказать хочу, сын у меня средний, Тимофей, не женится никак, говорит, королеву ему надо! А ты-то замужем?
Качает головой, отрицая, пытаясь снять туфли, но без рук застежка не поддается, а при постороннем человеке наклоняться неловко.
- Поедем, дочка, со мной, сватаю тебя за сына свого Тимофея, руки золотые у него, дом свой… - он говорил, говорил, а она улыбалась, не понимая, чего он хочет от нее.
- Простите, мне пора, - накидывая на ходу пальто и схватив сумку с шапкой и валенками в другую руку, выпалила она.
Выскочила на крыльцо, музыканта нигде не было и газик колхозный показал свой зад, скрываясь в снежной пыли.
- Поедем дочка, - услышала она за спиной тот же голос.
Ответить не удалось, тяжелый пахнущий потом тулуп укутал ее с ног до головы, завертывая в кокон, мужик взгромоздил ее на плечо, нес не долго, повалил в сани. Она пыталась вырваться и кричать, но справится с сибирским медведем хрупкой девушке было не под силу. Мужик крикнул, подгоняя лошадь, сани тронулись, словно вырвались из-под лежака, набирая скорость. Чьи-то крики и возгласы еле доносились до нее, она старалась вырваться из-под тулупа и на крутом повороте на полном ходу выпала из саней, тулуп развернулся, она лежала на снегу в одной туфле с сумкой в руках. Над ней склонились председатель колхоза, музыкант дядя Саша, два летчика и еще какие-то незнакомые ей люди. Страх сменил внезапный хохот, она смотрела на них большими счастливыми глазами и хохотала в голос.
- Ну, хоть туфлю Тимофею довезет, все, что от королевы им досталось, - пошутил председатель, обувая на нее свои валенки.
Она замерла:
И за мой талант несомненный
Вы сегодня - главный мой приз.
Если жизнь - большая сцена,
Сцена - маленькая жизнь.
Допев куплет, женщина набрала полную грудь воздуха и, взрываясь самой высокой нотой, начала петь припев, словно предвидя следующую картинку своей жизни.
Ах, какой была игра,
Как была я гениальна –
То я зла, а то добра,
Иногда так сексуальна.
Рампы яркие огни
Ослепляют, но не греют...
Спеть смогу еще "на бис",
Жить "на бис" я не сумею.
Ей страшно, парни в ансамбле пытаются ухаживать за ней, объясняясь по-тихому ей в любви, пытаясь проводить украдкой до дома, но она знает, они все не свободны и девушки у них хорошие.
- Ох, мужчины, зачем же так? - думает она, слушая очередное признание, и больно сжимается сердце и не хватает воздуха. - Как больно в груди, когда умирает любовь, - она знает эту боль и не хочет причинить ее другой.
Избегая разговоров, ища защиты от этого злого мира, она все чаще смотрит в большие глаза самого сильного парня, что восторженно слушает ее на каждой дискотеке. Володя. Он сам ее выбрал, она даже немного побаивалась его сначала - большой, громогласный, иногда он казался злым и жестоким, но при ней он становился робким и застенчивым. Даже заваливая ее цветами, дарил их как-то немного несмело, словно опасаясь возврата. Все робели перед ним, а она в душе гордилась, что самый крутой парень стал ее. Белое платье, фата и песни до утра. На целую жизнь он стал для нее верным пажом, она спряталась за его широкую спину и наконец почувствовала себя защищённой от мира. Женские разговоры поутихли, лишь после концертов обсуждали ее наряды, но через неделю сами шили точно такие же, выпытывая, где она покупала ткань, и кто ее портниха. А она не скрывала, ее Володя был просто добрый волшебник, в лихие девяностые наряжал любимую жену в заморские наряды, баловал и любил, казалось, все в ее жизни хорошо. Но судьба не любит счастливых людей, особенно женщин, опять ночами мокрые подушки… И бесконечные врачи. И страшный приговор, который она боялась сказать ему.
«А вдруг он меня разлюбит, уйдет», - думала она, комкая больничные бумаги.
Он понял сам и, обняв ее плачущую, прижал, как всегда, к груди.
- Не плачь, Аленушка моя, у меня есть ты, а у тебя буду вечно я, и никто нам не нужен.
Голос чуть дрогнул,
Рампы яркие огни
Ослепляют, но не греют...
Спеть смогу еще "на бис",
Жить "на бис" я не сумею.
Но в зале никто этого не заметил. Слезы покатились по щекам, ее лицо стало белым как мел, вытягивая последнюю ноту, она качнулась, бросая руку с микрофоном вниз. Конферансье готов был выскочить и подхватить ее, но, чуть помедлив и выждав долгую паузу, она на резком порыве запела куплет. Запела так, что зал встал, ее голос звучал набатом, это пела душа, разрываясь в клочья.
- Он обманул меня, он обещал быть со мною вечно, а сам ушел, оставив одну.
Легкое, прохладное дуновение и запах знакомого парфюма привели ее в чувство, и родной голос в голове ласково прошептал:
- Ты - королева, ты справишься. Я буду вечно тебя любить, а ты живи и пой.
Она закончила припев.
Ах, какой была игра,
Как была я гениальна –
То я зла, а то добра,
То таинственно печальна.
Рампы яркие огни
Шепчут, что казать, не смею –
Спеть смогу еще "на бис",
Жить "на бис" я не сумею.
Мгновения тянулись, полная тишина в зале и вдруг взрыв, шквал аплодисментов, люди стояли и аплодировали, из зала доносились возгласы «браво» и «бис». Не песне, а судьбе, что пролетела в эти три минуты.
На сцене стояла маленькая женщина в ослепительно-красном платье и сжимала в руке микрофон, по ее щекам текли слезы, сегодня у нее бенефис, и она счастлива. Она поет.