Ты боишься луны. Есть фобии, без которых человек умер бы, задушенный полной амнезией осознания того, что он может чувствовать боль, ощущать месть этой боли, готовой перелиться через край и выплеснуть белую, без запахов смерть. Ты когда-то едва не умерла во сне, стояла обескровленная концом лета жара, был ужасный крик твоей матери, бабушка, вся в желтоватой муке, со стоном присела на стул, и тогда в комнате, где скончался дед, твой любимый и самый дорогой мужчина, упали тяжёлые посеребренные часы, и ты проснулась.
Чёрные, фиолетовые, розовые, иссиня-зелённые, тысячи самых различных оттенков фобий существуют и гуляют по нашим внутренностям, но нет фобий белых, чистых, невинных; ты никогда с этим не была согласна, мол, да что ты знаешь в современной психиатрии, старый и лысый дурак, да я с такими профессорами разговаривала, люди объездили весь мир с его бесчисленными душными и затхлыми аудиториями, они в 18-20 лет уже созрели(!) для науки, для службы человечеству, а ты с упорством Пиноккио ломал кисти, сраный мазила, в мастерской своего отчима. Ты говорила это как загнанная в ловушку змея, и я всякий раз отступал, боясь быть укушенным тобой. Значит, моя девочка, мой чёрный лебедь, я больше боюсь тебя, чем твои фобии. Твои белые невинные фобии, приходящие в аккурат на полнолуние. Но разве бывают белые волчицы? Нет, я в самом деле не разбираюсь в этих душевных тонкостях человека, в его райских и адских природах, если таковые существуют. Но я просто тебя люблю... Можно ли "просто" любить? Говорят, любовь - дьявольски сложная штука, миллиарды и более людских умов не смогли раскрыть суть любви, но для меня любить не есть нечто закавыристое, нечто вычурное - нет, я просто люблю тебя всей житейской сутью, схожу с ума вместе с тобой в каждое полнолуние, и я готов не знать о тебе ничего нового, ничего откровенного, но любить по-старому, сотни и тысячи лет, как тогда, при нашей первой встрече, которой я буду оставаться удовлетворённым знаниями о тебе, и та встреча есть единственный источник моей любви.