Тихим июньским утром, когда на лесных опушках полыхают жемчужины росинок, корабельные сосны прибывают в неге ночной прохлады, а бескрайний небосклон только-только подёрнулся кротким застенчивым румянцем, первые лучи солнца игриво выхватили из сумерек крохотные избёнки маленькой удмуртской деревушки, затерявшейся где-то в Богом забытом краю…
Что это были за места! Гигантские корабельные сосны выстроившись на опушке, окружали редкие огоньки человеческого жилья, примостившегося на крутых холмах подле маленькой речушки Вотки, которая подобно юной кокетливой девчушке с длинными белокурыми локонами, весело заигрывала с молчаливыми лесными великанами поднимая тучи студёных брызг подле их могучих корней. Сразу за хилой деревенской околицей начинались бескрайние леса, населённые нюлесмуртами, палесмуртами и прочей сказочной нежитью, пугавшей и в той же степени манившей простодушных людей.
В сознании местных жителей были эти леса темны да опасны и тянулись они до самого студёного моря, где своими огнями на много вёрст вперёд озаряла их простор, столица империи – величественный город «Санкт-Петербурх».
В этот ранний час, из ворот одного из домишек вышли два вотяка – отец и сын. Долго они о чём-то переговаривались, а потом направились к одному из крутых холмов, где прислонившись к столетней сосне, стоял у них добротный амбар, в котором хранились сенокосные орудия. Первым вошёл туда отец, хотел он взять косу для себя да для сына, чтобы отправиться на сенокос в заливные луга, да остановился как вкопанный. Из глубины амбара, точно из-под земли поднимался невиданный гул, словно звенели где-то колокола чудесного собора, которому только предстоит родиться на свет. «Что за диво» - спросил вошедший сын. «То не диво, - молвил отец, - «Этот голос грядущих столетий. Да только помяни моё слово придут в наши края русские, и будет у них на месте этого амбара храм…»
В это же самое время за тысячу двести вёрст от маленькой деревушки, в величественном городе Санкт-Петербург, на стол императрице Елизавете Петровне легло постановление сената о строительстве в диких Прикамских землях трёх железоделательных заводов для государственных нужд. Подписала мудрая царица бумаги, да повелела: «Пусть обустройством новых заводов займётся граф Иван Петрович Шувалов. Ловок да пригож он в таких делах, а значит и со строительством в Прикамье справится превосходно». Слово императрицы – закон, да только не досуг было хитрому графу ехать в глухие уральские леса: сосны да медведи на десятки вёрст и не одного намёка на большой русский город. И сверх того, чего доброго угодишь в плен к диким вотякам, а там поминай как звали.
Вот и отправил он в дикую вятскую глубинку опытного горного инженера Алексея Степановича Москвина, которому суждено было стать основателем двух уральских городов: Воткинска и Ижевска. Долго путешествовал Москвин: вначале на бричке, потом на перекладных, а в конце просто пешком прорывался сквозь густые бурьяны. В один из холодных ноябрьских дней, когда от ветров трещали сосны, а дожди хлестали так, что меж столетних деревьев висела непроглядная пелена, вышел он на высокий холм, вздымавшейся над долиной маленькой, но юркой реки, петлявшей меж могучих корней, да огляделся. Место было доброе да привольное, в сознании горного инженера тут же возник образ затейливого города-завода с изящными анфиладами улиц, утончённой изысканностью домов, великолепной маковкой собора да непоколебимой гладью пруда, которая скоро раскинется на месте дремучих лесов. Представил всё это Москвин и молвил «Городу-заводу быть!».
Не прошло с тех времён и года, как на берега реки Вотки свезли с окрестных сёл мужиков дабы начать большое строительство. Специально к новому поселению привезли из одного старинного городка икону Георгия Победоносца да прошли с ней крестным ходом, после чего заложили первый камень будущего железоделательного завода. Постепенно среди древних парм возникли первые робкие огоньки городских избёнок, появились корпуса нового камского завода, а также маленькая плотинка, за которой во всём своём великолепии раскинулся воткинский пруд. Пришлось потеснится и местным удмуртам: отселили их за городскую черту, а на месте старого амбара , где совсем недавно хранились косы да серпы, воздвигли маленький деревянный храм. Теперь он уже располагался на первой городской площади, подле завода и плотинки, а потому, каждый, кто шёл на работу, мог заглянуть в его предел да и отстоять там службу. Главной святыней этого храма стала та самая икона Георгия Победоносца, с которой некогда закладывался Воткинский завод, снискавшая к тому времени славу чудотворной. К этой иконе стали приходить паломники со всех окрестных деревень. Постепенно стали бывать здесь и новокрещённые удмурты, которые первоначально восприняли русское поселение в штыки.
Много или мало времени прошло с тех пор, да только обрушилась на молодой город новая напасть: вступили в его пределы орды Пугачёва возглавляемые атаманом Носковым. Старшее заводское начальство, кто успел, бежали кто куда: кто-то направился в соседний Ижевск, кто-то попытался затеряться в тёмных непроходимых лесах, а самые удачливые добрались до надёжных крепостных стен далёких строгановских городков. Что оставалось делать мастеровым? Приняли они Носкова с распростёртыми объятиями, как любимого посланца доброго батюшки царя, а он, уходя, спалил несколько зданий не пожалев даже маленькой церквушки подле заводского пруда. Стали местные жители разгребать пепелище, не надеясь найти среди остатков храма ничего. И какого же было их удивление, когда под слоем золы блеснули яркие, точно живые человеческие глаза. Старый мастеровой, заметивший это, аккуратно разгрёб остатки золы и только молвил «Святой Георгий!» и перекрестился.
Икону не только не тронули языки огня, но даже копоть, привычная после таких пожарищ, не коснулась святого лика, от которого исходило удивительное сияние, которое прежде не видели никогда. На первое время чудесную икону с почётом перенесли в дом одного из наиболее уважаемых горожан, куда, впрочем, мог прийти любой желающий, дабы поклониться великой святыне.
Местные мастеровые, тем временем срубили на старом месте новую церквушку, которая, как и предшественница была освящена в честь святого Дмитрия Ростовского. Правда и ей не удалось простоять на этом месте долго. Население города-завода быстро росло и уже в 1810 году стали мастеровые ходатайствовать о том, чтобы построить на её месте новый каменный храм, который бы вместил всех страждущих. Тогдашнее заводское начальство не возражало. Старую Дмитриевскую церковь, разобрали и перенесли на нагорный погост, где порядком перестроили и освятили в 1820 году в честь Преображения Господня.
На главной городской площади у заводского пруда тем временем кипела начатая в 1816 году работа: строили величественный Благовещенский собор, который должен был стать не только главной святыней Воткинска, но и жемчужиной его удивительного архитектурного ансамбля, формировавшегося в те далёкие лета. Храм почитался долгостроем, на его окончательное обустройство не хватало средств. И только в 1827 году горожане собрали нужную сумму да смогли приступить к устройству иконостаса и росписи стен. На следующий год храм был почти завершён: оставалось только воздвигнуть колокольню, дабы прекрасная святыня обрела свой неповторимый не с чем не сравнимый голос.
Так бы и стоял храм, лишённый колокольни и колоколов, да только назначили в 1837 году в этот край начальником местного завода талантливого горного инженера - Илью Петровича Чайковского , который тут же принялся за дела. С отеческой заботой отнёсся он к недостроенному храму, исхлопотал недостающие средства и пригласил к работе местного архитектора – Василия Никифоровича Потенкина, окончившего в своё время Петербургскую академию художеств да перебравшегося в 1822 году на далёкий Воткинский завод. Был этот человек настоящим мастером своего дела, искренне полюбившим дикие уральские края. И всё же порой долгими зимними вечерами он искренне тосковал по старинным теремам теплой и родной Москвы да величественным огням блистательного Санкт-Петербурга, где прошла его шальная молодость, и где довелось ему встретить ту самую девушку, которая согласилась разделить с ним всю оставшуюся жизнь.
До сих пор в современном Воткинске любят рассказывать, как в один из таких вечеров создал великий архитектор эскиз изысканного шпиля для Благовещенского собора, а когда его воздвигли, стали заезжие молодцы кивать в сторону далёкого Санкт-Петербурга и его утончённого Петропавловского собора: «Дескать, посмотрите, на что он похож». В этот величественный собор и перенесли икону Георгия Победоносца, наравне с которой почиталась теперь ещё одна великая святыня – икона Пресвятой Богородицы «Владимирская». Весть о великой силе это иконы разнеслась на всю округу в 1838 году, когда усердные молитвы перед ней помогли исцелить от хвори первенца семьи Чайковских младенца Николая. В 1840 году обе иконы стали свидетелями настоящего чуда: под сводами собора крестили второго ребёнка в семье Чайковских, мальчика, которого в честь деда нарекли Петром. Кто же тогда мог подумать, что именно этот розовощёкий младенец станет великим русским композитором, которому предстоит прославить не только Россию, но и эти, затерявшиеся в дремучих лесах, края. Впоследствии, маленький Петя не раз бывал с родителями под сводами собора на Воскресных службах и по большим праздникам. Не раз он молился перед образами Пресвятой богородицы и Георгия Победонсца, которые вместе с тёплым уютным домом, тихими уездными улочками, томным зеркалом старого заводского пруда и парой диких лебедей, которые обосновались в камышовых зарослях, запали в его сердца на долгие лета… В зрелые годы, уже в далёком Петербурге эти волшебные детские воспоминания, точно какие-то дивные сказочные сны не раз всплывали в его памяти воплощаясь в изысканных мелодиях, которые сегодня знает весь мир.
После революции Благовещенский собор попал в немилость советской власти (можно ли подумать, как посреди страны победившего атеизма люди ходят храм, да рассказывают «сказки» о чудесном исцелении брата Петра Ильича Чайковского и об удивительном образе Святого Георгия Победоносца, не горящего в огне). Вплоть до начала двадцатых годов с сурового 1918 го., службы в храме не проводились, золото и серебро разграблялось, но иконы не трогали.
До 1929 го. При храме существовал удивительный хор, слава о котором гремела далеко за пределы города, а послушать его приходила даже самые закоренелые атеисты: поразительная сила музыки трогала самые нежные струны даже в их зачерствевшей душе.
В 1929 году храм был закрыт, наиболее ценные иконы (включая «Владимирскую») инвентаризованы и отправлены в краеведческий музей соседнего города Сарапул, остальные были сожжены. А вот образу Святого Георгия повезло – его ухитрился умыкнуть кто-то из прихожан и отнести в маленькую, теперь уже каменную Преображенскую церковь, венчавшую городской погост. Расправившись с иконами, принялось советское начальство за собор: с него сняли кресты, которые падая, глубоко вонзались в землю, точно не желая покидать старинный город-завод, который им надлежало оберегать. Наблюдая за этим женщины плакали, а мужчины крестились, неустанно повторяя «Отче наш», который в их устах звучал точно оправдание за грехи не верующих сыновей перед великими предками, которые воздвигли этот чудесный храм на тихом лесном берегу.
Видя всё это, власти порядком испугались: настала пора снимать колокола, а в народе они почитались живыми созданиями. Как бы не вышло бунта, а то, разбушевавшись, воткинский мужик может взяться за оружие да за свою свободу и святыни до самой Москвы дойти. С целью обеспечения порядка на период снятия колоколов мобилизовали всех комсомольцев, а так же свезли в город подкрепление в виде воинствующих безбожников прибывших из Ижевска и некоторых других городов. Колокола снимали на протяжении 4 часов. Самый большой и знатный колокол собора, подобно русскому солдату, не пожелал сдаваться врагу, а потому предпочёл выскочить из рук горе мародёров, да и метнуться вниз, расколовшись на три большие части и множество мелких осколков. «Не добрые настали времена» - молвили тогда старики, да кто их тогда слушал?
С той поры на целых 70 лет прекратились колокольные звоны, и только изредка, по утрам сиротливым голосом раздавался благовест маленького Спасо-Преображенского храма, последнего оставшегося на весь город-завод. Трижды его пытались закрыть, да всё безуспешно: воткинцы с неистовым гневом отстаивали свою последнюю святыню, тихие звоны которой вселяли в сердца надежду, на то, что однажды начнётся рассвет.
В период Великой Отечественной войны потянулись к храму паломники не только из города, но и всех окрестных деревень. Даже отъявленные атеисты вспомнили о великой силе заступничества святого Георгия Победоносца и просили помощи не только для себя или своих родных, сражавшихся на далёких фронтах, но и за всю родную русскую землю.
Шли годы, нежданно-негаданно в маленький удмуртский городок на берегу заводского пруда ворвался во всём своём великолепии юный 21 век. 31 января 2001 года городская дума г. Воткинск приняла судьбоносное решение: вернуть верующим их главную святыню – некогда величественный Благовещенский собор, который теперь было совершенно не узнать под толстым слоем штукатурки и атрибутикой дома культуры, скрывшей его облик в советские года. С тех самых пор в соборе началась реставрация, которая длится по сей день….
Шёл 2017 год. Старенький автобус подъехал к зданию автовокзала маленького провинциального городка со странным названием Воткинск, наречённым так вчесть крохотной да юркой лесной реки, некогда свободно протекавшей в этих местах.
Каждый раз приезжая в этот уютный городок я стараюсь подняться на одину из местных гор, туда, где во всём своём великолепии высится над городом-заводом изысканный Спасо-Преображенский храм.
Оказавшись возле его стен, невольно начинаешь озираться по сторонам, ибо твоему взору открывается поразительной красоты панорама, которую можно увидеть только в этом глухом краю: маленькие резные домики, рассыпавшиеся до самого подножия могучей горы, гиганты-корпуса Воткинского завода, ровное, непоколебимое зеркало городского пруда, а прямо перед ним во всём своём великолепии, подобно фениксу, восставшему из пепла, предстаёт возрождённый Благовещенский собор.
Есть что-то невыразимо прекрасное в этом простом на первый взгляд виде: что-то бесконечно тёплое и родное, трогающее самые заветные струны каждой человеческой души. В миг, когда над древним городом-заводом только-только зачинается рассвет, и первые лучики солнца золотят ажурные крыши старых купеческих домов, Спасо-Преображенский храм озаряет всю округу нежными переливами благовеста, которому вторят Благовещенский собор и другие церкви, кои во множестве разбросаны по этой древней земле.
Слушая эту удивительную музыку наступления нового дня, ты наконец понимаешь, правильно говорили древние вотяки: нежные колокольные звоны – это самый настоящий «голос грядущих столетий» . И покуда звучат благовесты над нашими полями до весями, будет стоять Россия, будет процветать наш народ, поступенно возвращаясь к древним и почти забытым заветам предков, позволяющих обрести нам едва ли не самое главное – самих себя.