Радиорубка. Часть 2. Глава 4

Олжас Сериков
18 апреля.

Айдос сегодня в школу не пришел.
Расписание уроков получилось скомканное: на уроке истории нас объединили с 9-м «В» классом, на уроке русского языка мы умирали от скуки вместе с 9-м «Г», а когда мы пришли на алгебру, то увидели 9-й «Б» класс.
В восемьдесят третьем году, когда мы впервые пошли в школу, классов, помнится, было три. Потом, кажется, начиная с четвертого года, добавился «Г» класс. На шестом году обучения гениальные чиновники от образования доставили нам идиотский сюрприз: классы перемешали, исходя из успеваемости школьников. Айдос, Эдик и я так и остались в «А» классе, но теперь мы были с «уклоном». Нас и до этого одолевали смутные предположения, что мы немного «того», так вот, теперь они подтвердились, причем в самой конкретной форме. Мы оказались не просто с уклоном, а с физико-математическим. Айдос и Эдик чувствовали себя при этом вполне в своей тарелке, а вот мне пришлось поднапрячься. К физике я относился еще более-менее, там все-таки были лабораторные работы, где можно было безнаказанно хулиганить, а уроки вел Виктор Александрович, самый добрый и тихий учитель на свете. Я всегда удивлялся, как он умудрялся оставаться спокойным и компетентным в окружении дерганых теток, готовых задушить любого ученика за малейшую провинность. Школьники тоже прилагали все усилия, чтобы вывести из равновесия измотанных педагогов. Я сейчас вспоминаю, как вел себя в младших и средних классах, и честно изумляюсь, как меня за мое поведение не пристрелили на месте, - а именно этот радикальный способ я бы посчитал наиболее правильным, столкнувшись с самим собой в детстве, будучи взрослым учителем.
Что касается математики, то я перестал что-либо понимать в этом предмете примерно к середине четвертого года обучения. В голове серыми призраками летают загадочные формулы-привидения, которые на самом деле писались немного по-другому, но в моем сознании они отложились именно как фантомы, а не строгие арифметические расклады. А вот с шестого класса началось форменное издевательство, иначе уроки алгебры я назвать не могу. На мой взгляд, нормальным людям вполне достаточно знать курс математики максимум до конца четвертого класса, потому как синусы, тангенсы и им подобные логарифмы и комплексные числа в дальнейшей жизни пригодятся только работникам конструкторских бюро и прочим узким специалистам, коих после развала Союза осталось не так уж и много. И вообще, зачем нам все это знать, если сотовые телефоны и другую технику производят только в Японии и Корее, а у нас под развитием нанотехнологий подразумевают, как правило, очередную гениальную программу по выгребанию и переводу в швейцарские банки новой партии бюджетных денег. Но нам все эти математические премудрости приходилось учить и даже сдавать экзамены.
Нас никто не спрашивал, хотим мы учиться в классе с уклоном, или желаем остаться в прежней системе обычных классов. Точно так же из класса «Б» ни у кого не поинтересовались, как они себя чувствуют в связи с переводом в сборище отсталых двоечников, а именно так «бэшников» и стали воспринимать вплоть до окончания школы. Не знаю, кто из советского руководства придумал эту дебильную реформу, но, встреться мне этот человек сейчас, я бы с удовольствием врезал ему по ноге, а может, и в челюсть еще двинул. Хотя вполне может быть, что этот новатор сейчас уже не в этом мире. Это ведь так приятно – нагадить, испортить жизнь не одной сотне тысяч людей, и умереть в полной уверенности, что совершил нечто великое.
Как только классы перемешали в новом составе, с расписанием тоже стала твориться чехарда, - сказывалось влияние нового времени, эпохи бардака и пофигизма, успешно продолжающегося и по сей день.
Николай Иванович, который, к своему несчастью, был классным руководителем 9-го «Б», перед началом занятий информировал своих о сегодняшнем расписании уроков:
 -У вас после этого урока черчение, а потом история.
- А третьим уроком что? – спросил с первой парты Дима по прозвищу «Высоцкий».
- Черчение, - ответил Николай Иванович и направился к учительскому столу.
- А четвертым? – не отставал Дима, видимо, твердо решивший достать своего классного руководителя в самом начале урока.
- История.
- А черчение каким?
Николай Иванович остановился и взглянул на Диму с негодованием. Потом посоветовал:
- Если больной – лечись!
В этот драматический момент, когда довольный Дима собирался продолжить плодотворный разговор еще какой-нибудь великой фразой и уже собрался для этого с силами, предварительно оглядев класс с победным выражением лица, в кабинет заглянула Наташа из нашего класса и объявила, что нас не математика, а история. И мы пошли на историю, где нас с нетерпением ждал еще более достойный класс, нежели 9-й «Б».
«Г» класс всегда отличался от «бэшников» и других школьных коллективов маниакальным стремлением всех вокруг зачморить. И до, и после реформы в этот класс отправляли самых отпетых школьников. Поэтому, когда мы сидели вместе, многие по четыре ученика за одной партой, на каждом ряду то и дело возникали ссоры, склоки и драки. Время поэтому, к общей радости, пролетело незаметно. 
После обеда мы снова были в Геофизике, в родном уже душном помещении закутка рядом с компьютерами. Айдос вчера в рабочем порыве сломал нож Бориса, и теперь резал провода своим, который был на редкость тупым – по выражению Эдика, «весь в хозяина». Я тоже рвал провода и при этом непрестанно ворчал, поскольку у меня было постоянное ощущение, что чем больше мы работаем, тем больше остается неочищенных плат, или «корзин», как их окрестил Эдик. Айдос успокаивал меня, бодро приговаривая:
- Ничего, это только с главным процессором столько возни, а дальше легче пойдет!
Эдик с Айдосом, пробравшись в самую глубь процессора, вытащили оттуда вентиляторы, какие-то микросхемы, выводы которых были покрыты золотом, и еще что-то. Вентиляторы были под стать размеру компьютера и больше походили на винт боевого самолета времен второй мировой войны. И - вот он, это долгожданный миг! Процессор стоял перед нами совершенно выпотрошенный и разобранный по частям.
Айдос и Эдик принялись за разборку «корзин» и весьма преуспели в этом деле. Осталось еще около двадцати плат с проводами, и эту работу мы оставили на завтра.