Глава шестнадцатая
Наконец-то зима! Как надоела слякоть, нудный, моросящий дождь, ветер, завывающий в трубе.
В ночь выпал снег, закрыв грязь толстым покрывалом. Проснувшись, Степан выглянул в окно, обрадовался: наконец-то, можно отправляться в тайгу, на свой участок, закрепленный за ним, как за охотником-профессионалом.
Участок был богат соболями и белками, лосями и медведями. А пернатой дичи на реденьких озерцах посредине пихт и елей, по берегам небольшой реки, было видимо-невидимо.
Ежегодно Степан перевыполнял план, тянувший план артели. Давали солидные премиальные. А однажды на правлении охотничьего хозяйства было вынесено решение о награждении его охотничьим карабином. Радости не было предела: наконец-то сбылась мечта иметь нарезное оружие!
Вообще-то, охотникам выдавали государственные карабины, но такие разболтанные и старые, что попасть в дичь с большого расстояния было большой проблемой. А здесь — новье!
Степан каждый день доставал из чехла оружие, разговаривал с ним, как с человеком: гладил, разбирал, смазывал… А после с любовью помещал обратно в чехол, ставил в изголовье кровати. И не дай бог, что бы кто-то к нему прикоснулся! Наказ был строгим.
Плотно позавтракав, Степан закинул за плечи приготовленный загодя рюкзак с продовольствием, карабин. Поцеловал жену, надев широкие охотничьи лыжи, свистнул Найде. Не оглядываясь, пошел знакомой дорогой к зимовью.
Путь предстоял трудный, далекий. Почти двадцать верст вдоль по берегу реки, а потом по бурелому к охотничьим угодьям.
Добрался до избушки почти под вечер, смертельно устав и взмокнув. Открыл пудовый замок на двери, обитой толстым оцинкованным листом железа, вошел внутрь.
За лето здесь основательно похозяйствовали вездесущие мыши, усыпав мелким пометом стол, лежанку, полки для продуктов.
Растопив печурку - буржуйку, переоделся в сухое, развесил влажную одежду для просушки, принялся за уборку. Лайка, нанюхавшись пыли, непрерывно чихала. Степан пожалел собаку и выпустил за дверь. Найда весело помчалась,оглашая звонким лаем тайгу. «Забесилась — с любовью подумал он. - Ничо, начнем охоту, быстро жирок веселья сойдет!
Разложив в банки и металлические сетки продукты, Степан взял лопату, карабин, небольшое ведерко, пошел чистить родник, бьющий метрах в двадцати от избушки.
Почистив, дождался, когда он наполнится, осядет муть, с удовольствием напился ароматной ледяной водицы. «Надо бы натаскать во флягу, — подумал он, — ладно, завтра натаскаю». Начерпав кружкой из ямки родника полведра, пошел назад.
Становище Степан сделал давно, пригласив сельских мастеров. Добротное было жилище: из толстых, полуметрового диаметра бревен лиственницы. Одной стороной они были вкопаны в яр, второй, со стороны двери, открывающейся внутрь, укреплены скобами, через каждое второе бревно. Крыша — из наката таких же бревен, скрепленных скобами, была покрыта толстой корой березы, лиственницы и кедра. Дверь — на кованых, мощных петлях. Все делалось в целях защиты от медведей. Не раз, приходя осенью, видел на бревнах следы медвежьих когтей, но взломать избушку звери не смогли.
Осенью световой день короток. Степан, закончив уборку, вышел и свистом позвал Найду. Проказница прибежала быстро, словно ждала сигнала: пора ужинать!
Зашли внутрь, охотник зажег старенькую керосиновую лампу, достал съестные припасы: кусок отварного мяса, шмат сала, хлеб, лук. Отхватил большим охотничьим ножом добрый ломоть, бросил лайке. Найда схватила мясо на лету, управившись в два жевка. Проглотив, просяще уставилась на хозяина.
— Хватит, моя хорошая. Ишь, привыкла к обжорству, так и зайца не догонишь. Дыхалки не хватит, — пожурил Степан. Но пожалев, отрезал ломоть хлеба и бросил. Найда презрительно отвернула морду, типа: «Ты чо, хозяин, после мяса, кто хлеб ест?»
— Ишь ты, — снова удивился он, — не промялась, однако. Не голодна, если жеманничаешь! Ничо, белковать начнем, будешь белок хряпать за милу душу. А сейчас спать!
Подошел к двери, закрыл все четыре засова. Они были сделанных добротно. «Шиперистые» скобы с насечками, глубоко вбиты в косяки. Такие выдрать практически невозможно.
Улеглись спать: Степан на лежанке, а Найда под лежанкой на лапнике. Проснувшись рано утром, пошли по угодьям, проверить наличие дичи. Посмотрели места установки капканов и кулемок* на соболя, количество белок и куниц.
Степан был старым, опытным следопытом, читал на снегу то, что не видит обычный человек. «Да, нынче год будет благоприятным для охоты! Таежный пожар пригнал сюда немало дичи — думал он. — Снова план перевыполним. Наконец-то, куплю себе мотоцикл Иж-Юпитер — вещь незаменимая в хозяйстве».
Захваченный приятными размышлениями и планами, ходил по угодьям, отмечая, где и что необходимо поставить из ловушек.
На обратном пути, Степан обратил внимание, что западный край неба потемнел, скрыв уходящее на покой солнце. «Кажется, буря идет, — подумалось с тревогой. — Найда, а ну-ка, прибавим ходу домой, а то застанет непогодь в пути!» Прибавили скорости — и вовремя! Не успели они зайти в избушку, зажечь керосиновую лампу, как на тайгу обрушился невиданной мощи ураган. Дверь избушки тряслась и скрипела, труба гудела, как тепловоз перед станцией. Земля непрерывно вздрагивала от гула падающих вековых деревьев. Найда, поскуливая, жалась к ногам хозяина, то и дело посматривая на него.
— Буря это, Найда, буря, — поглаживая, успокаивал собаку Степан.
— Худо, ой, как худо! — думал он про себя, — сколько зверя и птицы погибнет!
Утром, чуть свет, откинул дверные засовы, осторожно приоткрыл дверь. Тайгу было не узнать… Стоящий перед избушкой столетний кедр оказался повержен на землю. Словно десятки рук, молящих о помощи, в небо тянулись обрывки корней и сучьев. Лес поредел. Кругом царил хаос, будто здесь поработал пьяный лесоповальщик.
«Вот и всё, отохотились мы, — обреченно подумал Степан. — Конец мечтам о перевыполнении плана. Прощай мотоцикл. Уж не до жиру, хоть бы дотянуть до нормы».
— Ну что, собакен, — потрепал Найду по загривку Степан, — пошли смотреть и считать убытки.
А убытки были действительно велики: исчезли белки. За полдня ходьбы встретили только пару штук. Следов соболя — ни одного… Мертвая территория, заваленная стволами деревьев...
Говорят, что животные, как и человек, покидают разоренное место обитания. Остаются только те, кто не может уйти.
— Что делать будем? — спросил собаку Степан. — Домой отправимся, или немного поживем тут? Может, зверье вернется.
Найда, поскуливая, никуда не убегала, жалась к ногам.
Прошло два дня. Степан ежедневно ходил в тайгу, но все безрезультатно: зверье не возвращалось на обжитые места. Словно их выдуло ураганом.
На третий день Степан решил не ходить: чего понапрасну бить ноги?
Утром придумал сварить из остатков продуктов похлебку, последний раз обойти угодья и идти домой.
Сходил на родник, набрал полведра воды (к чему лишняя?), и заварил в небольшой алюминиевой кастрюльке супец. Бросил туда оставшееся сало, банку китайской свиной тушенки, пару картофелин, заправил лучком — получилось неплохо. Наелся до отвала, накормил собаку, и они вышли в тайгу.
Ничто глаз не радовало… Поваленные деревья всюду преграждали путь. Ни следочка, ни зверька, ни птички. Найда убежала вперед, рыская между деревьями. Вдруг послышался лай. По звуку Степан определил: что-то не то… Побежал на голос лайки. Выйдя на пригорок, увидел громадные следы медведя. «Шатун! Откуда? — заметались мысли. - Видать, упавшее дерево его разбудило…»
Свистнув собаке, они быстрым шагом пошли к зимовью. Степан не боялся медведей. Приходилось сталкиваться с ними лоб в лоб. Завалил ни одного… Встреча с шатуном не входила в планы охотника: не было лицензии на отстрел. Застрелишь, а после попробуй докажи, что убил шатуна.
Подошли к избушке: все было тихо. Степан постоял некоторое время. Сняв шапку, послушал таежные звуки. Неожиданно забурчало в животе. «Черт бы побрал эту тушенку узкоглазиков — один жир. Похоже, наелся на славу!» Повесив карабин на гвоздь, вбитый возле двери, трусцой понесся в туалет, сделанный из жердей в виде шалаша, на ходу расстегивая поясной ремень. Вдруг послышался злобный лай собаки. Степан оглянулся и остолбенел: размашистой рысью по их следам из тайги бежал громадный медведь.
Подхватив в пригоршню расстегнутые штаны, Степан кинулся в зимовье, следом заскочила собака. Едва успел заложить все засовы, как в дверь ударили, словно тараном. Избушка заскрипела и затряслась. Послышался злобный рев зверя, скрежет когтей по металлу двери, треск отдираемых от бревен щепок.
— Карабин! Карабин, ёма – ёёёё-о-о-о! — взвыл Степан. - Дурень старый! Ведь сам учил молодых, чтобы в тайге спать ложились с оружием! И так опростоволоситься…
В отчаянии и злобе, замолотил кулаками по начинающей седеть голове. Присев на лежанку, немного успокоился, обдумывая ситуацию в которую попал. «Так, жилище добротное, разворошить медведю его не удастся. Продовольствие есть: хлеб, консервы. Хуже дело обстояло с водой, которой после варки супа осталось в ведерке с литр. Открыть дверь и быстро схватить с гвоздя карабин, было делом десяти секунд. Но где гарантия, что зверь не затаился рядом? Успеет закогтить, и «ох» сказать не успеешь!"
Снаружи не слышалось ни звука. Неожиданно до чуткого уха охотника донеслось стрекотание сороки.
— Вот спасибо тебе, помощница, предупредила, что медведь не ушел, затаился здесь! Ну что, Найда, будем держать осаду? — потрепав собаку по загривку, спросил Степан. - Кто кого пересидит.
Всю ночь медведь ходил вокруг избушки: раскапывал крышу, скребся в дверь. Слышался треск отдираемых щепок. Но крепкие лиственничные бревна не поддавались. Наконец, под утро, оголодавший зверь предпринял отчаянную попытку штурма. Снаружи раздался дикий рев и треск бревен. Избушка была готова вот-вот развалиться. Но нет — крепкие скобы держали надежно!
Заскрипела и закачалась дымовая труба печурки и стала подниматься вверх. Медведь вытаскивал трубу! Это было худо. Теперь ко всем проблемам добавилась еще одна – окочуриться от холода. Без трубы затоплять печурку смысла не было.
Медведь, вытащив трубу, засунул в отверстие нос и с шумом, словно насос, втягивал и выдыхал воздух жилья. Дико ревел, разрывая отверстие и снова нюхал.
— Сейчас я тебе дам понюхать кое-что, — со злобой подумал Степан.
Взяв небольшую палку, намотал на конец обрывок тряпки и обильно смочил керосином. Приготовил и поставил рядом горящую свечу. Дождался, когда медведь снова залезет на крышу и начнет раскапывать отверстие, зажег факел и поднес к носу медведя. Тот, не видя огня, втянул носом пламя и дым. Раздался отчаянный вопль боли и ужаса, сменяемый диким, злобным ревом, и оголодавший зверь предпринял отчаянную попытку штурма. Снаружи раздавалось рычание, треск бревен, избушка вот – вот была готова развалиться.
Неожиданно, второй снизу венец, торцом упиравшейся в косяк двери, со скрипом и стоном отъехал в сторону. Степана охватил смертный испуг: кажется, конец…
Что можно сделать против такой громадины ножом, или топором? Ну, воткнешь нож. Один черт, медведь успеет тебя изломать. А ломаному в тайге без помощи людей — смерть.
Медведь, ободренный успехом, просунул громадную лапу в отверстие вывернутого бревна, стараясь достать обитателей.
Забившись в дальний угол, Степан и собака ждали неминуемого... Мощными когтями, медведь остервенело вырывал второе бревно.
Степан подумал: «Пан или пропал». Схватив остро заточенный топор, подошел сбоку, и резким ударом прорубил крепкую шкуру на внутренней стороне лапы медведя, рассекая вену. Горячей струей, толщиной в палец, брызнула кровь. Раздался оглушительный рев, и лапа исчезла из проема.
— Вот, так-то, топтыгин, — обрадовался Степан, — теперь ты кровью изойдешь! Сутки снаружи ничего не было слышно. Мучила жажда. Воду давно выпили. Сам, охотник, пил немного — отдавал собаке.
Утром следующего дня Степан решил приоткрыть дверь, чтобы снять карабин с гвоздя у входа.
Осторожно сняв запоры, чуть отворил дверь, приготовив на всякий случай нож. Выглянул в щель — и похолодел… карабина на стене не было.
Удрученный увиденным, он снова закрыл дверь на засовы и стал ждать. Прошли вторые сутки. Жажда мучила все сильнее. Язык пересох, прилипая к гортани.
— Найда, выйди-ка на разведку, — подтолкнул к выломанному проему собаку Степан.
Лайка нехотя вылезла. Оглядевшись, с жадностью стала хватать снег, а потом, куда-то убежала. Немного выждав, охотник открыл дверь и вышел на улицу. От яркого снега и морозца закружилась голова, Подобно собаке, Степан начал есть снег, утоляя жажду. Из ложка, где был родник, послышался лай Найды. По звуку определил, что лает на крупного зверя. «Где карабин? Не мог же медведь его унести!» — метались мысли.
Срубив молодую березку, Степан привязал на один конец нож. Второй заострил, подобно стогометным вилам, чтобы легче втыкались в землю. И пошел на лай собаки.
У родника лежала громадная туша зверя. Лайка, вцепившись зубами в заднюю лапу, со злостью ее рвала. Зверь не шевелился.
Степан знал повадки раненых медведей: притаится дохляком, а потом молниеносно проведет атаку.
Подойдя ближе, прицелился под лопатку, и нанес колющий удар. Острый нож, усиленный жердью, как в масло вошел в тушу зверя. Медведь не дрогнул.
— Готов, чудовище. Значит, истек кровью, — с облегчением подумал Степан. Ноги ослабли, затряслись. В руках появилась незнакомая дрожь. Устало присел на поваленную лиственницу. Собака продолжала терзать медведя.
— Найда, фу! — дал команду охотник, — брось его! Сдох, вражина!
Собака не унималась. Бросив терзать задние лапы, перебежала к передним.
И тут Степан обратил внимание, что уши зверя так и остались прижатыми. Значит жив!
— Найда, назад! — отчаянно крикнул он.
Но было поздно... Неуловимым движением когтистой лапы, на последнем вздохе, медведь прижал собаку к земле, раздавив грудь.
Степан в панике бросился снова в избушку. На глаза попал торчащий из снега ремень карабина. Выхватив оружие из сугроба, с удивлением обнаружил, что приклад был до основания изгрызен.
Передернув затвор, подбежал к медведю и выпустил в голову все оставшиеся в магазине патроны. Найда была мертва.
Горю Степана не было границ! Похоронив собаку, собрал пожитки, и, опустив голову, понуро пошел в направлении дома.
Без собаки в тайге делать нечего… Дома встретила испуганная жена: «Степа, что случилось? Где Найда?»
Степан молча разделся, поставил в угол у кровати обломки карабина.
Мария со страхом смотрела на мужа.
— Степа, глянь на себя в зеркало! — взволнованно сказала она.
Степан подошел к висевшему на стене овальному зеркалу, и в испуге отшатнулся, не узнав себя.
На него смотрел незнакомый мужчина, сильно похудевший, заросший бородой и совершенно белый!
— Да что у вас там случилось-то?! — с надрывом в голосе произнесла жена, — не мучай, расскажи!
Степан коротко рассказал о буре, как его чуть не придавило упавшим деревом. И о том, как погибла собака. О медведе — ни слова.
Наутро следующего дня Степан пошел в правление охотничьей артели, написал заявление об уходе.
Председатель правления долго уговаривал остаться, выясняя причину увольнения. Степан был непреклонен.
Дома коротко сказал жене: «Собирай манатки, переезжаем к сыну в город. Хватит вести кочевую жизнь!»
Мария обрадованно засуетилась: «Наконец-то согласился! А то жили, как на заимке — людей не видели».
Весной новый хозяин охотничьего участка принес в контору пронзенный пулями громадный череп медведя, едва поместившейся в рюкзаке. И невиданной длины когти.
Все с удивлением разглядывали медвежьи останки, поражаясь размерам. Точно чудовище!
— Где нашел? — спросил председатель.
Охотник рассказал обо всём, что увидел у избушки. Стала понятна причина увольнения Степана.
— Что поделаешь, — это было его решение. Человек, побывавший в когтях смерти, достоин уважения, — сделал он вывод…
ЭПИЛОГ
…Сборы были недолгими: много ли вещей в простой крестьянской избе: десяток тарелок, ложки, вилки, да пяток кастрюль.
Чугунки пришлось бросить — в городской квартире они не нужны. Собрали постельное белье, одежду. Степан стал укладывать в деревянный ящик плотницкие инструменты: топор, ножевку, стамески, молотки и гвозди.
— Бать, — а это зачем тебе в городе? — спросил подошедший сын. - Там все готово к вашему приезду. Есть мебель, стол и стулья, большая двухместная кровать.
— Всю жизнь с Марией прожили, а добра не нажили, — с грустью подумал Степан.
— Что мы оставили после себя на этой земле: отцовский старый дом, который продал по дешевке приезжим? Тайгу со зверьем и знакомых охотников? Зимовье, в котором едва не погиб, но потерял верного друга?
Вы поезжайте вперед, а я напоследок пройду по улице, попрощаюсь с селом. Дождитесь меня на окраине, — попросил сына охотник.
Степан шел по улице медленным шагом, стараясь в последние минуты запомнить все, что увидел. Проходя мимо домика знакомого охотника, увидел в ограде Найду!
Словно молния, сердце кольнула незнакомая боль. Вспыхнули воспоминания последних трагических часов, проведенных в зимовье.
«Надо же, до чего похож на мать выросший щенок. Ещё недавно, смешно перебирая лапками, бежал и падал в траве, — с теплом в душе подумал Степан. - Значит, не зря мы прожили здесь столько лет — осталась память…
Впереди Степана и Марию ждала новая, городская жизнь.
Впишутся ли они в нее, привыкшие к тайге и свободе — как знать…
Конец