Время выбрало нас

Анатолий Аргунов
Из нового романа "Деликатная работа"
Глава 1.

Предисловие.
 Совсем недавно я обнаружил свою давнишнюю незаконченную работу - психологический детектив,в  котором отображены происходящие события конца 90-х прошлого века. Хотя все имена, факты и  действия, описанные в романе, являются  вымышленными и совпадения с реальными событиями можно считать случайными, тем не менее, этот звонок из прошлого меня ненашутку взволновал.
И так, вашему вниманию представляю свою работу почти пятнадцатилетней давности,которая по разным причинам не была опубликована,тем более появились новые главы, написанные совсем недавно.

Глава I. Часть 1. Время выбрало нас.
В петербургской газете «Из рук в руки» в рубрике «Работа» появилось лаконичное, но немного странное объявление: «Исполню деликатную работу». Был указан номер телефона, а вместо имени и фамилии две заглавные буквы «К.Р.». Человек давал понять, что не желает афишировать себя, но имя у него все-таки есть.
Объявление не осталось незамеченным. Звонки сыпались один за другим, но все они натыкались на автоответчик. Предупредительный женский голос отвечал одно и то же: «Извините, если Вы по объявлению, то оставьте свои координаты после длинного гудка. Спасибо!».
На следующий день ровно в полдень, вслед за выстрелом из пушки в Петропавловской крепости, это странное объявление попало на глаза одному молодому человеку, как сейчас говорят - из «новых русских». Он сидел в своем кабинете, окна которого выходили на набережную реки Карповки, и просматривал принесенную секретаршей почту. В маленькой чашечке сербского фарфора дымился ароматный кофе, и молодой человек, вытягивая губы в трубочку и едва прикасаясь к божественному напитку, пил мелкими неторопливыми глотками, а потом ставил чашечку на место. Блаженство и восторг от уходящей головной боли и похмелья отражались на его лице так естественно и открыто, что если бы кто-то наблюдал за ним, то сам получил бы такое же удовольствие. Открытость и максимализм, помноженные на уверенность, что все будет хорошо, и впереди еще уйма времени, и все успеется, свойственны только молодости. Этим она и прекрасна.
Но вернемся к молодому человеку. Навскидку ему не дашь больше тридцати пяти лет. Это был высокий мужчина, плотно скроенный, но с уже наметившимся «комком нервов» - натягивающим рубашку животиком, с рябоватым и улыбчивым лицом, копной коротких, немного вьющихся рыжеватых волос. Сдается, что еще совсем недавно девчонки вовсю домогались его расположения. Одет молодой человек был кремовую рубашку из стопроцентного хлопка, безукоризненно чистую и выглаженную, и легкие вельветовые брюки в тон рубашки. На ногах обуты мягкие испанские туфли из натуральной кожи.
Кабинет был небольшим, но казался просторным из-за отсутствия громоздкой мебели. Прямо у двери, ведущей в приемную, стоял старинный двухтумбовый стол из красного дерева, суперсовременное мягкое кресло, обитое черной кожей, с подлокотниками такого же цвета из сандалового дерева. Еще два широких кресла и небольшой столик стояли напротив стола хозяина кабинета. На столе – тяжелый письменный прибор из белого мрамора, раскинуты свежие газеты, на краю папки с документами, светильник, как цапля на болоте, торчал из-за компьютера. Пол кабинета был выложен хорошо отциклеванным и пропитанным белым лаком буковым паркетом, поэтому выглядел легким и прозрачным. Стол стоял прямо в углу между двумя дверьми: одна вела в приемную, другая в комнату отдыха. Справа и слева на стенах висели вполне реалистичные картины местных художников с видами Питера: летом и зимой. Напротив, почти во всю стену, находилось большое полуовальное окно, которое закрывали светлые жалюзи.
Но мы опять отвлеклись. Главным сейчас является все же молодой человек и его состояние. Давайте вникнем в его душевный настрой, попытается понять, чем живет и дышит наш новый герой, так внезапно появившийся в конце богатого на перемены, непредсказуемого конца двадцатого века.
Он – типичное дитя перестройки: был пионером, но комсомольцем стать уже не успел. Могучий блок партийных и беспартийных, к которому его приучили на школьных митингах и демонстрациях по случаю очередной годовщины 7 ноября и 1 мая, разрушился на его глазах. Партийные функционеры торопились изменить политическую ориентацию и разбежались кто куда, а вчерашняя шпана и молодые проходимцы ринулись в омут рыночных отношений.
Многое уже было позади у этого молодого человека. За десять лет он сделал карьеру от студента экономической академии до главы крупнейшего в Питере концерна, торгующего недвижимостью. Звали этого молодого человека Дмитрий Дмитриевич со звучной фамилией Болдин. Он любил жизнь и людей. А потому дела у него шли как нельзя лучше. Выходец из простой рабочей семьи, жившей в коммуналке на Уральской улице Васильевского острова, он раньше других понял, что помощи ждать неоткуда: добрый дядя, как и призрак коммунизма, остались позади, и значит надеяться нужно только на себя…
И Дима начал вовсю действовать. Сначала это была торговля с лотка по вечерам, рядом с академией, где он учился. Потом появился на общих паях с партнерами первый киоск, который торговал всем, что попадалось на глаза: от презервативов и сигарет, до бумажных ботинок, сделанных специально для ритуальных услуг. Дела шли бойко. Первые деньги вскружили голову его партнерам, и судьба расправилась с ними быстро: один спился, другой угодил в тюрьму за изнасилование, а третий «сел на иглу». Оставшись один, Дмитрий еще активнее развернул свое дело, вложив все скопленные деньги в нефтяной бизнес. Помогли ваучеры, которые он сотнями скупал у наших сограждан за бутылку водки. В результате получил бензоколонку, в престижном Заневском районе, у метро Большевиков, и вскоре она из-за зачуханных заправок, одной из первых в Питере превратилась в шикарную бензозаправку с киосками, вежливыми продавцами, и своими мальчиками-заправщиками.
Дела еще быстрее пошли в гору. Появились реальные доходы, пошел поток зеленых денег. Нужно было куда-то их пристраивать. Нефть и газ, конечно, выгодный товар до чрезвычайности. Но это так же и крайне опасный бизнес. По городу один за другим следовали отстрелы нефтяников и газовщиков. Не щадили никого: ни руководителей заправок, фирм, трестов и концернов, ни простых заправщиков. Поняв, что долго в этой отрасли не протянуть, Дима навострил лыжи на зарождающийся рынок недвижимости. В одном из крупнейших мегаполисов, каким является Питер, жилье всегда было и будет проблемой номер один. Да и что говорить о простых смертных, если даже родители Димы еще до недавнего времени жили в коммуналке, хотя деньги на жилье у Димы имелись, и он их в принципе никогда не жалел, помня библейскую мудрость: «Да не оскудеет рука дающего». И Господь его не обижал. Подумав и взвесив все, Дима перешел в другой бизнес.
Риэлторские сделки стали приносить колоссальные прибыли: деньги вновь потекли рекой. Теперь его родители жили все там же на их любимом Васильевском острове, но в одном из элитных домов, на 5-й линии, где был даже садик для прогулок и выгула собак. Сам же Дима, которого многие теперь величали не иначе, как Дмитрий Дмитриевич, прикупил старый особнячок на Каменоостровском, аж восемнадцатого века постройки, в стиле русского барокко. И офис свой, вот это самый, на Карповке, Дмитрий Дмитриевич, приобрел тоже благодаря своей влиятельности и значимости на рынке недвижимости. Да что там офис, лучшие люди Петербурга были его постоянными клиентами. Даже мэр воспользовался его услугами, когда захотел сменить себе жилье. Так что авторитет Дмитрия Дмитриевича в деловых кругах Питера, когда дело касалось недвижимости, был непререкаемым.
И тут случилось то, что всегда случается с теми, кому очень долго везет. Дмитрий Дмитриевич влюбился. Вернее даже, не то чтобы влюбился, а скорее кинулся с головой в любовный омут. Это было полное безумие. Предметом его вожделенной любви стала бывшая сокурсница Мария Димитриади, жена крупного чиновника в администрации города. И надо же так было случиться, что именно ее муж, Борис Раппопорт, был тем самым чиновником в мэрии, который курировал вопросы по государственном имуществу, и конечно же, в первую очередь, контролировал все, что было связано с городской недвижимостью, а значит, и бизнес Дмитрия Дмитриевича.
Самого Бориса Израилевича, Дмитрий Дмитриевич знал достаточно давно, познакомившись с ним лет пять назад, когда тот, будучи еще депутатом горсовета, входил в комиссию по контролю за недвижимостью, и уже тогда зарекомендовал себя гибким, но бескомпромиссным. На очередных выборах в городскую думу Борис Израилевич легко вновь становится депутатом. Но почти сразу же после этого, его приглашает к себе мэр, и после недолгих переговоров Борис Израилевич занимает свой новый и весьма высокий пост.
Встреча Дмитрия Дмитриевича с Марией произошла так же нечаянно, как и со многими его клиентами и партнерами по бизнесу: короткий разговор, обмен визитками. Но нескольких реплик, взгляда и того, как человек здоровается или прощается, бывает достаточно, чтобы люди оставались друзьями или хорошими знакомыми, или расходились, как в море корабли, чтобы никогда ничего о себе не напомнить, даже если судьба их снова сводила вместе. Такова уж была натура Дмитрия Дмитриевича, и тех людей, которые были близки ему по духу.
Встреча с Марией Димитриади была словно предначертана свыше. В этом Дмитрий Дмитриевич увидел перст судьбы, и поверил в это сразу и без колебаний, как только увидел Марию на банкете по поводу юбилея одного из высоких чиновников мэрии. Банкет проходил в «Астории», было шумно и весело от выпитого вина, обилия красивых женщин, блеска хрустальных люстр, бокалов и бриллиантов.
Дмитрий Дмитриевич неловко чувствовал себя в черном смокинге с бабочкой на белоснежной рубашке. Он почти каждую минуту выходил в холл ресторана, чтобы хоть как-то освободиться от сдавливавшего шею галстука, непрерывно курил, расстегнув пуговицы пиджака. Он словно хотел всем показать, что ему наплевать на этот банкет, и на юбиляра, и на этот дорогой смокинг, и на заказанный и для простых смертных недосягаемый ужин в «Астории», на людей, которые кружатся вокруг блеска денег как комары около светильника. Все ему обрыдло и осточертело, но положение и неписаные правила поведения людей его круга, не позволяли сорвать эту идиотскую «бабочку», расстегнуть ворот рубашки, скинув надоевший до тошноты длиннополый кафтан и хлопнув дверью вырваться на свежий питерский воздух, пойти к Неве, постояв несколько минут в молчании у гранитного монумента основателю города. А потом бродить, бродить без цели, не думая ни о чем, по его каменным берегам, любуясь тихим закатом и мерцанием красноватых огоньков на слегка дрожащей от течения воде.
И вот, в очередной раз выскочив в холл перекурить и отдохнуть, Дмитрий Дмитриевич увидел Ее. Она шла легкой порхающей походкой, в белом из крепдешина брючном костюмчике, гордо держа голову с копной густых и вьющихся волос. Черные как смоль глаза казались огромными и без зрачков. Слегка вздернутый носик, ярко пунцовые губы делали ее божественным существом, только что сошедшим с картинки Леонардо да Винчи.
Дмитрий Дмитриевич остолбенел. Он интуитивно всем своим существом почувствовал, что это она, его судьба, но никак не мог поверить, что это действительно Мария Димитриади – его тихая и безответная студенческая любовь. Рядом с ней шел, слегка придерживая ее за локоток, не кто иной, как Борис Израилевич Раппопорт, его куратор. В первую секунду Дмитрий Дмитриевич даже не понял, а что это он делает рядом с ней, его Марией, и даже чуть было не задал этот дурацкий вопрос. Но господин Раппопорт его опередил.
- А, Дима, здравствуй, дорогой! Рад видеть тебя. Смотри, как разрядился, прямо таки шевалье или маркиз! Как идет банкет? Мы тут запоздали, как говорится – с корабля на бал. Прямо после командировки и сюда. Не хочется обижать Пал Палыча, хороший он человек.
И видя, что Дмитрий Дмитриевич стоит истуканом, уставившись на его спутницу, дернул его за лацканы пиджака:
- Знакомься, это моя жена, Мария Георгиевна.
Дмитрий наконец пришел в себя и протянул руку Борису Израилевичу:
- Все идет нормально… - и взяв протянутую руку Марии, наклонился и поднес ее к губам. – Очень рад видеть Вас…
- Взаимно, - последовал ответ.
Ее черные жгучие глаза, словно капли разогретой смолы, капнули ему в душу и прожгли ее насквозь. Все было решено в этот миг, в этот час, в этот день.
Дальнейшее Дмитрий Дмитриевич помнит смутно. Он очень много пил, почти не закусывал, постоянно курил в холле или бесцельно бродил среди танцующих. Потом был объявлен белый танец и, улыбаясь, вся неземная, Мария – его Мария! – проследовав через весь зал взяла его за руку и пригласила на танец. Такого волнения он уже давно не испытывал. Прикосновение ее упругой груди к его дрожащему телу вызвало такую бурю чувств, которые ошеломили его окончательно. Дмитрий понял – это его судьба.
Дальнейшие события происходили как бы сами по себе. Они танцевали танец за танцем, молча, ни о чем не говоря, будто вся их жизнь после студенчества и до этой встречи ничего не значила, и была не интересна. Они кружились и кружились в танцах, а потом разъехались каждый к себе.
Целую неделю Дмитрий Дмитриевич не мог решить, что же ему предпринять в данной ситуации: забыть об этой встрече и никогда к ней больше не возвращаться, или же предпринять решительные шаги, такие, которые бы она оценила, и обратила на него свое царственное внимание. В душе у Дмитрия Дмитриевича шла непримиримая борьба: с одной стороны - желание обладать красивой женщиной, даже вопреки ее желанию, с другой - порядочность, честь, деловая репутация, в конце концов вся его дальнейшая карьера.
Но несмотря на внутренние противоречия, обуревавшие Дмитрия Дмитриевича, он внешне оставался самим собой. Подчиненные не замечали ничего особенного в поведении своего шефа. Он регулярно приглашал к себе своих помощников, вел активные переговоры с мэрией и даже дважды встречался с Борисом Раппопортом. Но тот, кто с ним сталкивался, не мог не обратить внимание на то, что Дмитрий Дмитриевич осунулся, стал реже ужинать в гольф-клубе для бизнесменов, практически перестал пользоваться охраной и водителем. Его джип «Чероки», всегда блестевший первозданной краской от того что шофер Юрий следил за машиной лучше, чем за своей женой, вдруг предстал перед всеми забрызганный грязью с разводами на стеклах. По городу Дмитрий Дмитриевич носился на своей «Черушке», как ласково он называл свою машину, так, что даже знакомые гаишники разводили руками: «Дима, совсем оборзел!» Но, зная его связи и хороший нрав, они его не трогали, лишь только отскакивали в сторону, когда видели несущийся прямо на них знакомый джип. «Смотри, 007 опять не в духе!», - успевал только предупредить по рации гаишник своего соседа. На этом отношения с ГАИ и заканчивались.