Дорогу на реку я срезал через дальний пустырь за поникшим от старости плетнем, где стеной стоял непроходимый лес из чертополоха, лопухов, ослинника и прочих сорняков помельче. Перешагнув плетень, я присел и стал разглядывать среди густых зарослей сводчатые звериные тропы, ведущие к покою, защите от знойного полуденного солнца, приторможенному времени, особенным свойствам тишины в лопухах, сухому запаху полыни, смешанном с пылью. Выбрав нору с подходящим направлением, я пополз на четвереньках и тут же услышал неясные вопли – кто-то в большом переполохе и треске пробирался сквозь куриный лес. Индюки! Индюки – к которым и подойти-то страшно, видя, как трясется их налитый кровью неряшливый гребень, а опущенные жесткие крылья скребут по земле неровные борозды, испугались! Они всегда недовольны, прежде мне чудились осмысленные ругательства в их сварливом клекоте, лишенном птичьей мелодичности, а сейчас их крики бестолковы и даже жалобны.
Впереди засветилось что-то белое — огромное яйцо в гнезде из соломенной кучки, бочарных клепок и старого сапога – еще теплое, оно роскошно сияло свежей формой и белизной среди общей сдержанности, а его размеры предполагали возможность существования подвида засухоустойчивых сибирских крокодилов. Выпутавшись из зарослей, я стал думать, что делать. Возвращаться домой не хотелось – до речки осталось уже совсем немного. Ходить же с яйцом не позволяли ни уличный, ни речной кодексы, если бы оно было обычное, его можно было бросить, но такое большое не выбросишь.
Обмен! В те почти библейские времена методом деревенского товарооборота в значительной степени была натуральность – яйцо можно обменять на что-нибудь в блестящей синей обложке, обворожительно пахнущее типографской краской, с названием "Н.Носов Фантазеры"! Читать мне еще не приходилось, но буквы уже складывал. Я помчался, придерживая находку за пазухой.
В магазинчике с потусторонней надписью КООП над дверью, в темном углу за круглой истопной печью стоял сундук с книгами, самыми разными вповалку, по большей части со скучными графиками и изображениями обреченных людей в противогазах. Фантазеров я нашел легко, стоили они две копейки (за яйцо, как правило, куриное, давали шесть копеек, а индюки, гуси и утки несправедливо индексировались курами), подобрал вторую книжку, тоже двухкопеечную, с отличными картинками про гусениц на капусте, а вот с третьей двухкопеечной пришлось смириться – картинок нет, напечатана на грубой серой бумаге, буквы неровные, пахнет чем-то кислым, – позже выяснилось, что это был комсомольский устав.