Мальвы

      
       Мальвы!
       Как это было, когда, не прошлым ли летом?
       Мягкая, обжигающая пятки горячим слоем пыли дорога нехотя отворачивала от пустыря с неумытыми курами, роющими себе гнезда ямками, от последней домушки с убогой мазаной кровлей и узким палисадником в одну грядку. К середине лета трава под раскаленным солнцем выгорела и покрылась при дороге толстым слоем пыли, осыпающейся с лопухов легким шелестом и странно было видеть здесь свежие, лоснящиеся здоровьем цветы за ивовым плетнем – мальвы. Стойкие, упругие столбики бойко заслоняли обветшавшие домовые оконца роскошными бутонами — розовыми, алыми, лимонными, белыми, пурпурными до черного, чередующимися по стеблю и уменьшающимися вверх с математической точностью. Кренилась избушка, валился на сторону ивовый плетень, а строгие мальвы теснились отвесно, подвешенные невидимыми нитями к самым небесам. Как попали сюда эти гордячки, как уцелели под палящим солнцем, кто додумался украсить ими это унылое, забытое даже телятами место, где только зной и пыль? Глубокие подпалины венчиков говорили об их заморской нездешности, среди них могли бы летать зеленые с длинными хвостами попугаи и кричать что-нибудь неразборчивое.
       Если они посажены кем-то, то почему только здесь и нигде вокруг?
       И как сумела погнувшаяся, оглохшая от времени старуха, выбиравшаяся по утрам из избушки, совладать с такой валящей через забор бурей?
       Или цветы стояли здесь всегда и им положено так стоять с самого Начала?

      
       ...
       Полынь за огородами вырастала высокой стеной, в которой искали спасения в жару цыплята, индюки и брошенные коты. Пробираясь однажды сквозь эти заросли, я увидел небольшие цветочные кучки на врытых узкими овалами в землю стеколках и своды, сплетенные стеблями цикория, а приглядевшись, поразился — это тронный зал! Крохотный, с до блеска натертыми полами, сквозь которые просвечивали узоры папоротника, с принцессами и принцами, с чертополошными гостями, с колясками из колючих дурманных коробок, с лошадьми, подмотанными нитками, с форейторами. Король-ирис и королева-люпин сидели спиной к спине, вокруг них порхали невесомые ангелицы в юбочках из колокольчиков, наколотых цветоножками в тонкую талию, важничали вьюнки, оттопыривая в поклоне ноги и закрученные в спираль усы, кружили дамы в пышных кринолинах из полевой розовой мальвы, искусно подвернутой в три слоя, нераскрытые бутончики клонились головенками в изящных поворотах и даже веера в руках дам были сложены из мальвовых лепестков.
       Мальвы! Не те — гордые, а скорее невзрачные, с бледным зеленым и еще более бледным розовым, с какoй легкостью они становились порхающими фрейлинами и гофмейстеринами в воздушных сарафанах, как уместна их бледность! Я готов был расплакаться оттого, что не мог участвовать в этом празднике, закручивать лепестки и шить камзолы, превращать тонкие вырезы соцветий в кружевные жабо, не мог отличить рыльце от пестика, более того — нужно скорее и незаметнее уйти, поскольку было видно, что распорядительницы и концертмейстерши появятся с минуты на минуту — на стеклянном паркете тронного зала еще не высохли капли воды из стоящей тут маленькой бутылочки — тогда позора не миновать.
       И я ушел прочь, вдыхая пыльный, горький запах сухой полыни.

      
       ...
       На Троицын день детей посылали с утра в поле за цветами и травами, наказывая выбирать красивые, кроме ковыля, который считался дурным в доме знаком. Для нас это был вопрос свободы выбора и мера красоты, мы выбегали наперегонки в околицу под высокое жаворонковое небо, каждый хотел найти первым такой цветок, какого нет ни у кого и никто не будет знать ему названия. Все исподтишка следили друг за другом, но получалось, что набирались одинаковые снопы, составленные ирисами, курослепом, кукушкиными слезками, васильками, кашками, цикорием, душистым горошком со смешными пузырями-погремушками, колокольцами, кровохлебкой, на цветок мало похожей, жесткой солодкой, липнувшей к рукам и которой, в силу этого свойства, можно сделать татушку — прижать маслянистый стебелек покрепче к запястью или плечу, отпечаток потом натереть песком, чтобы было заметнее.
       Очень нравилась волчья ягода — шелковистая хвойная метелка с яркими блестящими бусинками плодов таких твердых, что и расковырять нельзя, а надкусить боязно — ягода волчья.
       Снопы рассыпали в доме по полу и ходили босиком, косой луч из окна падал в траву и наполнял комнату необычным мягким светом. Но мальву ставили в банку с водой, неловко было видеть ее распятой под ногами.
       Что же в ней особенного — в цветке бедном, выцветшем, вырезанном как из дешевой бумаги рыбьими хвостами, насаженными на сухие веточки почти без листьев? И растет в местах не самых подходящих? Но всегда медлишь и смотришь долго на ее бледные лепестки и нераскрывшиеся бутоны, встреченные случайно на обочине.



Uebersetzung ins Deutsche - Dewin


            Malven!
            Wie war es und wann, war es nicht im vorigen Sommer?
            Der weicher, mit heissem Staub brennender Weg  wandte sich widerwillig vom Oedland ab. Ungewaschene Huehner gruben ihre Nester mit Loechern, vom dem letzten Haus mit einem elenden, verschmierten Dach und mit einem Blumenbeet in einem schmalen Vorgarten. Am Ende des Sommers, unter der heissen Sonne, war das Gras ausgebrannt und mit einer dicken Staubschicht bedeckt, die mit leichtem Rascheln von den Kletten zerbroeckelte. Es war seltsam, hier hinter dem Weidenzaun  frische,  mit Gesundheit glaenzende Blumen - die Malven - zu sehen.
           Hartnaeckige, elastische Staengel verdeckten frischweg die heruntergekommenen Hausfensterchen mit luxurioesen Knospen - von  rosa bis scharlachrot, von zitronig bis weiss, von lila bis schwarz, die sich entlang des Stiels abwechselten und mit mathematischer Praezision nach oben abnehmenten.
             Die Huette kippte, der Weidenzaun neigte auf die Seite, und die strengen Malven standen sich senkrecht als ob hingten an unsichtbaren Faeden von dem Himmel. Wie sind diese Stolzen hierher gekommen, wie haben sie unter der sengenden Sonne ueberlebt, wer sich hatte daran gedacht, mit ihnen diesen traurigen Ort zu schmuecken, den selbst Kaelber vergessen hatten, wo es nur Hitze und Staub gibt?
            Die tiefen Farbeuebergang den Bluetenblatten sprachen von ihrer Fremdheit in Uebersee, dazwischen ihr konnten gruene Papageien mit langen Schwaenzen fliegen und etwas Unverstaendliches schreien.       Wenn sie von jemandem gepflanzt wurden, warum dann nur hier und nirgendwo in der Naehe?
          Wenn sie von jemandem gepflanzt wurden, warum dann nur hier und nirgendwo mehr in der Naehe?
          Und wie gelang es die verbogene, ohrenbetaeubte alte Frau, die morgens aus der Huette kam, mit einem solchen Sturm fertig zu werden, der ueber den Zaun draengte?
          Oder standen hier schon immer solche Blumen  und sollten von ANFANG  so zu stehen?



          ...
          Der Wermut hinter den Gaerten wuchs zu einer hohen Mauer, in der H;hnerchen, Truth;hne und verlassene Katzen in der Hitze Erl;sung suchten. Als ich mich durch dieses Dickicht bewegte, bemerkte ich kleine Bluetenbueschel auf Gl;sern, die in schmalen Ovalen in den Boden gegraben waren, und Gewoelbe, die von Zichorienstielen gewebt waren, und als ich genauer hinschaute, war ich erstaunt - dies war ein Thronsaal! Er war winzig, mit polierten Boeden, durchdie  die Ornamente von Farnen hindurchschauten, mit Prinzessinnen und Prinzen, mit Distelgaesten, mit Kutschen aus dornigen Stechapfelkisten, mit in Faeden gewickelten Pferden, mit einem Vorreiter.
          Der Koenig-Iris und die Koenigin-Lupin sassen Ruecken an Ruecken, um sie herum flatterten schwerelose Prinzessinnen in Roecken aus Glocken, die von Stielen in duennen Taillen eingesteckt waren, die Bindekraute beugten die Knie in einem Begruessung und drehten spiralfoermig  die Schnurrhaare, die Damen kreisten in ;ppigen Krinolinen aus wilde rosa Malven, gefalteten gekonnt in drei Schichten. Die unge;ffneten Knospen neigten ihre Koepfchen in anmutigen Drehungen und sogar die Faecher in den Haenden der Damen bestanden aus Malvenbluetenblaettern.
          Malven!
          Nicht diese - stolze, sondern schlichte, mit hellgruenem und noch blasserem rosa, mit welcher Leichtigkeit wurden sie zu flatternden Trauzeuginnen und Kammerherren in luftigen Sommerkleidern, wie passte ihre Blaesse! Ich war bereit in Traenen auszubrechen, weil konnte nicht an diesem Feiertag teilnehmen, die Blaetenblaetter verdrehen und Leibchen naehen, die duennen Ausschnitte der Blaetenstaende in Spitzenrueschen verwandeln, ich konnte nicht das Stigma  vom Stempel unterscheidten, ausserdem musste ich sofort und unmerklich weggehen, da war klar, dass die Stewards und die Begleiter werden von Minute zu Minute erscheinen - Wassertropfen aus der hier stehenden kleinen Flaeschchen waren noch nicht auf dem Glasparkett des Thronsaals getrocknet - anderfalls vermiedte ich die Schande nicht.
         Und ich ging weg und einatmete den staubigen bitteren Geruch von trockenem Wermut ein.
         (Ich ging ja weg und atmete den staubigen, bitteren Geruch von trockenem Wermut ein)


       ...
       Am Pfingsten schickte man sonst die Kinder ам Мorgen auf das Feld, um Blumen und Kr;uter zu holen, und wir befleissigen uns um schoene Gruene zu waehlen, mit Ausnahme von Federgras, das als schlechtes Zeichen im Haus angesehen wurde. Fuer uns war es eine Frage der Wahlfreiheit und ein Mass an Schoenheit, wir rannten aus dem Dorf unter dem hohen Lerchenhimmel, jeder wollte erstens solche Blume finden, die niemand sonst hatte und niemand wird ihren Namen kennen. Alle beobachteten sich heimlich, aber es stellte sich heraus, dass die gleichen Garben gesammelt wurden, bestehend mit Iriden, Scharfer Hahnenfussen, Kuckuckstraenen, Kornblumen, Breiblumen, Chicoree, suessen Erbsen mit lustigen Blasen, Rasseln, Glocken, Wiesenknopf, wenig wie eine Blume, hartem Lakritz, klebrig zu den Haenden und du konntest aufgrund dieser Eigenschaft taetowieren - drueckst du den oeligen Stiel fest an das Handgelenk oder die Schulter und reibst du den Druck mit Sand, um ihn besser sichtbar zu machen.
       Ich mochte die Wolfsbeere sehr - eine seidige Nadelrispe mit leuchtend glaenzenden Fruchtperlen, die so hart waren, dass man sie nicht brechen konnte, und es war beaengstigend zu beissen - die Beeren zu Wolfen gehoerten.
       Garben verstreuten man im Haus auf dem Boden und wir gingen barfuss, ein schr;ger Strahl vom Fenster fiel ins Gras und erfuellte den Raum mit einem ungewoehnlich weichen Licht.
      Und nur die wilde Malve wurde in ein Glas Wasser gestellt, es war peinlich, sie unter  Fuessen gekreuzigt zu sehen.
       Was ist das Besondere daran - eine arme Blume, verblasst, ausgeschnitten wie billiges Papier mit Fischschwaenzen, sitzend auf trockenen Zweigen mit fast keinen Bluettern? Und wuechst an Orten, die nicht am besten geeignet sind? Aber du zoegerst immer und siehst lange auf die blassen Bluetenblaetter und ungeoeffneten Knospen, die zufaellig am Spielfeldrand angetroffen wurde.