Сашка Утюгов открыл глаза. Думаете, следующий день его жизни был бы наполнен удивительными приключениями и открытиями? Как бы не так! Единственное, что заставило его открыть глаза и взглянуть на мир серым и промозглым утром 12 ноября 2017 года – это противный и давно приевшийся звонок будильник. О, этот чертов будильник! Если бы не он, Утюгов бы наворотил великих дел. Ведь как приятно нестись навстречу жизни, расправив крылья, когда спал не менее восьми часов? Впрочем, Сашка об этом уже давно забыл. А вот как вставать в пять утра, чтобы ехать через всю зеленую ветку московского метрополитена с одного конца на другой, он помнил хорошо, даже слишком. «Черт бы побрал это московское метро! – подумал про себя Сашка, еще ворочаясь в кровати, – Хотя нет: если бы не метро, пришлось бы ехать на автобусе, а тогда вставать надо было бы уже в четыре. Нет, все-таки хорошо, что метро прокопали».
Такие мысли крутились в голове у Утюгова перед вторым звонком будильника. Каждый офисный клерк знает, что совершенно необходимо поставить два будильника: первый играет для того, чтобы начало функционировать тело, а второй недвусмысленно говорит заспанному мозгу: «Вставай, уже второй будильник! Ты ведь не хочешь опоздать на работу?»
«Не, я точно не хочу», – говорит мозг своему владельцу из недр сознания и повелевает всему организму проснуться. Разумеется, так сразу сделать это отнюдь не просто: каждой своей клеточкой организм будет пытаться захватить хотя бы несколько секунд сна, но в конечном итоге он полностью разочаровывается в благоразумии своего владельца и, скрепя сердце, продолжает многодневный марафон на износ.
Ладно, хватит нытья. Пора бы уже встать Утюгову. Чем он, собственно, и занимается уже минут пятнадцать. Далее следует длительный и тяжелый процесс чистки зубов. Тяжелый не от присутствия многолетнего кофейного и сигаретного налета на зубах, а от того, что сам процесс по какой-то нелепой случайности пять дней в неделю происходит в половину шестого утра. «Эх, вот был бы я жаворонком, – думал Утюгов, – я бы без проблем в пять утра вставал, а потом домой как пришел в восемь, поел и спать. Красота была бы! А то мучаюсь до часу ночи, а в пять утра уже вставать…»
Всех людей, которым еда лезет в глотку в пол шестого утра, Утюгов считал либо ненормальными, либо счастливчиками. Хотя часто для второго необходимо первое, с этим уж у нас ничего не поделаешь. Выпив чашку крепкого кофе натощак, Утюгов стал одеваться. «Куда же подевалась моя красная рубашка?» – думал он про себя. А повод надеть красную рубашку действительно был: на работе намечался корпоратив по случаю десятилетия компании, в которой работал Утюгов. Шутка ли, продержаться на рынке акул бизнеса скрепочного дела! Такое под силу не каждому, а контора ООО «СкрепДомПром» продержалась, да еще как. Денег на все хватало: и по сорок тысяч персоналу платить, и корпоратив закатить, между прочим, с диджеем, и дачку владельцу компании в ближайшем Подмосковье построить.
Хотя сам по себе корпоратив мало волновал Утюгова: танцульки, шампанское – все это в прошлом, настолько далеком, что почти и вовсе не существовавшем. А вот новенький бухгалтер Оленька Скворцова была достаточно весомым для Утюгова поводом не просто явиться на корпоратив, а еще и в красной рубашке. Но до корпоратива надо было еще пережить давку в утреннем московском метро и весь день на работе. «Это будет непросто», – подумал Утюгов, стоя на платформе метро. Народищу даже на конечной было полно, как будто все специально в этот хмурый ноябрьский день повылезали из своих клетушек-многоэтажек, чтобы посмотреть на красную рубашку Утюгова и его мощную мускулатуру. Впрочем если бы целью всех людей на станции были утюговская рубашка с мускулатурой, обломались бы они по полной программе: мускулатуру за неделю даже в спортзале не накачаешь (а Сашка ведь верил, что это возможно, и очень старался!), а по поводу красной рубашки… ну не полный же он идиот в одной рубашке в середине ноября расхаживать по Москве! А из-под пальто рубашку заметить весьма непросто.
Далее – мучительно долгий и неприятный вояж в метрополитене. Справа от Утюгова стоял в полусонном состоянии мужчина лет сорока пяти. От него несло перегаром и потом. «Нда, раньше времени выходные мужичок начал, а силы не рассчитал», – подумал Утюгов. «Ему простительно, он старый уже, – продолжал он. – А я вот еще молодой. Как говорится, в самом соку». Сок, если уж совсем честно, начал маленько подбраживать – Утюгову было тридцать пять лет, но по сравнению с вонючим мужиком справа в вагоне метро он был просто-таки доминантным самцом. «Неплохо, если бы об этом узнала Скворцова, – никак не унимался в своих мыслях Утюгов. – Ну я ей сегодня на корпоративе покажу, кто в офисе хозяин». Странно, что хозяином он хотел выставить себя, а не владельца компании, например, который тоже намеревался присутствовать на мероприятии, но не будем лезть в мечты Утюгова – дело это сложное и зачастую неблагодарное.
«Я подойду к ней: красивый и мускулистый, в своей красной рубашке. Предложу бокал шампанского. Она согласится, и мы заведем легкий и дружелюбный разговор о русской поэзии конца девятнадцатого века. Потом пойдем танцевать. Она начнет улыбаться, и я, ловко приблизившись к ее щеке, подарю ей нежный поцелуй. А дальше… дальше она растает, и мы поедем ко мне домой, где все и произойдет…»
– Ховрино, конечная! Просим не забывать в вагонах ваши вещи.
Влажные утюговские мечты были разрушены безжалостным голосом машиниста поезда (ну, или записью магнитофона: кто как объясняет эти космические звуки, доносящиеся до ушей москвичей и гостей города через динамики в вагонах метро). От метро до офиса было минут десять пешком. Погода – самая что ни на есть мерзопакостная: снег еще не выпадает, а температура около нуля. И с неба срывается ледяной дождь, превращаясь в мокрую чачу под ногами. Когда Утюгов входил в большую стеклянную дверь, по совместительству являвшуюся вратами прекрасной организации ООО «СкрепДомПром», ему навстречу выходил Ростислав Святозаров. Шел покурить.
– Эй, Утюгов, не будет огонька? – спросил молодой красавец Святозаров, окидывая презрительным взглядом Утюгова.
– Бросил! И тебе советую: для легких, знаешь ли, вредно! – язвительно заметил Сашка.
Тот даже не удостоил Утюгова ответным взглядом. Утюгов зашел внутрь теплого помещения. «Всегда этому Святозарову все лучшее достается: в прошлом году повышение дали не мне, а ему; парковочное место он всегда первый своим джипом забирает (хотя какая Утюгову разница, на метро-то), курит свои Мальборо красные, а я – Филипп Морис, и, самое обидное, Оленька с ним так мило всегда болтает, а на меня только взгляд бросит, и то изредка» – мысленно исходил на то, что плавает в проруби, Утюгов.
По большому счету неприязнь Утюгова к Святозарову проистекала из одного вполне свойственного человеку чувства – зависти. Утюгов ненавидел его каждым уголком своего худощавого тридцатипятилетнего организма. Это была нелюбовь до гроба: драматичная и всепоглощающая. Да что там, иногда, засыпая, Утюгов представлял, как Святозаров обижает Оленьку, так хорошо к нему относившуюся. А бесстрашный герой Утюгов спасает свою любимую от кровожадного тирана: дает ему приличного пинка под зад в лучших традициях американских боевиков. Оленька падает в утюговские объятия, Святозаров опозорен: справедливость торжествует. Только с этими мыслями в голове Утюгов иногда и мог уснуть, довольно подергивая голой ножкой, свесившейся с кровати.
Рабочий день в офисе тянулся долго и мучительно. Причем не только для Утюгова, но и для всего коллектива. В обед в коморку Сашки, где он с громким хлюпанием поглощал заботливо перелитый накануне в контейнер суп, пришел Дима Перемычкин – его единственный друг во всем змеином, как выражался сам Утюгов, коллективе СкрепДомПрома. Если сам Утюгов не был каким-то выдающимся человеком, способным на великие дела, то Перемычкин был во всем его немного ухудшенной копией. Как китайский смартфон, не слишком добротно собранный заботливыми руками работников фабрики Поднебесной. Паренек тридцати лет, сорок восьмого размера одежды, получивший медаль за окончание школы, чем, собственно, и исчерпавший все свои умственные возможности, Перемычкин был тем не менее неплохим другом. Он не был завистлив, хотя завидовать Утюгову было, прямо сказать, бессмысленно. В тяжелой ситуации (ну, скажем, когда Утюгов забывал дома контейнер с едой на обед) Перемычкин никогда не бросал друга и делился своими запасами съестного со своим единственным товарищем. За это Утюгов и ценил своего друга: за желание подставить плечо в ситуации, когда никто другой не помог бы выбраться из пучины бед, захлестнувшей с головой (а как еще можно оценить сам факт безбожного оставления контейнера с супом дома?)
Но на этот раз спасать мир СкрепДомПрома было не нужно, Перемычкин зашел просто поговорить.
– Готов сегодня к корпорату? – поинтересовался с прищуром на левый глаз Перемычкин.
– Как Гагарин и Титов! А ты?
– Ну, меня-то Скворцова совершенно не интересует, – протирая толстенные линзы очков процедил сквозь зубы Перемычкин.
– А меня как будто сильно интересует, да?! – почти злясь ответил Утюгов.
– Да не кипятись ты, чайничек! Я же не слепой, все вижу…
– Ты лучше бы своей личной жизнью занялся, а то все на меня только смотришь. А может тебе самому Олечка приглянулась, а? Признавайся!
– Ты мне приглянулся! Ты ж знаешь про мои цвета небесного наклонности. Кто мне кроме тебя нужен, глупенький? – покатываясь от смеха заявил Перемычкин.
– Льстец бесстыжий! Сейчас научу тебя хорошим манерам… – и лезет к Перемычкину, сгребая его в объятия.
Оба, заливаясь самым искренним дружеским смехом офисного планктона, валятся на стол Утюгова, изображая адские усилия. Вся картина сношения насекомых попадает в поле зрения Оленьки Скворцовой, проходившей мимо открытой двери Утюговской коморки. Утюгов это замечает и сразу же тушуется: любовь взглядом одарила, а он тут с Перемычкиным развлекается – негоже. Сразу же попытался скинуть тушу его с себя, но разве скинешь почти семьдесят килограмм офисного работника с себя вот так вот просто? На это потребовалось с десяток секунд, за которые Олечка уже ушла дальше по коридору.
– Опять из-за тебя, дурака, упустил. И что она обо мне подумает?
– Да ничего нового. Она и так знает, что ты такое. Ну, и я тоже, понятное дело…
– Дурак ты, Перемычкин, – почти злится Утюгов. – Вот не было у тебя никогда девушки, так хочешь, чтобы и у меня не было, да?
– Да нужны они мне больно! Мороки как с домашним животным: покорми, выгуляй, а потом еще и в кровать спать полезет. Не, мне уж так проще, – заметно краснея оправдался Перемычкин.
– Иди-ка ты работать, а то Моськина придет – мало не покажется.
Перемычкин посмотрел на часы и как ошпаренный выскочил из утюговской коморки: было уже без тридцати секунд час, а если Моськина не найдет на рабочем месте кого-нибудь из работников ровно в час, милости ждать не приходится. Пожалуй, кроме Святозарова: его она любит и не придирается, причем некоторые в офисе втайне перешептывались, что любит не только в переносном, но и в прямом смысле. Но это были только домыслы, хотя и небезосновательные.
Моськина представляла собой наилучший образчик бизнес-леди, добившейся всего своим трудом. Чем именно уж она там трудилась – история умалчивает, однако труд был самостоятельный: в поте лица и не только лица. Выглядела она для своих сорока без хвостика весьма неплохо, чему способствовал толстый слой косметики, скрывавший натруженное лицо всей своей разноцветной массой. Ходила она по офису как королевишна: всегда на каблуках и в строгой юбке-карандаше, наблюдая за деятельностью всех сотрудников. После владельца СкрепДомПрома Моськина была вторым человеком в компании, строго следившей за соблюдением корпоративной этики на ей доверенной территории. Ко всем сотрудникам, кроме, конечно же, Святозарова, она относилась весьма строго, мотивируя это необходимостью поддерживать рабочую атмосферу в коллективе. За мелкие проступки – отчитает устно, за средние – лишит премии, за серьезные – первый раз предупредит, а на второй уволит. Таковы были правила СкрепДомПрома: компания негосударственная, поэтому и местные князьки творили с сотрудниками, что хотели. А княжной была Моськина, поэтому Перемычкин с Утюговым ее опасались, как кошки соседскую собаку. Если не загрызет насмерть, то по деревьям погоняет что надо.
Медленно, но верно приближался час корпоратива. Весь офис пребывал в состоянии эмоционального напряжения: кому-то хотелось потанцевать, кому-то — побыстрее свалить домой, а кому-то — напиться в стельку за счет компании. А кто-то ждал долгожданной встречи с Олечкой Скворцовой. Жаль, что этому кому-то было суждено здорово обломаться.
В пять вечера все стали рассаживаться по салону просторного автобуса, который был заботливо нанят Моськиной на деньги владельца СкрепДомПрома в качестве люксового транспорта, достойного уровню события – десятилетия не какого-нибудь обычного и заурядного ООО, а лидера по производству скрепок среднего размера на западе и северо-востоке среднеудаленного Подмосковья. Утюгов, разумеется, хотел занять место рядом с Олечкой, и чтобы сделать это в течение двадцати минут курсировал около автобуса. А уже под самое отправление пленительный образ ангела чистой красоты, то бишь Скворцова, замаячила на горизонте: маленькая, с волнистыми русыми волосами до плеч, в узких джинсах и спортивной курточке.
Утюгов, стараясь не привлекать к себе внимания (не зря же пересмотрел кучу фильмов про спецназовцев), приблизился к объекту своего тайного обожания и, дрожа в одной красной рубашке в плюс три на улице, как бы вскользь спросил: «Ольга Анатольевна, вы поедете на корпоратив?» Если в тот момент была бы возможность померить давление у Сашки Утюгова, то в космонавты его точно бы не взяли. Скорее выписали бы успокоительное и на недельку упекли бы в палату общей терапии: прокапали бы физрастворчиком на всякий случай. Но Оленька Анатольевна то ли была слишком занята своими делами, то ли специально сделала вид, что не заметила волнения Утюгова, но ответила так: «Я устала так за неделю, домой поеду. Хочется закутаться в плед и посмотреть сериал. А вы, едете?»
«А я, – орал про себя Утюгов, – я тоже хочу к тебе под одеяло смотреть сериалы! Возьми меня к себе, Оленька!» Но ответил сухо и без толики романтизма, как школьник, которому нравится девочка из соседнего седьмого «Б», но он так боится показать ей свои чувства: «А я, пожалуй, съезжу. Развеяться, никогда не мешает, знаете ли». Потом немного помялся и добавил: «Может все-таки с нами?» – просительно впившись в нее глазами умолял Утюгов.
– Нет, Саш. Я лучше домой. Чувствую себя не очень, наверно заболеваю. Хорошего вечера, Саш, еще увидимся.
– А когда? – сам не веря в свою смелость едва слышно добавил Утюгов.
Олечка засмеялась, обнажив ровные белые зубки.
– Да на работе в понедельник и увидимся. Если хотите, можем и на выходных кофе попить.
Утюгов оглох. Вокруг ничего не существовало, как будто в трех метрах от него взорвался танковый снаряд. Предмет его обожания, высшее божество – Олечка Скворцова – сама предлагает встретиться на выходных ему, Утюгову. Только не спугнуть, только не показать свое волнение.
– Да, было бы неплохо. Сходим в кафе. Попьем кофе. В кафе пьют кофе, и мы попьем…
Последняя фраза была явно лишней, но достигнутых успехов она не испортила.
– Спишемся тогда, Саш. Удачно повеселиться!
И как в той песне: «Лишь рукой помахал ей в ответ…» Лодочка Олиной фигуры медленно удалилась, качаясь на волнах бушующего океана жизни. Хотя зачем это я словами из головы Утюгова выражаюсь? Достаточно и так: Оленька побрела на метро, а Утюгов остался около автобуса в замешательстве. Из открытой двери автобуса его окрикнул Перемычкин: «Ну ты чего, едешь?»
«Да зачем мне с вами ехать!? Смешные вы, – с блаженной улыбкой произнес Утюгов, – езжайте, повеселитесь. А я лучше домой пойду. Меня Оленька на свидание позвала в выходные…»
«Совсем с ума сошел парень», – подумал Перемычкин и сел в автобус. Он-то знал, зачем едет на корпоратив – за халявной бутылкой игристого. И цели своей, надо сказать, он тем вечером достигнет.
А вот витающий в облаках Утюгов пошел к метро. Ноги его были полны легкости, а живот – бабочек. Утюговская жизнь никогда не казалась такой прекрасной, как в тот миг. Но, витая в облаках, иногда неплохо спускаться на землю. Вообще в идеале оставлять на земле хотя бы часть своего бренного существа, дабы не нанести себе каких-нибудь увечий. Но Утюгов был явно не из этих, приземленных. Он уже держал Оленькину руку на свидании в воскресном кафе, а потом, кто знает, может уже и бежал за обручальным кольцом в ближайший ювелирный. А надо было на дорогу смотреть: на улице – водяная жижа, а вечером стало подмораживать. Посередине улицы кто-то оставил открытый люк канализации. Наверно, ливневка не справлялась, вот и открыли днем. Но кто ж знал-то, что нога Утюгова поедет именно перед открытым люком, после чего все его туловище вместе с настроенным на романтический лад мозгом ухнет в этот самый канализационный люк. А потом даже образ Оленьки начал гаснуть в Сашкином сознании. Осталось только свободное падение, падение под землю, приближавшее Утюгова к новым приключениям.
Бесплатно в процессе написания на литнете https://litnet.com/ru/book/utyugov-v-zazerkale-b160712