«Gadget», англ. «штуковина», «устройство».
Гаджет – компактное электронное устройство (или программа), назначение которого – облегчить существование человека.
Егор положил смартфон рядом с собой, и потянулся. «Надо бы встать, сходить в душ, побриться… А, собственно, зачем? – тем не менее, он спустил ноги с дивана, и принял вертикальное положение, - обзванивать потенциальных работодателей можно небритым и попахивая. Благо, передавать запахи по сотовому ещё не научились».
Егор встал, и прошлёпал босыми ногами в совмещённый санузел однокомнатной квартиры. Выполнив подобающие процедуры, он, облачившись в махровый халат, прошёл на крохотную кухню. Соскочив с кресла, с мягким топотком за ним, в надежде чем-нибудь поживиться, последовал кот Варяг, потерявший последнюю букву имени после определённой хирургической процедуры.
- Варя! А ты-то куда намылился?! Папахен наверняка тебя перед уходом покормил. Ничего не получишь, дармоед! – «обломил» кота Егор, и подумал: «А сам-то я кто? Точно так же, как и Варя, сижу у отца на шее».
Приготовив нехитрый завтрак, он без аппетита перекусил, всё же выделив настырному котяре-вымогателю пару кружочков колбасы. Егор посмотрел в окно. По небу, подгоняемые северным ветром, неслись клочкастые, набухшие влагой тёмные тучи. С деревьев, обнажая каркасы, слетала последняя листва. Осень спешила закончить к приходу зимы свои мокрые дела.
Егор Погожин вот уже тринадцатый год жил в этой квартире вдвоём с отцом.
***
Владимир Павлович Погожин, капитан второго ранга, нёсший службу на Северном, тогда ещё Краснознамённом, флоте, выслужив положенный срок, уволился в запас. Служил бы и дальше, да семейные обстоятельства, будь они не ладны, поставили Владимира Павловича перед выбором: либо флот, либо сын. Жена, Елена, была на десять лет его моложе, и как позже выяснилось, замуж за него вышла исключительно для того, чтобы высвободиться из удушающих пут родительских любви и опеки. После рождения сына она уехала с ребёнком в Москву, к родителям Погожина. Когда Егору исполнилось четырнадцать лет, Елена, решив, что базовые обязанности в «должности» заботливой матери она выполнила, и раньше-то не отличаясь особым добронравием, пустилась, что называется, во все тяжкие.
«Доброхоты» не преминули сообщить Владимиру Павловичу о похождениях благоверной, и тот, зная свою половину, не помышляя о наговоре, испросил у начальства краткосрочный отпуск, и рванул в Первопрестольную. Поведение жены его мало интересовало, Погожина уже давно тяготил этот затянувшийся, отдающий нежилой затхлостью брак. А вот за Егорку он готов был биться не на жизнь, а насмерть.
Ворвавшись в трёхкомнатную квартиру на Остоженке (ныне покойный папенька Владимира Павловича был не последним человеком в трофической цепочке доперестроечной Москвы) ледяным норд-норд вестом, собираясь «рвать и метать», Погожин «сдулся» наткнувшись на непробиваемое спокойствие и рационализм супруги.
Та, ничтоже сумняшеся, предложила обменять сына на квартиру:
- Я безоговорочно отдам тебе Егора. Он уже не ребёнок. Паспорт получил… Но, полагаю, что я, одна занимаясь его воспитанием буквально с пелёнок, пренебрегши получением образования и последующей карьерой, заслужила некую компенсацию за четырнадцать лет добровольной каторги. Думаю, что эта квартира сможет частично возместить понесённые мною физические и моральные утраты.
«Как по писанному чешет! И где только так набаштырилась-то?» - отстранённо подумал Владимир Павлович, вспоминая, как вообще эта змея вползла в родительский дом?
После «предварительной» свадьбы в Мурманске, Погожин повёз молодую жену в Москву, где родители готовили свадьбу основную. Отец с матерью были прогрессивных взглядов, и на смотринах не настаивали. «Сын офицер, уже капитан-лейтенант флота. Воротить нос от его выбора, ставить под угрозу их с ним дальнейшие отношения. Кого привезёт, с той и будем уживаться», - рассудили они, и занялись приготовлениями к судьбоносному мероприятию. «Да будь она хоть негритянкой преклонных годов, - возведя очи горе, перефразировала Маяковского Надежда Арсеньевна, - лишь бы внуков поскорее нарожала…».
Лена родила мальчика на следующий год. Новоиспечённая бабушка примчалась из Москвы незамедлительно. Своих же родителей, давно и убеждённо пьющих в коммуналке города Котласа, молодая мамаша в известность о появлении на свет внука не поставила.
Квохчущей над младенцем Надежде Арсеньевне, сладкоголосой сиреной, Елена все уши пропела, что ребёнку не место, в продуваемом всеми ветрами Мурманске, где зимой по сорок дней солнце не показывается.
- В дальнейшем это может серьёзно сказаться на его психике, - многозначительно вздыхала она.
Редко спорившая со взрослым сыном Надежда Арсеньевна, в вопросе внука стояла насмерть, как пуговица: «Леночка с Егорушкой поедут в Москву. Там все условия. Поедут, и точка».
Сопротивляющемуся поначалу Владимиру ничего не оставалось, как согласиться, тем более, что Лена, едва ли не первый раз за время их женитьбы, закатила ему феерический скандал, свидетелями которого стали почти все жильцы офицерского семейного общежития. В то время он наивно полагал, что Елена, как молодая львица, борется за лучшее место под солнцем для их общего чада… Но, увы и ах. «Молодая львица» уже тогда готова была променять Егора вместе с капитан-лейтенантом Погожиным в придачу, на московскую прописку.
В итоге, Елена, как и планировала, выходя замуж за излишне откровенного в разговорах о своей семье и её статусе в столице Владимира, осела в Москве, и по-добно полякам, некогда занявшим недальний отсюда Кремль, готова была лошадиные кости обгладывать, лишь бы больше никогда не видеть «полярных зорь» и северных сияний.
Егор так и не побывал ни разу в городе, где родился. Мама под любым предлогом отказывалась ехать в Мурманск.
Бабушка, Надежда Арсеньевна, недолго наслаждалась обществом внука. Она умерла, когда тому исполнилось пять лет. Год назад дед, Павел Степанович, не перенёс второго инфаркта. Елена, не веря в свалившееся на неё счастье, «зажмурилась», без малого, на год. Ну, а там…
- Какая же ты всё-таки дрянь, - констатировал Погожин, вернувшись в настоящее из экскурса в прошлое.
- Не согласишься на мои условия, придётся делить квартиру. Две трети мне с Егором, одну треть тебе. Егор останется со мной, и я приложу все усилия, чтобы уже к очередному твоему отпуску он тебя возненавидел.
По виду стойко принявший удар Владимир Павлович, глядя на жену с подозрительным спокойствием, размышлял: «Сразу начать расчленять, или всё же сначала задушить?». Так и не сделав выбор, Погожин согласился на условия Елены.
Елена, судя людей по себе, до последнего момента сомневалась, что стоящую многие миллионы жилплощадь можно вот так, запросто, променять на привязанность сопливого, прыщавого тинэйджера. Уверившись в истинности намерений мужа, а также в его явной, по её мнению, неадекватности, она не упустила случая уколоть его напоследок:
- Здесь я Егора держать не намерена. Ты его в Мурманск хочешь забрать? И не надейся. Он ещё не совершеннолетний. Пока ты отираешься по океанам в своих одиночных плаваниях, никто ему одному жить не разрешит. Придётся его в интернат отдавать. После такого проявления отцовской любви, он и без моей помощи будет на тебя, как на злейшего своего врага смотреть, - Лена неприятно, каркающе рассмеялась.
Погожину снова подумалось о «расчленёнке»…
Уволившись с флота, и продав «двушку» в Мурманске, Владимир Павлович переехал в Москву, с трудом собрав нужную сумму на покупку однокомнатной малогабаритки в спальном районе. Кое-как обустроившись, перевёз сына, с нехитрым скарбом, загрузив тот в багажное отделение видавшего виды внедорожника.
***
Могло бы показаться странным, но Егор был почти что счастлив, переезжая от матери к отцу, которого за свои четырнадцать лет и видел-то от силы в общей сложености год. Другое дело, что мамины «друзья», за последнее время меняющиеся с частотой узоров во вращаемом калейдоскопе, и непреходящие «праздники» так подточили веру во что-то чистое и светлое в этом мире у парня, что тот готов был бежать куда, и с кем угодно, лишь бы не видеть всей этой вакханалии, зачастую, с малой отсрочкой, превращающуюся в беспрецедентные оргии.
Был у зайчика дом лубяной, а у лисы ледяной… Ну, да с охотой-то, да с руками, которые откуда надо растут, и ледяную избушку можно в добротный терем перестроить. Отставной капитан второго ранга отродясь рукастым был. Сын в него пошёл. На пару они продумали, как обустроить «однушку» для проживания двух жильцов мужского пола, дабы по возможности не вторгаться в личное пространство друг друга. На равных отстаивая свои позиции, они пришли к консенсусу, и предоставили план перепланировки в БТИ и архитектурный отдел своего района.
К началу нового учебного года ремонт был закончен. Егор не стал переводиться в другую школу, хоть и добираться до своей было далеко. Отец принял решение сына без возражений, иногда подвозя, или забирая его из школы на машине. Сам же Владимир Павлович, сразу по приезде, связавшись с друзьями и сравнительно давно осевшими в столице бывшими сослуживцами, не без серьёзного содействия со стороны которых, был направлен на специальные курсы, после чего, успешно сдав экзамены, и пройдя краткосрочную стажировку, был назначен на должность капитана многоцелевого пожарно-спасательного корабля, по меркам самого Погожина – катера.
Жизнь снова вошла в своё русло, и неспешно покатила свои воды всё дальше от истоков. Егор с отцом отлично ладили. Освоившись в новой должности, Вла-димир Павлович нередко стал брать сына с собой на службу, а в отпуск они ез-дили в Краснодарский край, или Крым. Побывали на Алтае в Туве и Хакасии.
По окончании школы Егор недолго размышлял о том, куда поступать учиться. Посоветовавшись с отцом, он подал документы в МГАВТ – филиал ГУМРФ имени адмирала С.О. Макарова…
Ни отец, с бывшей женой, ни сам Егор с матерью так больше и не виделись.
Много позже они узнали, что та продала квартиру, а вырученные за неё огромные, даже по нынешним временам, деньги, в рекордные сроки умудрилась промотать со своими неисчислимыми «поклонниками».
- Не в коня, то есть, не в кобылу, корм, - резюмировал Владимир Павлович, и больше к этой теме никогда не возвращался…
От воспоминаний Егора отвлёк донёсшийся из комнаты синтетического звучания сигнал, оповещающий о полученном сообщении. Поставив на стол чашку с недопитым кофе, он поднялся с табурета, и направился к дивану, где оставил смартфон.
«Может, кто из работодателей соизволил с моим резюме ознакомиться? - подумал было Егор, но сам себя одёрнул, - и не надейся. Если бы за-интересовались, то позвонили бы. Спам, наверное, какой-нибудь».
Пошарив под одеялом, Егор выудил плоский параллелепипед, со скруглёнными углами, слегка нажал большим пальцем в нужном месте.
«Вам совершенно бесплатно предоставляется пробная версия нового гаджета. Он поможет вам принять правильное решение в сложной ситуации, даст совет в выборе еды, одежды, развлечений, и многое-многое другое. Попробуйте. Не пожалеете! P.S. Если Ваш девайс оснащён голосовым помощником, то с гаджетом можно общаться устно».
Егор по инерции воровато огляделся. Отец не очень-то приветствовал, когда по его словам сын уходил в «астрал».
Сам Владимир Павлович пользовался телефоном, не обременённым всевозможными опциями, не имеющими непосредственного отношения к производству звонка абоненту.
Нередко они спорили.
- Вы со своими смартфонами и айфонами словно с ума посходили…
- Пап, это в принципе, одно и то же.
- Что?
- Смартфон и айфон. Просто…
- Да мне по барабану! – ещё больше заводился отец, - вы друг друга уже не видите. Упрётесь зенками в дисплей, и чешете, не разбирая дороги. Ведь до идиотизма доходит! Как-то с катера на стоянку иду, гляжу, навстречу деваха плывёт, глаз не оторвать. Мне бы годков двадцать скинуть, я бы… Впереди меня какой-то парень. Ссутулился, голову опустил, идёт нога за ногу, на девчонку ноль внимания. Я его обгоняю, смотрю, а он в телефон свой таращится. Я, ради интереса, глянул, что у него там сногсшибательного такого… Нет! Ну, анекдот какой-то, ей Богу! Он там девочек рассматривает, - хлопнул себя по колену Владимир Павлович. – А эти, «вертолётчики»? Вообще потенциальные терпилы!
- Что ещё за «вертолётчики»? – улыбаясь горячности отца, удивлённо вскинул брови Егор.
- Это которые в здоровенных наушниках по улицам ходят, - усмехнулся старший Погожин, - они же ничего вокруг не слышат! Выскочи машина на тротуар, так те только когда их по плитке раскатывать начнут, соображалку включат. Для гопников, так это вообще подарок…
«Интересно, - Егор перечитал сообщение, - надо попробовать, что айтишники ещё замутили». «Загрузив» приложение, он вернулся на кухню. Варя, на ходу дожёвывая колбасу с недоеденного бутерброда, неуклюже спрыгнул со стола, и заметался по кухне.
- Дурак ты, вашбллагордь, умных к умным, а меня к табе, - припомнил Егор рассказанный некогда отцом анекдот, смахнул оставшееся на тарелке в мусорное ведро, и вернулся в комнату. На душе скребли Варины сородичи, жизнь виделась унылой, и беспросветной, как сереющий урбанистический пейзаж за окном.
Безрадостные мысли беспардонно оборвал самим же Егором установленный на смартфоне «ретро звонок».
- Да, – ответил он на вызов.
- Хандришь?
- Кто это? – недовольно поморщился Егор.
- Угадай с трёх раз!
- Серый, - ты что ли дурку гонишь?
- Осталось две попытки, - в голосе говорившего отчётливо читались недовольные нотки.
- Сашок?
- С нормальными именами у тебя знакомых нет? – голос в трубке уже не скрывал своего раздражения.
-Да какого хрена! Ты сам-то кто? – Егор почувствовал, как в черепной коробке начинают пузыриться флюиды неконтролируемого гнева.
- Тад-ам, - в смартфоне зазвучала бравурная мелодия, - я ваш новый гаджет. Прошу любить и жаловать!
- Это что ли та хрень, которую я только что закачал?
- Попрошу без оскорблений.
- Ты серьёзно?
- Ну, раз мы сразу на «ты»… то да.
- Офигеть! И ты вправду со мной разговариваешь?
- Была охота. Я пытался пообщаться с духом почившего Филиппа Македонского. Попал на тебя, недоумка.
- Ты не хами, а то…
- Что, «а то?», - дробно, как горох на пол просыпали, хохотнули в трубку, - ты, милок, от меня теперь никуда не денешься.
- Да я сейчас оператору позвоню, скажу, что отказываюсь от приложения, - неуверенно пригрозил Егор.
- И не забудь новую жизнь с понедельника начать, и новый девайс купить, - снова дробно рассмеялись в трубке. Нет. Теперь ты от меня никуда не денешься, голуба, будем вместе твой век коротать.
- Ты это серьёзно? – Егор с явным неудовольствием ощутил, как по его спине прогалопировал эскадрон мурашек.
- Да нет, братан, я прикалываюсь, - в трубке снова хохотнули, и уже без намёка на игривость, - ты у меня пописать без присмотра не сходишь.
- Что вообще происходит! – взвинтился Егор.
- А то, что ты теперь чихнуть без моего ведома не сможешь. Вот, что.
- Не круто ли берёшь? Так Господь о волосе говорил!
- Бог здесь ни при чём… Впрочем, если тебе угодно, я теперь твой бог.
- Да пошёл ты, козлина!
- Поосторожней. Папенька твой сейчас по навигатору домой едет…
- Ты куда гнёшь, гадина?!
- Может и не туда свернуть. Мне это как два пальца об асфальт. Хрен найдёшь, потом. Ты меня ещё плохо знаешь. Таня, кстати, тоже за рулём… Я не волшебник, но светофорами управлять умею.
- Ты…
- Что я?
- Чего ты от меня хочешь?
- Я, ничего. Я программа. А вот те, кто заказал меня разработать, судя по всему, хотят, чтобы тебя, и тебе подобных, было в этом мире как можно меньше. Как вы сами, люди, говорите: «Меньше народа, больше кислорода», - в трубке снова хохотнули.
- От меня-то, лично, что нужно? – Егор не верил в реальность всего происхо-дящего.
- Чтобы ты добровольно, покинул этот мир.
- Пошёл ты…
- Через двадцать… нет. Через восемнадцать минут, я отключу семафор. Товарный поезд разнесёт по частям «хёндай» твоей пассии. Владимира Павловича навигатор направит на незаконченный мост… Решать тебе.
- От меня-то, что нужно? – Егор был на грани помешательства.
- Чтобы тебя не было.
- Почему именно меня?
- Не знаю. Может, посчитали балластом.
- А они останутся живы?
- Слишком много вопросов, на которые я не могу дать ответы. Я ведь всего лишь программа, гаджет. Мы заговорились. Через три минуты я блокирую семафор.
***
Перед тем, как перелезть через ограждение балкона, Егор, словно в режиме slo-mo увидел четыре силуэта, парящих в направлении к земле, выбросившихся из верхних окон, стоящей напротив его дома многоэтажки.