Ищи меня...

Любовь Ляплиева
*
От православных храмов веяло спокойствием, и отпускала душу истерика в высоких, торжественных клубах ладана на службах. В 11 лет был какой-то рубеж - как будто я исполнила данный мне Богом урок, переживя всю эту нервотрёпку подростковую, и теперь Бог меня принимает, и хорошо бы уйти в монастырь. От Детской Библии - настоящей у нас не было - распространялось ощутимое, охристого цвета тепло. Я пыталась объяснить нервной и как бы скрученной внутренне в тугую пружину маме, как это здорово, что Сергий Радонежский ушёл в лес, и жил там совершенно один. Мама не проникалась. Была у меня, отданная мне школьной подругой Риткой за ненадобностью, православная кассета с простыми печальными стихами, напевавшимися под гитару (у Ритки была сильно верующая бабушка, она-то и всучила кассету Ритке, а я отобрала кассету у подруги, когда кассета собиралась быть выброшена).

Помолимся братие Богу
Отринем земную печаль,
Пора собираться в дорогу,
Покинуть сей горестный край,

Мы взяты от грешного мира,
Мы призваны к доле иной,
Гостить мы здесь больше не в силах,
Пора торопиться домой. (с)

Я стала пытаться соблюдать посты, среду и пятницу, причём мой интеллигентный неверующий папа подкладывал мне под нос мою любимую колбасу, а я мученически от неё отворачивалась и даже закрывала глаза рукой. До настоящего поста, когда тебя занимает только духовное, а плотское растворяется в своей ненужности, мне в 11 лет было как до луны. Я и сама чувствовала, что делаю и думаю всё неправильно и как-то смешно, и очень страдала от отсутствия человека, который научил бы, как надо делать и думать по-настоящему. К священнику в храме подойти у меня не было даже мысли, так это было страшно. Бабушка Нина говорила, что она ходила справлялась в каком-то монастыре, не примут ли меня туда, но там её встретили неласково. Я подозреваю, что говорила она это исключительно для моего успокоения.

Перед этой тягой в храм и к Библии, которая тяга, как мне объяснили позже, называется в храме "Призывающей благодатью", я подсела на Толкиена, "Властелин Колец", меня тянула к себе эта книга, я закрывала последнюю страницу и открывала первую, и так раз двадцать, может, тридцать... ...может, пятьдесят. Мне казалось, в книге что-то зашифровано, какие-то реальные события, я заподозрила существование параллельных миров, в одном из которых находится Средиземье, и что я должна была родиться именно там в Средиземье эльфийкой, но как-то кошмарно промахнулась, или послана с миссией. По причине того, что я родилась не там и не так, всё это меня так и раздражает - от одежды до распорядка дня. Я думала, кто-то должен позвать меня из Средиземья по имени, и всё время прислушивалась; и однажды классе в 5м (увлечение Толкиеном перемежалось у меня с увлечением Детской Библией) я сидела в школе, в кресле в коридоре, и вдруг явственно услышала, как кто-то сверху и сбоку позвал меня: "Люба". Я пыталась услышать ещё что-нибудь, но больше так ничего и не было, только крутились в сознании цветаевские стихотворения, да кропались душераздирающие, с рифмами и слогом Державина, вирши. По ночам я со своей высокой, вровень с подоконником, кровати просовывала голову сквозь штору и смотрела в окно на соседнюю многоэтажку. Там на какой-то из лестничных клеток голубоватым светом мигала недобитая лампочка, и я думала, не выучить ли мне азбуку Морзе, вдруг мне Средиземье посылает сигналы. Когда я поняла, что больше ничего из текста "Властелина Колец" не выясню и уже приготовилась читать книгу справа налево или по диагонали, обеспокоенные родители от меня книгу спрятали. Они её перепрятывали раз за разом, а я её находила и погружалась, придя из школы раньше прихода с работы родителей, в чтение, чутко слушая, не грохнет ли на лестничной площадке дверь, чтобы снова спрятать книгу как было. Мне казалось, как это было хорошо, строгие длинные платья расклешённого покроя с минимумом украшений, речь в "высоком штиле" (особенно мне нравилось словечко "ибо"), простые причёски - распущенные длинные волосы или косы, без всех этих выбивающихся прядей или специальных современных прикидов. Помню, я шла в школу, прямо передо мной шла девочка с роскошной косой, но всё портила выпущенная рядом с чёлкой ни к селу ни к городу прядь, и я очень переживала, что такой роскошный эльфийский образ девица себе испортила. Я выяснила, где в нашей квартире находится запад, и, когда никто не видел (то есть тоже когда я приходила из школы раньше, чем родители с работы), я перед трапезой вставала, обернувшись лицом на Запад, и так стояла минуты по три, отдавая дань уважения Благословенному Западному Краю из произведений Толкиена. В такие моменты я чувствовала себя маленькой, брошенной и никчемушной, моё стояние обернувшись лицом на Запад было детским, не имеющим никакой реальной энергетической силы; и никакого Благословенного Края там на западе не было. Гораздо-гораздо позже, уже вылетев из ВУЗа, я поняла, что "Властелин Колец" - действительно произведение о реальности. Эта книга даёт универсальную модель любой войны: "своя" сторона воспринимается воюющими Светлым Градом, великой Культурой и Абсолютной Истиной; а противоположная сторона воспринимается силами Тьмы. Но, кроме этого тайного смысла, я ещё чего-то всё искала, какой-то мистической встречи, вот как у любимого мною тоже в старшей школе Владислава Ходасевича:

Ищи меня

Ищи меня в сквозном весеннем свете.
Я весь – как взмах неощутимых крыл,
Я звук, я вздох, я зайчик на паркете,
Я легче зайчика: он – вот, он есть, я был.

Но, вечный друг, меж нами нет разлуки!
Услышь, я здесь. Касаются меня
Твои живые, трепетные руки,
Простёртые в текучий пламень дня.

Помедли так. Закрой, как бы случайно,
Глаза. Ещё одно усилье для меня –
И на концах дрожащих пальцев, тайно,
Быть может, вспыхну кисточкой огня.

                В.Ф.Ходасевич 

Я после иногда думала, что я родилась нарочно затем, чтобы докричаться, дотянуться, воскресить бессмертный ушедший Серебряный Век.

*
Когда я помешалась в 11 лет на Детской Библии, "Моей первой священной истории" и постах в среду и пятницу, примерно недели через три моего христианства и постов у меня состоялся серьёзный разговор на этот раз уже не с папой, а с мамой. Мама избрала другой, не тот, что папа, способ разубеждения меня в христианстве. Отец говорил, что Бога нет, но слова его были легковесны, потому что, Бог или не Бог, а в храме точно Что-То было или Кто-То был. И охристое тепло волнами расходилось от Детской Библии. Мама же привела мне всего один душераздирающий в своей простоте аргумент. Она не стала спорить с существованием Бога. Она просто сказала, что Тот, Кто описан в Библии - не Бог, а Дьявол. Потому, что только Дьявол может требовать любви исключительно к себе и ни к кому другому. Это была правда, так что в храм ходить больше было нельзя. Помню, как я шла через внутренний двор нашего дома и слепла от рыданий, чуть только не воя волком: прощалась с храмом и со всем тем чудесным, что с храмом было связано. Позже, в ВУЗе, я раскаялась в том, что по идеологическим причинам порвала с храмом. Идеология - это ничто, сухая легковесная схема, которая не может быть реальностью и правдой. Правда в настоящей жизни со всеми её оттенками; и вот, вроде, эта самая настоящая жизнь звала меня в храм в 11 лет.   

Совсем отказаться от походов в храм я всё-таки не смогла. Раз или два в году я в храме бывала, обычно это мы ходили с бабушкой Ниной в храм рядом с Красной Площадью или может быть на самой Красной Площади - "Утоли мои печали", вроде бы. Мы там, немного постояв, минут десять, у самых дверей, как бедные родственники - я успевала всё-таки погрузиться в спокойствие и тепло службы - выходили обратно. Гораздо позже, уже где-то в 2000х, я снова пришла к тому же храму. К нему вела накатанная ледовая поверхность - лёд такой же чёрный, бугристый и непрозрачный, как на котором я когда-то в детском саду сломала руку; потом после этой поверхности шли такие же обледенелые раскатанные ступеньки. Я кое-как по ним забралась и вошла в храм. В храме было темно, чадно, плохо, тянули что-то заунывное. Я ещё тогда подумала, как, в сущности, похожи христианские молитвы на песню Умертвия из "Властелина Колец":

Костенейте под землёй
До поры, когда с зарёй

Тьма кромешная взойдёт
На померкший небосвод,

Чтоб исчахли дочерна
Солнце, звёзды и луна,

Чтобы царствовал один
В мире - Чёрный Властелин.

                Дж.Р.Р.Толкиен


                10-08-2019