Ты прочитаешь это письмо и всё поймёшь, – написала Яна и поставила точку. На мгновение она задумалась, посмотрела на себя со стороны и поняла, что ничего не изменилось: перекрашенные в шоколадный цвет волосы и наклеенные ресницы не защищали её от внешнего мира, хотя и делали слегка неузнаваемой. Она всегда ходила в России в салоны красоты, потому что подобные услуги на Западе стоили в несколько раз дороже.
Всё поймешь, почему я была в России и не только не приехала, как обещала, но даже не позвонила, – продолжила она писать, – я не могла, для звонка тоже нужны силы, а их не было. У меня их и сейчас нет, поэтому я пишу это письмо, а не звоню. Мне так легче всё объяснить, пусть это будет дольше по времени, но зато не так затратно по душевным силам.
У меня синдром жертвы насилия. Я виню во всём себя и рассуждаю, как изнасилованная девушка: зачем я села в машину? Если бы я не села, то ничего бы не было… Хотя, я знаю, что в машину садятся миллионы людей каждую минуту и с ними ничего плохого не происходит… Но я виню себя: это я допустила близкую дистанцию, разрешила быть рядом со мной и за это наказана.
Сразу успокою тебя, ничего серьёзного в привычном смысле не случилось – никто не умер, может быть погибли лишь несколько миллионов нервных клеток, остальные все живы. Думаю, что я скоро восстановлюсь, но пока больна. Как рассказать про боль? Ты наверняка знаешь, как болит душа. Почему она болит? Ей не хватает любви. Я всю жизнь ищу любовь, я отдаю её, но у меня не всегда получается, результат иногда бывает обратный. Мы, люди, плохо понимаем друг друга...
Ты уже устал читать эти вступительные слова и хочешь узнать, как всё было. И вообще, что же было? Перечислить события могу быстро, но рассказать, что я чувствовала – это самое трудное. И даже не это, труднее всего сказать так, чтобы мои слова переводились на твой язык точно, это самая большая задача. Потому что сказать, что в номере, где я остановилась, были тараканы – это ничего не сказать, ведь каждый увидит своих тараканов, тараканов из своего опыта и я не смогу передать словами мой опыт, несмотря на то, что скажу: они были мелкими и жили большой семьей в раковине на кухне и несколько штук в ванной.
Не поможет и сообщение о том, что межкомнатная дверь в другом номере отеля, куда меня переселили от тараканов, ночью захлопнулась, и я оказалась запертой в комнате. Может быть в твоём опыте это происшествие вообще не вызывает никаких ассоциаций, а в моём случае, это воспоминания о Марокко, когда захлопнулась дверь, а решетчатые окна отнимали надежду на спасение. Замок перестал открываться на следующий день после пожара в Кемерово, а тут балкон был открыт, потому чувства паники я не испытала.
Меня хотели переселить в третий номер, так как эти были зарезервированы на выходные, но в том, третьем номере, в соседней комнате, жил толстый армянин, который мне не давал прохода, а у нас с ним должна была быть общая ванная и туалет, как в малосемейке. Администратор сказал, что он не станет меня туда селить, иначе не будет покоя. Мне пришлось заночевать в квартире у дочки, хотя они с мужем живут в однокомнатной и там ещё новорожденный ребенок. На следующий день дочь нашла мне жилье, в соседнем доме, но это уже ничего не меняло, так как маховик неслучайных случайностей закрутился. В этот день пьяный сосед сел за руль и въехал в стоящую рядом новенькую машину зятя, которую купили в складчину отцы молодожёнов.
Полиция, разборки, три часа выяснения обстоятельств, где я должна была выступать свидетелем, подписывать протоколы, брать ответственность за дачу ложных показаний, потому что все соседи разбежались от греха подальше. Притом, пьяный сосед позвал своих собутыльников и те стали доказывать, что за рулём сидела беременная женщина. Хорошо, что камеры наблюдения у подъезда всё зафиксировали и на них видно, как парень дважды чуть не въехал в стоящие поблизости автомобили, а на третий раз всё-таки ударил машину.
Впрочем, погнул только номер, а двое детей, которые играли на проезжей части, остались живы. Потому депеэсник сказал, что ничего не случилось, а таких пьяных за рулем они задерживают по 40 человек в сутки. Ещё пока полиция не приехала, пьяные друзья ломились к нам, тарабанили в дверь, а после обвинили нас, что мы на них набросились, а сотрудник ДПС нас всех назвал пьяными. Чтобы всё это выдержать, надо иметь крепкие нервы. У зятя они оказались не такими.
Он и до этого уже косвенно меня обвинял в том, что я не сумела привить дочери любовь к порядку, не научила быстро собираться, готовить мужу обеды раньше, чем он войдёт в дверь, но тут он уже начал грубить. После извинился, но мне хватило. Я попросила мужа купить мне обратный билет. Хорошо, что на этот раз только на два самолёта, ведь в Россию я летела четырьмя самолётами через Кёльн, Прагу и Москву.
Я уехала бы раньше, но дочь умоляла задержаться, чтобы помочь ей с ребенком. Я приходила с утра к ним в квартиру и мыла полы, посуду, убирала, гладила, стирала, мы гуляли с ребенком, купали его, я обрабатывала гинекологические швы дочери и понимала, что нужна ей.
Встреча с бывшим мужем, пока дочь была в роддоме, тоже не принесла радости: он был поддатый и злой. Спросил меня: как живёшь? Я ответила: нормально. Он сказал: а я лучше всех, у меня внук родился! Так у меня он тоже родился, – сказала я со смехом. Он заявил, что много что сделал: да, он молодец, привез кроватку, коляску, стульчик и т.д. на машине. Но я тоже вложилась: купила это всё дочка на мои деньги.
Он сказал, что за роды уже рассчитался со свахой. Я ответила, что дочь меня попросила отдать её свекрови 15 тысяч рублей. Бывший супруг стал с нажимом в голосе доказывать мне, что я должна его послушаться, что деньги, если я хочу подарить, отдать зятю, а не дочери и не разговаривать со свахой (дочкина свекровь сама со мной не общалась, за что уж она меня априори невзлюбила? Мы ведь с ней ни разу в жизни не виделись до выписки внука из роддома).
Кое-как мне удалось с ним примириться: я обняла его и сказала: зачем нам ссориться из-за денег? Это всего лишь 200 евро, это того не стоит. На следующий день бывший супруг позвонил и я поняла по голосу, что он извиняется за то, что погорячился. К тому же, я была права: свекровь сказала потом дочери, что я должна 15 тысяч и дочка ей перевела деньги на карточку.
Мы с мужем подарили молодым тысячу евро, но это не улучшило ситуацию. За день до отъезда я попала зятю под горячую руку: он не выспался после работы и начал орать сначала на дочь, довёл её до слёз, а потом перекинулся на меня: кричал матом, что я ничего не сделала за девять месяцев их совместной жизни (хотя дочка приехала к нему только в марте и прожила с ним вместе лишь пять месяцев), в то время как его мама всё делала, а мы этого не ценим. И стал звонить своей матери.
Обвинил меня в том, что я крашу ногти и делаю ресницы, вместо того, чтобы помогать, приплёл даже внуков мужа, что, мол, они мне роднее, чем настоящий, а, когда я попыталась с ним обняться и примирительно сказала: зачем нам ссориться, мы же родня, – он защитился коляской. Орал, как ненормальный, и собирал всё, что можно… Спорить было бесполезно, я видела, что с ним, как с пьяным дебоширом, нужно принимать позу смирения...
Через день дочка проводила меня до дверей со слезами. До аэропорта я добралась на такси. Наверное, к лучшему, я всё равно только собиралась сказать зятю, что мамой меня называть больше не надо и “тыкать” тоже. На “Вы” и по имени отчеству – или любовь или уважение, третьего в отношениях не приемлю.
Слава Богу внук растет хорошо, молоко у дочки есть, а зять вчера улетел на четыре дня в командировку. После этого скандала он заболел, психосоматика тут же проявилась, но он решил не брать больничный, им ведь надо на что-то жить и ещё платить ипотеку.
Что мне должен дать этот опыт? Чему научить? – спрашиваю я себя. Ответ один: не приближать людей. Люди дикобразы и колют очень больно.
Яна перечитала письмо и, не вычитывая его, нажала кнопку “Отправить”. Ей казалось, что она освобождается от воспоминаний, которые слишком давили на неё.