1. Идея экспедиции
Деревня Сталочная, 30-й год после Звездопада, 4-й день осени.
Шарик взвился над столом, отскочив от деревяшки в руке Ксюни. Лас попытался было отбить его своей, но не успел, и шарик, сделанный из нескольких слоёв брешти, скреплённых сусьвовой смолой, улетел куда-то в траву.
– Есть! – Ксюня взяла лежащую на земле палочку и дорисовала на небольшом участке голой земли рядом со столом десятую палочку в ряду.
Тут же был и другой ряд, всего из четырёх линий, показывавших успехи Ласа в этой – шестой по счёту – партии в «шар-над-столом».
– Я выиграла! – победоносно объявила сталочка, кладя на стол свою небольшую деревянную «биту».
Лас устало выдохнул и опёрся на стол обеими руками, в одной из которых всё ещё сжимал полукруглую деревяшку с ручкой, которой не смог отбить шарик в десятый, последний, раз за эту игру. Затем свободной рукой стащил с головы шапку и стал обмахиваться ею, гоня прохладный воздух на своё разгорячённое лицо.
Сегодня был день рождения Ксюни, и Старик разрешил ей весь день отдыхать и веселиться. «Только ты это… поосторожнее со своим Ласом будь, а то!..» – сказал он напоследок. Ксюня решила оттянуться по-крупному, поэтому вытащила из дома стол – разумеется, с помощью Ласа, – сажей из печи расчертила его на две половины, достала из собственного тайника две небольшие «биты» и шарик и объяснила Ласу не очень сложные правила. (Она не знала, что где-то далеко-далеко эту игру называют «пинг-понг», а «биты» – ракетками.) А потом они начали играть, и Лас понял, что его подруга всё же кое в чём его превосходит.
– Ну ты даёшь… – наполовину пробормотал, наполовину выдохнул Лас, переводя дыхание после напряжённого противостояния, с которым, как думал в тот момент подсталкр, не сравнился бы даже сталкатлон. – Где ты так научилась играть?
– Отец научил, когда мне было семь лет и я уже могла держать эту деревяшку, – ответила Ксюня, обходя стол и становясь рядом с Ласом, который теперь опирался на стол только одном рукой, другой непринуждённо приобняв сталочку. – Помню, мы с ним целые дни проводили за поочерёдным отбиванием шарика… А потом умерла мама, и стало как-то не до этого…
– Теперь у тебя появился я, так что мы можем заниматься всем, чем захотим, – улыбнулся Лас и, нагнувшись, поцеловал Ксюню в макушку.
После их совместного вечера в бане Ласа они уединялись ещё два раза – в те дни, когда удавалось хитростью избавиться от слежки Лины и когда Старик проводил время за кувшином самогона («И откуда он только эту дрянь берёт?» – поражалась Ксюня); и каждый раз для влюблённых эти вечера превращались в праздник. Сегодня надежды на это было мало: Старик был трезвым и даже взялся за какую-то работу по дому, а Лина, как они предполагали, вообще могла шпионить за ними целыми днями. Поэтому Лас и Ксюня просто проводили время вместе, стараясь получить от этого максимум удовольствия.
После сталкатлона Ласу приходилось бездельничать: ведь вся работа сталкера – это охота на мутов плюс возня в поле и на огороде. Второе уже практически завершилось, а первое для юноши ещё и не начиналось: мясо в деревне не собиралось прямо сегодня закончиться. С другой стороны, Лас слегка побаивался того, что ему предстоит делать, несмотря на то что в учебных походах в охоте принимал участие. Но он не сомневался, что в будущем эта лёгкая боязнь уйдёт совершенно – и будет проявляться лишь в те моменты, когда зубы мута будут щёлкать у самого горла.
Но кроме мутов, у Ласа-сталкера была ещё одна забота, беспокоившая его с весны. Изредка он включал своё «дальновидение» и глядел в сторону Трубы, но на сорок с лишним врестей, разделявших этот объект и деревню, сверхспособности больше не хватало: после того видения в лесу Ласу удавалось проникнуть взглядом вдаль самое большее на треть этого расстояния. Поэтому он не мог знать, на месте ли та странная штука, на описание которой он мог потратить полдня и всё равно не добиться хотя бы приблизительной точности. А в связи с этим всё большее значение для новоиспечённого сталкера приобретала альтернативная возможность. Но в одиночку или даже в компании решиться на неё, не попросив совета у велков, Лас пока не мог, так что в планах на ближайшее время у него вырисовывалась необходимость рассказать об этом кому-нибудь. Например, Ксюне.
Помявшись несколько мгновений, не зная, стоит ли посвящать подругу в эту тайну, Лас принял решение и заговорил:
– Ксюня, знаешь, я тебе ещё не рассказывал… – И вкратце изложил суть своего видения и собственные мысли по этому поводу, закончив вопросом: – Как ты думаешь, что мне теперь делать?
– Даже не знаю… – протянула Ксюня; видно было, что она тоже крепко задумалась.
Вскоре она чуть приподняла и вновь опустила брови, невольно показывая, что мыслительный процесс закончен, и сказала:
– Лас, я считаю, что одному туда идти смысла нет: это ведь знаешь как опасно…
– А с Плющом? Вдвоём-то – меньше вероятность попасть в беду…
Ксюня покачала головой:
– Нет. даже вдвоём идти к Трубе – это почти самоубийство…
– То есть лучше рассказать об этом велкам, чтобы они собрали отряд со мной во главе?
– Ну… да.
– А если они откажут?
– Тогда не знаю… – Ксюня немного помолчала и продолжила: – Лас, ты же теперь сталкер – решай сам. Но… если ты не вернёшься… я тебе этого не прощу.
Лас крепко обнял её и прошептал на ухо:
– Я вернусь, обязательно вернусь… – Вдруг ему в голову пришла одна мысль: – Если хочешь, можешь в таком случае отправиться со мной; всю ответственность я беру на себя. Так мы либо вернёмся оба, либо… ну ты поняла.
– Я подумаю, – тихо ответила Ксюня и прижалась щекой к груди Ласа. – Но, по-моему, делать этого не стоит.
– Время покажет, – выдохнул Лас, глядя вдаль, в строну Трубы.
* * *
– Ну, чего звал? – спросил Плющ, выходя из дома наружу, где его ждал Лас.
– Дело есть. Давай отойдём куда-нибудь, чтобы никто лишний не узнал…
– Давай туда, – Плющ рубанул воздух ребром ладони, показывая в сторону тренировочной площадки на северной окраине селения. – Там точно никого не будет.
– Пошли.
Двое юношей зашагали через деревню.
Был уже вечер – четвёртый вечер наступившей осени. Лас после откровенного разговора сыграл с Ксюней ещё несколько партий в «шар-над-столом», а потом сталочка пошла домой, чтобы, дескать, таким образом показать Старику, будто ничего предосудительного между ней и Ласом нет. а сам без году десяток дней сталкер помог ей вернуть стол на место и пошёл к своему такому же «коллеге», чтобы и тому рассказать кое-что очень важное – и, главное, выслушать, что тот ответит.
– Ну, говори, – потребовал Плющ, когда они оказались между кучкой строений и деревьями – ровно посредине, чтобы и никто не услышал, и из леса возможное, но очень маловероятное нападение было менее неожиданным.
– Помнишь ту штуку, которую я тогда, в нашем первом походе, увидел у Трубы?
– Помню. Если честно, тогда ничего не понял из твоего описания. И что? Увидел её снова?
– Нет, зато кое о чём подумал. Слушай, ты же хорошо знаешь законы и обычаи деревни?
– Допустим.
– Мы же теперь вроде как сталкеры, а значит, мы можем больше, чем прежде. Так вот, как ты думаешь, имеем ли мы право отправиться туда сами и всё разузнать? И к тому же: ты сам на это согласен?
– Я-то, может, и согласен… – Плющ потёр переносицу, очевидно, придумывая и формулируя ответ. – Носталкеры обычно ходят только на охоту, причём тогда, когда решат велки, и то – отрядом не менее чем из пяти человек. Подобного тому, о чём говоришь ты, на моей памяти не предлагали вообще. Во всяком случае, если мы сами, без спроса это осуществим, то нам не поздоровится. Нас могут опять сделать подсталкрами – жди тогда два года до следующего сталкатлона, – могут побить; хорошо, хоть в лес выгнать не могут. Но всё равно приятного мало.
– Да уж… А если мы сначала обратимся в Совет? Там же велк Зор, он всё поймёт…
– …и поэтому, чтобы уберечь нас, запретит нам идти в этот сомнительный поход, – перебив Ласа, закончил его фразу Плющ.
– Возможно, и нет, – подумав, возразил Лас. – В любом случае, попробовать стоит. А если и не получится добиться разрешения… Я уверен: там мы найдём такое, от чего все забудут про этот наш грешок.
– И что бы это могло быть? – пробормотал Плющ.
– Давай завтра же пойдём к велку Зору и всё ему объясним. А там, глядишь, и срочное заседание Совета устроят…
– Иди один. Я подписался только на сам поход. Все предварительные хлопоты (раз уж это тебе привиделась какая-то там штуковина) должен взять на себя ты.
– Придётся, – вздохнул Лас. – Но ты не обманешь?
– Нет. мне самому любопытно, что же уловило твоё хвалёное «дальновидение». Мне почему-то тоже кажется, что там всё не так просто. Совсем не просто…
* * *
Ксюня в это время сидела на подоконнике у себя дома и глядела вдаль, на северо-восток, где посреди бескрайнего леса высилась в сорока врестях отсюда Труба. Старик спал и поэтому побеспокоить сталочку не мог. Ксюня думала, уставившись на темнеющие в лучах заката деревья, о том, что ей предложил сегодня Лас.
Отправиться в лес, полный мутов и той невидимой «грязи», которую замечают вредомеры? Для девушки, все свои теперь уже полные семнадцать лет прожившей на пятачке земли в полтораста сагней в поперечнике, это было уж слишком круто и неожиданно. А для подруги сталкера… трудно и опасно, но возможно.
Ксюня и боялась того неведомого, что предстоит ей, если велки всё-таки одобрят этот поход и она сама согласится в нём участвовать, и одновременно с этим не желала отпускать от себя Ласа – даже на жалких несколько дней, которые, как уверял её возлюбленный, продлится предприятие. Опыт летней разлуки во время похода тогдашних подсталкров к Краю леса научил Ксюню ждать – но ей была противна сама мысль о том, что она снова на какое-то время будет лишена Ласа. Он был ей нужен рядом – живой, весь, целиком и полностью, всегда. Пока вроде так и было, и Ксюня от этой идиллии отказываться не собиралась…
…в отличие от сомнительного удовольствия созерцать физиономию Лины, появившейся в поле зрения из-за угла Ксюниного дома.
– Опять следишь? – недовольно спросила Ксюня, заранее зная, что на приятный разговор с этой собеседницей можно не рассчитывать. – Тебе ещё не надоело? Видишь же, что мы с Ласом на сегодня разошлись.
– А не навсегда? – Лина сделал вид, будто подумала, и издевательски добавила: – Ах да, конечно, если бы вы расстались насовсем, ты бы сейчас ревела в голос, а не сидела бы и не пялилась в окно…
– Слушай, замолчи, а? – посоветовала Ксюня, глядя сверху вниз на бывшую подругу. – И без тебя забот хватает…
Лина фыркнула; видимо, влияние её парня сохранялось и вообще, похоже, увеличивалось даже после его гибели.
– Иди отсюда. Достала уже, – сказала Ксюня. – Нечего за нами по пятам ходить…
– Я не успокоюсь, пока вы не ответите за всё, что мне сделали! – в один миг разозлилась Лина. – Оба!
Ксюня приподняла левую бровь:
– Даже так?
– Да! Ты – за то, что увела у меня Ласа! А он – за то, что выбрал тебя, а не меня!
– Не вини нас с Ласом в последствиях твоих собственных недостатков, – ответила Ксюня. – Когда ты влюбилась в него, надо было сразу брать мута за уши и пытаться понравиться Ласу, а не смотреть на него своими красивыми глазами и ждать, когда он догадается, что же всё это означает! К тому же, вы просто могли не подходить друг другу по личным качествам – и тогда рано или поздно он постарался бы разорвать отношения с тобой. Наверное, он понял это сразу.
– Ты, дрянь, ещё смеешь учить меня!.. – По тону Лины Ксюня поняла, что та уже просто в ярости. – Да если бы не ты!..
– Всё могло бы быть так, как я только что сказала. Ты не понимаешь, что ли, что всё не крутится вокруг тебя, что, кроме тебя, есть и другие сталки, мнение которых тоже важно? Подумай об этом. Если ты требуешь, чтобы к тебе относились, как ты того хочешь, почему этого не могут требовать другие?
– Да иди ты!.. Ты ничего не понимаешь!..
У Лины внезапно выступили слёзы на глазах, и она убежала.
Ксюня посмотрела ей вслед и пробормотала:
– И где сейчас моя давняя подруга? Во что она превратилась?.. Надеюсь, она когда-нибудь одумается…
Но сталочка понимала, что надежды очень мало, потому что такие сталки, как правило, не меняются, увязнув в собственных слабостях, которых не замечают и переносят на всех остальных. И Ксюня отдала бы что угодно за то, чтобы Лина стала прежней – такой, какой была до того, как её испортила неудачная любовь – первая, а следом и вторая.
* * *
Деревня Сталочная, 30-й год после Звездопада, 5-й день осени.
– Внеочередное заседание Совета объявляется открытым, – сказал велк Райга. – Ох, сколько ж их будет, этих внеочередных заседаний?..
– Если повезёт, то больше не будет, – ответил велк Зор и заговорил, обращаясь ко всем: – Уважаемые члены Совета! Сегодня утром от сталкера Ласа поступили некоторые сведения… не совсем свежие, но, на его – и мой – взгляд, всё равно важные. Лас сообщил мне – я сам не понимаю, почему только теперь, – что в ночь с шестьдесят восьмого на шестьдесят девятый день весны двадцать девятого года у него произошёл некий всплеск «дальновидения», и он, тогда ещё подсталкр, увидел у Трубы (я не шучу, это Лас так сказал!) вот такую штуку…
Велк Зор достал из-за пазухи стопку листов брешти и раздал их всем остальным. На кусках коры было одно и то же – рисунок этого странного и никем из деревни ещё не виданного предмета, сделанный Зором со слов Ласа. Таких вещей не знали ни велки, ни сталкеры, ни сталки.
– И что же это такое? – полюбопытствовал велк Чмур. – Забытое кем-то в лесу орудие труда? Или железный сундук, полный еды и вредомеров?..
– Не смешно. Мне и самому очень хотелось бы это знать… И вот для того, чтобы выяснить назначение – а главное, происхождение! – этой штуковины (не забывайте: по словам Ласа, она находится в лесу совсем рядом с Трубой!), Лас предлагает устроить туда поход. Далее – либо перенести эту штуку в деревню, либо изучить прямо там. Первое вряд ли выполнимо: неизвестно, сколько пундов она весит, а отсюда до неё, как ни крути, больше сорока врестей! Второе весьма опасно: у Трубы вредомеры должны с ума сходить от количества растворённой в воздухе невидимой дряни. И если мы что-нибудь выясним, то это, возможно, пойдёт нам на пользу, а если нет, то участникам похода, причём неизвестно в каком состоянии после нахождения у Трубы, придётся вернуться несолоно хлебавши, а деревня в тоге ничего не получит. Но, вероятно, и не потеряет.
Некоторое время велки молчали, рассматривая вроде бы простой, но непонятный рисунок и обдумывая ситуацию. Наконец, Круз сказал:
– А стоит ли оно того, Зор? Ты уверен, что эта штука так важна, чтобы отправлять за ней отряд? И ещё: ты уверен, что мы вообще сможем раскрыть эту тайну?
– Нет, не уверен, – опустил глаза «первый сталкер на деревне». – Но Лас говорил об этом с таким жаром, что я сам словно заразился его рвением. К тому же, откуда нам знать, вдруг это и вправду нечто необычное и полезное?..
– Голосовать будем? – спросил Райга. – Или ещё подумаем?
– Подумаем, – без особого энтузиазма откликнулся Ыйим.
По его лицу однозначно было видно, что предложение Зора оставляет его равнодушным.
Какое-то время в доме Совета стояла тишина. Велки думали, целесообразно ли пускаться в такую авантюру или же необходимо оставить всё, как есть; с одной стороны была возможность, пусть и маленькая, познать неведомое, с другой – ответственность за людей и ход жизни в Сталочной.
Наконец, Райга не выдержал:
– Всё, подумали? Итак, голосуем! Кто за?
Вопрос оказался очень и очень трудным. По лицам велков пробегала мимика сомнения, они пытались решить по крайней мере для себя, что важнее: настоящее, которое уже сто раз успело всем надоесть, или будущее, в котором будут перемены, но необязательно к лучшему? Надо было выбирать прямо сейчас, и правители деревни – осторожные замшелые старые пни – скрепя сердце делали свой выбор.
В итоге руку поднял только велк Зор.
– «За» – один… – пробормотал Райга, как обычно, фиксируя происходящее на очередной лист брешти. – Кто против?
И этот вопрос тоже был непростым. Если не высказаться за предложение сейчас означало просто оставить всё, как было, то прямой отказ свидетельствовал бы о категоричном неприятии к предложенной идее, а значит, и к развитию деревни вообще. Но большинству велков жить оставалось вряд ли больше десятилетия, а основной их задачей являлось, чтобы в деревне всё было хорошо прямо сейчас и в ближайшем будущем; долговременных перспектив эти старики не признавали. А вопрос об экспедиции к Трубе как раз и сулил Сталочной перспективу долговременного развития, но, увы, никто – вообще никто!!! – в Совете об этом даже не подозревал. И это также повлияло на выбор велков.
«Против» проголосовали трое: Круз, Айфад и Ыйим.
– Остальные, я так понял, воздержались?.. – проговорил Райга, быстро выводя слова палочкой на коре. – Таким образом, предложение считается отклонённым большинством голосов. Ещё что-нибудь обсудить нужно?
– Да, – глухо отозвался велк Круз. – Завтра–послезавтра нужно провести охоту, а то мясо в деревне кончается…
– Хорошо. Против этого мы возражать не станем, – сказал Райга и поднялся со своего места: – Заседание объявляется закрытым. Если ничего не случится, собираемся здесь же в пятидесятый день осени.
Члены Совета потянулись к выходу. Лица их были мрачны и угрюмы, как будто они жалели о совершённой только что ужасной подлости. Выбор у них был – но они оказались к нему не готовы.
На улице Круз сказал Зору, поравнявшись с ним:
– Извини, я просто не мог на это согласиться. Отправлять людей к Трубе неизвестно зачем, на неопределённое время… а в итогу мы могли ничего не получить… кроме заражённых трупов…
– Я понимаю, – ответил велк Зор, чья физиономия по мрачности и угрюмости могла посоперничать сейчас с чьей угодно. – Я всё понимаю. В конце концов, то, что там может быть что-то ценное, – это всего лишь наши предположения.
Говоря это, велк думал о другом – о том, что Лас наверняка очень огорчится, узнав о том, что предложение отклонено, и в порыве чувств может совершить какую-нибудь глупость – причём как немедленно, так и много дней спустя.
* * *
– Они отказали… – прошептал Лас, когда велк Зор, принёсший ему безрадостное известие на северную окраину деревни, скрылся из виду.
– Они отказали!!! – проревел он и, охваченный эмоциями, единым движением вынул из ножен и кинул мачет вдаль, не целясь, вложив в этот бросок значительную часть только что полученной негативной энергии.
Быстрее щепки из самопала клинок горизонтально полетел к деревьям, вращаясь вокруг своего центра, и, срезав ствол сусьвы толщиной врехов в пять, усвистел куда-то в лес.
Лас постоял немного, со злостью вдыхая и выдыхая сквозь зубы, затем, успокоившись, осознал, что именно сейчас сделал, крякнул от удивления и, вздохнув, отправился искать своё оружие.
Вскоре он снова появился на поляне, размышляя над тем, как ему удалось запустить железку примерно в восьмую часть пунда на верных шестьдесят шагов, чтобы при этом мачет, который теперь спокойно лежал в ножнах, ещё и разрубил не слишком тонкий древесный ствол. Досада продолжала бурлить в юноше, но уж не так мощно, как несколько десятков мгновений назад, – теперь это было просто довольно сильное разочарование.
– Я так и знал, в зад Первосталку, знал, что они откажут! – крикнул Лас, вымещая часть остаточных эмоций, и вдруг увидел идущую к нему Ксюню. Опробовал было улыбнуться, но не получилось. Тогда он просто пошёл ей навстречу.
Подруга сразу всё поняла по его хмурому лицу.
– Что ж, всё, что от тебя зависело, ты сделал, – сказала она, обнимая Ласа, чтобы таким способом его немного утешить.
Лас не стал отстраняться – обнял Ксюню в ответ. Пробормотал:
– А я всё равно это сделаю – всем назло!
Ксюня с опаской взглянула на него снизу вверх. Спросила:
– Ты не боишься?
– Если честно, то да. Чуть-чуть, – признался Лас. – Но ведь не всё так страшно, как иногда любят расписывать… К тому же, Стан обещал помочь…
Молодой сталкер осёкся, поняв, что сказал лишнее.
Но пути назад уже не было. Врать Лас не любил, поэтому оставалось либо говорить всю правду, либо молчать, но последнее могло выстроить между ним и Ксюней стену недоверия, а этого Лас не желал категорически.
– Лас, ты что-то от меня скрываешь? – осторожно поинтересовалась Ксюня. – Как Стан тебе поможет? Он же…
– Да, он в изгнании, – ответил Лас. – Но это значит, что он может ходить по всему лесу, где только захочет! А перед тем как он ушёл, я успел поговорить с ним – и подсказал ему возможность самому поисследовать ту штуку у Трубы, пока я остаюсь в деревне; я обещал вскоре присоединиться к нему. И я это сделаю, несмотря ни на что, – пойду в лес и помогу ему! Заодно и Плюща с собой возьму… Я не собирался скрывать от тебя это. Просто не было повода заговорить об этом самому… а ты не спрашивала.
– Понятно. Знаешь, Лас… я, кажется, не готова пойти с тобой. Я боюсь… правда. Очень сильно. Но я буду ждать тебя – тоже несмотря ни на что. Ты ведь вернёшься оттуда?
– Я постараюсь. Будем надеяться, что у меня получится. Если что, завтра я впервые иду на охоту в качестве сталкера, и меня, скорее всего, не будет весь день. Поэтому давай сегодня оттянемся по полной, – Лас подмигнул Ксюне, – а Лина пусть катится к Первосталку со своей слежкой!
2. Непростая охота
Лес (примерно 200 сагней к северо-западу от Сталочной), 30-й год после Звездопада, 6-й день осени.
…И опять было пасмурно. На этот раз, возможно, потому, что осень начинала вступать в свои права и дожди при этом – обязательное явление. Но Плющ, как и тогда, во время своего первого похода в лес, откуда-то знал, что на этот раз дождя не будет, а тучи пройдут стороной.
По траве, всё ещё цепляющейся за свой зелёный цвет, едва слышно ступали обутые в мягкие сапоги ноги шести сталкеров, предводительствуемых велком Крузом, в числе которых были и Лас с Плющом. Их отряд двигался в северо-западном направлении; были и два других – каждый также из шести человек, – которые шли на север и запад, где также могли оказаться муты. Остальные сталкеры, которых сегодня не взяли, чему он втайне были рады, охраняли деревню. И вот у них-то, как считал Плющ, задача была более важной.
«Предсказатель погоды» бросил взгляд на лицо шедшего рядом Ласа, такое же хмурое, как и небо над головой, и мигом установил причину плохого настроения друга. Спросил:
– Что, послали тебя вчера велки с твоим предложением?
Лас кивнул.
– Что думаешь делать? Оставить всё, как есть, или отправиться самому? Если что, то я в любом случае буду рядом…
– Я пойду, – подумав, ответил Лас. – Но не сейчас – позже… когда про ту штуку у Трубы все снова забудут… ну, кроме нас…
– А Ксюня твоя как? Бросишь её дома или с собой возьмёшь?..
– Во-первых, не брошу, а оставлю; во-вторых, она сама решила остаться в деревне, – буркнул Лас, которому явно не хотелось об этом говорить, как показалось Плющу.
Поэтому последний хлопнул товарища по плечу и закруглил беседу:
– Вот увидишь: всё как-нибудь образуется.
Лас промолчал, поскольку в этом сомневался.
Велк Круз, обернувшийся было, чтобы посмотреть, кто там болтает на весь лес, лишь окинул строгим взглядом юношей и продолжил движение вперёд.
Отойдя от деревни примерно на вресть, велк остановил отряд. Сказал Ласу:
– Проверь лес своим «дальновидением»… пожалуйста.
– Ладно, – ответил тот и напрягся.
Повернулся вокруг своей оси, вдруг всмотрелся в даль – кого-то заметил. Наконец, моргнул несколько раз, отдышавшись, отрапортовал:
– Три мута в пределах досягаемости. Сагней триста чуть к северу, – Лас указал примерное направление, – движутся на… на юго-запад, ближе к западу, – он провёл рукой в воздухе, рисуя невидимую линию, вдоль которой, как он увидел, бежали звери, – то есть почти что к нам. Наша цель.
– Так, – сказал велк Круз, – идём навстречу. Вы, – обратился он к двум взрослым сталкерам, не упоминая имён для экономии времени, – опережайте нас и страхуйте на предмет появления мутов. Вы, – это уже Ласу и ещё одному мужчине, – заходите мутам в тыл и гоните на нас с Плющом. – И велк добавил – теперь только для Ласа и Плюща: – Будете знать, что такое настоящая сталкерская охота! Всё, пошли!
Отряд разделился. Круз и Плющ остались на месте, остальные разошлись в назначенных направлениях.
Прежде чем отправиться мутам в тыл, Лас напоследок взглянул на Плюща и увидел в его глазах жгучую смесь желания оказаться лучшим, волнения и страха. Подсталкр-«предсказатель» явно нервничал, но старался этого не показывать. Подмигнув другу, Лас пошёл следом за своим сталкером-ведущим; сам он испытывал лишь сдержанный азарт – и знал, что уж он-то не облажается. А вот насчёт Плюща он не был так уверен… хотя никто вообще-то от этого не застрахован.
* * *
Лес (примерно 1 вресть к северо-западу от Сталочной), чуть позже.
– Хей-хо! – донёсся из леса с расстояния примерно в сорок сагней к северу крик загонщиков, означавший, что муты уже близко.
– Не бойся. – Велк Круз положил свою широкую ладонь на плечо Плюща. – Хайм и Клинт остановят по меньшей мере одного мута из трёх. Значит, нас останется не больше двух. Если что, я беру на себя большого… если, конечно, он на нас выскочит. Главное, продержись, пока Щлер с Ласом не прибегут…
Плющ кивнул, признавая правоту велка, и сглотнул. У него на душе всё ещё было неспокойно: что-то внутри него не согласилось с Крузом, твердило, что неопытному сталкеру грозила нешуточная опасность…
И вдруг пришло время действовать.
Муты (как и предсказывал велк: один большой, другой поменьше) вырвались из густого скопления деревьев сагнях в пяти от Круза с Плющом, не дальше, и, не дожидаясь, пока сталкеры отреагируют на их появление, кинулись вперёд, одержимые яростью и желанием выжить.
Велк Круз, вмиг выдернув мачет из ножен, с криком бросился на большого мута. Но Плющ этого не видел: всё его внимание в тот момент было обращено на противника, доставшегося ему самому.
Плющу уже доводилось убивать мутов во время учебных походов в лес, но тогда он был в компании наставников и ровесников, а теперь фактически один на один со зверем. И осознание этого парализовывало юного сталкера, который вообще-то трусом себя не считал, и мешало доказать последнее на деле.
А мут – в длину не более полусагни, ростом в каких-то полтора десятка врехов – стремительно приближался к Плющу; похоже, чудовище, как и сам «охотник», было весьма молодым. Но у Плюща при виде этого существа, бегущего на него, перехватило дыхание и на миг замерло сердце.
– Ты что стоишь?!!! – резану слух окрик велка Круза, во время схватки со своим монстром успевавшего ещё и следить за юным напарником.
Плющ вышел из ступора, хотел было достать оружие – его ладонь, когда он был в оцепенении, так и осталась пассивно лежать на рукояти мачета, покоящегося в ножнах, – но было уже поздно.
Мут, сокративший расстояние между собой и Плющом меньше чем до сагни, в движении оттолкнулся от земли сильными задними лапами и прыгнул на юного сталкера, только начавшего поднимать вынутый из ножен двенадцативреховый клинок. Толкнул передними конечностями в грудь – так, что затрещали рёбра, повалил на землю, прижав своим как минимум четырёхпундовым весом и обдав животной вонью, и приготовился следующим движением вырвать юноше горло…
…но вдруг обмяк на Плюще и начал заливать того и траву вокруг кровью, оставшись без головы, которая, оставляя за собой в воздухе след из тёмно-красных капель, отлетела куда-то в сторону. Прямо вслед за этим что-то, очевидно, и ставшее причиной такого поворота событий, просвистело над лицом Плюща и упало на землю где-то за его макушкой.
Поняв, что гибель отступила, незадачливый «охотник» выбрался из-под тела зверя, будучи с головы до ног облит его кровью, и встал, дыша часто и неровно, стараясь прийти в себя.
Повернул голову и увидел лежащий на траве чужой окровавленный мачет. Наверное, именно этот предмет и снёс монстру голову, будучи брошен с невероятной силой. «Но вот кто это сделал?..» – подумал Плющ – и заметил подбегавшего к нему Ласа.
– Ты как, в порядке? – участливо поинтересовался товарищ, принявшись счищать ладонями кровь мута с лица Плюща.
Последний, уже более-менее в себе, кивнул, продолжая ошалело глядеть вдаль и дышать через рот, и стал смахивать красную жидкость с одежды, чтобы как можно меньше успело впитаться.
Лас этим удовлетворился, отошёл от друга на шаг… а затем поднял мачет, вытер его об траву и убрал в ножны.
У Плюща (фигурально выражаясь) что-то щёлкнуло в голове, и он уставился на Ласа, внезапно поняв, что же только что произошло.
– Это… ты кинул мачет? – запинаясь, спросил он у товарища. – Ты… меня спас?
– Ну, я, – просто ответил тот. – А разве это имеет какое-либо значение?
Плющ не ответил, только сейчас начиная тихо радоваться продолжению своей жизни.
Велк Круз оставил большого мута на растерзание остальным сталкерам и подошёл к молодым людям, весь кипя от возмущения и вытирая мокрые от звериной крови руки о штаны.
– Плющ, вот что это было?! – заговорил он, не обращая внимания на Ласа. – От кого угодно, но от тебя я этого не ожидал! Как можно было так затупить?! Ты вообще понимаешь, что, если бы не Лас, ты бы не выжил?!!!
– Понимаю… – пробормотал Плющ, в котором что-то стремительно нарастало, отражаясь на физиономии; через пару мгновений уровень этого вида эмоций достиг некоторого критического значения, и Плющ неожиданно для остальных крикнул: – Да пошли вы все!
А потом развернулся и быстрым шагом пошёл обратно в деревню.
– Э… это что сейчас было?! – в гневном недоумении сказал велк Круз. – Плющ, что ты себе позволяешь?! А ну вернись!.. Лас, приведи его сюда, – обратился он к другому юноше.
– А что вы так на него взъелись?! – не остался в долгу Лас. – Каждый мог оказаться на его месте! Да… да со мной самим это однажды случилось! И в таких случаях наш долг – помогать и поддерживать, а не…
– Ты ещё учить меня вздумал, юнец?! – вскипел велк, чьё раздражение от слов Ласа усилилось в разы, и съездил тому по морде.
Лас сам не понял, что в тот миг на него нашло. Ощутив прикосновение чужого кулака к своему лицу, он не стал раздумывать, что делать, и ответил практически симметрично – зарядил Крузу в глаз, развернулся и пошёл догонять Плюща. А велк остался на поляне, прижимая ладони к поражённому глазу и громко шипя от боли…
Лас догнал друга, когда тот был уже на полпути к селению.
– Плющ, ты чего? Ты обиделся, что ли? – заговорил он, идя рядом с товарищем, всё не сбавлявшим темп ходьбы. – Да ты пойми: мы все так испугались… Я не мог спокойно смотреть на то, как мут жрёт тебя; мне надо было что-то сделать. А Круз… Не сердись на него: он тоже не со зла, а из-за беспокойства за тебя…
– Я не сержусь, – деревянным голосом ответил Плющ, продолжая насиловать свои ноги нечеловечески быстром ходьбой. – Я просто хочу побыть один. И не ходи за мной, Лас.
И Плющ перешёл на бег.
А Лас остановился и нагнулся, опёршись ладонями о колени и переводя дыхание.
Всё понемногу начинало рушиться.
3. Всё потеряно?!
Деревня Сталочная, поздний вечер того же дня.
– …Скажи, а как так получилось, что ты всё лето мялась, стеснялась, «не была готова»… а после сталкатлона вдруг решилась на… это?.. – спросил Лас у Ксюни, когда они – наедине, без одежды, в натопленной бане у Ласа, – наконец, оторвались друг от друга и теперь просто лежали в обнимку на лавке, пребывая в приятной истоме.
Сталочка загадочно улыбнулась. Затем, сжалившись, ответила:
– Однажды в конце лета я, убираясь дома, нашла в одном из тайников рукопись своей матери. В моём возрасте у неё, похоже, были такие же затруднения, как и у меня, ну, в смысле… ты понимаешь… Короче, там было написано, что делать, чтобы при… при этом… ничего такого не получилось. Ну ты понял…
– Да? – Лас изумлённо приподнял брови. – И что же нужно делать?
– Мама придумала такой отвар из трав, который, как она написала, устраняет последствия… этого… Там есть список необходимого, способ приготовления… Теперь я раз в несколько дней варю это питьё, – Ксюня усмехнулась, – с запасом, чтобы на каждый раз вроде сегодняшнего хватило…
– Да? Ну тогда я спокоен, – сказал Лас с улыбкой, и руки его задвигались по телу Ксюни. – Повторим?..
Девушка радостно улыбнулась и прижалась к своему парню… но в следующее мгновение резко вскочила и бросилась к двери, которая в тот миг приотворилась (было видно заглянувшее в щель очень знакомок лицо) и тут же закрылась, вновь оставив любовников вдвоём. Лас тоже отреагировал: сел на лавке прямо, потом, когда Ксюня высунула голову наружу, крикнула: «Стой, тварь!» – затем вернулась в помещение и, опустив голову, прошептала: «Всё, это конец…» – встал, подошёл к ней и обнял.
– Лина всё видела, – тихим и как бы не своим голосом проговорила Ксюня, обняв юношу в ответ. – Она всё знает… Выследила-таки нас… Теперь она всё Старику расскажет…
– М-да, ему это не понравится… – сказал Лас, прижимая к себе подругу, уткнувшуюся лицом ему в грудь. – Ничего, что-нибудь придумаем…
– Что? Что мы можем придумать? Когда Старик узнает, то не жить ни мне, ни тебе… Он и велков к тому подключит, чтобы тебя, а может быть, и меня тоже выгнали, как Стана, из деревни…
Не удержавшись, Ксюня беззвучно заплакала, и её горячие слёзы потекли по и так влажному от воды, пара и пота животу Ласа.
– Не убьют же, – ответил юноша. – К тому же, тебе до восемнадцати остался какой-то там год, мы любим друг друга и хотим быть вместе, наконец, ты сама говорила, что теперь у тебя есть способ предохраняться… постой, а свой отвар ты дома хранишь?
– Да, – всхлипнула Ксюня, – в тайнике за печкой…
– Вот засада: там же, наверное, Старик… Ну, ничего: послушай, что я придумал…
Через некоторое время они тихонько вышли из бани, и прохладный вечерний воздух (солнце уже закатилось, так что их вроде бы никто не заметил…) коснулся их лиц и, забравшись под одежду, – тел. Ксюня пошла по направлению к своему дому, Лас – следом за ней на некотором расстоянии, стараясь быть как можно неприметнее.
Но прежде чем они добрались до места предстоящего конфликта, они увидели Плюща – и сразу поняли, что с ним что-то не так.
Плющ, пошатываясь и как-то неестественно хихикая, что-то писал – что именно и чем именно, не было видно в темноте ночи – на двери дома, принадлежащего, как определил Лас по его местонахождению, велку Крузу.
В первый момент Лас и Ксюня остолбенели, не зная, что делать. Но уже в следующий миг у Ласа в голове сложился новый план действий.
– Так, Ксюня, иди к себе одна, разберись там со всем сама – только не прогибайся под Старика… – сказал он, подбегая к Плющу. – И не забудь выпить эту свою шнягу…
– Не-е-ет, я не пил никакой шняги… – очевидно, услышав последние слова Ласа, ответил Плющ, – насколько ему вообще хватало сил говорить. – Только то, ч-что наш-шёл в доме С-стана… А там м-много б-было, я в-всё н-не усп-пел выпить…
– Что бы было, если бы успел?.. – пробормотал Лас, волоча вяло упирающегося Плюща к своему дому.
А Ксюня, собравшись с духом, отправилась к себе.
* * *
Добравшись до собственного жилища, Лас первым делом втолкнул Плюща внутрь, не особо заботясь о последствиях, потом заглянул в баню, схватил там бадью для воды и опрометью бросился к реке. Он твёрдо решил, что друга следует приводить в себя как можно скорее. Причём без разницы, какими средствами.
Набрал воды и бегом понёсся обратно. В темноте было трудно бежать через деревню с пундом жидкости в руках, чтобы, во-первых, не споткнуться, а во-вторых, расплескать как можно меньше, – но Лас как-то с этим справился.
Рванул дверь на себя, ворвался в помещение, поставил почти полную бадью на пол, нащупал рядом собой Плюща, уже, судя по всему, проваливающегося в пьяный сон, отвесил ему несколько оплеух, а когда юный сталкер заворочался, издавая какие-то нечленораздельные звуки, – схватил за шкирку и обмакнул лицом в холодную прозрачную жидкость.
Почти сразу же Плющ стал сопротивляться, очевидно, приходя в себя, и Лас убрал руку.
– Ты совсем, что ли, в зад Первосталку?! – ужасно недовольным голосом сказал Плющ, глядя в темноте своими зоркими глазами на Ласа.
Пьяным он уже почти что не выглядел.
– Не совсем, успокойся, – ответил Лас. – Надо же было с тобой что-то делать… Что это было?
– В смысле? – не понял сначала Плющ, но тут, видимо, он вспомнил всё, что делал этим вечером, и протянул, проведя ладонью по лицу: – О-о-о-ох… Зад Первосталка, неужто всё это было со мной?..
– Вспомнил? Рассказывай, – потребовал Лас.
И Плющ, пересилив себя, рассказал.
После того, как он ушёл с охоты, он заглянул к себе – мать не обрадовало его плохое настроение и односложные ответы на вопросы, да и сам Плющ не хотел никого видеть.
А потом ему пришла в голову одна мысль.
Тогда он не задумался о возможных последствиях. А стоило бы.
Он пошёл в пустой дом, оставшийся от семьи Стана, отыскал там кое-какие недопитые запасы самогона и, чтобы на время избавиться от расстройства, принялся тихонько, в одиночку пьянствовать.
Выпил, правда, не слишком много – но достаточно, чтобы его, что называется, «развезло» и, как ожидаемое следствие, «потянуло на подвиги». Вот и… всё.
– Да уж, ничего себе подвиги… – хмыкнул Лас. – Велку Крузу дверь хотел испоганить – за то, что накричал сгоряча?
Плющ виновато кивнул.
– И что же ты там написал? И чем?
– Всякие… нехорошие вещи, – ответил юный сталкер. – Печной сажей.
– М-да… Завтра наверняка поднимется буча… – стал думать вслух Лас. – Так как у тебя есть повод для такого поступка, ты станешь главным подозреваемым. Да и мне несладко будет: я же, когда ты, весь из себя обиженный, пошёл в деревню, – сцепился с велком, стал доказывать ему, что ты не виноват и такое на охоте – особенно одной из первых – может случиться с каждым… короче, я ему врезал. В ответ.
– Дела-а… – протянул Плющ. По голосу было понятно, что ему сейчас не очень хорошо – как морально, так и физически. – Как же мне…
Не договорив, он вдруг вскочил и кинулся наружу. По звукам, через мгновение донёсшимся до Ласа, тот понял, что Плюща рвёт. А чего, не надо было пить…
Вскоре юноша вернулся в дом друга и тяжело опустился на пол.
– Как же, к Первосталку, спать хочется… – пробормотал он.
– Подождёшь, – отрезал Лас. – Нам надо придумать, что теперь делать. Ты облажался на охоте и дважды оскорбил велка (если что, надпись тоже считается), я вообще дал ему в глаз… Нас завтра начнут живьём есть. Прямо с утра.
– Уходить надо, – вдруг сказал Плющ. Взглянул на Ласа: – Уходить в твой долбаный поход к Трубе. Это же несколько дней будет, да? Всё малость поуляжется, мы уже сможем рассчитывать на некоторое снисхождение… а если твоя штуковина окажется не пустышкой, то нас могут и вовсе простить. Только спать ужасно хочется… хотя бы полночи…
– Нет, – отчеканил Лас. – Мы не можем ждать, пока станет поздно и к нам будет применено нечто неприятное. Наше спасение в том, чтобы по-быстрому отсюда свалить. Подрыхнуть мы и в пути можем. Ой, а Ксюня! Как же я про неё-то забыл!..
– А что, у неё тоже есть причины удрать из деревни? – язвительно спросил Плющ. – Старика, что ли, грязью облила?..
– Нет. Тут всё пострашнее… – Лас поколебался несколько мгновений, решая, стоит ли посвящать Плюща в то, что до этого вечера было маленькой тайной, о которой знали всего двое… и сказал: – Понимаешь, у нас с ней… было.
– Что – было?.. – непонимающе спросил Плющ, у которого голова после почти полного кувшина перегонки отказывалась работать по назначению в полную силу, но вскоре до него дошло. – Что, правда? Всё – было?
– Да. Причём – несколько раз. А сегодня об этом узнала Лина. И, скорее всего, успела нажаловаться Старику. Иди велкам… хотя нет, вряд ли: те тогда, наверное, уже спали… В общем, всё плохо. Как говорится, что знают двое, знает и мут. И за эти вот дела меня могут начать есть живьём без малого в прямом смысле. И изгнание – лучшее, что ждёт нас с Ксюней.
– Тогда по-любому надо валить, – сказал Плющ. – И как можно дальше… Надо еды взять, воды про запас… и оружие. У Трубы без оружия делать нечего…
– И вредомер, – добавил Лас, доставая из единственного тайника в доме мудрёное устройство, непрерывно постукивающее с умеренной интенсивностью.
– И это тоже… Так, я сейчас всё устрою… – Плющ поднялся на ноги. – Давай флягу, а сам иди зови Ксюню.
– Надеюсь, её ещё не убили… – пробормотал Лас, направляясь к выходу.
Оказался снаружи – и бегом понёсся к дому Ксюни.
* * *
…Ксюня некоторое время боялась войти в дом, не желая даже думать, что её там ожидает, но потом всё же пересилила себя, потянула на себя дверь, открывшуюся с лёгким скрипом, и безмолвной тенью проскользнула в помещение.
– Это ты, Ксюня? – тут же раздался резкий голос Старка, в котором отчётливо слышались холодная ярость, ненависть и лёгкое безумие. – Нам с тобой надо кое о чём потолковать.
У сталочки внутри всё сжалось, но она не подала виду (хотя… в таком мраке Старик всё равно не смог бы её разглядеть), что боится. Решив сделать всё необходимое побыстрее, пока есть возможность, Ксюня, ничего не отвечая своему прародителю, прошла к печке, нашарила за ней горшок с отваром, почти полный: вчера только варила… – и, стараясь быть как можно тише, отпила три глотка – необходимую дозу.
Вдруг её сзади схватили за волосы, она испуганно вскрикнула, роняя горшок. Жидкость с ощутимым запахом трав разлилась по полу.
– Ты что, оглохла?! – крикнул ей в ухо Старик. – Не хочешь говорить со мной?.. Ну конечно: сначала сои дела мутим, а как время отвечать приходит, так нет же – бегаем! Ты где только что была, соплячка, а?!
– У Ласа… – обречённо ответила Ксюня, понимая, что отпираться уже бессмысленно.
– Да как… да как он посмел тебя втянуть в свои игры?! И ты тоже ну о-очень хороша: взяла и не смогла отказаться!..
– Я люблю его, – едва слышно сказала сталочка.
– Что?!!! Да как ты посмела?!.. Да как тебе только в голову могло это прийти?!.. Тебе ещё нет восемнадцати – какая тут, к Первосталку, любовь?!!! Как ты могла спутаться с этим выскочкой?.. Ты понимаешь, что, как только об этом пронюхают велки, вас обоих выпнут из деревни коленом под зад! До старости жить в лесу хочешь?!..
– Лучше уж в лесу, чем с тобой, – прошептала девушка.
– Что?!!! А ну заткнись!.. – сорвавшись на фальцет, провизжал Старик и рукой, которой зажимал волосы праправнучки, с силой толкнул её в затылок.
Ксюню качнуло вперёд, она споткнулась о выроненный горшок и, в падении поднабрав скорость, ударилась головой о стену.
Из глаз, казалось, брызнули искры пополам со слезами, а макушка взорвалась осколками боли. В беззвучной истерике Ксюня, повернувшись, сползла спиной вниз по стене, а когда достигла пола, то обнаружила где-то внутри себя всего одну мысль, одно желание. И момент для его исполнения наставал прямо сейчас.
– Ненавижу тебя!!! – крикнула она, подобрала с пола посудину и, вскочив на ноги, с размаху опустила её на череп Старика.
Правда, силы в этом ударе было не очень много: всё-таки Ксюня была девочкой, ни разу не подвергавшейся серьёзным физическим испытаниям…
Старик покачнулся, но не упал. Кажется, он был в шоке от того, что только что произошло. Но понять, что у Ксюня для этого были достаточно веские причины, ему не удалось. Поэтому Старик взревел – то ли от боли, то ли от ярости, – одной рукой схватил сталочку за плечо и рывком поднял на ноги, а другой вслед за этим сжал ей горло. Прошипел ей в лицо, глядя на неё сверкающими от бешенства глазами:
– Как… ты… посмела?!.. Ты… мелкая тварь…
Ксюня стала вырываться, но цепкие пальцы Старика мёртвой хваткой сжимали её плечо. Дышать почти не получалось: пращур окончательно слетел с катушек и уже не контролировал свою хоть и угасающую, но ещё полностью не угасшую старческую силу.
Ксюня поняла, что её может спасти только чудо. Или Лас, что в данных обстоятельствах – примерно то же самое.
* * *
…Лас влетел в дом Ксюни и увидел, как одна тёмная фигура душит другую тёмную фигуру, припёртую к стене. Старик и Ксюня были примерно одинакового роста, так что сразу разобраться, что здесь происходит, было трудно. Но когда тёмная фигура-«жертва» издала голосом Ксюня сдавленный хрип: «Лас…» – все сомнения разом отпали.
Подскочив к сражающейся парочке, Лас вклинился между ними, наугад ударил локтём (наверное, расквасил Старику нос), схватил Ксюню в охапку и, пнув всё не отстающего Старика в голень, выскочил наружу.
– Ходу, ходу, ходу! – крикнул он сталочке и потащил её на восток, в направлении своего дома.
Через пару мгновений Ксюня опомнилась и побежала сама, держа Ласа за руку, чтобы не отстать.
– Куда мы?.. Что происходит?! – на бегу спросила она, ничего не понимая, кроме одного: её спасли.
– А ты не понимаешь?! – ответил Лас; они уже подбегали к его жилищу, и можно было сбавить темп: всё равно Старик не догонит… – Нам надо валить из деревни! Если узнал твой предок, то узнают и велки, а тогда нас изгонят насильно! Если что, Плющ тоже уходит: он сегодня почти как мы покуролесил…
– Куда мы уходим? В лес?! Там… там же муты!.. – Они вбежали в дом; Лас встал у двери, Ксюня подошла к окну, переводя дыхание. – Я боюсь…
– Мы с Плющом тебя защитим, – ответил Лас, выглядывая в темноту и осматривая еле видную в эту безлунную ночь местность на предмет неожиданных визитёров. – Мы знаешь какие сильные… А вот и он.
В помещение ввалилась ещё одна тёмная фигура – Плющ, нагруженный тремя мешками, двумя большими и одним поменьше, с едой и флягами с водой. Без лишних слов разделил всё это между собой и остальными. Спросил у Ласа:
– Вредомер взял?
– Да. Оружие с собой?
– Угу. Готовы?
– Да. Выходим в окно.
– А что так?
– За нами Старик гонится.
– А почему?
– Долго объяснять… Быстро, быстро!
Трое «преступников» по очереди вылезли в окно, прежде чем разъярённый Старик, теряя силы, добрался до дома, ворвался внутрь, тяжело дошагал до окна и в изнеможении опёрся руками на подоконник, смотря вслед трём тёмным силуэтами, практически не различимым во мраке ночи.
– Стоять!.. – попробовал он крикнуть им вслед, но вместо этого прозвучало лишь какое-то тихое блеяние.
Лас, Ксюня и Плющ успешно сбежали из деревни.
В полном упадке сил Старик осел на пол, хватая воздух ртом и держась рукой за сердце, внезапно начавшее сбоить. «Будь он все прокляты!..» – пришла мысль в помутившееся от напряжение сознание.
Удар… пауза… ещё два удара… и – всё. Старость заявила о себе остановкой сердца.
«Не дожил немного до сотни…» – успел подумать Старик, прежде чем перестал дышать и навсегда потерял сознание.
* * *
Лас, Ксюня и Плющ быстрым шагом шли по лесу на северо-восток, кратчайшим путём направляясь в сторону Трубы. Ксюня была подавлена случившимся, Лас волновался за неё и за себя: всё-таки не каждый день рушится привычный порядок жизни, – Плющ же был, как обычно, относительно спокоен, словно вокруг не было темно, прохладно и чуть страшновато. Каждый думал о своём: Ксюня упорно заставляла себя глядеть только под ноги, чтобы не так сильно бояться, Лас тревожился за их вероятное возвращение в Сталочную (не вечно же по лесам бродить…) а Плющ прикидывал возможные исходы неожиданной экспедиции и последствия, которые могли бы встретиться на пути.
Лес казался размазанным вокруг молодых людей чёрным пятном, от которого можно было ожидать чего угодно – от подвернувшегося под ноги корня до смыкающихся вдруг на горле зубов мута. Шли на ощупь, выставив вперёд хотя бы одну руку, чтобы не наткнуться на дерево, и тщательно пробуя ногами подстилку из травы, хвои и начинающих опадать листьев, чтобы не споткнуться.
И никто не знал, что будет дальше. Будущее сейчас было скрыто такой же густой завесой мрака, как та, через которую прорывались два юных сталкера и девушка.
– Как вы думаете, мы ещё вернёмся?.. – шёпотом спросила Ксюня, и её слова прозвучали громче любого возможного в данных условиях шума.
– Не знаю, – честно ответил Лас. – Не знаю… хотя надо надеяться на лучшее. Авось всё и обойдётся…