8
Не разбирая дороги, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться в галоп и жалея, что не прибил тупую небритую скотину из маршрутки, я ломился через людское ротозейство туда, где по моим расчетам мог находиться культурный мужчина.
По правде говоря, шансы найти его равнялись нулю. Лица его я не видел. Как одет - не разглядел. Но помнил закинутую назад руку с черной барсеткой, когда он, согнувшись, шел на выход. Ну и что – барсетка? Кто же из мужиков в наше новосодомское время не жеманится и не платит дань неистребимому пороку таким образом? Двинуться же он мог в любую сторону. Вот и выходит, что искать придется аккуратный затылок в стоге сена. Но попытаться необходимо. Тем более, что случай мой, судя по всему, был, действительно, редкий, иначе бы многие здесь сейчас бежали, размахивая руками, вытягивая шею и подпрыгивая на ходу, как я. Сколько мы успели отъехать – пятьдесят, сто, двести метров? Думаю, двести – максимум. Значит, где-то здесь.
Я осадил бег, остановился и стал озираться поверх чужих голов. Вокруг было оживленно, но не настолько, чтобы не различить в пестром потоке приличного мужчину с дамской сумочкой в руке. Если бы, конечно, он там был. Но его не было ни там, ни в другом месте. Нигде.
Еще бы - при таком количестве дверей, углов и поворотов! Сошел, свернул, нырнул - и ищи ветра в поле. Выскочил, проскочил, заскочил - и поминай, как звали. Где уж тут - среди такого моря бездельников, ротозеев и скучающих! Шагни в него, и оно тут же сомкнется, поглотив тебя вместе с особыми приметами. Я еще раз пожалел, что не дал в рожу небритому баламуту из маршрутки: имел бы сейчас хоть какое-то удовлетворение!
Остывающим шагом я дошел до угла массивного бурого здания, за которым, я знаю точно, начиналась и тут же заканчивалась уютная площадь, ну, скажем, Ленина, которую, однако, уже переименовали, но народ продолжал именовать по-старому.
“Да мне-то что... Пусть будет хоть площадь Барсеточников... Хоть Содомская... Хоть площадь Гоморры... Да хоть площадь Педер…” – заглядывая за угол, приготовился я плюнуть в бессмертную голубую душу и остолбенел: за углом, метрах в трех от меня, прятался киоск печатных продуктов, а в окошко его, склонив голову и будто нарочно выставляя себя напоказ, заглядывал аккуратно стриженый затылок! В закинутой за спину руке он держал черную барсетку.
Это была неслыханная, невозможная и вместе с тем вполне заслуженная удача, если принять во внимание те безобразия, что творились со мной последние дни. Смена декораций оказалась настолько внезапной, что из глаз моих, не спрашивая разрешения, брызнули слезы. Напряжение этих дней отпускало меня, растворяясь в слезах и маршируя в мокром виде по чувствительным к дефициту радости щекам. Я торопливо достал платок и осушил следы непривычной мужской слабости. Вне себя от скорого счастья, я с умилением глядел в спину культурного гражданина, ожидая, когда он, словно судьба, повернется ко мне лицом. Или, хотя бы, боком. Что-то подсказывало мне, что в трех шагах, отставив поджарый зад в непростых штанах - слишком непростых, чтобы протирать их в маршрутках - стоит, ни о чем не подозревая, другая иголка из моего стога сена, а сам я - на пороге исторической встречи.
“Ну, дорогой ты мой, не подведи!” – воззвал я, как перекрестился, когда человек с барсеткой взял то, что ему просунули в окошко, положил в карман и вознамерился неторопливо пересечь тихую площадь. Я быстро догнал его и сказал ему в спину:
- Извините, можно вас на минуту?
- Да, да? – остановившись, обернулся он.
Несколько секунд мы молча рассматривали друг друга. Наверное, я рассматривал его на пару секунд дольше, потому что он не выдержал и сказал:
- Слушаю вас! Что вам угодно?
- Заранее извините, если это покажется вам странным, - невольно подхватил я его учтивый тон, вглядываясь в слишком правильные черты лица, - но тут такое необычное дело…
- Вы, наверное, хотите денег? – ровным голосом поинтересовался мужчина.
- Нет, ну что вы! – смутился я. - Разве я похож на бродягу?!
- Совершенно не похож! – согласился мужчина. - Тогда что же вы хотите?
- Ради бога извините, но это дело касается, возможно, и вас, и я подумал, что это будет вам интересно, потому и решил вас побеспокоить! – торопливо излагал я, не зная, как перейти от тумана к ясности.
- Вот как? Значит, ваше дело касается коммерции? – подозрительно спросил мужчина.
- Абсолютно не касается! – горячо заверил я.
- Что ж, тогда давайте где-нибудь присядем, и я вас внимательно выслушаю! - неожиданно легко согласился мужчина, и я, облегченно вздохнув, направился вслед за ним к ближайшей скамье.
- Ну? И что же у вас за дело? – глядя на меня, спросил он, как только мы уселись.
- Дело в том, что я ехал в той же маршрутке, что и вы, - начал я.
Мужчина удивленно приподнял брови.
- И что с того?
- А то, что вам позвонили, и вы во время разговора сказали одну фразу…
- Ах, вот вы о чем! – перебил меня мужчина. - Признаться, я и сам терпеть не могу телефонные разговоры на людях. Это полная бестактность. Надеюсь, прилюдные разговоры по телефону когда-нибудь запретят наравне с курением в общественных местах. Прошу прощения, если доставил вам неудобство. Так получилось. Еще раз прошу извинить. Это все? – добавил он, явно теряя ко мне интерес.
- Вы меня не поняли! – заторопился я. - Дело вовсе не в этом! Нынче все вокруг говорят, и здесь ничего не поделаешь!
- Тогда в чем? – приподнял брови мужчина.
- Вы сказали: “Я уже давно ни во что не верю и ни на что не надеюсь” Скажите, вы это сами придумали или где-то прочитали?
Я выпалил эти слова и сразу почувствовал, каким глупым должен показаться мужчине мой вопрос и каким назойливым дураком я сам. Мужчина, однако, смотрел на меня без осуждения, а скорее со спокойным удивлением.
- Так и сказал?
- Да, именно так.
Мужчина помолчал, а затем произнес:
- По правде говоря, я не совсем понимаю, чем вас могли удивить эти слова. Лично я не вижу в них ничего особенного. Именно так, по моему мнению, и должен рассуждать умудренный жизнью человек. Во всяком случае, я с этим вполне согласен и считаю, что мог, как вы выразились, придумать это сам. Хотя и мог где-то прочитать.
Мужчина говорил внушительно и доброжелательно, как всякий культурный человек, к которому на улице прицепился возбужденный прохожий. Окончив говорить, он остался сидеть, повернувшись вполоборота и глядя на меня в упор, словно предлагая непременно с ним согласиться.
И тогда я сказал:
- Все правильно. Только после этого вы сказали то, что знаю я один. Во всяком случае, так я считал до нашей встречи.
- Да? – улыбнулся мужчина. - И что же такого гениального я сказал?
- Вы сказали: “Только не надо мне говорить, что я сплю и обречен” – так же внушительно произнес я и, в свою очередь, уставился на него в упор.
- Неужели я мог такое сказать? – улыбнулся мужчина. - Но ведь это бессмыслица какая-то!
Глаза его насмешливо прищурились, но вместо того, чтобы попытаться избавиться от меня, он уселся удобнее. И тогда я рубанул со всего плеча, не заботясь, что он обо мне подумает:
- Скажите, вам приходилось поднимать с земли обгоревший кусок газеты?
- С объявлениями? – ничуть не удивившись, живо откликнулся мой собеседник.
- Да! – почти выкрикнул я.
- Приблизительно пятнадцать сантиметров на пятнадцать с наполовину обгоревшими краями?
- Да!! – почти завопил я.
- Нет.
- Что - нет?! – опешил я.
- Нет – это значит, не приходилось.
- Но откуда же вы знаете…
- Угадал.
- Но ведь это невозможно угадать!
- Значит, возможно.
И, глядя на мое лицо с отвисшей челюстью, добавил:
- Успокойтесь. Я понимаю, о чем вы говорите. Но мне ЭТО было доставлено другим способом.
- Каким? – тут же щелкнул я челюстью.
- Неважно. Не в этом дело.
- А в чем? – снова лязгнула растерянная кость.
- В том, что вы хотите узнать.
- Но я ничего не хочу узнать!
- Я и сам поначалу так думал, - невозмутимо откликнулся мужчина.
- Слушайте, я ничего не понимаю! – взмолился я. - Кому и зачем я потребовался? Чего от меня хотят? Что я должен делать?
- Ждать.
- Чего ждать?
- Не чего, а что: знаки.
- Какие такие знаки?
- Для каждого они свои.
- А вы сами тоже ждете?
- В некотором смысле.
- Давно?
- Достаточно давно, чтобы перестать от этого переживать.
- Слушайте, зачем вы говорите загадками?! Я же вижу, что вы имеете опыт в этом деле! Неужели нельзя мне все толком объяснить?
- Толком вам никто и ничего не объяснит.
- Но почему?
- Потому, что в этом деле нету толка.
- Как – нету толка?
- Нету толка в том смысле, как вы привыкли его понимать.
- Черт знает что! Но ведь это же бред какой-то! Если нету толка - зачем же морочить людям голову?!
- Чего вы так волнуетесь? У вас что-нибудь болит? На вас показывают пальцем? Вас выгоняют из дому?
- Пока нет, но все впереди!
- Успокойтесь, впереди у вас нечто другое.
- Что?
- Придет время – узнаете.
Отчаявшись разорвать завесу тайны, я, выставив локти, обрушил спину на колени, понурил голову и замолчал. Ситуация запуталась еще больше. Вроде бы есть у кого спросить, а яснее не стало. Одно из двух: или он сам ничего не знает, или запутывает меня умышленно. Дипломат хренов.
Я сказал:
- У меня масса вопросов. Я так надеялся, что вы мне на них ответите…
- Отвечу, но не сегодня. Кстати, вы говорили кому-нибудь о том, что с вами случилось?
- Нет.
- Правильно. Советую вам не делать этого. Иначе вас ждут неприятности с обеих сторон.
Сказав это, мужчина встал.
- Вы мне нравитесь, но, к сожалению, я должен вас покинуть. Дела. Надеюсь, мы еще увидимся. На всякий случай, вот вам моя визитка. Звоните.
Он вынул из нагрудного кармана и протянул мне визитку, затем протянул руку, крепко пожал мою и не спеша удалился. Я стоял, держа визитку в руке и глядя ему вслед, неудовлетворенный и расстроенный. Когда его представительная фигура исчезла за углом, я поднес визитку к глазам. Это был обычный на вид кусок тисненого картона. У левого его края располагался логотип в виде длинного красного кувшина с двумя ручками. Середину кувшина опоясывала белая лента с вытесненными на ней черными фигурками и непонятными знаками. В центре визитки черным по белому было написано - Иванов Виктор Владимирович, АНТИКВАР. Ниже указан номер телефона: 777-0-666. Все.
Я пожал плечами, достал бумажник и сунул туда визитку. Что ж: Иванов, так Иванов, антиквар, так антиквар. Как-никак, собрат по несчастью. И на том спасибо. Я еще раз пожал плечами, что соответствовало ответу компьютера: «На ваш запрос найдено ноль файлов», и двинулся ловить маршрутку, чтобы продолжить путь к рабочему месту.
9
Вот вам простой вопрос: чем один человек отличается от другого? Полом? Ростом? Весом? Лицом? Запахом? Зарплатой? Способностями? Мобильником? Ловкостью рук? И да, и нет, ибо всё перечисленное можно как приобрести, так и утратить. Потому что, кто обладает состоянием – должен опасаться. Влиянием – скрываться. Если у кого счастье - то обманчивое. Если талант - то посмертный. Изворотливый когда-нибудь застрянет, красота когда-нибудь завянет, сила когда-нибудь угаснет. И каждый когда-нибудь, да опечалится. Потому что все живущие рано или поздно сравняются.
Главное отличие - это мегабайты нашего серого веществе, которые всегда при нас и крутят нами, как запахи собачим носом. Их количество и качество и есть наша настоящая цена, которая никогда, к сожалению, не совпадает с рыночной. Вот я, например, в данный момент ст0ю никак не меньше миллиона долларов. А кто об этом знает, кроме антиквара Иванова? Никто. Обидно, черт возьми. Приблизительно так думал я, сидя спиной к водителю и глядя, как быстрые серые тени набегают на неподвижные лица моих новых соседей по маршрутке.
"Что знают эти люди? – думал я. - Только то, что видят их глаза и слышат их уши. Заглянуть внутрь себя они не способны. Что для них есть истина? Только то, что диктует им прямолинейная логика городской кухни. Логика кривых миров им недоступна. Что они могут? Заигрывать с гравитацией, кокетничать с законом Архимеда, насиловать трение, презирать инерцию? Самодовольные невежды! Если бы они знали то, что знаю я!"
Неразбавленный весенний аромат скользнул через приспущенное стекло водителя и опьянил меня. Гордыня вдруг овладела мной. Вырастая в плечах, я смотрел на случайных попутчиков, как адвокат смотрит на клиента, врач - на пациента, чиновник - на просителя, кандидат – на избирателя, вор – на фраера. "Если бы они знали то, что знаю я!" – распухая от важности, обращал я в условный капитал мои недавние страхи.
"Все-таки, скользкий тип этот Иванов, - утешив самолюбие, вернулся я к подробностям чудесной встречи, - Ничего конкретного. Сплошной туман. Только и сказал: "Жди, сам все узнаешь". А между прочим, знал про меня то, что не должен был знать!" - массировал я свое недовольство, растирая и пощипывая. - Что-то я не заметил, чтобы он мне обрадовался. Или он таких, как я каждый день встречает? Да и признался подозрительно быстро. А ведь мог поднять на смех и культурно свалить. И лицо у него слишком правильное. Не наше лицо. И ушел быстро. Вот я, например: если бы ко мне подвалил такой же бедолага, как я сам – неужто бы я стал торопиться по делам? Неужто бы не отвел душу? Нет, конечно, он в курсе, вопросов нет. Но уж больно деловой. Подумаешь - антиквар хренов!" - брюзжал я, как бывший член Политбюро в доме престарелых.
И все же польза от встречи была. И немалая. Взять хотя бы факт наличия сообщника. Еще утром я и мечтать о нем не мог. И вдруг - нате вам! Сообщник собственной персоной! C такой же бедой, но жив, здоров и прекрасно выглядит! Опять же, если есть один, значит, есть и другие! А в компании и сам черт не страшен! Значит, живем! Это ли не главное утешение? А в остальном, рано или поздно, разберемся. Надо ждать – будем ждать.
Так думал я, пока мы ехали. Мы ехали – я думал. Телефоны молчали, и я своими думами наполнил салон по самый люк. Устав думать, я скосил глаза в окно. За окном завилял город. Манекены в витринах оживились, протянули ко мне руки и закрутили головами вслед. Одноэтажная коммерция – распродажная девка в цветах яркой помады и с запахом чужого успеха – спешила попасть на глаза. Это город. Территория сердечного согласия выхлопной трубы и флакона духов. Место нежданных встреч и утомительных расставаний. Лабиринт капризов и канализация желаний. Скороварка чувств. Микроволновка отношений. Духовка разочарований. Мясорубка дней. Кухня нашей жизни. Это город.
"Э-э! Да ты, брат, никак, философом стал!" – похлопал я себя по плечу.
Не успел я, однако, подивиться проклюнувшей наклонности, как в моем кармане впервые за утро зажужжал телефон. Я извлек его на свет божий и подобрался. Народ изобразил равнодушие.
- Алле-у! – громко представился я и стал слушать секретаршу Светочку, которая без точек и запятых принялась жаловаться, что без меня им не заработать всех денег. Я слушал, отставив трубку, поводя глазами и кривя рот в ее сторону, всем видом показывая почтенной публике, с кем приходится работать.
- Между прочим, на свете есть вещи поважнее денег! – покончив с контактом, внушительно довел я до сведения глазеющей общественности, после чего приказал: - Шеф, тормози!
Шеф затормозил, я приехал.
Что-то со мной произошло. Я никогда не вел себя на людях так развязно.
10
"Сколько событий за одно утро", - подумал я, подходя к двери, ведущей в здание, где располагалась моя контора.
Всякий, кто открывал эту дверь, сразу понимал, что это не простая дверь, а бизнес-дверь. И, открыв ее, попадал не просто в вестибюль, а в бизнес-вестибюль. Отмерив десять ступенек вверх, он проходил мимо бизнес-мордоворота из охраны. Навстречу ему следовали не просто мужики и гражданки, а бизнесмены и бизнес-леди, потому что это вам не какая-нибудь безымянная недвижимость, а бизнес-центр. Здесь на всём, от плинтусов до тугих воротничков и накладных ресниц, лежала печать евроремонта. Ковролин глушил шаги, ритуал принуждал к улыбке, переговоры затачивали манеры. Деньги, как перелетные птицы, останавливались здесь на отдых. Некоторые задерживались. Остальные летели дальше.
Среди стойкого запаха кофе я проследовал к себе на четвертый этаж. Было около одиннадцати. Я, конечно, опоздал, но для грусти не было причин, поскольку служил я руководителем группы и мог себе позволить небольшое отклонение в рамках рабочего дня. И потом, какая грусть, если я был наполнен новым содержанием минимум на миллион долларов! Откровенно говоря, что я вообще здесь делаю?!
"А ведь и правда – сколько событий за одно утро!" – снова подумал я, открывая дверь комнаты, где должны были находиться мои подчиненные Саня, Ваня и Маня – простые русские ребята с древними греко-еврейскими никами. И они там находились. Все трое. Они сидели вокруг стола и в мою сторону даже ухом не повели. Возможно, пили чай и увлеклись.
- Привет! – сказал я, снимая куртку, - Как наши дела?
- …сотовая структура с колебательностью перпендикулярно поверхности существует на границе проявленности. При этом колебания различаются только фазой, и из них вдоль поверхности рождается протяженность, - сказал в ответ Ваня, глядя на Саню.
- Чегочегочего? – застыла на полпути к вешалке моя рука с курткой.
- Колебания сот есть проявление того, что мы логически воспринимаем как время, а протяженность воспринимается нами как эмпирическое пространство, - добавил Ваня, не обращая на меня внимания.
Наступило молчание. Нащупывая пальцами крючок вешалки, я смотрел на компанию, пытаясь разглядеть на столе что-нибудь книгообразное, откуда бы Ваня мог зачерпнуть эти чуднЫе слова. Вряд ли он сам понял даже миллионную часть того, что сказал. Так же, кстати, как и я. Потому что это был Ваня, любимыми выражениями которого были «Не держите меня за папуаса!» и «Вот тут-то мы их и оденем в лапти!» Но с какой стати Ивану понадобилось биться головой о гранит науки? Ему, простому менеджеру торговой компании?
В этот момент подал голос Саня, интеллектуальный близнец Вани:
- Вы правы, коллега. Ваши представления особенно репродуктивны при переходе в атемпоральную плоскость анализа. Ведь тогда срез описываемой вами структуры будет проходить по темпоральным оболочкам хроноквантовых континуумов, связанных в единую жесткую последовательность механизмами усиления квантовой макрозапутанности.
Все сказанное Cаня буквально не произнес, а пропел. Пропел то, что нормальному человеку даже прочитать без запинки невозможно. Я сделал два шага по направлению к столу. На меня по-прежнему не обращали внимания.
- И тут мы в очередной раз возвращаемся к вопросу: что дает такая интерпретация для понимания физического смысла сингулярности артефакта биг-банга, - проворковала Маня.
- Вы тут чем, блин, без меня занимаетесь?!. - начал было я, но Ваня не дал мне закончить.
- Как мне думается, дело вовсе не в бесконечно большой массе, поскольку до биг-банга ее вообще не существовало, кстати, как и времени, потому что в момент минус ноль в данной области Хаоса не существовало локальности в принципе. Биг-банг и есть кавитационный хлопок локальности.
Тут я зачем-то встал на цыпочки и крадучись подошел вплотную к столу. Теперь все трое были мне хорошо видны. Ребята сидели прямо, положив расслабленные кулаки на край стола. Никаких книг на столе не было. Ваня не мигая смотрел на Саню, Саня – на Маню, Маня – на Ваню. Лица их были совершенно безучастны, взгляды неподвижны.
Я хотел тронуть Ваню за плечо и что-то сказать, но вдруг испугался и отступил от происходящего на шаг. Боже мой! Они что, сошли с ума?
- Уважаемый коллега! Если, как вы говорите, в протосингулярности не существовали масса и время, то можно предположить существование там бесконечного множества Вселенных более низкой размерности, и, следуя вашей логике, можно предположить, что всякая физическая величина рождается из сингулярности, когда материальные объекты физической реальности формируются через трансструктуру информационного диполя, - сказал Саня.
В этот момент дверь открылась, и в комнату с папкой в руке влетела непосредственная секретарша Светочка с ярким намерением что-то сообщить. Открыв для этого рот, она вдруг остолбенела, взгляд ее сделался бесконечным, и она громко провозгласила:
- И не забудьте, что все зависит от того, где находится точка восприятия и наблюдатель! В классической физике они находятся на дискретном полюсе – отсюда упор в величинность и воспроизводимость!
Далее терпеть это коллективное сумасшествие я уже не мог. Я почувствовал, что еще немного и тронусь сам. В отчаянном порыве я сделал единственное, что мог: оглушительно хлопнул в ладони и крикнул:
- Прекратить! Прекратить, я сказал!
Сумасшедшие на мгновение напряглись и… обмякли. Первой опомнилась Светочка.
- А, так вы уже пришли! Идите скорее, вас шеф зачем-то зовет!
И выскочила в коридор.
Мои ребята, как ни в чем не бывало, вставали из-за стола, превращаясь в себя, родимых.
- Только не надо держать нас за папуасов! – первым делом сказал Ваня.
- Вот тут-то мы их и оденем в лапти! – подхватил Саня.
- Мальчики, вы обедать идете? – проворковала Маня.
- Привет! Ну, что вы тут без меня заработали? – нервно рассмеялся я.
И мои подчиненные, глядя на меня, хором ответили:
- Между прочим, на свете есть вещи поважнее денег!
11
- Шеф, так мы того? На обед? – спросил-сказал бойкий Иван, большой любитель управлять событиями.
- Рановато будет, - собрал я переносицу в складку, а затем будто нехотя согласился, желая на самом деле поскорее остаться один. - Ну, да ладно, бог с вами.
Участники группового гипноза тут же исчезли за дверью, наполнив коридор молодыми удаляющимися голосами. Я подошел к окну.
"Подождет Хотябыч", - подумал я.
Хотябычем мы звали нашего директора за неумеренное употребление выражения "хотя бы". Рассеянно глядя в окно, я предался ставшему уже привычным делом процессу размышления.
"Что верно – то верно: есть вещи поважнее денег. Для меня, во всяком случае. Какие уж тут, к черту, деньги. Только успевай уворачиваться. Теперь вот этот очередной балаган. Интересно получается: с некоторых пор все, с кем я вольно или невольно общаюсь, оказываются, сами того не подозревая, участниками дурацкой пьесы. Хотя между нами есть разница: я знаю, что мы уже на сцене и на нас смотрят, они – нет. Надеюсь, это не причиняет им неудобство. Мне-то ясно, кто устроил этот цирк. Что ж, эффектно поставлено, спору нет. Только вот опять позволю себе дежурный вопрос: зачем? Если хотели повысить мой интеллектуальный уровень – зря старались: я ни слова из этой галиматьи не понял и уж тем более не запомнил. Хотя, конечно, какой-то смысл, какой-то знак эта сцена несет, как и все предыдущие. Ведь именно они, в конце концов, привели меня к антиквару Иванову. Значит, и эта куда-то ведет? Может, прав антиквар, и надо просто ждать и не задавать лишних вопросов? Но для чего и для кого тогда весь этот набор ученых слов?"
Я продолжал смотреть в окно, шевеля извилинами, как сведенными за спиной пальцами. Внезапно я насторожился. Мне вдруг показалось, что позади что-то происходит. Я резко обернулся. Никого. Все вещи были на своих местах, но выглядели словно неживые. Тишина стояла невероятная. Ни гудения дневных ламп, ни ровного гула воздуха в трубах вентиляции. Погасли мониторы, не работали компьютеры. Неожиданно стемнело. Я снова обернулся к окну. Небо, еще полминуты назад ясное и прозрачное, закрылось густой плотной тучей, от которой впору отрезать куски. Улица внизу опустела. Ни машин, ни прохожих. В парке через дорогу буйный ветер молча гнул к земле деревья, поливая их стеной дождя. В небе пару раз громыхнуло.
"Гроза? В апреле? Откуда она взялась?" – спросил я с наивным недоумением у самого себя.
Комната погрузилась во мрак. Я решил выглянуть в коридор и направился к двери. Но что за черт? Я шел, но дверь не приближалась. Я энергично двигал ногами, но ни один предмет вокруг не менял своего расположения. Я рвался вперед, и, тем не менее, оставался на месте! Не успел я по-настоящему испугаться, как мир вокруг меня вдруг снова стал прежним. Засияло солнце, мрак рассеялся, предметы ожили, заработали компьютеры. Зазвонил телефон. Я снял трубку.
- Ну, ты где пропадаешь? Я же тебя жду! Хотя бы позвонил! – услышал я голос Хотябыча.
Я совсем про него забыл.
- Иду, иду, Михал Семеныч! – торопливо ответил я и устремился на зов начальства.
Пробежав с десяток шагов по коридору, я влетел в приемную. Секретарша Светочка, увидев меня, напряглась.
- Ну, что же вы! Я же вам говорила!
- Конечно, конечно, Светуля! Конечно, говорила! Кстати, грозу видела?
- Какую грозу? Когда? – удивилась Светочка.
- Как когда? Только что! Ну, вы здесь совсем заработались! Некогда в окно выглянуть! – шутил я, направляясь в кабинет директора.
Светочка проводила меня подозрительным взглядом.
- Здравствуйте, Михал Семеныч! Вы уж меня извините, пожалуйста! Задержался на минутку! Слушаю вас внимательно! – растопырив руки, демонстрировал я свою вину.
- Какая минутка, Виктор! Ты на часы хотя бы изредка смотришь? Я уже пообедать успел! Где тебя черти носят?! Ты хотя бы предупреждай, когда уходишь! – по-свойски стал мордовать меня Хотябыч.
- Так ведь я… это… прибежал, и как только Света сказала - сразу к вам!
Я отвернул рукав и продемонстрировал часы.
- Вот, пожалуйста, одиннадцать двадцать! А я прибежал в одиннадцать! Задержался в одном месте. Пока с ребятами пообщался, то да се…
- Какие одиннадцать двадцать, Виктор?! Ты свои часы хотя бы иногда заводишь? Сейчас уже три часа дня! – взвился Хотябыч.
- Чегочегочего? – опешил я, - Какие три часа дня? Когда? Почему три часа? Вот же на моих – одиннадцать двадцать одна! Идут! – засуетился я, прикладывая часы к уху.
- Не знаю, что у тебя за часы, но, на всякий случай, выбрось их и купи новые! Деньги на новые хотя бы есть?
- Чего? Деньги? Есть! – машинально ответил я, глядя на часы, как баран на новые ворота.
- Вот и купи! А эти выбрось! Ладно, садись. Рассказывай, что у нас там с Подольским заводом!
- Три часа! Почему три часа? А у меня одиннадцать двадцать! Как же так? – бормотал я, нащупывая задницей стул и усаживаясь.
- Ну, ладно, ладно! Наверное, девушку молодую завел, вот и не замечаешь времени! - выговаривал добрый Хотябыч, приготовившись слушать.
Запинаясь и путая слова, я изложил ему ситуацию с заводом, куда мы через месяц должны были поставить вентиляционное оборудование. Хотябыч слушал, задавал вопросы, но я был рассеян и отвечал невпопад.
- Что-то ты сегодня не такой, как обычно. Случилось что? – спросил он, совсем как моя жена.
- Нет.
- Ладно. Не хочешь, не говори. Но за процессом хотя бы следи.
- Есть хотя бы следить за процессом! – вскочил я, пытаясь дурашливостью компенсировать нерасторопность.
- Давай, Виктор, действуй! – махнул директор рукой в сторону выхода, и я с облегчением выскочил из кабинета.
- Светочка, скажи, сколько на твоих золотых натикало? – первым делом спросил я у секретарши.
- Пятнадцать часов двадцать минут пополудни! – откликнулась Света.
Я вышел и тихонько закрыл за собой дверь.
Вернувшись к себе, я снова подошел к окну. За окном пылало солнце, неслись машины, кипела чужая жизнь. Я переставил время на своих часах. Пятнадцать двадцать одна. Где-то там, в голубой дали безвозвратно растворились четыре часа моей жизни. Кто украл мое время? Может, антиквар? А может, в суете странных событий я их просто не заметил? Ведь я и в правду с утра ни разу не взглянул на часы. В коридоре послышался шум, дверь открылась, и в комнату, огласив ее возбужденными голосами, вошли Ваня, Саня и Маня.
- Виктор Петрович, вы не представляете, в какую грозу мы попали! – с порога защебетала Маня, раскрывая зонтик и отставляя его в сторонку.
- Да, давненько я не видал такой грозы! – солидно подтвердил Саня.
- И между прочим, если бы не я, то народ бы промок насквозь! – подчеркну свою руководящую роль Ваня.
- Вы где были? – довольно грубо прервал я поток впечатлений.
- Как где? На обеде! Вы же сами разрешили! Немного задержались: грозу пережидали! Могли же промокнуть насквозь! – с некоторой укоризной доложил Ваня.
- Немного? До трех часов?
- До каких трех? – изумился Иван. Остальные округлили глаза.
- А сколько сейчас, по-вашему?
- Двенадцать часов пять минут, - первой сообщила Маня, вскинув к глазам запястье.
- Двенадцать ноль три, - сообщил Иван секундой позже, проделав то же самое.
- Да, точно, около двенадцати, - подхватил Саня, роясь в карманах в поисках трубки, которую использовал в качестве часов.
Я отогнул рукав и взглянул на часы. Двенадцать ноль четыре. Теперь пришла моя очередь изумляться. Да что же это такое? Как это понимать?
- Так ведь и я им говорил - одиннадцать двадцать, а они!.. - не сдержался вдруг я, но вовремя прикусил язык.
Ребята стояли у порога, словно ожидая прощения.
- Значит, это у меня неправильно идут. Бывает, - наконец сказал я.
В этот момент в комнату с папкой в руке вошла секретарша Светочка и сказала:
- А, так вы уже пришли! Идите скорее, вас шеф зачем-то зовет!
- Уже иду, - сказал я в сторону Светочки, а в сторону Ивана добавил: - Так. Ладно. За работу. Вернусь – расскажешь, что у нас с Подольским заводом делается.
Войдя вслед за Светочкой в приемную, я спросил ее, готовый в любой момент прикинуться дурачком:
- Светуля, сколько на твоих золотых натикало?
- Двенадцать часов восемь минут пополудни, - как ни в чем не бывало, отвечала Светочка.
Мне стало жарко. Кто-то из нас двоих точно больной на голову. Кто? Ну, конечно, я. Совсем больной. Зайдя в кабинет, я остановился у порога и на всякий случай сказал:
- Здравствуйте еще раз, Михал Семеныч!
- А-а! Виктор! Привет! Как дела? Проходи, садись, чего ты там встал?
Я прошел и сел.
- Как поживаешь? Личная жизнь как? Девушку молодую еще не завел? Ну и правильно! Жена прежде всего! Ну, давай, рассказывай, что у нас там! С чего начать? Ну, начни хотя бы с Подольского завода.
И я, путаясь и запинаясь, описал Хотябычу ВТОРОЙ РАЗ ЗА ДЕНЬ ситуацию с Подольским заводом, куда мы должны были через месяц поставить вентиляционное оборудование...