Эльпидифора Патермуфьевича Сосипатрова многочисленные друзья считали веселым человеком. На всех вечеринках и застольях он выглядел жизнерадостным и неунывающим. Шутил, смеялся, балагурил. Улыбка не сходила с его лица… боялась чего-то.
Но были странности - в какой-то период времени Сосипатров исчезал из торжеств. Ненадолго. Незаметно для всех. Почему-то никто не терял его, не искал, не беспокоился, хоть Эльпидифор был душой компании. Как будто он проваливался в иное время, которое мчалось туда, где все начиналось. Или туда, где не было конца. И там…не было веселья…никогда. “Пора…” – шептал мистически Патермуфьевич, удаляясь в свое мироздание, по пути видоизменяясь. Он замыкал, заключал себя в чудное одиночество в какой-то нелюдимой комнатенке, в тихом углу, на стуле и сознательно, старательно вгонял в депрессию. С силой гнал от себя остатки полусветлых мыслей и наполнял свое я мраком и пустотой - думал о смерти, о бренности бытия, человечества, всей вселенной. В эти моменты он ощущал себя счастливым. Истинным. Не таким, как на карнавалах и плясках среди людей - там он был петрушкой, дурашливым юродивым чудаком. И только наедине с собой, со своей темной стороной чувствовал себя востребованным, нужным для кого-то. Блаженствовал Патермуфьевич. Сосипаааааатров!!! Считал подобное состояние верным, настоящим, правдивым, а свои радости и смех - враньем, маской, шутовством. В своем черном мирке хотел бесконечно плакать. То ли от того, что обрел тайное знание, которое искал всю свою жизнь, и теперь счастлив, то ли от того, что плач - единственное возможное состояние здесь, на величественном троне-стуле. “Как же хорошо! Нет обмана. Все ясно. Восхитительно! Не хочу обратно. Буду упиваться своей депрессией вечно! Она сладостна. Она великолепна. Зачем мне быть другим???” – рыдал Эльпидифор, молясь неизвестным богам о спасении себя в бескрайних уравнениях бытия. Просил вечное во мнимом, упивался эфемерным в непоколебимом.
Но чудное путешествие почему-то заканчивалось, и сыночек Патермуфия, якобы насытившись своей чернью, утирая слезы, нехотя возвращался в мир людей, тоскуя о мимолетной экскурсии в святокрай. Он опять надевал маску весельчака. Вновь изображал жизнелюба и смехотворца.
Эльпидифор мечтал навсегда остаться в своем мире-депрессии. Но чего-то остерегался, кого-то боялся и поэтому выходил из сладостного уныния, обволакивающей меланхолии. Подпитывал себя лишь небольшими порциями блаженства, лимитировал свое благоухание в райском уголке. Получал удовольствие и убегал, оглядываясь по сторонам. Блаженство от депрессии и одновременно страх от подобного состояния мучили Эльпидифора Патермуфьевича Сосипатрова. “Как будто затягивает в болото…” – испуганно молвил он кому-то вдаль. Но с течением времени снова устремлялся в свое идеальное создание, в свой домик-приют-склеп, наполненный натуральным счастьем. Волновал себя мракобесием. Восседал на троне-стуле и чувствовал себя сверхсущностью, сверхматерией или галактическим божественным гало…и боялся, что повсюду его окружают черные дыры или вездесущее Ничто. Они враги. Они жалят и давят. И только философский метафизический стул-оберег спасает от этой гнетущей напасти. Он есть намоленная крепость. Святая обитель. Ковчег. Патермуфьевич верил в свое совершенство и главенство в границах трона, он чувствовал себя богом, единоначалием, несмотря на агрессию бесов вокруг.
Безобразный построенный мир людей давно опротивел Патермуфьевичу. Он им тяготился, мучился, но по-прежнему изображал из себя клоуна. Этакого беззаботного и искрящего радостью оптимиста. Причин подобного поведения на людях, в миру Эльпидифор не понимал, ведь его настоящая жизнь хранилась там, на стуле. Внутри своего пространства, наполненного мыслями о безысходности всего сущего. Только там он обретал уют и комфорт. Одиночество его лелеяло. Он не ощущал себя брошенным и забытым. Сосипатров был у себя дома и… ему нечего было терять.
И он очень удивился, когда в очередной раз, выбравшись из мира людей и снова заняв устойчивое расположение на любимом стуле, узрел около себя таких же бесполых существ, как и он, сидящих на тронах. Они были голые для кого-то или одетые для других. Огромное множество. Беспричинно существовавших или истинно назначенных. Все молчали и смотрели в свое я-инферно. Стояла потусторонняя тишина. Звука не было. А был ли он здесь когда-либо???
Изогнутые неизвестностью тела, искореженные непознанным руки и ноги восседавших, пустые их взгляды вначале испугали Эльпидифора. Однако, вскоре он почувствовал единение с ними, родственную структуру мыслей. Их объединяли общие законы бытия. Того, в котором они существовали. Где они созерцали свою красоту и прелесть мира, наполненного бесконечной благостной темнотой. Им нечего было терять. Они идеальны. Что могло поколебать их совершенное время? Что могло разрушить их мироустройство? Ничего. Что существовало за пределами их тронов? Ничего.
Лишь только блуждающее рядом Ничто и возникающие из Ниоткуда черные пропасти небытия неистовствовали. Они пытались свергнуть могущество фигурных существ на тронах, так как чувствовали, что соперники ближе к познанию Великой Истины, чем они…
А ведь когда-то было наоборот…