К рассвету утих уставший ветер. Напоследок раскатал по небу громадную тучу и упал без сил в ложе полей, любуясь кропотливой работой. Лазурная белизна, еще не подсвеченная солнцем, медленно присыхала к помутневшей от ласк ночи синеве. Молчали птицы, отгремели концерты цикад, холодный туман медленно наползал с сырых оврагов. Хотелось глубоко вдыхать в себя серость простора, а еще больше – молчать.
Причем молчать абсолютно. Не выдавая себя природе ни стуком сердца, ни движением глаз, ни теплом тела. Только так можно настигнуть ветер в густой траве безбрежных полей. Поймать его за холодную гриву и попросить рассказать секреты деревьев, которые он подслушивает в безлунные ночи. Страхи тополей, бахвальство дубов, мечты диких яблонь. Зачем? Просто так, просто так интересней жить. Это любопытней человеческих страхов, бахвальств и мечтаний.
Но я все еще дышу. Дышу слишком громко. Мне не удается подойти ближе, чем на дюжину шагов. Потом он слышит меня, бросает глядеть на гребешки лазури и торопливо взлетает, шелестя былинками и боком задев одинокий ясень. Дальше его путь можно проследить только по ряби на тонком покрывале неба, спешно сгущающегося к шее горизонта в виде искривленного стального ножика, острым кончиком вонзившегося в далекий сосновый бор.
Испугавшийся горизонт обязательно выпустит из заточения солнце. Оно взойдет над землей рыжим веселым псом, разбудившим своим видом всю пернатую живность. Ветер удовлетворится этим и умчится смущать лесное озеро. Хлынет тепло, прижав к траве змеящийся туман. Новый день пришел. Прощай, шепот ночи. Прощай, молчание сумерек.
Я иду домой. Я рад, что не поймал ветер за холодную гриву. Никакие тайны не стоят вечной тишины.