Стоял чудесный апрельский полдень – не жаркий и не холодный, полный птичьего щебета, неба, солнца и свежей зелени, только начавшей пробиваться после зимы.
Старый дом с желтыми ставнями и просевшей крышей возвышался над малинником в углу сада, спускавшегося к реке, за которой были луга, овраги, вереница холмов, пасека Зосимы Чудноглаза и Бескрайний Лес, шедший аж до самого Гребня.
Каждому понятно, что у леса не может не быть краев. Но этот был настолько велик, что до них никто никогда не хаживал. Кроме, может быть, Ревки Кудла, местного браконьера, да загадочной старой ведьмы, жившей меж трех холмов ниже по течению реки. Говорили, благодаря этому она всегда знала, что происходит в деревне – река нашептывала ей новости по ночам, а ведь от воды ничего не спрячешь.
Несмотря на весеннюю благодать, в доме с желтыми ставнями в то утро творилось что-то неладное. А именно, тетушка Ущипнулла упорно отказывалась вставать. Всю ночь ей снились невиданные кошмары, в которых козы забирались на крыши домов и бросались оттуда на людей, стараясь забодать их рогами. Этот кошмар совершенно измотал тетушку, она не выспалась, обиделась на весь свет и вообще была в дурном расположении духа – как всякий нормальный человек, которого всю ночь бодала коза.
Бабушка Прищемилла испытала все известные средства, пытаясь поднять с постели свою дочурку, – щекотала ей пером пятки, колотила по горшку поварешкой, хлопала дверями по всему дому, громко пела над ухом Знаменитую Праздничную Песню, от которой просыпались даже медведи зимой, но так ничего и не добилась. Оставался один, ужасный, запрещенный в большинстве стран способ – выплеснуть на спящего ковш холодной воды (после этого нужно мгновенно смыться, чтобы не получить тумаков – помните об этом). Бабушка как раз перестала петь, вздохнула и пошла за водой во двор, когда раздался этот ужасный звук. Казалось, целая стая обезумевших ворон забралась под жестяное корыто и устроила заварушку.
«КАРР!!! КХРР!!! АХРР!!!» – разносилось по всему саду снова и снова.
Тетушка Ущипнулла, забыв про свою обиду на весь мир, вскочила как ужаленная с постели и выбежала в одной рубашке на покосившееся крыльцо, чуть не сбив шедшую с ковшом воды бабушку Прищемиллу, которая была глуховата. Конечно, бабушка услышала что-то там, но решила, что шумит в ее собственной голове и не обратила внимания на все эти «карр» и «кхрр».
– Что там происходит?! – вскричала тетушка Ущипнулла, обращаясь к яблоням, сараю и синему-пресинему небу. – Неужели все, что я видела во сне – правда?! И на пошли войной козы?!
Она впилась взглядом в крышу сарая, стараясь рассмотреть на ней взбесившихся злобных тварей. Но те то ли искусно прятались, то ли придумали еще какую-то хитрость (ужасно изворотливые животные!) – крыша была пуста. Единственным подозрительным объектом на ней был большой разноцветный кот, гревшийся на солнце, поднявший голову и нетерпеливо бивший хвостом о кровлю. Он вообще не одобрял беготню и шум, бабушкины песни и всякий ор (если только орал не сам).
Тут снова протяжно и очень громко раздалось: «КАРР-Х!!!»
Не выдержав, кот вскочил и метнулся с крыши с завидным для толстяка проворством. Отметим, что хозяйки дома очень любили своего котика и кормили его шесть раз в день и два раза ночью, отчего он сначала перестал пролазить в кошачий люк во входной двери, затем проходить в форточку и вот-вот готов был потребовать собственные ключи, чтобы попадать внутрь как всякий приличный домовладелец.
Тетушка Ущипнулла все стояла, в ужасе округлив глаза, не решаясь сойти с крыльца, и гадала, кто мог так шуметь. Тут что-то врезалось в нее сзади, так что она вскрикнула от испуга. Оказалось, бабушка Прищемилла принесла ей тапочки, чтобы у нее не простыли ноги – она всегда заботилась о дочурке, хотя та сама была уже дамой солидных лет. Недавно ей исполнилось сорок пять.
«КАРР-Х!!!»
Бросив на крыльцо тапочки и не останавливаясь, будто маленький закутанный в юбки танк, бабушка проследовала к деревьям на берегу, под которыми, похоже, происходило что-то невероятное. Она уже догадалась, что шумит не у нее в голове, поэтому ей захотелось срочно узнать причину, ведь с шумом происходят самые интересные в мире вещи, о которых потом можно рассказать подругам за чашкой чая. Бабушка Прищемилла очень любила чай, но еще больше – рассказывать новости вечерком на кухне или у очага в трактире, где собирались все деревенские. Что греха таить, бабушка обожала сплетни.
Тетушка Ущипнулла, вдев в тапки худые ноги, кинулась за матерью, безуспешно пытаясь ее догнать (как известно, старушки способны двигаться на второй космической скорости, если хотят первыми узнать новость).
Под раскидистой старой грушей, вот-вот собиравшейся зацвести, лежал невиданного размера ворон. Размером с молодого бычка он был совершенно черным, если не считать алого пятна под крылом, из которого торчала толстая стрела с таким же черным как у ворона опереньем.
Птица дернула головой. Огромный клюв оставил на земле борозду.
– КАРР-Х…
Тетушка Ущипнулла во все глаза уставилась на пришельца, не в силах выдавить из себя ни звука. Увиденное казалось ей куда ужаснее сбрендивших коз и вообще всего, что ее пугало, а уж чего она только не боялась – и темноты, и летучих мышей, и скрипов на чердаке. Но такого чудища она не могла себе представить.
Тетушка прикусила губу и тихо позвала бабушку, как делала в трудные моменты с самого детства, когда бабушка была еще мамой, а она сама никакой не тетушкой, а долговязой-врединой-Плоскошляп-с-Картофельной улицы.
Бабушка Прищемилла ничего не сказала, только вздохнула и пошла к речной отмели, которой кончался сад. Ворон явно прощался с жизнью, а это не такая уж хорошая история для вечернего разговора за чашкой чая.
Стоило бабушке отойти, ворон снова дернулся, но уже без звука, посмотрел ей вслед и опустил голову. Взъерошенные перья вокруг шеи начали оседать.
Тетушка Ущипнулла так и стояла, открыв от удивления рот, а когда вспомнила про бабушку Прищемиллу и поискала ее глазами, то увидела, что та стоит у самой реки с белым кружевным свертком в руках. Кружева тетушка, сама не своя до нарядов и украшений, могла бы различить даже на Луне без всякого дурацкого телескопа – так она их любила.
Сверток в руках у бабушки тихо пискнул.