Немец стреляет на ходу. Точность при таком огне нулевая, но наводку он мне сбил. Ведь знаю, что не стоит реагировать, но нервы, нервы! Мой снаряд проносится за его кормой.
- Бронебойным.
Сайдулаев ползёт с бронебойным снарядом. Жестовских безуспешно пытается встать на ноги. Иду на ватных, неверных ногах, забираю у Сайдулаева снаряд. Попасть в казённик, Запереть замок. Теперь к панораме.
Вёрткий танк скрывается за подбитым собратом.
Из открытых люков того, начинает бить струя пламени; снаряды детонируют и башня, перевернувшись в воздухе, падает на землю метрах в пяти.
Горящий танк, дающий много чадного дыма, становится великолепным прикрытием для второй машины. Я не вижу цели.
Но и противник меня не видит. Он должен хоть чуть-чуть выехать вперёд, чтобы достать моё орудие. Только вот тогда танк, сам станет мишенью.
Ну же, где ты?!
«Оживает» второе орудие. Старшина очухался, и по-прежнему зажимая лицо рукой, энергично руководит расчётом, сдвигающим станины пушки. Что это? Бегство? Не похоже. Видимо, опытный артиллерист сам хочет выйти на позицию для флангового огня.
Набежавший порыв ветра на секунду изменил направление дыма, маскирующего моего врага. Я успел разглядеть угловатые очертания железного врага. Мгновение на доводку прицела.
Выстрел!
Сквозь вновь закрывший врага дым ничего не видно.
Удар лёгкого 37-мм осколочного снаряда поднимает землю метрах в семи слева от орудия. Меня бросает на казённик; дыхание перехватывает от острой боли в рёбрах.
Враг тоже не попал, но даже лёгкий осколочный снаряд способен натворить дел, ударив рядом с целью..
Выстрел!
Старшина всё-таки выкатил своё орудие на нужную позицию. Танк на моих глазах попятилась назад. Орудие в пробитой башне замолчало. Я тоже не оплошал.
Шипя от боли, разворачиваюсь лицом к атакующим бронетранспортёрам.
Один бронированный транспорт, встал с перебитой гранатой гусеницей, второй спешно отползает, выходя из-под огня уцелевшей сорокапятки. За ним короткими перебежками отступают фрицы. Финальную точку в схватке, ставит выстрел старшины, поджигающий «разутый» бронетранспортёр. Тот, задымил, потом разгорелся, внутри стали рваться пулемётные патроны. Они пробивали противопульную броню в разных направлениях и несут опасность в первую очередь гитлеровцам.
Загорелись и передние колёса. Жирным дымом, прикрывая отход врага.
Отбились.
Только командир полка так не считал. Две роты бежали плотным строем вперёд. Плевать. Сейчас меня интересовал только мой расчёт. Сивков со стенаниями, густо разбавленными матом, вылез почему-то из воронки перед орудием. Сайдулаев, постанывал лёжа на животе. Одну полу шинели ему оторвало. Галифе на заднице пропитались кровью. Перевязать нужно бы, только сил нет. Жестовских делал попытки хотя бы сесть, но всё время заваливался на бок. Контужен. В прочем, контужены были все.
Я сидел на станине, прислонившись к колесу. Иголки в голове слепили в мозгу туман. Мыслям приходилось пробиваться через этот туман. Восприятие внешнего мира шло как бы рывками. Одна картинка, без всякой связи с предыдущей, следующая.
Вот Сивков, что- то говорит.
- Так дождь лил, а земля, всего на два штыка промокла.
О чём он?
Он протянул мне перевязочный пакет.
- Не нужно, я не ранен.
- На шее кровь.
Пощупал.
- Царапина, Сайдулаева перевязать нужно.
Сивков кивнул, но с места не двинулся. Через минуту бросает бинт Сайдулаеву.
- Хан, заткни лишнюю дырку. Так, ты, к концу войны без седалища останешься.
Одновременно с упряжкой, у орудия спешились два всадника.
- Молодца, артиллеристы – похвалил командир полка.
Поднимаясь на ноги, резкая боль резанула в груди, даже ноги на мгновенье подогнулись.
- Командир орудия, младший сержант Колобов, - заплетающимся языком доложил.
- Вижу, всё вижу. Голубчики мои, пехоту нужно поддержать. Пулемёты держат. Давайте, голубчики, нужно, очень нужно. Сейчас вся медицина на вас сработает, что ещё нужно?
- Товарищ майор, старшина Литовченко.
Когда он приковылял, я не заметил. Правая сторона лица сплошной кровоподтёк. Кроваво-красный белок глаза, делал его лицо зловещим. Здорово его приложило о панораму.
Капитан-военврач, уже командовал двумя фельдшерами. Сайдулаеву спустили до колен штаны, обрабатывали осколочную рану.
- Что нужно, старшина, чтоб через десять минут, занять позицию и открыть огонь?
- Пару отделений, чтоб выкатить пушки на дорогу и занять новую позицию, троих бойцов поздоровее, в расчёт. Одно орудие укомплектуем, у второго всё равно прицел разбит. - Он потрогал, начавшее опухать лицо.
- Справимся, Тимофеич?
Мне туго бинтовал грудь здоровенный фельдшер. Удар об станину, сломал рёбра. Если глубоко не вдыхать и не шевелиться, жить можно было.
- Справимся.
Покончив с грудью, медик стал обрабатывать шею.
- Повезло тебе сержант. Голову могло срезать.
За его спиной, обходя горящие танки, скользила по мокрой земле стрелковая рота. Понятно. Обходят немцев с фланга.
Пока ждали пехоту, Шитов нашёл мою каску. Ремешок срезан, задней правой стороны нет и трещина почти через всю каску.
- Ну и везунок ты, сержант!
Конечно, повезло, только мне сейчас всё равно. Лечь бы, полежать.
Вместо этого, пришлось осаживать слишком рьяных пехотинцев.
- Легче, лошадям ноги сломаете, легче, говорю.
С обратного склона пригорка, открылась хорошо подготовленная линия обороны. На флангах с полу врытых бронетранспортёров били станковые пулемёты. Наши залегли, там, куда они не доставали.
Интересно, а без нас они до второго Пришествия лежать собираются.
Как вообще, их учили воевать. Почему короткими перебежками, два крайних, два средних, не сближаются. Ладно, миномётчики идут с другой колонной, но где снайпера, которые обязаны выбить вражьих пулемётчиков.
Отец несколько лет потратил, написав «Наставление по снайперской подготовке в РККА», чтоб в штат каждого взвода включили двух снайперов.
Только из кармана готовых снайперов не достанешь, их готовить нужно было, для этого «Наставление» и писалось. Значит, готовили на бумаге, а теперь ждут, пока кто-нибудь выручит. Артиллерия или авиация. Кто-нибудь!
Двое калек….
Ёлы-палы. Цифры из арт. таблиц, которые я заучивал наизусть, никак не извлекались из головы. Иголки и чёрный туман в голове, кроме досады и обиды не пропускал ничего, что нужно было сейчас, и немедленно.
Нащупал в кармане гимнастёрки блокнот наводчика.
- Вот для чего он нужен!
Когда сил нет думать.
Орудие развернули прямо на дороге. Старшина встал за заряжающего, но откуда бьют миномётчики углядел.
- Видишь дымки вверх от залпов?
- Да, увидел.
- Давай с них начнём. Целься с перелётом, чтоб не поменяли позицию, раньше нашего накрытия.
Прямо на пушечном щите мелом сделал необходимые расчёты,
- Сейчас, попросим.
Осколочным. Выстрел!
- Откат нормальный.
Крутить маховики наводки старался одними пальцами, иначе боль в груди сильно отвлекала.
Засёк разрыв, высчитал поправку,
- Ещё попросим вежливо.
Осколочным. Выстрел.
Есть накрытие. Ещё пяток снарядов, для гарантии.
Пехота зашевелилась, немецкие станкачи, тоже.
Начнём с правого.
Довернуть орудие.
Выстрел. Поправка, выстрел, поправка, выстрел. Есть!
- Попросим, голубчиков.
Доворот орудия влево. Выстрел, поправка, выстрел. С левым никак не получалось, зато, когда попал, точно влепил в верхнюю часть бронетранспортёра.
Пехота рванулась вперёд, но метров через сто опять залегла под огнём пяти ручных пулемётов. Мы тоже потащились вперёд.
Два, мы погасили тремя снарядами. А тут справа фигурки и «Ура», без стрельбы «в штыки». Залёгшие поднялись и тоже вперёд. Немцы сломались. Они не бежали. Просто, бросая винтовки, вылезли из окопов с поднятыми руками.
Откинувшись на колесо, устроился на станине, так что бы рёбра поменьше болели. Старшина сидел напротив, прокатывая осколочный снаряд по красно-фиолетовой части лица.
- Чего плачешь, Тимофеич?
- Я не плачу.
- Аа-а.
Он достал из кармана тряпицу, а из неё кусок сахара.
- На, похрусти.
Во рту сушь.
В голове изредка бу-мм в тумане и тогда иголки проткнувшие мозг стараются проткнуть череп насквозь.
Как больно…
Кто-то закатывает рукав, иголка колит руку.
- Встанем, встанем, вот молодец, шаг, ещё. Хорошо. Бойцы, помогите.
Лежи, поспишь - всё пройдёт.
Открываю пудовое веко.