Мариша в семье была дочкой младшенькой. В деревне не до нежностей, работали все от мала до велика, а младшим подчас доставалось ещё и от старших: иногда обзывалок и грубых подшучиваний, перекладываний обязанностей, а иногда и тумаков.
Из всех старших сестёр и братьев, ближе всех к ней располагалась Нюра, которая была старше на два года.
Время послевоенное, и с продуктами ещё не вполне хорошо, и с одёжкой не лучше, и только работы - всегда непочатый край от самого рассвета чуть ли не до полночи, особенно в пору летнюю.
Женихов мало, кого на фронте поубивало, а кто в подходящем возрасте, уж давно прибраны к рукам деревенскими красавицами да бойкими горожанками, часто наведывающими родственников не только из-за тяги к близким, но и куда из более интересных соображений.
Но и Нюра с Марьей были далеко не простушками, а одними из самых стройных да румяных и красивых в округе девиц. Вот только Нюра, будучи старшей, успела отбить у младшей всех кандидатов в мужья, поскольку Маньке и было-то всего неполных пятнадцать.
А вот старшей пришло время надеть платье подвенечное. Посватался к ней очень даже завидный жених из их колхоза, передовой шофёр и тракторист, бывший фронтовик.
Надо сказать, он давно уже часто бывал у них в гостях, и Маша тоже души в нём не чаяла. Да только молода она была для дел амурных. Но это им так только казалось, недалёким. Она уж давно видела сны, в которых ей приходил бравый кавалер на вороном коне.
Но это лирика, а жизнь жизнью. В один из дней осенних назначили играть свадьбу. Поставили во дворах столы со скамейками, заставили всякими закусками, не только из овощей и фруктов, но даже лапши, вареных гусей и кур, не говоря уж о большом количестве приготовленной по этому случаю кислушки (бражки). Время было, хотя ещё и послевоенное, но уже не голодное.
Первый день, как положено, отгуляли в доме у жениха, а на второй – все гости пришли в дом невесты.
Веселье было в самом разгаре, красавица Нюра в этот день была, как никогда, ещё боле красива, да и жених Василий смотрелся королём.
Вот только на Маню никто почти не обращал внимания. За молодостью лет её даже за общий гостевой стол не посадили, вместе с другими малолетками наспех покормили в закутке сеней, что у жениха, что теперь у себя дома хотели.
У неё была закадычная подружка Люся. Вместе выросли, вместе всю войну проработали в колхозном курятнике, вместе окончили шесть классов.
-Люська, давай-ка кислушки выпьем, - обратилась к ней Мариша, когда их посадили в сенцах откушать в честь торжества.
-Да боязно как-то, - усомнилась Люся.
-Да чего уж там, боязно. Сестрица замуж выходит. Смотри сколько её у нас, - она открыла чулан, в котором в ряд стояли фляги и бутыли с бражкой.
-И нам тоже, - пропищал Люськин братишка, лет двенадцати, тоже восседавший за столом вместе с ещё парой таких же соседских ребятишек.
-А вам я сейчас по лбу тресну, - деловито заявила Маня, - малы ещё. И чтоб молчали мне…
Она взяла ковш, открыв одну из фляг, зачерпнула оттуда мутной жижи. Выпили с Люсей по кружке, потом ещё по одной, ещё.
-Ох, полезли на крышу, - обратилась Маша к подруге.
-Зачем? – удивилась та.
-Плакать…
Мариша с Люсей залезли на не слишком покатую крышу дома плакать.
Внизу застолье было уже в самом разгаре. Давно уже то жалобно, то весело изливалась гармошка, и в тон ей голосили звонские женские голоса, а временами гости дружно принимались давать гопака, темпераментно и самозабвенно отстукивая ногами по земляному двору.
-О, пляшут, - укоризненно промолвила Марья. –У-тю-тю, му-тю-тю…
Все гуляющие, наплясавшись и напившись-напевшись во дворе, дружной толпой уже вывалили на сельскую улицу, начав праздничное шествие, чтобы порадовать своим счастьем и весельем всю округу.
-На днях спросила у неё платье свадебное примерить, - начала изливать подруге душу Мария. - Так знаешь, что она сказала? Знаешь что?
-Что? – поинтересовалась Люся, посматривая на товарку пьяненькими глазками.
-Сказала:"Рано тебе ещё. Будет своё, померишь".
-Жадина, - подтвердила Люся.
-А неделю назад попросила платок, который ей Васька подарил, сходить в нём на танцы в клуб, да пройтись только туда-обратно, будто я б там плясала, так она только фыркнула.
-Жадина, – вновь согласилась Люська.
-Сейчас я ей задам, расхрабрилась Маша. - Идёт, вона, в белом платье, довольная, меня даже за стол не посадили. А этот-то возле неё, как гусь лапчатый, фуражку нацепил. Ха, ещё с цветком.
Рядом с подружками лежала деревянная рюха для игры в «Клёк» или «Чижа», видимо случайно залетевшая на крышу.
Манька схватила деревянную чурку.
Компания как раз двинулась по улице. Под гармошку молодушки звонко пели, пританцовывая и махая платочками:
-Мой милёночек, дурак,
Не зовёт меня никак,
А я его, дурочка,
Что, ни слово – Шурочка…
Их, их, их…
-На горе стоит машина, да машина без колёс,.. - вторили им басистым и пьяным голосом мужики, приукрашая свои прибаутки смачными словцами.
-На горе растут цветочки, голубой да аленький,.. - не уступали им девки.
-Ну, сейчас я ей!.. - размахнулась Манька.
-Семёновна, какая модная,
Купила часики,
Сама голодная,.. - пропела подруга невесты, пританцовывающая рядом с молодыми, - их, их, их….
Манька изо всех сил запустила деревянную рюху в сестру.
-Их, их, их, - напевала подруга невесты, - их…и-и-и-и-и…»
Манька залепила «Чижом» ей прямо в глаз.
Толпа сразу и не заметила, отчего она протяжно запела, всё было под музыку.
Только потом увидели под глазом у девушки огромный синяк, когда она начала махать руками и громко ругаться:
-А-а-а! Б-л-*-д-и!...
Маньку-то с Люськой никто и не видел, они на крыше сидели. Досталось зевакам-пацанам, облепившим заборы.
Парни кинулись к ним, те, ничего не поняв - в рассыпную, кто-то даже словил по горбу попавшими под руки валяющимися на улице хворостинами.