Глава 34. Ночь

Манскова Ольга Витальевна
«Я отыщу тебя в последнем сне,
В ковчеге тьмы — там твой огонь хранится…»
(Владимир Леви)

     Пока Наталья и Сергей возвращались к стоянке, внезапно стемнело. Будто они резко перешли в другое пространственно-временное измерение. Конечно, в лесу, в низине, с обеих сторон от которой начинались крутым подъёмом горы, всегда темнее, чем у реки, на открытом пространстве. И всё же... Не настолько же.
    У костра сидел дядя Юра и доваривал кашу, сооружая для неё весьма хитрую поджарку из корешков, грибов и овощей. На лавочке, боком к костру, возлежал Николай.
   - А вот и ребятки пришли! Подсаживайтесь скорей к костру! Сейчас, дать, и ужин будет готов! Как работа? Идёт? – спросил Юра.
   - Не знаю. Идёт, наверное, - ответил Сергей растерянно. - Может, у меня какая-то личная отработка происходит. Или, по какой другой причине разные события мне показывают, из мировой истории. То в Египет древний заносит, то — в крестовый поход. А последнее время — фашистская Германия пошла... Вторая мировая.
  - А сейчас, дать, можешь туда? - спросил дядя Юра.
  - Не знаю... Хотите - попробую, - Сергей закрыл глаза. Все остальные тоже сосредоточились и молчали, уставившись в костёр. Через некоторое время, Сергей сказал тихо:
   - Вижу парад... На площади. Знамёна. Толпы людей. Я - в стороне, среди наблюдающих. Маршируют фашисты.
    - Это - последняя твоя отработка этой темы. Не зависай там. Возвращайся! И - отбрасывай тему прочь. Обдумай событие с точки зрения плюс: какой опыт можно вынести. И отпусти всё. Понял? - посоветовал дядя Юра.
   Сергей открыл глаза и чуть слышно произнёс:
   - Чувствую, что действительно, эти картины уже уходят. Больше меня с ними ничего не связывает... А знаете, кого я в этот раз там увидел? Парня с Поляны, Володю. Он там был, на площади… Во время фашистского марша. Совсем мальчишка, в толпе. И мы узнали друг друга.
   Все надолго замолчали. В лесу стало совсем тихо. Казалось, было слышно каждый, даже малейший, шорох.
   - А ты, Наталья? С тобой что происходит? Что, дать, тебе показывают? – спросил, нарушив тишину, Николай.
    - Так... Отдельные образы, видения... Никаких знаков, голосов, путешествий во времени - ничего такого. Да я просто совсем не контактёр. Даже не представляю, как это: вспомнить что-то из другой жизни, - смутилась Наталья. - А образы, которые посещают, ко мне лично не имеют никакого отношения, они очень странные...
   - Ты, дать, не унижай, не уничижай себя. Контактер - не контактер... Мы не на большой Поляне, где одни маститые контактёры, дать, собрались... Мы - люди простые – сказал дядя Юра. - Не идёт образов из прошлых воплощений, или чего-то, что можно за них принять - и ладно. Значит, быть может, что всё уже давно отболело и прошло, уже заплачено по кармическим долгам, или - дана тебе передышка. Зато, тебе идут самые глубинные образы, из самой Души Мира, как говорят. Они – те, что почти невыразимы словами... Мировое древо, например. Это ведь — совсем и не древо... Сама знаешь. Думаю, тебе идут образы, быть может, нашего будущего. Или - очень далёкого прошлого...
    - Да… Был образ дерева… Как вы догадались? – удивилась Наталья.
    - Телепатия, - прокомментировал Николай, - Он это может.
    Дядя Юра промолчал. Затем продолжил разговор, глядя в пламя костра. На этот раз, он сменил тему:
   - Кстати, дать, о большой Поляне. Тебе, наверное, говорили там, что всех надо любить и всем посылать энергию? Да, это замечательно: любить, дать, всех и всем открываться. Здесь ведь все свои, правда?
   Наталья молчала, внимательно слушая и сочтя, что вопрос не требует ответа.
   - И совсем забыли при этом добавить, - продолжал дядя Юра, - что, как только ты открываешься и начинаешь светиться, это вызывает в ответ вовсе не любовь, а агрессию окружающих… И они будут постоянно тебя обесточивать.
  -  А ещё, и многие сущности вокруг решают, что кушать подано. Кстати, и ты сама - тоже можешь войти в их меню, - добавил Николай.
  - Но… Говорят же, что они, ну, тёмные, так сказать, дохнут, если посылать им любовь и добро. И от энергий Магнита. Которые чистят пространство, - возразила Наталья.
  - Я тебе скажу так: энергию, необходимую для жизни, отдавать нельзя. Никому. Отдавать то, что самой нужно — не альтруизм, а дурость. Никто памятник тебе за это не поставит. А что происходит на Поляне? Там требуют высокой самоотдачи… Непонятно, для чего, - сказал Николай.
  - Кроме того, я полагаю, что энергия не бывает чёрная или белая, - добавил дядя Юра. - Любую энергию может употребить любая структура. И переработать. Почему некоторые люди очень любят толпы? Там подзарядиться можно. И недурно. Ты думаешь, что если только тонкие энергии посылать, то тёмные сущности тебя не тронут? Конечно, они предпочитают вынудить тебя производить более питательные для них эманации: скуку, боль, ненависть... Но кушают они всё. Разнообразные мохнатые структурки липнут к окружающим тебя людям, и через них тебя и кушают. Окружающие реагируют на твои энергии негативно, впитывая и ощущая их. И перерабатывают твои волны в низкие эманации. Самая малая среди которых - зависть. А эти эманации - пища для самых различных сущностей. Они одолевают некоторых людей. За которыми, в результате, их тянется целый шлейф… Те люди привлекут в Магнит всяких тварей, а "чёрной" при этом… сочтут тебя. Как же иначе?
    - Ты, дядя Юра, как всегда, молодёжь на ночь стращаешь? - засмеялся Николай. - Юра у нас, ребята, главный демонолог. Специально посвятил себя изучению всяких гадов.
   - Дать, Никола, понимаешь, на Поляне их учат, что нужно как можно больше отдать. И тогда в тебя ещё больше войдёт, больше будет тебе дано… Слышал я эти байки.
   - Ну, а что, это - неверно? - спросил Николай.
   - Понимаешь ли, при этом забывают сообщить, что при этой отдаче - ты, считай, что «засветился»... И на твоё сияние потом слетается всё, что ни попадя. А вокруг нас обретаются не только ангелы… Об этом, почему-то, наши "учителя" не упоминают.
   - Не упоминают, - подтвердил Николай. - Наверное, гадов тоже надо любить. Да? Какой-то особенной любовью.
   - Да, так и говорится. ВСЕМ надо посылать любовь. Им - тоже. Они, мол, от неё мрут... Только, какая там любовь, когда кровь в жилах стынет? Тут уж не до любви... Мочить их надо. Или хотя бы - смываться. На другой план сознания.
    Николай засмеялся:
    - Дядя Юра, а ты им - что посылаешь? При встрече?
    - Мне же, дать, довольно безобидные проходу не дают. Лешие там, русалки... Структурки всякие... Ну, вон, вроде тех, - и дядя Юра небрежно кивнул в сторону ближайших кустов...
   Около этих кустов явственно обозначилось несколько прозрачных долговязых структур с ручками-палочками.
    Наталья слегка поёжилась.
    - Это ты, дать, с непривычки, - заметил дядя Юра. - А вообще... Пока молоды - надо укреплять тело, сознание и дух. Совершенствовать энергоструктуру. Чтобы мочить гадов, дать. Чтобы не ты от них прятался - а они тебя боялись. А дух укрепляется любым целенаправленным действием. Тело - дыхательными упражнениями, движением и йогой. Сознание - размышлениями и правильными поступками. Вот так, дать, всё просто. Без всяких там "ключей к тайнам мироздания" и прочей чешуи.
   - Дядя Юра, я хочу с тобой ещё об одном поговорить. Чувствую – кажется, скоро изменения пойдут. Глобальные. Меня будто подготавливают к какому-то конкретному делу, решительному шагу. Что-то будет, - сказал Николай неуверенно.
   - А мы, дать, Никола, тоже здесь - не плюшки хаваем. Наготове сидим: только позови. Поработаем. Ну, а пока можно и кашки поесть. С грибками.
   - Подождите!  - вдруг воскликнул Сергей. - А как же Мандала? Поток? Его тоже могут поглощать и тёмные? Энергия же цвета не имеет? Ни чёрного, ни белого…
  - Ни цвета, ни вкуса, ни запаха, - шутливо подтвердил Николай. И вдруг, заговорил быстро, изменившимся голосом:
  - Мандала даёт в округе всплеск энергии. Спасение только в наличии запаса времени. У тёмных реакция замедленная. Они очень медлительны. И они могут использовать только ту энергию, которую человек пропустил через себя. Чистую космическую энергию им схватить не по зубам. Поток они не трогают. Но могут двигаться по созданному им проходу. Сюда, в наш мир: так же, как поток попадает к нам из высших сфер. При нападении они сначала  "замораживают" сознание людей, работающих с потоком, создавая на них свои собственные каналы, а затем выкидывают их на время в особый ментальный план иллюзий. Поток отключается в это время, а проход - нет. Создаётся возможность прохода в этот мир новых инфернальных существ. Поэтому, при работе с потоком или каналом его надо успеть вовремя закрыть. А после -  желательно даже уйти на время с этого места. Иначе, придётся вести астральные бои. И ещё вопрос, на чьей территории…
   - А как эти сущности создают свои каналы на людей, работающих в потоке? - спросила Наталья.
   - С помощью  одержания, конечно, - ответил Николай.
   Повисла гнетущая тишина. Не только Наталье, но и Сергею, стало не по себе.
  - Ой, о чем это я толковал сейчас? Свят-свят - свят... Что я такое сейчас нёс? – вдруг всполошился Николай.
    Все замерли. Тишина стала ещё напряжённей.
    - А я, дать, так скажу, - неожиданно врезался в застывшее молчание голос дяди Юры. - что самые, дать, страшные "тёмные" - это не те, которые нас пугают и щекочут… А всякие там, практически неприметные даже для видящих, такие облачка коричневые, с длинными отростками-щупальцами... Подобные во сне мне как-то вываливались. Они висят, дать, над городами и смотрят: как только человек подумал о чём-то плохом, или, дать, уныние его одолело — так они его хвать! Щупальцами-присосками. И держат. Кушают они именно это. Уныние, безысходность… А ещё, нагнетают это нужное им состояние. Ужесточают ситуацию. Высосут, дать, человека - а там и одержатели подоспели.
     - Чур меня, чур! Не пугай на ночь, дядя Юра! - замахал на него руками Николай.

     Вокруг костра Николы было уже совсем темно, непроглядно, когда лес неожиданно зашумел, будто бы взволновавшись. Зашелестели, перешёптываясь между собой, листья деревьев. Где-то  поблизости страшным голосом прокричала какая-то ночная птица.
  - Что, расслабились совсем уже, под чаёк и разговоры? А я вот что скажу: работать пора, - сказал, медленно вставая с лавочки, Николай. - Подождите здесь немного, сначала я схожу на Мандалу один.
   Он захватил с собой небольшую сумку, висевшую около лавочки на гвоздике, и коробку спичек. Освещая фонариком дорогу перед собой, Николай дошёл до Мандалы.
   Там он, посветив фонариком, достал из сумки, зажёг и поставил на каждый большой камень, по кругу, свечи. Затем  он вернулся к костру, положил фонарик и сумку на лавочку, и, посмотрев на всех, но не проронив больше ни слова, пошёл обратно. Оставшиеся у костра, на сговариваясь, встали и пошли следом. Затем все так же молча стали на Мандале по кругу. Благодаря свету свечей можно было разглядеть силуэты друг друга. Николай, после довольно долгого молчаливого сосредоточения, поднял вверх, к просвечивающимся сквозь листву деревьев звёздам, руки, и громко запел:
     - А-оум!
    Его мантру подхватили по кругу: Сергей, дядя Юра, Наталья...
    И - снова тишина.
    - А-оум! - снова и снова пошло по кругу. Одновременно по кругу стали закручиваться энергии - будто сами собою. Очень легко.
   И, наконец, хлынул Поток. Сильный, как никогда. Вдруг Николай, став, как показалось, выше и стройнее, высокий и прямой, с распростёртыми в стороны руками, стал вбирать этот поток, становясь будто бы сияющим, мерцающим в темноте маленькими капельками голубого света. Наталья стала направлять ему всю получаемую ей энергию, за ней - Сергей и дядя Юра. Почувствовав это, Николай стал собирать и закручивать энергопоток снова вверх. Одновременно, казалось, внутренняя суть Николая стала подниматься над землёй, над Мандалой, над всем лесом... Сияние, воспринимаемое интуитивно окружающими, стало почти невыносимым.
   И вдруг Николай, будто резко выдохнув, послал захваченный поток мощным залпом, внезапным ударом — вверх. Будто молния пролетела над лесом, будто штормовой ураганный вихрь взвился к звёздам, унося в бездонное небо импульс энергии.
   Потом все по кругу стали закручивать остаточную энергию, направляя её по спирали вверх, вверх, всё шире, шире... Николай, по-прежнему прямой и громадный, стоял, вскинув к звёздам голову и руки. А общий поток всё уносился стремглав куда-то в безвоздушное пространство...
     Затем и природа, и люди почувствовали опустошение. И вдруг, когда всё замерло в ожидании, с неба, как долгожданный лёгкий дождик, заструились благодать и спокойствие. Значит, всё было сделано, как надо…
    Все, повторив действия Николая, теперь стояли, раскинув руки и ощущая лёгкое, воздушное прикосновение незримой благодати.
   И никто не заметил, что все свечи давно потухли и подул, сначала лёгкий,  ветер... Который затем усилился, стал холодным, мощным. Как осенью, сверху стали опадать листья. И даже сорвались, непонятно откуда, довольно крупные дождевые капли. Ветер, казалось, образовал вокруг этого места вихрь, воронку. И теперь здесь было  полностью, совершенно, до кромешной тьмы межзвёздного пространства - темно. Даже оставленный неподалёку костёр давно погас... Их окружала только тьма.
 И ветер, погуляв ещё немного между деревьев, умчался прочь...
    Когда Наталья вышла из того состояния, в котором находилась во время работы, то осознала, что стоит одна, в лесу, а вокруг не видно и не слышно людей. Никого нет рядом, и темнота - хоть глаз выколи. И холод.
    Двигаясь, как она считала, в направлении костра, она наткнулась на дерево, а потом, продолжая блуждать, упала, попав ногой в небольшую ямку. После этого, Наталья решила, что некоторое время лучше никуда не двигаться. Но орать "Ау! Где вы?" казалось ей унизительным.
    - Наташа! Ты где? - услышала она впереди себя, совсем рядом, тихий голос Сергея.
    - Я - здесь.
   И они, пробираясь в темноте друг к другу, ориентируясь лишь на голос, встретились, наконец, и взялись за руки. Проблуждав немного вместе, по-прежнему полностью без ориентации, набрели на небольшой пень. Ощупав его, Наталья присела, а Сергей примостился рядом с ней на корточках.
  - И что теперь делать? - спросила Наталья. - У меня очень странное состояние: будто координация нарушена, как бывало в детстве после того, как накружишься вокруг собственной оси или на качелях накатаешься. Кажется, будто земля уходит из-под ног, а всё вокруг слегка плывёт и вращается. А ещё - хочется сесть, положить голову себе на колени, и немного поспать. Прямо здесь.
  - Давай, посидим здесь немного. А дальше - видно будет, - предложил Сергей.
   - Я сейчас, на Мандале, думала об Андрее. Тревожно стало: как он там, на большой Поляне, а почему - не знаю.
     - Я тоже думал о нём.
    Они помолчали немного, взявшись за руки.
    - А ещё, сразу после Магнита мне вдруг стало страшно. И я попёрлась куда-то. А вокруг будто совсем никого. Я одна. Да и сейчас… Где Николай, где дядя Юра?
   Сергей прижался к Наталье и обнял её.
    - Смотри! - сказал он.
    Вдалеке показалась маленькая красная точка: кто-то пытался разжечь костёр.
   - Пойдём туда? – предложил Сергей.
    Когда они, идя на огонь, подошли к скамейкам, костёр, прежде совсем потухший от ветра, уже пылал вовсю. Трещали подложенные в него дядей Юрой поленья.
    - Садитесь, дать, - предложил Юра по-хозяйски.- Чайку попейте со мной вместе. А потом - спать отправляйтесь. Я с фонариком провожу вас до палатки. Чтоб не заблудились. Сил, дать, сейчас много ушло. Но к утру - как новенькие будете, и даже, дать, лучше… А мой чаёк не игнорируйте, пейте: он не простой, а  восстановительный!
    - А Николай где? - спросил Сергей. - Фонарик его здесь остался...
    - Дать, на лагуну побрёл. Он здешние места хорошо знает, дойдёт и без фонарика. Да и по грунтовке пошёл, а не по лесу. А там посветлее будет. Не заблудится - не маленький.
    - На лагуну? – недоумённо спросил Сергей.
    - Ну да. Ему окунуться захотелось, - бодрым голосом ответил дядя Юра.
    Снял котелок с кипятком, засыпал в него душистые травы. Подождал немного, и налил чай в кружки, изрядно сдобрив его сахаром.
    - Ребятки, я, дать, в сумке свечи искал – и нашёл в бутылке остатки недопитого красного домашнего вина. Витек, должно быть, когда-то давно из посёлка принёс, да позабыл о нём. Вас обоих шатает, так вы возьмите, выпейте немного. Или, прямо в чай добавьте – получится своеобразный глинтвейн. Ещё и согреетесь. А то, зуб на зуб, я смотрю, не попадает.
   - И то дело, давайте, дядя Юра, - сказал Сергей, и налил в стаканчики понемножку вина, себе и Наталье. Наталья, смахнув в сторону чёлку, пригубила вино.
  - Действительно, домашнее. Вкусное, - и она медленно выпила всё.
  Неожиданно, мир снова зашатался и поплыл, унося в дальние эмпиреи остатки рассудка. Деревья придвинулись ближе, стали плотной стеной.
  - Пойдём спать, Наташенька. Да что с тобой? – это Сергей.
  Костёр чуть притух, стало темнее, и вот - снова не видно почти ничего. И дядя Юра, вроде бы, заснул прямо на лавочке, сидя.
  Сергей взял фонарик, что лежал рядом с его рукой.
  - Эй, Наталья, ты где? – он помахал рукой перед её лицом.
  - Не знаю. Но, явно, не здесь.
  - Дай руку!
  Деревья, кусты; небольшая ямка. Пятно света вырывает из тьмы клочки дороги. Кружится всё кругом странным вихрем, и сердце щемит, не поймёшь, с чего. Ветер дует, сметает листья. Ночь черна; двое лишь бредут по ней. Непонятно, куда, не понятно, откуда.
  - Ты – чего? Дай руку, и пойдём.
  - А мы… Что, ещё стоим у костра?
  - Ну да…
  Она схватилась за руку Сергея. Пальцы холодные. Ноги с трудом ищут опору. А мир продолжает кружиться.
   - Это всё – вино… Наверное, виновато оно. Молодое вино…
  Нет, вроде бы, он только сейчас берет Наталью за руку. Нежно, как маленького ребёнка.
  А потом, миг – как показалось, и они падают в палатку.
  Она заснула мгновенно, как только ввалилась куда-то; завернулась то ли в спальник, то ли в одеяло; накрылась сверху какими-то чужими свитерами…
  И выпала в сон. Странный сон. Наверно, там была осень, в переливах стёкол… Компания, которую не видела сто лет. Среди которых тот, кого мысленно называла Он, и чьё имя – только ночью в подушку; и тысячами слёз – от того, что он есть. И ещё столько же – от того, что он – чужой. И ещё миллион, потому, что он не может быть ни близким, ни далёким, потому, что в этом мире – нет и не может быть любви; потому, что просто хотелось сгореть, смотря в эти глаза – и остановить сердце навсегда. Только там, в этой глубине, в иной реальности, в погружении, в изнеможении полёта, истерике мелодий, в недоступной вышине неизбывного того, чего не будет никогда… В глубине не произнесённого вслух слова - там была больная магия нездешнего смысла.
   «О Боже! И зачем ты мне снишься? Как хорошо, что ты – мне снишься…»
   Там, во сне, парни идут, угощают девушек какими-то экзотическими фруктами – и сами едят; лишь она идёт позади всех, забытая. Ведь он всегда, будто и не видел её… Или же, настолько же боялся подойти?
   Но во сне… Сейчас, во сне, он внезапно оборачивается. Возвращается, подходит.
  - Возьми, попробуй! Странный вкус, правда?
  Она смотрит на Него, и сердце взлетает куда-то вверх, туда, где нет и не было никогда человеческого тела. В мир мыслеобразов, наверное.
  Они улыбаются друг другу, и Он внезапно и порывисто её обнимает. Наталья протягивает руки, гладит Его по волосам, проводит рукой по лицу, изучая его. Уже понимая, что это сон. Не понимая, что это сон. Но понимая, что этого не может быть никогда.
  Стоп… Лёгкие усики. А у Него никогда не было усов. Небольших усиков над верхней губой. И… Это... совсем не сон.
  Каким именем я назову тебя? Если ты – лишь мираж… Если ты вошёл в мои сны… Прошлое уходит, отступает в сумрак. Есть только настоящее - и от этого, ещё больнее.
  - Сережа! Помнишь, что сказал Николай: «Говорят, что пары, что приезжают сюда и приходят к Скале – обязательно распадаются… Такая там плохая энергетика»… Я не хочу тебя найти – и потом потерять…
   Её слова исчезают в долгом поцелуе. Палатка на краю Вселенной, проваливаясь в небытиё, ещё кружится где-то на грани сознания, сна и яви. Снова долгий поцелуй – и вдруг, чувствуя, как глаза наполняются слезами, она поёт, протяжно и печально.

- Ты меня на рассвете разбудишь…
Проводить необутую выйдешь…

   Песня разносится, звенит в полной, непроницаемой, пронзительной тишине.
    - Я странная, да?
    - Это всё молодое вино…
    - Я пьяная, да? С нескольких глотков?
    - Да. Но это – не важно. Иди ко мне.
    В этой ночи, между сном и явью… За три шага до безумства. В странной поступи жизни между смертью. С непонятным желанием раствориться, уйти за пределы и не вернуться...
    Но, мы всегда за пределом вещей. Нас здесь нет.
    Сейчас и здесь... есть только ночь.