«Мы идём искать священные знаки. Идём осмотрительно и молчаливо. Люди идут, смеются, зовут за собою. Другие спешат в недовольстве. Иные нам угрожают».
(Николай Рерих)
- Ребята! - обратился к Наталье и Сергею Николай, взяв свою кружку чая и всматриваясь в пламя костра. - Не знаю, как у вас работа здесь пойдёт… Но со мной, когда я сюда попал, начало происходить нечто, похожее на отработку старой кармы: лезли в голову события из прошлых жизней... То в форме просто информации, а то - во снах и видениях. Нужно было их потом отработать в голове с точки зрения плюс: проиграть их так, как должно было быть, а не так, как случилось. И тогда - картина сразу уходит. Ещё, быть может, информация какая абстрактная начнёт поступать: о мире, о Вселенной. О других мирах. Мне, к примеру, идут сейчас символы и знаки... Сам не знаю, что с ними дальше делать. А ещё - структурки тут разные ходят. Бояться их не надо, с ними можно поговорить, подружиться... В общем, милости просим к нашему костру!
Наступила тишина. После большой Поляны здесь было невообразимо тихо, спокойно.
- Некоторые считают, вроде бы - такая им идёт информация, что будет здесь когда-нибудь духовный центр, - сказал Николай после небольшого раздумья, по-прежнему глядя в пламя костра. - Места здесь действительно замечательные, необыкновенные места... А как бы вы представили себе этот центр? Говорят, чтобы что-то появилось в реальности, нужно сначала создать мыслеобраз...
- Ну... Я бы построил здесь что-нибудь, похожее на японские дома, - сказал Сергей. - И чтобы это всё хорошо сливалось с природой, гармонировало с ней. А кругом было много красивых растений, водопады, фонтаны... А в одном из заданий, современной архитектуры, я сделал бы куполообразный потолок. Там был бы одновременно и планетарий, и зал для медитации, с большой статуей Будды в центре. И в нём были бы собраны различные изображения богов, святых и героев...
- Что ж! Хочется верить, что так когда-нибудь и будет. Собралось бы здесь побольше сподвижников, возникла бы община, единение, - размечтался Николай.
- А мне кажется, - осадил его дядя Юра, - что нашим единением и так скоро заинтересуются лесники, менты и правоохранительные органы... Потом запретят собираться под каким-нибудь благовидным предлогом: к примеру, сделают Поляну территорией летнего палаточного пионерлагеря. Синюю глину со здешних мест будут грузовиками выкачивать. А воду по бутылкам разливать и продавать по цене лимонада... А около лагуны поставят придорожный кабак, куда будут заворачивать новые русские проездом на море и участники мотоциклетных гонок по горам... Впрочем, это я так, ёрничаю. Авось, всё-таки до этого не дойдёт. Но пока мне больше всего, дать, в этих местах нравится именно то, что здесь почти совсем не пахнет цивилизацией.
Немного погодя, после «восстановительного» чайка, Николай решил показать Наталье и Сергею лагуну и подъём на скалистую гору, с которой открывался великолепный вид. Чтобы попасть к лагуне, надо было пересечь мелкую, но быструю реку, прыгая по выступающим камням.
- Упражнение на внимание, - прокомментировал Николай. - Главное - не сорваться в воду… А для этого, надо интуитивно чувствовать, какой камень может оказаться "предательским": или скользким, или нётвердо стоящим. Иногда - главное, скорость: нужно, не успевая поскользнуться, прыгать всё дальше и дальше.
И Николай ловко поскакал по камням. Наталья довольно успешно, для первого раза, форсировала препятствие, только лишь пару раз поскользнулась, но удержала равновесие. Сергей выбрал для перехода довольно опасную гряду валунов. Там поток был более узкий, но очень стремительный, а Сергей решил попытаться перейти реку одновременно с Натальей. И у него голова пошла кругом, когда он вдруг услышал под собой рокот реки, почти человеческое бормотание. Заслушавшись, он чуть не упал в воду. Его спасла хорошая координация и мгновенная реакция на пошатнувшийся камень.
- Молодец, - похвалила его Наталья уже на берегу. - Я бы в том месте переходить не рискнула. Точно, не получилось бы. Ну что, пошли дальше? Николай уже, наверное, купается: лагуна здесь, за поворотом дороги.
- Подожди! - попросил Сергей. При этом он потянул Наталью за рукав немного назад, - Слушай!
В полной тишине, отчётливо звучала мелодия говорливой речки.
- Кажется, ещё миг - и я начну разбирать слова, - сказала Наталья. - Никогда такого не слышала! Говорящая вода…Удивительное место. Надо будет в другой раз здесь посидеть, помедитировать немного...
Лагуна их сразу очаровала. Кристально чистая, холодная вода, прозрачная до самого дна. Николай тут же быстро и шумно нырнул. Остальные, немного помявшись и попробовав ногами холодную воду, всё-таки тоже последовали его примеру.
- Ух, ты! Здорово! - завопила Наталья, нырнувшая в лагуну с берега, сразу же на глубину. Ледяная вода разом обожгла её — но потом будто тёплая волна прокатилась по телу.
Было видно, как глубоко под водой плавают шустрые, довольно крупные рыбки с красными плавниками. Тихонько опускались, кружась, на воду одиночные высохшие листья. Если не издавать всплесков, а плыть тихо, неспешно, то вокруг казалось необычайно тихо и таинственно: только слегка журчала вода, наполняя естественный природный бассейн, а вокруг высились живописные камни, лес и скалы. Над водой летали синие стрекозы с чёрными полупрозрачными крылышками.
- Здесь кто ни пробовал ловить рыбу, ни у кого не получалось, - говорил, уже одеваясь, Николай. - Рыба какая-то умная. Не клюёт... Ну, что: вылезайте уже, теперь полезем на скалу! Не отставайте: сами вы, если отстанете, тропки наверх от грунтовки не найдёте. Отсюда она идёт над крутым уступом, над гранитными плитами. Нужно вначале подтянуться и залезть на них в определённом месте.
И вот, Наталья и Сергей, следом за Николаем, залезли по гранитной плите вверх. Кое-где удалось-таки зацепиться руками, поставить ноги на небольшие выступы, в конце концов, подтянуться. Плита была похожа на бетонную; она была довольно гладкая, да и направлена почти вертикально вверх. Преодолев это препятствие, они стали подниматься всё выше и выше по узкой тропке, которая начиналась за плитой, вилась по опасному краю уходящего вверх лесистого склона, огибая деревья.
Тропа становилась всё круче и круче. Им всё время приходилось цепляться за обнажённые корни деревьев, местами обвитых лианами, или хвататься за скальные уступы или крепко вросшие в каменистую почву степные травы.
- А дальше, будет совсем крутой подъём. Почти вертикальный. Осторожней! Смотрите внимательней, за что можно ухватиться, и не сорвитесь! Зато, каких-то несколько метров - и мы уже на вершине! - бодро сказал Николай.
Действительно, вот и вершина. Здесь только камни и травы. Чабрец и бессмертник, дикий чеснок, незнакомые небольшие растения с маленькими, мясистыми листьями. А чуть пониже, спускаясь террасами в сторону реки, идут ровные площадки, поросшие колокольчиками и слегка колючими и довольно высокими растениями с крупными жёлтыми цветами. Деревья и кустарники здесь не растут, они остались на другой, пологой стороне возвышенности. Та сторона холма, что не обращена в сторону лагуны, не обрывиста; она заросла непроходимой порослью странных деревьев с большими круглыми листьями, рыжеватыми и красноватыми. Если же стоять на открытом месте и смотреть вниз, на реку, то вперёд выдвигаются несколько уступов-террас. А в самом низу - лагуна, где они только что купались. Отсюда, сверху, был виден и лес за рекой, и небольшая полянка за ним, а за полянкой - снова лес, и повсюду, со всех сторон — горы. Близкие — зелёные, дальние — голубые, похожие на морские волны.
- Смотрите! Орёл полетел! - указал Сергей на птицу высоко в небе.
- Это тебе знак идёт. Хороший знак, - сказал Николай.
Наталья присела на плоский камень — и будто растворилась, постепенно уносясь мысленно ввысь, пролетая над горами, и будучи сознанием очень далеко отсюда. Ей привиделось очень странное видение: вихревое движение вверх по светящейся спирали, вокруг дерева, ветвями уходящего в бесконечность. А затем, ряд сменяющихся картинок: строительство храмов, сражения, войны... Во всем этом сквозило ощущение чего-то очень знакомого, но не уловимого. Картинки сменяли друг друга и уносились прочь слишком быстро — так, что за них невозможно было уцепиться. Но самой последней был великолепный город с башенками, куполами, дворцами; в одном из дворцов - что-то вроде длинной галереи с колоннами, уходящей вдаль. С неё открывался вид на окрестности. Резные золотистые колонны, потолки, расписанные узорами, орнаментами и картинами, изумрудные стены с лёгкой филигранной живописью. Повсюду здесь присутствуют люди: много людей. Пёстрая, многоликая толпа. На всех - восточные одеяния, цветастые халаты, туфли с загнутыми вверх носами, на некоторых - длинные, заострённые кверху, головные уборы, делающие их похожими на колдунов или звездочётов. А вот девушка необычайной красоты в едином порыве устремилась к краю и вскочила на перила - и тут же была подхвачена подлетевшей к ней большой белой птицей. Они летают на таких птицах! Но, только девушка на птице поднялась чуть повыше в воздух — и вдруг, одновременно со всех сторон, стал нарастать неясный гул... Страх, общее смятение. Девушка на большой белой птице разворачивается и с тревогой смотрит вниз. А все люди, как под действием налетевшего ветра, тоже оборачиваются назад - и замирают, будто остекленев мгновенно. На тысячи звенящих осколков, острых и стеклянных, распадается мир. Меркнет яркий день...
И - снова светящаяся спираль, уходящая в небо, вихри золотого света...
Наталья, неожиданно для себя, в один момент возвращается. Видение прервано.
- Наталья, что с тобой? - оказывается, это Сергей судорожно трясёт её за плечи.
- Да зачем ты её так жёстко выдёргиваешь? Успокойся. Она и сама отлично может возвращаться. А ещё, умеет такое, что нам с тобой и не снилось. Относись к таким явлениям спокойней, дай ей и полетать немножко, - урезонил Сергея Николай. - Лучше, давай с тобой подумаем, что на месте вот этой полянки, внизу, могло быть раньше? Ландшафт-то был, скорее всего, таким же. Мне недавно на этом самом месте картинка в голову пришла. Будто там, по ту сторону реки, расчищена гораздо более просторная и ровная площадка. И на ней - очень много народу. Одежда на всех из льна и кожи. Причём, люди хоронят какого-то важного человека. Даже, может быть, вождя. Подмостки деревянные. На них лежит тело, одетое в белые длинные одежды. Оно украшено цветами. А погребение будто будет огненным: подмостки подожгут, как только все простятся с телом. Женщины плачут, а мужчины стоят молча... В общем, возможно, когда-то здесь так и было... В этих краях очень много разных народов селилось, с разной культурой. А река часто была символом разделения двух миров: мира живых и мира мёртвых. Так, недалеко от того места, где мы сейчас стоим с палатками, тоже есть погребения: старые небольшие могильники… Ну что, вниз спускаемся?
* * *
Когда Николай вернулся, у костра сидел дядя Юра, и готовил суп на обед.
- Николай! Пока вы с Андреем на Ромашковую ходили, за вещами – мы тут кашу с грибами ели. Там ещё осталось немного, накладывай себе.
Николай последовал совету. А ещё, нарезал себе мягкого, ароматного хлеба.
- Главное, дать, что мне здесь нравится, в этих местах - это интенсивность событий, что ли... Насыщенность ими. И осязаемая, физическая реальность происходящего, - говорил, уже лежа на лавочке лицом к костру и опираясь головой на руку, дядя Юра, наблюдая за тем, с каким удовольствием поглощается его стряпня. - А то, в городе я уже иной раз, дать, перестаю ощущать: я это, не я... Сплошная виртуальная реальность с заданными событиями. С дурацкой, надо сказать, программой... Эфемерный такой серенький мирок. Иногда кажется, дать, что вся планета становится эфемерной. Интегрируется в инфернальный мир. Чего, собственно говоря, и хочет дьявол.
- Не знаю, но нюхом чую, что нынешнее развитие ему, по-видимому, на руку... Компьютеры там, интернет ... Иллюзии событий и жизни. Не зря у тех, кто на этом всём "зависает", порой едет крыша. Для того чтобы человек в реальности рехнулся, приспешникам зла надо приложить какие-никакие усилия. А так... Человек же думает, что он просто играет... Отдых у него такой. Он расслаблен. А тут - раз, и нет собственного осознания. Съели, - отвечал в тон ему Николай.
- Я, дать, Никола, недавно байку слышал. Будто бы это в самом деле было... Идёт мальчик лет десяти по улице, в ушах - плейер. Прямо по курсу - столб. Кто-то из прохожих его за руку отдёргивает, орет: " Мальчик, ты же сейчас в столб врежешься!" А тот ему спокойно так, дать, отвечает: "Ничего, восстановлюсь на следующем уровне!" Каково? А впрочем, Никола, интернет, игрушки всякие - дать, нейтральны. По идее.
- Только вот, эту идею можно в таком вывернутом виде реализовать, что небу жарко станет, - отозвался Николай.
- Ага! Но главное, о чём действительно некоторые силы позаботились — так это о том, чтобы человеку по нормальному жить было невозможно. И потому, чтобы он повсюду искал спасения: в водке ли, в компьютере ли - всё равно. И в этом отношении, уж конечно, не знаю какие там силы бесовские - больше всего о России заботятся... Опять показываем всему миру, как жить не надо. И опять смысл жизни нашей – пережить страдания, - дядя Юра вздохнул, помешал в небольшом котелке варево, подсолил немножко – и осторожно снял котелок с крючка. Гороховый суп был готов.
- Не знаю, Юра, может, и в других странах – не намного лучше. Материально, конечно, лучше гораздо, но… Всё равно, мне кажется, во всём мире есть какая-то червоточина. Будто, мы все утеряли что-то жизненно важное. Но, самое больное и страшное всё же происходит сейчас в России. Может, мы эта червоточина и есть.
- Не знаю, дать, - продолжал после некоторого молчания дядя Юра. - Говорят, это потому, что у нас здесь - сильная духовность. А быть может, наоборот, дать, слабая... Какое звено легче всего выбить? Слабое, конечно! Выбьют - а дальше разрастётся беда, как пожар.
- Ну вот, и выходит, дядя Юра, что приходится просто сцепить зубы и ждать. И на гнилые предложения не реагировать. И систему существующую - не поддерживать и жить так, будто тебя и нет вовсе. Всю энергию направить вовнутрь. На развитие духа. Просто - чтобы как-то продержаться.
- Что, Никола, мне в тебе всегда нравится, так это умение ждать. А я - человек, дать, которому ещё и внешнее развитие подавай. Как растопку для внутреннего. Хожу, езжу по разным группам. Внедряюсь, изучаю. И ни с кем не в ссоре. Просто потому, что меня всерьёз не воспринимают. А я, дать, изучаю, мотаю на ус и делаю выводы. Говорят, что с меня - всё, как с гуся вода: не меняюсь, дать, ни от чего, ничто меня не берет... Всё-таки, неконтактный ты человек, Никола! Совсем от общего стада отбился, - хихикнул дядя Юра.
- Да, что и скрывать - неконтактный... Сын-то у меня родился… Как я отшутился на прошлый твой подобный упрёк, но... Где он, а где - я! Послали, значит, меня куда подальше. С моими эзотерическими закидонами и неумением деньгу зашибить... Развод и девичья фамилия, в общем. Или - уже новая, по новому мужу. О том не ведаю. Так что я - один, как старый ворон.
- Ну что ж, Никола! Жизнь - она полосатая, - вздохнул дядя Юра.
Костёр уже давно пылал вовсю, а Николай всё подкладывал и подкладывал в него заготовленные заранее поленья. Наконец, спохватился, встал, сходил, набрал в котелок воды в речке, пришёл и засыпал в него пшена. Затем, повесив над костром котелок, устроился напротив дяди Юры на деревянной лавочке, поглядывая, как горит огонь.
- Видишь этот сорняк? - нарушил снова молчание дядя Юра. - Тот, что растёт между камней? - И он показал на небольшую травку, пробившую рыхлую каменистую породу. - Как ты думаешь, мог бы тут прорасти, к примеру, садовый тюльпан?
- Нет, конечно. Но ты это о чем?
- О том, дать, что сорняки более живучи, чем культурные растения. Культурные растения - они как люди, живущие в обществе: имеют все болезни социума, социальные и биологические. Они ограничены в своём распространении: им нужен тёплый полив, удобрения... В людском, дать, варианте - условия комфортного проживания, удовлетворение массы потребностей... Ну, и возможностей, дать, больше: для образования, для духовного роста. Зато и подверженность эпидемиям в связи с теснотой, хлорированная вода и искусственная пища. Ненатуральность, искусственность жизни.
А теперь, дать, такой вопрос: а как и возможности такие иметь к развитию, как в социуме, и одновременно - такую мощь духа и тела, как у сорной травы? То есть, не быть под болезненным влиянием этого самого социума? Мы ведь, всё-таки, не тюльпаны. Мы, к примеру, ещё и перемещаться можем… В общем, задача - как жить в обществе, и быть свободным от него. Хотя бы, в области духа… Ибо общество прежде всего больно духом…
- Тогда получается, что все, кто попал на Поляну, эту задачу для себя пытаются решить. Так, дядя Юра? – спросил Николай. - Человек Поляны - это человек, свободный от происходящего, или же он пытается быть таковым…
- Да. Тем самым, он пытается совместить в себе и качества тюльпана, и качества сорняка, - заключил дядя Юра.
- Так вроде ж, нельзя быть свободным от общества.
- Нельзя… Но пытаться - надо. И стремиться к внутренней свободе…Особенно, от общества, существующего только для печатания и отмывания денег. Когда всё остальное, кроме удовлетворения материальных потребностей - вне такого общества. Всех остальных называют нынче - маргинальные, дать, структуры. Понятно, что такому обществу не нужны свободные. Ему нужны оголтелые... В общем, кого устраивает то, что вокруг происходит, тот пусть и не мечтает о свободе. А меня - не устраивает.
- И меня. Но я - вообще случай особый… Ни работы, ни прописки. Таких у нас называют бомж, - усмехнулся Николай. - Живу у тётки. Подрабатываю, где придётся. С женой развёлся. Так что, я в обществе, в общем-то, и не живу вовсе. Нигде не числюсь.
- А мне, Никола, до полного аскетизма ещё, дать, далеко. Живу пока на общей грядке, ем из общего корыта... Ты, Никола, живи как можешь. У тебя путь особый: ты можешь ни под кого не подстраиваться, тебя не съедят: зубы поломают, - сказал дядя Юра.
- Не знаю, чей путь сложнее: мой или твой. Не прост ты, ой, не прост! Между групп, говоришь, ходишь туда-сюда? И - связываешь между собой то, что ещё связать возможно... Что бы я без тебя делал здесь, один, как перст, сорняк ты тюльпанный, лещина огородная! Ты появился – люди рядом появились. Ты уйдёшь - никого не будет! - вздохнул Николай.
Дядя Юра рассмеялся тихонько.
* * *
Пока Сергей медитировал у реки, Наталью потянуло прогуляться одной на полянку, что находилась рядом с лагуной, за небольшой кромкой леса. На одном из краёв этой самой полянки росла старая, не очень большая, груша, и потому, как сообщил Николай, многие из эзотериков называли полянку "Грушёвой", и в другие годы на ней тоже крутили Магниты. Изобилие в диком лесу плодовых деревьев - груш, яблонь, алычи - не удивляло Наталью после того, как Николай рассказал, что, по сообщению местных жителей, до революции здесь было множество фруктовых садов, одичавших после прихода советской власти.
Наталья облюбовала местечко под грушей и присела, созерцая окрестности. Неожиданно, и почти сразу, у неё возникло видение. Будто, неподалёку находится некое строение - а может, и средство передвижения, в форме белого удлинённого яйца… У которого медленно, с нескольких сторон сразу, открываются створки-лепестки, и наружу выдвигаются лестницы, по которым вниз спускаются люди. Одеты они во что-то, похожее на серебристые скафандры.
Ещё миг - и видение исчезает. По-прежнему жужжат, перелетая с цветка на цветок, пчёлы, летают бабочки-голубянки, раскачиваются головы ромашек… Наталья поднялась, будто испугавшись чего, и быстро пошла прочь.
У реки, возле того самого места, которое запомнилось им раньше своими говорливыми потоками, на камне одиноко сидел Сергей, смотрел на водяные струи быстрой реки. Думая, что он сейчас погружён в себя, Наталья решила не мешать: обойти его стороной, по дороге к лагерю. Но Сергей приподнял голову и подозвал её. Тогда, Наталья подошла - и присела рядом. Тоже стала смотреть на бурлящую воду.
- Когда ты ушла, тут мне такое стало катить... Будто, я в фашистской Германии... Среди учёных, которые занимаются экспериментами над людьми... Нет, я не ставил никаких жутких опытов. Я изучал результаты… Опыты проводили другие. И… Я сделал важное открытие.
Река бурлящими потоками уносила вдаль фразы; её говорок сливался со словами Сергея, и у Натальи звон стоял в ушах. Потому, она нечетко слышала слова, с трудом улавливая произносимое.
- Работал я в бункере, глубоко под землёй, - продолжал Сергей. - И уже несколько месяцев не выходил наружу. Долго, очень долго я боролся с собой: делал выбор между гордостью учёного, чьё имя останется в веках, как мне казалось… И необходимостью скрыть свои изыскания, важность которых не оставляла сомнений. Я не хотел служить Рейху. Но, в своё время, не смог отказаться от перспективной работы... Ещё и потому, что иначе меня ждала бы военная служба. В качестве рядового. Иногда на меня там, в бункере, начинали накатываться волны безумия... Впрочем, именно их я усиливал, изучал. Я был на сломе, на пределе, в состоянии нервного истощения. Мне жутко хотелось спать, хотелось послать к чертям все графики, схемы, исследования, - все достижения. Меня угнетала бессонница.
Наталья старалась не перебивать Сергея. Потому, что он был в состоянии, похожем на состояние контактёра, проводящего канал. А она уже интуитивно ощущала, что контактёру нельзя мешать. Надо только слушать и запоминать. Только потом анализировать информацию, если это возможно. И, нередко, сам контактёр, выходя из своего странного состояния, тут же полностью забывал то, что говорил только что.
- Я вызвал к себе секретаршу - единственного человека, которому я не был безразличен. По-моему, это была ты... Мы с тобой - в гитлеровской Германии... Ужас!
Я попросил у тебя снотворного. Но, в конце концов, сорвался и выложил тебе всё. Ты побледнела. Схватила мою рабочую тетрадь с записями и стала судорожно их просматривать. Потом вдруг вырвала несколько листков, разорвала их - один за другим - на мелкие клочки, и ещё, и ещё... Я смотрел на это спокойно. Мне было уже всё равно... Вдруг, в комнату ворвался кто-то из охраны и увидел, как ты уничтожаешь последний лист записей. Он стрелял в тебя, но промахнулся, и не стал повторять вторично, только слегка ранив тебя в руку. Скорее всего, он подумал, что ты смалодушничала, решив, что все мы вот-вот попадём в плен, и стала уничтожать все записи по этой причине. А потому, махнув рукой, он приказал нам выходить наверх. Наверху дул свежий, холодный ветер. Я думал, что нас арестовали, пока не понял, что, видимо, просто собирались взорвать бункер, и потому вывели всех наверх и теперь выносили все записи, какие показались им важными, и аппаратуру. Была ранняя весна. Я впервые за много-много дней увидел пронзительно-синее небо и белые, мягкие облака. Впрочем, уже где-то поблизости воняло гарью и слышались выстрелы. Ближайший отсюда город был взят противником. И почему-то у меня на душе было легко. Хотя я и не знал, что нас ждёт впереди...
Сергей долго-долго молчал. Потом буднично закончил: "Такие вот дела".
Только тогда, Наталья отозвалась:
- Странно… Это – что, воспоминание прошлой жизни? Николай говорил, что с ним было здесь такое... Или – просто информация по каналу? Почему именно гитлеровская Германия? Это наше прошлое – или же… Символ, знак, намёк?
Сергей ничего не ответил. Он подавленно молчал.