Светлые люди

    
         Гражданская война в Таджикистане вынудила многих русских искать приют на родине своих предков. Вообще  «русский» в Средней Азии – это понятие относительное. Коренными жителями под «русскими» понимались  сами русские, а так же украинцы, белорусы, немцы, евреи, и, даже, татары и корейцы. Идентификация корейцев как русских объяснялась очень просто – «они - же не мусульмане!».  И, то – верно. Так вот, исход  «русских» из Таджикистана в начале гражданской войны и определял истинное происхождение – немцы ехали в фатерлянд, евреи – в места обетованные (в действительности же большинство  доезжали до Европы, оседали здесь, либо ехали дальше - в Канаду и Америку). У меня же,  все по Высоцкому: «Только русские в родне, прадед мой - самарин,- если кто и влез ко мне, так и тот - татарин". Помимо этого, путь мне был предначертан на одном националистическом плакате, вывешенном на площади в Душанбе: «Русские – в Рязань, татары – в Казань!» - это и определяло направление репатриации лиц с исконно российскими корнями.

       Так, с целью рекогносцировки, я оказался в семье друга детства моего дяди и отца Аркадия Васильевича, который уже более двадцати лет назад переехал из Коканда Узбекской ССР и проживал в Краснодаре.

        В конце восьмидесятых годов мы сидели с ним на балконе его дома недалеко от Марьиной Рощи. На улице под нами наблюдалась привычная для того времени картина – по рельсам сновали старые облезлые трамваи, выходящая из них публика, топтала пустые пластиковые бутылки, вываливающиеся из переполненных мусорных бачков, которые, в конечном итоге, оказывались на проезжей части  дороги, где под колесами автомобилей расплющивались в блин и, желтея от времени, как опавшая осенняя листва, собирались кучками на поворотах.  В то время на улицах Краснодара, впрочем как и по всей России, мусор убирался крайне редко, если вообще убирался, из – за чего  по обочинам дорог можно было наблюдать как на полотнах Чурлёниса сюрреалистические картины из старой тары, пустых коробок и палочек из-под мороженого.

           Что за народ, говоришь, на Кубани, и кто такие казаки - говорил Аркадий Васильевич- везде есть хорошие люди, но, к сожалению, везде бывают и плохие. О плохих говорить не буду, дерьмо оно везде одинаковое, а о хороших людях, я называю их «светлыми»  (не из–за  цвета волос, или кожи, а потому, что от них исходит свет, свет доброты, милосердия и порядочности), попробую объяснить на примерах. В Краснодаре я с первого дня работы в качестве инженера, сдружился с мастером смены, который проживал в станице, являлся потомственным казаком, да еще и атаманом. Мы дружили семьями и часто гостили друг у друга. Когда с  супругой приехали к нему в очередной раз, я восхитился огромным цветущим кустом сирени. Сирень была такой пышной, такой пахучей, что мы минут пятнадцать ходили вокруг нее. Ну, оттянулись в ту субботу «по полной», да еще часть воскресенья прихватили, а когда надумали уходить, друг мой попросил немного подождать, а сам скрылся во внутренний дворик. Через полчаса он на тачке вывез половину куста сирени вместе с корневищем. На мое возмущение, что и его половина куста после такого «подарка» может высохнуть, он ответил: «Если не тебе, так и не мне!». Понимаешь, это было не действие алкоголя, не показуха, это был порыв души от чистого сердца, и таким человеком он был всегда!
 
          Но хорошие люди были и в Азии. Я благодаря такому светлому человеку смог выжить во время Великой Отечественной Войны. Отец погиб в первые месяцы войны, и мы с матерью остались вдвоем в Узбекском городе Коканде – проживали рядом с семьей твоего отца по улице Галаба  (узб. - Победа). Время было голодное, и от постоянного голода я выглядел не на восемь лет, как мне было, а на пять. По всей видимости были  признаки рахита – помню, что у меня был большой живот и тонкие, как у воробышка ножки.  В организации, где работала мать бухгалтером, был сторож, который приезжал на арбе (маленькая тележка с огромными колесами), запряженной осликом. Дедушка каждый вечер приветствовал меня по - узбекски словами: «Аркаша, кандай сыз? – Аркаша, как дела?». Я вначале так и звал его «Дедушка Кандайсыз», не понимая толком узбекского обращения. Дед сажал меня на колени, цокал языком по – восточному, и говорил матери, что кормить надо, иначе –«чумчук (воробышек- узб.)совсем умрет!». Мать и так отдавала часть своей пайки хлеба мне, но молодой организм требовал витаминов, которых в голодное время систематически не хватало.

         Как то по весне, дед Саид, как звали «Кандайсыза», отвязав попастись ослика, подозвал меня, и достал из – под рогожки букет из колосьев пшеницы, приложил палец к губам, попросил никому об этом не говорить, а затем поджарил колосья на маленьком костерке во дворике учреждения вне досягаемости посторонних глаз. Я с любопытством следил за происходящим, не понимая смысла его действий. Слегка обгоревшие колосья он растер между ладонями, шелуха отсеялась, а в ладонях остались сладко – пахнущие поджаренные  зерна. Изголодавшийся организм только по запаху  определил, что эти зернышки можно есть. Дедушка Саид давал мне по несколько зерен и требовал хорошо пережевывать их, и только после этого проглатывать. Я каждый день ожидал старого узбека, который, рискуя собой, проезжая вдоль пшеничного поля, срывал для меня несколько колосков (в то время за один колосок могли отправить в ссылку).

          Так продолжалось дней пятнадцать – двадцать, после чего поле было скошено, а Саид- ака предложил матери отдать меня на лето в кишлак в его семью.  Так я, белобрысый пацан, оказался в узбекской семье. Произнести имя  Аркаша было на узбекский лад сложно, поэтому меня звали Паша, с ударением на вторую «а». У дедушки Саида было шесть сыновей и три дочери, во время войны они все держались друг друга, совместное хозяйство позволяло оставаться на плаву – без излишеств, но  и без голода. Слово старейшины в Азии – это закон, поэтому, несмотря на то, что сами в семье не жировали, меня охотно поселили вместе с внуками Саида, надели тюбетейку и подарили расписной чапан – стеганый халат, в котором узбеки ходили и зимой и летом. Уже через две недели я начал сносно говорить по–узбекски, а к концу лета по разговору меня уже было не отличить от моих сверстников – узбеков. Усиленный рацион со свежими сырыми яйцами, творогом (в семье была корова), а меня откровенно закармливали больше, чем своих детей, я заметно окреп и вскоре уже мог целыми днями играть с местными пацанами в лянгу и альчики (древние восточные караванные игры). Когда мать увидела меня после таких «каникул», она обомлела и расплакалась. Саид – ака, явно довольный произведенным эффектом, тихо посмеивался.

          Так вот, друг мой, – продолжал Аркадий Васильевич – «хороший человек» - это не национальность, не профессия – это способность человека на не сулящий никакой выгоды и ничем не объяснимый порыв души для совершения благородного дела, и дай тебе Бог почаще встречать таких светлых людей на своем пути!

В.В. Захаров,  август 2019 г.