ОДНОПОЛЧАНЕ
На фото слева направо:
Сергей Дмитриевич РЫДВАНОВ,
военфельдшер,старший лейтенант медицинской службы;
Марк Израилевич АРОНОВ*, врач-эвакуатор СЭГа №290
Москва. 80-годы прошлого века.
Снимок сделан во время встречи ветеранов госпиталя
в Центральном доме медицинских работников.
СЕРГЕЙ РЫДВАНОВ,ФЕЛЬДШЕР. ПРИНЁС ВЕСТЬ О ВОЙНЕ
Июнь 1941 года. Один из районов Сибири. Корпус – крупное войсковое подразделение - проводит большие полевые учения. Санитарная служба сибирского корпуса отрабатывает свои задания.
Тема учений – бой «в окружении».
Это ещё мирные дни, а потому слова: «в окружении», «раненые», «противник», «десант», «фронт», «плен» («Я едва избежал «плена», - написал В. Е. Гиллер), «бои» и другие взяты в кавычки.
И здесь врачам и «раненым» было нелегко. Не знаю, долетал ли до Сибири грохот Второй мировой войны, уже развязанной фашистской Германией и её союзниками. До военных, точно, долетал. А потому на тех манёврах все действия военных медиков были максимально приближёнными к фронтовым условиям.
С ПОЛЕВЫХ УЧЕНИЙ – НА ФРОНТ
Свою документальную повесть «Во имя жизни. Записки военного врача» (Военное издательство Министерства обороны Союза ССР. Москва – 1956) В. Е. Гиллер посвятил однополчанам:
«Друзьям и товарищам по Западному фронту посвящает свой скромный труд автор».
1956 год! Ещё были так свежи фронтовые переживания.
О манёврах сибирского корпуса – это первые страницы повести.
Из названной книги:
«Вернувшись ночью из танкового полка, дравшегося на переправе с «десантом», я с удовлетворением отметил, что солидные вместительные блиндажи для полевого госпиталя, с накатом в одно-два бревна, были вчерне готовы.
Палатки, по примеру, Халхин-Голской операции, врытые на полтора, а кое-где и на добрых два метра в землю, производили внушительное впечатление: к утру мы могли принять и разместить в них около пятисот «раненых».
Усталые, но с чувством радостного удовлетворения, которое даёт плодотворный труд, улеглись мы спать».
Военврач В. Е. Гиллер и предположить тогда не мог, сколько потом ему и персоналу СЭГа 290 в 1941 году в г. Вязьме Смоленской области и в Пыжовском лесу близ Вязьмы в 1943 году придётся построить землянок; на какую глубину они будут зарывать свои операционные, перевязочные и другие отделения, палаты для раненых; сколько раз за годы войны им надо будет разворачивать и сворачивать сотни палаток и принимать не сотни, а тысячи раненых в сутки.
А тогда, хорошо потрудившись, военные медики легли спать. Утром они начали принимать «раненых».
«Боевые» действия разворачивались всё активнее. А потому: «… предусмотрены были и потери в медицинском составе, и авиационная бомбёжка, и диверсии, и перебазирование на новое место. Словом, создавалось ощущение реальных условий войны – оно захватило всех».
И всё-таки, это были лишь полевые учения. Без настоящих потерь, бомбёжек, крови. Не известно, вымазывали ли красной краской для наглядности разные части тела «раненых», как это делают в художественных фильмах.
Все это прекрасно понимали. До тех пор, пока…
«Группа врачей с увлечением вслушивалась в анализ деятельности хирургического блока, - вспоминал В. Е. Гиллер, - который производил окружной хирург, когда с проходившей мимо грузовой машины спрыгнул фельдшер Рыдванов, прикреплённый к штабу руководства учениями.
Посмотрев вокруг растерянным взглядом, он от волнения закричал во всю силу лёгких высоким фальцетом:
- Разве вы ничего не знаете? Война! Немцы бомбили Киев, Минск, Севастополь, Одессу… Штаб армии и руководства учением выехали в Новосибирск…
- Прекратите шутки! – крикнул я (В. Гиллер подумал, что эта информация – дополнение к планам манёвров, чтобы их ещё больше усложнить). – Говорите толком, от кого вы это слышали?
Рыдванов, медленно отчеканивая каждое слово, сказал:
- Товарищ военврач второго ранга, даю вам честное слово коммуниста… Вы можете сами убедиться – позвоните на узел связи, в штаб или пошлите кого-нибудь на станцию.
Я вижу, как дрожат руки у Рыдванова; он нервно теребит усы, перебирает складки гимнастёрки.
Слух о войне быстро проникает в палатки и блиндажи: со всех сторон сбегаются «раненые» - бойцы и командиры. Движение на дороге останавливается.
Спотыкаясь и перепрыгивая через лужи, подбегает дежурный. Поправляя съехавшую набок пилотку, он вручает мне радиограмму: «Учение немедленно прекратить… Всем выехать своим частям. Полковник Маслов».
Всё ясно: полковник Маслов – начальник штаба корпуса».
ПОЕЗД ПОШЁЛ НА ЗАПАД
О СЕРГЕЕ ДМИТРИЕВИЧЕ РЫДВАНОВЕ информации не очень много. К счастью, сохранились две анкеты, которые он заполнил в 1966 и в 1986 годы.
Он родился 8 сентября 1919 года. Следовательно, к началу Великой Отечественной войны ему было неполных 22 года. Где родился, не известно. Вероятно, где-то в Сибири, так как путь его на фронт шёл именно оттуда.
Воспоминаний о своем участии в войне и о послевоенной жизни Сергей Рыдванов не оставил. Из коротких рассказов о нём однополчан видно, что это был физически крепко сложённый молодой мужчина, оптимист, весёлого нрава, трудолюбив, как пчела, готовый помочь всякому, кто в этом нуждался.
Однополчане – это те, кто, как и он, все годы войны работали в сортировочном эвакуационном госпитале (СЭГ) №290 Западного, а с апреля 1944 года – 3-го Белорусского фронтов.
У меня создалось такое впечатление, что Сергей Рыдванов был, если можно так выразиться, не штатным ординарцем начальника СЭГа 290, военврача Вильяма Ефимовича Гиллера.
Возможно, это моё мнение связано с тем, что знакомы они были до войны – служили в сибирском военном корпусе; хотя не были земляками – В. Гиллер родился в г. Пушкино Московской области. Окончил 2-й медицинский институт в Москве и был направлен на работу в г. Магнитогорск.
А дальше все военные годы они работали в одном госпитале. Начальник госпиталя об этом своём подчинённом вспоминал тепло; отдавал должное его профессионализму и мужеству.
…Вскоре после тех полевых учений В. Гиллера, С. Рыдванова и ещё тысячи сибиряков, включая военных медиков, помчал на запад воинский поезд. До Москвы было шесть тысяч километров. Там они получили направление на Западный фронт.
Это отражено в анкете Сергея Рыдванова. На вопрос: «Сроки службы в СЭГе 290» он ответил: «С июля 1941 по 13 мая 1945 года».
То есть сразу – в самое пекло войны. СЭГ 290 начал формироваться в г. Вязьме 11 июля 1941 года.
Госпиталь стал основной медицинской базой Западного фронта. Санитарное управление этого фронта поручило формировать СЭГ военврачу второго ранга, хирургу Вильяму Ефимовичу Гиллеру. Он был бессменным начальником этого масштабного госпиталя все годы Великой Отечественной войны.
НЕКОТОРЫЕ ПОДРОБНОСТИ СОРТИРОВКИ
Безусловно, лучше бы рассказал о своей работе в СЭГе 290 сам Сергей Дмитриевич. Возможно, он написал свои воспоминания, но мне они не известны. Поэтому придётся воспользоваться воспоминаниями его однополчан.
В средней школе №2 г. Вязьмы есть большой музей. Пока тем, кто служил все годы войны в СЭГе 290, позволяло здоровье, они бывали в этом городе, где многие получили первое боевое крещение в 1941 году. Среди таких «крещённых» был и Сергей Рыдванов.
В названный музей ветераны госпиталя передали свои рассказы о войне; какие-то вещи, которыми пользовались в то время, письма, фотографии. Пополнялся музей и тем, что удавалось разыскать учащимся – юным следопытам и их наставникам-учителям.
Можно предположить, что Сергей Рыдванов после войны бывал в Вязьме, в Пыжовском лесу и в других местах Смоленской области, где остались следы пребывания там СЭГа 290.
Не один бывал там, а с супругой. Но об этом чуть позже.
На вопрос в анкете: «В каком отделении работали и кем?», он ответил так: «Дежурный врач 1-й сортировки; с 1943 года – начальник эвакоотделения №2». То есть он был эвакуатором.
В годы войны в разных газетах и журналах СССР публиковались статьи, написанные персоналом госпиталя.
Например, в газете «Медицинский работник» был помещён большой материал В. Е. Гиллера «Первый СЭГ» (из-за секретности автор назван начальником Н-ского сортировочного эвакуационного госпиталя).
Место расположения госпиталя не указано. Скорее всего, речь шла о московском его пребывании (с октября 1941 по март 1943 гг.), так как упомянуты корпуса, а не землянки.
Вильям Ефимович рассказал, что ему и его штабу предстояло в июле 1941 года создать «совершенно новый тип лечебного учреждения, не похожего ни на один из существующих».
Не похожим он был тем, что не просто принимал раненых, а проводил тщательную их сортировку. Этот этап оказания медицинской помощи раненым признавал важным основатель военно-полевой хирургии в России Николай Иванович Пирогов (1810-1881).
Отмечу, что в СЭГе 290 было несколько сортировочных отделений. Связано это было с большим поступлением раненых все годы войны. Не сразу (путём проб и ошибок), но быстро появилась масштабная эвакуационная служба. Вот в каком-то её звене и работал военфельдшер Сергей Рыдванов.
Некоторые подробности сортировки и эвакуации раненых из названной статьи:
«… Прибыл санитарный поезд.
Из вагонов выносят раненых, требующих экстренной хирургической помощи. Все остальные остаются на своих местах.
А в корпусах в это время кипит работа. Начинается сортировка. Тяжело раненых регистрируют и осматривают дежурный хирург и медицинская сестра. Затем носилочные второй очереди. К гимнастёрке каждому из этих раненых, едва он прошёл первичный осмотр, прикалывается красный или синий талон с отметкой 1 или 2.
Это исключает путаницу. Первыми пройдут санобработку и будут взяты на операционный стол те, у кого на талоне красная цифра 1. Затем идут красные 2. Потом придёт черёд тех, у кого талоны синего цвета…
Ходячие раненые получают порядковые номера и талоны на питание. Но и здесь кто-то имеет цветную бирку. Это значит, что в своей группе он должен пройти санитарную обработку первым.
Практика показала, что и к ходячим раненым требуется особое внимание. Нашим хирургам не раз случалось именно среди них обнаруживать бойцов с серьёзными проникающими ранениями черепа, грудной клетки или полости живота».
Никакая статья врача не сможет передать спешки, с которой приходилось работать персоналу фронтового госпиталя. Потому что слова бессильны передать всю обстановку приёма не просто раненых, а людей уставших, голодных, обескровленных, озябших и обмороженных (зимой), без сознания, едва живых, с тяжелейшими увечьями.
Лишь в самых экстренных случаях, когда речь шла о жизни или смерти, раненые сразу же оказывались на операционном столе. Остальные обязательно проходили санитарную обработку.
В. Гиллер написал: «Прибыл санитарный поезд». Без подробностей.
А подробности таковы: в вагонах раненые, которым в медсанбатах или непосредственно на передовой фронта была оказана первичная медицинская помощь: перебинтована голова, наложен жгут на раненную конечность, зафиксирован какой-нибудь импровизированной шиной перелом плеча, позвоночника…
Раненые были в грязном, изорванном, нередко – мокром обмундировании.
И во всём этом таилась опасная инфекция. А за ней – эпидемия. Вот почему с первых дней войны санитарной обработке раненых уделялось особое внимание.
Одно из направлений работы СЭГа 290: между фронтом и тылом быть барьером для возможных эпидемических вспышек.
А потому раненых (и тех, кто был на носилках) мыли, брили, стригли ногти, переодевали в чистое бельё. Вот такая интересная подробность: «Вымытого и переодетого раненого закутывают в простыню и меховое одеяло. Только после этого его переносят (или – ведут) в чистую половину сортировочного отделения».
Дальше: или операционная, или перевязочная. А потом – эвакуация. Здесь тоже была своя отработанная система. Эвакоотделения были строго по профилю. В СЭГе 290 оставались лишь те раненые, кто был без сознания, и кто из-за тяжёлого состояния не смог бы перенести дорогу в тыловой госпиталь.
ЭВАКУАЦИЯ САМОЛЁТАМИ
… Начало сентября 1941 года. СЭГ 290 ещё работает в Вязьме. Основная его база расположена на железнодорожной станции Новоторжская.
В городе с каждым днём становится всё меньше целых зданий. Идут жестокие бои. Фашисты не потеряли надежды прорваться к Москве.
СЭГ эвакуирует раненых не только санитарными поездами и различным транспортом, но и самолётами. В один из сентябрьских дней на аэродроме скопилось много раненых. Эвакуаторы старались отправить их как можно больше до той «роковой черты, когда обычно появлялись бомбардировщики противника».
В тот день фашисты бомбили именно аэродром. Спешащий туда начальник госпиталя издалека увидел клубы чёрного дыма.
Из документальной повести «Во имя жизни»:
«Надо сказать, что на полевых аэродромах к тому времени уже существовали самостоятельные эвакоприёмники. С помощью санитарной авиации мы отправляли наиболее тяжёлых раненых, подвергшихся у нас оперативному вмешательству и нуждающихся в продолжительном лечении в тылу.
На аэродроме всегда находился кто-то из наших эвакуаторов: Кукушкина*, Валя Муравьева, фельдшер Сергей Рыдванов…
Санитарная эвакуация самолётами вошла в историю Великой Отечественной войны. Достаточно сказать, что в хорошую лётную погоду мы эвакуировали самолётами по пятьсот-шестьсот человек в день: самолёты типа «ПО-2» доставляли раненых в Кондрово, где находился госпиталь; а мощные, комфортабельно оборудованные двадцатиместные самолёты – в Москву».
… Сбросив бомбы, фашистские самолёты улетели. На аэродроме валялась разбитая санитарная машина. Рядом лежали раненые, которых не успели отправить.
- Где Кукушкина, - задыхаясь от волнения, спросил В. Е. Гиллер подбежавшего к нему Сергея Рыдванова. Он был весь в чёрной копоти.
- Её контузило, - ответил фельдшер, вытирая грязным платком лицо. – Мы всех отправили, а тут вдруг появилась ещё одна машина с ранеными. В поле она, как на ладони. Хорошо, что успели вытащить раненых. А машина пропала, разбита.
- Ну, бог с ней, с машиной! – обрадовался начальник госпиталя.
Радовался тому, что в тот день обошлось без потерь среди эвакуаторов, санитаров и раненых. А потери среди персонала СЭГа 290 были все годы войны.
Конечно, эвакуаторы не только руководили погрузкой раненых в поезда, самолёты, на машины. Если обстановка требовала, то они брались за носилки с ранеными; помогали тем, кому нужна была крепкая рука; случалось – поправляли сбившуюся повязку или шину.
(*Кукушкина Клавдия Ивановна, кадровый врач Красной Армии; в СЭГе 290 работала с первых и до последних дней войны. В тот день в Вязьме во время бомбёжки была тяжело контужена.
Её без сознания привезли в родной госпиталь, и коллеги выхаживали её с большой любовью. Как правило, своих сотрудников - раненных, контуженных, заболевших - никуда не отправляли; лечили "дома").
МАРИЯ И СЕРГЕЙ
В других воспоминаниях персонала этого фронтового госпиталя, опубликованных здесь же, есть подробности о том, как фашисты рвались к Москве, а потому бомбили, сжигали и разрушали всё, что было на их пути к столице СССР; с какими чудовищными увечьями поступали раненые в уникальный, на тот момент, сортировочный госпиталь; как подбирался в СЭГ 290 персонал и как, что называется, на ходу учились, не нюхавшие до войны пороха, врачи, медицинские сёстры, санитарные дружинницы, санитары оказывать помощь раненым; нередко - вырывая их у смерти.
Это уже были настоящие раненые, а не «раненые».
Только фронтовики могут рассказать, как перемешивались война, любовь, радости и горести.
23 сентября 1941 года по направлению военкомата в СЭГ 290, который находился тогда ещё в Вязьме, прибыла группа московских санитарных дружинниц. Среди них была и Мария Ушакова.
Вот там они и встретились: Сергей Рыдванов и Мария Ушакова.
Вероятно, эта пара была очень заметной, иначе бы Вильям Гиллер не вспоминал о Сергее и Марии в своём литературном произведении «Записки военного врача», опубликованном в журнале «Наш современник» (№5, 1965 г.):
«Марии Ушаковой был тогда двадцать один год. Тоже москвичка, она окончила курсы при Коминтерновском РК РОКК (районный комитет Российского Общества Красного Креста). Работала в типографии «Московский рабочий» брошюровщицей-контролёром и всё боялась: а вдруг без неё война кончится!
Приехала она в госпиталь в день бомбёжки Вязьмы, в дежурство Сергея Рыдванова. И сразу же этот озорной двадцатитрёхлетний военфельдшер вдруг оробел перед скромной девушкой. А потом они полюбили друг друга и поженились. У них родилась дочь Светлана, вскоре отосланная на воспитание бабушке.
Сейчас (напомню, что написано это было в 1965 году – Л. П.-Б.) Светлана – студентка МАТИ, она чуть моложе своей матери на исходе войны. Думается, и Светлана, и Сергей Рыдванов, окончивший Московский политехнический институт, многим обязаны Марии Семёновне, очень целеустремлённой женщине, работающей сейчас на скромной должности кассира».
По всей видимости, их дочь Светлана родилась в Москве.
СЭГ 290 находился в Вязьме до первых чисел октября 1941 года. Когда положение на фронте стало критическим и советские войска отступали, штаб Западного фронта принял решение перебазировать этот госпиталь в Москву. Он мог бы оказаться в окружении фашистов.
Не сразу, а со второй попытки, в Москве госпиталь расположился в районе Лефортово, где ныне работает Главный военный клинический госпиталь имени академика Н. Н. Бурденко. На одном из его корпусов есть Памятная доска, повествующая о пребывании там СЭГа 290 с октября 1941 до марта 1943 года.
Многие из персонала госпиталя вспоминали об эвакуации тысяч раненых, находящихся в СЭГе в первых числах октября 1941 года – как о самых тяжёлых днях за все годы войны.
Последними в тыл уходили (именно – уходили, а не уезжали; никаких машин уже не было) из разбитой и горящей Вязьмы две роты легко раненых. Их сопровождали Валентина Муравьева*, Сергей Рыдванов, Наталья Попова и «шесть санитаров, не пожелавших отстать от своей суровой любимицы Муравьевой».
(*Валентина Муравьева, из молодого поколения врачей, эвакуатор; все годы войны работала в этом госпитале. Рассказ ней и о Наталье Поповой можно прочитать здесь же, на Прозе.ру. – Л. П.-Б.)
Вероятно, Мария Ушакова была отправлена в Москву с тем персоналом, который вывозил госпитальное имущество.
… Территория, которую СЭГ 290 в 1941 году занимал в Вязьме и на станции Новоторжская, опустела лишь к семи часам утра восьмого октября. Ушёл последний эшелон с личным составом и имуществом – почти тридцать разного типа машин.
Чтобы фашистам ничего не досталось, персонал постарался разбить, раскурочить всё, что не смогли увезти. Пришлось сжечь сотни новеньких шерстяных и меховых одеял – драгоценные вещи в нашем холодном климате.
Чуть ли не со слезами на глазах интендант госпиталя Иван Андреевич Степашкин просил начальника СЭГа не сжигать их; надеялся, что вдруг подвернётся какая-нибудь машина. Но машин не было. Вязьма горела, все дороги фашисты бомбили.
Интенданту пришлось подчиниться приказу: он облил бензином гору из одеял и поджёг.
Из анкеты (заполнена 6 ноября 1986 г.) Марии Семёновны Ушаковой:
Родилась 13 августа 1923 года. Следовательно, Марии было 18 лет, а не 21 год, как написал В. Гиллер. Беспартийная. Образование до войны среднее. Звание: рядовой.
Сроки службы в СЭГе 290: с 23 сентября 1941 года по 13 мая 1945 года. Работала в 1-м сортировочном отделении и в 3-м хирургическом отделении; медрегистратор.
Награды: медали «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»; Орден Отечественной войны 2-й степени; 9 юбилейных медалей.
После войны окончила курсы кредитных инспекторов, работала в Дзержинском отделении госбанка, на заводе «Борец»; старший кассир. Была председателем домового комитета.
Молодёжи о Великой Отечественной войне рассказывала без прикрас, как о тяжёлом испытании для людей.
Жили Мария Семёновна и Сергей Дмитриевич в Москве на улице Гвардейской, что чрезвычайно символично для фронтовиков.
В Совете ветеранов СЭГа 290 делали отметки на анкетах однополчан: в какие годы сэговцы (так они себя называли после войны) бывали на встречах в День Победы. На анкете М. С. Ушаковой последним указан 1988 год.
Возможно, это был год её смерти. Или она перестала бывать на встречах однополчан, потому что не позволяло здоровье.
РАБОТАЛИ И ПРИ СИРЕНАХ ТРЕВОГИ
Зима 1942 года была суровой. В это время СЭГ 290 работал в Москве – принимал раненых не только с Западного, но и с других фронтов. Их доставляли поездами, самолётами, разным автотранспортом, а с некоторых московских вокзалов даже…трамваями.
По распоряжению руководства Москвы такие трамваи утеплили. От основных трамвайных путей на территорию госпиталя проложили дополнительную линию. И сейчас по Госпитальной площади ходят трамваи; а ту, дополнительную, конечно, убрали.
Такими же путями раненых, получивших в госпитале всю необходимую медицинскую помощь, эвакуировали: кого – в тыл, кого – в ближайшие медицинские учреждения на долечивание.
Начальник СЭГа 290 вспоминал об одном таком дне эвакуации:
«В эвакуационном приёмнике шла погрузка санитарного поезда. Свежему человеку трудно было разобраться в сутолоке ночной работы. Вместительный поезд непрерывно поглощал раненых.
Бесшумно ступали санитары-носильщики, обутые в валенки, в белых куртках поверх телогреек. Каждая пара санитаров заполняла один вагон. Раненые, заблаговременно рассортированные, лежали по отсекам, представляющим собой точную копию вагона.
Фельдшер-эвакуатор Рыдванов стоял в створе широких дверей и негромко отдавал приказания. Раненых грузили по всем вагонам одновременно.
- Сколько минут грузите поезд? – спросил начсанфронта*, с которым мы приехали на эвакопункт.
- В среднем, пятьдесят, - ответил Рыдванов.
- А если объявлена тревога?
- Всё равно работаем, только быстрее. Крыша нашего приёмника только чуть потолще крыши вагона.
- Что ещё нужно сделать? – спросил начсанфронта.
- Хорошо бы иметь крытые платформы, чтобы раненые, переходя из тёплого помещения в вагоны по морозу, не простужались, - сказал Рыдванов.
- Об этом стоит подумать.
Сначала грузили носилочных раненых. Потом – тех, кто мог сам войти в поезд… Работа закончена. Раздавался голос диспетчера: «Поезд отправляется…»
Так эвакуаторы и работали: из ночи – в день; из дня – в ночь. До марта 1943 года.
А потом огромный караван разнотипных машин с персоналом и госпитальным имуществом двинулся из Москвы - вслед за Западным фронтом.
Персоналу СЭГа 290 предстояло построить в Пыжовском лесу близ Вязьмы подземный госпиталь.
(*кто был начальником Санитарного управления Западного фронта, о котором упоминает В. Е. Гиллер, пока не знаю – Л. П.-Б.)
О том, как в марте-апреле 1943 года в Пыжовском лесу персонал госпиталя строил подземный медицинский городок на 5 тысяч раненых, есть во многих опубликованных здесь же воспоминаниях однополчан С. Д. Рыдванова.
На каком участке того строительства находился он, не известно. Этот молодой, крепко сложённый мужчина, мог работать на лесопилке, рыть котлованы для землянок или прокладывать пути для узкоколейки, которая связала госпиталь с железнодорожной станцией Новоторжская.
Туда приходили и оттуда уходили с ранеными санитарные поезда.
В Пыжовском лесу госпиталь проработал до лета 1944 года. А потом тот лес стал тылом – война покатилась в сторону логова немецких фашистов.
Упомянутую выше статью «Первый СЭГ» В. Е. Гиллер закончил так:
«Обескровленные, завшивевшие гитлеровские разбойничьи орды откатываются всё дальше и дальше на Запад. Многие города и сёла очищены от вражеских банд. Это результат невиданного героизма нашей доблестной Красной Армии.
Советские военные врачи, медицинские сёстры, военфельдшеры работают так же героически, неутомимо и самоотверженно, как действуют наша пехота, артиллерия, танкисты, лётчики…»
Великую Победу персонал СЭГа 290 встретил в Восточной Пруссии, в местечке Тапиау.
Как написали в своих анкетах Мария Ушакова и Сергей Рыдванов, демобилизовались они 13 мая 1945 года.
Из анкеты С. Д. Рыдванова, заполненной им 4 декабря 1966 года:
Образование до войны: студент, незаконченное высшее – 3-й курс мединститута. После войны окончил заочно политехнический институт.
Работал завхозом, инженером, ведущим инженером, начальником лаборатории НИИ (научно-исследовательский институт; назван МНИИП). Почётный радист СССР. Был членом Совета военно-патриотической работы комитета комсомола МНИИП, секретарём парткома.
О семейном положении: женат, дочь и внук.
Награды: Орден Красной Звезды, Орден Отечественной войны 2-й степени; медали «За боевые заслуги» (их две – получены во время войны и после), «За оборону Москвы», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»; юбилейные медали.
Воинское звание: майор-инженер.
Вторая его анкета от 6 ноября 1986 года. Сергей Дмитриевич вышел на пенсию. На этой анкете написано: «Умер в октябре 1988 года».
Жаль, что большинство участников Великой Отечественной войны уходили в мир иной не старыми. Понятно, почему. Они проживали три жизни: до войны, во время войны и после неё.
Фронтовики жертвовали своей жизнью, здоровьем ради того, чтобы жили свободными и счастливыми их дети, внуки, соотечественники.
-------------------------
На фотографии и Марк Израилевич Аронов. Этого военврача можно назвать одним из преданнейших специалистов авиации. Великая Отечественная война, авиация и космонавтика - об этом в его воспоминаниях, опубликованных здесь же, на Прозе.ру.