1
Поэт как представитель рода человеческого, конечно, не лишён самости. Более того, в отличие от обычного человека, она у него двойная: у поэта две самости - человеческая и поэтическая (здешняя и тамошняя). Но они по хорошему не совместимы, т.е. в нём есть либо одна, либо другая. Здешняя мешает быть нездешей, нездешняя - здешней, они в нём всё время спорят. Быть может, именно спор между ними рождает стихи. Но именно этот спор не позволяет поэту быть втянутым в здешнюю самость настолько сильно и глубоко, как втянуты обычные вполне здешние люди. Поэт раздвоен, как шизофреник, но это не делает его больным в медицинском смысле (скорее наоборот), несмотря на множество кажущихся признаков нездоровья. Эти признаки - результат ношения дара, своего рода отметина. Чудаковатость поэтов общеизвестна, но её природа не вполне понята. Дело в том, что присутствовать сразу в двух мирах - задача непростая, она попросту не по силам большинству обычных людей1. Обычный как раз легко сойдёт с ума в таких обстоятельствах, в которых поэт творит свои шедевры.
Собственно поэтическая самость - это не совсем самость, потому что она - место встречи со своим идеальным Я (точка стояния). Она - плод этой встречи, плод знания, тесного общения с идеальным. Достоверность этих встреч несомненна для поэта, и не без оснований - наличие настоящих стихов тому доказательство.
Идеальное Я - непререкаемый авторитет не внешний, но внутренний; получаемые от него вести - почти священны, ибо это - откровения. Понятное дело, что не всё удаётся донести до себя обычного, до себя просто человека - как читателя и слушателя этих вестей. Да, поэт сам для себя не только поэт, но и читатель. В нём всегда есть эти двое, и один говорит другому - в этом суть творческого акта (всегда диалога). Человеческое поэта очень чётко различает в себе поэтическое (иное) и своё частное, личное - обычное. Поэтическая самость относится только к поэтическому в поэте и никогда не относится к обывательскому. Но то и другое - пространство внутри одной личности и вне этой личности невозможное. Потому так трудно извне различить в поэте то и другое - только поэтам дано легко это различать (поэтом в себе слышать поэта в другом). Поэт просто слушает как звучит голос, а небесный и земной голоса сильно разнятся. Подлинная поэзия - это всегда небесный голос поэта, хоть и не всегда, возможно, очищенный от чисто человеческого (зато всегда свободный от слишком человеческого только человеческого).
Чем выше уровень поэзии, тем чище в ней звучит небесный(!) голос земного (!) человека.
2
Поэт преподносит себя Реальности, как тестовое чернильное пятно2, и предлагает ей ответить, что она видит, при том она видит не только поэта, но и место, время, окружение, события, обстоятельства - всё, что связано как-то с поэтом (всё это видит и поэт глазами Реальности).
Поэт тестирует Реальность, и, оказывается, она не может не ответить поэту. В этом некое сходство поэта со святым - Бог святому тоже всегда отвечает, потому что Его обязывает к этому святость человека. Но что обязывает Реальность отвечать поэту? Вопрос? Какой вопрос задаёт поэт? Вернее, наверное, спрашивать о том, КАК он спрашивает, потому что обязывает Бога отвечать поэту, скорее всего, его поэтическое состояние. Какое это состояние? Состояние предстояния (целостность) и открытость, наверное... Одно ясно, поэтом является тот, кому Реальность (т.е. Целостность, а Целостность - это Слово) всегда отвечает. Поэт - это вместивший в себя Целое, хотя бы на мгновение - плодом этого вмещения и является стихотворение.
---
1 У поэта совсем другие настройки, другие доминанты, и эта собранность по-другому даёт ему другие способности.
2 Что-то вроде теста Роршаха (проективный тест чернильных пятен).
1 - 8 августа 2019
koppel.pro/content/o-poeticheskoy-samosti-12267