Наблюдение за Сиволлом в движении всегда поучительно само по себе. Вопреки… Я знал от Лесли о его непростом детстве и юности. И, держа перед глазами старомодный медно-красный его фасад, представлял крикливого папашу в семидесятых, рукоятку кирки, выпивку под столом, крики “трахни меня”, “трахну тебя”. Ему бы зубами держаться… Вопреки всему, он был очень лёгок в движении и на подъём.
Мы собирались спускаться с СО19 (вооружённым подразделением столичной полиции) в качестве прикрытия. Найтингейл всегда предпочитал Кэффри с бывшими десантниками, но расследовалось убийство, под прямым руководством Сиволла, а значит… Сиволл привлёк целый отряд, намекнув на возможный терроризм.
Пришлось уведомлять констебля Киттреджа, как территориального офицера СТС.
Все собрались на западной стороне Уэстборн-парк-роуд, где, по словам Зака, находился ближайший выход из канализации. Было темно, и последние грязные остатки снега хрустели под тяжестью наших сапог. Стефанопулос чертыхнулась, заскользив по льду. Сиволл поддержал её за локоть.
– Пойдёте с нами, сэр? спросил я Сиволла.
– Не тупи, – прилетело в ответ. – Я чертовски большой начальник для спуска. Это для констеблей, сержантов и психов. Мы оставим чайник включенным для вас.
Найтингейл стоял под фонарём в длинном устрично-белом пальто Burberry, похожий на героя ретро-фильма. Не хватало малого – сигареты, шляпы и обречённой любви с домохозяйкой из пригорода. Лесли осталась в фургоне "Спринтер", где могла присматривать за Заком и пользоваться термосом с кофе и пакетами хула-хупов. Я был лишён такой роскоши, поскольку всё это было моей идеей в первую очередь.
Присоединившийся к нам Киттредж оказался высоким худым мужчиной в тёмно-синем костюме-тройке с кислым выражением лица, что могло быть просто реакцией на выход в канун Рождества. В петлице у него действительно торчала веточка омелы, и я вдруг с грустью подумал о докторе Валиде, представив его в шестистах километрах к северу, в приземистом гранитном коттедже его предков, перед ревущим в камине пламенем поздравляющим свою семью крошечным теологически нездоровым глотком отменного напитка.
Киттредж, сдвинув брови, рассматривал меня, затем повернулся к Найтингейлу: “У нас проблема”.
– Американка? – спросил Найтингейл.
– Она видела слишком много.
– Тогда о ней нужно позаботиться, ты знаешь, – вмешался Сиволл.
– Забавно, – сказал Киттредж.
– Кого волнует, что знают янки? – спросил Сиволл. – Им плевать на всё это вудуистское дерьмо. Для чего им это?
– Мне не так объясняли, – осторожно возразил Киттредж. – Есть некоторые вещи, которые мы должны хранить в семье.
– Тогда предлагаю взять с собой нашего молодого американского друга, – сказал Найтингейл.
– С ума сошёл? – возмутился Киттредж. – Одному Богу известно, что ФБР обо всём этом подумает. Разве она не видела слишком много всего?
– Напротив, – улыбнулся Найтингейл. – Не думаю, что она видела достаточно. Где она сейчас?
Киттредж махнул рукой в сторону улицы. “За углом. Сидит в красной "Шкоде Фабиа", которую одолжила у няни жены второго торгового атташе”.
– Вы в этом уверены, сэр? – не удержался я.
– С тех пор как тебя выкопали из земли, за ней присматривает целая команда.
– Коснись двери конюшни, – удивил Найтингейл.
– Не начинай, – сказал Киттредж. – Всё это было рутиной, пока ты не вмешался.
– Я хранил секреты ещё до твоего рождения, – Найтингейл отвечал с удовольствием, радуя своим настроением. – Просто доверься мне. Кроме того, юная леди чрезвычайно умна. Здесь нет ничего, что она не могла бы сделать сама.
– По крайней мере, она не будет свидетельницей.
– К счастью, видеть – не всегда верить, – Найтингейл повернулся ко мне. – Почему бы тебе не пойти и не пригласить её?
Я повернулся и не спеша зашагал по дороге, напевая бодрую мелодию подчинённого, знающего – какое бы дерьмо ни попало в вентилятор, не его обвинят в том, что он его включил.
Было бы неплохо подкрасться к Рейнольдс и шокировать, но есть хорошее правило – не пугать возможно вооружённого огнестрельным оружием. И я подошёл спереди, помахал ей рукой. Раздражённый взгляд – она явно думала, что её погонят – был достаточным вознаграждением.
– У тебя есть одежда для канализации? – спросил я, когда она вылезла из машины.
– В багажнике, – сказала она. – Мы опять идём вниз?
– Тебе не обязательно.
– Дай мне пять минут.
У Рейнольдс это заняло пять минут, у остальных – около часа, потому что мы ходили кругами, привязывали вещи, проверяли оборудование. На этот раз мы позаимствовали подходящие оранжевые болотные сапоги по пояс у неприветливого представителя Темзы. Ребята из CO19 настаивали на сохранении своих тёмно-синих наружных бронежилетов и шлемов, что придавало им неуместный вид современных ниндзя.
Я был в новеньком "Метвесте" и сигнальном жилете сверху. Планировал избежать выстрелов, используя мирную дипломатию, а не удастся, так остаться позади парней с оружием. Зак сказал, что лучше без оружия, но именно в нём смысл вооружённого подразделения полиции.
Это был хороший план. И потому не выдержал контакта с реальной жизнью. Сиволл напутствовал нас не сделать всё ещё хуже. Затем он, Стефанопулос и Киттредж отправились в ближайший паб – обустраивать "командный центр".
Угрюмый человек Темзы открыл крышку люка и позвал нас.
Первым спустился Найтингейл, затем офицеры из СО19. За ними я, Зак, Лесли и Рейнольдс. Я понял, где мы находимся, как только сошёл с лестницы. Тот самый перекрёсток, за которым неизвестный противник со Стеном повёл нас вниз к водосливу и далее к дискотеке Олимпии и Челси. Тогда это был бурный поток. На этот раз – удивительно благовонный ручеёк, по крайней мере, по стандартам лондонской канализации.
Кумар уже ждал нас.
– Ты просто не мог остаться в стороне, – сказал я.
– Здесь теплее, – он хлопнул меня по плечу. – Удивлён, что ты вообще спустился.
Не хотелось спускаться в люк, но теперь всё было в порядке. Вокруг люди, которым доверял. “Куда теперь?” – спросил я Зака.
Он указал вниз, в уже знакомый канализационный коллектор Северного Кенсингтона. Слишком низкий, чтобы идти прямо. Ребята из CO19, по понятным причинам взволнованные, направляясь в неизвестность по длинной трубе, хотели дождаться баллистических щитов. Но Найтингейл отмахнулся от последних.
– Сначала мы проведём рекогносцировку, – он жестом пригласил меня и Зака с собой. Офицеры СО19 с жалостью смотрели на нас, следующих за Найтингейлом в туннель. Теперь у меня аллергическая реакция на выход перед вооружёнными офицерами, но Зак, похоже, не беспокоился. Либо не ожидал неприятностей, либо верил в Найтингейла больше меня.
Мы прошли по туннелю около двадцати метров, и Зак остановился. “Проскочили, – сказал он. – Извините”.
Все отступили назад на два метра, пока Зак через равные промежутки времени стучал кулаком по левой стороне туннеля. Вдруг остановился и несколько раз ударил в одно и то же место. “Похоже на то”, – сказал и улыбнулся.
Я приложил руку к стене в месте удара. Определённо что-то вроде вспышки открытой печи и намёка на свинарник, хотя, учитывая канализацию, запах мог быть откуда угодно.
Найтингейл расположил свою ладонь рядом с моей. “Поразительно. Как мы туда попадём?”
– Вот так, – Зак прислонился спиной к стене. Упёрся ногой в противоположную, отжав часть стены за спиной в нишу. Стены гладкие и покрытые той же керамикой, что и чаша с фруктами. Раздался глухой щелчок, и секция позади Зака встала на место.
– Неплохо, да? – он указал вверх на едва видимый в темноте открытый люк. – Стена как пожарная дверь, поэтому закрывается автоматически. Кто-то должен придерживать её, пока я поднимаюсь.
Найтингейл приподнял руку и шевельнул пальцами. Подвижная часть стены слегка сдвинулась и щёлкнула. Зак осторожно пожал плечами: “Можно и так”.
Найтингейл крикнул оставшимся сзади, чтобы шли сюда, оставив двух офицеров СО19 охранять перекрёсток и еще двоих контролировать туннель. Затем он вскарабкался, пролез в люк и протянул руку мне, помогая подняться.
Я огляделся, пока Зак и Лесли подтягивались. Мы находились в помещении размером в среднюю гостиную в муниципальной квартире, хотя потолок был низким даже по этим стандартам. Приходилось чуть пригибать голову.
– Береги голову, дорогуша, – предупредил Зак входящую Лесли.
Сначала я подумал, что стены обшиты панелями из тёмного дерева в викторианском стиле, но быстро понял, что цвет неправильный, слишком бледный. Постучав по панелям костяшками пальцев, услышал керамический звон. Прикоснувшись к ним кончиками пальцев, почувствовал древесные волокна, запах табачного дыма, пива и виски. Найтингейл тоже нахмурился, коснувшись стены. Он поймал мой взгляд и кивнул. Воздух был неподвижный, затхлый и сухой.
– Нужно идти, – сказал Найтингейл, когда с подошедшими Кумаром, Рейнольдс и двумя офицерами СО19 стало тесновато. Был только один выход – дверной проём, обрамлённый керамо-древесиной.
Как и подобает хорошо воспитанным полицейским, мы позволили офицерам СО19 идти первыми. Глупо приводить их, а потом стоять между ними и потенциальными целями.
Дверь вела в длинный коридор, обшитый на этот раз не фальшивыми деревянными панелями, а противными лиловыми обоями. Да, с чувством цвета у Тихих были проблемы. Через равные промежутки висело что-то похожее на пустые рамы для картин. Найтингейл приобнял за плечи обоих офицеров СО19. “Быстро и тихо, ребята”, – сказал он.
Мы шли бесшумно, насколько это возможно людям, несущим полтонны снаряжения. Но не скрытно: болотные брюки не для этого. Мы подошли к месту, где коридор заканчивался Т-образным перекрестком.
– И куда? – спросил Найтингейл Зака.
– Не знаю. В прошлый раз его здесь не было.
– Лучше бы ты этого не говорил, – тихо и жёстко сказала Лесли.
Найтингейл не колебался. Он дважды махнул рукой, и один офицер СО19 пошёл налево, другой направо. Найтингейл отправился с одним, а я с другим.
Раздался выстрел, удивительно громкий в замкнутом пространстве. Я бросился обратно за угол, но Найтингейл крикнул: “Не стрелять”.
Наступила долгая пауза, я решил подняться.
– По-моему, это предупредительный выстрел, – сказал Найтингейл. – Питер, будь добр, попроси мистера Палмера выйти вперед.
Зак энергично покачал головой, но Лесли положила руку ему на спину и надавила, пока его голова не высунулась из-за угла.
– Будь любезен, скажи, что мы пришли с миром, – попросил Найтингейл.
– Думаете, кто-то купится на это?
– Я не хочу никого покупать, мистер Палмер. Нужно установить взаимопонимание, иначе, боюсь, всё может стать трудным.
– С чего вы взяли, что они заинтересуются? – спросил Зак.
– Если бы они хотели, уже положили бы нас.
Офицер СО19 прокашлялся. "Мы стремимся к деэскалации таких конфронтаций как можно скорее, сэр, – сказал он. – Чем дольше они, тем больше вероятность неоптимального исхода".
Впечатляющая речь человека, явно желающего вернуться.
– Принял к сведению, – ответил Найтингейл.
– Ради бога, Зак, – сказал я. – Обычно тебя не заткнуть.
Зак вздохнул и двинулся вперёд, пока не выглянул из-за плеча Найтингейла. “Эй! – позвал он. – А Десять-Тонн здесь? Тут один человек хочет с ним поговорить”.
Все затаили дыхание. Я услышал голос, скорее шёпот из темноты.
– Слышали? – спросила Лесли.
Зак шикнул на неё: “Мешаешь слушать, – а затем крикнул через плечо Найтингейла. – Не расслышал последнее”.
Лесли закатила глаза, но промолчала, я всё еще не мог разобрать ни слова.
– Говорит, что Найтингейл и солдаты должны держаться подальше, они поговорят с полукровкой, – он посмотрел на меня. – Кстати, это ты.
– Почему я?
– Не знаю, – хихикнул Зак. – Быть может, просто не очень высоко тебя ценят.
– Ты, конечно, не действуешь в одиночку, – категорично заявил Найтингейл.
Мы были полностью согласны с этим.
“Полукровка, – подумал я. Уже давно этого не слышал. С тех пор как мама поссорилась с тётей Дорис, выросшей на Ямайке в 1950-х, и так и не признавшей политкорректность. – Если они были старомодны в этом отношении, то могли быть полезно старомодными и в другом”.
– Скажи им, что с нами медсестра. Чтоб убедиться, что все здоровы.
– Что ты задумал, Питер? – спросил Найтингейл.
Я обернулся и поманил к себе агента Рейнольдс, сидевшую сзади вместе с Кумаром. “Вы вооружены?”
Мгновение она выглядела озадаченной, затем кивнула. Лесли ткнула меня в руку. “И я”, – потребовала она.
– Две медсестры, – уточнил я задание Заку.
Я видел, что Найтингейлу не нравится идея посылать женщин в столь опасное место. “Сэр, – сказал я. – Так надо”.
Найтингейл вздохнул и кивнул Заку, который крикнул, чтобы встречали ещё двух медсестёр. Я по-прежнему не мог разобрать слов в ответе, но, после нескольких обменов репликами, Зак выдохнул и сказал, что они готовы поговорить.
– С кем мы будем разговаривать? – спросил я.
– Десять-Тонн, может быть, его дочь.
– Интересно.
– Ты ведь с ней не собираешься ничего делать? – забеспокоился Зак.
– Зачем мне десятитонная дочка? – спросил я.
– Даже не думай.
– Никаких шуров-муров с дочкой, – заверил я. – Она твоя.
– Что всё это значит? – спросила Лесли.
– Понятия не имею, – ответил я, но подумал, что, наверное, знаю.
– Если собираемся идти, то пора, – Зак выглядел бодро. Он крикнул, что мы идём, и вышел первым. Я за ним. Найтингейл показал глазами: будь осторожным.
– Есть план, – я не смог промолчать.
– Есть план? – удивилась Рейнольдс.
– Сделай одолжение, расскажи – буркнула Лесли. Мы присоединились к Заку. Я посветил фонариком в туннель, показалось, что вижу поодаль бледные лица.
– Направь свет вниз, – потребовал Зак.
– Кто это? – спросила Лесли.
– У них слишком чувствительные к свету глаза.
Полицейскому всегда важно создать впечатление, что он знает о происходящем больше, чем на самом деле, чем случайный прохожий. И лучше всего на самом деле знать больше. Например: я был почти уверен, что знаю, где находится поселение Тихих людей. Для меня, Лесли и Найтингейла – именно поселение, потому что нам не нравились демографические последствия слова “деревня”. Слово "хутор" тоже не очень нравилось.
– Что если это городок? – спросила Лесли во время предоперационного инструктажа. – А если это город?
– Давай надеяться, что нет, – сказал тогда Найтингейл. И напомнил, что мы должны установить масштаб проблемы, а только потом решать, что делать. Я не стал говорить, что Тихие люди уже сто шестьдесят лет живут без проблем – или, по крайней мере, без проблем, влияющих на спокойствие королевы.
Лондон был первым в мире мегаполисом. Можно предложить Пекин, Константинополь или Рим, но Лондон установил образец безумно быстрой экспансии, которому следовал потом каждый большой город. В девятнадцатом веке большая часть города ушла на запад, так как богатые и средние классы пытались убежать от бедных, а бедные – от крыс.
Землевладельцы, в большинстве аристократы, толпами отказывались от мистической связи с землёй и превращали свои сельхозугодья в новые жилые районы. В Мидлсексе за одну ночь выросли целые кварталы, и все эти виллы, террасы и коттеджи нуждались в одном – кирпичах. Миллионах кирпичей. К счастью, в труднодоступной лощине к западу от Портобелло-Роуд было найдено богатое месторождение качественной жёлтой глины.
Прибыли кирпичники, и вскоре только что названная Поттери-Лейн была заставлена кирпичными печами и иронически ветхими домами гончаров. Бутерброд с беконом – лучшая настройка на день изготовителю кирпичей. Так что и свиноводы переехали – их животные рылись в грязи и отбросах за печами. Ну и конечно, железные дороги не замедлили запустить свои железные пальцы в окружающую сельскую местность.
Чтобы построить их, нужна была армия землекопов, и они шли туда, где арендная плата низкая, выпивка местного производства, и почти никакой полиции. Район стал известен как Гончарни и Свинарники. Это было место, где начинали Юджин Бил и его подрядная бригада живых экскаваторов. И прозвище Юджина Била – Десятитонный Экскаватор – не случайное, как я думал, совпадение.
Центром этого района было искусственное озеро, полное свиного дерьма, известное в округе как Океан. Даже у викторианцев были некоторые стандарты, и когда Лондон наконец поглотил эти земли, Океан превратили в парк, а не в жильё. И я подозревал, что под ним, там, где хорошая глина, находится поселение Тихих людей.
Они повели нас вниз по ряду арочных туннелей с выложенными гладкой керамической плиткой стенами. Это могла быть особо унылая станция метро, но отсутствовали свет и камеры видеонаблюдения.
Тощие белые подростки в толстовках Адидас, которые вели нас, выглядели привычно, что не очень успокаивало. Они сразу отшатнулись от наших фонарей, несмотря на тёмные очки. Иногда они показывали, куда идти, и я мельком видел бледные руки с длинными пальцами.
В одном коридоре дул заметный ветерок, в другом, клянусь, я слышал тарахтение прачечных сушилок и даже запах смягчителя ткани.
Одно можно было сказать наверняка. Если они были каннибалическими потомками потерянного племени землекопов, то лучше тех, что в фильме.
– Они стали гораздо спокойнее, – заметила Лесли перед дверью, где нас остановили.
– Потому, что мы теперь в их владениях, – сказал Зак.
– Владения? – переспросила Рейнольдс.
– Поместье, – предположил я.
– Клочок земли, – фыркнула Лесли.
– Парк? – продолжил я, поскольку Рейнольдс всё ещё выглядела озадаченной.
– Закрыто, – сказал Зак.
– Поняла.
Подросток наклонился к Заку и прошептал что-то на ухо. “Он говорит, что надо выключить фонари, – перевёл Зак. – У них болят глаза”.
Мы колебались, думая об одном и том же. Я чувствовал, как Лесли и агент Рейнольдс изменили позу, освободили руки, а Рейнольдс ещё убедилась, что Глок доступен. Ничего не поделаешь – ситуационная паранойя полицейского.
– Можем просто вернуться, – сказал Зак. – Легко.
Я вдохнул, выдохнул и выключил свет на шлеме. Лесли и Зак последовали моему примеру, наконец, Рейнольдс, бормоча что-то себе под нос, сделала то же самое.
Первые несколько секунд я был в полном порядке, а потом вдруг почувствовал себя так, будто снова оказался под платформой на Оксфорд-Серкус. Начал задыхаться, попытался контролировать дыхание, но стал дрожать. Чья-то твёрдая рука схватила меня за плечо, затем пальцы спустились вниз и сжали мою ладонь – я был уверен, что это Лесли. Я был так поражён, что забыл запаниковать.
Большие двери распахнулись, открыв комнату, освещённую тусклым зелёным светом, и Лесли отпустила мою руку.
Вместительная комната с высоким куполообразным потолком. В свисающей люстре вместо свечей использовались химические светящиеся палочки. Комната битком набита Тихими, словно вагон метро с пассажирами. Они были всех форм и размеров (детей я не заметил), но прослеживалась тенденция: субтильные, с длинными бледными лицами и большими глазами. По крайней мере, две блондинки.
Они определённо были особой этнической группой, и я запоздало осознал, что совершил классическую расистскую ошибку, предположив, что парень, которого я преследовал в поезде, был тем, кто стрелял в меня внизу. Для лондонца смешанной расы – обескураживающе, я виню красные толстовки, которые они все носили.
Зак неожиданно выдал: “Тихие люди захотят прикоснуться к вам”.
– Прикоснуться где? – спросила Лесли.
– Только подумай – они похожи на слепых, очень тактильные.
– Здорово, – сказала Лесли.
– И вы должны прикоснуться к ним в ответ. Не обязательно много, знаете, немного дерзости, немного копа – просто из вежливости.
– Желаешь ещё чем-нибудь поделиться? – спросил я.
– Да. Не повышайте голос. Это считается немного бестактно, – он повернулся и вошёл в комнату.
Я последовал за ним, и прикосновения начались немедленно. Не грубые, но уж очень открытые. Пальцы пробежали по моим плечам, рука на мгновение схватила меня за бедро, и от прикосновения кончиков пальцев к губам я чихнул.
– О боже, – услышал я за спиной голос Лесли. – Мне будто снова пятнадцать.
Из вежливости я позволил тыльным сторонам ладоней коснуться людей, проходя мимо, что всех удовлетворило. Тронутые пахли точно так же, как и все остальные: немного пота, немного еды, пива и совсем слабо – свиного дерьма. В центре комнаты стоял узкий Викторианский дубовый стол. После всей этой керамики я почувствовал запах настоящего дерева.
По другую сторону стола нас вежливо ждал высокий худощавый мужчина в чёрном костюме, сшитом на заказ, с лацканами в стиле семидесятых и галстуком цвета морской волны. Его глаза были скрыты за солнцезащитными очками-авиаторами, но уголки рта приподнялись в насмешливой улыбке. Сила, исходившая от него, ударила меня в грудь, словно звуковая волна из лучшего басового динамика. Я не испытывал ничего подобного с тех пор, как столкнулся лицом к лицу со Стариком Реки – отцом Темзы. Это были тщеславие, пот и кирка, клубы пара. Звон молотков и жар печи.
О, чёрт, подумал я, если это не Тихий Король Дварфов, то я президент Криклвудского филиала Женского института. Всё сходится, кроме того, что он не карлик и не похож на короля, и они делают обеденные тарелки, а не мечи или кольца силы. Определённо ещё один бог места или что-то почти такое же мощное. Найтингейлу можно закатывать истерику. Хотя бы сдержанно.
– Моё имя, – прошептал мужчина. – Мэтью Десять-Тонн, а это моя дочь Элизабет.
Рядом с ним стояла молодая большеглазая женщина в тёмных очках, с узким подбородком, небольшим ртом и маленьким вздёрнутым носиком, едва удерживающим очки. Светло-каштановые волосы заплетены во французскую косу, перекинутую через плечо. Несмотря на зелёный свет, я видел её кожу необычайно бледной, почти прозрачной. Когда она повернулась к нам, Зак отвернулся.
Мальчик-гоблин тоскует по принцессе, подумал я. Это не закончится хорошо.
Мэтью Десять-Тонн указал на огромную, обитую кожей и окованную медью скамью, что тянулась вдоль нашей стороны стола, и жестом пригласил сесть. Элизабет указала Лесли и Рейнольдс напротив себя. Как только мы все расселись, люди столпились за нашими спинами.
Руки легли мне на плечи, спину, разглаживая одежду, снимая воображаемые ворсинки с моего жилета и довольно приятно массируя шею. Классический груминг, который используют наши собратья-приматы для поддержания сплочённости отряда – как позже рассказал доктор Валид. Люди используют язык с той же целью – вот почему начинаешь откровенничать или говорить полную чушь с людьми на автобусной остановке, а затем задаёшься вопросом: что это было, чёрт возьми?
Десять-Тонн схватил мою руку и потянул к себе через стол. Осмотрел мои пальцы и ногти, прежде чем перевернул ладонь и провёл по ней своей мозолистой ладонью. Насмешливо фыркнул и отпустил. Элизабет проделала то же самое с Рейнольдс и Лесли. Руки Зака не осматривались, похоже, его раньше нашли отсутствующим в отделе грубой кожи.
Десять-Тонн наклонился через стол, так, что я почувствовал его дыхание на своей щеке. “Не хотите ли чаю?” – спросил он.
– Спасибо, – ответно прошептал я. – Не думаю, что у нас есть время.
Конечно, это не было настоящей причиной, но я не оскорбил хозяина при первой встрече. Капитан Пикард был бы мной доволен.
Я посмотрел на дальний конец стола, где Элизабет, Рейнольдс и Лесли почти соприкасались головами, не слышно о чём-то говоря. Внезапно они повернулись и посмотрели на Зака, который вздрогнул.
Десять-Тонн перехватил мой взгляд. “Что срочное не может дождаться чая?”
– Не ждёт чая, – прошептал голос за моей головой, затем его повторил другой, ещё дальше, и уже множество голосов бормотало вдалеке, как эхо: “Не дождался чая”. “Неотложно”.
– Думаю, что Кевин Нолан пытается убить вас, – прошептал я и услышал, как это повторилось за моей спиной: “Кевин Нолан... убьёт нас”.
Десять-Тонн скривил губы, пытаясь не рассмеяться. “Думаю, вы очень ошибаетесь, – прошептал он. – Кевин никогда не удостаивал нас своим присутствием. Он ужасно боится тихих мест”.
“Ошибся, присутствие, страх”, – шептал хор.
– Вряд ли он собирается делать это специально, – тихо сказал я.
“Цель, планирование, размышления”, – шелестело вокруг, я бы заплатил хорошие деньги, чтобы они прекратили.
– Как сказал его старший брат, – прошептал Десять-Тонн. – Кевин и мухи не обидит.
Рядом со мной фыркнул Зак – вероятно, вспоминая о побоях, которые получил в Шепердс-Буше.
– По-моему, он снабдил вас пищей, заражённой кишечной палочкой, – прошептал я.
Толпа больше не повторяла, и когда я увидел пустые взгляды на лицах обоих Десятитонников, то стало ясно, почему – они не поняли только что мною сказанного.
– Последняя поставка была испорчена, – сразу за мною по толпе покатилось: “испорченная… испорченная… испорченная”. Мэтью Десять-Тонн выглядел шокированным.
– Вы в этом уверены? – спросил он.
При мне были увеличенные фотографии, сделанные Лесли с поддонов, загруженных Кевином в свой фургон. На обороте написано: “Коутс и сын”. Оптовый торговец, которому в то утро Агентством по продовольственным стандартам было приказано прекратить торговлю, но вместо этого он решил сбросить часть дешёвых запасов. А Кевин купил, загрузил в фургон и доставил Тихим людям – прямо передо мной и Лесли.
– Клянусь! – сказал я громче, чем хотел. – Кто ел пищу, привезённую позавчера?
Десять-Тонн откинулся назад, грудь вздымалась, рот широко открылся, и он начал издавать отрывистые шипящие звуки. Затем его лицо порозовело, и, всё ещё шипя, он наклонился вперёд и хлопнул ладонью по столу.
Я вздрогнул, разрываясь между желанием отступить или броситься вперёд – освободить его дыхательные пути манёвром Геймлиха. Почти уж встал, как понял, что он смеётся.
– Мы этого не едим, – прошептал он, когда дыхание выравнялось. – Покупаем продукты у еврея.
– Какого именно еврея?
Десять-Тонн протянул руку к дочери, привлекая её внимание: “Повтори, как зовут этого еврея?”
Элизабет закатила глаза. Или мне только показалось. Поди пойми в таком освещении. “Теско, – прошептала она. – Он говорил о Теско”.
– Вы покупали в Теско? – спросил Зак, слишком громко.
– Они доставляют, – прошипела Элизабет.
– Ты же меня заставляла ходить за покупками.
Десяти-Тоннам это не понравилось – он нахмурился на дочь, но она, игнорируя его, прошептала: “Ты всегда предлагал сходить. Как дружелюбная крыса”.
– Что такое? – Десять-Тонн схватил Зака за запястье. – Вы говорили ... за моей спиной?
– Эй! – я не сдерживал голос. Возглас пронёсся сквозь толпу, как нисходящий поток с вертолёта. – Внимание. Это серьёзно – если вы не едите эти чёртовы овощи, то что делаете с ними?
Я учуял их ещё до того, как увидел. Есть что-то особенное в свином навозе. Ничто другое так не пахнет и не задерживается в ноздрях так долго.
Я уже говорил – раньше этот район называли Гончарнями и свинарниками. И конечно, меня интересовал вопрос: сознательно ли предки десятитоннцев решили переместить своих свиней под землю, или хлевы медленно погрузились под землю? Последнее – решил я, когда Десять-Тонн повёл меня за руку через ряд тускло освещённых экипажными фонарями куполообразных помещений, каждое со своей лужей, корытом и жирными свиньями-альбиносами.
Корыта были полны зелени, доставленной Кевином Ноланом два дня назад. Все явно ожидали, что я с восторгом потрогаю эти туши. Десять-Тонн практически толкнул меня к огромной свинье, барахтавшейся по пятачок в грязи. Моя мама – из маленькой деревни посреди леса, но я не сельский человек. И не люблю, когда мой бутерброд с беконом любопытно сопит в моих пальцах. Но иногда полицейская служба требует задержать дыхание и приласкать свинью.
Плоть животного под рукой была шершавой, тёплой и пугающе напоминала человеческую. Эксперимента ради, я почесал свинью, и она ободряюще хрюкнула. “Хорошие свиньи, – шепнул я. – Очень жирные”.
Интересно, путешествует ли кишечная палочка по пищевой цепочке? И как вызвать сюда санитарного инспектора, который: а) не будет волноваться; б) не побежит в СМИ или, что хуже, в Темзу?
Здесь воняло. В полумраке я разглядел бледные силуэты голых до пояса людей, сгребающих навоз в тачки. Вспомнился разговор с симпатичной активисткой Гринпис во время акции на Трафальгарской площади. Она рассказала, подробнее, чем хотелось бы, про бесполезность свиного навоза в качестве удобрения. Это скорее токсичные отходы с фабрики – сказала она. И Тихие люди не могли сбросить его в реку – мама Темза не позволила бы.
– А что вы делаете со свиным дерьмом?
Десять-Тонн сжал мое предплечье, что я начал понимать как его способ выражения одобрения, и повёл по коридору, выложенному блестящими белыми плитками. “Очищается легко и приятно”, – прошептал он, когда я остановился, чтобы почувствовать гладкую поверхность.
Мы следовали за парнем с тачкой – к сводчатому помещению, выложенному такой же белой плиткой. Там он поднял люк в полу и привычным движением опрокинул навозную жижу. Схватил ведро с водой, стоявшее рядом, и вылил её на тачку и края люка. Затем снова наполнил ведро из крана, вмонтированного в стену, и покатил тележку обратно по коридору. Ещё один ковбой с тачкой спешил сюда же.
Десять-Тонн повёл меня в соседнюю комнату, и мне казалось, я знаю, что увижу дальше.
Я ошибался.
Позже я нашёл такие цифры: средняя свинья производит дерьма в десять раз больше человека (на килограмм тела). Кроме того, это самый отвратительно пахнущий животный побочный продукт, известный человеку. Но если эту суспензию пропустить через так называемый горизонтальный проточный реактор с поршнем, то на выходе получите хорошие удобрения и метан сверху. Пропадает запах, некоторые фермы пользуются такой технологией только для этого. Большая же часть метана в холодных странах использовалась для подогрева, поэтому технология не пошла в Северной Европе.
Я ожидал чего-то простого.
Но увидел десятиметровую стену из медных труб, увешанных циферблатами, датчиками и запорными клапанами. Двое пожилых мужчин в молескиновых брюках, белых рубашках и кожаных безрукавках управляли двумя рядами тормозных рычагов, прикрывая свои бледные лица. Раздался свисток, и один из инженеров быстро подошёл к ряду датчиков. Провёл пальцами по неостеклённому циферблату, спокойно потянул два рычага в быстрой последовательности и повернул колесо клапана на четверть оборота влево. Свист прекратился.
Познания в промышленной химии выветривались из моей головы более семи лет, но осталось достаточно, чтобы обнаружить крекинг-завод, будто из романа Жюля Верна. Тихие люди, перерабатывая свиные отходы, производили углеводороды в промышленных масштабах.
И тогда я понял, что Тайберн ошибалась.
Мы никак не могли допустить, чтобы существование Тихих людей стало всеобщим знанием. Если HSE (* руководство по охране здоровья и безопасности) не закроет их, то это сделают жители одного из самых богатых районов Лондона, под которым оказался этот чёртов нефтеперерабатывающий завод. А HSE могло и не закрыть, поскольку завод был построен с той же заботой о безопасности рабочих, что и викторианские фабрики – счастливые места для работы.
Это не считая того, что скажут работники соответствующих служб о свиньях, соединениях с канализационной системой, об образовании детей, социальных услугах или жилье. Тихие люди будут сметены так же быстро и без суеты, как карликовое племя, живущее в неудобно богатой минералами части тропического леса.
– Мы очень гордимся этим, – прошептал Десять-Тонн, приняв мой внезапный паралич за благоговение.
– Понимаю, – прошептал я в ответ. – За счёт чего это?
Ответ оказался ожидаемым: обжиг керамики.
Десять-Тонн привёл меня в мастерскую, где Стивен – я уже различал его – бросил глину на круг. За ним наблюдали агент Рейнольдс и Лесли, которых привела Элизабет. Лесли схватила меня за руку, и потянула вниз, пока не дотянулась губами до уха: “Мы не можем здесь оставаться, – прошептала она. – Даже Найтингейл не будет долго ждать”.
Да прибудет с таким количеством вооружённых офицеров, сколько сможет собрать. И в тусклом свете Лесли прочла всё на моём лице. “Да. И ты бы видел арсенал, которым эти парни запаслись”.
– Вам обеим придётся вернуться.
– И оставить тебя одного? – прошипела она.
– Если что-нибудь случится, ты вернёшься и заберёшь меня.
Лесли повернула мою голову, чтобы посмотреть в глаза: “Это одна из твоих глупостей?”
– Узнала что-нибудь от Элизабет?
– Стивен – её жених. По крайней мере, так думает отец. Но, похоже, Стивен хочет выйти за пределы племени.
Я взглянул на Стивена, который, не носил солнцезащитных очков. Его, казалось, не беспокоили яркие огни. Менее чувствительный?
Лесли считала, что имел место любовный треугольник или даже четырёхугольник. В любом случае скандал по меркам Тихих людей. Элизабет была помолвлена со Стивеном, но в свете его пренебрежения юная принцесса увлеклась энергичным и жизнерадостным кузеном из-за моря.
– Райан Кэрролл? – я давно искал ему место в происходящем. – Ей явно нравится артистический типаж.
– О, да. Только дальше по морю, чем Ирландия. Симпатичный, американец, сын сенатора, немного мёртвый.
Джеймс Галлахер. “А они когда-нибудь…”
Элизабет была слишком утончённой, чтобы признаться, но Лесли и Рейнольдс не сомневались, что без поцелуев не обошлось. А ведь Зак не мог смотреть Элизабет в лицо – безответная любовь. Тот ещё получался четырёхугольник. Я быстро проверил, не исчез ли Зак, пока мы отвлеклись. Он всё ещё был с нами и смотрел на Элизабет.
– Никаких порезов на руке, – прошептал я, но, возможно, быстро зажило.
– Получим результаты анализа ДНК, узнаем, – Лесли вложила свою ладонь в мою. – Если он, то спец.агент Рейнольдс будет довольна собой.
Мы проверили, не подслушивает ли Рейнольдс, но она смотрела на Стивена с выражением, очень похожим на благоговейный трепет. Горшок, над которым он работал, рассеивал мягкое свечение, уже знакомое нам с Лесли.
– Хорошо, – сказала Лесли нормальным голосом. – Это многое объясняет.
И я неожиданно обнаружил, что на карте Бинго не осталось пустот. Неизвестности и вопросы закончились. “Мне нужно, чтобы ты немедленно вернулась к Найтингейлу. Можешь оставить Зака со мной”.
– Ещё один твой дурацкий план?
– Не волнуйся, всё будет улажено к рождественскому ужину.
– Даю тебе шестьдесят минут, – её дыхание щекотало мне ухо. – А потом вернусь с ребятами.
– Выйду через полчаса.
Но управился меньше чем за двадцать, потому что я всё же хорош.