Окружившая толпа клокотала. Со всех сторон слышался детский смех, возгласы, улюлюканье и непрерывно повторяющиеся «Смотрите, смотрите». Миранда двигалась внутри этого людского облака, изредка поправляя корзину со спрятанным кинжалом и одергивая за поводок обезьянку Лорри. Та перебиралась с одного плеча Миранды, на другое, влезала на голову и то и дело норовила перепрыгнуть на идущую впереди Ингу. Та, как обычно, что-то ела, закидывая кусочки лакомства в рот.
— Хорошо ль тебе иль худо, приходи увидеть чудо: зверь-говорун, человек-летун, толь мошенник, толь колдун, — неуверенно зазывала Миранда.
Эту речевку велел проговаривать Дамур, несколько раз с гордостью повторивший, что он сам ее и придумал. Миранда хотела заменить слово «мошенник» на «птица», ибо летающий мошенник звучало глупо, но Дамур отказался. Еще и добавил, что не девичье ума дело вирши составлять.
Звуки толпы, какими бы резкими не были, все же не пугали. Было не по себе от взглядов. Сотни глаз сверлили Миранду, отчего хотелось потупиться, но необходимо было «смотреть в оба», как говорила Инга. Коварные санайцы вновь могли напасть.
— Инга, — сказала Миранда и указала на обезьянку, — перестань есть, а
то он мне голову оторвет.
— Новая вырастет, — Инга захихикала, предложив Лорри горсть изюму.
— А можно, мы его с собой заберем? — спросила Миранда.
— Можно. Еще возьмем пару собак и с десяток кошек. Ты это, зазывалку давай ори, раз уж подрядилась.
Миранда набрала воздуха: «Хорошо тебе иль худо…» На слове «колдун» она запнулась, но лишь потому, что узнала в толпе человека со шрамом, того самого, что внимательно разглядывал ее и Ингу, когда они вчера проходили мимо кожевенного ряда. Незнакомец поднял руку и, растопырив пальцы, скользнул ладонью по своим волосам. Миранда невольно повторила его движение, и, как только рука ее коснулась гребешка, человек послал ей воздушный поцелуй. Лицо Миранды вспыхнуло.
— Это он, — сказала она.
— Кто?
— Тот самый, со шрамом, ну, помнишь? Это он гребешок подарил.
— Какой шрам? Где?
— Вон там, — указала Миранда рукой туда, где мгновение назад стоял человек со шрамом.
— Жирный, что ли этот?
— Да нет, он только что там был.
— Зяблик, слышь, если тебе уж так не в моготу, давай я буду, — сказала Инга, и не дождавшись ответа, взвыла: «Зверь-говорун, человек-летун, тьфу ты, короче, все в цирк приходите!»
Где-то в глубине толпы заплакал младенец.
— Ладно, хватит с нас, — сказала Инга. — Пошли.
Она протянула руку к Лорри и он тут же перебрался.
— От чудной, дай-ка его мне.
Миранда отдала поводок. Обезьянка тут же перебралась новой хозяйке на плечо, ухватилась одной лапкой за рукоятку меча и запустила другую Инге прямо в волосы, отчего та засмеялась.
Толпа схлынула. Быть может оттого, что в этой части ярмарки, Лорри никого не удивлял, или же потому, что у его хозяйки торчали из за спины рукоятки боевых клинков.
Миранда больше не говорила о человеке со шрамом. Скорее всего, Инга
и вправду его не помнила, как и многое другое, что произошло в тот злополучный день, когда она едва осталась жива. Быть может, этот человек — тоже санаец, и был с теми напавшими заодно. Тогда зачем ему себя выдавать? А может, он просто… А что если..?
— Инга, а я, это… Я красивая, что ли? — спросила она подругу.
— Выброси гребень.
Миранда опешила от неожиданного ответа.
— Как выброси?
— Не нравится мне этот подарок. Сердцем чую, здесь что-то не так.
— Ты думаешь, он тоже оборотень?
— Может быть. Я хоть и не ведьм…, — она осеклась, — а, тридцать
два подснежника, я подвох за версту чую, оттого и башка до сих пор на плечах.
Миранда сняла гребешок и почувствовала, как рассыпались по плечам освобожденные волосы . Взять и вот так просто выбросить то, чего у нее никогда не было, и о чем так часто мечтала? Она посмотрела на гребешок: странно, раньше ей казалось, что он был черным как уголь и сделан из дерева, но теперь его широкая часть над зубцами была скорее темно-коричневой и поблескивала яркими царапинами, как это бывает, если чиркнуть ножом по старой медной монете. Наверное, эти метки появились утром, когда она с таким удовольствием расчесывала свои волосы. На корабле она пробовала отрезать волосы — их даже нож не взял. Что же сделает обыкновенный гребешок?
— Я его Лорри отдам… Завтра, — сказала Миранда и потрогала гребешок.
— Хоть Лёпе подари, — не оборачиваясь, буркнула Инга, — только сама не носи.
Циркачи расположились вдоль городской стены. Вбили полукругом жерди, в два человеческих роста высотой, и закрепили на них полотно. Таким образом, отгородились от ярмарки самодельным забором и каменной стеной.
У проема в заборе, который, видимо служил воротами, стоял Дамур и, размахивая руками, втолковывал что-то одному из работников. Голый по пояс, работник сидел на корточках и накручивал канат на вбитый в землю клин. Он кажется не обращал на кричавшего никакого внимания.
— Ну что, прохиндей старый, — начала Инга издалека, — мы тебе наорали так, что скоро здесь будет весь город.
— Стрекоза, ну что ты вот так… так нелюбезно, — сказал Дамур и сделал знак работнику, чтоб тот ушел. Парень не сдвинулся с места, отложил канат и начал разглядывал Миранду.
— Слышь, голышок, побереги глаза для представления, — сказала Инга, и вынув один меч, прокрутила в руке так быстро, что засвистел воздух, — мы хоть и не циркачи, но кой-чего тоже умеем.
Работник качнулся назад, потерял равновесие, и сел. Затем быстро поднялся и исчез в проеме цирковых стен. Это порадовало Дамура, который не упустил возможности и выругался парню в след.
— Видишь, — продолжила Инга, — я ведь к тебе со всем уважением.
Дамур почесал бороду, обошел Миранду сбоку и стал разглядывать.
— Даже не думай, боров старый, — сказала Инга.
— Ну что ты, Стрекоза, право слово, вот не знаю, — сказал Дамур. — все у тебя вот одно на уме. Дело у меня есть. Без этого, вот всякого. Даже могу серебра дать. Монету.
— А чем я рожей не вышла? — спросила Инга и сплюнула.
— Помилуй, Стрекоза, я тебя люблю, как родную дочь, ты… да ты же первая красавица… — Дамур остановился и, скосил взгляд на только что сплюнутую Ингой не то скорлупу, не то косточку и поморщившись, продолжил, — красавица, говорю, только вот характер у тебя… распугаешь мне всех зрителей.
— Ну-ну, плети дальше, слова нынче дешевле собачьего дерьма.
— Видишь ли, — продолжил хозяин цирка. — У нас будет состязание стрелков, ну я хотел бы, усластить приз, добавить, к нему поцелуй красавицы. Делов-то, подойдет, отдаст деньги и чмокнет в щеку.
— И все? — спросила Инга.
— И все. — ответил Дамур.
Они оба посмотрели на Миранду.
Решение пришло мгновенно. Миранда почувствовала, прилив сил, даже защекотало в затылке. Она может быть полезна. Она может быть полезна. Инга говорила, что у нее еще оставались деньги, но Миранда знала, что это не так.
— Я согласна. — сказала Миранда.
Инга удивленно сгримасничала и одобрительно кивнула головой.
— Ну, вот и хорошо. — сказал Дамур, — Будет у нас, значит, состязание стрельцов. Каждый участник платит десять монет серебром в общую кучу. Половина победителю, а половина мне. Человек десять-пятнадцать обычно участвуют, вот и считай.
— Наша доля — пять монет. — сказала Миранда.
Дамур посмотрел на Ингу, та лишь пожала плечами, и указала ладонью на Миранду, мол разбирайся сам.
— Эх, красавица, — покачал головой Дамур, за пять монет, я сам кого хочешь поцелую. Ладно, не хотите, не надо.
— Хорошо, три. — сказала Миранда.
— Две и по рукам.
Миранда слегка пожала протянутую руку. Дамур скрылся в проеме, за которым мелькали, разукрашенные с ног до головы люди, доносились звуки рожков вперемежку с натужным кряканьем: похоже, поднимали что-то тяжелое.
— Ты чего это? — спросила Инга. —Если тебя взгляды жеребцов в краску вгоняют, то после этого турнира останешься на всю жизнь красная, как помидор.
Инга захохотала. Чувствуя, как начали гореть уши, Миранда нахмурилась и притопнула. Это рассмешило Ингу еще сильнее.
— Нам деньги нужны, — сказала Миранда. — Я знаю, ты боишься признаться. Как это, так, Инга-Стрекоза, всего рынка гроза, а в кармане не гроша. Лучше объясни, это, ну, как целовать-то надо?
Инга перестала смеяться:
— Глянь-ка, подросла. Задираться научилась. Лады, идем.
Народу в цирке было, как на площади. Сквозь людской гомон пробивались звуки жалейки и собачий лай. Несмотря на тесноту, люди не ругались, лишь изредка кто-нибудь прикрикивал на наглеца пытавшегося протиснуться вперед. Царило возбуждение, точно вот-вот случиться чудо. Какие-то шустрые столяра, установили перед входом мастерскую и наскоро сколачивали табуретки. Садись если успел к первым рядам, или влезай коли вперед уж не пробиться. Для тех, кто мог заплатить втрое больше, огородили особое место, с лавками и соломенной подстилкой. Там уже устроились купцы, сидели степенно, поблескивая золотыми кулонами и перстнями. Городской стена, к которой прильнул одной стороной цирк, тоже не пустовала, меж зубцов торчали головы глазевших вниз стражников.
Представление началось.
Циркачи ходили по натянутому канату, глотали огненные стрелы и даже прокалывали себя ножом, не пролив при этом ни капли крови. Собаки делали не менее удивительные трюки, например, одетые в крохотные одежды, танцевали на задних лапах, держась друг за друга передними, точно, как люди.
Миранда охала, ахала и смеялась. А когда к огромному деревянному колесу привязали человека и покатили, а другой циркач, в одежде со свисающими отовсюду перьями, и похожий на огромную птицу, стал бросать в привязанного ножи, она в испуге закрыла лицо руками.
Инга лишь ухмылялась и говорила, что это все обыкновенные прохиндеи и оборванцы, от безделья научившиеся делать всякие бесполезные глупости. И вообще, какой смысл бросать в человека нож, если не хочешь в него попасть?
Поглощенная увиденным, Миранда забыла, что скоро ей предстоит поцеловать какого-то незнакомца. Не без смешков, Инга все-таки рассказала и даже показала, как нужно целовать. Урок был коротким.
— Значит так, — сказала она, подняв руку и развернув ее тыльной стороной ладони к себе, — вот это значит его рожа.
Она закрыла глаза, приложила к ладони губы и велела Миранде повторить:
— Вот так. Только рта не раскрывай.
Миранда проделала то же самое со своей рукой.
— Рта, говорю не раскрывай, — несколько раз поправила Инга.
— Давай быстро, теперь меня.
Миранда наклонилась и чмокнула подругу в щеку.
— Сойдет, — закончила урок Инга.
Наконец, на середину опустевшей площадки цирка снова вышел Дамур и закричал:
— Торговцы, покупатели, господа с прислугой, жены да любовницы и дети всех летов. Наше чудо-выступление подходит к концу.
Вокруг засвистели и послышались крики: «Еще, еще! Давай еще!»
Дамур поднял руку:
— Я ж говорю, подходит к концу, а не перцу в зад купцу, — толпа взорвалась смехом. Многие указывали в сторону где сидели с каменными лицами богачи. Дамур продолжил:
— Все вы тут видели моих кудесников, теперь посмотрим на ваших.
Дамур выждал еще немного и продолжил выкриком:
— Состязание на лучшего стрелка в Королевстве! Победивший уходит с пятидесятью, а то и более монет серебром.
В груди у Миранды кольнуло. Она глубоко вдохнула, но неприятное чувство только усилилось. «Только бы не покраснело лицо», — взмолилась она к самой себе.
— Инга, я покраснею и все будут смеяться, — сказала Миранда и ухватила подругу за локоть.
— Не дури. Чмокни, как я показывала, только рта не раскрывай. Глядишь, и замуж за меткого стрелка выйдешь.
Слова о замужестве прозвучали так неожиданно, что Миранда застыла от удивления, но Инга подмигнула и толкнула ее в бок:
— Смотри, какие красавцы, кроме вон того, жирного, хотя и он ничего, чернявый такой.
— Я не хочу замуж, — шепотом сказала Миранда..
— Тридцать два подснежника. Пошутила я. Из тебя жена, как из меня калийская наложница.
На площадку выходили и строились в шеренгу мужчины. Толстый, про которого говорила Инга, был единственным, кто не держал арбалета. За него это делал семенивший сзади человек, по виду слуга.
Мужчины стояли невдалеке от городской стены, под которой циркачи уже крепили деревянные щиты с прибитыми к ним фигурами волка, листы, зайца, уток и прочей дичи. Все фигуры были примерно одного размера с их живыми прообразами.
— Торговцы, покупатели, господа с прислугой, посмотрите на этих молодцев, а? Это ж сами боги сошли с огненных колесниц и явились к нам на праздник.
Кто-то выкрикнул: «А вон того бога, никак, три колесницы волокли!»
— «И две поломались!» — подхватила Инга так громко, что у Миранды зазвенело в ухе.
Зрители захохотали, но толстый участник состязания остался спокоен, будто насмешка его вовсе не касалась.
Дамур поднял руку, и, дождавшись тишины, продолжил:
— По нашему обычаю, в состязании должны участвовать пятнадцать человек, счастливое число, сами знаете. Те из вас, кто обучены счету, заметят, что не хватает одного. Найдется ли в этом благословенном городе еще один молодец с острым глазом, твердой рукой и лишним серебром? Всего-то десять монет за возможность сорвать куш и величаться лучшим стрелком Восточного Королевства, каково, а?
— За вход плати, за состязание плати, этак на тебя монет не напасешься, — выкрикнул кто-то.
Зрители одобрительно заурчали.
— Найдется.
Миранда, как и все, обернулась в сторону, откуда раздался голос: на площадку вышел человек.
Ни арбалета, ни слуги при нем не было.
— Тридцать два подснежника, ты погляди, какой симпатичный, — сказала Инга.
Человек был молод, с темными волосами, и слегка оттопыренными ушами. Он то и дело подергивал себя то за карманы, то за воротник, оглядываясь по сторонам, будто выискивая кого-то.
К нему тут же подскочил Дамур. О чем они говорили, было не слышно, только в конце человек расстался с горсткой монет. Хозяин цирка сосчитал их, ловко перекидывая из ладони в ладонь, будто они были нанизаны на невидимую нить.
— Чем стрелять будешь? — выкрикнул кто-то.
— Ушами! — заорала Инга.
Смех заглушил начавшего было говорить Дамура. Миранда даже не улыбнулась.
— Инга, — шепнула она, — ну зачем ты?
— А что, понравился, да? Понравился, понравился! — сказала Инга.
Миранда, не найдя чем ответить, махнула рукой и отвернулась.
— Я дам арбалет,— объявил Дамур. — В моем сердце доброты, что жемчуга на дне морском.
Со всех сторон наперебой посыпались язвительные шутки по поводу щедрости хозяин цирка, но тот, не обращая свнимания, принялся что-то разъяснять обступившим его полукругом стрелкам.
Дамур подошел к щитам с подвешенными на них фигурками зверей и птиц, постучал по одной из них пальцами, развернулся и мерно зашагал назад к стрелкам. Тот из зрителей, кто умел считать, начал делать это вслух. Миранда тоже принялась загибать пальцы после каждого шага хозяина цирка. Дамур остановился. Тридцать. Появились два полуголых циркача и натянули в этом месте канат, высотой по колено. Дамур подозвал стрелков и начал что-то говорить, указывая то на подвешенные фигурки, то на небо, то на себя. Затем, повернувшись лицом к зрителям объяснил правила.
Чтобы выявить лучшего стрелка, участников разбили на пять групп по три человека. Вначале стреляли в волка — самую большую фигуру. Кто не попал, сразу выходил из состязания. Оставшиеся вновь сбивались в группы и стреляли в меньшую фигуру. Так, до самого конца, покуда не останется один, самый меткий стрелок.
К натянутому канату вышла первая тройка. Дамур хлопнул в ладоши, и взвизгнули один за одним выпущенные стрелы. Промахнулись все. Осталось двенадцать.
Миранда наблюдала за каждым участником, но когда лопоухий парень поднял свой арбалет, вдруг захотела, чтобы победил он. Только он. Либо из-за ее желания, или же парень вправду оказался хорошим стрелком, но только он попадал в каждую мишень.
Наконец осталось только двое: толстяк и лопоухий парень. Для каждого смастерили особую мишень: фигурка белки, привязанная на конце веревки. Фигурку раскачали, точно маятник и Дамур подал команду стрелять. Оба попали. Зрители кричали от восторга.
На площадке вновь появился Дамур:
— Так далеко наше знаменитое на все Королевство состязание еще никогда не заходило. Может ли такое быть, чтобы не один, а целых два стрелка обладали меткостью, присущей самим богам охоты?
И сам ответил:
— Не может. Ибо бог охоты только один.
Он протянул вперед руку и разжал кулак. На ладони появился оранжевый шарик — апельсин.
— Бросим под небеса. Стрелять будут одновременно. А чтобы ни у кого не оставалось сомнений в победителе, пометим стрелы. — закончил Дамур и подозвал здоровенного циркача, того самого, что во время представления поднимал на плечи корову, будто та была не тяжелее ягненка.
Восторженное «О-о-о» зазвучало со всех сторон.
***
К Гакуру подошел полуобнаженный верзила циркач.
— Стрелу, — сказал он протягивая руку.
Гакур протянул. Циркач мазнул по древко тряпкой, оставив белесы след.
— Зачем? — запротестовал Гакур. — Она же в сторону может скользнуть, промахнусь.
Верзила ухмыльнулся и, не сводя глаз с Гакура, снова приложил тряпку и вымазал всю стрелу. Выждав, пока циркач уйдет, Гакур вытер о штанину оперенье и вложил стрелу. Остатки пахучей белой слизи неприятно склеивали пальцы но руки слушались.
Гакур погладил по резному ложе арбалета и тронул натянутую тетиву. Арбалет словно обладал колдовским свойством: сжимая его в руках, Гакур чувствовал, что будто сросся с оружием, напряжение в согнутых плечах лука передавалось и ему, стало таким же осязаемым, как ноющая боль в ступне.
Пообещав оборотню Фарону расправиться с убийцей санайца, которым, а точнее – которой оказалась некая белокурая разбойница, единственная женщина в Портовом Братстве, Гакур добрался до города и пошел навстречу с Киганом. Но молодой колдун так и не явился к назначенному месту. Почти до полудня Гакур ходил вдоль кожевенного ряда, торгуясь с купцами и разглядывая покупателей. У одного лотка, перебирая в руках блестевшую медными заклепками сбрую, вдруг понял, что Киган не придет. Нет, Гакур не думал, что приятель сбежал. Он больше боялся, что, вычитав из книги какое-нибудь заклинание, Киган решил его испробовать. Хоть бы выжил. Хоть бы остался человеком.
Объявили новый тур. Последний. Нужно было попасть в подкинутый апельсин. Гакур поднял арбалет и впился глазами в верзилу, который стал медленно кружиться на месте, одновременно перекатывая оранжевый шарик через плечи и спину, то к одной, то к другой руке. Кронсово чутье требовало не сводить глаз с апельсина, но Гакур доверился телу и смотрел на пританцовывающие ноги циркача. Здоровяк пригнулся к земле, будто увернулся от летевшего в него камня. Гакур вздернул арбалет. Выстрел.
Если судить по выкрику бросавшего апельсин циркача, то оранжевому шарику было суждено долететь до облаков. Но едва оторвавшись от мускулистой руки, обреченный фрукт тут же брызнул соком от пронзившей его стрелы и, полетев в сторону, шлепнулся на землю.
— Попал, попал! — закричали стражники с высоты городской стены. Медленно, их крики подхватила толпа, и уже через несколько мгновений, ликовали все.
Толстый соперник Гакура продолжал стоять, глядя на верзилу-циркача, что подбросил апельсин. Наконец, толстяк, плюнул и отдал арбалет своему слуге, который разрядил так и не выпущенную стрелу.
Хозяин цирка подобрал апельсин, и, вытянув на ладони, стал обводить по кругу. Заликовали еще сильней. Гакур вдруг почувствовал, что с ним это уже происходило: он также стоял, окруженный толпой, и воздух разрывался от громогласных кличей. Руки кричавших тянулись вверх, но только... только в каждой блестел на солнце клинок. Гакур встряхнул головой и аккуратно положил арбалет на землю. Кем же был этот парень?..
Утихло.
Заговорил Дамур:
— Торговцы, покупатели, господа с прислугой, это ли не бог охоты, а? Я спрашиваю, это ли не бог охоты?
— Он, он!— вторили сотни голосов.
— Пришло время наградить победителя, — перекричал толпу хозяин цирка.
С этими словами он достал из-за пазухи мешочек и направился к Гакуру. Не дойдя двух шагов, он остановился и начал подкидывать мешочек, с каждым разом все выше и выше:
— Слышь, стрелок, — сказал Дамур вполголоса. — Ты женат?
— Нет, — неуверенно ответил Гакур.
— У меня и получше приз есть. Зачем тебе столько денег?
Гакур пытался сообразить если это все еще часть представления, при чем здесь жена? Жениться его просил Ветер… Неужели? Но кронсово чутье подсказало, что его просто хотели обмануть.
— Мне деньги нужны, — сказал Гакур, и уже было ухватил мошенника за грудки, как вдруг краем глаза заметил движение. Сначала он подумал, что один из циркачей решил заступиться за своего главаря, но, когда повернулся, увидел девушку. Темно-синее платье облекало хрупкую фигуру, а на плечах лежали черные, как замля волосы. Широко раскрытые глаза не отрывались от его лица, и Гакур понял, что шла она не просто в его сторону, а именно к нему.
— Глянь какая, — шепнул хозяин, — вся твоя. Забирай. А как надоест, — отпустишь. Она на меня работает. Что тебе серебро, охотник, ты посмотри на нее — это ж чистое золото, а главное, девственница.
Гакур не понял из сказанного ни слова. Незнакомка приостановилась, но после короткой заминки подошла, как-то странно, сбоку, почти сзади. Гакур невольно развернулся и первое, что увидел, это закрытые, вернее зажмуренные глаза девушки. В этот миг их хозяйка стремительно наклонилась вперед. Губы незнакомки прижались к его губам, она открыла глаза и тут же отпрянула.
— В щеку, я хотела в щеку, — едва слышно произнесла она.
— В щеку... — повторил Гакур сквозь шум ликующей толпы.
Лицо девушки побагровело, или же это Гакуру показалось, потому что все вокруг окрасилось в какие-то странные цвета, и даже платье незнакомки теперь казалось пурпурным.
— Не бойся, — произнес он, — я хороший, –– и тут же укорил себя за сказанную глупость. «Дурак, — пронеслось в голове, — дурак, дурак, дурак, больше ничего не мог придумать? Я хороший — мысленно передразнил он себя, — а что надо было говорить? Спасибо?»
Девушка ничего не сказала, но улыбнулась.
Гакур вдруг почувствовал необычайный прилив смелости, ему даже почудилось, что он стал выше.
— Меня зовут Гакур. Странное имя, правда? — он шагнул к девушке, но она тут же отступила назад.
Смелость улетучилась.
Быть может красавица и хотела что-нибудь ответить, но не успела: хозяин цирка встал между ними, загородив ее от Гакура, и прогремел:
— Торговцы и покупатели, господа с прислугой, пора вам, оседлым и пешим, по домам, а нам, бродягам, в дорогу! Веруем, что монеты вы потратили не зря, ну, а кто в обиде — приходите завтра.
Многие засмеялись, кто-то выкрикнул: «От шельма!»
Толпа начала распадаться, благо циркачи заранее открыли в ограждении несколько проходов.
Один из этих людских потоков подхватил незнакомку, но, перед тем как исчезнуть она обернулась и наградила Гакура еще одной улыбкой.
— Хороша, ой хороша. — раздался сзади голос хозяина цирка. Ты не переживай, возвращайся к вечеру и получишь. Что там серебро.
Гакур поднял лежавший на земле арбалет.
— Эй, эй, не дури, — сказал хозяин, — уговор есть уговор. Так и быть, к девке прибавлю три монеты.
— Отдай мне его. Все равно стрелять не умеешь, да и ворованный он, скорее всего.
— Ну, ты скажешь тоже, ворованный... Ладно, черт с тобой, забирай. Дарю. Только денег не проси. Помни уговор: я тебе девку отдал. Ну, давай, шагай, она вернется с восходом луны.
— Где она сейчас?
— Экий нетерпеливый.
Гакур пощелкал пальцем по тетиве арбалета и сказал:
— Большая луна сегодня взойдет, яркая. Видно, как днем.
Хозяин тяжело вздохнул:
— Навязался ты на мою голову. На рынке она или в порту ошивается с Инг... — Он оборвался на полуслове и начал разглядывать Гакура сверху вниз, точно увидел впервые. Затем прищурился и почесал подбородок:
— Я тебе правду скажу, охотник, девка эта не моя. Ее за долги отдали одной… нехорошей особе. Ходит тут такая, чуть что, сразу за ножик хватается, что калийский торгаш за кошелек, Стрекозой зовут. Она мне эту девку за пару монет серебром дала. На, мол, говорит, бери, что хочешь с ней делай. Как долг за нее получу, так и отпущу на все четыре. Потом засмеялась еще: пока, мол, столько денег за нее соберу, так девка состарится, лучше, мол, зарежу ее, чтоб другим должникам неповадно было. Так и сказала: за-ре-жу. Вот, чем меня старика пугать, ты бы лучше вызволил черноволосую красавицу из неволи. Хозяйка ее Стрекоза, конечно, воительница знатная, так что ежели ты испугался, — то и не первый.
Гакур не поверил своим ушам и попросил Дамура повторить имя. Так звали разбойницу, с которой хотели поквитаться санайцы. Фарон отпустил Гакура взамен на обещание прикончить эту самую Стрекозу. Отец новоизбранной вожачки стаи повторил несколько раз, что цена за нарушение клятвы будет смерть. Оставалось не обещать и умереть там же, или дать слово и жить, чтобы разобраться во всем этом после. Ведь убежал же он от Ветра? Теперь выходило, что с помощью одной стрелы Гакур мог сразу исполнить клятву оборотням, и спасти ни в чем не повинную девушку. Закравшаяся было мысль о том, что предстоит убить человека отступила.
— На рынке, говоришь она? — спросил Гакур.
— Или в порту.
— Сколько стрел у тебя ?
— Пара-тройка найдется, сейчас принесу. Жди здесь. Луна-то светлая какая нынче будет, почитай, как днем, — сказал хозяин и побежал вприпрыжку, повторяя: «почитай, как днем, почитай, как днем…»