Он приложил все свои старания, все знания, чтобы доченька их, любимая радовалась жизни, ещё много- много лет.
Глава 33
Ну, что сделать, нет с нами любимой мамки, жены, но они, отец и дочь, ведь тоже сила. Вот очнётся его ласточка, и мы заживём с ней ого – го. Только бы уж быстрее это случилось. Приходила бы она в себя. Он устал бояться за неё. Да и, одиночество гложет его. А, вдвоём, они сила, да, какая ещё сила. Ведь они одно целое. Бывало, только один подумает о чём - то, а другой уже начинает это делать. У них даже мысли сходились, так близки они были.
Да, вот и сейчас, и когда случилась эта беда с его кровиночкой, он же тоже чувствовал себя, как будто его перемололи жернова в мельнице. У него всё нутро выгорало, да и тело болело, словно открытая рана. Одного он не понимал, почему ни он, ни Ульяна, не почувствовали, надвигавшейся на их девочку беды? Ведь можно было избежать этого. А, может, этому было суждено случиться?
Ну да, что теперь об этом говорить, если это уже случилось и ничего не вернуть и не исправить. Теперь, только ждать. Да, он готов, хоть всю жизнь это делать, но ведь жизнь проходит, а Любушке нужно успеть увидеть эту жизнь. Скорей бы уже настал этот момент, пусть уже очнётся она.
Часто, тайно от всех деревенских, он бывал на могиле Ульяны, рассказывая ей о своём житье - бытье. Он уже не кричал, не бился в истерике. Сердце его, как будто закаменело от боли. Но, когда, смотрел на свой бывший дом, душа кричала и переворачивалась от потерь. Ведь в этом доме они были так счастливы, все. А, теперь, кажется, что больше уже никогда и ничего в жизни не будет.
Но, вот он возвращается в своё новое жильё, и боль, что грызёт изнутри, отступает. Любушка – голубушка спокойно дышит, жар, что сжигал её по первости ушёл. Тело её опять прекрасно, только румянца нет; бледные – бледные, исхудавшие щёчки, руки тонкими плетями лежат, вдоль исхудавшего тела. Но, это не беда; кости целы, а мясо нарастёт.
Он успевает, и запасы на зиму делать, да и круп, и муки, да соли припас и из деревни, и из старой избушки всё забрал. Кое- что прикупил в деревне бабушки Акулины, когда оформлял домик. У них довольно картошки, морковки, да репы с редькой. А, рыбы у них сколько сушёной. Ну, а грибы, ягоды, можно добыть всегда, даже и зимой. Белки и бурундуки столько наготавливают этого добра, что только ешь, не хочу. Да, всё отборное, без червоточинки. Уж и полны, ими кладовочки этих шустрых зверьков. Конечно же, прячут они их знатно, но, Андрей знает, как отыскать, эти их похоронки. Ведь он же смотрящий в этом лесу. Он никогда не обижает соседей своих и берёт самую малость. Ну, а мясо, так не ленись, иди, охоться; вот и будут тебе: и печёнка, и котлеты, и отбивные да пельмени. Лучше любого ресторана, если только у тебя правильно руки приделаны. А то, бывает, что люди на картофельном поле не убранном, умирают от голода. Разные мы все.
Андрей трудится, не покладая рук. Бежит от зимы, торопится. А та, на пятки ему наступает, спешит застать его врасплох. Уж и зазимки по утрам появились, и деревья листопадные стоят голым – голы. Рябины горят своим убором сказочным и, уж сладка сама ягода, прихваченная морозцем. Как же Любочка любит эту ягоду, вместе с клестами наперегонки бывало, освобождали в ближайшем от кордона лесочке дерево от урожая. А, теперь вот, уже скоро Покров, (14 октября) второй месяц пошёл, как она лежит тихая и спокойная. И, нет ей дела, ни до рябины, ни до друзей, терпеливо дожидающихся её, ни до папки. Что готов ради неё на всё.
Избушка их чиста да звонка. Солнышко уже низко ходит по небу, но заглянет в их теремок, золотом всё зажжёт вокруг. Горят блеском стены, потолок, пол, мебель самодельная. Переливаются бликами, светятся лучиками, зайчиками. Светится всё живым огнём, исходит духмяным ароматом ёлки да пихты, кедра да бересклета.
Брёвна избушки плотно сидят одно на другом, пазы проконопачены мхом да паклей со смолой. Окошечки, конечно же, небольшие, но светлые и чистые; с резными ставенками, выкрашенными в оранжевый цвет с голубой оторочкой. На крыше, над трубой - петушок вырезан. Куда ветер дует, туда петя и смотрит. Кажется, вот сейчас раздастся громкое - ку-ка-ре-ку и петушок, захлопает крыльями, затрепыхается. Привлекая своим криком диких любителей поживиться, свежей курятинкой. А таких немало здесь. Патрикеевна в первых рядах. А там куница, хорь, горностай. Всеядная и наглая росомаха, не откажется от такого лакомства. Но, нет, такого ему не дано.
Крыша надёжно устлана лапником, да дранкой покрыта; часто и прочно. Ни дождь, ни снег не страшны ей. Рядом с домиком, даже маленький палисадничек пристроен. Знает Андрей, как любят его девочки выращивать цветы, вот поправится его доченька, и посеют они по весне всякие там: гвоздики да настурции, ромашки да георгины. И, будут носить Ульянушке вместе. А, подойдёт время, уехать Любаше, так он научится выращивать их сам. Подумаешь, какой узор диковинный вышивать, что ли? Пропалывай, да поливай, они и будут радовать глаз.
Глава 34
Любовно полирует в свободное время Андрей каждую вещицу, сидя у кровати дочери, любуясь ею в дивном, таинственном сне. Нежась от тепла, исходящего от жарко топившейся печки. Сидит, думает он обо всём и, не видит, как на него смотрят два чёрных- пречёрных глаза. Удивление в них, любопытство и недоумение. Не поймут они ещё, где находятся. Но, вот отец замечает их, и сердце его заходится от радости. Он не верит, что чудо свершилось и его доченька, его любимая девочка, наконец – то пришла в себя.
Уж тут пошло дело на лад. Каждый день приносил, что – то новое в их жизнь. Крепчала, здоровела Любаша. Вот уж и румянец стал посещать её щёчки, глазки заблестели здоровым, ясным светом. Руки, сначала не удерживающие ложку, начали крепчать, набираться силы. Отвары, настойки. Свежее мясо оленя, лося, зайца. Всевозможные ягоды, коренья, давали свои плоды. Молодое, сильное тело, жаждущее жить, оживало, набиралось сил.
Они не могли наговориться, наглядеться друг на друга. И, только одной темы они не касались почти. Люба знала, что мамочки её больше нет, и видела, как горек отец от этого. Она, только попросила его, отвести её туда, когда она окончательно окрепнет. Отец пообещал ей это, хотя боялся риска, вдруг кто – то увидит их там.
Про институт теперь пришлось забыть, по крайней мере, в этом году. Начинался ноябрь, куда уж теперь – то? Вон за окном снег уже покрыл первый год елей, да кедров, а, это ни мало, ни много полметра. По лесу идти сил много нужно, а Любаша ещё, так слаба, хоть и хорохорится перед отцом и просит его, взять с собой на охоту. Да, где уж там, видит отец, как нелегко ей всё ещё даётся, как пот крупными каплями выступает на лбу после прогулки её с Храбрецом и Бари. Тем, хоть бы что, а она падает с ног после таких походов и долго лежит потом, закрыв глаза. Андрея пугали такие моменты, уж больно настрахался он за то время, что лежала дочка в забытьи. Нет, теперь, это быстро проходило и вот она уже снова на ногах, и весела, и уже дурачится с котом ли, псом. Но слабость чувствовалась ещё в ней, хоть и старалась она скрыть это от отца. Или они всеми вместе, поднимут, такой хай, что, только держись.
А, то начинает, что нибудь готовить вкусненькое, громко разговаривая с отцом. Она умела готовить и готовила вкусно и с удовольствием. Да, ведь говорят, если готовить в плохом настроении, пища превращается в яд, способный погубить человека. Нет, в этой семье люди всё делали с настроением и желанием.
Настоящая зима подкралась всё – таки незаметно, как злая мачеха. Завалила всё кругом снегом, укутав деревья в тяжёлые, снежные тулупы да шапки - ушанки. Ни тебе пройти, ни тебе проехать. Вороной стоит без дела в сарайчике, громко хрустит, жуя крепкими зубами былки Иван – чая, да сухое, пахучее сено, заготовленное хозяином, ещё по лету. Всех остальных питомцев, что обитали в их старой избушке, Андрей отпустил в лес. А, что? Они уже поправились, и таскать их за сто километров, просто не резон. Бегают где нибудь сейчас в лесу, а может уже кому на зуб попали, кто знает. Это же лес, здесь законы - кто сильнее, ловчее, хитрее, тот и выживает. Варежку разевать, тут нельзя, иначе враз окажешься обедом для кого нибудь, более удачливого.
Пуржит, метёт метель. Плачет, убивается, будто жалуется на что – то. Ухает, бьётся в окна, воет в трубе. Иногда, кажется, стая волков забралась туда и завывает, так нестерпимо и жутко было слушать всё это. Но, людям нечего бояться, они вдвоём; родные, любимые.
Зверей? Так их теремок крепок и прочен. Сараюха под дрова, соединяется прямо с сенями, не надо даже выходить на улицу. А, уж дров у них хватит на две таких зимы, пусть ворчунья завывает себе, да старается напугать их. Они не боятся её, они подкованы на все сто. У них тепло и хорошо. Отец занимается поделками из корней, Любаша читает вслух книжку, а там, стряпня, стирка, приборка. Да, день зимний, как птичка, глянь, а его уже и нет.
Жалеет Андрей об одном, баня и сарай для Вороного на отшибе. В спешке, не подрасчитал он; да и, ведь был в таком состоянии, что не до больших расчётов. Время шло буквально на дни, а ему, так хотелось, чтобы на часы. Но, лохань для купания у них есть в избушке, всё честь по чести, за занавеской, навроде теперешней кабинки. И слив для воды и всяких отходов отличный, значит с баней можно потерпеть.
Глава 35
А, вот Вороного надо же поить, кормить, это же, тебе не телега, забыл поставить на зиму под навес и ладно. Жалко, поржавеет, но и только. Это же, живое существо; есть, пить хочет. Пока проторишь дорожку к сараюхе, оттуда вышел, а снегу уже опять столько же. Как будто и не торил вовсе, ты стёжку - дорожку.
Он, конечно же, привык, как и полагается доброму хозяину, делать всё с размахом. Вот и по привычке, думая о просторном дворе, немножко просчитался с постройками. Далековато они от их жилья, ну да, что махать после драки кулаками. Время будет, за лето он огородит все строения одной стеной, а, может и сарайчик ещё приладит, поближе к домику, для своего помощника. Он ещё молод, силёнки не занимать, так, что придумает, что нибудь дельное. Ещё бы колодец выкопать, а то же далековато, хоть к речке, хоть к источнику ходить. Да и, туда - то с пустыми вёдрами, а оттуда, тяжеловато. Хорошо, хоть с водой уже, идёшь под горку. Пока жив человек, он думает, планирует, загадывает. А, как же? Этим он и отличается от всех, остальных существ, живущих на земле. Хотя, не всегда это всё исполняется, как того хочется, но всё же.
А, в конце декабря, вовсе приключилось у них такое, что и подумать страшно даже. И не до воды, и не до бани стало вовсе им, всем. Среди ночи, когда завывала опять вот такая же метель - плакальщица, раздалось пронзительное ржание Вороного, но так же быстро и затихло. Отец, было, собрался уже выходить наружу, да передумал. Всё успокоилось, и он дал отбой, проснувшейся дочке и, собравшейся вместе с ним идти в сарай. Видно, что - то нашло на нашего скакуна, а может просто скучно там ему одному, вот и напоминает он, чтобы не забыли о нём. Придется, наверное, в дровяник его перевести. Здесь, совсем рядом с людьми, не резон ему будет скучать. Вот поутихнет разгуляйка и, точно перевести его надо, - решает Андрей и гасит свет. Ведь время – то три часа ночи, можно ещё сериал из снов посмотреть.
Что же они увидели утром, изменило все их планы и, даже всю жизнь в целом. Когда отец пошёл утром управлять Вороного, перед ним предстала страшная картина. Сарай разворочен весь и снег, просто залит кровью. А, от Вороного осталась требуха, да голова. Ну и, везде и всюду следы, и экскременты медведя. Медведь, должно быть, был огромен просто, если управился с тушей за столько времени. Может, только уволок остатки куда – нибудь, кто знает?
Но, с той поры, у отца с дочкой прибавилось заботы. Вороного не надо было теперь кормить, поить, но, вот себя охранять, нужно было точно. Почти каждую ночь под окнами их избушки, кто – то сопел, пыхтел, кряхтел и кашлял. Выстрелы в бойницу в двери, прекращали эти звуки на время, но, на следующую ночь всё повторялось.
Медведь так обнаглел, что они стали видеть его уже, даже днём. Наверное, Вороной развил в нём аппетит и косолапый хотел ещё поесть надурняка. Они стреляли в него, но попасть из за дальности не получалось и непрошенный гость, навещал их снова и снова.
Ну, а у людей, еда в доме имелась, запас дров, почитай на две зимы, если не больше, грейся, не хочу. А, есть еда, да тепло, ну, что ещё нужно? Всё хорошо, но нельзя же сиднем сидеть в доме. Хочется, и прогуляться, и поохотиться; да и четвероногих друзей нельзя держать взаперти. Овчарка, это тебе не дворняга, какая нибудь. Ей простор нужен, движение. Ну, а основная работа, это не обсуждается даже.
Тут нужен аргумент стоящий, чтобы не выйти, а не какая то, там метель, или посещение хоть и такого рода гостя. Ты же хозяин леса, вот и разберись, что к чему. Узнай у Потапыча, чего ему не хватает, раз он шастает по лесу, когда обязан спать – почивать.
Глава 36
Вот и стали отец с дочкой выходить в лес только вдвоём. Он с двустволкой, она с карабином. Вдвоём, оно, конечно же, сподручней и безопасно. Да, и добычу легче перетащить, если попадётся далеко не заяц. Но, и их посетитель перестал их беспокоить, может, ушёл в более глухую тайгу. А, может, просто понял, что поживиться ему тут больше не придётся и оставил свою затею. Хотя они всё ещё находили иногда, следы этого громилы у своей избушки.
Что с ним случилось, ведь он должен был, крепко и беспробудно спать до тепла в своей берлоге? Но, видно, что – то у него не заладилось в жизни. Может, болен, чем – то, или не нагулял достаточно жира, чтобы вылежать всю зиму; а может, кто поднял, этого беспощадного шатуна и он, теперь беспредельничает, уповая на свою силу и наглость. Нужно проверить все варианты.
Как бы - то ни было, а спокойствия полного у людей не было. Да, даже у Бари чувствовалось, какое - то беспокойство. То, бывало с Храбрецом, часами гонялись друг за другом и, только время обеда, или же, по какой - то другой причине, к примеру, зов хозяев, мог приостановить эти оргии. Теперь же, они вслед за людьми быстро прошмыгивали в избушку и балдели у огня.
Людям же эта ситуация с топтыгиным была невыгодна, ещё и тем, что приходилось уходить из избушки им обоим. Печка не топилась, обед не готовился как раньше и, только по их возвращению, жизнь начинала возрождаться. Ну да, что поделаешь, как – то нужно приспосабливаться. Не может же Потапыч сказать им, когда он придёт в следующий раз к ним в гости. А раз так, бережёного бог бережёт. Чем - то нужно поступиться, зато все целы и невредимы, да и, от того, что приходится обед дольше ждать, аппетит все нагуливали, просто отменный. Приготовленные блюда уничтожались так, что за ушами трещало.
Так вот они и жили вчетвером и, уже даже забыли о своём страшном посетителе. Да, ведь и он, наверное, совесть включил, ну, сколько же мучить людей. Ну, поживился один раз на этом дворе, ну и довольно. Из - за его наглого вмешательства в их жизнь, они даже Новый год отпраздновали кое как, в общем, не по-людски.
Зима всё ещё лютовала, но уже заканчивался январь. Метели притихли и, только морозы трещали так, что казалось, брёвна избушки сейчас лопнут и, люди останутся на улице, посреди зимы. Печка топилась целыми днями напролёт и, отец жалел только об одном, что он не купил обогреватель. Электричества хватило бы, чтобы и ночью им не замерзать. Ну да, чего не было, того не было. Они взрослые люди, могут одеться, потеплей. Это ведь ребёнку не докажешь, что к чему, а они понятливые.
Стоял ясный, погожий денёк. Уже начались первые дни февраля – метельщика и, вроде им присуще хмуриться, да заметать. А тут, как на заказ, день выдался просто золотой. Снег на солнце искрится, режет глаза прямо. Отец и дочь не собирались в этот день никуда. Андрей проверял и смазывал лыжи, ружья. Это, ведь такие вещи, что должны быть всегда в отличном состоянии, иначе человек может пострадать. Это же тайга, а не курорт. Она не любит расхлябанности.
Их любимцы попросились на улицу и, где - то заливаясь далеко, слышно было Бари. А, Храбрец, небось, лазил по деревьям, в поиске лёгкой добычи, или же, катался на Бари; и, тот терпеливо выполнял, роль скакуна.
Глава 37
Время шло, а их всё не было. Загулялись наши гулёны, обрадовались, что хозяин тайги перестал нас беспокоить, - говорил отец Любаше, протягивая ей карабин.
Ты дочка, наверное, заряди сразу эту машинку, пообедаем и сходим прогуляться. А, то сиднем сидим в доме, так и недолго просидеть зиму. А, потом жди снега целый год. И он, весело сверкая глазами, засмеялся. Звонко так, хорошо. Показывая крепкие, белые, молодые ещё зубы. Он прямо хохотал, как мальчишка. Любаша, зарядив карабин, тоже присоединилась к нему и, когда в дверь заскреблись, отец, не переставая хохотать, поспешил открыть. А, вот и вы гуляки явились! Гульба – гульбой, а обедать хочется вовремя, да? И, он открыл дверь на себя.
Что произошло потом, Люба хорошо не помнит. Отчаянный крик отца. Страшный и грозный рёв медведя. Её выстрел, потом ещё и ещё. Она не помнит, сколько этих выстрелов было. Когда она опомнилась, увидела в дверях, на полу отца, залитого кровью, рядом огромного медведя. Он так и остался стоять, опираясь на косяк двери. Но, глаза говорили, что он мёртв. По снегу бежали Бари и Храбрец. Бари яростно рычал, скалился и хватал зверя за лапу.
А, Любаше было всё, безразлично. Её одолело какое - то оцепенение. Она была словно под гипнозом. Ей было страшно прийти в себя, а, вдруг отец не живой и, она останется одна. Одна! Совсем, совсем одна, посреди вселенной! Секунды это продолжалось, а может часы, она не помнит.
Но, вот ступор прошёл, и она кинулась к отцу. Он был жив, но лицо и грудь напоминали месиво из кровавых лоскутов. Лица не было совсем, как будто ему с него сняли всю кожу, только лохмотья и сгустки крови. В груди у него что - то булькало, хрипело. Кровь вылетала брызгами из того места, где должен был быть рот. Люба быстро и умело перетянула ему грудь, увязав всё простынёй. На место лица наложила мази, прикрыв всё марлей. Пока были силы от стресса, ей удалось, поднять и уложить отца на кровать.
Сердце её заходилось от боли, страха, отчаяния, но страдать ей было некогда. Её ещё ждала туша убийцы. Зиме ещё не видно конца, а, у неё на руках умирающий отец. Так, что, теперь не до охоты. А, мясо им нужно, да и шкура превосходная и, прямо у порога. А жир, это и лекарство, и свет, и смазка для лыж, так, что уж тут кочевряжиться. Нужно браться за дело. И она со знанием дела сняла шкуру, разделала мясо, отнеся его в ледник. Все остатки она закопала глубоко в снег, хорошенько утрамбовав. Своих питомцев тоже нужно кормить чем - то, а так, набегут нахлебники; да ещё и волков не дай бог принесёт нелёгкая. Получится, из огня да в полымя. А, так и овцы целы, и волки сыты. Просто нужно потрудиться, как следует, ну, да это она умела.
Время от времени, она наклонялась над отцом, но там, ни каких изменений не наблюдалось. Всё также в груди хрипело и булькало. От тела шёл нестерпимый жар так, что казалось, печку сегодня можно не топить. Но, она затопила её снова, грела воду, кипятила бинты и марлю. Промывала и прочищала раны. Слёзы лились из её глаз, смешивались с кровью её папки, выжимались ею из бинтов и, снова солили их. Но она, ничего этого не замечала.
Глава 38
Папка, папочка! Родненький мой! Ну, выживи ты, пожалуйста! Прошу тебя, умоляю тебя! Борись, миленький мой! Я помогу тебе, ты, только не сдавайся, - шептала она. Ведь, ты же крепкий у меня, ты выдюжишь, папочка. Ну, ты же не можешь, вот так оставить меня здесь одну. Ты просто не имеешь права. Я слишком молода и слаба для этого, ведь я всего на всего девчонка, а лес так могуч и страшен. Папка, прошу тебя, умоляю, не уходи от меня! Пожалей свою девочку, ведь я пропаду здесь одна. Борись, пожалуйста, родненький мой! Я буду помогать тебе, ты только борись, - шептала Любаша, а иногда кричала в голос.
А, папка её не слышал ничего и был далеко- далеко от неё. Слишком крупный был зверь, слишком длинные были его когти, что разорвали его нутро напрочь. И, произошло это, так неожиданно. Приготовься Андрей, или почувствуй, что - то неладное, он бы уж не попал, как кур в о щип. Он бы сумел постоять за себя. Но, не всегда получается так, как мы этого хотим.
Что, только не предпринимала Любаша, чтобы помочь своему папке. Она ночи не спала, она не отходила от него ни на шаг, варила новые мази, делала примочки, отвары, настойки. Улучшения не наступало, температура не спадала и часто он бредил. Рвался куда - то бежать, кричал, плакал.
Страшнее всего было, когда он разговаривал со своей Улечкой. Она, будто звала его к себе, и он бежал, бежал к ней. Торопился и, рвал на себе бинты и повязки; и просил её не уходить от него и подождать.
А, потом бессильно замолкал и кровь, снова била фонтаном из оголённых ран. Любаша была уверена, что это конец, хоть и не хотелось ей в это верить. И, она тоже в бессилии падала рядом с отцом и кричала в голос, чтобы не свихнуться от бессилия и страха, отчаяния и боли за родного человека.
А, тут ещё Бари, выводил её из себя. Как будто по расписанию, утром, в обед и вечером, он начинал выть. Опустив голову в землю, он выводил свои рулады, от которых у Любы волосы поднимались и начинали, какой – то танец; мурашки бежали по телу, а сердцу, хотелось просто остановиться. Иначе, не было сил всё это терпеть.
Девушка и просила его, и ругала, а однажды, хотела, даже поколотить. Но он, не смотря ни на что, принимался за своё. Они с Храбрецом уже не уходили гулять, о чём девушка очень сожалела. Да, шли бы вы уже в лес и, там упражнялись в своих способностях, - в сердцах выговаривала она друзьям. А, вот так, дома, ей было просто невмоготу. Но, её питомцы не хотели в лес, они целыми днями лежали, или же, подходили к кровати Андрея и, нюхая его, уходили понуро, снова на свои места.
Неужели конец! – думала Люба. Я, ведь всё предприняла, ничего не упустила. Я, так старалась. Неужели Бари чувствует, что мы с папкой не победим её, костлявую? Неужели она опять пришла в наш дом и мы, бессильны, против неё? Нет! Нет! Она, будет придумывать ещё, что нибудь новенькое, раз это всё не помогает.
А, ведь она всё делает, как учил её папка. Поит его отварами, смазывает раны всевозможными мазями, каких у них в избытке. Она пропитывает бинты настойками и притирками. Неужели же, всё напрасно? Неужели, он порвал ему всё внутри? Конечно, если так, если задеты внутренние органы, то она тут бессильна.
Это факт. Нужна операция. Но куда? Где? Кто сможет помочь ей здесь, на сотни километров, вдали от людей? Но, она, всё равно будет бороться, за жизнь своего папочки. Она должна спасти его, чтобы это не стоило ей. Ведь, этот человек дал ей жизнь, вырастил, оберегал её, лелеял, как самое дорогое, что у него было. Носил на руках, учил её жизни. Привил доброту ко всему живому, чуткость, радость к жизни.
Глава 39
Он научил её, понимать мать – природу. Она знала, что несёт с собой, тот или иной ветер. Почему мох растёт, только с одной стороны дерева. Как найти дорогу в глухом лесу, без компаса, развести костёр в пургу, или ливень. Не пропасть без воды и пищи несколько дней.
Да, чему только не учил её папка? Неужели же, он умрет, и она останется, совсем - совсем одна здесь? Ну и, что, что, у неё есть её друзья? Это, совсем не то. Они только животные и всё, а ей нужен рядом человек. Родной, близкий, добрый, ласковый. У неё, есть баба и дед, но они за тысячи километров от неё. До них, ведь ещё добраться нужно из этой глуши. Нет, она будет, будет бороться с его болезнью и, всё ещё думается, получится, как надо.
Ну, что она сделала в жизни такого страшного, что бог наказывает её такими испытаниями? Она и молилась, и плакала, и чуть – чуть не срывалась до проклятий. Но, боясь, ещё больше навредить папке своему, снова просила у бога сил и терпения себе, а папке здоровья. На данный момент, только выжить. Пусть выживет только, а там, всё само собой причтётся.
Но, как – то утром, после того, как она нечаянно задремала, ещё не открыв глаз, она поняла всё и закричала, забилась в рыданиях. И, Бари вторил ей, подвывая и, от этого было ещё страшней.
Потом, она взяла себя в руки. Обмыла тело отца, одела во всё чистое. Вырубила в дровянике яму и, похоронила в ней, самого родного человека, что оставался с ней рядом на данный момент. Зажгла свечу, окропила могилку святой водой, соорудила примитивный крест. Наломала веточек хвои и поставила этот пучок в изголовье. Из молитв, она знала, только Отче наш, её она выучила у бабушки с дедушкой. Мы, ведь христиане, крещёные люди. Нужно знать, хотя бы одну, но самую главную молитву. Отец наш небесный, всё видит, всё знает, - сказала бабушка. В самый ответственный момент, читай её. Вот этот момент и настал, - поняла Люба.
Кто планирует нашу жизнь и, чему придерживается он, когда посылает нам испытания? Чтобы мы упали духом и сразу же сломались? Или, наоборот, становились сильнее и сопротивлялись? Кто он, этот смотрящий над миром? Чем он руководствуется, когда преподносит нам всё это? Если он болеет за меня, почему посылает такую боль, от которой, плавится мозг, да и, разве ему не жалко, что я страдаю?
Если он бездушный и жестокий, как он может управлять судьбами миллионов сердец? Зачем ему эта боль, эти страдания? Разве он получает от этого удовлетворение? Да и, любящий тебя, не сможет видеть, как ты страдаешь. Это ещё больнее, наблюдать, чем, когда сам человек страдает, а ты не можешь ни чем помочь. Так, как же понять этого творца? К чему все эти издевательства? Чтобы прожить жизнь в муках? Но, эта девочка ничего не сделала такого, чтобы её наказывать. Так, почему же у неё отняли всех, кто был дорог ей и, кому дороже всего на свете, была она? Это дилемма, которую трудно понять до конца.
Но, как бы то ни было, а Любочка осталась одна в глуши девственной тайги. Семнадцать лет. Это много и мало, скажем мы; но, это, только начало пути, а путь этот может быть очень и очень долгим. Она не одинока на этой земле, у неё есть родные ей люди, но до них тысячи километров пути. К тому же, на дворе зима. А, зима в тайге, это не просто зима, это много миллионов тонн снега, это бездорожье. И, молоденькая девочка, без средств передвижения. Что у неё было под рукой, так это, лыжи. Но, далеко ли ты уйдёшь на них, да ещё, если рядом никого нет, кто бы смог поддержать, если вдруг, что случится. А, идти, не день, и не два.
Папка был рядом с ней. Он, конечно же, не мог помочь ей ничем, как и не мог посоветовать, но он научил её всему заранее, что знал сам. Чем владел и в чём имел навык и опыт. И, что самое главное, он успел научить её всему этому, будто предвидел свою скорую кончину, хотя был ещё так молод и силён. Думал о дальнейшей жизни, планировал о внуках, о счастливой старости. Но, этому ничему не суждено было сбыться. Он ушёл вслед за своей любимой супругой, чтобы не было ей там скучно одной. А, как же девочка их, теперь будет выживать в этом мире? Неужели, действительно, кому то это нужно, чтобы человек прошёл все круги ада, прежде чем стать счастливым.
Глава 40
Действительно, Андрей научил свою дочку всему, что знал сам. Да, это и не хитро было, ведь она схватывала всё на лету, будто зная наперёд, что советы ей давать, будет скоро некому.
И дни потянулись своей чередой. Всего у неё было в достатке. Здоровье у неё полностью восстановилось и, когда наступила настоящая весна, она умудрилась, даже вскопать клочок земли и посадить несколько вёдер картошки. В палисаднике она посеяла семена цветов и они, вскорости стали радовать её своим буйным цветением. Птицы развлекали её своим пением, звери учили жизни в лесу. Часто она наблюдала за их жизнью, когда они даже не догадывались об этом.
К примеру, вот Лизавета со своим выводком. С приходом тепла малыши вылезают из своей норы на свет. Мать постоянно рядом и, стоит ей подать знак опасности, вся мелочь пузатая, как горох из разорванного мешка, сыплется обратно в нору. Смешно кувыркаясь и, расставив не совсем окрепшие лапы, падает. От чего вымазываются в земле и, тогда уж они, совсем похожи на человеческих детей, измазанных в грязи, во время игр.
Любочка с удовольствием наблюдает за этой их игрой. Она вспоминала своё детство, и ей хотелось рыдать, кричать от того, что всё у неё самой, потеряно навсегда. Но, она сдерживала себя. Они не виноваты ни в чём, что случилось у неё самой. Пусть, хоть у кого – то будет всё хорошо. Она была настоящее дитя леса. Этому её научил, её папка.
Ещё в лесу лето, а она уже заготавливает дрова, чинит лыжи, проверяет крепость крыши, стен. Чистит дымоходы, штукатурит печку. Ловит и сушит рыбу, потом пойдут ягоды, грибы. Зима не неделька, ей много всего нужно, хоть ты и один едок. А, ведь у неё же ещё друзья - товарищи. Набегаются по лесу и уплетают всё за милую душу, что ни поставит перед ними хозяйка.
Электричества ей хватает для плитки, чтобы приготовить еду. Телевизор исправно работает, хотя его некогда и смотреть – то. За день она так уставала, что, иногда не раздеваясь, валилась на постель и моментально засыпала.
А, лето набирало силу и царствовало во всей красе. Лес звенел, дышал, манил к себе. Воздух искрился чистотой. Дух стоял такой, что казалось, ты опьянён, или одурманен чем – то. Любуйся окружающей тебя красотой, цени всё это, если ты умеешь, конечно. Хорошо бы, если рядом с тобой был бы кто – то, кто разделил бы всю эту прелесть. Но, что делать, если никого нет, и не предвидится. Нужно, как - то привыкать.
Да Люба, уже ко многому привыкла, но одиночество, всё равно доставало до печёнок. Хотя, скучать очень, ей не давали её бессменные друзья, Бари и Храбрец. Они, будто чувствовали, когда их хозяйке, особенно плохо и старались изо всех сил. Они дурачились между собой, незаметно вовлекая в игру и Любашу. И, вот уже, она сама того не замечая, играет с ними, будто со своими сверстниками.
Ну, а уж когда совсем не было сил и хотелось выть на весь лес и царапать стволы деревьев, в такие минуты, она шла, конечно же, к папке своему. Выговаривалась и ей становилось легче. А, говорят:
От всякой беды, есть два лекарства — время и молчание. Нет, иногда лучше выплеснуть, всё, что накопилось, что разрывает всё внутри, а иначе, нет сил жить. ( продолжение следует)